РАССКАЗ О ТРЕХ ПОВЕШЕННЫХ.
6 августе 1944 года я находился в концлагере Линц , одном из филиалов Маутхаузена.
На четвертом блоке в это время готовился побег. Четыре человека, фамилии которых я сейчас не помню, делали подкоп из блока к каналу, наполненному водой, окружившему лагерь со всех сторон.
Но их постигла неудача. Подкоп был обнаружен и виновники схвачены. Сначала их избили до полусмерти резиновыми шлангами, затем эсесовец рапорт-фюрер Кофлер вынул финский нож и стал загонять его в тела несчастной четверки. Нам, присутствующим при этой зверской расправе, было очень тяжело видеть страдания своих товарищей, дикие крики которых и сейчас раздаются у меня в ушах.
Мы тогда же порешили, что никогда не забудет издевательств фашистов, и если останемся живы, расскажем о них всему русскому народу, всему миру. Пусть люди узнают правду о немецком фашизме.
В начале марта 1945 года четыре человека: лейтенант Николай Скляров (г.Запорожье, ул.Франко, д.18 кв.3), Михаил Медведев, Петр Щур, Петр Матушин совершили побег. Будучи в ночной смене, они проделали отверстие в кирпичной стене и незаметно ушли. Они хотели пробраться к частям Красной Армии. По окончании работы их побег обнаружили, и немедленно была организована погоня. Вся команда, к которой принадлежали убежавшие, в количестве 130 человек была отве-дена в лагерь и стояла целый день под дождем на плацу, а вечером снова нас погнали на работу. В наказание за побег четырех товарищей всему лагерю был урезан паек : вместо полутора литра супа стали давать половину этой нормы.
Трое из убежавших 7 апреля - были после ожесточенной схватки, в которой они убили 6 фашистов, были схвачены и приве¬зены назад в лагерь для казни через повешение.
Точно установить погиб четвертый или убежал нам не удалось. На следующий день, в 4 часа дня, нас выгнали при¬сутствовать при их казни. В лагере находился бандит, немец Гернард Реми, который просидел здесь 11 лет и был добровольным палачом. За годы войны он убил и повесил нема¬ло людей.
В этот день его напоили спиртом. Пьяный изверг засучил рукава , взял в руки веревки, сделал три петли и укрепил их на виселице. Затем, работая, "чумой" (резиновой палкой) он согнал к виселице всех и крикнул :"Русские и укра¬инцы, ко мне !" Никто не вышел. Все стояли, точно окамене¬лые от ужаса, в полном молчании. Под сильной охраной, в стороне, также молча, стояли трое осужденных. Палач яростно заскрежетал зубами и бросился на толпу заключенных, работая "чумой" направо и налево он выгнал вперед человек де¬сять и схватив одного из них это был Дёмин Т.Ф.(из Курской обл.), сжал кулаки и произнес: "Ты будешь одевать петли на шеи этим большевикам!" Дёмин изменился в лице, но твердо ответил : "Я лучше себе надену петлю на шею, а товарищам не буду". Палач бросился на него с кулаками, осыпая градом про¬клятий. Тогда рапорт-фюрер Кофлер дал ему другого бандита.
Гордо и мужественно вели себя три молодых товарища. Михаил Медведев пошел на казнь первым.
Он сам одел петлю себе на шею и крикнул: "Прощайте товарищи!" Лестница, выбитая сильным пинком палача из под ног Михаила, упала, и тело несчастного закачалось в воздухе. У многих потекли слезы и3 глаз, другие отворачивались, не в силах глядеть на это зрелище. Вторым пошел Петр Щур. Он тоже сам одел себе на шею петлю и крикнул : "Отомстите фашистам!" Третьим был Матушин. Его последними словами было:
" Умираю за родину!"
Даже бандит рапорт-фюрер был поражен выдержкой и спокойствием советских людей в предсмертные минуты. "Гордые большевики" : произнес он, глядя с невольным уважением и страхом на тела трех повешенных. Сейчас мы свободные люди. За это мы благодарим нашу доблестную Красную Армию, вернувшую нас к жизни. Но пусть знают, немецкие гады, - русский народ никогда не простит им этих зверств. Кровь наших безвинно погибших товарищей вопит о мщении.
Этот рассказ написал Федор Горошанский
Свердловская обл. гор. Нижний Тагил
Рукописная книга "В фашисткой неволе"
МБОУ СОШ № 108 г. Красноярск
КОЛЛЕКТИВНЫЙ УЧАСТНИК ПРОЕКТА
"НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА"
МБОУ СОШ № 108 г. Красноярск
Музей
Боевой и трудовой славы
27 мая 2000 года при поддержке красноярской краевой региональной общественной организации по сохранению пограничных традиций «Пограничник» музей был открыт, чтобы о трудовом подвиге воинов границы помнили красноярцы и гости нашего города.
При музее созданы и действуют военно-спортивный клуб «Ураган», поисковая и лекторская группы. Особое внимание в работе музея уделяется интерактивным формам работы. Помимо традиционных встреч с ветеранами, Уроков мужества, Совет музея организует дискуссии, круглые столы, пресс-конференции, на которые приглашаются представители государственных структур, общественных организаций, учащиеся школ округа. Сегодня музей является центром патриотического воспитания молодежи в микрорайоне Зелёная Роща, а ветераны-пограничники – наставниками подрастающего поколения.
В музее представлены экспозиции:
•История пограничной службы страны
•Застава на Енисее
•Путевку в жизнь дала граница
•Летопись Великой Отечественной (проект «Шаг в бессмертие»)
•Герои необъявленной войны
Совет музея неоднократно выступал инициатором районных военно-патриотических акций: «Застава на Енисее», «Пограничная слава России», «Герои необъявленной войны» и др. В феврале традиционно в музее проходят мероприятия, посвященные воинам-интернационалистам, а в апреле совет музея проводит Линейку памяти Крупина Михаила, погибшего при выполнении интернационального долга в Афганистане.
В течение 2010 и 2011 года учащиеся школы становятся участниками Всероссийской акции "Граница - честь, долг, Отечество!"
По приглашению пограничного управления ФСБ по Приморскому краю ученики школы в составе делегации г. Красноярска приняли участие в праздновании Дня пограничника на заставе им. Героя Советского Союза И. Стрельникова.
Руководитель музея Пустошилова Людмила Александровна
66 лет назад 2 апреля 1945 года
2 апреля 1945 г. передовая танковая часть 2-й бронетанковой дивизии американской группы войск, наступавшей в направлении западногерманских городов Падерборн - Ганновер, пленила гитлеровских офицеров и солдат охраны и управления лагеря военнопленных -шталага № 326(VI-К) (Германия, земля Северный Рейн-Вестфалия, округ Минден, район Падерборн, место Эзельгайдэ на территории общины Штукенброк). Этим она довершила освобождение узников шталага - девяти тысяч советских военнопленных и тысячи военнопленных югославов, поляков и французов, начатое изнутри советскими военнопленными.
Что происходило в первые часы после освобождения запечатлено на кадрах американской военной кинохроники.
http://www.youtube.com/watch?v=Vzafm...eature=related
"МЕМОРИАЛ-2011" Москва Манеж
Фоторепортаж с выставки "МЕМОРИАЛ-2011"
Москва 22-23.06.2011 года.
http://www.facebook.com/media/set/?s...9&l=c234fff7b9
Пять тетрадей капитана Битюкова.
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...9&pictureid=99
В годы Великой Отечественной Войны
капитан авиации Битюков Иван Васильевич
совершил 350 боевых вылетов и воздушный таран.
Много послевоенных лет капитан, бывший командир авиаэскадрильи
Иван Васильевич Битюков добивался сделать известным советским людям события "блока смерти". Он писал в редакций газет, и в официальные органы...... Он не мог спокойно спать по ночам: перед глазами вновь и вновь вставали серые мрачные стены " блока смерти", тесный дворик, пулеметные вышки, почти нависшие над головами босых, полураздетых, измученных людей, стоявших под открытым небом и в зимнюю стужу, и в летний зной.
В его ушах звучали крики умирающих.... Словно живых, видел он в беспокойных снах тех, кто просил его в последний час - " Ваня, если останешься жив, не забудь адрес, сообщи".
И он снова и снова брался за перо, он просил помочь найти семьи погибших, он просил напечатать его рассказ о пережитом….
Он был первым, кто сразу же после окончания войны написал Советскому правительству и Центральному комитету партии о том, как боролись и как победили смерть советские офицеры - узники двадцатого блока.
Родина должна узнать, как погибали, оставаясь несгибаемо верными ,
ее воины.
Но письма Ивана Битюкова оставались без ответа.....
Тогда он взялся писать дневник.
Он писал его для дочерей своих: Люды и Вали.
Подрастут, прочтут.
Этот дневник - пять ученических тетрадей.
Тетрадь первая :
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...9&pictureid=97
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...9&pictureid=98
Это случилось 14 сентября 1943 года.
Гитлеровские войска все дальше отступали на запад под напором
Советских войск с Таманского полуострова, стараясь вывести на Крымский полуостров все, что только можно. Из других фронтов немецкое командование срочно перебрасывало новое подкрепление.
Шли упорные наземные и воздушные бои. Наступил крутой перелом на Таманском плацдарме. Фашистская группировка с боями отходила в Крым.
В этот сентябрьский день, когда закончилась боевая летная работа, на командный пункт полка подъехал на легковой машине генерал-майор Рубан,где в это время я вел разбор только, что окончившегося 3-го боевого вылета моей эскадрильи.
Генерал-майор приказал мне подойти к машине, на которой была заранее им раскрыта карта.
-Вот смотри капитан, по уточненным агентурным данным между станицами Варнековской и Гостагаевской – генерал провел карандашом на карте- движется большая колонна до 500 автомашин с войсками и боеприпасами.
Необходимо произвести внезапный бомбардировочно-штурмовой налет с
уточнением направления колонны противника.
- Смотри! – время к заходу солнца остается два часа. Генерал посмотрел на часы, а потом улыбающим лицом на меня . –Помни! –без прикрытия истребителей. Аэродром подготовили на случай ночной посадки.
- Взлет через 20 минут.
Через указанное генералом время, четыре самолета ИЛ-2 один за другим
пронеслись над командным пунктом дивизии и делая круг над аэродромом с правого разворота взял я курс к линии фронта. Линию фронта перелетели на большой высоте. Под нами серебристая лента реки Кубань, левый берег окутан непроходимыми камышовыми дебрями. Вверху, слева строя самолетов появились частые шапки взрывов зенитных снарядов. Это зенитная артиллерия противника ведет прицельный огонь по нашим самолетам. Обходя объекты, где могла быть зенитная артиллерия, самолеты со снижением подошли к плавням реки Кубань и на бреющем полете, маскируясь крутым левым берегом, и камышовыми зарослями подходили к цели и с набором высоты и разворотом влево вышли на боевой курс.
Впереди по дороге километров на пять растянулась колонна немецких автомашин. По радио сообщаю, бомбить и штурмовать колонну автомашин только прицельно.
Машины поочередно с правого пеленга ныряют в полосу заградительного огня. Мой самолет подбросило от взрывной волны. Посматриваю по сторонам. Все в порядке, небольшие пробоины на плоскостях. Машина хорошо реагирует на рули. Маневрировать против зенитного огня нельзя, наступила решающая минута, цель в прицеле. Нажимаю на гашетку, и бомбы серийно одна за другой отделяются от самолета.
- Мало! Нужно еще пару заходов на штурмовку, передаю по радио своим
питомцам, которые выходя на боевой курс прилипли к моему самолету, как пчелы к улью.
После обстрела колонны противника пулеметно-пушечным огнем, слышу напев «Сулико». Это как всегда после удачной атаки, мой прикрывающий
Павел Ильич Новиков сигнализирует своим товарищам по строю Пантелееву и Якушеву – горят бензозаправщики, взрываются автомашины с боеприпасами, фрицы удирают.
Вдруг «Сулико» на полуслове замерло. Посматриваю по сторонам. Справа, ниже нашего строя перерезают нам курс четыре самолета противника Ю-52,
Значит, правду говорил наш генерал, действительно драпают гитлеровские генералы со своими штабами в Крым.
Даю команду, в атаку!
Догоняя один из самолетов противника, беру в прицел, нажимаю на гашетки,но те тут то было, пушки и пулеметы чиркнули и замолкли.
Да, увлекся я при штурмовке и поливая пушечно-пулеметным огнем до тех пор, пока ничего в магазинах не осталось.
- Неужели упущу такую добычу?
Догоняя справа, самолет противника, сбавляю газ до тех пор пока не поравнялся в десяти метрах с фрицем.
- Я смотрю на него, а он на меня.
Я вынимаю пистолет и даю по нему очередь, а он мне дулю.
- Заело меня моё самолюбие.
Даю фрицу развернуться и догоняя его, промелькнула в моей голове мысль, винтом нельзя, машина инертная. Дай я его кончиком плоскости по килю,это ему будет достаточно, а мне ничего, подумал я, поворачивая свой самолет влево, вдруг болтнуло от встречной струи самолета противника и вместо кончика, задел порядочно своей плоскостью по стабилизатору самолета противника.
Фриц нырнул штопорить, а мой самолет тащить с креном меня к земле…
- А вот и земля Родимая…
Когда начало светлеть в левом глазу я почувствовал запах нашатырного спирта и повязку на голове. Это мой старший стрелок-радист Яков Чачин
оказывал мне первую помощь.
- Ну, что Яша, хотел что-то сказать, да и забыл.
- Да Вы потеряли сознание, стукнулись головой о панель приборной доски при посадке, даже стекло вдребезги разлетелось от указателя температуры масла.
- Я Вас оказывается, отходил.
Видите! Мы сидим у разбитой лодки, а не около самолета. Плоскостья вон, сзади метров20, а винт с коком впереди метров 50, - показал мне Яша рукой,думая, что я в действительности что-то соображаю.
- Ну пошли. – Слышите! Стрельба с возвышенности началась, даже пули от нашего разбитого корыта отлетают.
Повел меня Яша за руку в камышовые дебри. Иду за ним и не знаю, куда от меня ведет. Шумит в ушах, боль в виске, ноги не хотят идти.
- А ну, давайте быстрее, пальба усилилась, разрывы мин ложатся около нашего самолета. Взял меня Яша на спину и давай таранить огромным туловищем камыш.
Уж давно стемнело, и дождик перестал идти, а он несет, да несет не слушается моего приказания, а только отвечает – Вы больной, а я врач, -
прошу выполнять мои указания.
Окоченели у меня руки, держась за его плечи, и начал уже не приказывать,а просить.
-Яшенька, дорогой мой стокилограммовый, не могу держаться, руки отваливаются.
- А руки, пробурчал Яша.
Схватил он мои ноги, окутал ими свой живот, придерживая их руками, и давай не идти, а бежать, как какой хороший бегун.
- Стоп, вот и наш дом, показывая на большой гнездо, свитое какой-то птицей.
Нагнул мой Яша камыш, разорил несколько гнезд и послал сверху камыша постель.
- Ну а теперь спать, мой дорогой больной.
Проснулся я первый, освободив его тяжелую руку от своего туловища.
- Яша вставай, начал я его будить.
- Уж солнышко скоро взойдет, тихо шепчу ему на ухо.
Посмотрел я на его молодое, жизнерадостное лицо и жалко мне его стало,
пусть поспит, он же меня километров пять тащил на своих плечах, порезавши себе руки и лицо об встречный камыш.
Подвинулся к нему в плотную, обнял его и начал вспоминать как это все произошло и почему мой самолет не вошел при таране в л плоский штопор вместе с самолетом противника.
- Слышу, он меня будит да приговаривает, - вот так раненный, а еще обнимает меня как путящую смоленскую барышню.
Попросил Яшу поднять меня выше камышей, а потом задал ему вопрос, куда он меня тащил на восток или на запад. Яша не задумываясь над этим вопросом и быстро ответил, - конечно, на восток к своим.
-А посмотри на восход солнца, - показал я ему на зарево видневшее сквозь камыш.
Яша встал, обкрутился медленно вокруг себя, повернулся ко мне и ответил – виноват, потерял в суматохе ориентировку, то с Вами возился, отхаживал,да и немцы сильно палили по нас, а тут на грех и дождик полил.
Сидим, молчим, только друг на друга поглядываем.
По лицу видно, что Яша хочет что-то тревожное высказать.
- Так значит, я вел Вас на запад….
Не вел дорогой, а тащил как мешок…. в руки к немцам, - вот как выручают своего командира в бою.
Посмотрел на Яшино выражение лица, а он и духом упал, ну тут и давай я его подбадривать.
- Так вот, что дорогой мой Яшенька, хотя ты и не знал куда вел, но ты нес меня по правильному пути, на запад. – Немцы тогда еще видимо искали, и наверняка и сейчас ищут на востоке, но ты их перехитрил, запутал им наш след. Я также поступил бы, если бы был я в то время в нормальном состоянии, как и ты.
Повеселел мой Яшенька, посмотрел на меня улыбающим взглядом.
- Так значит я по правильному пути вел Вас.
- Да по правильному пути, но только не вел, а нес на своем горбу, ответил я ему.
- Яша!- а узнаешь ли ты место, где мы с тобой спали в первую ночь в обнимку на временно оккупированной врагом территории, если нам придется посетить это место после изгнания немецких полчищ, когда возвратимся в свою часть.
- А это место найти очень просто, по гнездам.
- Так вот, что Яша, немцы здесь нас не найдут, потому что здесь где мы находимся, в этих густых камышах вьют птицы себе гнезда где никогда не
ступала человеческая нога.
Сидим мы с Яшей на птичьих гнездах и размышляем остаться здесь и ожидать до прихода наших войск или продвигаться к своим.
Раскрыл я свой летный планшет, вынул карту, а тут на радость и плитка
шоколада показалась. Переломил шоколад на две разные части и подаю ему большую.
- Это тебе, ты заслужил больше, решил я.
- Нет, я доктор, а Вы пока больной от ушибов, Вам шоколад как некурящему, а мне папиросы, затягиваясь, положил мне Яша обратно свою долю в мой планшет.
Послышался гул самолетов со стороны восходящего солнца, лежащего на вершине камыша, которые через несколько минут пролетели около нас.
Проводили мы взглядом девятку Илов, пока не скрылись из вида.
- Товарищ капитан, если бы Вы не протаранили фрица, мы бы тоже летели по этому маршруту.
- Да Яша, - летели возможно и по этому маршруту, да еще как бы бомбили и штурмовали отступающего фрица, с горечью ответил я ему.
Двое суток днем и ночью пробирались к передовой линии фронта по плавням реки Кубань. Сзади осталась станица Киевская.
- Яша посмотри мы все же перешли линию фронта, показывая ему на карте и местности.
- Теперь мы еще не так повоюем, если б скорее добраться в часть, обнимая и целуя меня, промолвил Яша.
Ускоренным шагом вышли мы с камышей, чтобы пересечь поляну. Но не
прошли и 50 метров, как вдруг поднялся на ровной местности камыш, а из
траншеи послышались окрики на ломанном русском языке «Русь здавайся».
Мы быстро залегли. Немцы вначале не стреляли, а подняли вверх на автомате чучело, на котором была одета каска.
Вначале я не догадался и два раза прицельно выстрелил. Убедившись фрицы,что я стрелок надежный, начали палить по нас из автоматов, которое перешло в матерщину и Русь Здавайся. Лежим на ровной поляне прижавшись плотно к земле поглядывая по сторонам и решаем бежать по разным направлениям в камыш, возможно, кого-либо шальная немецкая пуля не заденет.
Как только мы поднялись, сразу за нами поднялся один фриц, я дал выстрел по нему, он упал, а мы по разным направлениям начали бежать в камыши,не обращая внимания на вой пуль, которые градом посылали фрицы из своих траншей.
Бегу, соревнуясь с летящими пулями, кто быстрее финиширует к финишу и недобежавши шага три до камыша как левая нога подломилась.
Я упал и кой как на животе цепляясь руками за траву дополз в камыш и начал стрелять по бегущим фрицам пока они не залегли, отсекая своего Якова, чтобы он мог уйти в камыш.
Подбежав с противоположной стороны, Яша схватил меня на руки и начал удаляться вглубь камышовых зарослей.
Стрельба вновь усилилась, в какую сторону Яша не направлялся, неся меня на руках, все ближе и ближе приближались звуки выстрелов.
Выбившись, мой Яша, из сил неся меня по пояс в воде по густым высоким
камышам и выбравшись на мель, нагнул камыш к воде и положил меня на
него.
И вот впервые я услышал от Якова не товарищ капитан, а Иван Васильевич,-
Вы ранены в ногу.
-Да Яша в ногу, но не будем об этом говорить.
- Вот бери мой партийный билет, ордена и пробирайся как можно быстрее в глубокие и густые камыши.
- Нет, я Вас не брошу, ведь я комсомолец, меня крепко накажу в части, за то, что я своего раненного командира оставил на поле боя, спасая якобы свою шкуру.
- Вместе летали, вместе фрицов уничтожали, так вместе и умрем.
Никакие приказания, уговоры оставить меня не подействовали на него и
когда я ему пригрозил, он залился слезами.
- Но коль ты напористый комсомолец и меняешь свою жизнь на труп своего командира, бери документы и ордена и зарой в сухом надежном месте,возможно, если будешь жив расскажешь в части, что я честно сражался сврагом на поле брани за Родину погиб в бою. Наклонился Яша над моей лежащей головой в воде, а слезы его так и ложатся на моё лицо, приподнял мою голову из воды, крепко поцеловал в губы и удалился.
Лежу в воде, а мысль в голове, не жаль теперь своей жизни, но только не плен.
В голове как на экране пролетело событие начало войны 1941 года.
Приказ : в балке около Сурок-Михайловка сосредотачиваются немецкие танки, насести урон противнику и дать возможность нашим наземным войскам отойти на новый рубеж обороны с меньшими потерями и эвакуировать промышленные объекты города Днепропетровска, тем самым сорвать немецкий план молниеносного захвата города.
После отличного выполнения боевого задания под командованием командира эскадрильи капитана Калачова и штурмана эскадрильи капитана Кузнецова с радостью с победой мы не полностью пернатые возвращались на свою базу.
По пути следования наши самолеты Р-5встретили
впервые «Мессершмидты-М-109»
В неравно бою три стервятника были сбиты нами, штурману эскадрильи
капитану Кузнецову снарядом оторвало голову, а командиру эскадрильи
Калачову на вылет оторвало снарядом обе ноги, но все же он посадил самолет и видя, что к нему приближаются танки, принявшие за немецкие,
вынул пистолет и застрелил себя ради того чтобы не быть пленным.
Ясно послышалась немецкая матерщина на русском языке. Теперь я только понял, немцы взяли нас в кольцо, которое постепенно сужали и необходимо что-то срочно принять, но только не плен, а лучше смерть.
Посмотрел я вверх на моросящий дождик, подставил дуло своего пистолета к виску, нажал на курок, но выстрела не последовало.
Убедившись, что в магазине пистолета патроны отсутствуют, выбросил его в воду от себя.
Пули воют сверху меня, стараюсь приподняться пусть какая-нибудь шальная да прекратит моё существование, но только не плен, но тяжесть реглана, впитавшего в себя воду, тянет меня обратно в воду.
Удар по голове, будто земля качнулась передо мной, прекратил начатые мои мысли, в глазах засверкало, а потом потемнело.
P.S. Сохранена авторская орфография.
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хоперского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2011 год.
«ЭТО ЕСТЬ НАШ ПОСЛЕДНИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ»
Под вечер седьмого ноября 1943 года от вокзала, через весь серый молчаливый Нюрнберг, тянулась к международному лагерю «Лангвассер» колонна русских военнопленных офицеров. Их этапировали под Нюрнберг
из непокорённого Хаммельбургского офлага ХIII-Д.
Измученные, измождённые, шли медленно, из последних сил.
На груди каждого крупные буквы «SU» - «Советский Союз».
Вот русские в воротах лагеря – гросс-лазарета… И раздались возгласы:
- Красная Армия! Советик!
Югославы, французы, чехи, поляки, презрев все строгости режима, сбегались в своих секторах к колючей проволоке увидеть своими глазами, ободрить тех, чья великая страна героически сражалась против главных сил гитлеровской Германии.
Летят сигареты, картошка, липкий чёрный эрзац-хлеб:
- Други, вас угощают сербы!
- Вив Армия Руж!
Нех живёт Армия Червона! – поднялись руки, сжатые в кулак.
Колонна подтянулась – измученные лица озарили улыбки. Напрягая последние силы, люди старались идти чётко, сохраняя военную выправку в рядах. И несколько голосов запели: «Выходила на берег Катюша…» Родилась песня, тихая, слабая… Её поддержали все остальные.
«Катюша»! Родная, русская! Ты сейчас вступаешь за колючую проволоку боевой подругой, ты вместе с воинами твоей Родины, обезоруженными,
но не покорёнными. Песня звучала всё громче. Громче… «Катюшу» сменила близкая к сердцу каждого слова: «Кипучая, могучая, никем непобедимая, страна моя, Москва моя, ты самая любимая!»
Толпы за колючей проволокой бурлили. Песни непокорённых ворвались в сердца, будоражили, вызывая улыбки, восхищение, надежду. Звучали боевым вызовом. Французы ответили «Марсельезой»: «Вперёд плечом к плечу шагая, священна к Родине любовь»… Старинной, но вечно юной «Марсельезой»: «Вперёд, свобода дорогая, одушевляй нас вновь и вновь».
Охранники старались побыстрее загнать колонну советских военнопленных офицеров в изолированный русский сектор.
Песню не задушишь, не убьёшь!.
Эстафету подхватили сербы: «Живет! Живет дух славянский, будет жить в веках. Напрасно грозит нам пропасть, напрасно гром гремит. Пусть теперь над нами буря всё снесёт, скалы треснут, дуб сломается, земля дрожит.
Мы стоим устойчиво, как гранитная скала! Проклят будет предатель своей Родины!...
«Вставай, проклятьем заклеймённый!» - вспыхнуло над колонной русских.
И весь огромный лагерь, все сектора, всех наций, подхватили «Интернационал».
Могучим призывом выстоять, подняться на Сопротивление звучало:
«Это есть наш последний и решительный бой».
Никто и ничто не могло отнять у безоружных веру в победу.
***
Я открываю «Югославский дневник», донесший весть о братании песней. «Посылаю Вам. Ариадна Сергеевна, самое дорогое – дневник. Вёл его на обычной школьной тетради, которую мне подарил русский офицер в знак дружбы и благодарности. Его привезли в наш лазарет из цеха немецкого военного завода с тяжело повреждённой рукой: он совершил аварию тяжёлого пресса. Пресс надолго вывел из строя, но лишился пальцев на левой руке. Я уступил раненному свой ужин, он мне подарил эту тетрадь» - Станислав Ефтимиядес, профессор технического университета города Скопле, Македония.
Записи в этой тетради Ефтимиядес делал тайком ночами. Хранил дневник в бараке тайно.
Продолжаю чтение «Дневника»: Я живу под одной крышей с русскими рабочими, крестьянами, инженерами, профессорами, врачами, офицерами, художниками, писателями. Разговариваю с ними ежедневно и много обо всём. Я имею возможность не с чужих слов узнавать облик советского человека. И для меня это самая большая школа в моей жизни. В самых тяжёлых условиях, когда другие люди теряют мужество, храбрость, моральный дух и готовы пойти на всё, во имя спасения своей жизни, у людей из страны Октября, страны Ленина, я вижу готовность на всё, во имя спасения своей Родины»
Ариадна Юркова,
Член Союза журналистов СССР и РФ
Проект «Неизвестная война»
Четыре строки политдонесения
Разъезд Дубосеково.
А сколько стоит за ним всего - и слез, и веры, и гордости!
И сколько таких названий на нашей земле! ...
Ровно за месяц до событий у разъезда Дубосеково я писал очередную статью в номер.
Закончил ее поздно ночью. Поставил точку и, вернувшись к первой страничке, написал заглавие: «Не Москва ль за нами...» Редактор уже несколько раз нетерпеливо звонил, и я направился к нему. Коридоры редакции были странно пустынны.
Редактор хмурился, но прочитал передовую так быстро, что я не успел даже переступить с ноги на ногу. Мне всегда казалось, что он не читает рукописи, а перелистывает их. Но это было не так. Мы долго правили передовую по «адской» системе - читая ее вслух. На заголовке редактор долго не задерживался. Он зачеркнул его и написал: «Значение боев под Москвой». Это было сказано куда лучше, чем раньше,- точно, спокойно. Редактор внимательно посмотрел на меня и сказал:
- Вы остались в оперативной группе в Москве. Редакция эвакуировалась в Куйбышев.
Информация была произнесена в прошедшем времени. События, о которых говорил редактор, произошли, пока я писал передовую в отдаленной комнатке на четвертом этаже здания Центрального театра Красной Армии. Утром следующего дня оперативная группа на трех «эмках» переехала в помещение «Правды». Здесь работали оперативные группы трех редакций - «Правды», «Комсомольской правды» и нашей -«Красной звезды». Каждая занимала по этажу. Было просторно и оттого немного грустно: не хватало милой редакционной тесноты, веселой сутолоки. По ночам завывали сирены. Противник бомбил город. Нам приказывали спуститься в бункер, там было душновато, и мы не хотели покидать свои комнаты. Тогда во время бомбежек в бункере стали крутить фильмы. Соблазн был велик, и приказ ПВО начал выполняться.
Писатель Петр Павленко с желтым, утомленным лицом, живший со мной в одной комнате, покашливая и глотая какие- то порошки, ворчал:
- Это значит, они будут бомбить, а мы вверх и вниз бегать. Хорошенькая история!
Так началась московская оборона для редакции.
На самом деле она началась задолго до того, как мы стали спускаться в похожие на отсеки подводной лодки бомбоубежища.
Оборона Москвы - битва, не имевшая себе до того времени равных во второй мировой войне. Боевые действия вовлекли в свою орбиту - с обеих сторон - сто пятьдесят дивизий, двадцать тысяч орудий и минометов, три тысячи танков и до двух тысяч самолетов. Бои развернулись, перемещаясь в пространстве, на территории в семьсот пятьдесят километров по фронту и более четырехсот километров в глубину. Характер их для наших войск распадается на два этапа - оборонительный (30 сентября - 5 декабря) и наступательный (6 декабря 1941 года - 20 апреля 1942 года), когда, сверкнув из туч обороны, карающий меч возмездия обрушился на голову противника. «Зима нашего несчастья» - так назвал танковый «бог» немецкой армии Гудериан события под Москвой. Эта сухая справка важна. Она помогает понять не только природу духовной стойкости двадцати восьми, но и военную необходимость их подвига.
Война трагична. Бывает, что кровь и гибель людей не в силах принести желанного результата, искупающего жертвы. Не так обстояло дело у Дубосекова. Северо-западные подступы к Москве обороняла 16-я армия. Командовал ею Константин Рокоссовский. В состав армии входила 316-я стрелковая дивизия Ивана Панфилова. В дивизии был полк Ивана Капрова, а в полку - рота капитана Павла Гундиловича. И вот группа бойцов этой роты во главе с Василием Клочковым и оказалась у Дубосекова, по которому пришелся отчаянный удар немецкого танкового клина. Более чем на четыре часа задержали двадцать восемь танки противника, перебили им стальные сухожилия, не дали прыгнуть на Москву. В те дни это был неоценимый выигрыш во времени. Из таких вот часов свирепого топтания противника на месте и возникло крушение его стратегии молниеносной войны.
Москва устояла. Страна приободрилась. Вздохнула с облегчением оккупированная Европа, прильнувшая к тайным радиоприемникам. Ушат военных сводок отрезвил Турцию и Японию, уже было готовых кинуться вслед за Гитлером.
Но не будем забегать вперед.
Наступление на Москву в октябре провалилось. Между тем квартирмейстеры противника уже составили планы размещения своих войск в Москве и Подмосковье, а Геббельс приказал берлинским редакциям в номерах на 12 октября оставить место для экстренного сообщения о падении советской столицы. Но прошел этот срок. Пустовавшие колонки газет рейха были заполнены другими сообщениями.
Любопытно все-таки читать теперь воспоминания гитлеровских генералов. Много в них вранья, умолчаний, искажений. А все же листаешь такие мемуары - и нет - нет будто и услышишь тяжелые вздохи автора, исторгнутые из самого его естества, где все еще кровоточит что-то, насквозь пронзенное нашим оружием.
Вот книжка «Роковые решения». И в ней генерал Блюмментрит растравляет свои раны: «Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. В течение последних недель сопротивление противника усилилось, и напряжение боев с каждым днем возрастало... В войсках с возмущением вспоминали напыщенные октябрьские заявления нашего министерства пропаганды».
Кружились желтые листья поздней осени. Опадали - один за другим - листки календаря.
«Осенний листопад». В планах немецкого генштаба, связанных с Россией, он пролегал чертой, за которой сияла вожделенная победа германского оружия до начала- «зимней кампании». Время шло. Желтые листья покоричневели, высохли, стали хрупкими, ломкими, исчезли под снегом.
Политрук Василий Клочков не знал, конечно, что происходило тринадцатого ноября в Орше. Между тем этот день грозно перекликнулся с тем, вставшим в изрытых снегах Подмосковья окровавленным днем, когда под разорванным снарядами седым и диким небом Клочков скомандовал: «Ни шагу назад!»
Утром с Витебского шоссе на улицы полупустынного белорусского города вынеслись черные «майбахи» и «хорьхи». На ближнем полевом аэродроме в тот же час, эскортируемый истребителями, приземлился «юнкерс-88», оттуда проселком броневики помчали в Оршу его пассажиров. Тройным кордоном сильная охрана эсэсовцев окружила здание, куда съехались на совещание командующие немецкими армиями. В небольшом зале тихо переговаривались фельдмаршалы и генералы. Шелестели осторожные реплики:
- В сложившихся условиях... Москва...
- Может быть, временная оборона как искомая форма...
- Скажем, до весны сорок второго...
- Возможно, вы и правы, но, мой генерал...
Вошел Гитлер, остановился у стола с картой. Не садясь, заговорил. Отрывисто, туманно, с тайным значением, как пифия.
- Пути истории. Высшая миссия, предопределенная судьбой. Престиж новой Германии. Провидение не оставляет выбора.- И среди путаницы загадочно-угрожающих фраз отчетливо и ясно выскочили слова: — Москва должна быть взята и после этого исчезнуть с лица земли.
Немецкие источники, и в частности воспоминания Фабиана фон Шлабрендорфа, позволившие нам вполне точно воспроизвести картину этого совещания, дают также возможность утверждать: Гитлер, принимая свое решение, исходил не столько из военно-стратегической целесообразности, сколько из политических соображений. Он считал, что отказ от наступления грозит осложнениями внутри рейха и международным провалом.
...Сказав, Гитлер сел, взмокший, с погасшими, не видящими ничего вокруг глазами.
- Что думают генералы?
Стриженный прусским «ежиком», одутловатый Браухич - командующий сухопутными силами, усталый Гальдер - начальник генерального штаба и мрачно-надменный Бек - командующий группой «Центр» коротко и твердо поддержали фюрера.
Гитлер откинулся на высокую спинку стула и мечтательно произнес:
- Там, где сегодня стоит Москва, будет огромное море. Я слышу плеск его волн. Оно навсегда скроет от цивилизованного мира русскую столицу. Тодт позаботится об этом... Но сначала ее нужно разрушить. Это сделаете вы. Любая форма капитуляции войск и населения будет отвергнута. Все пойдет на дно.
На сто сорок седьмой день войны противник начал второе генеральное наступление на Москву. «Тайфун» - так назвал Гальдер эту операцию. Гитлер бросил на столицу 51 дивизию - 18 танковых и механизированных и 33 пехотных. Когда весной 1940 года против Франции на всем фронте - от моря и до Седа¬на - действовали 10-11 бронетанковых дивизий, весь мир содрогнулся от ужаса перед этой концентрацией техники. На одну Москву было двинуто больше бронетанковых частей, чем против всей Франции.
Гитлер обратился к войскам с приказом, объявил начало последнего, «решающего» наступления. «Путь,- гласил приказ,- готов для сокрушительного и окончательного удара, который раздавит противника до начала зимы».
16 ноября. Мощные танковые тараны обрушились на правое крыло нашего Западного фронта. Юго-восточнее Тулы возобновила бешеные атаки 2-я танковая армия противника. В центре рвалась вперед его сильнейшая группировка - 4-я армия. Помните эти дни?
Северо-западнее столицы немцы вышли к каналу Москва - Волга - теперь в воскресные дни москвичи ездят туда купаться - и форсировали его в районе Яхромы. Обойдя Тулу, при¬близились к Кашире.
Вскоре после переезда в здание «Правды» редактор вручил мне четыре строчки политдонесения, поступившего в числе многих других от политотдела одной из дивизий, оборонявших Москву. В нем было сказано, что группа бойцов во главе с по¬литруком Диевым отразила атаку 50 танков. Ни имен бойцов, ни точного рубежа, на котором разыгрался бой,- ничего не известно. Только фамилия политрука, упоминание о разъезде Дубосеково и самый факт, волнующий, как тревожная, сильная песня...
Вот этот факт:
«16 ноября у разъезда Дубосеково 29 бойцов во главе с политруком Диевым отражали атаку танков противника, наступав¬ших в два эшелона - 20 и 30 машин. Один боец струсил, поднял руки и был без команды расстрелян своими товарищами. 28 бойцов погибли как герои, задержав на четыре часа танки врага, из которых 18 подбили».
Я тотчас придвинул к себе несколько листков бумаги и написал передовую. Назвал ее «Завещание двадцати восьми героев».
Читатель прочтет ее здесь целиком. Не могу сказать, что она хорошо написана. Но именно в ней - пусть и неполно - впервые рассказано о подвиге двадцати восьми героев-панфиловцев. Она была опубликована в газете «Красная звезда» 28 ноября - через двенадцать дней после боя.
Итак, передовая:
«В грозные дни, когда решается судьба Москвы, когда вражеский натиск особенно силен, весь смысл жизни и борьбы воинов Красной Армии, защищающих столицу, состоит в том, чтобы любой ценой остановить врага, преградить дорогу немцам. Ни шагу назад - вот высший для нас закон. Победа или смерть - вот боевой наш девиз.
И там, где этот девиз стал волей наших людей, там, где на¬ши бойцы прониклись решимостью до последней капли крови оборонять Москву, отстоять свои рубежи или умереть,- там немцам нет пути.
Несколько дней тому назад под Москвой свыше пятидесяти вражеских танков двинулись на рубежи, занимаемые двадца¬тью девятью советскими гвардейцами из дивизии имени Пан¬филова. Фашистские танки приближались к окопам, в которых притаились наши бойцы.
Сопротивление могло показаться безумием. Пятьдесят бронированных чудовищ против двадцати девяти человек! В какой войне, в какие времена происходил подобный неравный бой! Но советские бойцы приняли его, не дрогнув. Они не попятились, не отступили. «Назад у нас нет пути»,- сказали они себе.
Смалодушничал только один из двадцати девяти. Когда немцы, уверенные в своей легкой победе, закричали гвардейцам «Сдавайсь!», только один поднял руки вверх. Немедленно прогремел залп. Несколько гвардейцев одновременно, не сговариваясь, без команды выстрелили в труса и предателя. Это Родина покарала отступника. Это гвардейцы Красной Армии, не колеблясь, уничтожили одного, хотевшего своей изменой бросить тень на двадцать восемь отважных.
Затем послышались спокойные слова политрука Диева: «Ни шагу назад!» Разгорелся невиданный бой. Связками гранат храбрецы подбивали танки, зажигали бутылки с горючим.
В этот час горстка героев не была одинока. Над ней встало великое прошлое нашего народа, грудью отстаивавшего свою независимость. С ней были доблестные победы русской гвардии, о которых фельдмаршал Салтыков еще во время Семилетней войны с пруссаками доносил в Петербург: «Что до российских гвардейцев касается, могу сказать, что противу их никто устоять не может, а сами они подобно львам презирают свои раны». С ней была доблесть и честь Красной Армии, ее боевые знамена, которые в эти минуты как бы осеняли героев. С ней было народное благословение на беспощадную борьбу с врагом.
Один за другим выходили из строя смельчаки, но и в ту трагическую минуту, когда смерть пыталась закрыть им глаза, они из последних сил наносили удары по врагам. Уже восемнадцать исковерканных танков недвижно застыли на поле боя. Бой длился более четырех часов, и бронированный кулак фашистов не мог прорваться через рубеж, обороняемый гвардейцами. Но вот кончились боеприпасы, иссякли патроны в магазинах противотанковых ружей. Не было больше и гранат.
Фашистские машины приблизились к окопу. Немцы выско¬чили из люков, желая взять живьем уцелевших храбрецов и расправиться с ними. Но и один в поле воин, если он советский воин! Политрук Диев сгруппировал вокруг себя оставшихся товарищей, и снова завязалась кровавая схватка. Наши люди бились, помня старый девиз: «Гвардия умирает, но не сдается». И они сложили свои головы - все двадцать восемь. Погибли, но не пропустили врага! Подоспел наш полк, и танковая группа неприятеля была остановлена.
Мы не знаем предсмертных мыслей героев, но своей отвагой, своим бесстрашием они оставили завещание нам, живу¬щим. «Мы принесли свои жизни на алтарь отечества,- говорит нам их голос, и громким, неутихающим эхом отдается он в сердцах советских людей.- Не проливайте слез у наших тел. Стис¬нув зубы, будьте стойки! Мы знали, во имя чего идем на смерть, мы выполнили свой воинский долг, мы преградили путь врагу. Идите на бой с фашистами и помните: победа или смерть! Другого выбора у вас нет, как не было его и у нас. Мы погибли, но мы победили!»
Погибшие герои Отечественной войны - двадцать восемь доблестных гвардейцев из дивизии имени Панфилова - завещали нам упорство и твердость, стойкость и презрение к смерти во имя победы над заклятым врагом. Мы исполним этот священный завет до конца. Мы отстоим Москву, разобьем гитлеровскую Германию, и солнце нашей победы навеки озарит подвиг советских воинов, павших на поле брани».
Утром следующего дня в редакцию позвонил Михаил Иванович Калинин:
- Жаль наших людей - сердце болит. Правда, войны тяжела, но без правды еще тяжелее. Что же делать, коль война, то - по-военному, как Ленин говорил. А то, что вы поднимаете на щит героев,- хорошо. Надо бы разузнать их имена. Постарайтесь. Нельзя, чтобы герои оставались безымянными.
Днем редактор сказал мне, что звонил начальник Главного политического управления Красной Армии и сообщил: Сталина заинтересовало содержание передовой.
Мы в редакции ощущали одно: газета нашла символ нашей обороны.
В этот же вечер я отбыл на фронт. Он находился от редакции в сорока пяти минутах езды на автомобиле. Дивизию, в которой служили двадцать восемь, застал на переформировании в Нахабине. Это была, как я уже писал, панфиловская дивизия. Командира ее - генерала И. В. Панфилова - я знал раньше. Он был убит незадолго до моего приезда. Начальник политотдела отлучился в Москву. Начальник штаба полковник Серебря-ков вполне твердо заявил, что слыхом не слыхал ни о каком политруке Диеве. Комиссар дивизии Егоров тоже не мог припомнить такую фамилию. Между тем дивизия в числа, совпадающие с политдонесением, дралась также и у разъезда Дубосеково. Но Диева никто не знал.
Что это могло означать?
Правда, дивизия только что вышла из многонедельных тяжелых боев. Потери ее были большими. В страшной горячке этих залитых кровью дней, в хриплой бессоннице, в чудовищном напряжении, в чередовании смертей и приема пополнений могло, конечно, затеряться имя политрука роты. Но ведь кто-то должен знать его.
К исходу дня случай свел меня с капитаном Гундиловичем из полка Капрова. Он спокойно сказал, еще ничего не зная о цели моего приезда и только услышав расспросы о Диеве:
- Ну как же, Диев, Диев... Политрук моей роты. Его настоящая фамилия Клочков, а Диевым его прозвал один боец-украинец от слова «дие»: дескать, всегда-то наш политрук в деле, всегда действует - ну, «дие», одним словом. Ах, Клочков, Клочков, геройский был парень! Он со своими бойцами остановил полсотни танков у Дубосекова...
Клочкова в дивизии знали все.
Подробные беседы с капитаном Гундиловичем, с очевидцами боя - солдатами из подразделений, действовавших на флангах, рассказ путевого обходчика, предсмертные слова Натарова - одного из героев, обнаруженного в госпитале,- все это сложилось в целую картину и стало очерком «О 28 павших героях», который был напечатан в «Красной звезде» 22 января 1942 года. В нем были названы имена гвардейцев и рассказаны подробности боя при Дубосекове.
Командующий Западным фронтом генерал армии Г. Жуков поддержал представление дивизии и армии о присвоении 28 панфиловцам звания Героев Советского Союза. Президиум Верховного Совета СССР издал указ.
Героизм есть результат целесообразного военного воспитания, говорит нам военная история. И моральный дух, поднявший двадцать восемь гвардейцев на вершину героизма, был не даром судьбы, не минутной вспышкой отваги, а славным Итогом терпеливого, упорного воспитания людей.
316-я стрелковая дивизия формировалась в Казахстане. В составе ее были русские, много казахов, украинцы, киргизы.
Вскоре она оказалась под Москвой, на защите подступов к столице.
В полосе обороны дивизии враг обладал колоссальным численным превосходством. Но и в самые тяжелые дни она не давала немцам радостей их военных прогулок по Европе. Дивизия отступала, но как! Противник точно узнал, сколько метров в ки¬лометре, сколько саженей в русской версте. Каждый шаг вперед он оплачивал большой кровью. На фронте гремела слава дивизии, и уже тогда была известна одна примечательная особенность: сквозь участок ее обороны вражеские танки не проходят.
Старый воин полковник Илья Васильевич Капров, комиссары Александр Фомич Галушко, Ахмеджан Мухомедьяров и Петр Васильевич Логвиненко, капитаны Баурджан Момыш-Улы и Павел Гундилович, в чьей роте служил политруком Клочков-Диев,- но и не только они, конечно,- могут считаться нравственными учителями гвардейцев, остановивших 50 танков врага. И все они учились стойкости и умению воевать у своего командира - отца дивизии генерала Панфилова.
Есть военачальники, чья судьба еще при жизни - стать легендарными. Таков генерал Иван Васильевич Панфилов. Еще живым блеском лучились его глаза, еще часовой у командного пункта замирал от восторга, когда генерал, выходя из землянки, отечески клал ему на плечо свою руку, еще звучал в батальонах его чуть хрипловатый от стужи голос, а фронтовая молва уже понесла его имя по советской земле....
Александр Кривицкий
1967 год
Дневник капитана Битюкова И.В. тетрадь № 2
Иван Битюков продолжает свою неравную борьбу с врагами за колючей проволокой гитлеровских лагерей.
Побег. Снова дерзкий побег с товарищами.
Участие в словацком партизанском отряде.
В бою вновь захвачен в плен и снова побег...
14 июля 1944 года меня с двумя товарищами доставили в
Судетскую область город Хамутово (Комутово), где немцы нас хотели привить к труду по осушке болота, на котором предполагалось строить военный завод.
19 августа 1944 года два наших товарища младший лейтенант Мезинцев и
лейтенант Нагибин подрыли в котловане около бетонной сваи нору и верхней землей замаскировали вход, а вверху в бетонной трубе продолбили
отверстие для поступления воздуха, чтобы не задохнуться.
Недосчитавшись, фрицы двух военнопленных и поиздевавшись над нами, комендант лагеря вызвал гестаповцев с собакой ищейкой, которая и обнаружила их в железобетонном основании.
В этот день на месте они и были расстреляны гестаповцами, а мы только на
следующий день увидели их растерзанные собакой тела.
Но было и так, некоторые товарищи подкладывали ногу под колесо груженой вагонетки и результат перелом, а один товарищ приложил кисть своей руки,
предварительно раскалив чугунную печь.
Всё это товарищи делали для того, чтобы не работать на немцев.
Я эти поступки презирал, не собирался умышленно делать из себя калеку,
а выбрал другой путь «Побег».
У меня был в лагере хороший верный друг старший лейтенант летчик истребитель Василий Подлесный, родом из станицы Котельниково, которому
я все тайны доверял.
И вот, мы пока договорились найти вероятный метод побега, не разглашая
другим.
Я на строительной площадке приспособился затачивать лопаты, а Вася приносил и разносил их по объектам, или точил среди друзей баланду.
Но когда нас доставили в город Хамутово и заключили в 2-х этажное здание
на окраине города. Когда-то, в этом здании производили обработку кожи.
До нас, это здание немцы переоборудовали в тюрьму; вставили двойные решетки на оконные проемы и металлические чешуйчатые двери,
которые подымались к верху. Сделали все необходимое, чтобы
русский Иван не имел возможности для побега.
И в один из дней мне как счастливцу пришлось переносить деревянные нары из первого подвального этажа во двор караульного помещения.
Я быстро осмотрел первый этаж, который состоял из двух половин.
Первая половина служила видимо подготовкой кожи для дубления, а
во второй были глубокие цементированные ямы для непосредственного дубления кожи. Посмотрел на металлические рамы, в которых частично были выбиты стекла, а потолок в некоторых местах отстал от штукатурки, и виднелись гипсовые камышовые плиты. И тогда родилась мысль о побеге через потолок.
Я поделился мыслью о побеге через потолок с Василием.
Он одобрил мой проект и сказал: «Это мы сделаем за расстрел наших товарищей».
Через несколько дней я достал ручную пилку и бурав, а Вася на объекте
работы добыл ломик и веревку, обвязавши ею вокруг своего живота и все
это доставили в лагерь и спрятали в дымоход, куда была вставлена жестяная труба от чугунной печки.
На другой день утром, перед строем, когда выстраивали колонну для следования на работу, я скорежил своё туловище и сделал гримасу несчастного выражения лица, руками схватил за живот и со стоном промолвил фельдфебелю - их кранк капут - показывая на свой живот.
Подошедший ко мне фельдфебель выразился бранью - шайзе гауфман –
и ударил меня кулаком по лицу. Один из товарищей, Петров выкрикнул –
кут капитан - за что также получил по зубам.
Видя создавшееся положение, я со стоном упал на землю перед строем.
Фельдфебель ударом сапога по спине сказал «Век», показывая пальцем на
лестницу.
Добравшись в камеру, быстро снял верхнюю одежду и спрятал в солому
матраса. Когда во дворе караульного помещения воцарилась тишина, я встал с нар, прошёл во второе отделение камеры и попросил майора Деменьтева
перелечь на другие нары, так как по моим расчетам это место под нарами
располагалась против перешейка ям первого этажа и доски, которыми был покрыт пол, имели небольшую длину, которых не понадобиться буравить и пилить.
Тихо поддел ломиком одну из досок, просверлил буравом пару досок и начал пилить гипсовую потолочную плиту. Убедившись в возможности за полчаса выпилить квадратное отверстие 400х400 мм, уложил на старое место доски,
посыпал швы пеплом и аккуратно загладил щели.
Только лег на свои нары, вдруг поднялись чешуйчатые двери и сразу опустились. Я повернулся на другую сторону и увидел, что около меня стоит военнопленный английский врач, который обслуживал наш лагерь, и показывает мне свой язык, в ответ, я свой ему показал.
Нике кранк, капут комрад – покачивая пальцем на себя, произнёс он и
улыбнулся. Я его прекрасно понял, что я не больной желудком, а симулирую
от работы и мне крепко попадет от немецкого врача при обходе больных.
Вынул англичанин из походной сумки пакет, посыпал мне язык черным порошком, а остальное положил мне под подушку. На прощанье улыбнулся и
промолвил – «Никс кранк, кут комрад».
Как только закрылась за ним дверь, я достал пакет, посыпал на язык порошок
и давай его растирать до боли, чтобы он распух.
Наглотавшись вдоволь порошка я убедился, что он мне никакого вреда не
причиняет, так как это был настоящий молотый уголь, который немцы применяют для лечения больных желудком за неимением настоящего лекарства. Перед обеденным часом немецкий и английский врачи начали
обход больных с первой камеры.
- Что если англичанин доложил немцу, что я не больной, а симулянт, подумал я. Тогда план побега сорван и разоблачен.
- Нет, если б он ему доложил, он немедленно в первую очередь подошел ко мне, и тогда мне пахло концлагерем. Но этого не получилось.
Посмотрев немецкий врач на мой черный распухший язык, дал какие-то
указания англичанину и удалился к следующему больному.
В шесть часов пригнали колонну в лагерь, и Василий первый вошел в камеру и спросил меня как дела. Я ему ответил, все в порядке, потолок из гипсовых
плит и притом трухлявый.
Ну что сегодня ночью, смеясь с моего лица, которое покрыто угольной пылью. Да, Вася, только сегодня ночью, пока немцы не заходили внутрь
первого этажа и не перекрыли нам замысел, так как на потолке я оставил
две дыры от бурава и метку пропила, да и кой что насыпал на перемычку
между ямами.
В эту ночь разбили всех на группы и назначили старших.
Ребята передали из своего пайка мне по частице хлеба, пусть наедается
вдоволь. Удастся ли план или на месте спуска я первый буду расстрелян.
Предупредили всех, чтоб шуму лишнего не было, так как часовые по звукам
издающимся на втором этаже определят наше поведение.
Я проверил, что часовой, за которым я наблюдаю, от грибка до конца тюрьмы проходит за 6 минут, а от 3-го окна и обратно тоже за 3 минуты.
Но и было, что часовой встречался с другим часовым на углу здания и простаивал с ним до 20 минут.
Наступило 18 августа день Советской авиации 1944 года и день побега.
Спускают на веревке меня первого, за мной следует Вася.
Пролезли через окно, проходим по канаве, под мостом. Ползём, маскируясь от едущих велосипедистов, которые освещали дорогу, проходим дорогу. Маскируясь в кустах, добрались до подсолнечников.
Послышался окрик часового «Хальт! Хальт!»
Началась сильная стрельба вокруг тюрьмы. Но нам теперь все нипочем, мы на свободе, но жаль наших товарищей, которые видимо, не соблюдали очерёдность спуска, а каждый хотел уйти первым и за этого наделали шуму.
Всю ночь продвигались на восток, ориентируясь по звездам, и перед рассветом залегли в картофельном поле, чтобы день переждать, а ночью
продолжить свой путь в Чехию.
Лежим, прислушиваясь к каждому шороху, не идут за нами по нашему следу
немцы с собаками.
Перед рассветом полил дождик, да ещё, какой проливной.
Прошли границу Судетской области, в посадке обнаружил нас чех, принес
одежду и питание.
Лежим в копнах ячменя. И вот здесь получилось то, что остюк залез мне в
ухо. Не знаю, что будет дальше, сильно режет перепонку барабанную.
Василий двумя булавками извлек окровавленную пилу из уха.
10.9.1944 года. Моравия город Брно село (веспычка) Габрувка, Кретины
скрывают чехи Ольжич Оплета, его отец Юзеф, священник, учительница,
зубной врач, бывший чехословацкий офицер и многие другие.
P.S. Сохранена авторская орфография.
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хоперского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.
КОЩУНСТВЕННАЯ РЕКЛАМА НА ТЕЛЕКАНАЛЕ НТВ
КОЩУНСТВЕННАЯ РЕКЛАМА НА ТЕЛЕКАНАЛЕ НТВ
ГОСПОДА С КАНАЛА НТВ - У ВАС СОВЕСТЬ ЕСТЬ ?
http://www.ntv.ru/video/kino/291551
ИСТОРИЯ АВИАЦИИ 1941-1944
Участие в проекте «НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА»
принимает Алекс Кандель.
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=106
Профессиональный лётчик, историк, сейчас живёт в Швейцарии.
В течение 20 лет Алекс изучает воздушные операции американцев, британцев, русских - в Ливии, Италии, всего Украинского фронта в Румынии и операцию “Франтик” из Полтавы в Румынию. Также Алекс изучает операции ВВС и ВМФ в Румынии в 1941 г. Его исследования охватывают самолёты и экипажи, пропавшие в Румынии или убитые, а также взятые в плен.
Если Ваши родственники были лётчиками или штурманами в 1941, 1943 или 1944 годах и действовали в Румынии, или были пленными в Румынии или Германии, пожалуйста, пишите Алексу на электронную почту, чтобы обменяться информацией.
Алексом собрана база данных, наиболее редкая из существующих по уникальности и количеству.
У Вас есть возможность также писать Алексу на английском или немецком языке.
Адрес Алекса lifesupportintl@gmail.com
На сайте проекта мы начинаем публикации уникальных материалов Алекса.
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=107
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=108
Полтава 4 июня 1944 года
ВОСПОМИНАНИЯ ЗЕЗЮЛИ ДМИТРИЯ НИКОЛАЕВИЧА
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=133
Окончил Томское артиллерийское училище в 1941г. за несколько дней до начала войны. Получил звание лейтенант.
Прибыл в Ачинск, где был полк, в котором мне предстояло служить. Был назначен командиром огневого взвода в гаубичной батарее. В первый же день войны полк погрузился в эшелоны и в первой половине июля мы уже были в боях за Днепром западнее г. Ярцево Смоленской области.
Наша батарея 321 легко-артиллерийского полка вела беспрерывный огонь с закрытой позиции в окрестностях Ярцево. Впереди, метров за 300 рвались немецкие мины и снаряды. С огневой позиции мы, кроме этих чёрных фонтанов земли, ничего не видели. Только, когда стало темнеть, прекратился обстрел, замолчали и наши орудия.
С НП ком. батареи был отдан приказ готовиться к ночной стрельбе. Старший на батарее отдал краткие распоряжения для освещения точки наводки и основного направления стрельбы. В деревне мы раздобыли фонари и через часа полтора доложили, что батарея к ночной стрельбе готова. Расставили охранение, расчёту разрешили уснуть, а телефонисту приказали не отнимать трубку от уха, ждать приказа. Но ночью стрелять не пришлось.
Только стал брезжить рассвет, как батарею обстреляли автоматчики с тыла, мы ответили огнём двух ручных пулемётов, и обстрел прекратился. Почему-то долго не было никакой команды с НП ком. батареи. Послали нашего связиста. В это время на бреющем полёте нас стали обстреливать и бомбить мелкими бомбами немецкие самолёты. Наконец связь с батарей установлена, у телефона старший на батарее л-т Боровик, он что-то с волнением несколько раз повторял: “Есть, есть, понятно!”. Был получен приказ сниматься с огневой, т.к. прорвались немецкие танки, утюжат и расстреливают нашу пехоту и в стороне от огневых позиций движутся по дороге. Батарее приказано занять огневую позицию на опушке рощи за д. Крюково.
Батарея быстро снялась, но только поорудийно стали двигаться, как снова около десятка самолётов обрушились на нас. В стороне по мелкому кустарнику двигалась другая батарея нашего дивизиона. Её лёгкие орудия открыли стрельбу по самолётам, но бесполезно. Самолёты начинали следующий заход. Прямым попаданием бомбы было разбито одно орудие и зарядный ящик.
Прибыли к месту сосредоточения. В деревне горят дома, горят повозки, разбитые орудия, пулемёты, много воронок, лежат убитые солдаты, в мёртвых судорогах бьются лошади. При входе в рощу батарею встретил ком. дивизиона и приказал немедленно разворачивать орудия и открывать огонь по деревне на противоположной стороне оврага. Рядом с нами стали орудия других батарей полка.
В деревне, за оврагом, вражеские машины, танки, броневики, орудия, группы солдат. Прямой наводкой все орудия (их уже было 7-8) открыли огонь по деревне. Ошеломлённые внезапностью огневого налёта фашисты шарахнулись в лес, что справа от деревни, часть машин проскочила в широкий, заросший кустарником овраг.
В это время на дороге в стороне от деревни показалась колонна машин и танков противника. В бинокль хорошо было видно, как ровными рядами над кузовами блестят на солнце каски. Часть орудий перенесли огонь по колонне. С первых выстрелов загорелось несколько машин, началась паника, врассыпную бежала пехота от машин. Не успели мы сделать по 2-3 выстрела, как на нас обрушился мощный миномётный огонь. Разбиты несколько орудий, падают убитыми солдаты расчёта. Остальные стали укрываться в воронках, а разрывы мин рушили деревья, и казалось, что стоит сплошной, ужасный, оглушительный треск и огонь горячего металла и воздуха сметает всё живое. Только утих огонь миномётов, как с опушки леса, от деревни, в рост пошли автоматчики, поливая длинными очередями.
Мы залегли, стали окапываться, открыли огонь. Залегли и немецкие автоматчики. Началась перестрелка. Продолжался миномётный обстрел. Так длилось более 2-х часов. Боеприпасы у нас заканчивались, решили прорываться вправо в овраг.
После короткой перебежки я лёг недалеко от неглубокой воронки, слышу свистит мина, приподнялся на локти и резко, сделав толчок всем телом, хотел прыгнуть в воронку. В это время раздался страшный треск и деревья, лес, земля стали как будто валиться на меня. Это последнее, что было в памяти.
Когда вернулось сознание, я увидел, что лежу на артиллерийской повозке, во всём теле всё горит, полный рот земли, весь в крови, в левом ухе какой-то странный писк, и стоит какая-то непонятная мне тишина. Попытался подняться – не могу, правое плечо перевязано, гимнастёрка в крови лежит под головой. С трудом повернулся на левый бок. Через овраг по мосту беспрерывно идёт немецкая техника. За оврагом несколько орудий извергают огонь из своих жерл и чудно подпрыгивают на больших чёрных колёсах. Это фашисты ведут огонь по нашим. Но странно, что я не слышу звука выстрелов. Лошади, перепутав постромки, таскают повозку со мной по оврагу и скоро, успокоившись, останавливаются в густом кустарнике, в тени.
Только к вечеру к повозке неожиданно подошли какие-то женщины, что-то мне говорят, но я ничего не слышу. Попросил воды, одна из женщин взяла мою каску и принесла полную воды. Я готов был одним махом выпить её, но не успел выпить и половины, как женщины каску у меня отобрали, стали лить воду на голову, промыли уши и я с трудом стал разбирать, что они говорят.
Из несвязных и взволнованных рассказов женщин я понял, что наши ещё утром отступили за реку Вопь, а фашисты в деревне ещё с ночи и теперь злые, как собаки, потому что похоронили много своих убитых. Женщины сообщили, что на скате оврага есть блиндаж, в котором лежат раненые наши бойцы. Перенесли в блиндаж они и меня.
В блиндаже было темно, я ничего не мог рассмотреть, но из разговоров понял, что здесь все раненые — артиллеристы из 1-го дивизиона нашего полка. Перед войной я был в полку только неделю и не знал даже из своего дивизиона всех командиров, а бойцов тем более никого не знал. Каждый день в блиндаже обсуждали нерадостные новости: наши отходят, немцы идут все время новыми силами на восток. Ночами я начал выползать из блиндажа, ходить ещё не мог (из-за ранения в бедро и сильной контузии). С замиранием сердца слушал отдалённые артиллерийские выстрелы.
На 5-й или 6-й день в блиндаж вбежали заплаканные женщины и рассказали, что немцы их всех угоняют куда-то в тыл. Они уговаривали положить нас на подводы и ехать вместе с ними. Никто, конечно, не согласился. Мы попросили оставить нам хлеба, отдали им свои часы и все деньги. А вечером в блиндаж ввалились гитлеровцы, жужжа карманными фонариками.
Здесь и взяли нас всех в плен.
На сборном пункте в лесу я встретился с многими попавшими в плен командирами и солдатами нашего полка. И начались страдания и муки в фашистской неволе.
Источник: http://forum.patriotcenter.ru/index.php?topic=19728.15
Письма проекта «Неизвестная война»
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=118
Из писем Юрия Алексеевича Дубовицкого:
….Когда-то Лев Толстой сказал приблизительно так:
"В будущем писателям не надо будет ничего придумывать и сочинять - надо будет просто брать определённого человека и рассказывать о его жизни и это будет самый замечательный и трогательный роман, какой, когда-либо сочиняли классики... "
…Миллионы людей, бывших солдат по которым война прокатилась кровавым катком, и они очутились на оккупированной территории....
Коротко расскажу о себе: Родился я в Ставрополе, начал воевать под Ростовом, рядом с Матвеевым Курганом, там, в 1941-42 году обморозил ноги, был конту¬жен, засыпан землёй, случайно откопали... отступал через родной Ставрополь, под Минводами попал в окружение. До ночи отбивались, ночью я вывел свой взвод в степь. Был приказ но одиночке пробираться до Орджоникидзе...
Через фронт уйти не удалось. Уже поздней осенью нас полузамёрзших
из под копны троих вытащили полицаи, заставили копать себе могилу...
У одного полицая должна была быть завтра свадьба, а тут мы на их голову...
Случайно подъехавший их староста, забрал нас уже стоявших в могиле и сунул нас в эшелон увозивших в Германию ост-работников, вместо своих, для счета..
Работали в Мюнхене, грузили и разгружали металл...
Побывал и в Дахау… Чуть не попал опять по ошибке в печь...
Два раза "повезло" при очередных расстрелах "каждого десятого" я оказывался "шестым и восьмым"
При первой же возможности сбежали впятером из лагеря...
Двоих сразу же схватили и повесили, третьего убила немецкая пуля уже на берегу Рейна в Швейцарии. Дальше побег уже из Швейцарской тюрьмы во Францию, вот мы вдвоём в отряде Алляра...
В марте 1945 года - возвращение на Родину...
Там кого - куда, кого направо, а кого и налево...
Я попал, как офицер, не смотря на французский крест, попал "налево" - просидел в Чите 28 дней в камере смертников...
Потом ГУЛАГ, Спецлаг, КарЛаг...
При Хрущёве вышел в 1955 году.
…Я почти 50 лет доказывал и добивался признания своих прав и заслуг...
Я добился всего, чего только можно было, у меня теперь и русские и французские награды, морально я удовлетворён, но знаю, что ещё очень многие товарищи не могут добиться или просто не знают как, а многие и до сих пор боятся напомнить о себе.
4 декабря 1997 год.
"Я ВЕРЮ, ЧТО ФРАНЦИЯ ИХ НЕ ЗАБЫЛА!"
Во Франции праздник - цветы и фанфары!
Ликует Марсель и Париж и Лион...
А я вспоминаю друзей по отряду-
И снова в бою мой родной батальон!
Вся жизнь партизан: Отступленья, засады
И горечь, потерь и ответный удар…
Но нас не страшили каратели-гады!
Нас в бой поднимал командир наш АЛЛЯР!
Иной городок и не сыщешь на карте...
Но разве забудешь десятки могил
Где русские наши остались ребята,
Свой подвиг последний, в бою совершив
Последний поклон
И прощальные залпы...
Им вечная память
Нам вечная грусть...
Но давят на сердце мне белые камни-
Где золотом надпись короткая-
"РУСС"...
Я верю, что Франция их не забыла,
И тост, поднимая француз-ветеран
В далёком Тулоне, Дижоне и Лилле-
Он вспомнит нас - русских друзей-партизан!
И слезы блеснут на глазах парижанок
В посёлке любом и любом городке-
Принесут к их могилам букеты фиалок
И молитвы прочтут на чужом языке.......
22 августа 1996 года
Юрий Дубовицкий
P.S. Сохранена авторская орфография.
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Из воспоминаний Василия Подлесного
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=149
Из воспоминаний Василия Подлесного, капитана авиации,
участника боев на Холкин-Голе, участника обороны Ленинграда,
командир Словацкого партизанского отряда им. Василя Чехословакия,
Брно.
...По заснеженному, опустевшему ленинградскому проспекту, где у домов виднеются указатели: "При артиллерийском обстреле эта сторона - опасна", медленно, едва передвигая опух¬шие от голода, ноги, бредёт женщина. На ней огромная мужская шуба, старые валенки, лицо до самых глаз закрыто платком, женщина тянет за собой санки, в них закутанные в одеяло, лежат её дети. Она часто останавливается и долго стоит, тяжело дыша, гло¬тая морозный воздух широко раскрытым почерневшим ртом. И снова, согнувшись, тянет, бечеву. Она не сразу поняла, что хочет высокий рос¬лый человек, окликнувший её. Сквозь затуманенный взор она медленно различила шинель и серебристый пропеллер на погонах. "Лётчик" - откуда то издалека донесло сознание.
И уже падая на руки подхватившего её лётчика, теряя созна¬ние, она прошептала; "Там... в санях ... мои дети". Василий кинулся к саням. Развернул одеяло... Мальчик и девочка, прижавшиеся друг к другу, уже окоченели,
- Мать! Дорогая мать! - Василий плакал, целуя лицо женщи¬ны, её маленькие холодеющие руки. И вдруг он понял - эта женщина уже никогда не пройдёт по ленинградскому проспекту, она умирала на его руках.
- Тогда я и дал клятву - пока видят глаза, пока руки держат
оружие - убивать гитлеровцев...
Письма проекта “Неизвестная война” часть 3
Фамилия – Ракитянский, имя - Виктор, отчество - Фёдорович.
Родился в г. Старый Оскол Курской (или Белгородской?) области,
год рождения точно не знаю. Прожил в Старом Осколе недолго, переехал потом в село Горшечное Курской (или Белгородской) губернии. Сведения у нас скудные. Мой отец не поднимал эту тему и уже после смерти отца (в 2007г) моя двоюродная сестра нашла где- то в интернете какие- то списки, и вот там вроде бы появилась фамилия моего дяди в списках погибших в 1944г под Белостоком. Как, при каких обстоятельствах, разумеется, не знаем. Но очень надеемся узнать. Хоть что-то, хотя времени прошло много. Уже и моего отца, участника Великой Отечественной войны, тоже нет с нами. Его рассказ о войне я, к счастью, успела записать.
Спасибо Вам за Ваши фотографии и за то, что откликнулись. Наверно, в Вашей рубрике могли бы появиться и простые солдаты, как мой отец? Будем Вам очень признательны за любую информацию.
Ракитянский Виктор Фёдорович
родился в 1914 году в Курская обл., Корочанский район, с. Б. Холань.
Призван в ряды Красной Армии 23.06.1941, Горшеченским РВК, Курской области.
Воинское звание сержант.
В боевых действиях на фронтах Отечественная войны с 04.07.1941 года. Западный и 2-й Белорусский фронты
Имеет три лёгких ранения в 1941,1942,1943 Западный фронт.
Награждён:
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=178
медалью "За Отвагу" 15.02.1943 года № 03/Н
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=178
медалью "За Отвагу" 22.08.1943 года № 027/Н
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=179
орденом "Красная Звезда" 05.07.1944 года № 015/Н
Убит 8 августа 1944 года деревня Завады Белостокского района
Белостокской области.
Приказ
по 1231 стрелковому полку 371 стрелковой дивизии
№ 03-Н
Западный фронт Действующая армия
15 февраля 1943 года
От имени Президиума Верховного совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленную при этом доблесть и мужество Награждаю медалью "За Отвагу":
Командира батареи 76 мм пушек 1231 стрелкового полка сержанта Ракитянского Виктора Фёдоровича.
Тов. Ракитянский в боях с немецкими захватчиками участвует с 27.07.1941 года.В бою под Ярцево 27.07.1941 года мужественно и отважно бил немецких оккупантов и был ранен. После 2-х месячного лечения снова вступил в бой под деревней Копытиха и Губино, в этом бою был выведен из строя командир взвода.
Тов. Ракитянский принял командование взвода и повёл бойцов в бой, был легко ранен, но с поля боя не ушёл, а своим личным примером и отвагой
увлекал бойцов вперёд на уничтожение врага.
Командир 1231 стрелкового полка подполковник Нагасов.
НАГРАДНОЙ ЛИСТ
Фамилия, имя и отчество: Ракитянский Виктор Фёдорович
Звание: Старший сержант
Должность, часть: наводчик орудия противотанкового артиллерийского полка.
Представляется к ордену "Красной Звезды"
В бою за город Могилев 27 июня 1944 года проявил мужество и отвагу.
Ворвавшись в город Могилев, его орудие попало под сильный огонь крупнокалиберного пулемёта.Тов. Ракитянский обнаружил этот пулемёт, установленный на водонапорной башне. Тремя снарядами прямой наводки он уничтожил этот пулемёт и обеспечил продвижение пехоты вперёд.
29 июня 1944 года в бою западнее 800 м деревни М.Белевичи уничтожил один пулемёт противника и до 10 солдат и офицеров.
За проявленное мужество и отвагу в бою, за обеспечение продвижения пехоты вперёд и очищение ряда улиц города Могилева представляется к награде - ордену "Красной Звезды".
Командир 520 истребительного противотанкового артиллерийского полка подполковник Зиньковский.
ПРИКАЗ
13 Отдельной Истребительно-противотанковой артиллерийской бригады РГК
5 июля 1944 года Действующая армия
№ 015/Н
От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество Награждаю Орденом "Красная Звезда"
16.Старшего сержанта Ракитянского Виктора Фёдоровича
наводчика орудия 520 истребительного противотанкового артиллерийского полка.
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=180
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=181
http://forums.vif2.ru/picture.php?al...&pictureid=182
МАУТХАУЗЕН 13 МАЯ 2012 ГОД
Записки кавалериста.Часть 1.
Записки кавалериста.
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
апрель-июнь 1941 года
….Заканчивался разбор десятидневных штабных учений округа.
В течение десяти дней командиры, начальники штабов и офицеры
штабов были вынуждены слушать скучные лекции приехавших из
Москвы генералов и политработников…
…Перед представительной аудиторией, которая была в зале,
генерал-майор Черных, рассказывал присутствующим о том, что лётчики округа "лягут костьми" и "выжмут" из имеющихся машин всё и надёжно
прикроют с воздуха соединения округа. Вряд ли кто-нибудь из присутствующих, глядя на докладчика, сомневался в геройстве молодого генерала авиации, у которого на груди горела звёздочка Героя Советского Союза. Но было ясно и другое, этот доблестный воин, волею каких-то обстоятельств поставлен не на то место, где он мог принести гораздо большую пользу стране.
Выступление генерала Черных слушали, опустив головы.
Когда, после разбора, вышли на улицу, а со сцены убрали не понадобившиеся схемы, командиры старались не вспоминать о разборе. Одно было понятно – десять дней, оторванных от руководства войсками, потеряны зря.
Генерал Никитин и бригадный комиссар Щукин сели на заднее сиденье ЗИСа. С ними рядом сидел недавно прибывший начштаба корпуса, полковник Панков. А впереди, возле водителя, разместился Степнов.
ЗИС, плавно набирая скорость, вырвался из городских асфальтированных улиц и, бухая покрышками по мощённой булыжником дороге, устремился на запад….
Степнов молчал, не вмешиваясь в оценки старших командиров, хотя в душе разбором ученья был возмущён до крайности, и он едва сдержался, чтобы самым решительным образом высказать своё отрицательное мнение по прошедшим учениям…
…Полковник Панков, нагнувшись к карте, петлял по изгибам границы, вёл свой курвиметр. Прочитав километраж, отсчитанный курвиметром, он заметил, - "Большое дело! И интересное. Для меня интересное. Я ведь впервые в этих местах",- уточнил Панков.
Генерал помолчал, обдумывая ситуацию.
"А вы что скажите?"- обратился генерал Никитин к Степнову.
В голове Степнова быстро зрел ответ, Он хотел, как-то, образно выразить свой ответ. Но вот он, - кажется грубый, но точный, подумал Степнов и сказал: - "Мне кажется, товарищ генерал, что такая наша поездка на большом участке границы не может быть скрыта от противника. Она может явиться дразнением собак, которых мы не собираемся бить?" Генерал улыбнулся и весело взглянул на Степнова, проговорил -"Понятно". Окинув взглядом, стоящих перед ним командиров, он сказал - "Идите товарищи!". Уже в кабинете Степнова он, вместе с Панковым, глядя на зловещую обстановку совершенно определённо обозначавшуюся на карте, пришли к выводу - как заманчива и как неопровержимо опасна была такая поездка по границе большой группы штабных офицеров Красной Армии. Она объективно подхлёстывала противника на авантюру, давала политический козырь в руки фашистских политических проходимцев.
Не знали тогда командиры Красной Армии, что ни проведение затеваемой штабной поездки, ни её отмена в те первые июньские дни 1941 года не могли уже предотвратить надвигающиеся события.
По настоянию командующего поездка состоялась.
Около десяти дней маячили казачьи бурки в пограничной зоне. Лёжа в секрете рядом с пограничниками, Степнов замечал как, искусно замаскировавшись в кудрявых вершинах высоченных сосен, немецкие наблюдатели тщательно вели наблюдение за границей и за её необычными посетителями - казаками. А ночью, в глубине неприятельской территории не включая света, глухо урчали моторы.
"Это они что-то притихли нынче. А раньше бывало, шум такой поднимут, что хоть тревогу подымай",- проговорил как-то ночью, не видимый в кустах пограничник, лежавший рядом со Степновым.
"А что они там делают - как вы думаете?"- задал пограничнику наивный вопрос Степнов.
Пограничник помолчал. Протянул руку, он поднёс ко рту сочный стебель лесного пырея - откусил.
"А что они делать могут, товарищ полковник, акромя как к войне готовиться? - деловито объяснил пограничник. Такова уж обличья фашистская, - вчора Польша, ноня Франция, а завтра - хто его знаить на што его потянить?"- заключил пограничник.
Скорее сердцем, чем ухом Степнов понял, что рядом с ним его земляк.
"Откуда вы родом товарищ пограничник?- спросил Степнов, не видя лица своего соседа.
"Я дальний, товарищ полковник",- стремясь уйти от прямого ответа, уклончиво отозвался пограничник.
"А всё же",- настаивал Степнов, все больше убеждаясь, что говорит с земляком.
"Бело-Калитвенской я, есть такая на Донце станица, Ростовской области”,- отозвался боец, видя, что от полковника ему не отделаться.
"Так мы ж соседи с тобой, товарищ! - Я Каменской",- обрадовавшись, проговорил, почти у самого уха бойца, Степнов.
"А я и то вечером глядел на вас товарищ полковник. - Заметил, что ухватка у вас нашенская, а подойти оробел. – Ошибусь, нехорошо получится“,- сознался пограничник.
"Да, вот тебе и встреча, даже друг друга не видим",- с сожалением проговорил Степнов. А завтра утром уезжать - не хорошо".
"А могеть быть може вместе против фашистов воевать придётся, товарищ полковник?! - Тогда в конницу меня к себе возьмёте. – Измаялся, я без коня, все пеши и пеши, приходится, высказался боец-пограничник. Когда он инстинктивно протянул руку - широкая и сухая ладонь бойца крепко сжала его ладонь.
"Значит, говоришь, готовятся немцы к войне?"- прямо поставил вопрос земляку Степнов,
"Видать готовятся, подтвердил боец. Только вы не беспокойтесь! Наперво мы им салатку нахряпаем. А когда уж силов у нас не будет, тогда и ваша очередь подойдёт" - уже более охотно объяснился пограничник с земляком-полковником.
Над выводами по полевой поездке работал весь штаб корпуса.
Основными пунктами этих выводов были: активизация противника в подготовительных мероприятиях крупного масштаба, необходимость держать части в районах, предназначенных для них на случай войны, необходимость снабжения корпуса боеприпасами, горючим и запчастями для автотранспорта, решить вопрос об эвакуации на восток семей начальствующего состава.
Генерал задумался.
"Широко вы ставите вопрос, - наконец проговорил он. Но вы, очевидно, не понимаете, что означало бы начало выполнения последнего пункта выводов? - глядя на Панкова, который докладывал выводы, спросил генерал Никитин.
"Да, товарищ генерал",- ответил Панков.
"Вы не понимаете меня, что я принципиально против этих мероприятий, - перебил Панкова генерал. Но очевидно, если начать эвакуацию семей начсостава, это будет немедленно расценено противником, как начало нашей мобилизации. - "Согласны?"- спросил Никитин.
"Безусловно, товарищ генерал.
“Разрешите доложить!"- отозвался Степнов
"Да, да - говорите!"- согласился генерал.
"На нашей железнодорожной станции совершенно нет подвижного состава, который бы мог быть использован для эвакуации государственного имущества и семей начальствующего состава на случай начала военных действий. Никто и никогда нам подвижной состав не пришлёт, так как мы стоим всего в нескольких километрах от границы. Выход один - нам нужно скопить, всеми способами, хотя бы на один эшелон вагонов".
Генерал вновь помолчал. Потом, подняв голову, он спросил,- "Вы сумеете это исполнить?"
"Да, товарищ генерал, если разрешите", - ответил Степнов.
"Действуйте. Всегда докладывайте мне по этому вопросу, - добавил генерал. Остальное я доложу командующему войсками"- заявил он.
"Мы ещё хотели бы вам доложить два вопроса, которые хотя и выходят за рамки деятельности нашего корпуса, но являются чрезвычайно актуальными"- высказался Панков.
"Ну, говорите, если это важно" - разрешил генерал.
"Необходимо срочно отнести районы формирования новых механизированных соединений в глубину нашего оперативного предполья и вооружить старый УР"- кратко изложил Панков.
"Я и сам над этим всегда думаю, и душа у меня болит по этим вопросам. Попробую доложить по возможности. Деликатный это вопрос и в компетенции центра находится".
"Говорят, генерал-лейтенант Карбышев по укреплённым районам ездит, - уж он-то быстро наведёт порядок в этом деле", - с воодушевлением проговорил Степнов.
"А что может поделать Дмитрий Михайлович, когда его детище, - пограничные укрепления, все изувечили. Это ж надо такое! - с глубокой горечью произнёс генерал. В общем, попробую все это доложить",
пообещал он и отпустил командиров.
На следующий день, когда в кабинет Степнова вошёл молодой и интеллигентный на вид капитан железнодорожных войск.
Степнов уже обдумал, с чего он начнёт разговор с ним.
Познакомившись с капитаном, Степнов спросил: - "У вас здесь семья, товарищ капитан?"
Вопрос для капитана был неожиданный.
"Да, здесь?"- ответил он и немного смутился.
Степнов ещё и ещё раз подумал над тем, на что он решался пойти в разговоре с капитаном.
Всю, хотя ещё и не очень большую свою жизнь он привык принимать на себя ответственность за свои действия. На несколько мгновении перед его сознанием предстала картина: начало боевых действий, метущиеся женщины и дети, связанные заботами об участи семьи командиры.
И Степнов решил.
"Подойдите, сюда! - пригласил он капитана к оперативной карте. "Смотрите!" - отдёрнув шторки закрывавшие карту, сказал он. Синие кружки обозначают немецкие полки и дивизии, сосредоточенные на наших границах".
Глядя на карту капитан побледнел.
"Все это однажды может обрушиться на нас, - продолжал Степнов.
У вас ость вагоны, чтобы в случае такого бедствия, отправить наших детей, женщин и ценнейшее государственное имущество на восток?"- прямо спросил Степнов.
Ошарашенный так резко поставленным перед ним вопросом, капитан молчал несколько мгновений.
"Нет, товарищ полковник, я не имею такого подвижного состава - это не предусмотрено".
Степнов в упор посмотрел на капитана.
"Вы должны сделать так, чтобы на вашей станции всегда были такие средства. Я не передаю вам приказ генерала, - мы просто просим вас об этом, вы понимаете меня?" - спросил сердечно и по-товарищески Степнов. "Вы сможете это сделать? "
Капитан задумался. Несколько мгновений он что-то прикидывал в уме.
А потом сказал: - "Сделаю, товарищ полковник! - постараюсь обязательно сделать!"
"Хорошо! - Спасибо, вам товарищ капитан!"- протягивая руку, проговорил Степнов….
информация:
6-й кавалерийский корпус 10-й армии.
Советская кавалерия 1941 года была не гусарского типа, а драгунского.
Это не рубаки с саблями, а посаженная на лошадей пехота: двигаться - на лошадях, бой вести - в пеших боевых порядках. В отличие от пехоты кавалерия такого типа обладала огромной огневой мощью, ибо была насыщена и даже перенасыщена пулемётами и могла иметь с собой гораздо больший запас боеприпасов. По скорости передвижения в манёвренной войне кавалерия резко превосходила пехоту, а по проходимости - танковые войска. В случае внезапного советского нападения кавалерия представляла собой грозную силу.
В составе 6 кавалерийского корпуса было 112 танков.
Действуя вслед за массами танков, нанося удары на открытых незащищённых флангах, двигаясь по труднопроходимой местности вне дорог, в лесах, на болотистой местности, кавалерия могла пройти там, где не могли пройти танки. И сделать это она могла гораздо быстрее пехоты.
продолжение следует…
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.
Записки кавалериста. Часть 2.
Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
12-14 июня 1941 года
…Когда Степнов зашёл в квартиру, то за обеденным столом уже сидела
Фаня с дочерью. Чувствовалось, что Фаня нервничает.
Поставив перед мужем тарелку супа, она не выдержала.
"Нет, я не могу так больше! Ты, Никодим, совсем не бываешь дома, приходишь всегда с взвинченными нервами, за работой не замечаешь семью!"- с раздражением и горечью проговорила она.
Степнов молчал, глядя перед собой в пустоту. Он понимал, что при всех особенностях характера Фани, в данном случае, она была по-своему права. Можно было бы объяснить жене ряд причин, почему все это так происходит. Но Никодим знал, что многое он не имел права говорить ей, а то, что мог, не могло его оправдать.
"Да, да! Ты права Фаня. - Извини меня. В том, что ты сейчас высказала, есть правда. Но я не могу, понимаешь - не могу иногда! ... Он в этот момент не нашёл подходящего слова, чтобы объяснить жене то, что хотел. Ты понимаешь, что значит долг?! "- спросил он многозначительно.
Фаня с удивлением посмотрела на мужа.
"До...оо...лг" - с кислой улыбкой протянула она.
"Но ведь у тебя кажется, есть ещё долг!? - Долг мужа и отца!"- с возмущением вскрикнула она.
"Ты успокойся Фаня, - пытаясь урезонить жену, проговорил Никодим.
"То, о чем ты сказала, это тоже верно” согласился он.
“Но вот так все складывается, что трудно мне бывает"... Он не договорил.
Только после долгого молчания он сказал - "Я хочу предложить тебе, чтобы ты уехала на лето к моей матери - на Кубань. Отдохнула б немного ты и Аллочка окрепла бы лучше, чем здесь. Сама понимаешь - овощи, фрукты и все такое..."
Фаня с удивлением посмотрела на мужа. Таких желаний Никодим ей ещё никогда не высказывал.
Встретив этот удивлённый взгляд жены, Степнов уже серьёзно добавил
"Если хочешь знать более того - это необходимо для тебя и для всех нас".
Фаня привстала с места и, прижав дочь к груди резко отпарировала -
"Я понимаю тебя! Ты хочешь от нас отделаться, чтобы быть свободным для своих похождений!
Ни...ког...да! Понимаешь ты - ни...ког...да!"- воскликнула она.
Степнов с жалостью посмотрел на жену.
"Ну, зачем ты так? Зачем говоришь то, во что ты сама не веришь!?"
с горечью возразил он.
"Вот так и имей ввиду, - я никуда не поеду!" - категорически заявила Фаня.
Обед прошёл в напряжённом молчании. Вместо отдыха, который хотел найти дома Степнов, он, хотя и стремился казаться спокойным, но внутренне очень тяжело переживал семейные неполадки. Ему представлялось значительно более лучшим нервничать и переживать на службе, где в результате определённых усилий он видел плоды своей работы, чем беспредметная трёпка нервов дома. И Степнов уходил из дому стараясь занять себя работой на службе. Это ещё больше бесило Фаню.
Окончив обед, Степнов взял газету, опустился в кресло.
Но газета не смогла отвлечь его мыслей. Газетные столбцы сливались в сплошные стёртые линии строчек, на фоне которых, то возникало сухое и нервное лицо Фани, то маячил ряд автомашин, стоящих на колодках и не имеющих резины. Когда зазвонил телефон Степнов с внутренним
облегчением взял трубку. Звонил майор Ломтев, просил подойти к нему в штаб пограничного отряда. Зной уже начинал спадать. От Нарева тянуло свежестью, а через мощёные улицы ложились косые тени деревьев. Степнову повстречались два казака, чётко отбив строевой шаг, приветливо вскинули под козырёк ладони.
"Здравия желаю! - ответил им, и с этого мгновения у него "отлегло на сердце".
"Ну что случилось Виктор Иванович? - Зачем звал?" - спросил Степнов, протягивая руку майору Ломтеву.
"Да случилось кое-что Никодим Дмитриевич, с нескрываемой тревогой начал Ломтев. - Участились переходы нашей границы. Такого ещё не бывало за всю мою пограничную службу. Почти весь отряд расходую на охрану границы, а резерва - никакого. Кроме того имеются сведения о том, что в Варшаве появилась группа немецкого железнодорожного начальства, в которую входят начальники железнодорожных станций нашей территории, - Ломжы, Лапы, Белосток, Волковыск, Барановичи и даже Минска".
"Ты понимаешь, какая наглость!?"
Степнов встал из-за стола и подошёл к карте, висевшей на стене рядом.
"Для нас маленьких людей, намерения наших соседей уже не вызывают сомнений, но люди стоящие над нами удерживают нас, что все нормально, - проговорил он. В этом... вся сложность положения, смягчив более резкое определение, добавил Степнов. Какова достоверность этих данных?”
"На этот раз должен сказать - сведения весьма достоверны"- ответил Ломтев.
"Тогда пойдём! - пойдём немедленно к командиру корпуса!"- настоятельно проговорил Степнов.
Он позвонил генералу Никитину. В кабинет Никитина вошли втроём, - Панков, Степнов и Ломтев.
В кабинете вместе с генералом, был бригадный комиссар Щукин. Когда майор Ломтев доложил генералу новые сведения. Никитин встал.
"В Варшаву прибыли начальники железнодорожных станций нашей территории?" с удивлением переспросил он.
"Так точно, товарищ генерал, - Ломжа, Лапы, Белосток, Волковыск и другие" подтвердил Ломтев.
"Мы имеем эти сведения из нескольких источников и считаем их достоверными" - добавил майор.
Генерал подвинул к себе походный планшет и, развернув его, посмотрел па карту. Привстав с места, к Никитину наклонился бригадный комиссар Щукин. Напряжённая пауза длилась долго.
"Положение, как видно, остро осложняется" - заметил генерал, всегда очень осторожный к скоропалительным выводам.
"А может немцы занятия в Варшаве проводят, - такие как, например, мы в Минске и в Белостоке проводили?"- спокойно заметил бригадный комиссар Щукин.
"Нет, это не то, Евгений Афанасьевич, - возразил Никитин.
Все данные, взятые в совокупности, наводят на серьёзные выводы. Видимо придётся снова докладывать командующему и, безусловно, необходимо держать части в боевой готовности".
"А я думаю, Иван Семёнович, не следует нам преждевременно нервничать, - возразил бригадный комиссар Щукин. Я получил сегодня содержание заявления ТАСС, в котором категорически отвергаются версии, появившиеся в иностранной печати в подготовке Германии к войне с Советским Союзом. Это сообщение, вероятно будет в сегодняшних газетах, которые мы получим завтра в начале дня".
"Не слышал я о таком заявлении ТАСС, Евгений Афанасьевич, отозвался Никитин. Я попрошу ознакомить нас всех с этим заявлением" - попросил он Щукина.
"Сейчас оно будет здесь!” - произнёс Щукин, поднимая трубку телефона. “Полковой комиссар Носов? - спросил он. Я попрошу вас - принесите в кабинет генерала полученное нами заявление ТАСС для ознакомления с ним командиров штаба” - попросил Щукин.
В ожидании полкового комиссара Носова все молчали, рассуждая каждым сам с собой.
Полковой комиссар Носов вошёл в кабинет генерала и положил перед ним лист, с крупным печатным текстом. Генерал Никитин быстро пробежал глазами по короткому печатному тексту и снова, казалось, штудировал каждое слово, стремясь вникнуть в содержание заявления. Внятно и медленно генерал прочитал:
"14 июня 1941 г. - Опровержение ТАСС.
По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска Германских войск освободившихся от операции на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связаны, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям.
Присутствующие застыли на месте, как при состоянии экзальтации.
"Ничего не понимаю!" - глядя ка командира корпуса недоумевающе произнёс Степнов.
"Мне также непонятно все это"- подтвердил Панков.
"Так как же так? ... усомнился майор Ломтев.
"А тут и понимать нечего. - Все предельно просто и исчерпывающе понятно" - возразил Щукин.
Генерал Никитин вопросительно посмотрел на бригадного комиссара.
"А вот мне, откровенно говоря, тоже не ясно Евгений Афанасьевич, - признался он. Мне пришлось на днях, вместе с командирами штаба корпуса, столкнуться с такими фактами, которые явно показывают насколько грозна обстановка у нас на границе. Сегодняшние сведения, полученные от командира погранотряда майора Ломтева - подтверждают это".
"Но вот вам факт, - указав на заявление ТАСС" - проговорил Щукин.
"Это ещё не факт, возразил, до сих пор молчавший полковой комиссар Носов. Мне тоже довелось побывать на границе, и я думаю, что нам пора уже принять меры для усиления погранотряда" добавил он.
"Ну, это вы уж через чур! Это, вы, просто, начинаете попадать под влияние полковника Степнова, - с ехидной улыбкой заметил бригадный комиссар. А вам, полковник Степнов, пора прекратить паникёрствовать и влиять в этом духе на окружающих”, - строго добавил Щукин.
"Паникёрствовать!? - взволнованно спросил Степнов бледнея.
Щукин не ответил, а только неопределённым взглядом окинул окружающих. Он понял, что сказал лишнее но...
Напряжение сковало присутствующих, все молчали.
Генерал что-то хотел сказать, подбирая выражения, чтобы сгладить обстановку.
“Разрешите идти, товарищ генерал? - попросил Степнов.
Видно так будет лучше, подумал генерал и ответил, -
"Да идите и..., и подготовьте донесение командующему округом",- добавил он, желая сразу-же занять делом взбудораженного полковника Степнова.
Когда генерал остался один на один с Щукиным, сделав выдержку, он сказал, - "Вы не правы, Евгений Афанасьевич. Полковник Степнов не заслужил никакого порицания".
Никитин встал и несколько раз прошёлся по кабинету. Щукин продолжал сидеть, в кресле, теребя в руках текст заявления ТАСС.
"Но ведь Степнову уже не раз указывалось на излишнее преувеличение опасности воины. А теперь оказывается, что и в политотделе находятся люди, которые высказывают такие же мнения. Не думаете ли вы, Иван Семёнович, что это влияние Степнова?”
"Этого я не думаю. Я считаю, что мы с вами можем быть довольны тем, что наши подчинённые - беспокойные люди, что они пытаются вникнуть в корень явлений окружающих нас. Мне самому, все больше становится ясным, насколько напряжена обстановка. С одной стороны, как утверждает "ТАСС" - все дело обстоит благо¬получно. С другой, - мы сами видим явную активизацию немцев на нашей границе. Последние сообщения, о начальниках железнодорожных станции, - чрезвычайно симптоматичны, и о них нельзя не доложить командующему. Эти действия, как раз именно, в немецком стиле, - объяснил Щукину генерал. Вы только подумайте Евгений Афанасьевич! - сборище начальников железнодорожных станций, расположенных на нашей территории!!!
Как вам это нравится!?
“Вот этого я ни черта понять не могу!"- чертыхнулся Щукин. Бригадный комиссар ещё что-то хотел сказать, но в дверь постучали. Вошедший дежурный подал секретный пакет для генерала. Никитин вскрыл пакет и, пробежав по тексту содержащегося в нем приказания, недоумевающе посмотрел на бригадного комиссара.
"Вот ещё, - читайте!" - подав печатный листок Щукину, сказал он.
Щукин несколько раз перечитал текст приказания командующего округом.
"Они что там очумели!?"- просто спросил он у генерала.
"Ты представляешь, Евгений Афанасьевич, - они хотят забрать у нас артиллерию на артиллерийские сборы в Крупки! Это под Минском!? Все это невероятно! - с нескрываемым возмущением произнёс генерал, нервно шагая по кабинету. Разве, наконец, нельзя провести такие сборы в корпусах?"- спросил он Щукина, который распоряжением штаба округа был ошеломлён не менее генерала.
Никитин, подняв трубку телефона, вызвал полковника Панкова.
"Ещё одна новость!"- передавая текст распоряжения штаба округа вошедшему Панкову, проговорил генерал.
Прочитав распоряжение полковника Панков побледнел.
"Но ведь это совершенно невозможно!”- едва выговорил он.
"Я с вами согласен. - Это невозможно! Уже не в силах сдерживать себя - возмущался генерал.
Нет, нет! - этого нельзя допустить. Я прошу вас обеспечить мне разговор с начальником артиллерии округа. - Не могу согласиться, чтобы этот умный человек мог решиться на такое дело - проговорил Никитин. Я попрошу присутствовать при моем разговоре, - вас Евгений Афанасьевич, полковника Панкова, начальника артиллерии корпуса подполковника Гринберга",- распорядился Никитин.
Спустя два часа из комнаты связи все вышли удручённые. Генерал Никитин и бригадный комиссар Щукин быстро пошли в кабинет к командиру корпуса. Степнов, которого на этот раз генерал решил пощадить, чтобы он немного "отошёл” от оскорбления нанесённого ему Щукиным, уже знал о случившимся и никак не мог с этим смириться. После разговора с округом, зная состояние Степнова, Панков ворвался к нему и сообщил -
"Удалось отвоевать только по одной батарее из каждого дивизиона, Никодим Дмитриевич".
"Сам Павлов был у аппарата. Чувствуется, что это делается помимо желания начальника округа!"
Когда в кабинет к Степнову вошёл окончательно подавленный, случившимся начальник артиллерии корпуса подполковник Гринберг, Степнов спросил, - "Ну что будем делать товарищ подполковник?"
"А что делать!? Переключим, если что случится, все батареи на противотанковую защиту.
- Об остальном нам и мечтать не приходится" -
с горечью проговорил начальник артиллерии корпуса…
информация:
Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года.
http://f3.s.qip.ru/cd2qlSV2.jpg
продолжение следует…
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.
Записки кавалериста. Часть 3.
Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
19-20 июня 1941 года
…Вечером, когда Панков со Степновым шли домой, во двор штаба корпуса въехал автобус с молодыми командирами, окончившими училище и прибывшими в корпус для прохождения службы. Кавалерийские, артиллерийские и танкистские фуражки весело мелькали в окнах автобуса.
"Сколько прибыло молодых командиров?" - спросил Панков у Степнова, когда они остановились, пропуская автобус.
"Шестьдесят два человека, Илларион Ефимович" – ответил Степнов, подняв руку под козырёк, отвечая на приветствия молодых командиров.
"Завтра же нужно отправить молодых командиров по частям"- сказал Панков.
"Да я уже сделал расчёты с начальником строевого отдела, и завтра с утра мы попытаемся это сделать" - ответил Степнов.
Проходя мимо дома Красной Армии Панков предложил, -
"Может, сыграем партию в биллиард, Никодим Дмитриевич?"
Степнов чуть было не согласился. Ему хотелось рассеяться от треволнений дня. Но вспомнив нервничавшую в последние дни Фаню и приболевшую Аллу, он сказал, - "Не могу, Илларион Ефимович, - дочка приболела, спешу домой".
Попрощавшись с Панковым, он медленно пошёл по улице. Было тепло. Над головой журчал летний вечер, едва слышно шептались листья, а из садов доносился тонкий запах отцветавших лип. Было девятнадцатое июня 1941 года. Уже у самого дома Степнову встретился вновь прибывший в штаб на должность начальника 2-го разведывательного отдела штаба корпуса, капитан Поносов. Молодой крупный и широкоплечий капитан, только что окончивший академию Фрунзе, активно входил в свою должность.
"Даже не верится, товарищ полковник, что может быть такой чудный вечер в такое напряжённое время - проговорил с внутренней тревогой капитан. Люди ходят, гуляют, любят и они счастливы. И может быть счастливы именно потому, что не знают какая гроза сгущается над их жизнью".
"А что есть ещё новые данные?"- насторожившись, сразу же спросил Степнов.
"Был у пограничников, товарищ полковник, несколько диверсантов задержано. Некоторые из них молчат, - простачками прикидываются, а некоторые начисто "раскололись". Судя по тем объектам, которые хотели уничтожить диверсанты, - дело явным образом, идёт к войне"- объяснил Поносов.
"Ясно. Завтра вместе побываем у Ломтева, - заметил Степнов
и положив на плечо капитану руку проговорил - до завтра товарищ капитан".
Жилистую ладонь Степнова охватили упругие, как железные прутья, пальцы руки капитана.
Он снял фуражку и из-за высокого лба, покрытого шапкой льняных волос, глянули на Степнова небольшие серые проницательные глаза.
"Спокойной ночи!"- произнёс Поносов.
Фаню Никодим повстречал у самого подъезда дома. Покачивая коляску с Аллой, она живо разговаривала с соседками. Увидев Никодима Фаня, толкнув коляску перед собой, пошла навстречу мужу.
"Пойдём, погуляем, Дима! - Такой чудесный вечер, что и в комнату заходить не хочется"- проговорила Фаня, глядя на Никодима открытым и доверчивым взглядом.
"А куда пойдём"- наивно спросил обрадованный Никодим.
"Идём в парк, - мы там ещё никогда не были" - предложила Фаня.
”Ну, идём!" - вырвавшись, наконец, из плена тяжёлых переживаний, согласился Никодим.
Он взял за ручку коляску и медленно покатил по тротуару, вниз к городскому парку. Фаня взяла за руку Никодима и долго шла молча. Потом, видимо, подчиняясь какому-то душевному порыву, она подняла руку и сняла фуражку с головы мужа. Она хотела примерить её, но потом, вдруг, уткнулась лицом внутрь околышка и несколько шагов шла так, - не отрывая от лица фуражку.
"У тебя какой-то особый запах!"- проговорила она, положив фуражку в коляску к дочери, и движением своей руки приблизила его руку.
"Видно потому-то и счастливы люди, что не знают где проходит
роковая черта их счастья и их жизни" - подумал Степнов вспомнив
только что слышанные слова капитана Поносова о счастье людей,
которые не подозревают о сгущающейся грозе. Когда спускались к городскому парку, оттуда слышались звонкие голоса молодёжи. Далее, за парком, отблёскивая гладью, синел, как будто застывший Нарев. А за ним повыше луга, окаймлённые темной бархоткой леса, уже желтели ржаные, артельные поля. Между высоких тополей белели постройки бывших панских усадеб и, вздымая тяжёлую пыль, шли на покой общественные гурты скота.
"Ты взгляни Никодим, как все мирно и тихо кругом"- охваченная торжеством летнего вечера прошептала Фаня, прижавшись к руке Никодима, смотря на него обжигающим взглядом своих черных глаз.
Никодим посмотрел на жену. В тоже мгновение его слух уловил короткую очередь автомата, прозвучавшую в дальнем лесу. Вслед за автоматной очередью хлестнули, едва уловимые слухом, отдель¬ные выстрелы.
И снова все смолкло.
"Я рад, что ты успокоилась и хорошо чувствуешь окружающую природу"- проговорил Степнов, желая, чтобы его голос заглушил все, что делается там, в лесу, на границе.
"Я люблю тебя Никодим! Люблю таким, каким ты есть, - и бурным и спокойным, и жестоким и ласковым, и податливым и неуклонным" - шептала Фаня, прижимаясь все крепче к руке мужа.
Отзывчивое сердце Никодима было полно счастья. Он шёл рядам с Фаней и не в состоянии был ей что-то сказать. Он только отвечал на её пожатие своим пожатием. А она видимо и не ждала ответа. Не ждала - потому, что всякий ответ Никодима не мог бы сравниться со всем тем, что нахлынуло и захватило, в эти мгновения, все её существо. Когда возвращались домой и от реки, по узким улицам городка, разливалась ночная прохлада,
Фаня сказала - "Ты не сердись на меня Никодим. Я сама знаю, что бываю скверная". "Не будем об этом"- отозвался Никодим.
Ему не хотелось вспоминать об этом потому же, почему не говорят
об этом с человеком, который уже стоит на ступеньках уходящего поезда. В глубине своего сознания он чувствовал приближение неумолимых событий, а с ними и неумолимую разлуку с семьёй.
Уже у дома Степнов вновь услышал, как заклокотала выстрелами граница и метеором прорезала ночную темноту далёкая ракета.
Утром на следующий день во дворе штаба корпуса капитан Поносов строил молодых командиров.
Генерал Никитин вышел к ним в сопровождении полковника Панкова и Степнова. Поздоровавшись с командирами, он медленно шёл вдоль строя, всматриваясь в серьёзные лица в бойких глазах которых, опытный взгляд генерала, замечал озорные ребячьи огоньки.
"Какое военное училище окончили?"- спросил генерал Никитин, остановившись возле высокого статного лейтенанта с буйный чубом, выбившимся из-под фуражки.
"Тамбовское кавалерийское!"- ответил лейтенант, и его верхняя губа вздрогнула, заискрилась маленькими крапинками про¬ступившего пота.
"Фамилия начальника училища?" - поинтересовался генерал, хитровато взглянув в лицо молодого командира.
"Генерал-майор Василии Индык!"- без запинки отозвался лейтенант.
"Хорошо! - похвалил генерал и пошёл дальше вдоль шеренги.
"А вы где учились?"- задал вопрос генерал коренастому, белобрысому артиллеристу.
"Объединённое училище имени Верховного Совета ССР, товарищ генерал!"- внятно доложил лейтенант.
"И сам из Москвы?"- спросил генерал.
"Нет, товарищ генерал - брянские мы!" По привычке, унаследованной от дедов, объяснил лейтенант.
"О...! Прямо на земляка попал, улыбнувшись, заметил генерал.
А "мы тоже брянские" - пошутил генерал. Весь строй загудел весёлым смехом.
Генерал Никитин закончив обход, вышел перед его серединой -
"Поздравляю вас, товарищи командиры, с окончанием военных
училищ и прибытием к месту службы!"
"Благодарим! Спасибо!"- послышались голоса командиров.
"Какие у вас имеются ко мне вопросы?”
Вопросов не последовало. И когда генерал уже хотел проститься с командирами, кавалерист-тамбовец сказал -
"Отправьте нас скорее по полкам, товарищ генерал!”
"Правильно! Верно! В полки, к своим взводам отправьте!"- послышались голоса.
"Это ваша законная просьба - отозвался генерал. Вы будете в ближайшее время отправлены, - пообещал генерал. Доложите мне распределение по полкам молодых командиров, приказал Никитин Панкову.
"Слушаюсь!”- произнёс полковник и направился в строевой отдел.
Через четверть часа в кабинете командира корпуса уже сидели Щукин, Панков и Степнов.
Когда Панков доложил генералу о распределении командиров, генерал довольно проговорил, - "Хорошее пополнение к нам прислали. Очень важно, что молодые командиры стремятся в полки к своим взводам". Имеется план сегодня - же отправить молодых командиров по частям, доложил Панков.
"Да, конечно, отправляйте! - не задерживайте".
Через несколько минут, когда Панков и Степнов покинули кабинет командира корпуса к полковнику Панкову зашёл бригадный комиссар Щукин.
"Я хотел бы, Илларион Ефимович, провести завтра - в субботу 21 июня, вечер молодого командира в нашем гарнизоне, посвятить его целиком вновь прибывшим к нам выпускникам из военных училищ. Пополнение к нам прибыло хорошее, а соединение у нас с солидными традициями. Поэтому мне хочется, чтобы молодые командиры сразу – же почувствовали это. Как вы на это смотрите, товарищ Панков?"- довольно демократично поставил вопрос Щукин.
На застенчивом лице Панкова вспыхнули алые пятна. Его охватила тревога. Едва сдерживая себя, он сказал: "Мероприятия, которые вы предлагаете, - очень хорошие мероприятия, товарищ бригадный комиссар.
Но в конкретной обстановке, я считаю, что гораздо более необходимо, - отправить молодых командиров по полкам, - к своим взводам. Поэтому поводу командиром корпуса уже принято решение и молодые командиры сегодня будут отправлены".
"Вы задержите их отправку, товарищ полковник, а я поговорю с генералом" - предупредил Щукин и быстро направился в кабинет генерала. Через несколько минут в кабинет генерала были вызваны Панков, Степнов и Носов. Соображения Щукина были уже известны, и потому все стояли в напряжении, дожидаясь последнего слова командира корпуса.
"Устроить вечер для молодых командиров, вещь заманчивая, но..." Генерал оглядел всех взглядом и не договорил. Всем было ясно, он ожидал, что скажет полковник Степнов.
"Но в данной обстановке не обязательная, товарищ генерал,- проговорил Степнов, совершенно ясно понимая ситуацию. Кто знает, что нас ожидает? Пусть бойцы познакомятся со своими командирами и наоборот".
Щукин встал. Чувствовалось, что намеченное им мероприятие он решил защищать до конца.
" Вы полковник, вот уже полгода пророчите нам опасность. Но все, как видите, обстоит тихо и спокойно. Я уверен, что и за эту пари дней ничего особенного не случится, - горячо проговорил он. Вот и полковой комиссар Носов, я думаю ..."
"Я считаю, что полковник Степнов правильно ставит вопрос, товарищ бригадный комиссар" - решительно высказался Носов.
"Ну, знаете, это ещё не видно, - правильно или неправильно!
Я категорически настаиваю на проведении этого политического мероприятия, акцентируя на слове "политического" - заключил Щукин.
Генерал поднялся с места и прошёлся по кабинету….
"Ну, добро! Будем веселиться! - стараясь сгладить напряжённость, проговорил он.
- Молодых командиров отправить по полкам утрам 22 июня,- уже совершено определённо сказал генерал.
Степнов посмотрел на генерала, взгляды их встретились.
"Вот так!" - добавил Никитин. Глаза генерала как будто говорили, -
"Вот так бывает иногда в жизни, когда две стороны, совершенно искренне, уверены в своей правоте".
"Слушаюсь!" за всех проговорил Панков…
продолжение следует…
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.
Записки кавалериста. Часть 4.
Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
21июня 1941 года
В субботу 21 июня 1941 г. дом Красной Армии гарнизона готовился к вечеру молодых командиров. Над большими статуями Сталина и Ворошилова у входа, были вывешены флаги, спешно делалась иллюминация, внутри здания вывешивались приветственные лозунги.
К вечеру начальник пограничного отряда майор Ломтев вновь срочно попросил к себе Степнова.
"Ну что нового Виктор Иванович,- зачем позвал? - чувствуя особую напряжённость в пограничном отряде, спросил Степнов.
"Да вот смотри, Никодим Дмитриевич, - указывая в угол кабинета, проговорил Ломтев.
Перед глазами Степнова, сваленное в кучу, лежало всевозможных марок, - личное оружие.
Это вот мы пограничники за пару дней столько "насобирали".
Дело тревожное, товарищ полковник, уже официально доложил Ломтев. "По всей границе диверсанты лезут напролом. Хочешь поговорить с некоторыми из них?"
"Ну, давай вызывай! - согласился Степнов, усаживаясь на стул.
Через минуту два пограничника, ввели в кабинет высокого, заросшего бородой, розовощёкого человека. Степнов чувствовал на себе его взгляд, но глаза не поднимал, рассматривая в своём блокноте различные совершенно не касающиеся к делу, заметки. Потом встав и повернувшись к арестованному властно спросил:
"Ну, куда ты шёл детинушка?" Диверсант молчал. “Значит, забыл” - пошутил Степнов. - Отведите его! если разговаривать по-человечески не хочет", - потребовал Степнов, глядя прямо в веснушчатое лицо диверсанта.
"Нет, зачем же, я буду говорить. В Барановичи шёл!"- сообщил он, качнув головой.
"К "тёще на блины" что ли?!"- вновь пошутил Степнов.
Снова помолчали. "Ну что! - "подбодрил" диверсанта Степ¬нов.
- Я спрашиваю, - "зачем ты шёл в Баранович?"
"Имел задание взорвать мост, - ответил сухо диверсант. Я честно все сказал”, - проговорил он и, подняв голову, посмотрел на Степнова.
"А для чего же взрывать мост? Разве он мешает Белоруссии?
Ведь вы не белорус?"- спросил Степнов.
"Западный белорус",- уточнил диверсант.
"Ну, предположим, что ты "западный белорус", а Барановический мост,
зачем тебе взрывать?"- допытывался Степнов.
"А разве непонятно? Чего ж вы спрашиваете? Вы всё знаете,- будет война! - вот что",- заключил он.
Когда диверсанта увели, Ломтев сказал: "Я прошу передать мою просьбу командиру корпуса, чтобы мой отряд усилить сегодня на ночь, хотя бы дежурным эскадроном".
"На то ваше право, это предусмотрено мобпланом, - объяснил Степнов.
Я все это немедленно доложу генералу Никитину.
Эскадрон на усиление погранотряда был выделен, когда на небе уже зажглись яркие звезды.
Ломтев и Степнов подъезжали к одной из самых южных застав погранотряда.
"Значит, Щукин настоял все-таки на своём? - спросил неожиданно Ломтев у задумавшегося Степнова.
Теперь в доме Красной Армии веселье в разгаре".
"Да, ... настоял”, - сухо ответил Степнов.
"Странный он человек - этот бригадный комиссар", - заметил Ломтев.
"Почему странный? - возразил Степнов. Я считаю Щукина убеждённым человеком. Но дело в том, что он не хочет сам анализировать военные явления, и склонен беспредельно верить тому, что скажут ему сверху. После короткой паузы он добавил, - это, между прочим, наша общая беда Виктор Иванович. В этом, как говорится, и наша сила, и наша слабость".
Когда водитель Ломтева подъехал к перекрёстку дорог, майор скомандовал: "На третью заставу!"
"Есть на третью!" - ответил водитель и, свернув с шоссе, юркнул на малоезженую дорогу, которую, очевидно, знал хорошо.
После того, как водитель включил свет, - можно было понять, что газик пробирался в туннеле образованном из зелёных ветвей деревьев.
На крутом лесном повороте дороги водитель сбавил ход. Но едва машина начала разворот, недалеко от машины сперва засветил огонь, а потом ночную тишину прошила автоматная очередь. Были слышны удары о кузов машины.
"С машины, за мной! - по привычке скомандовал Ломтев и, открыв дверцу, прыгнул в кусты.
Машина ткнулась в заросли и остановилась. Ломтев тут же дал ответную очередь из автомата. Вслед за нею в стороне от машины, блеснули пистолетные выстрелы бойца-водителя машины.
"Молодцы пограничники”, - подумал Степнов, держат оружие наготове.
"Ползи за мной, Никодим Дмитриевич! - Услышал Степнов у
самого уха голос Ломтева. - У нас это бывает, извини!" - почему-то извинился он и, тронув рукой Степнова, пополз в глубину леса.
Через пару минут, когда они подползли под крону развесистого дуба, Степнов, к своему недоумению вдруг, услышал телефонный разговор Ломтева.
"Алло! Алло! Берёзка ржаная! Я белорус 03-17! Цель в лесу 07, восемьдесят метров запад - соседи, задержать!
Не уйдут подлецы! - Уверенно, но тихо проговорил Ломтев.
Вот такая у нас служба, товарищ полковник", - добавил он, повернувшись к рядом лежащему Степнову.
Степнов хотел что-то сказать, но тут же услышал приглушенный топот бегущих людей и взвизгивание пограничных овчарок.
"Теперь их песенка спета - "Барс" пошёл по следу", - объяснил Ломтев.
Левее и дальше зашумел лес, раздался взрыв гранаты, и резанула вновь короткая автоматная очередь.
"Стой! Ах, гад! Возьми Барс!"- ясно услышал сдержанные выкрики Степнов. Затем взвизгнула собака, затрещали сучья и все смолкло.
"Кажется все, - проговорил Локтев. Пойдём к машине"- предложил он.
"Как же это ты, Виктор Иванович, телефон сумел разыскать в темноте?"- догадываясь, спросил Степнов, подымаясь с земли.
"Это уж так положено, - с пограничником каждое дерево разговор свой особой имеет", - отшутился Ломтев.
Он поднялся, ни никаких следов телефона Степнов не обнаружил.
"Молодцы!" - снова коротко похвалил Степнов.
"Ну как - не подбили?"- спросил Ломтев у водителя, который тщательно осматривал машину.
"Две пули верх кузова прошили, а одна с вами по соседству побывала.
Мотор и ходовая часть в порядке”, - доложил водитель.
"Может, вернёмся назад, Никодим Дмитриевич, - предложил Ломтев Степнову, когда они сели в машину. Тяжело мне брать ответственность за вас перед командиром корпуса. Для нас - пограничников, - это ситуация обычная, а для вас...".
"Ничего, Виктор Иванович, - командир корпуса о нашей поездке знает. - Поедем дальше и что наметили нужно посмотреть.
Я думаю, мы из одного "металла" скроены", - возразил Степнов.
Когда машина медленно тронулась с места, и вновь запетляла по заросшей дороге, около самого окна водителя раздался приглушенный окрик "Стой!". Водитель повиновался, услышав знакомый голос.
"Это свои!"- высунувшись из окна машины, отозвался Ломтев. Из кустов вышел боец с винтовкой. Узнав командира погранотряда, боец взял винтовку к ноге.
"Застава по тревоге выступила на государственную границу. Несу охрану расположения заставы - боец Карпенко!" - доложил пограничник майору Ломтеву.
Когда Ломтев и Степнов вышли из машины совсем рядом с ними был забор погранзаставы, за которым не ясно очерчивались контуры здания.
"Кто это? - повар Карпенко?"- спросил с недоумением майор Ломтев, обращаясь к бойцу.
"Так точно!" - подтвердил боец.
"А там кто ещё с Вами?", - кивнув головой в сторону заставы, спросил майор.
"Ещё двое кроме меня", - пояснил пограничник, но в это время из-за дерева вышла женщина с подростком.
"Жена командира заставы - Лидия Ивановна с сыном", - представил Карпенко своих помощников, начальнику погранотряда.
"Здравствуйте Лидия Ивановна!"- поздоровался Локтев с женщиной.
Вскинув автомат на плечо, женщина протянула майору руку.
"Здравствуйте Виктор Иванович!"- неуверенно проговорила она, взглянув на сына.
"Значит, всей семьёй границу охраняете?"- спросил добродушно Ломтев.
"Да я вот только сегодня. Уж больно лезут диверсанты. Сегодня вся застава в секретах, вот и мне пришлось. А Юрка, - этот каждую ночь ...
- Его разве удержишь", - объяснила майору жена начальника заставы.
"Да маловато людей у нас”, - с горечью проговорил Ломтев.
В это время далеко в лесу глухо раздались несколько выстрелов.
"Слышите, как дышит граница!”- прислушавшись, сказал Ломтев.
Дальше, от заставы к кавалерийскому эскадрону, высланному для усиления погранзастав, машину майора вёл Юрка. Устроившись на ступеньке рядок с водителем Юрка зорко смотрел в лесную чащу и его команды - "Правее"! - "Левее!" - безоговорочно выполнял боец.
Машина остановилась совсем рядом с осёдланными лошадьми.
Командир кавалерийского эскадрона, выделенного для усиления погранотряда, доложил Степнову: - "Эскадрон к месту назначения прибыл в срок. Два взвода выделил для усиления службы секретов на границе. Два взвода и станковый пулемёт имею в резерве. В эскадроне трое раненных, захвачен один диверсант".
"Понятно, подтвердил Степнов и приказал, - приведите ко мне
диверсанта".
"Есть! - ответил старший лейтенант.
Двое кавалеристов подняли из-под дерева кряжистого, белобрысого человека.
На машину накинули палатку и включили свет. Маленькие плутоватые глаза диверсанта забегали по лицам командиров.
"Немец он, из Пруссии", - указав на диверсанта, доложил командир эскадрона.
"Звание, фамилия, какое задание?" - проговорил по-немецки Степнов.
Значит в Слоним шёл?"- спросил Ломтев по-русски.
"Яволь!"- ответил неожиданно, понявший вопрос, прусак.
Степнов и Ломтев переглянулись.
"А что же ты в Слониме потерял?"- спросил по-русски Степнов.
"Я не понял" - ответил немец, сдвинув плечи.
Степнов повторил вопрос по-немецки.
Диверсант помолчал и потом, нагловато посмотрев на Степнова сказал:
"Ничего я там не потерял. Я только хотел вам телефонные провода "ремонтировать".
"Что ж, воевать, что-ли собрались?"- прямо спросил Степнов.
Диверсант злобным взглядом обвёл окружающих и вызывающим тоном проговорил: "Не думаете ли вы, что я это делал для собственного удо-вольствия?! Мне сегодня пришлось целых два километра ползти на брюхе. - Скажу вам - не из приятных эта забава" - объяснил диверсант. Только вы не думайте, что-нибудь сделать со мной. Это вам дорого обойдётся!" - уже с угрозой сказал диверсант.
"Ну, ты фашистская мразь - давай без угроз! - Это мы ещё посмотрим, - кому дороже обойдётся ваша затея!" не сдержав себя, прицыкнул на диверсанта Степнов.
Когда он перевёл на русский язык, о чем сказал пруссак, командир эскадрона воскликнул, -
"Ты смотри, какой гад! Угрожать задумал! Его за это "шлёпнуть" мало! - товарищ полковник.
"Не можем мы этого делать - у нас закон", - проговорил Степнов.
Уже к полуночи Ломтев и Степнов ехали по тихим улицам города.
Только дом Красной Армии светился огнями разноцветных лампочек.
Когда Степнов и Ломтев зашли в залитый ярким светом коридор, из зала, резонируя в просторных вестибюлях, неслась захватывающая музыка мазурки. На блестящем паркете просторного зала, прыгали весёлые, подвыпившие лейтенанты. Генерал Никитин, бригадный комиссар Щукин и полковник Панков с жёнами, среди которых находилась Фаня, - сидели в просторной ложе. Когда Ломтев и Степнов зашли в зал, генерал с Щукиным и Панковым вышли к ним. Обстановку докладывал Ломтев.
"Значит, говорите, кипит граница?"- переспросил с трево¬гой Щукин.
"Да, товарищ бригадный комиссар, обстановка напряжена до крайности",- подтвердил Ломтев.
Фаня подавала знаки Степнову, чтобы он шёл в ложу. Генерал Никитин, чтобы не смущать женщин отвёл Степнова в вестибюль, продолжая уточнять положение на границе.
Когда к Никитину и Степнову подошли Щукин, Ломтев и Панков, Щукин проговорил: - "Завтра - же, - завтра сразу с утра, отправляйте, Никодим
Дмитриевич, молодых командиров по частям. Я думаю, все будет в порядке".
Никитин посмотрел на Щукина. Он ведь сам не хотел быть на этом вечере, но положение его обязывало.
"Да, завтра с утра отправляйте”, - подтвердил он.
Кроме того, несмотря на выходной день, попытайтесь завтра связать меня с командующим войсками округа по прямому проводу".
"Есть!"- устало произнёс Степнов. "Разрешите мне идти, товарищ генерал?!"- спросил Ломтев.
"Да, - идите, отдыхайте",- протягивая руку майору, проговорил Никитин.
Когда Ломтев вышел, генерал предложил:-
"Пройдёмте в ложу Никодим Дмитриевич!"
"Извините меня, товарищ генерал! Не могу, - устал чертовски. Разрешите отдыхать?"- попросил он командира корпуса. Генерал взглянул на усталое лицо Степнова, сказал: - "Не могу принуждать - отдыхайте".
Попрощавшись со Степновым, генерал прошёл в ложу к женщинам. Прощаясь с генералом, Степнов видел идущую к нему Фаню.
"Ну почему ты Никодим не хочешь пойти и посидеть с нами!?"- с укоризной спросила она.
"Я устал Фаиночка. Если хочешь - пойдём домой".
Злобинка блеснула в глазах Фани. В таких случаях ей всегда хотелось настоять на своём.
"Нет, если ты принципиальничаешь, то тогда и я не пойду.
- Мне хочется танцевать. У меня сегодня галантный партнёр",- кокетливо проговорила Фаня.
"Ну и прекрасно, не став возражать жене, - согласился Степнов.
Иди, танцуй, если есть настроение. Я жду тебя с Аллой",- спокойно проговорил он и, приветствуя чуть приподнятой ладонью, пошёл к выходу.
Улицы были пустынны. Только где-то у Нарева взбалмошно заорали первые ночные петухи.
"Не як не хце спать Алла!"- пожаловалась Степнову на маленькую Аллочку пожилая домработница Зося.
Сбросив китель и накинув пижаму, Степнов взял дочь на руки.
"Ну что, будем спать доченька?"- спросил Никодим у капризничавшей дочери.
"К тебе хочу!"- проговорила Алла и прижалась к отцу.
Когда Зося разобрала постели, на улице по асфальтированной дорожке уже возвращались домой генерал Никитин с женой, - Верой Максимовной и Фаней. Только что весело звенящий на улице голос Фани, стал обиженно-грустным, как только она вошла в квартиру. Она хотела что-то высказать Никодиму, но присутствие Зоси и идеалистическая картина - отца с дочерью на руках её смягчили.
Взглянув на блаженствующую дочь, Фаня проговорила: - "Вот вам попадёт вместе с твоим папкой, - почему до сих пор не спишь?” Взяв Аллу к себе на руки, она ушла в спальню. Никодим подсел к письменному столу с газетой. Спустя полчаса послышалось щёлканье электровыключателя, и в спальне погас свет.
"Да, пора и мне отдохнуть. Хорошо, что утром можно будет дольше поспать" - подумал Степнов и, поднявшись из-за стола, пошёл в спальню. Зайдя в детскую, он увидел в кроватке дочь. Разбросав ручонки и откинув одеяло, девочка уже спала и чему-то улыбалась во сне.
"Чернушка" ты моя"- проговорил про себя Степнов и, поцеловав дочь, пошёл в свою спальню.
Не думал Степнов в эти минуты, сколько долго не увидит он свою "Чернушку".
продолжение следует…
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.
Записки кавалериста. Часть 5.
Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
22 июня 1941 года.
Только войдя в спальню, Степнов почувствовал, как сильно он устал в прошедший субботний день.
"Теперь отдохнуть" - подумал он, и сев на табурет хотел снять сапог.
В это же мгновение тишину квартиры прорезал, тревожный троекратный звонок телефона. Дослав ногу обратно в сапог, Степнов на цыпочках вышел из спальни. В трубке он почувствовал взволнованное дыхание своего абонента.
"Я слушаю... - отозвался он. Да 0/6 слушает, - повторил он... Что? - говорите реже, попросил Степнов. - "Приехала ваша мать и ждёт вас на вокзале "понятно"!? - совершенно отчётливо услышал он голос дежурного. Такое сообщение на мгновение смутило Степнова.
"Как могла приехать старуха мать, не предупредив его заранее?"
В эту же секунду все его существо, как огнём пронизала догадка,
"Услышанная фраза, - условный пароль, по которому он должен немедленно явиться в штаб корпуса в походной форме, при полной боевой, с походным чемоданом".
Абонент, тяжело дыша, ждал у телефона.
"Я вас понял...! Понял!", - проговорил Степнов и, положив трубку несколько секунд стоял, не зная с чего начать сборы.
Потом он пошёл в кладовую, принёс маузер в большой деревянной кобуре и золочёную шашку. Вдоль широких, лакированных ножен на серебряной планке прочитал всегда волнующую его надпись - "майору Красной Армии товарищу Степнову Н.Д. от маршала МНР".
Прижав руки к груди, и глядя на спешно собиравшегося мужа из спальни вышла испуганная и бледная Фаня.
"Что случилось, Никодим?"- со страхом спросила она.
"Полевой чемодан мне, походное обмундирование!"- сухо проговорил Степнов, и быстро вынимая из письменного стола все свои служебные записи. Он уже слышал как в квартире внизу, где жил
генерал Никитин, также состоялся телефонный разговор, и сейчас слышались торопливые сборы. По улице, тяжело вздыхая мощным мотором проквохтал генеральский ЗИС и остановился у подъезда.
Фаня несколько мгновений беззвучно стояла, прислонившись к двери, рассеянными глазами смотрела, то на мужа, быстро одевающего походное обмундирование, то на Зосю, которая ловко укладывала чемодан.
"Ой, что же это я! Что же это будет Боже! - воскликнула она и, не стесняясь, - в ночной рубашке, забегала по комнате.
"Что тебе положить в дорогу!?"
"В какую дорогу!? - Укладывай чемодан! Запасное обмундирование, белье положи!"- отозвался Степнов.
Когда в квартиру зашёл водитель, Степнов был уже в сборе.
Кинув на руку водителю казачью бурку, сказал:-
"Забирай чемодан, Гордеев, - поехали!"
Обернувшись к жене, он едва не сказал - прощайте!
Он знал, что это слово больше всего подходит сейчас. Но не хотел окончательно испугать и без того растерявшуюся Фаню. Да и сам он больше всего желал, чтобы подтвердилась теплившаяся в сознании надежда, - "а может это внезапная тревога для штаба корпуса, устроенная штабом округа!?”
"Будьте здоровы! - взглянув на Зосю и Фаню, проговорил он. Подойдя поцеловал лоб, заплаканные глаза жены. Ну, вот… с языка чуть не сорвались слова укора. Но он сдержался и только сказал, - "Береги дочку Фаня! - Как только я выясню - в чем дело? - я немедленно сообщу тебе".
Фаня бросилась к Никодиму, но он уже шёл к двери.
Уже у самой двери Фаня зарыдав, повисла на плече.
Легким движением Степнов, отстранив руки жены.
"Теперь уже видно слезами не поможешь - будь здорова!" Ещё раз повторил он и пошёл вниз к ожидавшей машине.
Не включая свет, Гордеев молча как-то по особенно сосредоточенно вёл машину, по ещё пустынным и тихим улицам. Только где-то на востоке полыхала молния, и доносились глухие раскаты грома.
Усиленная охрана штабного двора пропустила машину Степнова, не останавливая. Окна штаба были затемнены. В оперативном отделе все работники были уже в сборе. Взяв оперативный планшет и, проверив карту, Степнов пошёл в узел связи. Никто ещё ни у кого не спросил - Что случилось? Каждый делал своё дело, зная о том, что все, что здесь делается, не может делаться иначе. В комнате связи изредка постукивали неугомонные аппараты "Морзе", а за большим телетайпом сидел сосредоточенный и немного бледноватый казак-связист. Вслед за Степновым на пункт связи прибыли полковник Панков и капитан Поносов, и тут же, вместе с бригадным комиссаром, в комнату вошёл генерал Никитин.
Небольшой плотный капитан доложил генералу: "Дежурный по штабу корпуса капитан Иванов. Получил приказание дежурного по штабу округа вызвать всех присутствующих для разговора с начальником штаба округа!"
"Понятно! - подтвердил генерал и взглянул на телетайписта - передайте - У аппарата 16-09, кто вызывает?"
Телетайпист, как будто, ожил, его проворные пальцы забегали по клавиатуре аппарата.
В это же время генерал повернувшись к дежурному, коротко сказал: -
"Вызовите к проводу командиров дивизий и начальников штабов!"
В небольшие, узкие щёлочки между опущенных штор, робко синело небо, в котором медленно нарастал гул самолётов. Наши "ястребки" прикрытия, прислушиваясь и стараясь держать себя скрытно" - заметил Щукин.
"Видно, ещё одно учение большое затеяли", - добавил он, поясняя своё предположение, несколько напряжённых глаз посмотрели на него с недоумением. Из тихо журчащего телетайпа медленно поползла лента.
На мгновение задерживаясь, она робко двигалась по колёсикам, словно не хотела ошарашить своим сообщением всех присутствующих. Поддерживая рукой ленту, телетайпист прочитал:-
"У аппарата 11-04, - приказываю действовать по варианту один, остальное - делегатом связи".
Генерал посмотрел на часы 3 часа 45 минут 22 июня 1941 года.
Вариант № 1 мобплана - ко мне в кабинет!"- приказал генерал
Никитин Степнову.
“Товарищ начальник штаба, - немедленно отдайте приказание командирам дивизий - действовать по варианту № 1, остальные распоряжения дополнительно тут же"- распорядился генерал.
Все ожило, задвигалось, получив начальную инерцию. Когда в кабинете командира корпуса Степнов развернул карту действий корпуса по варианту № 1, по сонным улицам уже шли на рысях эскадроны, покидая город и уходя в леса - в районы своего сосредоточения.
Но вот равномерный гул над городом как будто прорвало. С неба, умытого утренней свежестью, на землю полетел нарастающий вой сирены. Грязно-серые машины с черными крестами на крыльях, сбросив бомбы на мирно спящий город, с рёвом взмыли ввысь. Город вздрогнул и запылал. Над вчера ещё зелёными парками и садами повисли клубы дыма огня и пепла. Здание штаба корпуса зашаталось. Висевшие на потолке лампочки закачались как маятники. Во дворе штаба разорвались несколько артиллерийских снарядов, - понесли первых раненых и убитых.
Оторвав от карты взгляд, генерал Никитин посмотрел на командиров:
"Началась воина, товарищи! И надеюсь, что вы честно и до конца выполните свой долг перед Родиной, перед коммунистической партией!"
Одев очки, генерал снова склонился над картой, во дворе грохотали разрывы.
В 4 часа 20 минут генерал отдал свой первый боевой приказ:
1."Противник, вероломно нарушив договорные обязательства
с Советским Союзом атаковал наши пограничные части и движется на восток. Его авиация бомбит наши аэродромы, станции и города.
2. Частям корпуса выйти в районы развёртывания по варианту № 1
Быть в готовности контролировать противника в общем направлении,
- Варшава.
3. Танковому полку Зыкова форсированным маршем выйти район
леса 2447.
4. Разведкой установить состав и направление действий противника
рубеже Остроленка, Снядово, Замбурев.
5. Я на своём КП, - западная опушка леса 2447.
продолжение следует…
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.
Вложений: 8
“Правда о 20 блоке – 55 лет исследований”
“Правда о 20 блоке – 55 лет исследований”
Ариадна Юркова, член Союза журналистов СССР и России
Виктор Хоперский
Мирослав Хоперский
Первые строчки этой книги были написаны в январе 1957 года вовремя
одной из первых послевоенных встреч бывших узников фашистских концлагерей проходившей в Москве в Советском комитете ветеранов
войны.
Во время этой встречи о побеге узников "блока смерти" моим родителям рассказал очевидец побега майор авиации Иван Панфилов, бывший узник концлагеря Маутхаузен.
Он рассказал, что в лагере ходил слух: побег смертни¬ков организовал лётчик, подпол¬ковник Власов, человек выдаю¬щейся храбрости, сохранивший в гитлеровских лагерях Золотую Звезду Героя Советского Союза. Другие называли русского офицера, умеющего говорить на всех наречиях Германии...
Но это были только легенды, только смутные догадки.
Кто они, отважные, вступавшие в единоборство с самой смертью, кому из них посчастливилось выжить и добраться до родных мест?
Этого никто не знал.
Раскрыть тайну 20 блока и найти его героев решили мои родители. Многочисленные поездки по всей стране, работа в архивах, встречи, огромная переписка, газетные публикации, выступления по радио и телевидению. Радость открытий и горечь поражений. Плагиат и запрет
на издание книги. Вызовы на бюро Горкома КПСС и категорические требования: "прекратить писать об этих пленных".
Много событий произошло за 55 лет. Когда начиналась работа над книгой, мне было 6 лет, сейчас уже 60, и я продолжаю дело моих родителей.
В основе книги воспоминания и документы, собранные за этот период.
Рассказывается о подвиге узников "блока смерти", советских офицеров тех, кто в самых тяжёлых испытаниях войны непоколебимо верил в победу своего народа, кто боролся с вра¬гом, пока билось сердце.
Записки кавалериста. Глава 6.
Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
22 июня 1941 года.
Над пустым от войск городом выли немецкие юнкерсы.
"Позвоните на аэродром, - почему нет наших истребителей?! Пусть, пусть поднимут хотя бы дежурное звено. Вы посмотрите, как они распоясалась!?"- наблюдая за атакой юнкерсов, с возмущением проговорил генерал, глядя в разбитые окна своего кабинета.
"Наши истребители сожжены после первой же атаки немецких самолётов. Из самолётов связи остались только две машины", - сообщил генералу начальник разведки корпуса капитан Поносов.
"Командир корпусной эскадрильи просит перебазировать уцелевшие машины на запасную посадочную площадку, товарищ генерал",- спросил разрешения Поносов.
Генерал на минуту задумался.
"С наступлением темноты разрешаю",- проговорил он.
В эту минуту в кабинет ворвался комендант железнодорожной станции.
"Товарищ генерал - два эшелона под погрузку государственного имущества и семей командиров - готовы, паровозы под парами",- едва переводя дыхание, доложил капитан.
Лицо генерала просияло. Он сделал несколько шагов к капитану.
"Спасибо вам! Спасибо вам товарищ капитан! - проговорил
генерал, отдайте распоряжение по тылу, - грузить семьи начсостава и срочно отправлять на восток не задерживая",- обернувшись к полковнику Панкову, приказал он.
В своём кабинете Степнов делал расчёты на форсированный марш кавдивизии второго эшелона.
Длинный телефонный звонок оторвал его от работы.
"Фаня, ты!? - крикнул он в трубку. Сейчас прийти не могу, - занят по горло. Для погрузки вас в эшелон выделена команда бойцов. Жди грузовую машину! С собой бери главное, - остальное не жалей! - растолковывал Фане нервничавший Степнов. Что-что?! - В нашу спальню попал снаряд, и койки вывалились на улицу?! Как же так!?" - чуть ли не возразил в горячности Степнов, но сдержался. Удивившись сам собственной мысли, он разъяснил, - "На войне все бывает Фаиночка.
И человек может вывалиться".
После этих слов Степнова, дверь его кабинета распахнулась и пожилой человек, в вышитой косоворотке, с ходу ввалился в комнату и крикнул:-
"Товарищ командир спасайте государственные деньги!"
Степнов поднялся с места.
"Какие деньги?" - спросил он с удивлением.
"Самые настоящие-государственные! Я директор банка! Спасите ради бога, меня же расстреляют!”- взмолился человек.
Степнову все сразу стало ясно. И то, что штаб корпуса, во дворе которого лежат раненные и их нужно эвакуировать в тыл, не обязан заниматься эвакуацией банка и то, что государственные деньги нужно все-таки спасать.
"Как же это вы...? Степнов не договорил фразы. Идите! -
сейчас вышлю машины для переброски вашего имущества на вокзал - там готов эшелон".
Директор выпучил глаза, и лицо его озарила неуверенная улыбка.
"Правда! Это правда!?"- повторил он вопрос.
"Ну что вы ещё спрашиваете товарищ! - идите и готовьте ваше имущество", - строго сказал Степнов.
Для ликвидации прорыва противника вдоль реки Нарев на мост к реке выехал полковник Панков. Командир корпуса Никитин выехал на свой командный пункт в районе западной опушке леса 2447. Степнов поддерживал связь с частями составного командного пункта до того момента, когда командир корпуса свяжется с частями через КП Нарев.
Во дворе штаба уже давно пылал большой костёр. Уничтожением политической документации и литературы руководил бригадный комиссар Щукин.
"А что будем делать с партийными документами?"- спросил Щукина полковой комиссар Носов.
"Жечь, все жечь! - взволнованно проговорил Щукин, не знавший ещё об эшелонах готовых для погрузки государственного имущества.
"Вот мы и попали в "поджигатели"- с жалостью проговорил лейтенант "тамбовец" подбрасывая в жаркий огонь папки с бумагами. Эх! Да разве это дело?! В такой момент!... А мы вот тут костры жжём!"- глотая дым и утирая слезы, заметил с горечью лейтенант артиллерист.
"Да если б у меня был взвод пулемётов!? - И б им показал!"- со злостью заключил лейтенант пулемётчик, глядя на немецкие "Юнкерсы" безнаказанно пикирующих на город.
"Протанцевали мы свои взводы, Саша" - заметил с горечью его товарищ.
"А ты спроси у полкового комиссара, - может быть, нас ещё направят в полки? "
Пулемётчик вытер платком почерневшие от копоти и гари лицо и подошёл к полковому комиссару Носову.
"Нельзя ли, как-нибудь, до полка своего добраться?
Может, отправите нас!”
Носов взглянул на лейтенанта и перевёл глаза на Щукина.
Щукин удалился в штаб.
"Вот подойдут дивизии, все определится, тогда и..."
Очередь разорвавшихся снарядов заглушила все. Троим из молодых лейтенантов, уже не нужно было искать свои взводы.
Рядом с опрокинутой машиной лежали металлические ящики с надписью - "11/2 миллиона". Сквозь бурые лохмы дыма и пыли едва просвечива¬лось алое полукружье солнца, поднимавшегося из-за горизонта. Атака немцев нарастала, горели села, города и поля уже созревших хлебов.
Вдоль долины Нарева на восток расчленившись по группам, спешно двигалась немецкая пехота.
“Шнель, Шнель, Шнель”- кричал тучный капитан, двигаясь в голове одной из колонн.
Сняв фуражку, капитан вытирал потный лоб и жирную кабанью шею.
Тряся отвисшим животом, он рысил, вперёд подбадривая уже немолодых солдат. Капитан уже заметил, как его велосипедисты, выехав на мост, сигнализировали ему, что "путь свободен". Изогнувшись под тяжестью ротного миномёта, бежал вперёд седой солдат миномётчик Фогель. Зацепившись за корневища куста, старый солдат упал и ударился головой о ствол миномёта.
"О... черт! Нужна мне эта ваша война как телеге пятое колесо!" - неосторожно заметил он вслух.
В ту же минуту над ним, как из-под земли, вырос молодой унтер офицер.
"Вперёд! Вперёд!"- крикнул он.
"Я тебе покажу, как болтать против фюрера. Вставай и марш вперёд!", - скомандовал унтер.
Фогель вскочил и, вскинув на плечи ствол миномёта, побежал вперёд. Двадцать с лишним лет тому назад он уже ходил этими путями на восток и обратно, еле унёс ноги. И вот теперь опять ...
Но Фогель знал, что его унтер, а тем более гауптман, не задумываясь, пустят ему пулю в лоб, если узнают, что он против похода войной на Советскую Россию.
"Вперёд! Быстрее вперёд!"- орал капитан, предвкушая выполнение батальоном задачи - захватить мост через Нарев. Но невдалеке на опушке леса, за движением батальона противника уже внимательно следили наблюдатели кавалерийского полка Голубовского. "Никаких движений! Пусть пехота противника вытянется из леса в открытую долину - разъяснял подполковник Голубовский своим командирам эскадронов. Атаковать только по моему сигналу. Имейте в виду, что пехота нашей 8 дивизии полковника Фомина, будет атаковать с севера. А теперь по местам".
Вскорости взвились ракеты. Пулемётный шквал обрушился на велосипедистов, спустившихся с моста к холодной воде Нарева. Артиллеристы ударили по пехоте, которая заметалась по открытому лугу.
Эскадроны полка Голубовского бросились в атаку.
"Огонь! Огонь!" - кричал обезумевший от неожиданности немецкий капитан, но в туже секунду клинок Голубицкого опустился на его голову. Немцы бросились в лес, но там их встретили пехотинцы 3-ой дивизии. Когда кавалеристы на рысях проходили мост. Пехотинцы, сидя у обочины дороги и сняв пилотки кричали: "Спасибо братишки, что подсобили! Сбили мы нонче оскому немцу".
Полк Голубицкого спешил в район сосредоточения дивизии.
Получив приказание, Степнов оставлял горящий город. В доме, где он жил, Степнов увидел зияющую дыру в своей квартире. На улице лежала разбитая в щепы его деревянная кровать, свисали оборванные лохмотья ковра и гардин.
Вместе с водителем Степной зашёл внутрь квартиры и остановился ошеломлённый хаосом брошенных вещей. И даже портрет матери, казалось, с удивлением смотрел на этот хаос через стекло рамки. Степнов быстро подошёл к письменному столу, взял небольшой бронзовый бюст Ленина и снял со стены портрет матери.
"Поехали!”
"Как же так!? - Неужели бросать все это добро? - с удивлением спросил водитель. Давайте грузить!”
"А время!? - У нас нет времени, Гордеев. Нас ждут на командном пункте. Поехали!"
За городом Степнов увидел медленно двигающиеся машины с раненными пограничниками. Из машины смотрели жёлтые, измождённые обескровленные лица раненных. Машина на минуту остановилась.
"Здравствуйте Землячек - Полковник!"- услышал Степнов голос пограничника.
Степнов обернулся и посмотрел на говорящего. Из-под зелёного околыша фуражки на него смотрело наискось перевязанное бинтами лицо.
Не узнаешь? А помнишь...?", - но Степнов уже вспомнил.
"Здравствуй дорогой Белокалитвенец! – Значит, не придётся нам вместе повоевать, как договорились?" - с сожалением спросил Степнов глядя на раненного земляка, с которым он рядом лежал в секрете прислушиваясь к шорохам границы.
"Да ничего! Ишо встретимся! - Малость скулу попсовали чёртовы фашисты. - Поди, теперича и баба не угадает, - не унывая заметил пограничник, и сплюнул комок кровяной слюны. Скажи на милость, - кудать два зуба вывалились", - добавил он, выбросив за борт машины теперь уж ненужные зубы.
Машина тронулась. Пограничник, подняв руку, что-то говорил, но Степнов уже не слышал его слов.
На фоне высокой ржи из Ломжи по направлению к станции Снядово медленно шли два эшелона. Над беззащитными эшелонами повисла, откуда-то появив¬шаяся эскадрилья Юнкерсов. Сердце Степнова защемило. Он знал, что там, в эшелоне, вместе со всеми, - его маленькая дочка и Фаня. Но вот эшелоны остановились. Из труб паровозов валил дым, самолёты опустились совсем низко, но бомб не бросали.
"Фашисты наши эшелоны, будто считаю уже своими. Станция
Снядово, наверно, занята немцами и нашим эшелонам деться некуда", - заметил водитель Гордеев.
Степнов думал над тем же самым. По полевой дорожке через рожь к Степнову мчался на велосипеде человек. Когда он уже был близко, Степнов узнал в нем коменданта железнодорожной станции.
"Беда! Товарищ полковник, - с ходу проговорил он, спрыгивая с велосипеда. - Большое несчастье! - Немцы заняли станцию Снядово, которую мы должны пройти, чтобы выехать на основную магистраль к Белостоку! А мы так хорошо все погрузили, товарищ полковник, а теперь что?... Немцам все должно достаться!? - уже не выдержав с горечью, крикнул он и, сняв фуражку, бросил её на траву.
продолжение следует…
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.