Туманова Зинаида Васильевна

[Cliver F]

Туманова Зинаида Васильевна

О коллеге.
Зинаида Васильевна Туманова родилась в 1936 г. в ауле Адамий Красногвардейского района Краснодарского края. Отец – ученый-энтомолог, мать – учитель начальных классов. Зинаида Васильевна – учитель в третьем поколении, школе, детям отдала 46 лет.
Она учитель высшей категории. Имеет звания «Отличник народного просвещения», «Учитель-методист», «Заслуженный учитель РСФСР», награждена медалями «За доблестный труд» и «Ветеран труда».
Зинаида Васильевна вела большую общественную работу. Была нештатным методистом Института усовершенствования учителей г. Краснодара, нештатным инспектором РОНО, в течение 25 лет руководила районным методическим объединением учителей русского языка и литературы, лектор краевого звена.
Принимала активное участие во Всесоюзных, краевых и республиканских научно-практических конференциях, печаталась в методическом журнале «Литература в школе», в сборнике «Поиск новых путей» (Москва, «Просвещение, 1990 г.), журнале «Наука и жизнь». Её очерки, рассказы, статьи публикуются в краевых, городских и районных газетах.
В 2003 г. вышла ее первая книга «Верные присяге», в которой рассказывается о Героях Советского Союза Великой Отечественной войны и о ветеранах-воинах Приморско-Ахтарского района, ставших Героями Социалистического Труда, а также о всех погибших в «горячих точках» воинах района. Среди них есть её ученик.
В 2005 г. Зинаида Васильевна выпустила две книги: к 60-летию Великой Победы книгу «Хотелось бы всех поименно назвать» о ветеранах Великой Отечественной войны города Приморско-Ахтарска, г. Краснодара и книгу лирической прозы «Радуга».
Четвертая книга «Ими расцветает жизнь» (2009 г.) посвящена талантливым людям города, достигшим больших профессиональных высот и известным в мире, стране, крае.
В 2012 г. увидела свет книга «По волнам памяти», посвященная 100-летию со дня открытия средней школы № 1 г. Приморско-Ахтарска. Эта книга – объёмный исторический труд, вызвавший поток откликов бывших учителей и учеников школы из различных городов России и других стран. Получив дополнительный бесценный материал, Зинаида Васильевна сочла своим долгом подготовить её расширенное издание, выход в свет планируется в ближайшее время.
Произведения автора востребованы в библиотеках, музеях, школах на уроках кубановедения.
Зинаида Васильевна не расстаётся с пером и в настоящее время, несколько новых вещей лежат «в столе» в ожидании своего часа.

Плаунов Владимир Петрович

[Cliver F]

Эхо войны

На западе догорала вечерняя заря, а на востоке землю уже облегали мягкие ночные сумерки. Был тот час, когда все затихает и все торопятся к местам своего ночлега. Летят в гнезда чайки. Словно тушью, прочертила закат стайка спешащих бакланов. Высоко в небе машет усталыми крыльями белая цапля. Море тускло светится, точно отполированный металл. Лишь изредка вечернюю тишину нарушает стук моторной лодки. Это спешат домой запоздалые рыбаки и охотники.
Лодка Бориса чиркнула дно. Борис бросил якорь и с товарищем, нагрузившись ружьями, дичью, прихватив весла, медленно поднимается на берег.
Берег безлюден. Лишь один мужчина стоит с самого края берега и все время смотрит то в сторону затонувшей землечерпалки, то на ближний дом.
Встречать охотников вышли отец и мать Бориса.
- Кто это? – кивнул Борис в сторону незнакомца.
- Не знаем. Третий день приходит на это место и смотрит то на черпалку, то на наш дом. По виду нездешний.
Когда поравнялись с незнакомцем, тот спросил у отца:
- Это ваш дом? Вы здесь жили во время войны? А 25 апреля 43-го года помните?
- Я воевал с первых дней и до конца войны. Так что меня здесь не было. А вот она была, кивнул отец в сторону жены. – А почему вы спрашиваете?
- Я пилот, который в тот день бомбил ваш город. Я солдат и выполнял приказ, - ответил незнакомец на русском языке, но с явным акцентом.
Лицо отца напряглось, глаза остро блеснули холодной сталью. Жена знала, что может за этим последовать и поспешила разрядить обстановку.
- Что это мы стоим здесь? Пошли в дом, там и вспомним прошлое, хоть оно очень горькое.
Незнакомец несколько помедлил, но потом все же пошел за хозяевами. Мать собрала ужин.
Разговор как-то не клеился, но после второй стопки отец напрямую спросил, уже перейдя на «ты»:
- Зачем ты тут появился? Что хочешь?
- Ваши моряки сбили здесь моего друга. Он был моим ведомым. Фридрих просил, чтобы я приехал на его могилу.
- А ты кто?
- Полковник авиации. Зовут Вильгельм. 25 апреля 43-го я получил приказ бомбить Ахтари. Я руководил боем. Мы должны были уничтожить рыбообрабатывающие предприятия. Целью бомбежки были кварталы, расположенные вдоль берега моря. В основном мы сбрасывали зажигательные бомбы.
- Не забыть того ужаса, - тяжело вздохнула мать Бориса. – Это было как раз на пасху. Накануне пролетел немецкий самолет и сбросил листовки. В них по-русски было написано: «Не пеките пироги, не месите тесто. 25 числа не найдете места». Но мы не придали этому значения и готовились отметить праздник. И вот ближе к обеду налетели немецкие самолеты. Была их тьма-тьмущая.
- Да, нас было много. Сначала шли штурмовики, а за ними истребители. Около ста самолетов было задействовано в этой операции, - уточнил Вильгельм.
- А у нас-то крыши домов, сараев, плетни были из камыша. Он и вспыхнул, как порох. Все прибрежные кварталы были охвачены огнем. Нельзя было пробежать по улице. Я с собакой схоронилась в воронке от бомбы. Не передать словами тот ужас. А тут еще стало известно, что утром начальник цеха вызвал всю смену на рыбзавод. Когда люди пришли, кто-то запер ворота. Вся смена сгорела, - мать закрыла лицо руками.
- Как же погиб твой ведомый? – спросил отец.
- Мы знали, где находились зенитные батареи. Наш пособник перерезал кабель, связывавший их с командным пунктом, поэтому батареи не получили приказ и не вступили в бой. Мы звеньями спокойно заходили с востока и бомбили прибрежные кварталы. Именно они интересовали нас. Но мы не знали, что навстречу нам вышли боевые катера.
- Их было пять, - вступил в разговор Борис. ( В 60-е годы Борис Васильевич Крят был секретарем РК ВЛКСМ, и комсомольцы собирали материал о военных годах города и действиях Азовской флотилии). – Задача катеров была оттянуть на себя немецкие самолеты.
- Надо сказать, что ваши моряки бились отважно, - сказал Вильгельм. – Я видел, когда шел в пике, как на одном моряке горела одежда, но он не отходил от пулемета. Катера очень мешали нам. Именно в этот момент я услышал, как Фридрих по рации прокричал: «Вильгельм, прикрой меня, я атакую». Когда он выходил из пике, я услышал его последние слова: «Я ранен. Пробит масляный бак. Когда кончится эта карусель (он имел в виду войну), приезжай ко мне. Я буду рад». Его самолет ушел в воду. На месте падения расплылось желтое пятно, вскоре был сбит еще один самолет. Тогда я отдал приказ перенести огонь на катера. Вскоре один из них наскочил на мель, и мы его расстреляли.
- После войны мы восстановили историю этого боя, - вновь вступил в разговор Борис. – Командовал катерами капитан III ранга Смирнов. Видя превосходство немецкой авиации, он отдал приказ двум сражавшимся катерам разойтись. Но один из них наткнулся на затопленный еще в начале войны буксир. Раньше он тащил землечерпалку, расчищавшую канал к порту. С приближением фронта было приказано их затопить, преградив проход вражеским судам. Вокруг буксира намыло мель. На нее и наскочил наш катер. Вскоре погиб и второй катер.
- Да, ваши моряки сражались отчаянно, - повторил Вильгельм.
Лица сидевших за столом были хмурые и суровые. Какое-то время молчали.
- Зачем же ты здесь появился? – прервал молчание отец.
- Я должен выполнить завещание друга.
- И как собираешься это сделать?
- Хочу поехать на место падения самолета, посмотреть, что можно сделать, можно ли поднять самолет. Вы сможете отвезти меня туда? Помогите, пожалуйста.
Мысли пошли в другом направлении.
Утром отец велел сыну и его другу помочь Вильгельму. Багаж у немца оказался большим и тяжелым. Борис подогнал лодку ближе к берегу. Он с другом хотел помочь погрузить вещи, но Вильгельм отказался от помощи и носил все сам.
На моторке вскоре дошли до черпалки (ее верхняя часть еще высоко поднималась над водой, и долгие годы после войны на ней мирно сигналил маячок).
Вильгельм достал пожелтевшую полетную карту, развернул, и Борис увидел кружочки с надписью «зенит, батарея», затем густо закрашенные красным кварталы, что значило полное их уничтожение, и кварталы с редкими красными линиями – частичное уничтожение. В акватории залива обозначена землечерпалка, служившая немцам ориентиром, а недалеко от нее знак, где приблизительно упал самолет Фридриха. Борис и Юрий помогли Вильгельму определить точное место падения самолета. Вильгельм все же хотел поднять его. Для этого привез прочный канат, вешки, но самолет погрузился в ил. Из грунта торчал лишь хвост.
- А зачем вы хотите поднять его? – спросил Борис.
- Чтобы достойно похоронить друга. Он заслужил это. А самолет тоже был бы памятником о войне.
- У нас эта память у порога дома стоит.
- Какая память? – спросил Вильгельм.
- Ваша авиационная бомба.
Дело было так. Отец после войны решил почистить колодец. Нанял человека. Тот начал работу. Но вскоре выскочил из колодца, как ошпаренный. «Почему ты бросил работу?» - спросил отец. – «Там бомба». – «Какая бомба, если сруб целый?» - «Полезай, сам посмотри». Отец опустился в колодец и действительно увидел стабилизатор огромной бомбы. Сразу сообщил в военкомат. Из Ростова приехали саперы и подняли бомбу. Это была пятисоткилограммовая махина. Удивительно точно она попала в колодец, даже не задев его края, но почему-то не взорвалась. Когда саперы разобрали ее, в ней оказался обыкновенный песок. В нем нашли записку на ломаном русском языке «Чем можем, тем поможем». Так нам помогали ваши антифашисты. Нижнюю часть бомбы отец попросил оставить ему. Вот она и стоит у крыльца. Отец в ней рис обмолачивал. А будь в ней другая начинка, ни нашего дома, ни соседних и в помине не было бы – все снесла бы.
После рассказа Бориса Вильгельм долго молчал, а потом сказал, что не будет поднимать самолет. Он надел пилотку, что-то сказал по-немецки, вскинул руку, крикнул «Хайль!» и опустил на воду венок. На него положил 16 боевых наград погибшего друга.
- Зачем вы награды положили? Это же память его семье.
- Настоящие награды у него дома, а это муляжи. Я отдаю честь храброму человеку. Я выполнил его просьбу.
Вильгельм достал плоскую фляжку, и каждый молча сделал по глотку, поминая своих родных и близких, погибших на войне.
Вернувшись на берег, Вильгельм зашел попрощаться с родителями Бориса. У входа в дом, он погладил бомбу, на глазах у него выступили слезы.
Уезжая в Германию, он оставил свой адрес и очень просил навестить его, если кому-то из помогавших придется быть в Германии.
…Через десятилетия докатилось эхо войны. Но в нем уже не было жгучей ненависти, боли, желания мстить. Серым пеплом подернулись события далеких лет. Прощаясь, бывшие враги протянули друг другу руки.

Зинаида Туманова

[Cliver F]

Исповедь

Густой сладкий аромат роз, нагретых южным солнцем, волнами растекался по территории санатория.
Галина сидела на облюбованной ею скамейке. Мысли лениво рождали привычные картины: дом, муж, дети, его тяжелая работа, своя работа в консервном цехе. Привычные ей заботы – стирать, гладить, готовить еду, убирать, мыть – были однообразны и повседневны. Муж, видимо, увидел, что они – заботы – за годы наложили свой отпечаток на ее красивое лицо, натруженные руки. Хотя его Галюся по-прежнему успевала все сделать (она была в поре своего женского цветения), да только вот тонкие морщинки пролегли у губ и реже раздавался ее переливчатый смех. Тогда-то он принес ей путевку в санаторий и чуть ли не силой отправил туда.
Галине, привыкшей к другому ритму и образу жизни все здесь было в диковинку. За ней ухаживали, ей подавали, за ней убирали. Немного времени занимали массаж и ванны, а все остальные часы – полная свобода и безделье. Что с ними делать, Галина не знала. Нет, она видела, что другие не скучали, разбились на группки и парочки, весело проводили время. Но это не находило отклика в ее душе. Прошло уже больше недели, а она по-прежнему не нашла себе напарницы. Чтобы не оставаться в комнате одной (соседка все время пропадала где-то со своим временным другом), Галина уходила в парк и предавалась незатейливым мечтам.
Неожиданно то ли в полудреме, то ли наяву она услышала приятный голос:
- Не помешаю, если присяду рядом?
Галина открыла глаза и увидела женщину, которая в столовой сидела за соседним столом и тоже проводила время в одиночестве. Она была значительно старше Галины. На лице ее лежала затаенная печаль.
- Конечно, не помешаете. Садитесь. Здесь так пахнет розами. У меня дома тоже растут розы. Целых 200 кустов. Хотя бы без меня тля их не заела, - поделилась своей заботой Галина.
- А почему вы все одна и одна? – спросила женщина.
- Да непривычно мне все это. Дома я с утра до вечера в заботах. Замуж выскочила сразу после школы. Пошли дети… Две дочери и два сына. Муж мой рыбак, все время в море. Приходит домой уставший. Какие уж там для него домашние дела. Я работаю на рыбозаводе. Привыкла крутиться как белка в колесе. Молодая, здоровая. Только в последнее время что-то уставать стала… Муж путевку купил, чтобы я отдохнула… Вот я и отдыхаю. Не хочется мне ни суеты, ни курортных развлечений. Тихо, тепло, пахнет диковинными цветами…, - разоткровенничалась Галина, наверное, потому, что долго молчала. – Да и вы, я вижу, одна все время.
- Я?.. – незнакомка помолчала. – Расскажу вам историю своей жизни. Только она у меня длинная и сложная. Тогда все поймете…
Санатории мне не в диковинку. Я часто бывала в них. Муж у меня был председатель колхоза-миллионера, так что возможность была. И дети есть – сын и дочь.
Алеша мягкий, добрый, отзывчивый, но порой проявлял такую твердость, что не верилось, что это наш Алешка. Мы с мужем хотели, чтобы после школы в институт пошел, а он год на тракторе у отца отработал и в армию. Сказал, что учиться будет потом. Пришел из армии – новый сюрприз: жениться собрался. Невеста у него, оказывается, есть. Мы, конечно, хотели узнать, кто она. А она незаконнорожденная. Отца своего даже не знает. Раньше ведь это таким позором считалось. Как мы ни уговаривали сына – он сказал, как отрезал: «Для меня она единственная. Вы даже не захотели увидеть ее, а она у меня красавица и душа золотая». Тогда я в сердцах сказала: «Вон Бог, а вон порог! Больше ты нам не сын». Думала, что одумается. А он в чем пришел из армии, в том и ушел. Навсегда…
Доходили до нас слухи, что женился на той девушке, что дети родились. Но мы с мужем так и не видели внуков…
Всю любовь перенесли на дочь, хотя ей, как девочке, и так перепадало больше родительской любви и ласки. Баловали ее. Когда собралась замуж – дом построили, машину подарили. А уж ценных вещей – не перечесть! Золотые побрякушки очень любила, и мы не отказывали ни в чем. Вот и выросла эгоистка. Только о себе и думала. Теплых слов не слышали, заботы не видели от нее. Полная противоположность Алеше… Но она же у нас одна, как теперь мы считали. Все прощали. Но тут пришла беда, да какая беда…
Случилось это ранней весной, а она в тот год была затяжная, дождливая, холодная. Мужа вызвали в райком партии и напомнили в приказном тоне, что сев яровых должен быть закончен в указанные свыше сроки. Сколько он ни доказывал, что нельзя сеять в холодную грязь, слушать его не стали. Есть указание – выполняй!
Приехал он из района мрачнее тучи, все потирал левую сторону груди. А к ночи – обширный инфаркт. Спасти не удалось… Алеше не сообщили.
Осталась я одна, и такая тоска стала давить! Поняла, что здесь жить не смогу. Решила ехать к дочери. Все продала, собрала чемодан. А тут приходит дядя Миша, сосед (он нам как отец был), и спрашивает:
- Как решила деньгами распорядиться?
- Как? – говорю. – Отдам дочке, да и все.
- Да нет, Мария, не торопись. Она у тебя еще та штучка. Ты вот что сделай: скажи, что, мол, деньги у тебя украли на вокзале, и посмотри, что будет.
Послушалась я дядю Мишу, и мы потом с его женой, тетей Глашей, подпороли подкладку в пиджаке и целый вечер пришивали деньги с изнанки.
Ехала долго (дочь в другом районе живет). Устала, есть хочется. Доехала. В дом еще не вошли, присели на крылечко. Дочь не спросила, как добиралась, как себя чувствую, а сразу: что продала, за сколько продала… Тут я и говорю:
- Знаешь, дочка, беда у меня случилась: деньги на вокзале украли.
Что тут началось, чего я только не наслушалась! «Ты разиня, ты безалаберная! Привыкла жить за отцовской спиной!». И пошло-поехало…
В дом меня не пригласила, даже чаю не предложила. Бросила какое-то покрывало на деревянный диванчик на веранде…
Проплакала я всю ночь, а рано утром – чуть зарозовел восток – взяла чемодан и ушла из дома. А куда идти? Я знала, что Алеша живет в этой же станице. Но с какими глазами пойду к нему? Да другого выхода не было. Люди сказали, где он живет. Пошла… А ноги подкашиваются. Что я скажу? Как посмотрю в глаза ему и невестке? Что он ответит?
Нашла его домишко. Хатенка маленькая, старенькая, зато вокруг море цветов. Зову по имени. А он как раз на работу собирался. Увидел меня да как бросится навстречу! Обнимает, целует… Вижу, бежит ко мне молодая женщина.
- Мама, мама приехала! – раздался ее звонкий голос. Подбежала, прижалась к моей груди.
- Это моя Любаша, - тихо сказал Алеша.
Опустилась я перед ними на колени, прошу прощения, а слезы лицо заливают.
- Мама, мы очень рады, что вы к нам пришли, - щебечет Любаша. (Люди уже сказали.)
Тут на крылечке показались мои заспанные внучата. Девочка – копия отец, а малыш весь в мать пошел.
Спохватилась я, что гостинцев нет. Но мне опомниться не дали, в дом внесли вещи. Любаша чистое расшитое петухами полотенце подала, а сын чай греет, что-то на стол ставит. Сижу я, пью чай, со слезами смешанный.
- Мам, оставайтесь у нас. Мы вас так все годы ждали. И забудьте про все плохое. Все у нас будет хорошо.
От такого приема мне становилось все тяжелей и тяжелей. Как же я ожесточилась против сына и невестки? Как же родных внучат до сих пор не видела?
…Шли дни, недели. Ни разу сын не спросил про дом, про деньги.
- Я мужчина, должен семью обеспечивать. Теперь вот и Любаша (она у него Любаша да Любонька, живут в ласке, уважении) пойдет работать. А ты, бабулька, внучат будешь учить уму-разуму.
Но видела я, что хатка тесная, в доме ничего лишнего, мебелишка старая. А тут, возвращаясь из магазина, прочла объявление о продаже дома почти рядом с ними. Пошла посмотреть. Дом новый, красивый, большое подворье, сад ухоженный – одним словом, все замечательно. У хозяина узнала цену. Меня она устраивала. Оставила задаток. Сыну и невестке ничего не сказала. За пару дней оформила все документы на сына. А в воскресенье, когда оба были дома, взяла своих ребят и привела к новому дому.
- Он ваш теперь, дети. За вашу любовь и внимание, за то, что простили меня. И на мебель хватит, и машину купим.
Алеша и Любаша долго не могли поверить, во сне это или наяву… Мне выделили самую лучшую комнату.
…Прошел год. Пришел как-то Алеша и сказал, что на работе ему дали путевку в санаторий.
- Мам, это вам. Поезжайте отдохните.
- Нет, сынок, только после Любы. Она у нас великая труженица. Пусть она поедет, а я уж на следующий год.
Сын было запротестовал, но я видела, как благодарно вспыхнули его глаза. А теперь вот моя очередь настала, и я здесь.
Незнакомка умолкла. Галина, пораженная рассказом, тоже молчала. Она поняла, что это была исповедь. Сбросил человек с души камень, что мешал жить. Даже лицо посветлело у незнакомки.
- Мы с вами вечер провели, а не знаем, как зовут друг друга. Я – Мария Даниловна.
- А я Галя.
- Пойдемте туда, - кивнула головой Мария Даниловна в сторону танцплощадки, откуда неслись звуки музыки, слышались смех и веселье.
«Вот что значит очистить совесть, - опять мелькнула мысль у Галины. – Исповедалась – и на душе легко стало, к людям потянуло».
- А я так хочу домой! – вдруг сказала Галина, приостановившись.
- И я скорее всего здесь до конца не буду. Хочется к Алеше, Любаше, внучатам.

Зинаида Туманова

[Cliver F]

Идет коза рогатая

Рассказ

Встретилась как-то мне на улице девушка в юбке, разрезанной на широкие полосы – по современной моде. Мелькнула мысль: так только Нэлка могла делать. Подумала и удивилась: из каких таких закоулков памяти всплыла Нэлка? Ведь она была так бесконечно давно в моей жизни.
… Первые послевоенные годы. Засуха, неурожай, голод. По моим ребрам и позвонку можно изучать строение скелета. Не рассыпалась моя арматура только потому, что была обтянута бледно-голубоватой кожей. Маме сказали, что у меня наверно, туберкулез. Нужно усиленное питание. А откуда ему взяться?!
Мы были эвакуированные, Ни жилья, ни мебели. Хорошо, что соседи дали кровать с сеткой, растянутой до пола, колченогую тумбочку и пару табуреток из разбомбленного дома.
Однажды мама открыла наш фанерный чемодан удивительной конструкции – он напоминал огромных размеров шкатулку с выпуклой крышкой. Мне всегда хотелось заглянуть в него. Но теперь он был почти пуст – меняли вещи во время эвакуации. Там осталось лишь несколько серых льняных полотенец (их бабушка еще в Белоруссии ткала), кое-какое белье и скатерть. О! Скатерть была нашей самой дорогой вещью, семейной реликвией. Мама никогда не брала ее для обмена (Ее тоже сделала бабушка. По шелковой золотисто-коричневой мелкой сетке гарусом вышиты большие розы).
И вот мама вытащила эту скатерть. А на следующий день у нас появилась коза, чтобы спасать меня от немочи. Это и была Нэлка. Поджарая, с длинными, выгнутыми лирой острыми рогами, блестящей светло-коричневой спиной, белыми боками и длинными белыми сережками. Ноги точеные, с острыми копытцами. Обычно она стояла как изваяние, высоко подняв голову и зорко все оглядывая медового цвета глазами. Такую козу, скажу я вам, поискать еще надо. Она была полудикая. Хозяин ее в горах раненой нашел. Она с трудом привыкла к неволе и свой дикий характер проявляла постоянно. Признавала лишь хозяина и каким-то чудом теперь маму. Чем уж мама ее взяла – не знаю. Кроме нее, никто не то что доить, подойти к козе не мог. Правда, первое время она и маму не раз по земле на веревке тащила, убегая к старому хозяину. Но потом успокоилась. Мама ей то корки арбузной принесет, то кусочек кукурузного хлебца.
Нэлка не трогала только мужчин. Женщин и детей на дух не выносила. Если она начинала постукивать копытцем – разбегайся: сейчас Нэлка бросится в атаку. Но загадки ее характера на этом не кончались. Приехала к нам тетя с детьми. Младшему моему двоюродному братишке было два годика. Всех сразу предупредили о Нэлке. Но каков было наше удивление, когда мама посадила малыша Нэлке на спину и та не проявила обычной нетерпимости к ущемлению ее независимости. Она спокойно возила Сережку и ни разу не поддела его рогами. А он счастливо заливался смехом.
Нэлке в высшей степени было присуще чувство собственного достоинства. Поэтому ни в коем случае в ее присутствии нельзя было стать к ней спиной наклонившись. Как только она видела обращенное к ней место ниже поясницы, она, опустив голову, стремительно срывалась с места и так подавала рогами, что несчастная жертва зарывалась носом в землю.
В полной мере Нэлка проявляла свой несносный характер, когда надо было ее доить. Маме она отдавала все молоко и вела себя примерно. Но меня она не признавала, несмотря на то, что я тоже приносила ей корки и говорила ласковые слова. Видимо, она чувствовала мой страх перед ней. Однажды мне было поручение подоить ее. Как всегда ее привязали, иначе она толкала рогами в бок и я летела на землю. Я потихоньку подсела к ней, заискивающе погладила. Нэлка как будто с насмешкой посмотрела на меня, но стояла спокойно. Звонкие струйки ударили в глиняный горшочек. Он уже был полный, и я предвкушала, как сейчас выпью парного молочка. Но в самый последний момент Нэлка как брыкнет задней ножкой, всего разок, – и от молока лишь белая лужица на земле. Вместе с горшком полетела и я. Обидно было до слез! А Нэлка опять посмотрела на меня и торжествующе мекнула. Это она смеялась надо мной, так мне подумалось.
Да, предугадать, что может сотворить это дитя гор, было невозможно… Кажется, мы уже всю ее дурь знали, да как бы не так.
Взяли мы Нэлку в поле, чтобы она травки на воле пощипала. Но на всякий случай привязали на длинной веревке к колышку. Копошимся с мамой на огороде. Вдруг слышим крики. Глянули – а наша Нэлка вырвала из земли кол и во весь дух несется за цыганками. Догнала и давай рогами их юбки поддевать.
Все юбки на ленты порвала, а напоследок подцепила рогами корзинку и бежит с ней к маме. «Ме-е, мол справилась и еще тебе подарок несу». И это было не раз. Увидела цыган – и за ними. Где пересеклись их дороги в прошлой жизни Нэлки, чем они ее обидели и запомнились, мы не знали, но она их за версту видела и спуску не давала. Видно, цыганская почта разнесла молву о нашей дикарке. Они старались обходить ее стороной. Но если зазевались, все – из юбок ленты готовы.
Жила у нас Нэлка несколько лет, а потом мама продала ее. Но мы очень скучали по ней. Я просила маму пойти посмотреть нашу козочку, и мама согласилась.
Дело было вечером. Мы вышли на окраину станицы, чтобы встретить возвращающееся с пастбища стадо (у нас она никогда в стаде не была, убегала). Пыль столбом, блеяние. Уже подошли первые козы. Вдруг мама напряглась и показала мне: «Вон наша Нэлка! Смотри!» В середине стада шла коза с низко опущенной головой, обломанным рогом, тусклой пыльной шерстью. Острые лопатки, казалось, вот-вот прорвут истончившуюся кожу. Мама быстро заморгала и сдавленным голосом позвала: «Нэлка! Нэлочка!» Коза вздрогнула, вскинула голову. На мгновенье в медовых глазах блеснули осмысленные огоньки, но тут же погасли. Нэлка опять опустила голову и разбитыми копытцами потопала по пыльной дороге. Это была наша последняя встреча.

З. Туманова