Cliver F
15.09.2010, 16:31
Почему ученому более стыдно отрицать Бога, чем принимать его?
Юрий Ижевчанин
Философское эссе
Прежде всего, я должен сказать, что это эссе не является попыткой какого-то катехизаторства или миссионерства. До многих вещей человек должен дойти сам. Но в гаме оболванивающей и громогласной пропаганды «свободомыслящих» и столь же громогласных и примитивных зачастую выступлений приверженцев конкретных религий хотелось бы показать нечто, что в значительной степени не зависит ни от того, ни от другого.
В тот момент, когда перелом начал совершаться, я был кандидатом наук с обычным для ученого мировоззрением человека, высокомерно (хотя и не очень; все-таки IQ у меня слишком высок для того, чтобы не понимать, что и другие могут не ошибаться) отвергавшего Бога. Я теперь вижу первую логическую ошибку свою в том, что я, как и многие по обе стороны дурацких баррикад, отождествлял Бога с боженькой. Вот то, что в боженьку я не верю, я с полным спокойствием могу сказать и теперь, в некотором смысле на пороге смерти. Более того, я считаю веру в боженьку до некоторой степени оскорблением Бога, если только столь низкое существо, как человек, может его оскорбить.
Внимание! Я намеренно употребил уничижительный эпитет по отношению к человеку. Если Вы не понимаете, что человек по своей природе ограничен и склонны тешить себя сладенькими сказочками про всесилие человеческого разума и прогресса, дальше можете не читать. А если хоть чуть-чуть сомневаетесь в этом «всесилии», для чего достаточно оглянуться вокруг, то можно говорить с Вами и дальше.
Возвращаемся к истории. В этот момент я был также на пороге двух из важнейших открытий моей жизни и кардинальной смены образа и сферы деятельности. Первое из них, сформулированное впервые четко Н. В. Б. из Новосибирска (который, кстати, и был, и остался настоящим и радикальным атеистом, и наши дружеские дискуссии с ним всегда доставляли обеим сторонам громадное удовольствие): человек в жизни имеет дело с неформализуемыми понятиями, но все время пытается их формализовать. Он их формализует, а они выскальзывают из рамок формализмов, и так все время. Мне посчастливилось этот набросок развить до серьезной теории, которая заодно дала общий взгляд на то, как использовать лучшие стороны русского негативного мышления в важных прикладных задачах.
Второе открытие связано с тем, что логики тех, кто ориентирован на истину (аристотелева логика), на действия и время (логика обычного программиста), на деньги (логика обывателя) и на душу расходятся друг с другом непримиримо и с самого начала. Вернее, в тот момент мне посчастливилось понять важнейший факт, который после развился до осознания этого непримиримого конфликта: если мы интересуемся не просто построением, а его выполнимостью за конечное время, то закон «А есть А» отрицается. Это я назвал принципом исключенного застоя. В самом деле, Вы живы, но вечно Вы живым быть не сможете.
Конечно, если отрицать душу и Бога, то остается лишь кричать о святости человеческой жизни, защищать право на жизнь подонков и серийных убийц потому, что ты сам дрожишь как последняя жалкая тварь, едва допустив мысль о смерти. Но мне милее принцип самурая: в жизни есть два важнейших события: рождение и смерть. От самого человека зависит лишь второе, и поэтому лучший способ достойно прожить жизнь: готовность к смерти с честью. Но не все атеисты столь низки, как нынешнее большинство общества. Рассел не дрожал, как жалкий червь. И Н. В. Б. тоже не дрожит. Так что это столь же нечестный способ критики атеизма, как критиковать религию, основываясь на воззрениях околоцерковной бабки или фанатика-ваххабита. И то, и другое в низких и крайних проявлениях мерзко, гадко и страшно.
В ходе исключительно напряженных поисков мне удалось несколько раз прорваться к состоянию, которое очень хорошо описал Лао-цзы: «Говорящий — не знает, знающий — не скажет». Такое состояние в Европе называлось озарением или единением с Богом, на Востоке — огнем Самадхи или просветлением в дзэн. После этого я окончательно понял, насколько более высокие сферы, чем обычный рассудок, доступны человеку, и насколько тяжело к ним прикоснуться. И еще мне стало ясно, что в экстазе труднейшего достижения и радости от него люди совершали громадную ошибку, превращая неабсолютную сущность, к которой они прорвались, в абсолютно высший идеал.
Но вернемся к жизни. Поиски подготавливали душу и разум, а подтолкнула их житейская история. Некий член-корреспондент имел глупость (да, наверно, глупость была с обеих сторон, как сейчас я вижу по прошествии многих лет) поссориться с кандидатишкой, который, вдобавок, формально был в его непрямом подчинении. Получая при каждом наезде позор и неудачу, он на глазах терял человеческий облик и деградировал морально. В некоторый момент дурацких конфликтов я начал искренне жалеть своего гонителя, поскольку видел, что он на самом деле очень умный и морально отнюдь не худший человек. После этого процесс деградации убыстрился и усилился. Я ужаснулся: ведь вроде бы я с ним поступаю по высшим моральным нормам Евангелия (высокий моральный уровень заповедей Христа не отрицают и умные атеисты тоже). А результат оказывается страшным. У меня был знакомый неглупый священник, я его спросил, в чем дело, и получил ответ, который просто оттолкнул меня:
«Сын мой, думай о своей душе, спасай ее. А он пусть спасает свою».
В этот момент мне посчастливилось поговорить с исключительно умным и ищущим человеком (ныне он мертв, и поэтому я могу его назвать: Юлий Анатольевич Шрейдер; в дальнейшем называемые явно люди уже заслуживают светлой памяти). Насколько он серьезно относился к духовным вопросам, видно из того, что, будучи евреем по национальности, он стал католиком, поскольку дух еврейства его не удовлетворял. Тот дал мне простое и понятное объяснение и дельный практический совет. Этот человек уже был во власти беса. Но, поскольку он не пытался выйти из этой власти, бес вел себя спокойно, давая ему удерживаться на стандартном уровне подлости. Когда же бес столкнулся с тем, что против него стали вести себя по Евангелию, он начал беситься и увлекать душу несчастного вниз. Шрейдер посоветовал мне читать перед каждой встречей с этим человеком молитву об отгнании бесов. Я посмотрел текст этой молитвы, он показался уже тогда мне исключительно светлым и разумным, и я воспользовался советом Ю. А. Процесс моральной деградации остановился. Молитва же (если удается ее вовремя и всей душой произнести) и до сих пор приносит мне практическую пользу, в частности, против агентов сетевого маркетинга, льстецов и обольстител(ей)(ьниц).
Позднее я нашел, что встретившийся мне эффект евреи знали задолго до Христа. Екклезиаст пишет: «Прощай своих врагов и молись за них, ибо тем самым ты выльешь им расплавленного свинца на голову».
Этот случай уберег меня и от еще одной опасности: основываясь на низком уровне и непривлекательном моральном облике некоторых представителей конкретной религии, отвергать ее целиком. Отвергая обычаи, ты попадаешь во власть предрассудков. Обычаи по крайней мере отлаживались веками. А предрассудки ты обычно нахватаешь самые дикие и мерзкие, вплоть до того, что легко попадешь во власть тоталитарной секты (все равно, религиозной или атеистической).
Следующим этапом были мировоззренческие дискуссии с академиком Андреем Петровичем Ершовым. Этот человек вел себя как стоик в Римской империи. Он навел меня на стихотворение Киплинга If, которое я с той поры всегда держу у себя поблизости, но не на виду. Он подтвердил то, до чего я уже начал доходить своими муками и умом: наука на высшем уровне приводит к Богу. Правда, еще раз оговариваюсь: не к боженьке! Он же дал мне книгу Любищева «Линии Платона и Демокрита», которая тогда ходила в Самиздате. В этой книге я прочел многие вещи, идущие вразрез с накопившимися у меня (и вообще у образованщины) предрассудками. Например, за что на самом деле судили Джордано Бруно и Галилея… Естественно, я перепроверил Любищева и убедился, насколько грубо нас оболванивают те, кто борется против иезуитизма иезуитскими методами. Если бы Бруно победил, он сжег бы больше людей, чем его судьи. А Галилей настаивал прежде всего на абсолютной истинности того, что он утверждал, хотя он делал порой грубейшие ошибки. За ошибки в него камень бросать нельзя, он первопроходец, а первопроходцы всегда наряду с великими прозрениями несут и грубые ошибки (беда лишь в том, что их апостолы превращают в идолов именно ошибки своих кумиров; поэтому я предпочитаю читать первоисточники, а не популярные изложения). Но и инквизиторы Галилея камнями не побили: они присудили его к домашнему аресту, где он спокойно написал еще одну книгу.
В качестве баланса я стал искать атеистические высокоуровневые работы подобной же силы. Рассел меня разочаровал: видно, что на всех принципиальных вопросах он убегает в кусты. Ницше очаровал сначала, и до сих пор я считаю, что он зло, но четко, сформулировал неизбежные следствия из атеизма, который должен вывести умный человек, сознательно встав на эту точку зрения. Как ни странно, лучше всего защищал атеизм религиозный философ Кьеркегор (или Киркегор, в другой транскрипции). Его религиозная философия, основанная на том, что человек обречен на свободный выбор, легко превращается в атеистическую. Но мне стало ясно, что передо мной стоит проблема свободного выбора, и я должен решить ее сам, не прислушиваясь к мнениям толпы. Поскольку стоицизм в этот момент виделся мне как лучший способ противостоять бушующему вокруг разложению, я выбрал Бога.
Следующий момент связан уже с отношением к конкретным религиям. Сделав свой выбор, я посмотрел, как же видят Бога разные религии. Православная точка зрения связана у меня с именами великого катехизатора нашего поколения (ныне его радикальные и узколобые православные попы чуть не в еретики зачислили) отца Александра Меня и владыки Гедеона. В книгах Меня я прочитал систематическое сравнение православия с другими религиями и понял, что православие не хуже. А поскольку без полной внутренней убежденности отрекаться от веры своих отцов подло, внешне я остаюсь православным и стараюсь свои воззрения формулировать так, чтобы православию не противоречить.
Владыко Гедеон четко показал мне, что христианство это прежде всего отрицание. Отказ от поклонения всему, что ниже Бога. Если человек отказывается поклоняться Богу, он немедленно воздвигает себе идола (например, собственный убогий разум, собственную жалкую жизнь или собственную левую ногу, которую обычно называют «святая свобода»). С этим я полностью согласился. Исключения есть (я уже их упоминал), но их очень мало. Среди живых людей я знаю всего двух таких. И с обоими мы разговариваем с полным взаимным уважением.
Для людей более потребительского склада, не желающих мучить себя тяжелыми и в большинстве случаев неудачными поисками (да и после удачи порою хватаешься за голову: что же я вытащил на свет Божий! И как это используют!), я очень рекомендую детективные рассказы Г. К. Честертона о патере Брауне. В них он доказывает, что настоящая религия борется с суевериями и предрассудками исключительно беспощадно и помогает держать голову ясной и дух крепким в любых обстоятельствах.
Дальше пошли уже собственные размышления и решения. Проанализировав отношение ведущих мировых религий к провокационному, но исключительно глубокому вопросу Аверроэса: «Подчиняется ли Бог законам логики?» Анализ заставил меня окончательно сделать мягкий выбор в пользу христианства. Мусульмане четко и недвусмысленно отвечают, что говорить, что Аллах подчиняется чему-то — оскорбление Аллаха. Евреи отождествляют Бога с законом. Христиане говорят, что Бог, как Царь Небесный, подчиняется тем законам, которые сам установил. Таким образом, с точки зрения древних греков, Мусульмане рассматривают Аллаха как тирана (о Боже! Те, кто привыкли судить по ключевым словам, обвинят меня в его оскорблении! Тиран — термин, обозначающий единоличного правителя, правящего согласно своей собственной воле. Тиран не обязан быть угнетателем или подонком, в истории были примеры исключительно умных и полезных тиранов, например, Наполеон. Для тех, кто собирается на меня накинуться, сообщу, что этот вопрос обсуждался с мусульманскими священнослужителями, и они пришли к выводу, что у меня достаточно правильное представление об Аллахе). Евреи — как Первосвященника. Христиане — как монарха.
Далее, вопрос «Докажите мне существование Бога» просто абсурден. Наши строгие теории всегда неполны и не могут ни доказать, ни опровергнуть многого. Это надо бы знать, и не требовать невозможного. Более того, довериться строгому доказательству в конкретной сложной прикладной ситуации чаще всего оказывается быть виртуозно одураченным (смотри замечание о неформализуемости). Разум всегда надо проверять интуицией, интуицию — разумом. Другое дело, что законен вопрос, как Вы понимаете Бога. Известно, что в православии считается наиболее адекватным Богу отрицательное богословие: мы можем сказать, чем он не является, но не можем сказать, чем он является. Если отбросить эмоциональные комментарии, то есть всего два определения Бога, частично подходящих для рационально мыслящего человека. Одно из них дано в Евангелии. «Бог есть Истина». Второе — Спинозой: «Бог — субстанция с бесконечным числом бесконечно совершенных атрибутов». Из первого определения следует, что Истина человеку недоступна, ему доступны лишь ее конкретные реализации, и болтать об истинности научного знания просто стыдно. Замечательно, насколько это согласуется с результатами новейшей логики. Наука, таким образом, инструмент квалифицированного сомнения. Чаще всего, например, лучший способ найти доказательство доказуемого утверждения: честно пытаться его опровергнуть и в конце концов понять, что из опровержения ничего не вышло.
Спиноза же строго обосновал, что Бога можно любить лишь познавательной любовью, а восхвалять его просто абсурдно. Читая места из Библии, где описываются херувимы, стоящие у престола божьего (в данном случае просто рука не поворачивается написать это слово с большой буквы) и непрерывно восхваляющие бога, рационально мыслящий человек представляет себе в лучшем случае толпу льстецов у кабинета высокого начальника, а в худшем — свору собак, непрерывно лижущих ноги хозяина. Конечно же, такие картинки многих отвращали от Бога.
Но, читая писания якобы «атеистов», получаешь столь же гадкое впечатление: люди все пытаются объяснить, исходя из вульгаризированных и примитивизированных существующих моделей мира, игнорируя их неполноту и, самое главное, принципиальную неточность. Жалкое впечатление производят даже лучшие из таких рассуждений, скажем, попытки Хокинга расписать рождение Вселенной исходя из общей теории относительности, которая до сих пор обладает достаточно низким статусом верифицированности и, главное, неизвестно, действует ли она в экстремальных условиях даже черной дыры, не говоря уже о начале Вселенной. Чтобы увидеть, что получается, когда физик лезет со своими представлениями туда, где они не годятся, достаточно посмотреть «научный бестселлер» Р. Пенроуза «Новый ум короля». Студенты-информатики, получившие хорошие навыки системного и логического анализа и представляющие положение дел в своей области, смеются над ним.
Таким образом, остается проблема безжалостного нравственного и интеллектуального выбора, четко поставленная Кьеркегором. Ты можешь утверждать, что ты атеист, лишь если готов взять на себя все отрицательные последствия своего решения. Точно так же и наоборот. Остается лишь проанализировать эффекты одного из двух альтернативных решений, заранее понимая, что однозначного ответа все равно не получить.
Если ты решил воспользоваться достижениями давно существующей настоящей религии, то ты получаешь в наследство множество полезных ритуалов и гарантированно безвредных, а зачастую и эффективных (смотри пример с отгнанием бесов). Если же нет, остается либо пытаться пользоваться бессистемными и зачастую дурацкими предрассудками окружающего общества, либо искать все самому и самому строить цельную систему. Просто отрицать не поможет, поскольку негативизм — одна из форм конформизма. Взвесьте свои силы и подумайте, хватит ли их у вас, чтобы взвалить на себя еще и такую непомерную тяжесть. Видимо, поэтому все известные мне настоящие атеисты великолепно справлялись с деструктивной ролью (которая тоже необходима), но полностью терялись при переходе к чему-то более конструктивному. Как понятный для гуманитариев пример, смотри опять-таки Ницше или Б. Рассела.
Таким образом, ученый, отвергающий Бога, как правило, не желает представить себе последствий такого отвержения. Ученый, не желающий видеть последствий своих выводов — жалкое и постыдное существо. Ученый, признающий Бога, тем самым выражает готовность воспользоваться накопленным богатством, а не пытаться все делать с самого начала. Чего стоит, например, одна молитва Иоанна Златоуста о мудрости, которую нужно было бы повторять всем ученым перед началом трудного исследования или перед принятием трудного решения. Все слова в ней на месте (Златоуст-то был во всяком случае не глупее нас с вами).
Закончу примером из одной из своих профессиональных областей. Любой информатик понимает, что от людей, которые хотят создать сложную систему без инструментальных средств, написав все на С++, нужно бежать как от огня, поскольку это самоуверенные недоучки. Исключения, конечно, бывают, но это столь же единичные экземпляры, как и настоящие атеисты.
Несколько замечаний на соседние темы
Как ни странно, очень многое дал мне Макиавелли. Прочитав его и материалы о его жизни, я понял, что и здесь общепринятое мнение нас дурачит. Макиавелли в жизни был весьма честным и приличным человеком. Он вовсе не дает апологию аморального правителя, а беспощадно показывает (особенно это видно, если сравнивать его Государя, Республику и Историю Флоренции), в каких случаях каким народам нужно какое правление. Например, Римская Республика прекрасно работала, пока римляне были объединены единой большой целью и единым кодексом моральных норм. После этого весь мир стало трясти и тошнить при каждой предвыборной кампании в Риме. Сравни с нынешней ситуацией в мире. Римляне оказались и здесь людьми здравомыслящими, водворилась империя. На пару столетий весь европейский мир вздохнул облегченно. Венецианцы же вместо бессмысленной борьбы с коррупцией в аморальном и коррумпированном городе выстроили систему управления, основанную на предположении, что каждый отдельный гражданин коррумпирован и аморален. И эта система оказалась настолько устойчивой, что Венеция простояла тысячу лет, пока не пришел генерал Бонапарт, что уже было неодолимой силой. Италия же в целом во времена Макиавелли заслуживала именно Цезаря Борджиа, которого, кстати, наоборот, расхожие писания превратили в демона во плоти, чего он столь же не заслуживал, как Бруно ореол святого мученика.
И, наконец, закончу не очень серьезно. В романе «Прелюдия: Империя» и в незаконченном пока что произведении «Красное солнце» даются две противоположные реализации моих философских принципов для разных людей и разных ресурсов. Кстати, можете посмотреть диалог Толтиссы с Дьяволом в романе: Дьявол там ни одного слова лжи не произносит.
(C) Юрий Ижевчанин
Юрий Ижевчанин
Философское эссе
Прежде всего, я должен сказать, что это эссе не является попыткой какого-то катехизаторства или миссионерства. До многих вещей человек должен дойти сам. Но в гаме оболванивающей и громогласной пропаганды «свободомыслящих» и столь же громогласных и примитивных зачастую выступлений приверженцев конкретных религий хотелось бы показать нечто, что в значительной степени не зависит ни от того, ни от другого.
В тот момент, когда перелом начал совершаться, я был кандидатом наук с обычным для ученого мировоззрением человека, высокомерно (хотя и не очень; все-таки IQ у меня слишком высок для того, чтобы не понимать, что и другие могут не ошибаться) отвергавшего Бога. Я теперь вижу первую логическую ошибку свою в том, что я, как и многие по обе стороны дурацких баррикад, отождествлял Бога с боженькой. Вот то, что в боженьку я не верю, я с полным спокойствием могу сказать и теперь, в некотором смысле на пороге смерти. Более того, я считаю веру в боженьку до некоторой степени оскорблением Бога, если только столь низкое существо, как человек, может его оскорбить.
Внимание! Я намеренно употребил уничижительный эпитет по отношению к человеку. Если Вы не понимаете, что человек по своей природе ограничен и склонны тешить себя сладенькими сказочками про всесилие человеческого разума и прогресса, дальше можете не читать. А если хоть чуть-чуть сомневаетесь в этом «всесилии», для чего достаточно оглянуться вокруг, то можно говорить с Вами и дальше.
Возвращаемся к истории. В этот момент я был также на пороге двух из важнейших открытий моей жизни и кардинальной смены образа и сферы деятельности. Первое из них, сформулированное впервые четко Н. В. Б. из Новосибирска (который, кстати, и был, и остался настоящим и радикальным атеистом, и наши дружеские дискуссии с ним всегда доставляли обеим сторонам громадное удовольствие): человек в жизни имеет дело с неформализуемыми понятиями, но все время пытается их формализовать. Он их формализует, а они выскальзывают из рамок формализмов, и так все время. Мне посчастливилось этот набросок развить до серьезной теории, которая заодно дала общий взгляд на то, как использовать лучшие стороны русского негативного мышления в важных прикладных задачах.
Второе открытие связано с тем, что логики тех, кто ориентирован на истину (аристотелева логика), на действия и время (логика обычного программиста), на деньги (логика обывателя) и на душу расходятся друг с другом непримиримо и с самого начала. Вернее, в тот момент мне посчастливилось понять важнейший факт, который после развился до осознания этого непримиримого конфликта: если мы интересуемся не просто построением, а его выполнимостью за конечное время, то закон «А есть А» отрицается. Это я назвал принципом исключенного застоя. В самом деле, Вы живы, но вечно Вы живым быть не сможете.
Конечно, если отрицать душу и Бога, то остается лишь кричать о святости человеческой жизни, защищать право на жизнь подонков и серийных убийц потому, что ты сам дрожишь как последняя жалкая тварь, едва допустив мысль о смерти. Но мне милее принцип самурая: в жизни есть два важнейших события: рождение и смерть. От самого человека зависит лишь второе, и поэтому лучший способ достойно прожить жизнь: готовность к смерти с честью. Но не все атеисты столь низки, как нынешнее большинство общества. Рассел не дрожал, как жалкий червь. И Н. В. Б. тоже не дрожит. Так что это столь же нечестный способ критики атеизма, как критиковать религию, основываясь на воззрениях околоцерковной бабки или фанатика-ваххабита. И то, и другое в низких и крайних проявлениях мерзко, гадко и страшно.
В ходе исключительно напряженных поисков мне удалось несколько раз прорваться к состоянию, которое очень хорошо описал Лао-цзы: «Говорящий — не знает, знающий — не скажет». Такое состояние в Европе называлось озарением или единением с Богом, на Востоке — огнем Самадхи или просветлением в дзэн. После этого я окончательно понял, насколько более высокие сферы, чем обычный рассудок, доступны человеку, и насколько тяжело к ним прикоснуться. И еще мне стало ясно, что в экстазе труднейшего достижения и радости от него люди совершали громадную ошибку, превращая неабсолютную сущность, к которой они прорвались, в абсолютно высший идеал.
Но вернемся к жизни. Поиски подготавливали душу и разум, а подтолкнула их житейская история. Некий член-корреспондент имел глупость (да, наверно, глупость была с обеих сторон, как сейчас я вижу по прошествии многих лет) поссориться с кандидатишкой, который, вдобавок, формально был в его непрямом подчинении. Получая при каждом наезде позор и неудачу, он на глазах терял человеческий облик и деградировал морально. В некоторый момент дурацких конфликтов я начал искренне жалеть своего гонителя, поскольку видел, что он на самом деле очень умный и морально отнюдь не худший человек. После этого процесс деградации убыстрился и усилился. Я ужаснулся: ведь вроде бы я с ним поступаю по высшим моральным нормам Евангелия (высокий моральный уровень заповедей Христа не отрицают и умные атеисты тоже). А результат оказывается страшным. У меня был знакомый неглупый священник, я его спросил, в чем дело, и получил ответ, который просто оттолкнул меня:
«Сын мой, думай о своей душе, спасай ее. А он пусть спасает свою».
В этот момент мне посчастливилось поговорить с исключительно умным и ищущим человеком (ныне он мертв, и поэтому я могу его назвать: Юлий Анатольевич Шрейдер; в дальнейшем называемые явно люди уже заслуживают светлой памяти). Насколько он серьезно относился к духовным вопросам, видно из того, что, будучи евреем по национальности, он стал католиком, поскольку дух еврейства его не удовлетворял. Тот дал мне простое и понятное объяснение и дельный практический совет. Этот человек уже был во власти беса. Но, поскольку он не пытался выйти из этой власти, бес вел себя спокойно, давая ему удерживаться на стандартном уровне подлости. Когда же бес столкнулся с тем, что против него стали вести себя по Евангелию, он начал беситься и увлекать душу несчастного вниз. Шрейдер посоветовал мне читать перед каждой встречей с этим человеком молитву об отгнании бесов. Я посмотрел текст этой молитвы, он показался уже тогда мне исключительно светлым и разумным, и я воспользовался советом Ю. А. Процесс моральной деградации остановился. Молитва же (если удается ее вовремя и всей душой произнести) и до сих пор приносит мне практическую пользу, в частности, против агентов сетевого маркетинга, льстецов и обольстител(ей)(ьниц).
Позднее я нашел, что встретившийся мне эффект евреи знали задолго до Христа. Екклезиаст пишет: «Прощай своих врагов и молись за них, ибо тем самым ты выльешь им расплавленного свинца на голову».
Этот случай уберег меня и от еще одной опасности: основываясь на низком уровне и непривлекательном моральном облике некоторых представителей конкретной религии, отвергать ее целиком. Отвергая обычаи, ты попадаешь во власть предрассудков. Обычаи по крайней мере отлаживались веками. А предрассудки ты обычно нахватаешь самые дикие и мерзкие, вплоть до того, что легко попадешь во власть тоталитарной секты (все равно, религиозной или атеистической).
Следующим этапом были мировоззренческие дискуссии с академиком Андреем Петровичем Ершовым. Этот человек вел себя как стоик в Римской империи. Он навел меня на стихотворение Киплинга If, которое я с той поры всегда держу у себя поблизости, но не на виду. Он подтвердил то, до чего я уже начал доходить своими муками и умом: наука на высшем уровне приводит к Богу. Правда, еще раз оговариваюсь: не к боженьке! Он же дал мне книгу Любищева «Линии Платона и Демокрита», которая тогда ходила в Самиздате. В этой книге я прочел многие вещи, идущие вразрез с накопившимися у меня (и вообще у образованщины) предрассудками. Например, за что на самом деле судили Джордано Бруно и Галилея… Естественно, я перепроверил Любищева и убедился, насколько грубо нас оболванивают те, кто борется против иезуитизма иезуитскими методами. Если бы Бруно победил, он сжег бы больше людей, чем его судьи. А Галилей настаивал прежде всего на абсолютной истинности того, что он утверждал, хотя он делал порой грубейшие ошибки. За ошибки в него камень бросать нельзя, он первопроходец, а первопроходцы всегда наряду с великими прозрениями несут и грубые ошибки (беда лишь в том, что их апостолы превращают в идолов именно ошибки своих кумиров; поэтому я предпочитаю читать первоисточники, а не популярные изложения). Но и инквизиторы Галилея камнями не побили: они присудили его к домашнему аресту, где он спокойно написал еще одну книгу.
В качестве баланса я стал искать атеистические высокоуровневые работы подобной же силы. Рассел меня разочаровал: видно, что на всех принципиальных вопросах он убегает в кусты. Ницше очаровал сначала, и до сих пор я считаю, что он зло, но четко, сформулировал неизбежные следствия из атеизма, который должен вывести умный человек, сознательно встав на эту точку зрения. Как ни странно, лучше всего защищал атеизм религиозный философ Кьеркегор (или Киркегор, в другой транскрипции). Его религиозная философия, основанная на том, что человек обречен на свободный выбор, легко превращается в атеистическую. Но мне стало ясно, что передо мной стоит проблема свободного выбора, и я должен решить ее сам, не прислушиваясь к мнениям толпы. Поскольку стоицизм в этот момент виделся мне как лучший способ противостоять бушующему вокруг разложению, я выбрал Бога.
Следующий момент связан уже с отношением к конкретным религиям. Сделав свой выбор, я посмотрел, как же видят Бога разные религии. Православная точка зрения связана у меня с именами великого катехизатора нашего поколения (ныне его радикальные и узколобые православные попы чуть не в еретики зачислили) отца Александра Меня и владыки Гедеона. В книгах Меня я прочитал систематическое сравнение православия с другими религиями и понял, что православие не хуже. А поскольку без полной внутренней убежденности отрекаться от веры своих отцов подло, внешне я остаюсь православным и стараюсь свои воззрения формулировать так, чтобы православию не противоречить.
Владыко Гедеон четко показал мне, что христианство это прежде всего отрицание. Отказ от поклонения всему, что ниже Бога. Если человек отказывается поклоняться Богу, он немедленно воздвигает себе идола (например, собственный убогий разум, собственную жалкую жизнь или собственную левую ногу, которую обычно называют «святая свобода»). С этим я полностью согласился. Исключения есть (я уже их упоминал), но их очень мало. Среди живых людей я знаю всего двух таких. И с обоими мы разговариваем с полным взаимным уважением.
Для людей более потребительского склада, не желающих мучить себя тяжелыми и в большинстве случаев неудачными поисками (да и после удачи порою хватаешься за голову: что же я вытащил на свет Божий! И как это используют!), я очень рекомендую детективные рассказы Г. К. Честертона о патере Брауне. В них он доказывает, что настоящая религия борется с суевериями и предрассудками исключительно беспощадно и помогает держать голову ясной и дух крепким в любых обстоятельствах.
Дальше пошли уже собственные размышления и решения. Проанализировав отношение ведущих мировых религий к провокационному, но исключительно глубокому вопросу Аверроэса: «Подчиняется ли Бог законам логики?» Анализ заставил меня окончательно сделать мягкий выбор в пользу христианства. Мусульмане четко и недвусмысленно отвечают, что говорить, что Аллах подчиняется чему-то — оскорбление Аллаха. Евреи отождествляют Бога с законом. Христиане говорят, что Бог, как Царь Небесный, подчиняется тем законам, которые сам установил. Таким образом, с точки зрения древних греков, Мусульмане рассматривают Аллаха как тирана (о Боже! Те, кто привыкли судить по ключевым словам, обвинят меня в его оскорблении! Тиран — термин, обозначающий единоличного правителя, правящего согласно своей собственной воле. Тиран не обязан быть угнетателем или подонком, в истории были примеры исключительно умных и полезных тиранов, например, Наполеон. Для тех, кто собирается на меня накинуться, сообщу, что этот вопрос обсуждался с мусульманскими священнослужителями, и они пришли к выводу, что у меня достаточно правильное представление об Аллахе). Евреи — как Первосвященника. Христиане — как монарха.
Далее, вопрос «Докажите мне существование Бога» просто абсурден. Наши строгие теории всегда неполны и не могут ни доказать, ни опровергнуть многого. Это надо бы знать, и не требовать невозможного. Более того, довериться строгому доказательству в конкретной сложной прикладной ситуации чаще всего оказывается быть виртуозно одураченным (смотри замечание о неформализуемости). Разум всегда надо проверять интуицией, интуицию — разумом. Другое дело, что законен вопрос, как Вы понимаете Бога. Известно, что в православии считается наиболее адекватным Богу отрицательное богословие: мы можем сказать, чем он не является, но не можем сказать, чем он является. Если отбросить эмоциональные комментарии, то есть всего два определения Бога, частично подходящих для рационально мыслящего человека. Одно из них дано в Евангелии. «Бог есть Истина». Второе — Спинозой: «Бог — субстанция с бесконечным числом бесконечно совершенных атрибутов». Из первого определения следует, что Истина человеку недоступна, ему доступны лишь ее конкретные реализации, и болтать об истинности научного знания просто стыдно. Замечательно, насколько это согласуется с результатами новейшей логики. Наука, таким образом, инструмент квалифицированного сомнения. Чаще всего, например, лучший способ найти доказательство доказуемого утверждения: честно пытаться его опровергнуть и в конце концов понять, что из опровержения ничего не вышло.
Спиноза же строго обосновал, что Бога можно любить лишь познавательной любовью, а восхвалять его просто абсурдно. Читая места из Библии, где описываются херувимы, стоящие у престола божьего (в данном случае просто рука не поворачивается написать это слово с большой буквы) и непрерывно восхваляющие бога, рационально мыслящий человек представляет себе в лучшем случае толпу льстецов у кабинета высокого начальника, а в худшем — свору собак, непрерывно лижущих ноги хозяина. Конечно же, такие картинки многих отвращали от Бога.
Но, читая писания якобы «атеистов», получаешь столь же гадкое впечатление: люди все пытаются объяснить, исходя из вульгаризированных и примитивизированных существующих моделей мира, игнорируя их неполноту и, самое главное, принципиальную неточность. Жалкое впечатление производят даже лучшие из таких рассуждений, скажем, попытки Хокинга расписать рождение Вселенной исходя из общей теории относительности, которая до сих пор обладает достаточно низким статусом верифицированности и, главное, неизвестно, действует ли она в экстремальных условиях даже черной дыры, не говоря уже о начале Вселенной. Чтобы увидеть, что получается, когда физик лезет со своими представлениями туда, где они не годятся, достаточно посмотреть «научный бестселлер» Р. Пенроуза «Новый ум короля». Студенты-информатики, получившие хорошие навыки системного и логического анализа и представляющие положение дел в своей области, смеются над ним.
Таким образом, остается проблема безжалостного нравственного и интеллектуального выбора, четко поставленная Кьеркегором. Ты можешь утверждать, что ты атеист, лишь если готов взять на себя все отрицательные последствия своего решения. Точно так же и наоборот. Остается лишь проанализировать эффекты одного из двух альтернативных решений, заранее понимая, что однозначного ответа все равно не получить.
Если ты решил воспользоваться достижениями давно существующей настоящей религии, то ты получаешь в наследство множество полезных ритуалов и гарантированно безвредных, а зачастую и эффективных (смотри пример с отгнанием бесов). Если же нет, остается либо пытаться пользоваться бессистемными и зачастую дурацкими предрассудками окружающего общества, либо искать все самому и самому строить цельную систему. Просто отрицать не поможет, поскольку негативизм — одна из форм конформизма. Взвесьте свои силы и подумайте, хватит ли их у вас, чтобы взвалить на себя еще и такую непомерную тяжесть. Видимо, поэтому все известные мне настоящие атеисты великолепно справлялись с деструктивной ролью (которая тоже необходима), но полностью терялись при переходе к чему-то более конструктивному. Как понятный для гуманитариев пример, смотри опять-таки Ницше или Б. Рассела.
Таким образом, ученый, отвергающий Бога, как правило, не желает представить себе последствий такого отвержения. Ученый, не желающий видеть последствий своих выводов — жалкое и постыдное существо. Ученый, признающий Бога, тем самым выражает готовность воспользоваться накопленным богатством, а не пытаться все делать с самого начала. Чего стоит, например, одна молитва Иоанна Златоуста о мудрости, которую нужно было бы повторять всем ученым перед началом трудного исследования или перед принятием трудного решения. Все слова в ней на месте (Златоуст-то был во всяком случае не глупее нас с вами).
Закончу примером из одной из своих профессиональных областей. Любой информатик понимает, что от людей, которые хотят создать сложную систему без инструментальных средств, написав все на С++, нужно бежать как от огня, поскольку это самоуверенные недоучки. Исключения, конечно, бывают, но это столь же единичные экземпляры, как и настоящие атеисты.
Несколько замечаний на соседние темы
Как ни странно, очень многое дал мне Макиавелли. Прочитав его и материалы о его жизни, я понял, что и здесь общепринятое мнение нас дурачит. Макиавелли в жизни был весьма честным и приличным человеком. Он вовсе не дает апологию аморального правителя, а беспощадно показывает (особенно это видно, если сравнивать его Государя, Республику и Историю Флоренции), в каких случаях каким народам нужно какое правление. Например, Римская Республика прекрасно работала, пока римляне были объединены единой большой целью и единым кодексом моральных норм. После этого весь мир стало трясти и тошнить при каждой предвыборной кампании в Риме. Сравни с нынешней ситуацией в мире. Римляне оказались и здесь людьми здравомыслящими, водворилась империя. На пару столетий весь европейский мир вздохнул облегченно. Венецианцы же вместо бессмысленной борьбы с коррупцией в аморальном и коррумпированном городе выстроили систему управления, основанную на предположении, что каждый отдельный гражданин коррумпирован и аморален. И эта система оказалась настолько устойчивой, что Венеция простояла тысячу лет, пока не пришел генерал Бонапарт, что уже было неодолимой силой. Италия же в целом во времена Макиавелли заслуживала именно Цезаря Борджиа, которого, кстати, наоборот, расхожие писания превратили в демона во плоти, чего он столь же не заслуживал, как Бруно ореол святого мученика.
И, наконец, закончу не очень серьезно. В романе «Прелюдия: Империя» и в незаконченном пока что произведении «Красное солнце» даются две противоположные реализации моих философских принципов для разных людей и разных ресурсов. Кстати, можете посмотреть диалог Толтиссы с Дьяволом в романе: Дьявол там ни одного слова лжи не произносит.
(C) Юрий Ижевчанин