ViP2008
02.12.2008, 15:31
Андрей Савельев
Депутат ГД
http://news.km.ru/religiya_katyni_i_zaraza_rusofob/print
17 сентября 1939 года советские войска вошли на территорию Польши, когда под ударами вермахта польское государство фактически перестало существовать. От гитлеровской оккупации были спасены жители Западной Украины и Западной Белоруссии – около 12 млн человек. При этом в советский плен попало около 250 тыс. польских солдат и офицеров. Подавляющее большинство было отправлено по домам, 40 тыс. уроженцам центральных областей Польши также позволили вернуться на родину – под контроль германских оккупационных властей. «Верхушку» польской армии разместили в лагерях для военнопленных – в Козельске, Старобельске и Осташкове.
Считается, что весной 1940 года в местечке Катынь под Смоленском были расстреляны свыше 4000 польских офицеров из Козельского лагеря. Захоронения действительно были найдены. Кем? Гитлеровцами, в 1943 году. Именно гитлеровцы объявили, что это – расстрелянные польские офицеры. «Утку» тут же подхватило польское правительство в изгнании. В условиях войны с Гитлером оно включилось в планы пропагандистской кампании фашистов. И СССР разорвал с этим правительством отношения. Главе польского правительства Сикорскому, принявшему игру Геббельса, никто не верил. Даже Муссолини. Не говоря уже о союзниках СССР.
Гитлеровцы организовали в Катыни международную комиссию с участием судмедэкспертов и криминалистов. Провокация была хорошо спланирована. В могилах нашлись обрывки польских газет, польские пуговицы, детали амуниции и даже дневниковые записи. Провокаторы не учли одного: немцы не знали реалий советской жизни. Не могли в советских условиях уложить 10 тыс. трупов ровненькими рядами, в новеньких сапогах и неношеных шинелях. Скудность жизни советских людей требовала шинельки и сапоги снять. И уж точно никто не складывал бы трупы с немецкой щепетильностью. Никто не дал бы приготовленным к расстрелу иметь при себе личные вещи и дневники. Все было бы изъято. Тем более, если предполагать особую секретность ликвидации, которой пытаются объяснить отсутствие свидетелей расстрелов (показания имеющихся свидетелей более чем сомнительны).
В наши дни позднее польские «расследователи» указали на другие захоронения, где якобы были захоронены остальные польские офицеры – на спецкладбище в Медном под Тверью (все 6311 польских полицейских из Осташковского лагеря). Однако есть свидетельства, что польские полицейские в 1941 году работали на Беломорско-Балтийском канале, а в начале войны польские офицеры содержались в лагерях, которые советским командованием были просто брошены при отступлении.
В 1940 году НКВД, безусловно, проводил расстрелы. И поляков, и других – всех, кого считали врагами советской власти. Среди польских офицеров таковых было достаточно, и об этом доносила внедренная в круги военнопленных агентура. Но ставить расстрелы на поток никто не собирался, а в начале войны польские граждане были амнистированы, выпущены из лагерей и возвращены из спецпоселений. Началось формирование польской армии.
После освобождение Смоленска была создана комиссия под председательством академика Николая Бурденко, главного хирурга Красной армии и президента Академии медицинских наук, которая провела свое исследование и установила, что расстреляли поляков сами немцы. Что касается документов пленных поляков, включая и тех, кто был расстрелян по приговорам «особых совещаний», то дела были уничтожены. Оставшиеся документы поступили в «особую папку», которая по цепочке преемственности попала сначала к Горбачеву, потом – к Ельцину. В 1991 году, когда в КГБ царила измена, было изготовлено множество фальшивых документов. Один из них оказался в «особой папке». Ельцин и «демократы» вынули давно забытое дело и отдали его в руки русофобам. Фактически именно Ельцин и его окружение были создателями «религии Катыни».
На фальсификацию указывает анализ документов «закрытого пакета № 1», который неожиданно обнаружился у Горбачева. Записка Берии о расстреле поляков была зарегистрирована в феврале 1940 года, а сама записка датирована мартом, причем без указания даты. Протокол заседания Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 года оформлен с нарушениями: сохранились только незаверенные копии. В «записке Шелепина» Хрущеву, в которой говорится о расстреле 21 857 польских граждан весной 1940 года, содержится явная ложь: якобы мировое общественное мнение согласно с выводами комиссии Н.Бурденко. Трудно представить полную неосведомленность председателя КГБ или готовность принять очевидную ложь со стороны Первого секретаря ЦК КПСС. Лгать им было не привыкать, но то в публичных делах. Множество передержек в документах, ставших известными в наши дни, наталкивает на мысль, что следы фальсификации были оставлены намеренно и в большом количестве. Они бросаются в глаза. Но только не тем, кому поручено было проводить расследование.
Уже в 1990 году повсеместно считалось, что польских офицеров расстреляли органы НКВД. С сентября 1990 года началось официальное расследование Главной военной прокуратуры. Как я убедился, на самом деле никакого расследования не было. Была фабрикация доказательств вины нашей страны, растянувшаяся на многие годы. Только в 2004 году расследование было объявлено завершенным. Якобы был подтвержден факт вынесения НКВД смертных приговоров 14 542 полякам-военнопленным, достоверно установлена смерть 1803 человек и определены личности 22 расстрелянных.
Бывший тогда главным военным прокурором РФ Александр Савенков определил катынские события как «общеуголовные преступления, связанные с отдачей незаконных приказов, а также превышением должностных полномочий лицами высокого ранга». Позднее, когда мне довелось по другому поводу беседовать с А.Н. Савенковым, перешедшим в Министерство юстиции вслед за своим патроном – В.В. Устиновым, я понял, почему расследования не было, а итоговые документы дела не выдерживают никакой критики. Подобные люди своеобразно понимают принцип законности. Для них законность – это распоряжение начальства и собственное мнение. Они не интересуются истиной, а ложь для них вполне допустима и является привычным инструментарием в работе.
Дело засекретили и закрыли. Ведь виновные в расстреле (ровным счетом 5 человек) давно умерли. В Кремле считали, что тем самым вопрос снят. Это было не только преступлением против собственной страны (фальсификация исторической ответственности), но и ошибкой. «Мировое сообщество» не собиралось что-то там «прощать» России. Напротив, позднее были придуманы новые легенды, направленные против нашей страны. Вроде «религии голодомора» на Украине.
В «Катынском деле» отметилось множество русофобов. Но наивреднейшей была миссия СМИ, разыгрывавших «исторические детективы». Многосерийная подделка под историческую правду – бесконечная «мыльницы» лживых фильмов Леонида Млечина в передаче «Особая папка». 19 апреля 2004 года вышел отдельный фильм о «Катынском деле». Разговор в фильме начинается именно с детектива – с загадочной гибели главы польского правительства Владислава Сикорского. Загадочная гибель в 1943 году… Что может быть загадочного в условиях войны? Погибали и от шальной пули, и просто оттого, что на войне смерть не выбирает свои жертвы по какому-то особому сценарию. Сценарии придумывают писатели или драматурги закулисной политики. Млечин исполнял чье-то задание. Трудно представить себе, что так просто по многим каналам СМИ шли передачи все об одном и с одной и той же версией: НКВД расстрелял столько-то тысяч (цифры разнятся) пленных польских офицеров. В переводе на обыденный язык (а именно на это и расчет) это означало: русские расстреляли столько-то тысяч польских офицеров.
В фильме Млечина все указывало на заданность. Покров тайны должен был интриговать зрители: какой ужас еще там скрывается? Если скрывается – значит, ужас. Если ужас – значит, правда. Нынешние игры в прятки по поводу Катыни скрывают вовсе не ту правду, о которой многие думают. Они скрывают полную несостоятельность тех, кто многие годы посвятил «расследованию». На поверку вышел «пшик».
Одним из доказательств того, что расстрелы проводились немцами, было установление факта убийства людей из немецкого оружия. На это русофобы придумали сказочку о том, что специально для уничтожения людей НКВД приобрел партию немецких пистолетов. Вот как об этом повествует Млечин: «Во внутренней тюрьме областного управления одну из камер обивали кошмой, чтобы не было слышно, пленных по одному заводили в камеру, надевали наручники и стреляли в голову. Пользовались закупленными в Германии пистолетами марки «Вальтер» – их доставляли из Москвы чемоданами. После каждого расстрела в Москву заместителю наркома Меркулову шла короткая шифротелеграмма такого содержания: «Исполнено 292». Это означало, что за ночь расстреляли 292 человека. К концу мая расстреляли 21 000 пленных поляков.
Трупы на грузовиках вывозили за город и закапывали в районе дач областного НКВД – сюда чужие люди не зайдут. Трупы укладывали, как сардины в банке: голова к ногам – ноги к голове. Когда операция закончилась, братскую могилу засыпали землей и сажали елочки. Но часть пленных из козельского лагеря расстреляли прямо в катынском лесу. Эти могилы и обнаружили потом немцы, заняв Смоленск».
На самом деле простой следственный эксперимент показывал, что за ночь в смоленском областном управлении НКВД расстрелять почти 300 человек было просто невозможно. Как и вывезти трупы, чтобы не образовать целой колонны грузовиков. Разумеется, «головой к голове» могли укладывать разве что педантичные немцы. И сажать елочки – тоже.
Млечин играет деталями, перевирая действительность. «Условия содержания были ужасными». Это – о лагерях для военнопленных. На самом деле лагерь сам по себе – тяжкое испытание. Но для поляков были устроены очень даже сносные условия: старались соблюсти конвенции о правах военнопленных. Офицеры не работали и сохраняли свою форму.
Другая ложь: «В Нюрнберге, где после войны судили главных нацистских преступников, по требованию советской делегации эта тема не возникала». Как раз наоборот. Тема была поднята советской делегацией, но не попала в итоговые документы, поскольку русофобский миф уже породил сомнения, а СССР не мог похвастаться гуманизмом: поляков все же расстреливали, хотя и не в том количестве. Никакого тотального уничтожения польских офицеров не было. Известно, что бывший прокурор Верховного суда Польши полковник Любодзецкий и комендант подпольного террористического «Союза вооруженной борьбы» на Западной Украине полковник Окулицкий не были расстреляны, а получили лагерные сроки и амнистированы в августе 1941 года.
Массовая аудитория дезинформировалась – где грубо и нагло, где тонко и незаметно. Поскольку для разоблачения дезинформации мне нужна была документальная база, в мае 2004 года я направил президенту ОАО «ТВ-Центр» О.М. Попцову вполне нейтральный запрос с просьбой предоставить мне копию видеозаписи и стенограмму. Ответа от Попцова не последовало. Вместо него мне пришла бумажка за подписью начальника управления делопроизводства. К ней было приложено любезное письмо Млечина, содержащее некоторые данные о двух книгах, касающихся «Катынского дела», относительно которых я ничего не просил мне разъяснять, поскольку был достаточно осведомлен о предмете. Впрочем, было интересно освежить в памяти некоторые детали. Стенограммы не было. Я вынужден был повторить запрос и напомнить Попцову нормы закона. В ответ мне пришел отказ, мотивированный тем, что моя просьба якобы не соответствует предмету депутатской деятельности. На самом деле статус депутата позволяет ему самостоятельно определять сферу своей деятельности, которая может быть ограничена только законом, и уж никак не мнением телевизионного начальника. Пришлось склонять ТВЦ к исполнению правовых норм через прокуратуру, подчеркивая, что в данном случае имеется прямое противодействие депутатской деятельности.
В августе 2004 года в адрес президента ОАО «ТВ-Центр» прокуратурой было внесено представление. Тем не менее Попцов вовсе не сразу его исполнил. Мне понадобилось еще раз обращаться в прокуратуру, указывая, что теперь Попцов пренебрегает уже статусом прокурорского предписания. В конце концов я получил искомую стенограмму, но тем временем озадачило меня уже совсем иное – затруднение в реализации статуса депутата уже в самой ГВП, где я надеялся ознакомиться с массивом документов «Катынского дела».
Другой фальсификатор истории и русофоб Николай Сванидзе, вероятно, поставил себе задачу изолгать все исторические сюжеты, существенные для современности. По теме «Катыни» он выпустил фильм на телеканале «Россия». Но меня заинтересовал другой случай выхода Сванидзе в эфир с этой темой. 4 ноября 2005 года цепные псы власти ждали появления активистов «Родины» на «Русском марше», где уже была заготовлена провокация с демонстрацией фашистских жестов и символики. Гряземеты были развернуты, но, как оказалось, тщательно организованный повод не состоялся. «Родина» проводила свою акцию в другом месте. Мне же, как на грех, довелось дать обещание выступить на митинге у польского посольства, где активисты движения «Правда о Катыни» говорили о необходимости открытого судебного разбирательства дела и обсуждения найденных доказательств о его фальсификации в период «поздней перестройки» и «раннего ельцинизма».
Заряженный гряземет должен был выстрелить на «Эхе Москвы». Именно поэтому в передачу русофоба Матвея Ганапольского был приглашен русофоб Николай Сванидзе. От ведущего он получил замечательный посыл в связи с митингом у польского посольства: «Если я не ошибаюсь, рогозинский. Где Рогозин сотоварищи (если я ошибся, господин Рогозин, извините, но, по-моему, его ребята, я в новостях слышал) собрались и требовали пересмотра решений по Катыни, когда были расстреляны… сколько польских офицеров?» Сванидзе бодро ответил: «Несколько сот тысяч». Это сказал человек, представленный в эфире как историк. И Ганапольский бодренько его поддержал: «Несколько сот тысяч, как бы доказано. Говорю «доказано» для господина Рогозина, потому что он же не верит, что это сделали энкавэдэшники. Вы же, по-моему, по этому поводу фильм делали». Сванидзе: «Да, совершенно верно».
Понятно, какого качества делал фильм Сванидзе. Ну, и понятно, какой «журналист» Ганапольский. Он что-то слышал, да ничего не понял. Не было у польского посольства Рогозина, а из «его сотоварищей» был я один. Большая ложь Сванидзе и маленькая ложь Ганапольского. Соединяясь вместе, они дают актуальную клевету.
Сванидзе: «Так, Матвей, и снова я вам говорю, а те же рогозинцы, если им давать такую возможность, объединившись с нацистами… а в рогозинской, кстати, фракции в ГД есть нацисты прямые, я это говорю совершенно откровенно, я могу их по фамилиям назвать… Так вот, эти ребята могут и 9 мая выходить к немецкому посольству и требовать, скажем, восстановления Берлинской стены».
Подобные фантазии, конечно, происходят от невежества и подлости. Выпустив свой русофобский фильм, Сванидзе хотел закрепить за собой право на истину. Поэтому все другие точки зрения вызывали у него раздражение. И надо же ему было тут же попасться на лжи! Сванидзе был позорно схвачен за руку, как неловкий карманник.
Слушатель Алексей: «Во всей польской армии не было нескольких сот тысяч офицеров, я так думаю, это первое». Сванидзе (сразу как-то ослабнув слухом): «Что-что, я не расслышал?» Слушатель Алексей: «Во всей польской армии, наверное, не было нескольких сот тысяч офицеров, как вы сказали про Катынь». Сванидзе (переходя на другую тему): «Там были не только офицеры, кстати». Слушатель Алексей: «Неважно. Несколько сот тысяч не могло, там не больше 20 тыс. всего было». Сванидзе (обрывая разговор и играя в оскорбленные чувства): «Вы считаете, что это нормально уже? Мы не будем сейчас с вами спорить по цифрам».
Еще в 2004 году в статусе депутата Госдумы я поставил себе целью использовать этот статус, чтобы ознакомиться с засекреченным «Катынским делом». К такому решению меня подтолкнули подробные беседы с Сергеем Стрыгиным – одним из активных энтузиастов-исследователей, искавшим правду о Катыни и раскопавшим множество свидетельств, опровергающих официальную версию. По его просьбе я направил более сотни запросов во все инстанции, по крупицам собирая информацию, которую тщательно вычищали полтора десятка лет.
Добиться ознакомления с документами оказалось не так просто. Прикрываясь «тайной следствия», прокуроры блокировали ознакомление с материалами, будто бы чтение дела могло нанести расследованию какой-то вред. Главный военный прокурор А.Н. Савенков на мой запрос ответил лишь, что «срок следствия по уголовному делу № 159 продлен в установленном законом порядке до 22 сентября 2004 года». Но уже 21 сентября ГВП прекратила расследование. Это еще не означало, что мне предоставят документы. А события продолжали развиваться, угрожая национальным интересам России. 28–29 сентября 2004 г. в Москву приехал президент Польши А.Квасьневский. В ходе его визита было объявлено о скорой передаче польской стороне в дополнение к ранее переданным 96 томам с материалами данного расследования остальных 73 томов. В связи с этим 19 ноября 2004 г. мной в Главную военную прокуратуру было направлено письмо с запросом информации по «Катынскому делу» и просьбой ознакомиться с материалами проведенного расследования, в частности – с текстом постановления о прекращении данного уголовного расследования. Если полякам можно, то почему русскому депутату нельзя?
20 декабря 2004 г. из Главной военной прокуратуры за подписью заместителя Главного военного прокурора генерала-лейтенанта юстиции А.И. Арутюняна был получен ответ с отказом в предоставлении запрашиваемых документов или информации об их содержании, из которого следует, что депутаты Государственной Думы, по мнению Главной военной прокуратуры, не имеют права ознакомления с переданными в архив материалами законченного производством уголовного дела. Я вынужден был снова писать Генеральному прокурору, мотивируя свой интерес тем, что результаты расследования будут иметь серьезные политические и экономические последствия для Российской Федерации. Неизбежно предъявление Польшей требований о выплате денежных компенсаций родственникам погибших из бюджета Российской Федерации. Принятие федеральных законов по вопросам формирования бюджета РФ, согласно Конституции, является обязанностью Государственной Думы, из чего следует, что ознакомление с результатами расследования напрямую связано с профессиональной деятельностью Госдумы и ее депутатов, а не является сомнительной своекорыстной инициативой частного лица или предметом пустопорожнего любопытства пресыщенного жизнью, праздного и скучающего законодателя.
9 марта 2005 года на пленарном заседании Госдумы я задал вопрос Генеральному прокурору В.В. Устинову по поводу возможности ознакомления с результатами проведенного расследования по «Катынскому делу». В ответе, отраженном в стенограмме, Устинов разъяснил, что открытые выводы расследования опубликованы и являются общедоступными, а с прочими результатами расследования, в которых есть признаки государственной тайны, могут знакомиться лица, имеющие соответствующий допуск. Депутаты Государственной Думы имеют доступ к государственной тайне.
Так я оказался в здании ГВП, где несколько часов читал постановление о прекращении дела и пролистывал отдельные тома. Читать само дело – полторы сотни томов – было невозможно, потому что это был хаос. Разобраться в нем стоило бы нескольких месяцев труда. Я такую роскошь позволить себе не мог. Мое внимание сосредоточилось на итоговом документе. И он поразил меня своей нелогичностью, низким уровнем культуры. Такое впечатление, что эти 60 страниц просто списали по фрагментам из разных частей дела и скрепили выводами, которые из этих фрагментов никак не следовали. Это была халтура. Все «расследование» свелось к тому, чтобы не допустить к делу никого. Ничего «секретного» или «сов. секретного» в материалах и заключительном постановлении не было и в помине. Секретность покрывала тайну: отсутствие факта расследования и постыдность итога. Такой итог стыдно было публиковать.
Меня поразил легкомысленный ответ кураторов «Катынского дела» в ГВП на мой вопрос: «Изучались ли материалы комиссии Бурденко? Есть ли основания считать их недостоверными?». Оказалось, что не изучались, потому что «и так ясно, что это – фальшивка».
Все это подвигло меня к продолжению работы по «Катынскому делу». Особенно важным в этом деле было изобличение государственной измены там, где ее присутствие было очевидно в 1991 году. На глазах руководства КГБ был разрушен Советский Союз, государственная безопасность подверглась убийственной атаке, но всесильная спецслужба и пальцем не повела. Не по тем ли причинам, что было фальсифицировано «Катынское дело»? На фальсификацию указывал факт, открытый в июне 2004 года. В архивах нашлись документы о трех лагерях особого назначения близ Смоленска (Вяземлаге), где до 1941 года содержались бывшие польские военнослужащие и государственные чиновники, вывезенные в апреле-мае 1940 г из трех спецлагерей НКВД. Всего здесь содержалось около 8000 поляков, еще какое-то количество – на отдельных лесозаготовительных пунктах. Это была своеобразная трудовая армия, разбежавшаяся с приближением наступающих немцев или захваченная ими. Данный факт не нашел отражения в расследовании ГВП. Власть полностью устранилась от необходимости защиты национальных интересов. Историческая правда интересовала только общественных активистов. В ноябре 2005 году противники исторической лжи вышли на митинг к польскому посольству – об этом митинге развязно говорили в эфире «Эхо Москвы» Ганапольский со Сванидзе.
Выступления были посвящены фальсификации дела и требованиям расследовать его в полной мере и вынести решение в судебном порядке. На эту инициативу отреагировало общество «Мемориал». Но «Мемориалу» нужна была не правда, а только поводы, чтобы унижать Россию и говорить гадости в адрес патриотического движения. На этот раз «мемориальцы» выступили с письмом в адрес польского посла, переполненным ложью, фантастическими измышлениями и клеветой. Митинг у стен польского посольства они назвали «омерзительной акцией», а ее лозунги – «манифестацией ненависти», попыткой оправдать преступления Сталина и Берии и даже оправдание нацистской агрессии 1939 года.
«Правозащитник» – это звание стало в России символом предательства интересов страны и ее народа, преклонения перед фиктивными международными организациями и признания любых обвинений в адрес нашей страны достоверными. «Мемориал» – общество, созданное ради реабилитации жертв сталинских репрессий, давно превратилось в отстойник для русофобов и оправдателей инородческой агрессии против России. Беспардонная ложь стала главным инструментом «правозащитников», понимающих, что их историческое время прошло и безнаказанно оскорблять Россию и ее граждан больше невозможно.
Если власть признавала, что расстрел поляков в Катыни – дело рук НКВД, то «мемориальцы» требовали еще большей дискредитации России: признания акта геноцида и рассекречивания расследования Главной военной прокуратуры. Мной разделялась полярно противоположная позиция: расстрел в Катыни был произведен фашистами, а геббельсовская пропаганда использовала захоронения русских людей, убитых сталинским режимом, и трофейную польскую форму, чтобы фальсифицировать дело.
На этом примере должно быть ясно, что «Мемориал» – организация патологических лжецов. Их интерпретация митинга у польского посольства показала, что эти люди не способны сказать ни слова правды. Любому очевидцу или участнику митинга было ясно, что «мемориальное» описание бесстыдно перевирает все, что происходило в действительности, и извращает высказанные ораторами позиции.
Симптоматично, что «мемориальцы» уделили внимание и моей персоне. Они понимали, что у меня с ними не может быть никаких точек соприкосновения. Они мне отвратительны как враги моего народа и грязные лгуны. Поэтому «мемориальская» шушера писала польскому послу донос: «Вполне закономерно и участие в позорном спектакле 4 ноября депутата Государственной Думы РФ от партии «Родина» Андрея Савельева. Этот парламентарий уже давно зарекомендовал себя как сторонник националистических, шовинистических и антисемитских взглядов. Его активность на пикете всего лишь расставляет точки над «i»: она демонстрирует истинную политическую ориентацию организаторов акции, проясняет идеологические предпочтения «Родины» и еще раз подтверждает, что появление свастики в символике пикета – не случайность».
Какая еще свастика? Дело в том, что на митинге в качестве наглядной агитации присутствовал макет памятника польским офицерам, возведенный в Нью-Йорке. Он отличался от трагичной фигуры американских печальников о судьбе Польши только тем, что штык винтовки пронзал фигуру не в спину, а чуть ниже. Чтобы не повторять фальши американцев, на прикладе винтовки была изображена свастика. В соответствии с исторической правдой: немцы во главе с Гитлером добили бегущую польскую армию. Переносить на родную почву двусмысленность, которая всегда трактуется против России и русских, никто не хотел. Ведь винтовка вполне могла считаться советской, а удар штыком в спину – будто бы предательство по отношении к полякам. Мы-то знали, что ничего подобного не было. Напротив, наши солдаты спасли от немедленной смерти множество поляков – и военных, и гражданских. Подлость «Мемориала» в том, что его текст не поясняет, что это за «символика пикета». Как будто участники митинга пришли с плакатами, на которых была свастика! Этого не было. Но стиль доноса «Мемориала» таков, чтобы всякий, кто его прочтет, думал, что так было или могло быть.
«Правозащитники» взяли за правило науськивать власти на патриотическую оппозицию, запугивая Кремль реакцией мирового сообщества. Их все меньше слушают, поскольку до мирового сообщества этим жалким группкам «мемориальцев» не докричаться. Во власти их слышат только считанные отморозки с таким же повреждением морали и психического здоровья. Именно поэтому «Мемориал» в равной мере ненавидит Россию, российскую власть и русских патриотов.
Называя участников митинга «кучкой политических хулиганов», «мемориальцы» разоблачают себя как политическая шпана. Встав на защиту фальсификаторов «Катынского дела», эта группировка заявила свою цель: возбуждение розни между Россией и Польшей. Толкуя о несуществующих преступлениях, «Мемориал» в лице своих писарей, штампующих пасквили, сам совершил преступление. И это преступление рано или поздно будет наказано. Обвиняя других в сталинизме, они сами суть рабы сталинизма, ибо без мифов о сталинизме жить не в состоянии. Этим некрофилам выжить среди нормальных людей позволяют только ненависть, обвинения других в преступных деяниях и тотальная ложь. Встретите человека из «Мемориала» – отойдите в сторону. Это – зараза. Уверен, что «мемориальцам» место на нарах – как и всем организаторам розни между народами, клеветникам России и русского народа.
Я еще надеялся, что есть разумные доводы, которые могут подвигнуть режим Путина к тому, чтобы защищать интересы страны. Написал в администрацию президента Игорю Сечину, который заведовал доступом к президентскому архиву. Там можно было найти косвенные данные об истинной судьбе польских офицеров. Мы знали, где искать. Но запросы остались без ответов. Мне сообщили, что о допуске к архивам даже для депутата Госдумы не может быть и речи. Потом я написал письмо президенту РФ. Обосновал особую опасность для страны претензий Польши, которые международный суд мог признать состоятельными. Требовалась энергичная работа, чтобы на Катынский миф ответить правдой о Катыни. Были подробно изложены обстоятельства, указывающие на фальсификацию дела. Предложено сформировать непубличную исследовательскую группу, которая в течение полугода подготовит материал для публикации и стратегию противодействия польским претензиям. Возникал бы повод возобновить расследование, создать убедительные следственные материалы, сделать их публичными, разоблачить заговор фальсификаторов.
Президентская «вертикаль» осталась глухой к моим предложениям. Только в зале заседаний Думы в перерыве ко мне подошел один из сотрудников администрации и вполголоса, чтобы никто не слышал, похвалил мою записку, направленную секретной почтой. Никаких последствий эта похвала не имела. Нет, власть не собиралась заниматься проблемами страны. У нее были свои собственные проблемы. А общественную активность приказано было подавлять. В марте 2006 года группа граждан намеревалась провести митинг у здания ГВП с целью публично заявить требования о гласном, объективном и всестороннем рассмотрении в суде материалов расследования уголовного «Катынского дела». Московские власти сделали все, чтобы сорвать митинг. Инициаторов вызывали для «профилактических бесед». Раз за разом отвергались одна заявка за другой. В беседах участвовал глава следственно бригады по «Катынскому делу» и сотрудники правительства Москвы – генералы, полковники, генерал-полковники. В ходе бесед было сообщено, что причина для запрета митинга будет непременно найдена.
Еще раз тема Катыни коснулась меня лично в поганенькой брошюрке, где русофобы собрали несколько публикаций ученых, которые соблазнились гонорарами за публикацию оскорблений и клеветы в адрес нескольких книжных публикаций, касающихся проблем русской нации. Почти все авторы оказались из русофобского гнезда – Института этнологии и антропологии во главе с Валерием Тишковым, который в России с начала 90-х годов курирует межнациональные отношения, а теперь занимается еще и проблемами толерантности в Общественной палате. В указанном заведении есть некий Отдел народов Кавказа. В отделе заведующий – С. Арутюнов. Ему было дано задание в 3 странички оценить мою книгу «Время русской нации». Конечно, не читая ее, а лишь скользнув взглядом по любезно предоставленным «правозащитниками» цитатам. Среди всех прочих цитат оказалась буквально единственная фраза о «Катынском деле».
Не будучи в курсе «Катынского дела», которым я занимался несколько лет как депутат Госдумы, Арутюнов обвинил меня в клевете на власть, которой я предъявил претензии за поддержку геббельсовского мифа о расстреле 25 тыс. польских офицеров. Для ученого, не видевшего в глаза никаких документов, весьма смело делать выводы о том, что «вина НКВД в катынских расстрелах на сегодня доказана уже неопровержимо». Особенно поражает гражданский пафос вставшего против «популистской клеветы на власть» гордого защитника правды. Ученым можешь ты не быть, а быть доносчиком обязан. Таково, как я понимаю, кредо русофоба, внедренного в ученую среду.
Помимо проблемы исторической правды, есть еще и проблема российско-польских отношений, омраченных «религией Катыни», ставшей основой польского политического самосознания. В Польше отрицание убийств польских офицеров сотрудниками НКВД приравнено к уголовным преступлениям. Тем самым смыкаются «религия Катыни», «религия Холокоста» и русофобия, стремящаяся доказать, что между фашистами и русскими нет никакого различия. Немцы, породившие Гитлера, фашистами уже не были. А русские, не желая брать на себя фальсифицированное «Катынское дело» – настоящие современные неофашисты. Собственно, такая характеристика давалась всем русским, кто не соглашался с позицией властей, также и прокремлевскими СМИ, всякого рода «экспертами». Не зная ничего по поводу «катынского дела», они были уверены, что русские фашисты не могли не расстрелять несчастных польских офицеров – настоящих борцов с фашизмом.
Груз «Катынского дела» может немалым весом лечь на плечи русского народа, как лежит «Холокост» на плечах немцев, расплачивающихся не одно поколение вовсе не за нацизм, а за миф о еврейских страданиях, которые признаны почему-то самыми ужасными. Другим народам подобная мифология не свойственна: они на своих жертвах и своем горе не делают грязный бизнес. Русские полякам не предъявляли счет за десятки тысяч уморенных голодом и болезнями пленных красноармейцев, которых в 1920 году держали в чистом поле за колючей проволокой, пока большая часть из них не отдала Богу душу, несмотря на достоверность этих событий. А вот поляки потребовали от России «компенсации» за геббельсовский миф о польских офицерах. Сначала в 2005 году польский сейм принял резолюцию с требованием к России признать геноцидом расстрел пленных польских офицеров. Российская прокуратура объявила, что проведенное расследование факта геноцида не выявила.
В 2007 году в Польше к власти пришли отпетые русофобы братья Качиньские. «Катынская религия» стала их главным аргументом на выборах. В центре Варшавы они провели фотовыставку «Каtyn», предваряя ее плакатом, где зверомордые русские с окровавленными руками расстреливали польского офицера. Специально к выборам был создан фильм А.Вайды «Катынь». Хотя режиссер попытался превратить его в мелодраму, всепольский показ (а потом и всемирный) и множество публикаций, посвященных премьере, вызвали всплеск яростной русофобии. После победы на выборах Лех Качиньский провел демонстративную акцию: повысил в званиях всех поляков, которые считаются погибшими в Катыни.
Попытки поляков говорить о том, что их интересует только моральный ущерб, опровергаются тем, что уже в 1989 году сейм Польши предлагал СССР в порядке компенсации списать задолженность Советскому Союза в размере 5,3 млрд инвалютных рублей. В 2008 году разговоры уже шли не о покаянных заявлениях, а о компенсациях родственникам погибших. Отказ московского суда рассматривать требования о реабилитации расстрелянных польских офицеров дал инициаторам соответствующего иска основание обратиться в Страсбургский суд по правам человека. Решение этого суда предопределено предшествующей историей и политической конъюнктурой. Так русофобия Кремля оборачивается моральными и материальными потерями для России.
Война русофобов против России и русских продолжается.
Источник: Официальный сайт А.Н. Савельева
Депутат ГД
http://news.km.ru/religiya_katyni_i_zaraza_rusofob/print
17 сентября 1939 года советские войска вошли на территорию Польши, когда под ударами вермахта польское государство фактически перестало существовать. От гитлеровской оккупации были спасены жители Западной Украины и Западной Белоруссии – около 12 млн человек. При этом в советский плен попало около 250 тыс. польских солдат и офицеров. Подавляющее большинство было отправлено по домам, 40 тыс. уроженцам центральных областей Польши также позволили вернуться на родину – под контроль германских оккупационных властей. «Верхушку» польской армии разместили в лагерях для военнопленных – в Козельске, Старобельске и Осташкове.
Считается, что весной 1940 года в местечке Катынь под Смоленском были расстреляны свыше 4000 польских офицеров из Козельского лагеря. Захоронения действительно были найдены. Кем? Гитлеровцами, в 1943 году. Именно гитлеровцы объявили, что это – расстрелянные польские офицеры. «Утку» тут же подхватило польское правительство в изгнании. В условиях войны с Гитлером оно включилось в планы пропагандистской кампании фашистов. И СССР разорвал с этим правительством отношения. Главе польского правительства Сикорскому, принявшему игру Геббельса, никто не верил. Даже Муссолини. Не говоря уже о союзниках СССР.
Гитлеровцы организовали в Катыни международную комиссию с участием судмедэкспертов и криминалистов. Провокация была хорошо спланирована. В могилах нашлись обрывки польских газет, польские пуговицы, детали амуниции и даже дневниковые записи. Провокаторы не учли одного: немцы не знали реалий советской жизни. Не могли в советских условиях уложить 10 тыс. трупов ровненькими рядами, в новеньких сапогах и неношеных шинелях. Скудность жизни советских людей требовала шинельки и сапоги снять. И уж точно никто не складывал бы трупы с немецкой щепетильностью. Никто не дал бы приготовленным к расстрелу иметь при себе личные вещи и дневники. Все было бы изъято. Тем более, если предполагать особую секретность ликвидации, которой пытаются объяснить отсутствие свидетелей расстрелов (показания имеющихся свидетелей более чем сомнительны).
В наши дни позднее польские «расследователи» указали на другие захоронения, где якобы были захоронены остальные польские офицеры – на спецкладбище в Медном под Тверью (все 6311 польских полицейских из Осташковского лагеря). Однако есть свидетельства, что польские полицейские в 1941 году работали на Беломорско-Балтийском канале, а в начале войны польские офицеры содержались в лагерях, которые советским командованием были просто брошены при отступлении.
В 1940 году НКВД, безусловно, проводил расстрелы. И поляков, и других – всех, кого считали врагами советской власти. Среди польских офицеров таковых было достаточно, и об этом доносила внедренная в круги военнопленных агентура. Но ставить расстрелы на поток никто не собирался, а в начале войны польские граждане были амнистированы, выпущены из лагерей и возвращены из спецпоселений. Началось формирование польской армии.
После освобождение Смоленска была создана комиссия под председательством академика Николая Бурденко, главного хирурга Красной армии и президента Академии медицинских наук, которая провела свое исследование и установила, что расстреляли поляков сами немцы. Что касается документов пленных поляков, включая и тех, кто был расстрелян по приговорам «особых совещаний», то дела были уничтожены. Оставшиеся документы поступили в «особую папку», которая по цепочке преемственности попала сначала к Горбачеву, потом – к Ельцину. В 1991 году, когда в КГБ царила измена, было изготовлено множество фальшивых документов. Один из них оказался в «особой папке». Ельцин и «демократы» вынули давно забытое дело и отдали его в руки русофобам. Фактически именно Ельцин и его окружение были создателями «религии Катыни».
На фальсификацию указывает анализ документов «закрытого пакета № 1», который неожиданно обнаружился у Горбачева. Записка Берии о расстреле поляков была зарегистрирована в феврале 1940 года, а сама записка датирована мартом, причем без указания даты. Протокол заседания Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 года оформлен с нарушениями: сохранились только незаверенные копии. В «записке Шелепина» Хрущеву, в которой говорится о расстреле 21 857 польских граждан весной 1940 года, содержится явная ложь: якобы мировое общественное мнение согласно с выводами комиссии Н.Бурденко. Трудно представить полную неосведомленность председателя КГБ или готовность принять очевидную ложь со стороны Первого секретаря ЦК КПСС. Лгать им было не привыкать, но то в публичных делах. Множество передержек в документах, ставших известными в наши дни, наталкивает на мысль, что следы фальсификации были оставлены намеренно и в большом количестве. Они бросаются в глаза. Но только не тем, кому поручено было проводить расследование.
Уже в 1990 году повсеместно считалось, что польских офицеров расстреляли органы НКВД. С сентября 1990 года началось официальное расследование Главной военной прокуратуры. Как я убедился, на самом деле никакого расследования не было. Была фабрикация доказательств вины нашей страны, растянувшаяся на многие годы. Только в 2004 году расследование было объявлено завершенным. Якобы был подтвержден факт вынесения НКВД смертных приговоров 14 542 полякам-военнопленным, достоверно установлена смерть 1803 человек и определены личности 22 расстрелянных.
Бывший тогда главным военным прокурором РФ Александр Савенков определил катынские события как «общеуголовные преступления, связанные с отдачей незаконных приказов, а также превышением должностных полномочий лицами высокого ранга». Позднее, когда мне довелось по другому поводу беседовать с А.Н. Савенковым, перешедшим в Министерство юстиции вслед за своим патроном – В.В. Устиновым, я понял, почему расследования не было, а итоговые документы дела не выдерживают никакой критики. Подобные люди своеобразно понимают принцип законности. Для них законность – это распоряжение начальства и собственное мнение. Они не интересуются истиной, а ложь для них вполне допустима и является привычным инструментарием в работе.
Дело засекретили и закрыли. Ведь виновные в расстреле (ровным счетом 5 человек) давно умерли. В Кремле считали, что тем самым вопрос снят. Это было не только преступлением против собственной страны (фальсификация исторической ответственности), но и ошибкой. «Мировое сообщество» не собиралось что-то там «прощать» России. Напротив, позднее были придуманы новые легенды, направленные против нашей страны. Вроде «религии голодомора» на Украине.
В «Катынском деле» отметилось множество русофобов. Но наивреднейшей была миссия СМИ, разыгрывавших «исторические детективы». Многосерийная подделка под историческую правду – бесконечная «мыльницы» лживых фильмов Леонида Млечина в передаче «Особая папка». 19 апреля 2004 года вышел отдельный фильм о «Катынском деле». Разговор в фильме начинается именно с детектива – с загадочной гибели главы польского правительства Владислава Сикорского. Загадочная гибель в 1943 году… Что может быть загадочного в условиях войны? Погибали и от шальной пули, и просто оттого, что на войне смерть не выбирает свои жертвы по какому-то особому сценарию. Сценарии придумывают писатели или драматурги закулисной политики. Млечин исполнял чье-то задание. Трудно представить себе, что так просто по многим каналам СМИ шли передачи все об одном и с одной и той же версией: НКВД расстрелял столько-то тысяч (цифры разнятся) пленных польских офицеров. В переводе на обыденный язык (а именно на это и расчет) это означало: русские расстреляли столько-то тысяч польских офицеров.
В фильме Млечина все указывало на заданность. Покров тайны должен был интриговать зрители: какой ужас еще там скрывается? Если скрывается – значит, ужас. Если ужас – значит, правда. Нынешние игры в прятки по поводу Катыни скрывают вовсе не ту правду, о которой многие думают. Они скрывают полную несостоятельность тех, кто многие годы посвятил «расследованию». На поверку вышел «пшик».
Одним из доказательств того, что расстрелы проводились немцами, было установление факта убийства людей из немецкого оружия. На это русофобы придумали сказочку о том, что специально для уничтожения людей НКВД приобрел партию немецких пистолетов. Вот как об этом повествует Млечин: «Во внутренней тюрьме областного управления одну из камер обивали кошмой, чтобы не было слышно, пленных по одному заводили в камеру, надевали наручники и стреляли в голову. Пользовались закупленными в Германии пистолетами марки «Вальтер» – их доставляли из Москвы чемоданами. После каждого расстрела в Москву заместителю наркома Меркулову шла короткая шифротелеграмма такого содержания: «Исполнено 292». Это означало, что за ночь расстреляли 292 человека. К концу мая расстреляли 21 000 пленных поляков.
Трупы на грузовиках вывозили за город и закапывали в районе дач областного НКВД – сюда чужие люди не зайдут. Трупы укладывали, как сардины в банке: голова к ногам – ноги к голове. Когда операция закончилась, братскую могилу засыпали землей и сажали елочки. Но часть пленных из козельского лагеря расстреляли прямо в катынском лесу. Эти могилы и обнаружили потом немцы, заняв Смоленск».
На самом деле простой следственный эксперимент показывал, что за ночь в смоленском областном управлении НКВД расстрелять почти 300 человек было просто невозможно. Как и вывезти трупы, чтобы не образовать целой колонны грузовиков. Разумеется, «головой к голове» могли укладывать разве что педантичные немцы. И сажать елочки – тоже.
Млечин играет деталями, перевирая действительность. «Условия содержания были ужасными». Это – о лагерях для военнопленных. На самом деле лагерь сам по себе – тяжкое испытание. Но для поляков были устроены очень даже сносные условия: старались соблюсти конвенции о правах военнопленных. Офицеры не работали и сохраняли свою форму.
Другая ложь: «В Нюрнберге, где после войны судили главных нацистских преступников, по требованию советской делегации эта тема не возникала». Как раз наоборот. Тема была поднята советской делегацией, но не попала в итоговые документы, поскольку русофобский миф уже породил сомнения, а СССР не мог похвастаться гуманизмом: поляков все же расстреливали, хотя и не в том количестве. Никакого тотального уничтожения польских офицеров не было. Известно, что бывший прокурор Верховного суда Польши полковник Любодзецкий и комендант подпольного террористического «Союза вооруженной борьбы» на Западной Украине полковник Окулицкий не были расстреляны, а получили лагерные сроки и амнистированы в августе 1941 года.
Массовая аудитория дезинформировалась – где грубо и нагло, где тонко и незаметно. Поскольку для разоблачения дезинформации мне нужна была документальная база, в мае 2004 года я направил президенту ОАО «ТВ-Центр» О.М. Попцову вполне нейтральный запрос с просьбой предоставить мне копию видеозаписи и стенограмму. Ответа от Попцова не последовало. Вместо него мне пришла бумажка за подписью начальника управления делопроизводства. К ней было приложено любезное письмо Млечина, содержащее некоторые данные о двух книгах, касающихся «Катынского дела», относительно которых я ничего не просил мне разъяснять, поскольку был достаточно осведомлен о предмете. Впрочем, было интересно освежить в памяти некоторые детали. Стенограммы не было. Я вынужден был повторить запрос и напомнить Попцову нормы закона. В ответ мне пришел отказ, мотивированный тем, что моя просьба якобы не соответствует предмету депутатской деятельности. На самом деле статус депутата позволяет ему самостоятельно определять сферу своей деятельности, которая может быть ограничена только законом, и уж никак не мнением телевизионного начальника. Пришлось склонять ТВЦ к исполнению правовых норм через прокуратуру, подчеркивая, что в данном случае имеется прямое противодействие депутатской деятельности.
В августе 2004 года в адрес президента ОАО «ТВ-Центр» прокуратурой было внесено представление. Тем не менее Попцов вовсе не сразу его исполнил. Мне понадобилось еще раз обращаться в прокуратуру, указывая, что теперь Попцов пренебрегает уже статусом прокурорского предписания. В конце концов я получил искомую стенограмму, но тем временем озадачило меня уже совсем иное – затруднение в реализации статуса депутата уже в самой ГВП, где я надеялся ознакомиться с массивом документов «Катынского дела».
Другой фальсификатор истории и русофоб Николай Сванидзе, вероятно, поставил себе задачу изолгать все исторические сюжеты, существенные для современности. По теме «Катыни» он выпустил фильм на телеканале «Россия». Но меня заинтересовал другой случай выхода Сванидзе в эфир с этой темой. 4 ноября 2005 года цепные псы власти ждали появления активистов «Родины» на «Русском марше», где уже была заготовлена провокация с демонстрацией фашистских жестов и символики. Гряземеты были развернуты, но, как оказалось, тщательно организованный повод не состоялся. «Родина» проводила свою акцию в другом месте. Мне же, как на грех, довелось дать обещание выступить на митинге у польского посольства, где активисты движения «Правда о Катыни» говорили о необходимости открытого судебного разбирательства дела и обсуждения найденных доказательств о его фальсификации в период «поздней перестройки» и «раннего ельцинизма».
Заряженный гряземет должен был выстрелить на «Эхе Москвы». Именно поэтому в передачу русофоба Матвея Ганапольского был приглашен русофоб Николай Сванидзе. От ведущего он получил замечательный посыл в связи с митингом у польского посольства: «Если я не ошибаюсь, рогозинский. Где Рогозин сотоварищи (если я ошибся, господин Рогозин, извините, но, по-моему, его ребята, я в новостях слышал) собрались и требовали пересмотра решений по Катыни, когда были расстреляны… сколько польских офицеров?» Сванидзе бодро ответил: «Несколько сот тысяч». Это сказал человек, представленный в эфире как историк. И Ганапольский бодренько его поддержал: «Несколько сот тысяч, как бы доказано. Говорю «доказано» для господина Рогозина, потому что он же не верит, что это сделали энкавэдэшники. Вы же, по-моему, по этому поводу фильм делали». Сванидзе: «Да, совершенно верно».
Понятно, какого качества делал фильм Сванидзе. Ну, и понятно, какой «журналист» Ганапольский. Он что-то слышал, да ничего не понял. Не было у польского посольства Рогозина, а из «его сотоварищей» был я один. Большая ложь Сванидзе и маленькая ложь Ганапольского. Соединяясь вместе, они дают актуальную клевету.
Сванидзе: «Так, Матвей, и снова я вам говорю, а те же рогозинцы, если им давать такую возможность, объединившись с нацистами… а в рогозинской, кстати, фракции в ГД есть нацисты прямые, я это говорю совершенно откровенно, я могу их по фамилиям назвать… Так вот, эти ребята могут и 9 мая выходить к немецкому посольству и требовать, скажем, восстановления Берлинской стены».
Подобные фантазии, конечно, происходят от невежества и подлости. Выпустив свой русофобский фильм, Сванидзе хотел закрепить за собой право на истину. Поэтому все другие точки зрения вызывали у него раздражение. И надо же ему было тут же попасться на лжи! Сванидзе был позорно схвачен за руку, как неловкий карманник.
Слушатель Алексей: «Во всей польской армии не было нескольких сот тысяч офицеров, я так думаю, это первое». Сванидзе (сразу как-то ослабнув слухом): «Что-что, я не расслышал?» Слушатель Алексей: «Во всей польской армии, наверное, не было нескольких сот тысяч офицеров, как вы сказали про Катынь». Сванидзе (переходя на другую тему): «Там были не только офицеры, кстати». Слушатель Алексей: «Неважно. Несколько сот тысяч не могло, там не больше 20 тыс. всего было». Сванидзе (обрывая разговор и играя в оскорбленные чувства): «Вы считаете, что это нормально уже? Мы не будем сейчас с вами спорить по цифрам».
Еще в 2004 году в статусе депутата Госдумы я поставил себе целью использовать этот статус, чтобы ознакомиться с засекреченным «Катынским делом». К такому решению меня подтолкнули подробные беседы с Сергеем Стрыгиным – одним из активных энтузиастов-исследователей, искавшим правду о Катыни и раскопавшим множество свидетельств, опровергающих официальную версию. По его просьбе я направил более сотни запросов во все инстанции, по крупицам собирая информацию, которую тщательно вычищали полтора десятка лет.
Добиться ознакомления с документами оказалось не так просто. Прикрываясь «тайной следствия», прокуроры блокировали ознакомление с материалами, будто бы чтение дела могло нанести расследованию какой-то вред. Главный военный прокурор А.Н. Савенков на мой запрос ответил лишь, что «срок следствия по уголовному делу № 159 продлен в установленном законом порядке до 22 сентября 2004 года». Но уже 21 сентября ГВП прекратила расследование. Это еще не означало, что мне предоставят документы. А события продолжали развиваться, угрожая национальным интересам России. 28–29 сентября 2004 г. в Москву приехал президент Польши А.Квасьневский. В ходе его визита было объявлено о скорой передаче польской стороне в дополнение к ранее переданным 96 томам с материалами данного расследования остальных 73 томов. В связи с этим 19 ноября 2004 г. мной в Главную военную прокуратуру было направлено письмо с запросом информации по «Катынскому делу» и просьбой ознакомиться с материалами проведенного расследования, в частности – с текстом постановления о прекращении данного уголовного расследования. Если полякам можно, то почему русскому депутату нельзя?
20 декабря 2004 г. из Главной военной прокуратуры за подписью заместителя Главного военного прокурора генерала-лейтенанта юстиции А.И. Арутюняна был получен ответ с отказом в предоставлении запрашиваемых документов или информации об их содержании, из которого следует, что депутаты Государственной Думы, по мнению Главной военной прокуратуры, не имеют права ознакомления с переданными в архив материалами законченного производством уголовного дела. Я вынужден был снова писать Генеральному прокурору, мотивируя свой интерес тем, что результаты расследования будут иметь серьезные политические и экономические последствия для Российской Федерации. Неизбежно предъявление Польшей требований о выплате денежных компенсаций родственникам погибших из бюджета Российской Федерации. Принятие федеральных законов по вопросам формирования бюджета РФ, согласно Конституции, является обязанностью Государственной Думы, из чего следует, что ознакомление с результатами расследования напрямую связано с профессиональной деятельностью Госдумы и ее депутатов, а не является сомнительной своекорыстной инициативой частного лица или предметом пустопорожнего любопытства пресыщенного жизнью, праздного и скучающего законодателя.
9 марта 2005 года на пленарном заседании Госдумы я задал вопрос Генеральному прокурору В.В. Устинову по поводу возможности ознакомления с результатами проведенного расследования по «Катынскому делу». В ответе, отраженном в стенограмме, Устинов разъяснил, что открытые выводы расследования опубликованы и являются общедоступными, а с прочими результатами расследования, в которых есть признаки государственной тайны, могут знакомиться лица, имеющие соответствующий допуск. Депутаты Государственной Думы имеют доступ к государственной тайне.
Так я оказался в здании ГВП, где несколько часов читал постановление о прекращении дела и пролистывал отдельные тома. Читать само дело – полторы сотни томов – было невозможно, потому что это был хаос. Разобраться в нем стоило бы нескольких месяцев труда. Я такую роскошь позволить себе не мог. Мое внимание сосредоточилось на итоговом документе. И он поразил меня своей нелогичностью, низким уровнем культуры. Такое впечатление, что эти 60 страниц просто списали по фрагментам из разных частей дела и скрепили выводами, которые из этих фрагментов никак не следовали. Это была халтура. Все «расследование» свелось к тому, чтобы не допустить к делу никого. Ничего «секретного» или «сов. секретного» в материалах и заключительном постановлении не было и в помине. Секретность покрывала тайну: отсутствие факта расследования и постыдность итога. Такой итог стыдно было публиковать.
Меня поразил легкомысленный ответ кураторов «Катынского дела» в ГВП на мой вопрос: «Изучались ли материалы комиссии Бурденко? Есть ли основания считать их недостоверными?». Оказалось, что не изучались, потому что «и так ясно, что это – фальшивка».
Все это подвигло меня к продолжению работы по «Катынскому делу». Особенно важным в этом деле было изобличение государственной измены там, где ее присутствие было очевидно в 1991 году. На глазах руководства КГБ был разрушен Советский Союз, государственная безопасность подверглась убийственной атаке, но всесильная спецслужба и пальцем не повела. Не по тем ли причинам, что было фальсифицировано «Катынское дело»? На фальсификацию указывал факт, открытый в июне 2004 года. В архивах нашлись документы о трех лагерях особого назначения близ Смоленска (Вяземлаге), где до 1941 года содержались бывшие польские военнослужащие и государственные чиновники, вывезенные в апреле-мае 1940 г из трех спецлагерей НКВД. Всего здесь содержалось около 8000 поляков, еще какое-то количество – на отдельных лесозаготовительных пунктах. Это была своеобразная трудовая армия, разбежавшаяся с приближением наступающих немцев или захваченная ими. Данный факт не нашел отражения в расследовании ГВП. Власть полностью устранилась от необходимости защиты национальных интересов. Историческая правда интересовала только общественных активистов. В ноябре 2005 году противники исторической лжи вышли на митинг к польскому посольству – об этом митинге развязно говорили в эфире «Эхо Москвы» Ганапольский со Сванидзе.
Выступления были посвящены фальсификации дела и требованиям расследовать его в полной мере и вынести решение в судебном порядке. На эту инициативу отреагировало общество «Мемориал». Но «Мемориалу» нужна была не правда, а только поводы, чтобы унижать Россию и говорить гадости в адрес патриотического движения. На этот раз «мемориальцы» выступили с письмом в адрес польского посла, переполненным ложью, фантастическими измышлениями и клеветой. Митинг у стен польского посольства они назвали «омерзительной акцией», а ее лозунги – «манифестацией ненависти», попыткой оправдать преступления Сталина и Берии и даже оправдание нацистской агрессии 1939 года.
«Правозащитник» – это звание стало в России символом предательства интересов страны и ее народа, преклонения перед фиктивными международными организациями и признания любых обвинений в адрес нашей страны достоверными. «Мемориал» – общество, созданное ради реабилитации жертв сталинских репрессий, давно превратилось в отстойник для русофобов и оправдателей инородческой агрессии против России. Беспардонная ложь стала главным инструментом «правозащитников», понимающих, что их историческое время прошло и безнаказанно оскорблять Россию и ее граждан больше невозможно.
Если власть признавала, что расстрел поляков в Катыни – дело рук НКВД, то «мемориальцы» требовали еще большей дискредитации России: признания акта геноцида и рассекречивания расследования Главной военной прокуратуры. Мной разделялась полярно противоположная позиция: расстрел в Катыни был произведен фашистами, а геббельсовская пропаганда использовала захоронения русских людей, убитых сталинским режимом, и трофейную польскую форму, чтобы фальсифицировать дело.
На этом примере должно быть ясно, что «Мемориал» – организация патологических лжецов. Их интерпретация митинга у польского посольства показала, что эти люди не способны сказать ни слова правды. Любому очевидцу или участнику митинга было ясно, что «мемориальное» описание бесстыдно перевирает все, что происходило в действительности, и извращает высказанные ораторами позиции.
Симптоматично, что «мемориальцы» уделили внимание и моей персоне. Они понимали, что у меня с ними не может быть никаких точек соприкосновения. Они мне отвратительны как враги моего народа и грязные лгуны. Поэтому «мемориальская» шушера писала польскому послу донос: «Вполне закономерно и участие в позорном спектакле 4 ноября депутата Государственной Думы РФ от партии «Родина» Андрея Савельева. Этот парламентарий уже давно зарекомендовал себя как сторонник националистических, шовинистических и антисемитских взглядов. Его активность на пикете всего лишь расставляет точки над «i»: она демонстрирует истинную политическую ориентацию организаторов акции, проясняет идеологические предпочтения «Родины» и еще раз подтверждает, что появление свастики в символике пикета – не случайность».
Какая еще свастика? Дело в том, что на митинге в качестве наглядной агитации присутствовал макет памятника польским офицерам, возведенный в Нью-Йорке. Он отличался от трагичной фигуры американских печальников о судьбе Польши только тем, что штык винтовки пронзал фигуру не в спину, а чуть ниже. Чтобы не повторять фальши американцев, на прикладе винтовки была изображена свастика. В соответствии с исторической правдой: немцы во главе с Гитлером добили бегущую польскую армию. Переносить на родную почву двусмысленность, которая всегда трактуется против России и русских, никто не хотел. Ведь винтовка вполне могла считаться советской, а удар штыком в спину – будто бы предательство по отношении к полякам. Мы-то знали, что ничего подобного не было. Напротив, наши солдаты спасли от немедленной смерти множество поляков – и военных, и гражданских. Подлость «Мемориала» в том, что его текст не поясняет, что это за «символика пикета». Как будто участники митинга пришли с плакатами, на которых была свастика! Этого не было. Но стиль доноса «Мемориала» таков, чтобы всякий, кто его прочтет, думал, что так было или могло быть.
«Правозащитники» взяли за правило науськивать власти на патриотическую оппозицию, запугивая Кремль реакцией мирового сообщества. Их все меньше слушают, поскольку до мирового сообщества этим жалким группкам «мемориальцев» не докричаться. Во власти их слышат только считанные отморозки с таким же повреждением морали и психического здоровья. Именно поэтому «Мемориал» в равной мере ненавидит Россию, российскую власть и русских патриотов.
Называя участников митинга «кучкой политических хулиганов», «мемориальцы» разоблачают себя как политическая шпана. Встав на защиту фальсификаторов «Катынского дела», эта группировка заявила свою цель: возбуждение розни между Россией и Польшей. Толкуя о несуществующих преступлениях, «Мемориал» в лице своих писарей, штампующих пасквили, сам совершил преступление. И это преступление рано или поздно будет наказано. Обвиняя других в сталинизме, они сами суть рабы сталинизма, ибо без мифов о сталинизме жить не в состоянии. Этим некрофилам выжить среди нормальных людей позволяют только ненависть, обвинения других в преступных деяниях и тотальная ложь. Встретите человека из «Мемориала» – отойдите в сторону. Это – зараза. Уверен, что «мемориальцам» место на нарах – как и всем организаторам розни между народами, клеветникам России и русского народа.
Я еще надеялся, что есть разумные доводы, которые могут подвигнуть режим Путина к тому, чтобы защищать интересы страны. Написал в администрацию президента Игорю Сечину, который заведовал доступом к президентскому архиву. Там можно было найти косвенные данные об истинной судьбе польских офицеров. Мы знали, где искать. Но запросы остались без ответов. Мне сообщили, что о допуске к архивам даже для депутата Госдумы не может быть и речи. Потом я написал письмо президенту РФ. Обосновал особую опасность для страны претензий Польши, которые международный суд мог признать состоятельными. Требовалась энергичная работа, чтобы на Катынский миф ответить правдой о Катыни. Были подробно изложены обстоятельства, указывающие на фальсификацию дела. Предложено сформировать непубличную исследовательскую группу, которая в течение полугода подготовит материал для публикации и стратегию противодействия польским претензиям. Возникал бы повод возобновить расследование, создать убедительные следственные материалы, сделать их публичными, разоблачить заговор фальсификаторов.
Президентская «вертикаль» осталась глухой к моим предложениям. Только в зале заседаний Думы в перерыве ко мне подошел один из сотрудников администрации и вполголоса, чтобы никто не слышал, похвалил мою записку, направленную секретной почтой. Никаких последствий эта похвала не имела. Нет, власть не собиралась заниматься проблемами страны. У нее были свои собственные проблемы. А общественную активность приказано было подавлять. В марте 2006 года группа граждан намеревалась провести митинг у здания ГВП с целью публично заявить требования о гласном, объективном и всестороннем рассмотрении в суде материалов расследования уголовного «Катынского дела». Московские власти сделали все, чтобы сорвать митинг. Инициаторов вызывали для «профилактических бесед». Раз за разом отвергались одна заявка за другой. В беседах участвовал глава следственно бригады по «Катынскому делу» и сотрудники правительства Москвы – генералы, полковники, генерал-полковники. В ходе бесед было сообщено, что причина для запрета митинга будет непременно найдена.
Еще раз тема Катыни коснулась меня лично в поганенькой брошюрке, где русофобы собрали несколько публикаций ученых, которые соблазнились гонорарами за публикацию оскорблений и клеветы в адрес нескольких книжных публикаций, касающихся проблем русской нации. Почти все авторы оказались из русофобского гнезда – Института этнологии и антропологии во главе с Валерием Тишковым, который в России с начала 90-х годов курирует межнациональные отношения, а теперь занимается еще и проблемами толерантности в Общественной палате. В указанном заведении есть некий Отдел народов Кавказа. В отделе заведующий – С. Арутюнов. Ему было дано задание в 3 странички оценить мою книгу «Время русской нации». Конечно, не читая ее, а лишь скользнув взглядом по любезно предоставленным «правозащитниками» цитатам. Среди всех прочих цитат оказалась буквально единственная фраза о «Катынском деле».
Не будучи в курсе «Катынского дела», которым я занимался несколько лет как депутат Госдумы, Арутюнов обвинил меня в клевете на власть, которой я предъявил претензии за поддержку геббельсовского мифа о расстреле 25 тыс. польских офицеров. Для ученого, не видевшего в глаза никаких документов, весьма смело делать выводы о том, что «вина НКВД в катынских расстрелах на сегодня доказана уже неопровержимо». Особенно поражает гражданский пафос вставшего против «популистской клеветы на власть» гордого защитника правды. Ученым можешь ты не быть, а быть доносчиком обязан. Таково, как я понимаю, кредо русофоба, внедренного в ученую среду.
Помимо проблемы исторической правды, есть еще и проблема российско-польских отношений, омраченных «религией Катыни», ставшей основой польского политического самосознания. В Польше отрицание убийств польских офицеров сотрудниками НКВД приравнено к уголовным преступлениям. Тем самым смыкаются «религия Катыни», «религия Холокоста» и русофобия, стремящаяся доказать, что между фашистами и русскими нет никакого различия. Немцы, породившие Гитлера, фашистами уже не были. А русские, не желая брать на себя фальсифицированное «Катынское дело» – настоящие современные неофашисты. Собственно, такая характеристика давалась всем русским, кто не соглашался с позицией властей, также и прокремлевскими СМИ, всякого рода «экспертами». Не зная ничего по поводу «катынского дела», они были уверены, что русские фашисты не могли не расстрелять несчастных польских офицеров – настоящих борцов с фашизмом.
Груз «Катынского дела» может немалым весом лечь на плечи русского народа, как лежит «Холокост» на плечах немцев, расплачивающихся не одно поколение вовсе не за нацизм, а за миф о еврейских страданиях, которые признаны почему-то самыми ужасными. Другим народам подобная мифология не свойственна: они на своих жертвах и своем горе не делают грязный бизнес. Русские полякам не предъявляли счет за десятки тысяч уморенных голодом и болезнями пленных красноармейцев, которых в 1920 году держали в чистом поле за колючей проволокой, пока большая часть из них не отдала Богу душу, несмотря на достоверность этих событий. А вот поляки потребовали от России «компенсации» за геббельсовский миф о польских офицерах. Сначала в 2005 году польский сейм принял резолюцию с требованием к России признать геноцидом расстрел пленных польских офицеров. Российская прокуратура объявила, что проведенное расследование факта геноцида не выявила.
В 2007 году в Польше к власти пришли отпетые русофобы братья Качиньские. «Катынская религия» стала их главным аргументом на выборах. В центре Варшавы они провели фотовыставку «Каtyn», предваряя ее плакатом, где зверомордые русские с окровавленными руками расстреливали польского офицера. Специально к выборам был создан фильм А.Вайды «Катынь». Хотя режиссер попытался превратить его в мелодраму, всепольский показ (а потом и всемирный) и множество публикаций, посвященных премьере, вызвали всплеск яростной русофобии. После победы на выборах Лех Качиньский провел демонстративную акцию: повысил в званиях всех поляков, которые считаются погибшими в Катыни.
Попытки поляков говорить о том, что их интересует только моральный ущерб, опровергаются тем, что уже в 1989 году сейм Польши предлагал СССР в порядке компенсации списать задолженность Советскому Союза в размере 5,3 млрд инвалютных рублей. В 2008 году разговоры уже шли не о покаянных заявлениях, а о компенсациях родственникам погибших. Отказ московского суда рассматривать требования о реабилитации расстрелянных польских офицеров дал инициаторам соответствующего иска основание обратиться в Страсбургский суд по правам человека. Решение этого суда предопределено предшествующей историей и политической конъюнктурой. Так русофобия Кремля оборачивается моральными и материальными потерями для России.
Война русофобов против России и русских продолжается.
Источник: Официальный сайт А.Н. Савельева