-
Страницы семейной славы, 2011
20 апреля стартовал Международный Интернет-конкурс “Страница семейной славы 2011”
Международный Интернет-конкурс “Страница семейной славы 2011”», который стал ежегодным, проводится Союзом журналистов России, факультетом вычислительной математики и кибернетики МГУ имени М.В. Ломоносова, Московским городским советом ветеранов при участии ряда общественных организаций.
Цель Конкурса - создание всенародной электронной книги Памяти в сети Интернет о тех, кто своими ратными и трудовыми делами на благо Отечества заслужил уважение и память потомков.
Конкурс 2011 года посвящен 70-й годовщине победы советских войск в битве за Москву. Конкурс охватывает все возрастные группы!
Девиз Конкурса – «Сохранить каждую фронтовую фотографию, каждое письмо с фронта в электронной книге Памяти, сберечь на века память о защитниках Отечества!».
На конкурс принимаются материалы следующих видов:
1. Произведения (статьи, рассказы, воспоминания, очерки, эссе, поэмы, повести, мемуары, презентации, альманахи, фотоальбомы и пр.) - материалы представляются на конкурс в виде файлов (предпочтительно заархивированных), подготовленных средствами офисных приложений.
2. Подкасты (в виде отдельных звуковых и/или видео файлов, мультимедийных произведений).
3. Web-сайты и блоги (с предоставляемым или внешним хостингом).
Для участия в Конкурса достаточно зарегистрироваться на сайте Конкурса (http://pobeda.vif2.ru/), войти в свой личный кабинет и загрузить на сайт Конкурса с помощью предлагаемого механизма-обозревателя файлы, содержащие конкурсные материалы. При этом необходимо следовать правилам загрузки, соответствующим выбранному виду материалов.
С более полной информацией о Конкурсе и с Положением о Конкурсе можно ознакомиться на сайте Конкурса по адресу: http://pobeda.vif2.ru/.
Итоги конкурса предполагается подвести в начале декабря 2011 года на торжественной форуме Союза журналистов России, посвященном 70-й годовщине разгрома немецко-фашистских войск под Москвой.
В конкурсе 2010 года, посвященном 65-й годовщине Великой Победе, приняло участие более 1000 человек, начиная от ветеранов Великой Отечественной войны и кончая младшими школьниками, более 150 школ стали коллективными участниками этого проекта. По итогам конкурса лауреатами стали более 100 человек в различных номинациях. Более ста учителей-наставников были отмечены дипломами и грамотами Совета Федераций РФ и Союза журналистов России.
Приглашаю всех принять участие в нашем проекте и увековечить память о людях, верой и правдой служивших Отечеству и народу.
Председатель оргкомитета конкурса,
проф. МГУ имени М.В.Ломоносова,
член Союза журналистов России В.А. Сухомлин
-
Зязин Сергей, 5 класс: «Храните память о родных!»
Зязин Сергей, 5 класс: «Храните память о родных!»
Наши прадеды настоящие герои! Они спасли нашу страну от фашистов. Только благодаря их мужеству мы сейчас живём.
http://forums.vif2.ru/showpost.php?p=5356&postcount=17
ВЕЧНАЯ ИМ СЛАВА!
Зязин Сергей
Учащийся 5 класса
Белоомутской школы № 2
Московская область
-
Любовь за колючей проволокой.
Любовь за колючей проволокой
Мельников Дмитрий ,ученик 9 класса Баскаковской МСОШ Гагаринского района Смоленской области.215051 С.Баскаково Гагаринского района Смоленской области.Руководитель: Чернышова Ульяна Николаевна, учитель русского языка и литературы
Каждая российская семья связана незримой нитью с далёкими военными годами. У кого-то хранятся пожелтевшие фотографии, у кого-то письма, а у кого-то осталась только память. Может быть, память и есть самое главное, что связывает все поколения? Во всяком случае, в нашей семье память о тех страшных годах постоянно возвращает нас к мысли о том, что фашисты не смогли победить потому, что они не взяли в расчет самое главное оружие – любовь. Любовь к родному дому, к своей стране, к берёзке за косогором, летним рассветам и зимним снегам. И конечно же, любовь, которая даёт силы жить и выживать в нечеловеческих условиях, любовь, на которой держится жизнь.
Моей прабабушке Вере не было и восемнадцати лет, когда фашисты увезли её вместе с другими юношами и девушками, почти подростками из России. Под дулами автоматом и под лай собак молодых людей, как скот, загнали в теплушки и увезли далеко от родного дома – в Германию. В немецком концлагере им дали понять, что отныне у них нет никаких прав, их вообще нет как людей – они просто бессловесные рабы, которым выпала великая честь – работать на Германию. И они действительно работали с рассвета до заката, изнурённые, голодные, мечтающие о чёрной корке хлеба, представляли себе её аромат. За малейшую провинность, а то и развлечения ради, молодых людей избивали резиновыми шлангами до полусмерти, травили собаками, унижали, расстреливали ради забавы. Но ещё одного не могли просчитать немцы – можно затравить и даже убить человека физически, но нельзя убить в нём стремление оставаться человеком, стремления любить и быть любимым, даже на краю жизни, даже в аду концлагеря.
Черноглазый худенький итальянец Джузеппе Фидель Фердинардо не спускал глаз с русской красавицы Веры. Иногда ему удавалось увидеть её буквально на несколько секунд, когда их гнали на работу. Но и этих секунд было достаточно, чтобы сердце билось сильнее, чтобы прибавились силы жить дальше. И Вера тоже чувствовала, что от одного взгляда этого черноволосого итальянца уходили прочь ощущения безысходности и тоски. Любовь, как и солнце, приходит даже туда, где её никто не ждёт: за колючую проволоку, за страшные ворота, туда, где, казалось, заканчивается радость и жизнь. Но это только казалось. Любовь придала силы жить, надеяться, верить.
Когда американские войска стали приближаться к лагерю, фашисты решили уничтожить всех военнопленных. Они построили людей в колонны и погнали на расстрел. И в тот момент, когда колонна пленных, в которой была и моя прабабушка Вера, должна была быть расстреляна, американские солдаты прорвались в лагерь. Завязался страшный бой, немцы были уничтожены, а часть пленных, среди которых была и Вера Новикова, была спасена. Остался жив и Джузеппе.
По словам прабабушки, американцы сыграли шикарную по тем временам свадьбу для влюблённых. Так Вера Новикова, моя прабабушка, стала женой итальянца и уехала с мужем жить в Италию. Жили богато, владели виноградниками, вскоре родился сын – мой дедушка Анатолий Юзефович ( вместо Джузеппе записали в России Юзеф, как-то понятнее). Когда сыну исполнилось три года, бабушка узнала, что в Советском Союзе нашёлся её брат, а до этого она думала, что все родственники погибли. Да и жить без России моя прабабушка, а тогда совсем юная женщина, не могла. Вера собралась в Советский Союз в гости. Итальянский муж и его родственники умоляли Веру не ехать или хотя бы оставить сына. Но Вера настояла на своём – взяла ребёнка и отправилась к брату.
Вернуться в Италию она уже не смогла – её не выпустили из Советского Союза. А вскоре наступило такое время, когда получить какие-то известия от родственников за границей вообще стало невозможно. Прошли долгие, долгие годы, пока мой дед Анатолий Юзефович, уже будучи взрослым человеком, попытался найти своего отца. Он нашёл его. Но в мирной жизни иногда не всё так замечательно, как мечтается о ней в лихолетье. Отец ответил сыну, что жизнь у него теперь другая, другая семья и ему не хотелось бы тревожить эту новую семью. А поэтому, писал итальянец, он просит больше не писать ему и не искать его адрес. Я не знаю, что в этот момент думала моя прабабушка. Но она ни одного плохого слова не сказала в адрес своего любимого Джузеппе –Юзефа. Но и мы ведь не знаем, что испытал он, когда Вера уехала в далёкую Россию. Осталось главное, чему бабушка Вера учила и своих детей, и внуков, и правнуков – любовь к своему дому, своей стране, своей семье.
-
Ольга Фокина: СЧАСТЬЕ - ЭТО КОГДА НЕТ ВОЙНЫ
Вместо предисловия
СЧАСТЬЕ - ЭТО КОГДА НЕТ ВОЙНЫ
Для тех, кто знает о войне не понаслышке, слово «мир» - волшебное слово. Они-то умеют ценить светлое небо над головой. Для них мир – свобода, бесценное счастье, улыбки детей, радостные лица родных и близких людей, друзей.
А мы как-будто забываем то, что забыть нереально. Поэтому и в современное время много страшных войн. Они как-будто напоминают нам о том, что мы должны ценить мир. С каждым годом, с каждым поколением, мы вглядываемся в лица наших детей, и уже не узнаем в них себя. Слишком большие у них запросы сегодня на красивую, беспечную жизнь, на миллионы денег, для добычи которых не хотят тратить силы и время. Они все реже и реже задумываются, что счастье – это когда нет войны, это когда живы твои родители, дети, родственники, близкие люди, друзья, когда они рядом, это когда нет слез, нет боли, нет смерти.
Возможно, это у меня слишком большие запросы. Но, с другой стороны, ведь все в наших руках. Зачем устраивать междоусобные войны, отвечать злом на зло? Почему людям нельзя просто и мирно договориться? Война забирает самое дорогое, что есть в нашей жизни.
ВОЙНА ЗАБИРАЕТ И ДУШИ
Война забирает не только жизни, но и души. Никогда не узнаешь человека, который пришел с войны. Он – другой. Война делает человека жестче, взрослее, сильнее духом и волей. Современные войны – страшные войны. Но многие люди, вернувшись с войны, идут на контрактную службу, они не могут найти себе место и применение в повседневной жизни, отныне они не могут смириться с законами современного общества, им снится война, их затягивает война.
НА ВОЙНЕ КАЖДЫЙ СОВЕРШАЕТ СВОЙ ПОДВИГ
С одной стороны, тот, кто творит подвиг – герой, но с другой стороны, на войне много героев, практически каждый совершает свой подвиг. Конечно, были и те, кто от подвигов уклонялся как мог, но не нам их судить…
Подвиги тоже разные есть. Для кого-то подвигом было и то, что переборол свой страх, что выжил. Чем не подвиг то, что вчерашние школьники несколько лет не спали, а все шли, шли, шли вперед, воевали, шли по мертвым, стреляли, шли по разложенным минам? Чем не подвиг, когда солдат подрывает себя и рядом стоящих немцев? Чем не подвиг, ждать сына, брата, мужа, жениха, отца с войны и самой пытаться выжить? Чем не подвиг, нести 16 кг 400 г противотанкового оружия, поднимая его за павшими товарищами, не оставляя его врагам?
Никогда не забуду историю ветерана Великой Отечественной войны, который, заметив приближающегося врага, обмазался кровью своих погибших товарищей, снял и спрятал затвор от пулемета, притаился, а затем вытащил затвор и стал стрелять по врагам. Разве это не подвиг?
Чем не подвиг то, что они, не страшась смерти, боролись за победу, за свободу, за жизнь своих потомков?
ЗАЧЕМ МНЕ ПОМНИТЬ О ВОЙНЕ?
Три года назад, когда я была школьницей и председателем школьного литературно-краеведческого клуба «Поиск» (руководитель Н.В. Пешкова), у меня и в мыслях не возникал этот вопрос. Но я видела этот вопрос в глазах детишек, которые только приходили в наш клуб, которые недоуменно смотрели на меня, вглядываясь в огромные кипы бумаг и папок нашего школьного музея.
Дело в том, что мы с ребятами уже 9 лет ищем ветеранов Великой Отечественной войны, навещаем их, заботимся о них, собираем всю ту бесценную информацию, которую десятками лет они не в состоянии вычеркнуть из памяти.
Зачем? Затем, что подвиги каждого из них должны жить в наших душах вечно. И нам должно быть стыдно за своих сверстников, которые так безответственно растрачивают свою жизнь, губят себя пороками, забывая о том, что их же бабушки в далекие 40-е поднимали глаза в небо и молили Бога, чтобы закончилась эта беспощадная война, о том, как полуживые парнишки подрывали себя, когда к ним подползали немцы, о том, как умирали от холода, от того, что совершенно было нечего есть, о том, как ежесекундно зарывали родных и друзей в землю, потому что было не до похорон…
Мне стыдно за тех сверстников, которые отравляют свою жизнь наркотиками, алкоголем, распутством, ленью… Мне стыдно за тех, кто даже выслушав хотя бы одну жизненную историю ветерана Великой Отечественной войны, еще задумывается над вопросом: «Зачем мне помнить о войне?», или, вообще, ни о чем не задумывается!
Мы должны, должны знать и помнить, уважать, ценить, беречь память о тех, кто, не раздумывая, жизнь отдал за наши жизни, за наше будущее! Как жаль, что не все это понимают… Не ценят жизнь, подаренную ветеранами, не ценят самих ветеранов войны. Как можно за какую-то медальку или тыщонку избить того, кто подарил тебе жизнь, того, кто чудом остался жить, чтобы рассказать нам, что такое настоящая война, того, с кого нужно пылинки сдувать, беззащитного в наше время ветерана?! Как поднимается рука?!
Зачем мне помнить о войне? Затем, что война коснулась каждого из нас. В каждой нашей семье получали похоронки… Мы должны свято чтить своей памятью и уважением, тех, кто воевал. Мы должны стыдиться своих моральных недостатков, своих слабостей, своих пороков, вспоминая рассказы своих бабушек и дедушек о той чудовищной войне…
Ольга Фокина, Иркутская область, Усть-Илимск
Есть в памяти мгновения войны
Победа в Великой Отечественной войне – подвиг и слава каждого русского солдата. Немало подвигов совершил ветеран Великой Отечественной Семен Никитич Первушин, эти мгновения войны никогда не исчезнут из памяти. Семен Никитич служил в 341 стрелковом полку, 186 дивизии, в пехоте, был участником войны в Манчжурии, носил противотанковое оружие, не раз смотрел смерти в лицо.
В 1940 году Семена Никитича Первушина призвали в армию, ничто еще не предвещало беды – такой страшной и длинной войны. В армии Семен Никитич отслужил восемь месяцев, часто вспоминает трудные учения на Востоке.
И вот как-то предстояло 341 стрелковому полку заночевать в одном поселке, в котором проходил учения и Семен Первушин. Как обычно в таких ситуациях, солдаты расположились на сеновале, а офицеры поехали в деревню. Семен Первушин получил приказ: охранять регион, поэтому в эту ночь он стоял на посту. Костер вдалеке он приметил еще в три часа ночи, и сообразил, что для приготовления завтрака – еще рано, а ужин – уже позади. Вскоре к Семену Первушину подбежал другой солдат, запыхаясь, сообщил: «Знаешь, Первушин, война началась!». Семен Никитич не поверил и переспросил: «Какая война?!» И тут стало ясно, что враг напал на Советский Союз. По военной тревоге солдаты кто на велосипедах, кто на лошадях поехали по деревне собирать офицеров.
Действовать нужно было незамедлительно, поэтому вскоре солдаты оказались в полной боевой готовности на границе, где их уже поджидали японцы. В это же самое время к Москве уже тоже подходили фашисты.
- Страшное дело, - вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Семен Никитич Первушин. – Пришли мы на исходные позиции, 186 дивизией, а там такие комары, как букашки. Сидели в окопах, комаров кормили. Приказ был: никуда не уходить. А Уссури - речка большая широкая. По ту сторону японские катера ходят, а по другую – наши. Вот и смотришь: будто рыба плещется, значит, японец плывет. И сидели, как на иголках. И все ждали. Ждали день и ночь. Строили бандажи, бетонировали их и сидели в них. Когда отогнали врагов от Москвы – спокойнее стало.
В августе началась война в Манчжурии, перед русскими солдатами стояла задача: освободить эту территорию от японцев, так как они постоянно нарушали российскую границу.
Было заранее установлено, что началом войны с Японией послужит ночной сигнал – летящий по границе самолет, и об этом были предупреждены русские солдаты. Самолет пролетел, пошли реактивные «Катюши».
- Через речку Уссури кусты были выше восьмиэтажного дома, а по нашу сторону - чистый берег. Как дали залпами «Катюши» по этим кустам, - одна земля осталась! Какой там японец спасется?! Мы в это время переплывали через речку, по два человека с пулеметами. И в наших солдат залпами попадало, - тяжело вздыхая вспоминает Семен Никитич. - Действительно, причиной многих поражений Великой Отечественной войны была недостаточная подготовка командиров, они элементарно не могли рассчитать попадание мин, и от этого гибли русские солдаты.
- Случай был такой, – продолжает Семен Никитич, - мы переправились, вторую роту ждали, а в это время бомбят вокруг. Вода в пулеметы попала. Русские командиры мину пустят, а она не долетает, падает посреди реки, где наши ребята переплывают… Сколько ребят погибло от своих же мин! Вот какие бестолковые командиры были. Связи-то не было, все «вперед» кричат, не думая. Вот такие дела! Небольшая месячная война, ну а дел много наделал японец, очень много. Кому жить, тот, видать, и остался жив. За пять лет до чего она надоела, эта война! Весь день не спишь, все вперед и вперед идешь. На Востоке покоя не давали, по 20-40 километров марши, чтобы солдат подготовить. Голодные. Привезут замороженной картошки вагон, как уголь. Варим и едим.
- Командир у нас был – хохол, бестолковый, все кричал: «Вперед!!!», - продолжает ветеран Великой Отечественной. - Брали мы район, который весь под землей был зарыт, а наверху - амбразура. Солдаты только поднимутся, этот командир, из винтовки стреляет, косит по амбразурам этим. Заляжем, лежим, а он в амбразуру кричит: «Давай!», дескать, иди сюда. Построили нас, всех, кто в живых остался. Сказали коммунистам вперед выйти. Нас шесть человек вышло. Дали задание: по три человека с той стороны и с этой, подползти и амбразуру забросать гранатами. А подход перед амбразурами был такой – ров, водой залитый. Ну нам дали приспособление, чтобы водой не захлебнуться. И гранатами забросали их амбразуры. Потом пошли под землей. А там жены «смертников» лежат, целый ров, целый километр. Они всегда рядом с ними были. Вот такие дела.
Случаи всякие были, конечно. Когда во второй раз брали микрорайон, взяли один гарнизон. Голодные русские солдаты загребали касками найденный сахар, искали продукты, и даже не слышали, как им кричали: «Не трогайте, может, отравленный этот сахар!». К счастью, еда была все-таки не отравленная. Но без происшествий не обошлось. Семен Никитич стоял рядом с командиром, и в это момент мимо пролетела пуля, чудом она никого не задела. Солдаты обернулись, недалеко был амбар. Открыли амбар, а там – японец, нож себе в живот воткнул, чтобы не сдаваться.
За побежденные амбразуры Семена Первушина и еще троих солдат наградили медалями «За боевые заслуги». «Как бы тяжело не было, - признается ветеран, - но мы их все-таки победили, и выгнали с этой территории».
Когда брали границу, ранило шестерых русских ребят, но враги были уничтожены и гарнизон их был занят. Командир дивизии, командир полка и солдаты решили, что этих ребят нужно переправить на российскую сторону, но река широкая. Пришлось сделать из камыша плот, чтобы не проникала вода.
- Четверых оставили. Как я в их число не попал? Не знаю. - Вспоминает ветеран. - Только к берегу поднесли раненых, а японцы спрятались в кустах и расстреляли всех и: и раненых, и тех кто их вытаскивал … Один наш солдат успел, в воду нырнул, так спасся и догнал нас. Отходя, он стрелял в японцев. Наградили Орденом Красного Знамени.
По словам Семена Никитича Первушина, армию на западе снабжала Америка и продовольствием, и вещами. Например, высылали сало шпик или ботинки. Со временем все это распространилось и на магазины, то есть помощь могли ощутить не только военные, но и гражданские люди. «Во время войны я даже иголку русскую не видел, все было американское!» - восклицает Семен Никитич.
Семен Первушин отличался крепким здоровьем и мощным телосложением, поэтому во время военных испытаний, когда падали от голода и усталости наши солдаты, Семен Никитич забирал у них винтовки, вешал себе на плечо и шел дальше. Таким образом, винтовки со всего отделения он нес один, что далеко не каждому было под силу. Семен Первушин носил и противотанковое оружие весом 16 кг 400 г, два метра длиной. После такого подвига, командир Савченко приказал Первушина не будить до утра, а потом хорошо накормить. Солдат, которых падали, увозили на повозках. Все они были молодыми, с 1926 года рождения.
- Один случай был, - припоминает ветеран Великой Отечественной, - он никогда не забудется. Японцы нас теснят, а мы стреляем. Наших много погибло, моего помощника тоже убило. Гляжу: японцы уже бегут, сейчас меня заберут. Я кровью раненых себя намазал, а затвор от пулемета снял и спрятал. Лежу, притаился… Они проходят и говорят: «Убитые, убитые». И дальше пошли на нашу территорию, чтобы ребят «обчистить», забрать оружие. Далеко отбежали. Я повернулся, развернул свой пулемет, вытащил затвор и по ним начал стрелять… А если бы затвор не спрятал, они рассмотрели бы. Жить-то охота было. Бог спас.
За это Семену Первушину тоже благодарность дали. Медаль «За боевые заслуги» нашла его уже после демобилизации.
- Как-то район брали, вдвоем с солдатом родом из Красноярского края. Бежим в гарнизон, японцев бить. У ворот японец стоит, связку «лимонок» держит. Этот парень опередил меня. Его подбросило, и как все взорвется… А меня воздухом, ударной волной о бетонную стену сильно ударило. До самой демобилизации вообще глухой был.
С тех пор ветеран Семен Никитич плохо слышит.
- Не страшило, что кто-то убьет или подстрелит, - объясняет ветеран, - самое главное было – победить! Не боялись этой смерти. Страшное дело, страшная война была… Голод, холод… Много пережил, много трудностей видел. Ляжешь – и все думаешь, обдумываешь, вспоминаешь…
Служил Семен Никитич честно и добросовестно пять с половиной лет, а в голове было одно: победить и остаться живым. Японцы – умный народ, прежде чем начать войну, они провели асфальтированные дороги к границам России, изобрели электрические управляемые «танкетки» (наподобие современных роботов). Их механизм заключался в следующем: «танкетки» ползли по кошенной низкой траве в оборону русских солдат, а японцы, которые находились на определенном расстоянии, нажимали на кнопку и «танкетки» взрывались вместе с русскими солдатами!
- Они и сейчас умные, - добавляет Семен Первушин, - хитрые, но звери, злой народ…
- Их город большой весь в церквах был. Наши наступают. У них с церквей везде пулеметы и винтовки стреляют. Ребята-то с запада, с фронта, приехали, все в орденах, - а все равно здесь на Востоке мертвые полегли. Тяжелая артиллерия отстала, по болотам подошла. Начали бомбить. Весь сожгли город. Наш 341 полк как Бог отвел. Мы были справа, остальные ребята все погибли. Он стоит на вышке с пулеметом, а ты бежишь, винтовками подкашивают… Горел весь город, он же деревянный, бетонных сооружений не было, как спичечный домик сгорел.
Семен Никитич был помощником коменданта Богданова и охранял тюрьму, в которой сидели шесть японских офицеров:
- Подашь ему еду в окошечко, а он голову не подымет, не посмотрит, бесполезно. Возьмет чашку, бросит в сторону. Какой злой! Потом их всех увезли в Россию, кого – на Колыму, кого - в Иркутск, железную дорогу строить.
Представить только герой нашей публикации был в шаге от важнейшего и приятнейшего события в жизни, он чуть было не попал на главный Парад Победы, который проходил в Москве! На Парад победы командир дивизии велел собрать трех высоких и красивых солдат и отправить в Москву. С 341 полка отобрали трех человек, среди них был и Семен Никитич. Отправили их сначала в Хабаровск. Оттуда обещали в Москву увезти, прямо на Парад. Но три дня они находились в Хабаровске, затем вернулись обратно в свои части, так и не побывав в столице. Руководство посчитало, что нужное количество солдат уже набрано. «Хотелось попасть в Москву», - сетует ветеран. Парад был 9 мая, а 15 мая – демобилизация Семена Первушина.
«Пять с половиной лет – вся молодость прошла», - печалится ветеран.
Нельзя не вспомнить любимую жену ветерана - Веру. Мало таких женщин было, которые пять лет ждали возвращения любимого, до призыва они прожили с ней всего пять месяцев, и его забрали в армию. «Она была настоящей русской женщиной с доброй человеческой душой и горячим сердцем», - говорит Семен Никитич. Все пять лет в ожидании Семена прожила у его родителей, в колхозе. Была и председателем колхоза, и бригадиром. В общем, хозяйственная была женщина. Ждала. И дождалась свою любовь. Сегодня ее уже нет, но Семен Никитич бережно хранит образ Веры в своей памяти и не устает повторять, что ему повезло с женой. Повезло Семену Никитичу не только с женой, но и с дочерью, которая обеспечила ветерану покой и уют, и не дает ему скучать, организовывает встречи школьников со своим отцом, чтобы они узнавали историю не из учебников, а из уст очевидца, участника, ветерана Великой Отечественной войны.
ОЛЬГА ФОКИНА,
Иркутская область, Усть-Илимск
В краю Манчжурии, где были жаркие бои
Лишения и невзгоды, голод и смерть товарищей, увечья, жестокость врагов. И долгожданная победа, возвращение домой, которого ждал целых семь лет… Об этом тяжело вспоминать Ефиму Венедиктовичу Овчинникову, участнику войны с японцами в Манчжурии, но он продолжает охотно встречается со школьниками и делиться воспоминаниями, чтобы юное поколение имело хотя бы малейшее представление о том, как их дедушкам и бабушкам досталась победа, какой ценой они отстояли светлое будущее своих потомков, как исполняли свой долг.
Ефим Венедиктович Овчинников родом из деревни Читинской области, Колганского района. 1927 года рождения. На работу пошел в тринадцать лет, потому что началась война.
- Что я мог почувствовать, когда началась Великая Отечественная?! – вздыхает Ефим Венедиктович. - Всего тринадцать лет было, пацан, в школе еще учился. Все верили, конечно, что победим. Но жизнь сразу изменилась, наступил голод, хлеба не было. Жили, перебивались как-то.
В семнадцать лет Ефим Овчинников получил повестку из военкомата.
- Дед меня посадил на сани, и тридцать километров повез. С района триста километров до железной дороги. Всю молодежь собрали и повезли в часть, - вспоминает Ефим Венедиктович.
Где служил Ефим Овчинников, снайперская школа была. В этой школе он около года учился. Помнится большая нагрузка. И в то время, когда только закончились военные действия в Германии, начиналась война в Японии.
Пришел приказ, по которому забрали молодых ребят из снайперской школы и отправили в Японию, чтобы устранить военный конфликт. Китайцы уже были оккупированы японцами. Перед русскими солдатами стояла задача - освободить Китай.
- Пересекаем мы Манчжурию, - делится воспоминаниями ветеран Великой Отечественной. – Было это утром. Манчжурия большая, все горит, стрельба идет, а китайцы в это время успевают со складов магазинов уносить что было, потому что голодные. Пришла часть японцев с запада, с Германии. Вся техника большая, танки объезженные, люди бывалые, грамотные, а мы-то пацаны… Нам всем еще только восемнадцатый год пошел. Они, значит, открыли фронт и погнали, нас услышали, и стрельба пошла… Везде стрельба, куда не иди… Много раненых и убитых, конечно… Мы шли сзади, так как тыловики, но тоже далеко прошли и кое-где помогали…
- Страшно, конечно, было, - продолжает Ефим Венедиктович. - Жить-то охота. Не будешь же домой поворачивать: тебя свои же и застрелят, убьют, перепрыгнут и дальше побегут… Стреляют, стреляют, падают, а народ кричит: «Ура» и вперед идет … Оружие у нас было очень большое, тяжелое: трехлинейки, штыки, винтовки. Это сейчас автоматы, а тогда с винтовками были. Мне, конечно, лично штыком убивать не приходилось, а с винтовки стрелял, а там куда попадет… Хочешь жить: или тебя убьют, или ты стреляй. Вот такая война. Кто как мог выжить… Стреляли, кричали: «Мама, помоги», а там кричи не кричи. Откуда пуля прилетит: справа или слева, спереди или сзади? Командиры кричат: «Вперед» и никаких разговоров, ни шагу назад… Иначе бы не победили…Вон на западе как было: по тысяче сразу убивали, по пятьсот… Здесь-то меньше, конечно. Но японцев прогнали быстро, сразу. Они не ожидали. Наших там полегло, вспоминать не хочется… Конечно, страшно было, а что сделаешь? Там же ревут: «Вперед!»…
Ефима Венедиктовича Овчинникова, человека- «легенду» той страшной войны, живого очевидца событий, часто приглашают в школы к ребятишкам. Ветеран этим доволен, говорит, мол, грамотные они сейчас, вопросы интересные задают.
Да только как им передать весь ужас войны? Многого молодые ребята насмотрелись в то время, и как японцы-«смертники», обстреливающие своих врагов, убивали себя, ножом в живот, при приближении русского солдата. Много японцев осталось в плену , впоследствии они жили и работали в Иркутской области.
Но в то время все мечтали, чтобы как можно поскорее закончилась война, чтобы как можно поскорее оказаться дома, и все делали для победы. За два месяца страшной войны в Манчжурии, август и сентябрь, погибло пятнадцать тысяч русских солдат, но они выполнили свой долг, и в середине октября китайцы освободились от оккупации. Из Манчжурии наших солдат вернули в Россию, наградили медалями. От этой войны у героя нашей публикации осталась не только память, но и шрам от ранения в голову. Сначала Ефима Овчинникова направили в военную часть Хабаровска, а оттуда уже в Читу перевели. Ефим Венедиктович отдавал долг службе семь лет, не видя родных и близких людей.
- Побывали во всяких разных переделках, но раньше дисциплина в армии была нормальная, дедовщины не было. Не понятно нам это было, русские с русскими все жили дружно. Это сейчас дерутся, да убивают друг друга, домой сбегают, а у нас этого не было.
И только в 1950-м году служба Ефима Венедиктовича закончилась, и он смог поехать домой, в свою родную Читинскую область, где жил до войны. Здесь же он и встретил свою будущую супругу, молодую и очень красивую, с которой не расставался все шестьдесят лет. Чтобы прокормить молодую семью, пошел работать шофером. На сегодня общий шоферской стаж работы Ефима Венедиктовича около 45 лет, а в Усть-Илимске – 23 года. За многолетний труд участник Великой Отечественной неоднократно получал хорошие отзывы с работы и был награжден благодарственными письмами.
- Сейчас, конечно, внимания нам, участникам войны, уделяют много, - признается Ефим Овчинников. - Пенсию дали хорошую, только здоровья уже нет… Нас где-то девяносто человек осталось, но половина ветеранов войны болеют, не ходят, а чего хотите-то, им под девяносто лет всем. Возможно, через 6-7 лет уже не будет очевидцев страшной эпохи. Каждый год ветераны Великой Отечественной умирают по 25-30 человек, вот в этом году умерло где-то человек 28, в том – где-то 30 человек. Многие еле дышат, лежат, и только численность идет. Кто вторым фронтом шел - живы еще некоторые, а те что постарше, которые в самом пекле были, уже и умерли: кто от ранений, кто от болезней. Я в запасе был.
Чего хочется пожелать, так это, чтобы и дальше мир был, и не калечили людей невинных. Сейчас-то жить можно. Зря что ли люди в окопах гнили за достойную жизнь и будущее нового поколения?
Ольга Фокина
Иркутская область, Усть-Илимск
Все беды и радости вместе
Маленькая уютная квартирка, полная света и тепла, цветы необычайной красоты, и добрые лица хозяев, которые всегда рады приходу гостей. Такой передо мной предстала семья ветеранов войны Светлаковых. Подумать только, пройдя все трудности и лишения Великой Отечественной, они пронесли свою любовь через десятилетия…
Василий Иванович и Александра Игнатьевна Светлаковы родом из деревни Поляна Кировской области, Верхошишинского района. Поженились в 1940-м году, тогда ей было семнадцать, а ему - двадцать четыре года. 10 июня они отметят семидесятилетний юбилей совместной жизни.
- Многие даже ужасаются, когда узнают, что мы столько лет вместе, - признается Александра Игнатьевна. Поженились… и началась война. Тогда люди не скрывали своих слез, но надеялись, что война долгой не будет:
- Думали, быстро кончится, - вздыхает Александра Игнатьевна, - а видите, как затянулась… Василия забрали на фронт, а юная Шурочка осталась. Она уже ждала ребенка. Новорожденная девочка прожила всего девять месяцев. Свекровь сказала: «Иди работать, а то тебя угонят!». Пришлось делать выбор: или на завод, или на войну. Для того чтобы как-то прожить, Шура ушла в трактористы.
- Конечно, мы страху не видели, войну не слышали, грому этого, а голод, холод – все перенесли. До нас от Москвы было одиннадцать часов езды. Конечно, там если бы фашисты дошли, то и наше место пострадало бы. Но все-таки их не допустили, - говорит Александра Светлакова, вспоминая страшные годы.
- Ну что война – страсть,- вспоминает Василий Иванович. Он воевал на Первом Украинском фронте, участвовал в Курской дуге.
- Не дай Бог никому пережить такое, как мы пережили, – дополняет его верная супруга.
- Очень тяжело вспоминать, - говорят они в один голос, - очень тяжело шевелить это все.
- Как взяли на войну, он в пехоте был, первый раз ранили в нижнюю челюсть, - рассказывает про мужа берегиня семьи, - Плохо разговаривает, и плохо слышит – у него там все перебито. Долго он был в госпитале. А что? Руки, ноги целы. Куда дальше? Опять на фронт, а потом вторичное ранение, теперь уже в ногу.
- Шесть месяцев лежал в госпитале, - добавляет Василий Иванович.
- Видимо, немцев гнали, отступали немцы, а они раненые остались в лесу лежать. И его, вытащили деревенские ребята на волокушах, на ветках. Вот так и попал в госпиталь. Пролежал шесть месяцев и вернулся домой весной 1944, - продолжает Александра Игнатьевна.
«Пришел с войны, нечем было покормить солтада, - вспоминает Александра Игнатьевна, - хлеба даже крошки не было». Вещи меняли на зерно - надо было сеять. Там, где они жили, около реки Вятка, дубы росли, а на них желуди, словно финики. Желуди собирали, чистили, и носили на мельницу, чтобы раздробить, в муку превратить. И это с травой перемешивали и ели. Вот так и выжили на траве: клевере, крапиве, лебеде. «Сейчас сказать, так ведь никто, тем более молодежь, не поверит», - сетуют ветераны.
- Пришел Василий с открытой раной. Долго лежал в постели, у него осколки в ноге остались. А тогда война, чем было лечить? Подорожник рвала, мылом намылю, привяжу. Вот где осколок выйдет, а где и не идет. Снимки-то у него сейчас есть: в хрящах зарос осколок, и на выходе, он бы вышел, да так зарубцевало. Долго он лежал, долго… Но ухаживала, куда деваться? - делится воспоминаниями Александра Игнатьевна.
Жили, выживали. Ждали, что лучше будет. Когда война закончилась, было много радости! Стали работать, надеяться на что-то, улучшаться стало помаленьку. Да только ребят совсем мало вернулось, раненые все, многие погибли. Из тех, кто уходил с большой деревни, всего пять человек осталось в живых. Не вернулся и брат Василия Ивановича, и муж сестры Александры Игнатьевны, который вместе с их братом воевал на Финской войне… Многие пропали без вести.
Когда вернулся Василий Иванорвич, вспоминает Александра Игнатьевна, жизнь стала налаживаться. Несмотря на то, что он сильно болел и был практически прикован к кровати. В1945-м у них родился сын. Спустя десять лет, дочь, а в 1958-м на свет появился второй сын. Александра Игнатьевна и Василий Иванович с гордостью говорят о внучке, которая работает в Иркутске следователем, и бережно показывают ее фотографию, на которой она в форме.
Как Василий Иванович поправился, в 1950-м году, семья переехала из своей деревни. Глава семьи вальщиком в леспромхозе начал работать. В 1962-м году выехали в Новосибирскую область, где у Александры Игнатьевны жила сестра. Затем приехали в Коршуниху, к сестре Василия Ивановича, где прожили с 1970-ых годов более 20 лет. В Усть-Илимск переехали уже поближе к своим детям и здесь уже 11 лет.
Александра Игнатьевна часто вспоминает свое детство:
- А в колхозе работали. Это сейчас - семь часов отработали – что ты, устали, а мы, как только солнце всходит – уже пошли, пока солнце смотрит - мы все на поле. А детство-то, какое было… Я отца не помню, четырехлетней осталась. Заставляли нас работать. Сейчас вот бегают, играют ребятишки, и думаю, Господи, а мы то как?… Осот выдирали, лен дергали, а потом, побольше стали, по 14-15 лет, на конях навоз вывозили. Я как сейчас помню: мне дали коня, а он не любил, чтобы за загривок брали. Девчонок нас трое было ии мальчишки. Боронили. Они сели на коня и поехали, а я к забору подвела, хотела сесть, да за загривок как взяла, а он прыгнул, меня уронил. Конь убежал, а я иду и плачу. Сейчас смотрю на ребят, и думаю: бедные мы, как жили… Вот мы как выживали!
Сегодня ветеран Великой Отечественной войны Светлаков Василий Иванович с супругой живут в квартире своего зятя, на девятом этаже, в доме «на отшибе». Лифт часто не работает, без него людям, с ограниченными возможностями, добраться до улицы и вовсе сложно, а точнее, невозможно. Дочь работает врачом, но живет на другом берегу, поэтому не часто видятся и помощь если что оказать и не сразу возможно. Чтобы получить квартиру на первом этаже, где-нибудь поближе к дочери, родственники ветерана куда только ни обращались. Дело в том, что семья в Коршунихе стояла на очереди, там дом строили для инвалидов, но пришлось переехать. Уже в Усть-Илимске, дочь Василия Ивановича и Александры Игнатьевны обратилась, чтобы квартиру дали родителям по инвалидности, но ей грубо тогда отказали, больше и не спрашивали.
- Чего вот сейчас – 95-й год уже: как говорится, смерти нет, и жизни нет. Вот пройдется туда-сюда, полежит. На улицу не выходит, ноги отказывают, и куда пойдешь? А у нас еще и пенсионный фонд на углу, так машины без конца ездят, опасно. Неужели нет добрых людей, которые бы старикам к юбилею дали квартиру? Где-то бы и на улицу выходили, воздухом дышали, - печалится супруга ветерана.
Ольга Фокина
Иркутская область, Усть-Илимск
Жизнь, полная испытаний
Тяжело даются воспоминания о том времени, но, несмотря на это, Зоя Кукишева, удивительно скромный человек, все же согласилась рассказать о пережитом. Она показывает фотографии, на которых ей двенадцать лет, - к тому времени семья осталась без кормильца, - снимок мужа, который воевал, служил с 1939 по 1944 гг., был ранен, награжден медалями. И все. Больше свидетельств той эпохи не осталось, очень мало сохранилось фотографий. Уже здесь Зоя Ананьевна получила книжечку, что была репрессирована, а также юбилейные медали ветерана Великой Отечественной войны.
Она не любит вспоминать свое детство, как была сослана ее семья, как на них косо смотрели люди. В то время ей было всего пять лет, а брату – три. Привезли их в глухое место, кругом одна тайга. Еще один брат уже на новом месте родился. «Это потом начали строить, - рассказывает Зоя Кукишева, - когда стали лес валить, в бараках двухэтажных жили. А тогда мы землянку выкопали и жили в ней». Их называли врагами народа.
«Какие же враги, когда работали сами на себя, никого не держали, чтобы на нас работали? – вспоминает Зоя Ананьевна, - Ну, какие же мы враги?! Мне всего пять лет было! Что я могла?! Но все равно не обижались, что такое детство было».
Когда Зое исполнилось семь лет, ее отца послали мыть золото. Вернулся с воспалением легких. Это сегодня его бы вылечили, тогда – не смогли. Умер. Перед войной семью реабилитировали. Теперь они стали «советскими», перестали чувствовать себя врагами народа. И настроение изменилось, потому что относились к ним уже по-другому.
Началась война. Нет ни одной семьи, которой не коснулись бы ужасы того страшного времени. Дети войны, такие как Зоя Кукишева, ее не видели, но приходили слухи про раненых и они за всех переживали. Что может быть страшнее неизвестности? Каждый человек мечтал, чтобы больше не было такой войны, как Отечественная. Каждый ребенок уже понимал какая война была! Тогда как-то хотелось все преодолеть. Вот и мечтали, чтобы жить хорошо и работать, чтобы какая-то заслуга была.
«У меня была мечта: на шофера выучиться и на фронт, - делится Зоя Ананьевна. - Но мне пятнадцать лет было, я пошла на помощника машиниста. В семье было трое детей, я – самая старшая, так что не до мечты было. Отучилась и пошла работать». Выучилась на машинистку. Раненых парней лечили и к ним помощниками ставили, учиться.
Завод был большой, золотоизвлекательный. На нем она и работала, в военизированной охране. «Ничего такого героического не было, - улыбается наша героиня, - многие дети и в войну на заводах работали, а особенно в послевоенное время. Брат хоть и младше меня на два года, работал в кузнице».
С той войны многие возвращались инвалидами. Из всех одноклассников Зои в живых остались двое: один вскоре умер от фронтовых ран, а у второго были ампутированы обе ноги выше колен и пальцы на руках. Так он еще и на баяне умудрялся играть култышками…Мужа ее будущего с фронта на лечение привезли. Он в 1944 году был ранен и контужен. Родителям на него похоронка приходила, а он выжил. Фашистский снаряд попал в его танк, и он загорелся. Чтобы под сплошным огнем добраться до своих, пришлось вырыть траншею под землей. Друг мужа вынес его, раненого, с поля боя и доставил в лазарет.
После войны тоже много трудились, с утра до ночи. «Но мы не голодовали, - вспоминает Зоя Кукишева, - выручали огороды». Она рассказывает о своем нелегком труде, за который была награждена орденом, о том, как было страшно работать девчоночкой в шахте, как раненых с войны на лечение привозили. «Два раза была под смертью – попадала под обвал, - вспоминает эта героическая женщина. – Вдруг бах! – гаснет свет, а ты стоишь и думаешь: то ли ты еще живой, то ли уже мертвый». И хоть война кончилась, люди продолжали гибнуть…
В 1945 году вышла замуж, а через год уже сын родился, потом – дочь. Сын отслужил три года в армии, работал в геологоразведке. У него много наград, есть даже орден Славы. Его портрет висел на районной доске почета «Лучшие люди района». У дочери тоже много наград. Она работала водителем трамвая первого класса. «Так что дети у нас выросли добрые и хорошие, - радуется героиня. – На работе их ценили и уважали. Я ими горжусь!».
Зоя Ананьевна, человек, который испытал трудности военного времени, героического труда, так достойно воспитавший своих детей, желает современному молодому поколению только одно: «Молодежи надо быть смелыми, учиться, работать, чтоб от них слава хорошая была».
Ольга Фокина
Иркутская область, Усть-Илимск
ГЕРОЙ И ВЕТЕРАН ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
ВАСИЛИЙ НЕФЕДОВИЧ АНДРЕЕВСКИЙ:
СУДЬБА, ОПАЛЕННАЯ ВОЙНОЙ
Всю свою жизнь Василий Нефедович был активистом, общественную деятельность ставил на первый план. За свои боевые и общественные заслуги награжден Орденом «Отечественная война», медалью «За победу над Германией», Орденом «Знак почета», Почетным знаком «Ветерана войны и военной службы».
Великая Отечественная война, которая не щадила никого, меняла жизни, судьбы, характеры вчерашних мальчишек, оставила глубокий след и в памяти одного из самых молодых фронтовиков Василия Нефедовича Андреевского. Когда началась война, ему было всего пятнадцать лет, едва успел окончить семь классов. Тогда и пришлось узнать, что такое настоящая работа, заменяя уходящих в армию кормильцев. Эта работа сформировала характер будущего героя: патриотизм и честность – были в его крови с малых лет.
С восьми лет будущие защитники Родины уже работали, помогали колхозу боронить поля и заготавливать сено. С двенадцати лет они были настоящими работниками, на которых надеялись родители, которым доверяли сложную и серьезную работу, все летние каникулы они должны были не отдыхать, а пахать поля. Современному поколению, особенно тем, кто родился и рос в городах, а не в деревнях, - это в диковинку.
Село Аца Красночикойского района Читинской области, родной забайкальский уголок, где родился и вырос Василий Нефедович, почти опустел, мужчины погибали на фронте, защищая Родину. Урожай был очень низкий из-за нехватки опытных трактористов. Весь урожай хлеба, собранный женщинами и детьми, сдавали государству, голодая, старались хоть чем-то помочь фронту, приближая долгожданную победу.
В ноябре 1943 года, Василия Нефедовича, еще совсем юным мальчишкой, которому едва исполнилось семнадцать лет, призвали служить в армию. От своего родного района до забайкальского города Петровск, между которыми расстояние в 230 километров, пришлось добираться пешком. Для сопровождения была выдана лошадь, которая везла продовольствие и корм. Дойдя до Петровска, Василий Андреевский, выросший в глухой деревеньке, впервые увидел поезд и саму железную дорогу.
Молодых призывников направили в 25-ю снайперскую школу, которая находилась в городе Нижнеудинске. Служба в снайперской школе длилась шесть месяцев, благодаря чему юные бойцы научились метко стрелять. Это было нелегкое время, и юные, растущие, организмы совсем не доедали. Но все осознавали, какое трудное было время, и рвались на фронт.
Капитан Тихонов, заместитель командира батальона по полит части, подбадривал и давал установку, чтобы ребята забывали, что им всего по 17-20 лет, осознавали свою роль, и старались отдавать долг Родине не хуже, чем сорокалетние бойцы.
Мальчишки обмораживали руки, потому что несмотря на погоду шли учебные стрельбы. Лежали на снегу в тоненьких ботиночках и продуваемых, изношенных телогрейках, из которых сыпалась вата, целились по учебным мишеням, а рядом проходил командир, в теплом полушубке и валенках.
После службы и учебы в снайперской школе, все обучающиеся на тот момент шестнадцать рот вывезли на фронт.
В составе 947-го стрелкового полка 268-й стрелковой дивизии 3-го Прибалтийского фронта Василий Нефедович Андреевский принимал участие в освобождении города Нарвы, расположенного в Эстонии. Ветеран и герой войны вспоминает это время:
-Бой был сложным, противник никак не хотел сдаваться, сопротивлялся, выдвигая новые силы. Снаряды пролетали прямо над головой. Мы ползли по-пластунски. Я с автоматом в руках, рядом товарищ с ручным пулеметом (а что эти пулеметы, когда в атаку идешь?). Товарищ мой голову приподнял, и снайпер-то его убил, а я рядышком лежал. И взводного, и командира роты убили… В это время и я уже был ранен. Эту высоту мы так и не взяли…
В госпитале пришла весть раненых, которые поступали вновь и вновь, что было повторное наступление, во время которого все-таки была взята эта высота. Из госпиталя Василий Нефедович прибыл в свой батальон, когда дивизия в составе 3-го Белорусского фронта передислоцировалась в Польшу.
Война закончилась. Ликование, песни, танцы одних, чьи родственники вернулись с фронта, сменялись горькими слезами других, кто склонялся над похоронками на своих близких. Не прошла стороной беда мимо семьи Андреевских. На фронте были братья Василия Нефедовича. Старший погиб в марте 1945 года, средний вернулся домой после тяжелого ранения и умер в возрасте 45 лет.
После войны Василий Андреевский, которому не было еще и девятнадцати лет, обучался в 13 учебном танковом полку Челябинска, где приходилось жить и учиться в одной землянке, спасть на мини-полигонах напротив пушек. Со временем стал командиром танковых орудий и продолжал службу в Болгарии (город Ямбл) и Украине (город Ворошиловск). Всего отслужил семь лет, и был демобилизован в конце 1950 года.
По возвращению из армии, пришлось работать в колхозе, Василий Нефедович постигал азы новой работы «с нуля», т.к. до этого даже не представлял, чем будет заниматься. Его взяли налоговым участковым инспектором, чтобы выколачивать налоги. Специфика работы не понравилась Василию Андреевскому, поэтому на этом месте он задержался не больше трех месяцев. Выход был один – работать в самом колхозе, так и написали в трудовой книжке.
В колхозе было много обязанностей, мужчины погибли на фронте, молодежь шла в промышленность, поэтому была большая разруха, а работали одни женщины, причем забесплатно. Пришлось работать и крановщиком, затем - колхозным счетоводом. В этой должности Василий Нефедович, болея душой за народ и колхоз, привлекал общественность поисками золотых рудников, появился интерес работать, появились доходы в колхозе, появилась новая техника. Но самое важное, чего добился Василий Нефедович для народа, так это выплата доходов по трудовым дням: 80 копеек в день. На тот момент это было значительное положительное изменение для людей.
В июле 1954 года вступил в партию, а уже в октябре был избран секретарем. Секретарей от других обязанностей не освобождали, это была общественная работа, поэтому одновременно был председателем сельского совета.
Василий Нефедович и Александра Ивановна никогда не забывали нелегкое детство, когда приходилось идти до школы пешком двадцать километров, неся на плечах тяжелые котомки. Такой участи своим детям они не хотели, поэтому и решились уехать. Но покинуть колхоз было не так-то просто. Трудное положение многих вынуждало уезжать, но в паспортном столе районного центра их попросту не снимали с учета, заставляя тем самым оставаться от безысходности.
Семья Андреевских с двумя детками поехала на целинные земли Казахстана. Глава семейства поначалу работал бухгалтером зернового отделения, снова был избран секретарем партийной организации, затем устроился начальником филиала комбината бытового обслуживания населения, через восемь лет стал заместителем директора на заводе, снова стал бессменным секретарем партийной организации, по состоянию здоровья оставил должность и стал экономистом, так работал до самой пенсии.
На пенсию вышел в 1986 году, и переехал в Усть-Илимск, к сыну. Через полгода в город перебралось все семейство. Чтобы получить общежитие, Василию Нефедовичу пришлось восемь лет работать дворником.
С самых первых дней пребывания в Усть-Илимске, Василий Нефедович Андреевский занимался общественными работами: был наставником, заседателем народного суда, председателем совета ветеранов работающих пенсионеров Братскгэсстроя, членом хора ветеранов войны, был избран членом городского совета ветеранов войны, секретарем совета «Отечество», председателем городского совета ветеранов войны и труда. Сегодня работает секретарем комитета участников войны.
Семья у героя войны большая: дочь и два сына, 2 внука и 5 внучек, 2 правнука и 3 правнучки. А 7 января, в Рождество, большая семья соберется вместе, чтобы отметить 60-тилетие совместной жизни Василия Нефедовича и Александры Ивановны Андреевских.
Мы поздравляем семью Андреевских, желаем им долгих лет жизни и крепкого здоровья, а также преклоняемся перед подвигами всех героев Великой Отечественной войны, которые, не страшась за свои жизни и здоровье, получая тяжелейшие ранения, шли до конца и завоевали нам свободу, покой и мирное небо над головой. Низкий поклон вам, ветераны войны, герои России и Советского Союза…
Беседовала Ольга Фокина,
Иркутская область, Усть-Илимск
ПРОВЕРКА ЖИЗНЬЮ
До Великой Отечественной войны специальность связистов в Армии считалась чисто мужской. Но война все изменила… Девушки, став в дни войны солдатами, взялись за опасный и тяжелый труд. Что только им не приходилось делать, чтобы помочь русским солдатам и приблизить победу… А каково пришлось нашим солдатам, которых снимали с фронта только из-за национальности, а они так хотели защитить Родину… Об этом Анна Бодрова и Иван Краузе знают не понаслышке…
Когда арестовали главу семейства, в семье остались Анна Венедиктовна, два братика и сестренка. Это было в 1937 году. После этого, вспоминает героиня нашей публикации, мама болела целый год. Чтобы как-то прокормить семью, юной Анне пришлось идти в прислуги, так до получения паспорта. После этого работала официанткой.
- Была довольна своей работой, образования-то у меня собственно и не было, - говорит Анна Бодрова.
В 1943 году молоденькую девушку призвали в армию. На тот момент ей едва исполнилось двадцать лет. Таких как она, со станции Горзя Читинской области, всего было триста сорок девочек. Никаких поблажек. Требования ко всем солдатам одинаковые, несмотря на пол и возраст. Вот и Анна взяла в руки винтовку, изучала ее, на стрельбища ходила. Как признается, стреляла хорошо. В таких условиях – пока война не кончилась.
Отдельная часть, в которой служила наша героиня, называлась «Зенитный дивизион 387», третья батарея. Она была и связистом, и поваром. В последнее время - поваром, кормила солдат.
- Назначали там рабочих по кухне, ну и меня как-то назначили, - делится воспоминаниями Анна Венедиктовна. - Пришла. Смотрю: на котлах крышки и столы все какие-то грязные. Воды не было, поэтому не очень-то там и мыли. Думаю, выскоблить все это надо, и плиту подбелить. Кухня-то была в землянке, кто нам там дома строить будет.
Когда пришел командир батареи на обед, он сел за стол и спросил, кто такую чистоту навел. После этого решил Анну назначить поваром.
- Наутро вызывает и сообщает, - продолжает беседу Анна Бодрова, - а я ему так и говорю: «Товарищ старший лейтенант, я не умею варить, не знаю, как буду готовить, ведь это же солдаты, им надо приготовить как следует». Он сказал, что дежурные по кухне помогут. В общем, это был приказ. Ну а приказы-то надо выполнять. Помаленьку научилась готовить, но я-то официанткой работала и знала некоторые блюда.
После этого ее отправили на курсы на месяц в другую часть. Там все окончила на «отлично».
- Моя фотография висела на стенде лучших поваров, - с гордостью сообщает ветеран.
Благодаря ответственному отношению к своим обязанностям, ее вскоре перевели на службу при офицерском штабе. Но недолго, так как расформировали офицерскую столовую, видимо, продукты уже выдавали на руки. После этого вернулась в столовую при третьей батареи. И так до конца войны была поваром.
При этом зенитчики на одном месте не стояли, особенно летом, всегда меняли позиции. Пушки возили тракторами. Кухня была, конечно, боевая, то есть все на улице. Приходилось и под дождем готовить, и под солнцем. Жили в палатках. Солдат постоянно готовили, часть стояла в Монголии.
- Монголы к нам относились дружелюбно, - вспоминает Анна Венедиктовна. - В штаб мимо их юрт ходили, они выскакивали и приветствовали русских солдат. Давали нам комок сахара, печенье. Но они – люди очень грязные, конечно. На нас они не нападали, хорошо относились. Устраивали национальные праздники, в первый день – для начальства, а во второй – и нам разрешали смотреть.
К сожалению, были случаи отравления в соседней части. Кухня походная, бочки все на улице, все открыто, часовой присматривает, но кто-то может по-пластунски подойти и бросить что-нибудь в бочку.
- Война, конечно, стала настоящим ужасом для всех, - с печалью в глазах и грустью в голосе произносит Анна Бодрова. - До нас она не дошла, но служба есть служба, так что стояли мы на обороне. Жили все в ожидании победы, а уж когда наши солдаты немцев погнали, тут мы с каждым днем радовались, что скоро победим. Думали тогда с девчонками, что, правда, не зря служим.
Действительно, не зря, потому что девушки заменили в то время парней, пока те пошли на передовую, на запад. И девчонки были и наладчиками, и связистами, и радистами, и на прожекторах работали, и на планшетах (делали вычисления, чтобы пушки стреляли). Они были годны ко всему, все выполняли, и даже лучше, чем парни.
Война изменила всех. Анна Венедиктовна, как сама считает, стала умнее, устойчивее, увереннее. В свои двадцать лет она уже представляла, что должна служить народу. Она трепетно показывает свои многочисленные медали: за победу над Германией, над Японией, юбилейные медали; и безустанно повторяет: «Просто я совершенно не боялась трудностей». К сожалению, фотографий военных лет у ветерана нет, тогда не было в их части фотографа.
Но все же вернемся в военное время. Как говорит Анна Венедиктовна, зимой в землянке была кухня, там же и жили. Девочки жили дружно между собой. Воды там не было, но неподалеку находилась железная дорога и железнодорожная часть. У них находилась баня «на колесах». Вот туда и ходили, видимо, командование договорилось с ними. До этого при части была своя баня, сами солдаты состроили, воду возили. Но больше всего, почти всегда, умывались снегом.
- Девчонки даже красились, но не я. Некогда мне было краситься: вставала в шесть часов утра и готовила завтрак, - признается Анна Бодрова.
- А связистом была, так там надо было металлическую катушку носить, намотанные провода, - продолжает она.
- Тяжелая была катушка. Это серьезная работа. Провода стянуло, порвало где-то, поди-ка найди, - дополняет ее супруг, Иван Кондратьевич Краузе.
Но всегда направляли по два человека. Связь нужна со штабом, с прожекторной и пулеметной ротами и со всеми батареями.
- Сейчас такой связи, конечно, нет, и современным военнослужащим проще. Однажды, когда плохо работала связь, командир отправил нас на порыв, прямо ночью. И говорят мне, мол, дальше обрыв небольшой, там могут поджидать «языков». Пришлось идти по-пластунски. Подползли поближе, а там верблюдов много, видимо, они лапой и задели. Связь вернули, но потом так долго смеялись! – улыбается Анна Венедиктовна.
История супруга Анны Венедиктовны Бодровой, Ивана Кондратьевича Краузе, не менее трогает душу.
- Война началась 22 июня, а 12 июля я уже бой под Витебском принял, - начал Иван Кондратьевич.
Со стороны Смоленска текла речушка. Это местечко называлось Колышки. Как признается участник Великой Отечественной войны, тогда враг был сильнее русского народа, и сегодня это все понимают. На тот момент враги завоевали весь запад и пошли на русских солдат, которые вынуждены были отходить. И отходили с боями: через Смоленск, Ярцево, Дрогобыч.
- Но пока Дрогобыч проходили, - продолжает Иван Краузе, - нашу часть раскрошили, в Вязьме была формировка. Вот я из-под Витебска уходил задом, оставляя города и населенные пункты. Спрашивали, мол, зачем оставляете нас. Но ведь приказ сверху: отходить…
Иван Кондратьевич Краузе был пулеметчиком и пехотинцем. Все на себе приходилось носить: рюкзак, шинель, палатку, противогаз, пулемет…
Сформировали батальон только в последних числах августа. С командования Ивана Краузе никого не осталось, все пропали без вести. Принял батальон под руководство некий украинец. У него был Орден за Финскую кампанию 1939 года. Он говорил на своем языке: «Где будете вы – там буду и я, но где буду я – чтобы были и вы. Кто не будет, где я буду, того сам застрелю». Такое было знакомство!
Потом дали команду – занять одну безымянную высоту. Днем туда не ходили, а обычно - в ночь. Один раз сходили, не смогли взять: сильное подкрепление было. Второй раз – не смогли, третий раз – не взяли… В роте было больше ста человек, а осталось двенадцать живых и невредимых, остальные – раненые и убитые.
- Я с пулеметом, со мной второй номер тоже живым остался и один с патронами солдат, а нас было семь человек в отделении… Вот уже пятерых не было… - тяжело вздыхает ветеран.
Так как не смогли ничего взять, дали командиру батальону приказ – выйти на передовую и занять позиции. Рота, в которой воевал Иван Краузе, вышла, а в ней двенадцать человек осталось. Командир дал задание по позициям вести наблюдение.
- Мы окопались с другом, чтобы шальная пуля не брала, - продолжает он. - Метра два от нас сзади – один с патронами залег. Откуда снаряд взялся? Сам Бог знает… Кустарная местность была, где сидело девять человек: командир роты, командир взводов… Солдатов рядовых там не было. Прямо туда снаряд! Все девять – насмерть, на куски разорвало… Того, с патронами, ранило: ему ногу почти оторвало… И у того, кто рядом со мной лежал, осколком кусок кожи вырвало. Я остался один нетронутый… Вот какой случай был…
После того, как это все случилось, Иван доложил обо всем командованию. И раненых помог перевязать, с санитарами их отправил. После этого ходили осмотреть ту местность, а там только трупы разорванные лежали. Велели Ивану при батальоне пока оставаться. Вечером он пошел за ужином, который старшина привозил для роты, в это время ранило осколком в три пальца. После всех этих случаев Ивану Кондратьевичу сказали, что представят к награде, но представили или нет – он до сих пор не знает.
После того, как его ранило, попал в санбат, оттуда в полевой госпиталь. Это было в первых числах сентября 1941 года.
- Рана зажила почти. Мне бы еще с недельку, и снова на фронт, но в это время вышел приказ верховной ставки: всех немцев снять с фронта, невзирая на ранги. - Сетует ветеран. - Там же и полковники были, и подполковники, и комиссары… Всех сняли с фронта, в том числе и меня… Это было уже в октябре месяце. И вот дали нам сопровождающего одного капитана. Он в Сычовке пошел узнать о поезде на Москву. А тут немцы в аккурат нас давить начали. Были у нас младший лейтенант и младший политрук. Они сказали, что надо уходить, иначе – убьют или в плен возьмут.
После этого кое-как добрались до Москвы, там дали двух сопровождающих. В итоге набралось восемьдесят рядовых. Все пытались попасть к Сталину, чтобы сообщить, что Родину защищают, но их так и не пропустили…
Вспоминает ветеран, что на Великой Отечественной были винтовки – полуавтоматы, на них не штыки, а кинжалы (они носились в чехле); у кого - кинжал, у кого - пистолет. Солдат собрали всех вместе, чтобы накормить, - недалеко от Казанского вокзала находилась военная часть. После обеда отправили до Ижевска, в Удмуртию.
Когда приехали, отправились в леспромхоз. Там пилили лес, на горбу все носили. Весной 1942 года Ивана Кондратьевича передали в постоянные кадры. Вскоре демобилизовали. Он по национальному признаку был репрессированный, затем реабилитированный. И это только по национальному признаку!
- Что поделаешь? – говорит Иван Краузе. - Время такое было… Власть так решала…
Если до этого их кормили, как солдат, то после того, как стали гражданскими, питались очень плохо. Иван Кондратьевич сильно заболел. Ему повезло, что успел познакомиться с одной семьей. Это и спало от смерти.
- Их сын моложе был нас, приходил к нам в барак, потом его забрали в армию, вскоре похоронку получили. Я уже не мог выходить, кое-как с палочкой вышел, попалась мне эта баба Шура, чужой человек. Но она нас кормила, меня и еще одного немца Ивана. «До чего, - говорит, - дошел, ты же помрешь!». А что делать? Моих родственников выселили с Родины, с Саратовской области. О них ничего не знал. Баба Шура пригласила к себе. Это какое сердце надо было иметь, чтобы сказать: «Гриша, смотри до чего человек дошел, пусть он у нас вместо Васи нашего поживет»? А у дяди Гриши руки правой не было. Я помогал. Они мне дали вторую жизнь, иначе я бы в 1942 году ушел в тайгу и там бы сгинул. – Вспоминает участник Великой Отечественной.
- Потом ожил, окреп, - продолжает он, - пришел к директору, все рассказал о себе. Он мог меня посадить в тюрьму, за то что я, как говорится, в самоволке был, но этого не сделал. Отправил работать на погрузку. И на горбу лес таскал, и грузил, и перевозил на кобыле, помощником машиниста работал, потом машинистом. Седьмой разряд машиниста сейчас, а не учился, все с опытом. Работал мастером депо, начальником депо… Всякие работы я прошел… Все это было…
После всех жестоких жизненных и военных испытаний, Иван Краузе женился, а там пошли детишки. У Ивана Кондратьевича пятеро детей и десять внуков! В Усть-Илимск приехал в 1976 году со второй группой по состоянию здоровья.
- Сперва во времянке жили, ниже моста, - припоминает пенсионер.
Когда жизнь стала понемногу налаживаться, судьба послала новое испытание. В 1977 году Иван Кондратьевич овдовел, прожив с женой тридцать два года. Но все-таки судьба послала и счастье. Вот уже четыре года, как Иван Кондратьевич Краузе и Анна Венедиктовна Бодрова живут вместе, разделяя испытания и радости. Приятно посмотреть на таких молодоженов! С какой нежностью, трепетом и любовью они общаются, как уважительно друг к другу относятся… Молодое поколение может только по-хорошему позавидовать… Не хватает молодоженам одного, но важного – квартиры.
- Сейчас я записалась в очередь на квартиру, так как живу у племянницы, но чужого мне не надо, - признается Анна Венедиктовна, - мне сказали, что в течение года будет, жду. Да, сейчас у нас неплохая пенсия, только что это уже изменит? Здоровья и жизни не вернешь…
Ольга Фокина,
Иркутская область, Усть-Илимск
Мама
Стоит пред Образом она распятая:
Ведь сына отняла война проклятая…
А участь страшная ему досталась,
И мать теперь совсем одна осталась…
За сына сердце кровью обливается,
А он с плиты своим убийцам улыбается…
«За что убили? Объясните.
Сестренка, мама,
если что не так, простите!»
А память медленно все ставит по местам:
И дикий, жуткий крик: «Я не отдам!!!» -
Кричала мама на его могиле. –
«За что сыночка моего убили?!?»
Прошло полгода… Все забыли,
Как парня молодого хоронили.
И будет помнить только мама,
Все повторяя безустанно:
«Убили моего сыночка…».
А парня не вернуть… На этом точка.
Ольга Фокина Усть-Илимск
2007 г
Письмо солдату
Ребята! Вы – герои!!!
Для мам своих награда.
Дождаться сына с боя –
Каждая мама будет рада.
Хочу вас до озноба
Всех попросить о главном:
Не думайте о горе,
А думайте о славном…
И думайте о лучшем.
Просить много не стану:
По морю и по суше –
За батю и за маму!
За Родину могучую,
За город свой красивый,
Страну, на свете лучшую,
Еще, солдатик, милый!
Не будем падать духом
И говорить, мол «сложно»…
Вы вопреки всем слухам
Боритесь! Ведь так можно?
2008 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
Ребята!
Ребята! Вы – герои!!!
Для мам своих награда.
Дождаться сына с боя –
Любая мама рада.
Служите же спокойно,
Читая эти строки.
Служите лишь достойно,
И не страшны пусть сроки!
И в тумбочке чужой,
Среди чужих людей,
Согреет образ мой
Братишку в тишине…
Защитники, иль кто вы?!?
Отставить – боль, усталость!!!
Отбросить все подковы!!!
Не изображайте жалость!!!
И в комнате так тихо,
И фото над кроваткой…
Судьба сыграла лихо:
Девчонка ждет солдата.
Давайте же, ребята!
Просить много не стану:
Пусть трудно, но так надо,
За батю и за маму!!!
2008 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
Колькина граната
Провожала в армию сынишку,
Не жалела слез в тот день она,
И никто не думал, что парнишку
Очень скоро заберет война...
Забрали у матери "детку" -
На Кавказе война началась -
Их отослали на разведку -
Парни лишь встрепенулись враз.
На лице улыбка, мол, вернемся.
А в душе тревога, не покой...
Вот сейчас подмогу, мол, дождемся...
А чеченцы начинают бой.
И мальчишки наши, воеводы
(Во главе: постарше командир),
Позабыв свои "малые" годы
(А он забыл про свой мундир),
Взяли живо в руки автоматы:
Страшно, - а назад уже нельзя...
Ноги полетели чьи-то, маты,
И фото в клочья, а на них семья...
Костик только хрипло: "Колька...
Ну, продержись хотя бы ты...
Ждать подмогу сколько?!? Сколько..."
А чеченцы подошли в хвосты...
Не думал долго, только мама...
Как промелькнула вмиг в глазах
С черной меткой телеграмма:
Сын, мол, не вернулся... Вся в слезах...
Но выбор сделан: нет спасенья -
Рядышком чеченец все орет -
Гранату в руки, без опасенья:
"Пусть кто-нибудь из наших доползет..."
И спасая жизнь тем ребятам,
Себя гранатой подорвал...
Да вот подмога была рядом,
А Колька этого не знал...
Уходили они пацанами,
А вернулись с седой бородой,
Умудренными мужиками -
Память запивать не водой...
Снятся им ночами бесконечно
Кольки,Костики -солдаты...
Сердца...гореть им в душах вечно,
Как снаряд у Колькиной гранаты...
2009 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
Дайте мир!!!
Провожала в армию сынишку,
Не жалела слез в тот день она,
И никто не думал, что парнишку
Очень скоро заберет война…
Он ей шепчет: «Мамочка, родная.
Нет, за меня ты не боись».
А она от жалости чудная:
«Только годик продержись»…
Пацанов в машины разогнали.
Он все же Настеньку искал.
«Не придет она» - в толпе сказали.
От обиды кулаки он сжал.
Нелегка служба солдата Кости…
Не успел призваться, а тут…
Захотелось «промыть» кости…
Тут армейские «деды» пасут…
И тОлько парень стал своим,
И с Колькой подружил сполна,
Как сразу же известно стало им:
На Кавказе началась война…
Роту отослали на разведку…
И парни встрепенулись враз…
Кто-то Настю вспомнил или Светку,
Кто-то выпускной свой класс…
На лице улыбка, мол, вернемся.
А в душе тревога, не покой…
Вот сейчас подмогу, мол, дождемся…
А чеченцы начинают бой.
И мальчишки наши, воеводы
(Во главе: постарше командир),
Позабыв «небольшие» годы
(А он забыл про свой мундир),
Взяли живо в руки автоматы:
Страшно – отступать нельзя…
И ноги полетели, и маты,
И фото, а на них семья…
Друзья стреляли допоследу.
А те, по минам наших пленных
Вперед послали, и шли по следу.
Убили наших самых смелых.
Косте прострелили праву руку:
В глазах – мать…и скупа слеза.
Как вытерпеть такую муку:
Стрелять левой нельзя…
Костя встал и…пуля прямо в сердце…
Живых, раненых уводят в лес –
Прикрыть надо – куда деться…
И отряд в горах почти исчез…
Костик только хрипло: «Колька…
Ну… продержись немного ты…
Приказ…ждать…подмогу…ск лько???»
А чеченцы подошли в хвосты…
Не думал долго, только мама…
Как промелькнула вмиг в глазах
С черной меткой телеграмма:
Сын, мол, не вернулся…Вся в слезах…
Но выбор сделан: нет спасенья –
Рядышком чеченец вот орет –
Гранату…прочь опасенья…
«Пусть хоть кто-то доползет…»
И спасая жизнь тем ребятам,
Себя гранатой подорвал!
Да вот подмога была же рядом…
И Колька этого не знал…
Уходила шестая рота в век,
Чтоб воевать за наш народ.
Вернулись двадцать человек…
Им медалями заткнули рот.
Снятся им ночами бесконечно
Кольки, Костики – солдаты…
Сердца…гореть им в душах вечно,
Как снаряд у той гранаты…
Помнят: глаза непонимания –
Что же по ним тогда стреляли…
Обезумев от отчаяния,
Шумно под пулемет бежали.
Долго снились чьи-то руки,
Ноги, окровавленное тело…
Живым: воспоминанья – муки…
Сейчас кому на это дело…
Не свершить же чудо стихами:
Не вернуть мне их в семьЮ…
На коленях пред призывниками:
«Дайте мир нам!!!» - свято я молю…
2006-2007 гг
Ольга Фокина Усть-Илимск
О Русь! Взмахни крылами!
О Русь! Взмахни крылами!
Я вижу наше возрожденье!
И будущее только за нами,
Я вижу то преображенье.
Я знаю, ты уже готова,
Стоишь на старте, и вот-вот
Мы будем преклоняться снова
И не покинем этот борт!
Я вижу, вижу то стремленье:
Взлететь, не падать никогда.
И вот одно лишь повеленье –
И снова ты, какой была всегда:
В своем величии той высоты,
Которую познать – награда!
Ну где найдете столько красоты?!
Но нам помочь своею верой надо…
6 октября 2010 г
Ольга Фокина, Усть-Илимск
Пересмотри страницы жизни
О сколько зла на всей земле!
О сколько судеб-горемычек!
Ищи покой в своей семье,
Строй домик из промокших спичек.
Не согревай свою душу
Испитым ядом многократно.
Ты помни об одном, прошу,
На свете у всего есть плата.
Расплатой за свои грехи
Продашь свою больную душу,
Да только помощи не жди:
Кому ты нужен? Кому ты нужен?!
И если такт в твоей судьбе
Поможет разрешить проблему,
Ты будешь думать о себе,
Все позабыв про ту дилемму.
Забудешь бросить медный нищим,
Забудешь всех своих друзей,
Забудешь то, что в мире ищем,
И не находим, - что верней…
Добро не в моде – это верно,
Я испытала на себе.
О, Боже! Как живем мы скверно,
Как тяжело смотреть Тебе…
Мы позабыли слово «мудрость».
Живем: насытиться, поспать.
Но будет плата за нашу глупость:
Нам вечно в небесах страдать.
И встанут в Круг все наши души,
И Там решая меж собой:
Кто будет в Круге самый лучший,
Кто будет попросту изгой…
Мы позабыли слово «вечность»,
Что жизнь есть и в небесах.
Какая плата за беспечность,
Когда погрязли мы в грехах.
Я не исправлю мир жестокий,
Сама – частичка я его.
Да только жизни миг короткий,
Не пощадит он никого.
Мы прозябаем жизнь напрасно,
Когда пихаем другого в спину,
О как же гадко, как же грязно,
И как же все необратимо.
Остановиться ведь не поздно,
Пересмотреть страницы жизни
(Ведь мы в ответе пред взором грозным)
И от рождения, и в тризну…
8 ноября 2010 г
Ольга Фокина, Усть-Илимск
Небеса роняют слезы
Ты слышишь, как рыдают Души?
Им нет покоя в небесах:
Земля погрязла вся в грехах.
Святыни исчезают с суши!
Как только гаснет чья-то тень,
Душа за нас поставит свечи,
Чтоб было нам с тобой полегче
С ответом за грехи в Тот День.
Ты слышишь, как тоскует небо?
Оно скорбит по душам падшим –
По душам без вести пропавшим,
Что пожалели другу хлеба!
И Души плачут безутешно,
И небеса роняют слезы.
Про Судный День напомнят грозы,
О том, что будет неизбежно.
Ольга Фокина, Усть-Илимск
24 сентября 2010 г
Поколение защитников
Все реже-реже год за годом
Я вижу в мальчиках мужчин:
Семью меняешь на свободу,
Иль просто – мамочкин ты сын.
Где ты, защитник или папа?
Где мужество твое и честь?
Помимо пьяного-то сапа,
Наркотиков, - гуляк ни счесть…
Но есть же бравые ребята?!
Не мерясь силушкой с женой,
Который ей пойдет за брата
И будет каменной стеной.
Да, есть хорошие ребята –
Стоят сейчас под каблуком…
Нет, не орлы, а так… орлята…
Это сейчас, а что потом?
Редеет наше поколенье,
Осталось непонятно что…
Какое ждать от них «творенье» -
Придет на смену им-то кто?!
6 ноября 2010 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
-
Интервью у ветерана ВОВ Хачатурова Григория Карповича
В год 60-летия Победы в Великой Отечественной войне, специально для интернет-портала "Нахичевань-на-Дону" Анна Акопова, студентка факультета филологии и журналистики РГУ взяла интервью у ветерана Великой Отечественной войны, председателя Совета ветеранов Кировского района г. Ростова-на-Дону Хачатурова Григория Карповича.
Григорий Карпович, я знаю, что Вы прошли обучение в военном училище, как получилось, что Вы попали на фронт в качестве рядового солдата ?
- В 1942 году, в возрасте 18 лет, я был направлен военкоматом в Краснодарское пехотное училище, где прошёл обучение, после чего мне и должны были присвоить звание офицера. Но документ не успели подписать, так как в это время фашистские войска атаковали Сталинград, и положение на фронте для наших войск резко ухудшилось. И.В. Сталин приказал создать из курсантов училищ отдельные дивизии и срочно отправить их на оборону Сталинграда.
-Расскажите о вашем дальнейшем ратном пути?
- Сразу после высадки из поезда нас отправили на передовую. Там мы воевали три с половиной месяца. Это было самое тяжёлое время. Наши войска временно отступали. Под Сталинградом меня ранило осколком снаряда при наступление танковых немецких войск. В связи с тем, что я получил тяжелое осколочное ранение в руку, меня, как и других раненых перевезли через Волгу. Затем повезли через город Камышин в Новосибирский госпиталь. Писать домой из Сибири я не мог, почта работала плохо, да и рука у меня долго не функционировала. По какой-то нелепой ошибке, как я узнал позже, в деревню пришла похоронка на моё имя, и, поскольку от меня не было писем, все сочли, что я погиб. Только мой отец Карапет не верил бумажке, пришедшей с фронта в район. Он говорил: « Я знаю, что мой сын жив. Когда я выхожу на улицу, птицы начинают петь».
-Куда вы были направлены уже после госпиталя?
-После госпиталя меня направили в военно-инженерное училище сапёром. Это было также в 1942 году. Затем меня перевели в город Иваново, в воздушно-десантные войска. Там я прослужил 2 года. Каждые сутки нас поднимали по тревоге, и мы не знали, куда нас поведут – на передовую или на учебные занятия. Таким образом, мы находились постоянно в боевой готовности.
- Что было дальше?
-Нас сбрасывали с парашютами и на лес, и на населённые пункты, и на воду. Мой первый прыжок с парашютом был совершён с самолёта «Дуглас». Однажды я повис на большом дереве, да так, что не мог спуститься. Дёрнул стропы, поломалась ветка, и я упал, при этом покалечил ногу.
- Как потом развивались события, в 1943-44 годах? Через какие города вам пришлось пройти?
-В 1943-44 годах под городом Бобруйском в Белоруссии нас передали под командывание 62-ой армии, вместе с которой мы пересекли границу Румынии и прошли по всей Европе, освобождая Австрию, Венгрию и Чехословакию. Я был прямым участником взятия Будапешта, освобождения города Вена, за что и получил соответствующие медали. В 1944 году на озере Балатон участвовал в большом сражении с немецкими войсками.
15 марта 1945 года наш взвод пошёл делать проход в наших минных полях перед передним краем обороны противника для подготовки наступления. Я за 20 минут снял 25 мин (ТМДБ-10 и ПМД-6). А 4 апреля 1945 года наша дивизия взяла город Баден, за что получила третью благодарность от Сталина в приказе.
- Какие ещё награды вы получили в те годы?
-В 1945 году я получил удостоверение об участие в разгроме танковой группировки противника западнее Будапешта. 18 апреля того же года я был отмечен комдивом вместе с другими бойцами в связи с приказом Верховного Главнокомандующего, отметившего нашу дивизию за взятие г. Санкт-Пельтен в Австрии.
- Куда дальше лежал ваш путь? Как вас встречали освобождаемые люди?
-7 мая 1945 года мы прибыли в Чехословакию. Нас встречали как своих освободителей, все деревни и города были украшены Советскими флагами и портретами наших вождей. В Чехословакии впервые за годы войны мы с друзями сфотографировались.
- Как вы встречали Победу?
-8 мая 1945 года в 24.00 было объявлено о победоносном окончании войны, а рано утром 9 мая мы поехали дальше. Наш батальон приехал в город Ческе-Будеёвици и начал ловить немцев, которые прятались в лесах. Я поехал в Прагу, покинув батальон, на мотоцикле. А 3 августа написал рапорт комбату, чтобы меня отпустили в отпуск домой в первую очередь. Комбат не отказал. И 28 августа 1945 года я вернулся в Ростов-на-Дону.
- Как складывалась ваша дальнейшая жизнь после окончания войны и по возвращении с фронта?
-4 октября 1945 года меня зачислили в 88 отдельную мотострелковую роту при управлении военного Коменданта города Ростова. 5 октября того же года назначили кладовщиком в продпункте при гарнизонной столовой. Уже 17 октября я был назначен экспедитором. Затем работал свыше 40 лет в общественном питании города и области.
(В этом году Григорию Карповичу исполнилось 82 года. У него 7 внуков и уже подрастает правнук. На сегодняшний день Григорий Карпович возглавляет Кировский районный Совет Ветеранов г. Ростова-на-Дону.)
- Григорий Карпович, последний вопрос, какой девиз вы пронесли сквозь года и которого придерживаетесь по сей день?
-Моим главным принципом был и остается, как говорится в одной хорошо известной народной поговорке (как я всегда и старался поступать) – это «Делай добро и бросай его в воду», т.е. не ищи себе выгоду, принося людям добро и помогая им.
Беседу провела Анна Акопова
-
Воспоминания танкиста Петра Андреевича Вдовина
Воспоминания танкиста Петра Андреевича Вдовина
«Мы громили врага беспощадно!»
Житель поселка Комсомольский Чамзинского района Республики Мордовия Юрий Ваганов, разбираясь в доме родителей, обнаружил уникальную находку – рукопись с воспоминаниями деда о войне. Петр Андреевич Вдовин умер 10 лет назад, но вот неожиданно прислал весточку о себе. Бывший танкист рассказывает, как прошел фронтовыми дорогами с первого до последнего дня. Петр Андреевич сражался на Курской дуге и Карпатах, форсировал Днепр и Вислу, освобождал от захватчиков Польшу и Чехию. За свои подвиги механик-водитель танка Вдовин награжден двумя орденами «Отечественной войны», медалью «За отвагу», орденами Славы и Красной Звезды. Петра Вдовина не стало 7 апреля 1990 года. По воспоминаниям родственников, несмотря на тяжелую болезнь, ветеран до последних дней сохранял боевой дух и мужество. Потомки Петра Вдовина с трепетом хранят семейную реликвию. Уникальная возможность услышать голос наших предков, почувствовать боль и мытарства прадедов. Судьба целой страны в истории жизни одного солдата… В боевое прошлое окунулся МИХАИЛ НИКИШИН.
ВОЙНА
«22 июня 1941 года я работал учетчиком-кассиром в колхозе им. Горького Аловского сельсовета Атяшевского района Мордовской АССР, - так начинает свой военный дневник Петр Вдовин. - Часов в 12 дня сидим мы за письменным столом с бухгалтером колхоза Потаповым. В конторе больше никого, ведь в стране разгар летних полевых работ. Под окна галопом подъехал всадник на взмыленной лошади, вбежал взволнованный в кабинет. «Неужели вы ничего не знаете?», - словно в сумасшедшем бреду прокричал он». Началась война с Германией, фашисты напали на нас без объявления войны и их войска перешли границу. Советские солдаты вели упорные оборонительные бои. Примерно через 30 минут уже вся деревня знала о начале войны. Для всех это было тяжелой трагедией. В тот же день женщины стали провожать своих мужей, а юные девушки прощались с любимыми женихами. Мужики уходили с негодованием и большим злом на фашистов. Петр Вдовин получил повестку 25 июня, сдал кассу и явился в Атяшевский райвоенкомат. Солдат погрузили в вагоны, и поезд тронулся на запад. На станции в Рязани стояло множество эшелонов с войсками. Никто не знал, куда его забросит…
47-Й ТОПОГРАФИЧЕСКИЙ ОТРЯД
27 июня наш герой прибыл в подмосковный Ногинск. Здесь формировался 47-й топографический отряд. Вчерашних мальчишек переодели в военную форму и разбили по группам из 5 человек - топограф-геодезист, вычислитель, два стрелка и один повозочный. Отряд Вдовина отправили в Ленинградскую область. Задача группы: уточнение и обновление топографических карт. В последующем Петру Андреевичу пришлось поработать в Московской, Владимирской, Калининской, Ивановской, Горьковской областях, Чувашской и Мордовской АССР. Днем работали в поле или лесу, наносили на вычислительные бланки высоты, овраги, все искусственные и природные объекты. Ночью карты дополнялись. Работа эта была очень ответственная, ведь карты предназначались для действующей армии. «В Калининской области произошел такой случай, - вспоминает на страницах дневника Петр Вдовин. – Наш отряд, закончив работу на заданном участке, собрался переходить в следующий район. Необходимо было поставить в известность соседнюю группу, которая работала в 15 километрах от нас. Для связи отправили красноармейца Сальникова. Только через 10 часов его привели двое мужчин в гражданской одежде». Выяснилось, что Сальников был задержан колхозниками, как диверсант и чуть было не убит. Уйдя в заданном направлении, рядовой увидел группу стариков и женщин. Подошел, попросил попить воды. Местные окружили солдата, наставили вилы, заподозрив в нем фашистского лазутчика. Случаи заброса диверсантов, под видом красноармейцев, в районе уже бывали. Солдата отпустили только, когда пришел председатель сельсовета, который был в курсе работы топографического отряда. В конце октября отряд Вдовина переехал в Горьковскую область. С утра до темноты работали на участке. Вечером приходили на ночлег к леснику, выливали воду из сапог, готовили ужин из сухого пайка, утром завтрак, и опять на целый день в лес. Закончив, через четыре дня группа переехала на пункт сбора в село Фокино недалеко от города Васильсурск, где Сура впадает в Волгу. Там готовились к празднику – 7 ноября. Накануне провели торжественное собрание совместно с населением села, где выступил начальник 47-го топографического отряда майор Шкультецкий.
НЕОЖИДАННОСТЬ
После того собрания Петра Вдовина вызвали в штаб. Командир предложил рядовому перейти в другую группу, которая будет работать в родном для Петра Андреевича селе Алове. «Это для меня было большой неожиданностью, - вспоминает наш герой. - Я прибежал к руководителю отряда лейтенанту Трубкину. «Я не возражаю, - говорит он. - Только договорись с членом моей группы, который согласится поменяться». Ну, какой солдат откажет в такой просьбе? Москвич Захаров первым предложил поменяться. Так мне дали повидаться с родными в это тяжелое военное время».
Рано утром 7 ноября 1941года все группы стали разъезжаться по своим заданным районам. Отряд Вдовина пошел пешком из Горьковской области в Мордовию. 10 ноября добрались до крупного села в Ардатовском районе. Заехали в один дом для ночевки. У хозяйки было четверо детей, муж на фронте. Она стала хлопотать насчет ужина для солдат. Но лейтенант Трубкин отрезал: «Спасибо за заботу, но спать мы будем на полу. Если есть солома, постели нам. От тебя нам куска не надо, мы всем обеспечены». Даже ей отсыпал для детей крупы и сахара. «Когда мы ужинали, я узнал у хозяйки, что до моего Алово еще 50 км. У меня в душе все кипит, настроение крылатое», - пишет Вдовин. Летом за день солдат может пройти 50 км, а уж зимой и того больше. Мороз только подгоняет. Перед сном наш герой попросил у лейтенанта разрешить ему утром выйти одному. Уж больно хотелось домой. «Каждый поймет, какой у меня был сон. Всю ночь с боку на бок вертелся, - рассказывает Петр Андреевич. - Товарищи храпака дают от дорожной усталости, а у меня все мечты уже дома».
«До дома оставалось шагать 19 километров. Я вынул из кармана хлеб, он замерз так, что кувалдой не разобьешь. Чтобы не терять времени выбросил кусок и пошагал по снежной дороге дальше. Без остановки миновал Чукалы, Кильведни, Дюрки. Последние километры пролетел и в 6 часов вечера был дома. Конечно, такой неожиданной встречи никто не ждал. Мне трудно описать это. Дома были мать, жена, дочь 4-х лет и сестра. Радостные слезы, расспросы, какими судьбами явился домой, на какое время и прочее. Вот так были пройдены мной эти счастливые 50 километров 12 ноября 1941 года».
И СНОВА 47-Й ТОПОГРАФИЧЕСКИЙ
«Утром 13-го проснулся рано, для встречи группы зарезал овцу. Перед войной в колхозе работали по-ударному, и все колхозники, которые любили труд, жили сытно. Только работай, уважай и люби землю. Около часа дня появились мои путники. В доме была одна кровать, хотел предложить ее лейтенанту. Но тот ответил, что есть солома, и будем спать по-солдатски. А 15 ноября лейтенант объявляет мне домашний арест до конца работы на объекте. Я только и смог сказать «Служу Советскому Союзу». Они каждый день от темна и до темна работали, а я находился под САМЫМ СЧАСТЛИВЫМ АРЕСТОМ». 22 ноября отряд отправился в Сурск на сборный пункт. В течении зимы занимались военной подготовкой. В это время нашему герою еще дважды удалось побывать дома по увольнительной. 30 км на лыжах не расстояние. В мае 1942 года отряд переехал в Йошкар-Олу. Там по рекомендации майора Шкультецкого Петр Вдовин был зачислен в танковую школу. Всего отобрали 10 человек. Сборы были не долгие. В дорогу командир сказал несколько теплых слов. Чтоб служили достойно, не жалели в учебе сил. А придется с фашистами встретиться, помните Родину и тех, кого вы защищаете – мать, отца, жену, детей своих или девушку любимую. Не позорьте ваших предков, которые защищали русскую землю веками…
ТАНКОВАЯ ШКОЛА
В переполненном вагоне доехали до Москвы, а оттуда перебросили во Владимир. Прибывших солдат определили в карантин. Ребята прошли дезинфекцию, потом в баню и на врачебную комиссию. Петр Вдовин попал в отделение механиков-водителей танков Т-70. Началась активная учеба. Занятия проходили ускоренно. Ежедневно политработники информировали о тяжелом положении на фронте. Поэтому и дисциплина на курсах была настоящая, военная. В течение всей учебы Петр Вдовин был командиром отделения, как прошедший кадровую службу в армии. «Сам я дисциплину любил, но требовать ее от других, тем более наказывать - не могу, - пишет наш герой. - Однажды комвзвода Пискунов заметил, что я слабо требую от подчиненных. А так мог бы остаться в танковом полку для подготовки кадров, не попал бы на фронт. На что я коротко ему ответил: «Готовят меня для фронта, там я и должен быть. Были и те, кто всеми средствами старались не попасть на передовую. Боялись жутко мальчишки...» В ноябре 1942-го Вдовин сдал экзамены на механиков-водителей танка Т-70. Петр получил звание старшего сержанта и в составе 20 человек назначение в АБТЦ (автобронетанковый центр).
НА ФРОНТ
Петр Вдовин попал в 63-й танковый полк, формировавшийся под Москвой. Командиром танка был украинец по фамилии Кулага – молодой лейтенант, грубоватый и очень самолюбивый. Танк Т-70 погрузили на ж\д платформу и отправили на Северо – Западный фронт в районе озера Ильмень. «Дорога разбита, беспрерывный поток машин, артиллерии, прочей военной техники, - пишет Вдовин. – После очередного затора лейтенант не выдержал и выскочил из танка разбираться. Наш Кулага подлетел к водителю, как молодой петух. Голосит: «Кто вам дал право задерживать танки, я прикажу столкнуть машины с дороги!». Тот отвечает: «Да ты, видно, лейтенант не нюхал пороху. Знаешь, что стоит на передовой один сухарь для солдата? Тебя бы за эту машину расстреляли». Как только 63-й танковый полк добрался до места, весь личный состав был построен на плацу. Митинг вели генерал-лейтенанты Катуков и Попель. К трибуне подошли еще четыре человека в гражданском. Оказалось, это делегация от вологодских колхозников, на средства которых были построены танки, поступившие в распоряжение солдат. Бойцы полка заверили колхозников, что их техника попала в надежные руки, и личный состав оправдает доверие народа.
ДО КУРСКИХ БОЕВ
В марте 1943 года объявили боевую тревогу. Команда «на марш»! После нескольких суток по железной дороге группа Вдовина добралась до вокзала в Курске. Замаскировав танки, отряд расположился у города Обоянь. По прибытию на место назначения все экипажи продолжали заниматься боевой подготовкой, выезжали на стрельбища, изучали уязвимые места немецких танков «Тигр», «Пантера», «Фердинанд». А 25 июня состоялся митинг, каждому танкисту вручили посылки. В них было печенье, носки, махорка в кисетах и папиросы. Это был подарок от саратовских рабочих. А рабочие эти – старики да подростки. В каждой посылке вложена трогательная записка. «Солдат или офицер, отец или брат, сын или жених, быстрее разгромите фашистов и скорее возвращайтесь домой». Митинг был очень бурный, ведь у каждого есть семья, которая осталась в тылу. Не считаясь со временем, работали эти люди, своим трудом снабжая многомиллионную армию продовольствием, обмундированием, боевой техникой и оружием. «Очень тесно связан тыл с фронтом, каждая такая посылка удваивала героизм и ненависть. Мы громили врага беспощадно!»
КУРСКАЯ ДУГА
«Наша танковая рота Т-70 стояла около небольшой деревни, строго замаскированная от воздушного наблюдения противника. Машины закопали в садах по самые башни, - вспоминает Петр Вдовин. - В ночь с 3 на 4 июля 1943 года поднялись по тревоге, выехали в лес и выкопали для себя небольшие землянки. Удивительно, откуда у человека берется столько сил и энергии для тяжелой физической работы в такой короткий срок». 5 июля на рассвете все вскочили на ноги от сильного гула артогня. Вся земля воспрянула, как от сильного землетрясения. На Курской дуге началась битва двух сильнейших армий мира.
Утром 7-го июля командир роты назначает на разведку экипаж Петра Андреевича. Военные должны были узнать, есть ли кто в ближайшем селе. 242-я танковая бригада стояла в лесу в полной боевой готовности и ждала результатов разведки. «Не доезжая до села метров 200, высовываюсь из люка оценить ситуацию, - пишет Петр Вдовин. - В небе увидел 24 фашистских «Юнкерса». Наш танк в поле хорошая мишень для самолета и они начинают пикировать на нас. Мы закрыли люки и на предельной скорости начали маневрировать. По полю гоняли минут 30, кругом взрывы, пыль, дым. Но от прямого попадания увернулись. Во время бомбежки в лес заехать было нельзя, тогда немцы бы обнаружили нашу бригаду. Мы ответили бы за это как трусы». Через некоторое время отряд Вдовина получил приказ в составе нескольких рот занять село. Бой длился до вечера. Потери были с обеих сторон, горели и танки, и село. Когда группа подъехала на назначенный участок, солдаты сделали окопы для танков. Но отсидеться в яме долго не удалось.
«9 июля, как только рассвело, пошли на нас самолеты различных марок, волна за волной. Начался кромешный ад, - вспоминает Петр Андреевич. - Горели воздух и земля, все горело. Мы вели огонь то схода, то останавливаясь. Так прошел целый день». Упорные бои продолжились и 10 июля. Немцы применили сверхтяжелые танки «Тигры», «Пантеры», «Фердинанды». Советские машины, вооруженные 45 и 76 мм пушками не пробивали их в лоб. Танкистам приходилось постоянно маневрировать, чтобы угодить врагу в борт. 12 июля наступление немцев было подавлено по всему фронту на рубеже «Зоринских дворов». Вечером того же дня по обе стороны белгородского шоссе советские войска перешли в атаку, где Петр Вдовин был ранен осколком снаряда в правую руку. Его отряд продолжал наступать и под городом Сумы встал на переформирование. Здесь Петр Андреевич прошел переподготовку на механика-водителя танка Т-34. «Экипаж сформировался из четырех человек, - пишет Вдовин. - В боях понимали друг друга с полуслова…»
БОЕВАЯ ЖИЗНЬ ЭКИПАЖА Т-34
В декабре 1943 года вновь сформированный 31-й танковый корпус был переброшен за Днепр. «Мы остановились в населенном пункте Погребище,- вспоминает Петр Вдовин. - Видели следы наступления 1-й гвардейской танковой армии Катукова. На улицах, в кюветах и огородах лежали сотни тел немецких солдат и офицеров. Большинство из них в одном нижнем белье. Танки ворвались ночью, поэтому фашисты повыскакивали в чем мать родила».Экипаж Петра Вдовина продолжил преследовать отступающие немецкие войска, под Винницей пришлось принять серьезный бой. В конце января 1944-го был дан приказ отойти в населенный пункт Селище. В тылах корпуса танки заправились горючим и боеприпасами, солдаты получили сухой паек. «С питанием было непросто, - пишет Вдовин. – Деньги у нас были не всегда, но в расход пустить их было некогда».
Опять команда на марш. Очередной бой экипаж Вдовина принял в начале февраля 1944 года восточнее Винницы. Из пушек и пулеметов вели огонь по наступающим немцам, которые пробивались на выручку окруженной группировке под Корсунь-Шевченковском. Рано начавшаяся на Украине оттепель и весенняя распутица затрудняли манёвр войск, подвоз материальных средств и использование авиацией грунтовых аэродромов. После десятков сожженных танков и сотен подстреленных пехотинцев, немцы ослабили свои атаки. Экипаж Петра Вдовина успел занять очень выгодную позицию для обороны, из-за чего удалось избежать потерь. «В один из дней в нашем тылу загремело тысячеголосое «ура». Оказалось, немцы попытались прорваться в наш тыл, - рассказывает на страницах дневника Петр Вдовин. - Наш танк в составе взвода на большой скорости направился в сторону леса. Из лощины вылезла лавина немцев. Мы на скорости врезались в гущу фашистов, начали давить их гусеницами и косить из пулеметов. В этом адском котле кипели тысячи немцев, редкие цепи наших автоматчиков просто не успевали их бить. Бой продолжался до темноты. А на рассвете выловили из леса несколько десятков немцев, среди них был какой-то большой начальник. Наш пехотинец отвел его на командный пункт, где были командир корпуса и генерал пехотных войск. Лейтенант вернулся один и бросил мне в люк заячью шубу. «На тебе танкист, генеральскую доху». Остальных немцев расстреляли на опушке. Одного на себя взял наш башнер Вася Жиляков, узнал в фашисте односельчанина. Видно с немцами и власовцы были. Жиляков спросил: «Володя, зачем ты немецкую шкуру одел, Родину продал». Тот лишь опустил голову. Жиляков вынул пистолет и выстрелил в упор ему в голову. «Хай, служит Гитлеру, гадюка».
В марте 1944-го в составе взвода экипаж Петра Вдовина назначили в разведку в населенный пункт Медведицы. Немцы подпустили советские войска поближе и открыли по ним ураганный огонь. «По нашему танку первая болванка ударила по пушке, ствол отрезало как ножом, - вспоминает Петр Вдовин. - Нас немного оглушило, мотор заглох от сильного удара, в танке дым. Только я хотел нажать на пусковую кнопку, чтобы завести мотор, в это время получили второй удар в заднюю часть борта. Мотор был выведен из строя, и нам не оставалось ничего, как покинуть боевую машину. Бог миловал, и весь экипаж вернулся живым. Но на командный пункт пришло очень мало танкистов, большинство погибли и сгорели заживо». Весь уцелевший личный состав получил задание следовать на пункт назначения корпуса в район Изяслава. Оттуда переехали в Кременец на формировку, где получили награды за Корсунь-Шевченскую операцию. Лейтенант – орден Отечественной войны 2 степени, а мы трое ордена Славы 3 степени и денежное вознаграждение за два уничтоженных немецких танка. Лейтенант и я по 1000 рублей, башнер и радист по 500. Деньги пустили в общий котел экипажа». В Кременце боевой экипаж разъединили. Когда прибывают новые танки с молодым экипажем, которые не участвовали в боях, то уже обстрелянных бойцов всегда подсаживают к молодым. «Я попал в экипаж лейтенанта Попова вместо выбывшего по ранению механика Субботина, - вспоминает Вдовин. - С ним участвовал в июльских боях близ города Броды, где было окружено 8 немецких дивизий. После освобождения Золочева продолжали гнать немцев с нашей земли. Вскоре перешли границу Польши».
20 августа 1944 года в районе польского города Патцанув отряд нашего героя занял одно из сел и выехал дальше. Но за селом танкистов ждала засада. Немецкие танки, замаскированные в ямах открыли шквальный огонь. «В этой обстановке было трудно понять, где и сколько немецких танков, - описывает тот бой Вдовин. - Когда разобрались, оказалось, что мы заехали в одну хату, и она повисла на башне. А потом развалилась по бревнышкам. В этом бою был глупо ранен наш командир. Перед этим нам пришлось утюжить немецкую пехоту, и гусеницы были забиты их потрохами. В танке стояла отвратительная вонища. Лейтенант открыл люк и высунулся наружу, вдохнуть свежего воздуха. Шальной осколок попал ему в грудь. Пробило легкие. Дышит тяжело, при разговоре гундосит через нос. Хорошо, что санитары вовремя подоспели». После ранения Попова экипаж принял молодой лейтенант Пашков. С ним нашему герою довелось повоевать всего несколько дней. В очередном бою Пашков был ранен в голову, и его отправили в другое подразделение. Через несколько дней Петр Вдовин был определен в новый экипаж под командованием лейтенанта Василия Шлыкова. Новый танк имел усиленную броню, усовершенствованную пушку, ствол 6-метровой длины и мог бить прямой наводкой на расстояние до километра. «Ломая оборону и заслоны немцев, продвигались вперед, - пишет Вдовин. - Достигли берега реки Вислы. Через нее велась артиллерийская дуэль. В эти дни я был принят кандидатом, а через полгода в феврале 1945-го членом компартии, как отличившийся в боях».
Отряд Вдовина стал готовиться к переправе. Танковые батальоны подъехали к берегу. Форсирование реки началось поздно вечером, чтобы танки не засветились перед врагом. Но стоило паромам дойти до середины реки, немец открыл бешеный огонь из тяжелой артиллерии. «Когда подошла наша очередь, я на малом газу загнал танк, вокруг него устроились наши автоматчики, - повествует Вдовин. - Плаваю я не плохо, но разделся до трусов и открыл люк. Всякое может случиться, а в полном обмундировании пойдешь, как топор в воду. Как и передние танки, на середине реки оказались под обстрелом. Справа и слева от нас было очень жарко, вся Висла кипела. Но до соседнего берега удалось добраться без потерь». Через пару часов в наушниках танковых шлемов раздался четкий голос – «буря, - буря – буря» - сигнал, которого ждали с волнением и нетерпением. Моторы танков уже были заведены, поэтому на большой скорости они устремились ВПЕРЕД. На советских солдат моментально обрушилась лавина артогня. С боем, но быстро, солдаты продвинулись на 3 километра. Подсчет потерь оказался неутешительным. Из всего батальона уцелел лишь танк Вдовина. Под вечер командир машины дал приказ переехать в другую лощину, вокруг танка стали разрываться тяжелые снаряды. Петр Вдовин завел машину и тронулся в указанном направлении. Но уже через 100 метров в лобовую часть танка ударила болванка. Пробило правый топливный бак, и танк загорелся. «Я еще раз попробовал открыть люк механика, но он не поддавался. Его еще днем заклинило попаданием немецкого снаряда,- описывает те события Вдовин. - Пришлось мне пролезать через боеукладку к башне и выброситься наружу. Хотел подняться к башне, но оттуда уже карабкался наш радист, и упал возле танка. Правое плечо его было изрешечено. Оторвал рукав комбинезона, гимнастерку, нательную рубашку, кое-как перевязал ими рану на плече. Дальше, как было приказано: в случае потери танка – добираться до берега Вислы, с собой взять раненых, оружие. Нам всем экипажем удалось добраться до берега, где находился комбат Дрыгайло и несколько танкистов. Большинство, конечно, погибли. На берегу с танкистами лежала одна девушка, раненая в живот. Имя мне ее запомнилось – Анна. Оказывается, она воевала в одном из танков в нашем батальоне. На поле боя, под бешенным огнем противника, она перевязывала раненых, как автоматчиков, так и танкистов. Геройская санитарка… Как ее судьба дальше сложилась неизвестно. Честь и слава таким людям». Под покровом темноты танкисты переправились к своим подразделениям. На первую лодку комбат отправил раненую сестру Аню, которую занесли на плащ-палатке. Лодка была с пробоинами, поэтому «гребцы» взяли с собой несколько немецких касок, чтобы вычерпывать воду. Через реку солдаты переправились благополучно, раненую сестру Аню сдали санитарам. В эту же ночь пришел приказ направить подразделение Петра Вдовина в другое место. Ехали всю ночь, утром по мосту миновали через Вислу в районе Сандомира и сходу вступили в бой.
ДУКЕЛЬСКИЙ ПЕРЕВАЛ
После боев при форсировании Вислы, на Сандомирском плацдарме и Карпатах подразделение Вдовина отдыхало и формировалось в Польше. Танки, которых осталось мало, хорошо замаскировали, а сами солдаты жили в частных домах. «Хозяин дома 40-леьний Генрих все расспрашивал нас о России, о колхозах, - пишет в дневнике Петра Андреевич. - Мы рассказывали о жизни, политическом строе. Говорили, что нет у нас хозяев и помещиков, равноправие от руководителей до рядовых рабочих. Он все удивлялся, как же так можно жить. Поляки говорили, что боялись русских. Их пугали, что придут коммунисты и отберут у них все, будут грабить, убивать, насиловать». После упорных боев на Сандомирском плацдарме отряд Вдовина перебросили в Карпаты. В середине сентября 1944 года они достигли Дукельский перевал. Советские танки вступили в бой с хода, прорывали оборону противника. Нашего героя назначили механиком-регулировщиком роты. На стоянке он должен был проверять танки, устранять неисправности. А когда танки пойдут в атаку, сопровождать их вместе с пехотой. Непосредственным начальником Петра был танкотехник Николай Малахов. «В этих боях с нами участвовал Чехословацкий корпус, - вспоминает Петр Вдовин. – В районе населенного пункта Селява нам досталось не слабо. Немец бил с гор из тяжелой артиллерии. Мы поставили танк рядом с одним домом. Вдруг сильный оглушительный удар по башне. Я повернул голову и увидел, как лейтенант Дмитриев оседает на боеукладку. Глаза большие, красные, видимо от сильной боли. Мы с башнером бросились к нему, а у него на затылке отверстие палец просунуть можно. Орет бешеным голосом «Вдовин, быстрее вези меня в тыл, а то пристрелю». Я включаю предельную скорость, и через несколько минут подъезжаем к нашим тылам. На днище масла по щиколотки, манометр на ноле, сразу глушу мотор. Подошла санитарная машина, лейтенанта Дмитриева стали осторожно вытаскивать через башенный люк. В этот момент он три раза крикнул раздирающим голосом и затих навсегда…»
ПРОРЫВ
«Вот и настал час, который ждали с нетерпением каждый командир и солдат. На одном месте ждать и переживать хуже всего, а начатое дело нужно кончать, - пишет Петр Вдовин. – Накануне вечером мы узнали, что 12 января начнется прорыв. Уничтожать фашизм нужно окончательно и бесповоротно, в его собственной берлоге. Советская армия была для этого подготовлена и морально, и технически». В ночь на 12 января была объявлена боевая тревога. Танки быстро выстроились в походную колонну и двинулись к передовой линии. Ехали лесом. Вдруг все вокруг озарилось огнем. Это «Катюши» начали артподготовку. Вскоре танки доехали до артиллерийских позиций. Пушки стояли рядами, от самых тяжелых гаубиц до 45-ти миллиметровых. Между орудиями лежали огромные штабеля ящиков со снарядами. Была подготовлена немалая сила для прорыва. Метрах в 50 позади танков прямо на земле стояли ящики, чуть наклоненные в сторону немецких позиций. Их называли «Андрюши». «Когда пошли в атаку, то увидели воронки от «Андрюш», - пишет Вдовин. - 2-3 метра глубиной и 6-7 диаметром. А в болотистых местах и вовсе появлялись целые озера». Оборонительная немецкая линия была разгромлена – куски бревен и бетона от огневых точек, лоскуты немецких шинелей, руки, ноги, разбитые каски… Наши танки и пехота продвигались вглубь обороны немцев, и под вечер недобитые фрицы начали огрызаться. «Мы остановились для выяснения обстановки, - вспоминает Петр Вдовин. - Один танк выскочил на бугор и встал на открытое место, став легкой добычей фашистов. Его подбили тремя выстрелами болванок. В танке находился один лейтенант Осипов, его разорвало на несколько частей. Мне пришлось подавать его кусками через люк. Похоронили его на польской земле так же кусками…».
13 января войска получили приказ о дальнейшем наступлении. Советские подразделения в день проходили по 40-50 километров, не обращая внимания на небольшие гарнизоны немцев в селах и городках. Наступление по Польше было стремительным. После освобождения Ченстохова наши войска перешли на немецкую территорию. Немцы в это время массово применяли против советских танков фаустпатроны. Оставляли смертников – фаустников на чердаках, под мостами, в любых местах, где можно спрятаться. «Немецкая армия была очень сильная, воевала умно. С нашей стороны были немалые потери, - пишет Вдовин. - Но долг каждого советского воина – разбить врага и непрошеного гостя там, откуда он пришел». В очередной раз вражеская пуля едва не настигла нашего героя в населенном пункте Лосен. Спрятавшись от бомбежки в сарае, Петр Вдовин, Николай Малахов и лейтенант Сергей Мурашов попали в засаду. Фашистские автоматчики вели огонь с чердака. «Мурашов упал замертво, а мы с Малаховым успели спрятаться за стеной, - пишет Петр Вдовин. - Вытащили пистолеты, приготовили гранаты. Через несколько минут на помощь пришла пехота. Раздались 2-3 взрыва гранат, и из сарая стали выходить с поднятыми руками 19 человекообразных фашистов. Я поднял пистолет, хотел пару из них уложить за Мурашова. Но пехотинцы удержали. Пленных трогать нельзя. Я даже психанул тогда. Мы с Малаховым вырыли могилу в саду, принесли матрац, одеяла, простыни. Постелили нашему помпотеху последнюю постель. Дали залп из пистолетов. Перед тем, как похоронить товарища, вытащили из его карманов документы, фотокарточки, адреса, зажигалку. В нагрудном кармане были часы, разбитые пулей. Она, видно, прошла прямо в сердце, потому что Мурашов упал, как подкошенный и не пошевельнулся ни разу. Он был холостой, но в Саратове его ждала любимая. Я написал ей о гибели. От нее получил три или четыре письма с просьбой написать подробно, как он погиб и как воевал. Она долго мне не верила…» После похорон боевые друзья отправились на КП батальона. Расстояние было около километра. Не доходя до КП метров 200-300, попали под бомбардировку. Немецкий самолет бросил бочку, из которой вылетело множество шариков - гранат. Танкистов спасла жидкая грязь. Падая, бомбы утопали в ней и теряли свою силу. Смерть вновь обошла стороной Петра Вдовина. Далее батальон нашего героя поочередно занимал немецкие города: Штрагау, Оппельн, Козель, Нейштад, Глейвиц, Гинденбург, Ратибор и др. Самыми яростными оказались бои при форсировании реки Одер и окружении в Бреслау. Немец никак не хотел отступать или сдаваться. Грызся за каждый метр земли. Когда советские войска перешли границу Германии, все гражданское население уходило на запад с отступающей немецкой армией. В домах и квартирах было видно, что народ сильно торопился. Оставляли хозяйство, бросали упакованные ящики с посудой, одеждой, мебелью. Население Германии было сильно напугано фашистской пропагандой. Им вдалбливали, что если придут коммунисты, то грядет полное истребление немецкого народа. «Мы для них были коммунисты – варвары и бандиты, - вспоминает Вдовин. - В этом убедились, догоняя отстающие колонны населения. Они были смертельно напуганы, девушки и молодые женщины переодевались в старушечьи платья, платки из лохмотьев, прикидывались больными. Но болезнь у них была одна – страх перед русскими. Наше командование и политработники вели с ними беседы. Убеждали, что русская армия и коммунисты не причинят вреда, а вот фашизм – враг человечества».
«Конечно, на немецкой земле были грубости и нарушения армейских порядков, - вспоминает Петр Вдовин. - Некоторые мстили за своих родных, которых немцы расстреливали, вешали и мучили. Война без этого не бывает. А танки шли и шли, только вперед. При взятии города Гинденбург в Силезии из одной фабрики высыпали молодые женщины. Русские, украинки, белоруски… Они были насильно увезены, как рабочий скот, из своих родных мест в фашистскую неволю. Девушки бросались под гусеницы, со слезами встречая своих освободителей. Некоторые упрекали, почему мы долго их не освобождали. Хозяева разбежались, а они ждали Красную армию с нетерпением». При взятии Гинденбурга был убит комбриг Вдовина. А танки шли к границе с Чехословакией. Овладели городом Ратибор. Жесточайшими боями взяли Опаву и Прагу. Освобождением столицы Чехословакии для нашего героя закончился боевой путь Великой Отечественной войны. «Наш 2-й танковый батальон находился в лесу под Прагой, когда объявили конец войне, - пишет Петр Андреевич. - Что тут началось! Это торжество описать невозможно. Наш комбат, майор Кузьмин, дал распоряжение выдать каждому по 150 граммов спирта. Но сказал, что больше не ждите, мол, у самих во фляжках еще имеется. И сразу предупредил, что дисциплина должна остаться как всегда. Радостные слезы, скорбь о погибших товарищах, стрельба из автоматов и пистолетов. КОНЕЦ ВОЙНЕ…»
Маленькие эпизоды
«Во время Великой Отечественной войны прошли мы многие километры пути, - пишет Петр Вдовин. - Много боев крупных и малых, и все с потерями, сколько крови пролилось… За давностью времени многое забылось, но основное, все же не сотрется из памяти, осталось до конца светлых дней»
«28 марта 1945 года в Германии заметили оставленную немецкую автомашину на свободной территории. Нам захотелось отбуксировать ее в наше подразделение. Зам.потех батальона старший лейтенат Воробчук, командир хозвзвода лейтенант Косоруков и я, взяли машину, поехали за трофеем. На территории Германии линии фронта вообще не было. Где наши, а где раздробленные осколки немецких частей, трудно было разобрать. Едем за машиной. Воробчук стоит на крыле, направляет шофера, как и где лучше проехать. Мы с Косоруковым стоим в кузове, смотрим на немецкую машину, думаем, подбита или на ходу. От машины, к западу, метрах в 200-300, лесок. Не доезжая метров 100, сзади нашей машины столб земли и пыли! Тут же, через несколько секунд, еще взрыв, метрах в 50 от машины. Мы поняли, что из леска, бьет по нам немецкая пушка. Пока мы разворачивались, третий снаряд попал под радиатор нашей машины. Воробчук не вредим, я тоже, а вот Косорукову взрывной волной залепило глаза песком. Он закрыл глаза руками, и кричит: «нет моих глаз». Я быстро стащил его с кузова, Воробчук приказал вести его в медсанбат, а сам остался выяснять, что с нашим шофером. Около четырех километров до медсанбата, я его вел, он скрипит зубами, кричит: «что я буду делать слепым». Сколько проклятий послал фашистам. Я все его успокаивал, говорил, что врачи все сделают, и будешь ты как все здоровые люди. Привел, сдал в медсанбат и пошел докладывать командованию. А наш непосредственный начальник был инженер-капитан Рафальский. Мы сходили с ним в медсанбат навестить Косорукова. Врачи сказали, что постараются сделать все, должен видеть. А вот шофер был убит…»
«Германия. Наша танковая рота с десантниками на броне пошла в атаку. Ворвались в село, подавили несколько огневых точек, автоматчики слезли с брони и стали прочесывать дома. Вдруг из подвала дома, где остановился наш танк, выходит автоматчик, а за спиной узел, завернутый в простыню, чуть не больше себя. Как только он отошел от дома, с чердака раздалась короткая автоматная очередь. Солдат со своим узлом споткнулся и упал. Ком.танка Кузнецов крикнул: «Гад, тряпочник, туда тебе и дорога. Люди воюют, а он тряпки собирает». Мы немного отъехали, один выстрел осколочным снарядом по чердаку, и все было кончено. Были и такие солдаты».
Из наградных листов министерства обороны СССР
1. Механик-водитель, старшина Вдовин, будучи в боях с 13 по 19 февраля 1944 года в районе Жиженцы, Октябрь, Лысянка, Чесновка в экипаже мл.лейтенанта Кузнецова, показал исключительную отвагу и бесстрашие на своей машине, врезавшись в боевые порядки пехоты противника. Он гусеницами беспощадно уничтожал огневые средства и живую силу противника. В этих боях их экипаж уничтожил один тяжелый танк Т-6 и до 80 солдат и офицеров противника. Вдовин достоин правительственной награды ордена Славы 3-ст.
Командир 2-го танкового батальона 237 танковой бригады ст. лейтенант Моршев. 24 февраля 1944г.
2. Форсировав реку Вислу 9 августа 1944 года в районе Бассоня, под ураганным минометным и пулеметным огнем, будучи в экипаже гв.мл.лейтенанта Шлыкова, механик-водитель старшина Вдовин замаскировал танк в кустах, откуда вел непрерывные наблюдения и засекал огневые точки противника. Когда был подан сигнал в атаку на Торлув, экипаж маневрируя на поле боя, открыл губительный огонь из танка, поражая засеченные огневые точки противника и израсходовал при этом весь боекомплект. В этом бою экипаж уничтожил: орудий разного калибра – 3, крупнокалиберных пулемета – 2, пулеметных точек – 2, повозок с боеприпасами -2, разбил 2 блиндажа, подбил самоходную пушку «Фердинанд». Кроме того, огнем из пулемета уничтожил до 40 солдат и офицеров противника. Экипаж действовал слаженно. Старшина Вдовин достоин правительственной награды ордена «Красная Звезда».
Командир 2-го т. батальона 237 т.бр. капитан Шкода.14 августа 1944г.
3. В боях при прорыве обороны противника в трудных условиях горно-лесистой местности в районе Рудавка-Рымановска, Таракановка, механик-регулировщик старшина Вдовин проявил отвагу и мужество под обстрелом вражеской артиллерии. Он восстановил подбитую машину, а за тем вышел из строя механик-водитель другой машины. Он его заменил – ходил в атаку на деревню Тарановка. По узким проходам, искусно маневрируя, с боем провел машину в деревню, по пути раздавил пулеметную точку. В ходе боев его машина получила повреждения, и вышел из строя командир. Старшина Вдовин увел ее в укрытие и восстановил неисправность. За мужество и отвагу старшина Вдовин достоин правительственной награды медали «За Отвагу».
Командир 2-го т.б-на 237 т.бр. Майор Сырников. 24 сентября 1944г.
4. Механик-регулировщик старшина Вдовин, не считаясь ни с чем, день и ночь ремонтировал танки своей роты, готовя их к маршу. Он обеспечил участие всех танков своей роты в боях на плацдарме реки Одер. Во время маршев и боев батальона от Одера – постоянно находился в боевых порядках роты. На месте устранял каждую неисправность машины, не ожидая прекращения автоматно-минометного огня противника. Всего произвел до 25 тех.ремонтов танков, проявил при этом исключительную смелость и выдержку. За смелость и мужество достоин правительственной награды ордена «Отечественная война» 2-й ст.
Ком.2т.б-на майор Кузьмин.
5.Во время боев батальона от Вислы до Силезии работал в качестве танко-механика роты, постоянно находился в боевых порядках танков, рискуя своей жизнью произвел до 40 ремонтов танков. Хорошо зная технику, вернул в строй 6 танков на передовой линии, не отрывая их от выполнения боевой задачи и не прибегая к ремонтным средствам батальона. Эвакуировал с поля боя под артминометным огнем противника 8 танков. За мужество и отвагу, проявленные в боях, достоин правительственной награды ордена «Отечественной войны» 2-ст.
Ком.2т.б-на майор Кузьмин.
-
Воспоминания о войне - собрала Гаршина Алёна Валерьевна
«Воспоминания о войне», собранные в с. Воронково Рыбницкого района Приднестровской молдавской республики, собрала Гаршина Алёна Валерьевна
Моя работа началась с обычных бесед о Великой отечественной войне с людьми пожилого возраста, а затем у меня появилась задумка оформить их воспоминания, чтобы осталась память об этих замечательных людях, их пережитом прошлом. Вспоминая о тех страшных событиях, они волновались, плакали, но было очень приятно, что старушки сами хотели рассказать о том, что пережили.
Материалы собраны в Молдове, в Приднестровье, Рыбницкий район, село Воронково.
Во время войны это была Молдавская ССР, название района и села остались прежними.
Конечно, село очень изменилось со времен войны (по рассказам очевидцев), осталось мало свидетелей тех страшных событий, непосредственных участников войны уже никого нет в живых. Рассказчиками здесь выступают вдовы участников и свидетели военных лет.
Булат Парасковия Григорьевна, 1925 года рождения.
В войну моя семья жила в тылу, здесь, в Воронково. Копали траншеи, ездили на работу на подводах, так как машин не было. Когда начиналась бомбёжка, мы «как мухи разлетались по полю».
Наш дом был недалеко от железной дороги. Когда немцы отступали, они взрывали эшелоны, от этого в домах стёкла вылетали.
Одна моя подруга чудом спаслась во время одной такой бомбёжки, но была ранена и прожила недолго. Было это так: на их дом упала бомба, всю семью убило, а её взрывной волной подбросило. Она тяжело умирала, долго.
Немцы в нашем селе 4 года были - от начала войны и до конца. Когда они пришли, мне 16 лет было, а когда война закончилась- 20.. мы батрачили на немцев и румын.
Но молодость брала своё: когда слышали в Премарии музыку, то убегали с работы на танцы, тайком. Если бы немцы или румынские старосты узнали об этом, то убили бы нас. Но мы тогда не понимали этого, что ли…
Однажды работали в саду, прилетел советский самолёт, мы все гурьбой побежали смотреть…
Помню, когда немцы отступали, случай был один: на носилках несли раненого немецкого солдата, занесли к нам на огород и убили его там, а тело сбросили в лукницу ( так называлась яма, где хранили глину).
Одну еврейку Фаню, соседку нашу, румыны повесили на сливе во дворе её дома, а потом тело сняли и в огороде закопали. Другую еврейку в Днестре утопили. У нас в селе тогда много евреев погибло. Три пожилые еврейки прятались от немцев в кукурузе. Приходили только ночью поесть к нам.
У моей тётки Параски прятался русский солдат в яме для картошки. Полгода он там жил. Тётка моя только ночью ему еду и воду носила. После войны солдат этот тётку мою мамой называл. Приезжал с семьёй в гости к ней каждое лето.
Были частые бомбёжки. Во время бомбёжек наша семья и соседа Саввы Малиновского прятались в яме у дяди Саввы. Боялись очень… У этого дяди Саввы два сына на фронте были, они вернулись домой, а он сам ушел на фронт в 43-м и погиб.
В конце войны в 1944 году пришли наши, собрали всех молодых парней, не обученных ничему, и забрали на фронт. Очень мало ребят вернулось домой в 1945 году.
Мой брат Афанасий погиб в Венгрии 31января в 1945 году, 19 лет ему было. Мать и сестрёнка моя, да и я тоже, чуть с ума не сошли, когда похоронку получили. Он единственный мужчина в доме был. Отец наш в 1933 году умер от воспаления лёгких.
У нас в сарае была корова, немцы ей вывели оттуда и поставили своих лошадей в наш сарай, но мы ничего не могли сказать, потому что нас бы расстреляли.
Многие из жителей села тогда, помню, на сторону немцев перешли, все их осуждали , но не громогласно, а шёпотом, между собой, потому что боялись очень.
Немцы забирали у нас еду, прямо в дом заходили и забирали, мы всё отдавали, да нас и не спрашивал никто…
А ещё помню случай, когда пришли наши солдаты, то забрали у нас овцу, у соседа корову, потому что есть им нечего было, но мы своим с радостью отдавали….
Вообще тогда всё по-другому было, не так как сейчас. У нас другие интересы были: как не погибнуть, как честь девичью сберечь. А после войны мы работали много- колхоз поднимали. Учиться времени не было. Это вы сейчас грамотные, а нам тогда не до учёбы было: прожить бы да прокормиться…
Старушка эта щупленькая, добрая, всё время останавливала свой рассказ вопросом, не устала ли я писать, не хочу ли я чаю или поест, а глаза у неё всё время на мокром месте были. А когда я уходила, она сказала: « Спасибо, детонька, что помните нас, стариков, такое время сейчас, не многие ко мне заходят, а уж о войне никто меня из местных никогда не спрашивал». А я шла и думала о том, как им молодым туго пришлось тогда, ведь война-то не один день и даже не один год была, а им жить хотелось, любить, танцевать, веселиться…
Костомаха Нина Григорьевна, 1929 года рождения.
Когда война была, мне всего 13 лет было. В селе мужчин не было, только одни старики, дети и девушки- подростки. Даже женщин молодых мало было - на фронт ушли.
Помню, как мы огороды на себе пахали, вместо лошадей в бороны впрягались. Лошадей не было, потому что наши солдаты всех при отступлении забрали. Одевали через плечо ремень, к нему цепляли борону. Целый день бороновали за 200 граммов хлеба. Хлеб этот выдавали только вечером. Целый день мы голодные работали. Я 100 граммов сама съедала, а остальное маме несла.
Там, где сейчас Нинка живёт, в войну румынская кухня была. А мы, дети, шли туда с кувшинами и кружками и просили у них еду. Иногда давали нам остатки, а иногда - помои. Помоют кастрюли, а эту воду нам отдадут. Мы её болтушкой называли.
Помню, как русские вернулись в 1945 году. Шли пешком, ехали на машинах, на лошадях, везли орудия.
На чердаке у одной женщины прятался немецкий солдат, не она его прятала, сначала она даже не знала, что он там. А потом, когда заметила, рассказала русским солдатам, они сняли его оттуда и убили.
Жалко мне тогда было наших солдат. И сейчас слёзы наворачиваются, когда их вспоминаю: обувка на них была рваная, ноги в ранах. А снегу тогда по колено было, 26 марта 1944 года это было. Нельзя такой день забыть!
У соседки нашей тёти Домцы раненые солдаты дома были. Их у неё лечили.
У Зины, другой соседки, в саду одного раненого солдата похоронили, потом его останки перенесли в братскую могилу за селом. Там много их, родненьких похоронено, больше 100 человек. Все солдатики чужие были : русские, украинцы - не из нашего села.
Мать наша в войну в колхозе работала, нас троих детей поднимала.
А ещё помню, как к нам, девчатам, румыны приставали. Заставляли с ними танцевать. Так я лицо специально сажей вымазывала, а на голову марлей платочек повязывала. А марлевый потому, что обычных платков у нас не было. Марлю соседке с фронта муж прислал, а она нам её продала за еду. Потому что девушки тогда без головного убора не ходили - стыдно было. Обуви у нас тоже не было. Мы босиком на танцы бегали. А музыка на танцах - скрипка, балалайка, гитара. Мы с поля вернёмся, болтушки наедимся, а иногда и на пустой желудок, и босиком в клуб на танцы бежим… Даже я умела на гитаре играть, парень один научил. Голодные мы были, раздетые, но молодость своё брала, хотелось веселиться.
А после войны в 1947 году я замуж вышла. Туфли у меня были с мотыльком (мама обменяла на краденый макух), платье в цветочек, венок из козлиного лоя, фата из марли. Но такая счастливая была, что замуж выхожу. Нынешним невестам и не снились такие наряды. Сейчас выходят замуж, как принцессы, в красивых платьях, мы тогда даже и не мечтали о таком. Эх, разве сравнится то время с теперешним.
А ещё помню, как мой брат пострадал от румынской нагайки. Получил 25 ударов по шее за то, что шёл по улице и пел русскую песню. Еле оклемался потом.
Мой муж Костомаха Илья Алексеевич 1924 года рождения тоже был участником войны. К сожалению, он умер в 2000 году, но я кое- что помню из его рассказов.
На фронте он был радиотелеграфистом в деревне Кишевары. Забрали его на фронт в 1943 году. За время, которое он воевал, даже не разу не был ранен - повезло ему. Вернулся он с фронта в 1945 году, но не сразу после победы, а ещё немного послужил. Во время войны он освобождал Европу: Румынию, Венгрию, Австрию… Он всегда рассказывал о войне, но мы тогда, к сожалении, ничего не записали, а сейчас уже многое стёрлось из памяти. У него наград много осталось, медалей, и орден Великой отечественной войны есть.
А тебе, дочка, спасибо, что такое большое дело делаешь - память сохраняешь.
Лупол Надежда Степановна, 1932 года рождения. Как-то во время бомбёжки я с мамой прятались в окопе, помню это хорошо, я тогда маленькая была, лет 9- 10, но это хорошо запомнила, окоп этот похож был на яму, там был столик деревянный, на нём стояли свечки, икона. Мы там молились богу, а потом ужинали, картошку в мундире ели, спали на самодельном топчане из досок, некоторые там сидя спали. В этой яме много людей было, и прятались мы там частенько.
Солдат раненых русских помню, всё время воды просили, а один был сильно ранен, ему воды нельзя было пить, но он так меня просил, я ему немного дала, маленький глоточек, никто этого не видел.
Вот такие у них нехитрые истории, у людей этих. Самое главное, что мне хотелось сделать - это обнять их, таких хрупких и стареньких, и сказать им спасибо за то, что мы живём. Да сейчас многое изменилось, но подвиг их неоценим в веках!!! Но они даже не осознают того, что совершили огромный подвиг, они просто живут, тихо и незаметно. А наше дело - помнить о них и благодарить их вечно, и в сердцах своих, и помощью посильной. Спасибо Вам, дорогие наши старики!!!
-
Русские Ожги – начало его пути
Русские Ожги – начало его пути
Наверное, не так уж много найдется людей, близко знающих героев – Героев Советского Союза. У меня была такая счастливая встреча с Героем Советского Союза Георгием Томиловским. Об этом событии напоминает фотография, которую я гордо показываю детям и внукам. Но у меня это была единственная встреча, а сестры Юлия Михайловна Тюрина из Волипельги и Нина Михайловна Терешина близко знакомы с нашим земляком, Героем Советского Союза Григорием Петровичем Евдокимовым. Их связывает полувековая дружба.
- Мы с детства жили рядом – окно в окно. Хорошо знали его родителей. Отец Петр Осипович – строгий, с окладистой седой бородой. Мы знали, что дед Петрован – отец Героя Советского Союза. Мы, ребятишки, звали его дедушко Петрованко. А жену его по-деревенски все называли бабушка Петрованиха. Она была женщина простая, сердечная. Мы раньше тимуровцами были, ходили помогали, дрова пилили. Нам дают деньги, а мы плату не берем. Очень бабушка Петрованиха угостить хотела нас пряниками… Фотографии сына показывала. Мы очень ждали встречи с ним. Григорий Петрович приезжал каждое лето: «Я весь год живу ожиданием, что поеду на родину». Как-то мы с ним и его сестрами Ефалией и Нюрой пошли за малиной. Сестры малину собирают, а мы от него не отходим, все спрашиваем. Так и вернулись домой без малины.
Мы с семьей Евдокимовых не просто хорошие соседи были, но и родней стали. Мамин брат женился на сестре Ефалии, а папина сестра вышла замуж за брата Григория – Семена Петровича. А недавно и дети наши породнились: наш Алеша женился на Марине, у которой прабабушка была двоюродной сестрой Григорию Петровичу. Так что все у нас переплелось тесно.
Судьба была к Евдокимову благосклонна. Видно, был у него свой ангел-хранитель и не раз он его спасал. Он мог погибнуть еще в раннем детстве, когда с большими ребятами увязался кататься на ледяных горках в Котье. Вечером все разошлись, и он отправился домой. Да сил не хватило у шестилетнего ребенка, устал и уснул. Так бы и замерз на дороге. Но судьба послала ему спасение: ехал наш дед Иван Прокопьевич и подобрал его. И на войне его ангел хранил: 300 вылетов за линию фронта, не раз его самолет возвращался с пробоинами сквозными. А ведь из всех испытаний вышел живым. На войне его не ранили, так в мирной жизни чуть не убили. Как-то гулял во дворе и увидел, как кто-то пытается открыть соседский гараж. Не прошел мимо. А они на него с ножами… Тут дворник вышел, закричал и спугнул. И как раз мимо проезжала машина скорой помощи, забрали истекающего кровью Героя. На его теле было 28 ран, но спасли.
Григорию Петровичу сейчас 91 год. Живет он в Санкт-Петербурге. После войны служил до 1966 года. Окончил Военную воздушную академию. Был одним из военных консультантов во время съемок фильма «Хроника пикирующего бомбардировщика».
Теперь он остался один, жена Раиса Александровна умерла. Дети рядом, но и они уже на пенсии. Сын пошел по стопам отца, он летчик, а дочь окончила институт культуры. Григорий Петрович часто вспоминает родные края, звонит. Поздравляет с праздниками. С волнением вспоминает юбилейные мероприятия к 60-летию Победы. Прием у Президента Удмуртии, встречу с учащимися педагогического колледжа, где он учился перед войной. Но все-таки самой памятной для него стала встреча в родной деревне. Сюда он всегда приезжает после посещения кладбища. И в этот раз земляки приготовили ему волнительную встречу. Транспарант на всю улицу, живой коридор. Позже Григорий Петрович вспоминал: «Я на приеме у Президента так не волновался, как здесь». Походил он по деревне, посмотрел на то место, где был их дом. Сейчас там только черемуха осталась. И как всегда к нему много вопросов. Выросли новые поколения. Для них он – живая легенда.
Указом Президиума Верховного Совета ССР от 18 августа 1945 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм Г.П.Евдокимову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. У Григория Петровича много наград, но, отправляясь по делам, в аптеку, он надевает только Золотую Звезду. Как-то одна женщина долго смотрела на него, а потом решилась подойти: «Можно я потрогаю медаль? Она настоящая?» На такие вопросы наш герой только улыбается. Как не настоящая? Самая настоящая. Подвигом воинским заслуженная. За его плечами более 300 успешных вылетов, уничтожено 15 самолетов противника, взорвано 6 складов с горючим и боеприпасами, 135 вагонов, 10 цистерн с горючим, до 180 автомашин с живой силой… В большой Победе есть и вклад паренька из маленькой деревеньки Русские Ожги, откуда началась его большая дорога. Россия издавна полнится и славится глубинкой.
Подготовила Надежда ШИРОКИХ
-
Женщина на войне.
Автор: Микенин Влад,13лет, Россия, Республика Хакасия,
г. Черногорск, МОУ «Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы.
Женщина на войне.
Памяти моей
бабушки, Ваккер Ольге Эмильяновне,
посвящается…
Эту историю мне поведала мама. От ее имени я пишу этот рассказ.
Скоро год, как тебя, моя родная бабулечка Олечка, нет с нами. Но я всегда буду любить и помнить тебя. Маленькую, хрупкую старушку, всегда за всех переживающую, очень щедрую и добрую. Помню, как сидела на твоих мягких коленях, а ты обнимала меня своими натруженными, шершавыми ладонями и говорила, говорила, говорила…
Ты рассказывала о той страшной войне, и в этих словах было столько боли и отчаяния, что я, совсем еще малышка понимала, что война – это ужасная, беспощадная штука, и ее нужно очень бояться.
Почти всю жизнь ты прожила одна, потому что война забрала у тебя мужа, и с двумя маленькими детишками осталась совсем одна, в глухой сибирской деревушке. Я помню, как ты рассказывала, что за одну ночь у вас не стало ни одного мужчины в деревне: кого-то забрали на войну, кого-то в трудовую армию, многих расстреляли, потому, что они были немцами и поляками, ну и что, сто советскими, никого этот факт не интересовал. Твоим близким повезло больше – их забрали на фронт. И начались мучительно длинные дни и ночи от одного письма с фронта до другого. Письма шли медленно и очень редко. Но у вас была своя армия. Нужно было трудиться. Все для фронта, все для Победы! Твои дочка и сын почти всегда просили кушать, летом еще было ничего, потому что в лесу, рядом с деревней, были грибы и ягоды. А осенью и зимой вы в поле собирали мокрую, замерзшую картошку, ее варили и ели. Помню твои большие глаза, полные слез и горечи, когда ты об этом говорила! Потому что ничем не могла помочь своим деткам, сама была голодна.
В первую зиму умерло много народа в деревне от голода. Затем стало легче. Все чаще стали звучать из репродуктора слова о победах наших войск. А вестей с фронта было все меньше и меньше. Многим приходили похоронки, а у тебя была надежда, на встречу. И ты ждала. И работала, на своих хрупких плечах несла все тяготы и невзгоды этой жестокой войны. Хорошо помню, как ты рассказывала про одну переселенку с детьми, остановившуюся в твоем доме на ночлег. Какими худыми и страшными были ее дети, постоянно просили кушать. И ты кормила их картофелем, а сама утром пошла на работу голодной и упала в обморок.
А потом был Май! А вы, как всегда, собрались у сельского совета уезжать на утреннюю дойку. Вышел председатель и объявил торжественно, что война закончилась, и наши войска взяли Берлин. И вы упали на колени, и стали благодарить Бога, и плакали! Кто от радости, кто от мысли, что потерял близких. Вернулись с фронта несколько односельчан, а твой дед Паша не вернулся. Я помню, ты всегда горько плакала, когда рассказывала мне об этом.
Милая моя бабушка, я никогда не забуду твои рассказы. Я знаю, все это ты пережила ради того, чтобы мы, твои правнуки внуки, были счастливы, и никогда не знали ужасов страшной войны.
Спасибо тебе за все, родная!
Вечная тебе память!
-
В Сибири не было войны, но бесконечны списки павших…
Автор: Баженов Алексей, 16лет, Россия, Республика Хакасия, г. Черногорск, МОУ «Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы.
В Сибири не было войны, но бесконечны списки павших…
И вот уходят тихо ветераны
Туда, где обретают благодать.
Мы их утрату болью ощутили,
И в День Победы вижу всякий раз,
Их, что страны свободу защитили,
Всё меньше остаётся среди нас…
В.Калягин
На бесконечных российских просторах дожди и ветра давно уже сгладили, залечили раны земли. Затянули ковылём старые блиндажи и окопы, скрыли рыжие от ржавчины осколки. И только память человеческая о том, что в этой земле остались тысячи и тысячи наших соотечественников, не угасает.
В памятные дни щемит сердце у ветеранов. Нелегко забыть тех, с кем познакомила и разлучила война. И годы уже не те, и старые раны все чаще дают о себе знать, а вот память не подводит - по-прежнему хранит дорогие сердцу имена фронтовых друзей, километры пройденных дорог и названия городов и сёл, что довелось когда-то освобождать.
Это потом будут Бухенвальд и Освенцим, Курская дуга и Мамаев курган, Брестская крепость и Смоленское сражение. Это потом весь мир узнает о зверствах фашистов и подвиге русских солдат. Это потом…. А 22 июня тогда ещё единый Советский Союз на минуту замрет у чёрной тарелки радиоприёмника. Фраза, произнесённая звучным голосом Левитана, войдёт в мировую историю. «Сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких- либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну»
Одним из первых свидетелей попытки Гитлера поставить на колени могучую страну стал житель моего города, города Черногорска, Григорий Мозговой. 22 июня 1941 года он услышал гул немецких самолётов. Ранним утром над дубовой рощей, где стоял его учебный полк, низко, почти касаясь вершин столетних деревьев, прошли «юнкерсы». Вражеские самолеты направлялись в сторону Киева. Через десять минут на город полетели первые снаряды, а много позже мир будет ассоциировать начало Отечественной войны с известной песней: «Двадцать второго июня ровно в четыре часа…» Для моего земляка война началась десятью минутами раньше…
В ноябре 1940 года ему пришла повестка из Дома обороны - так тогда назывался военкомат. Все призывавшиеся были направлены на Украину, в Житомир. Служба давалась сибиряку легко, сказывалась привычка к тяжёлому крестьянскому труду и жизненным лишениям. Он был наводчиком полкового миномёта и, как игрушки, носил 16-килограммовые учебные снаряды.
А 18 июня 1941 года командир полка велел ему запастись боевыми. Предстоял ночной марш-бросок на запад Украины. Исполнительный солдат отважился уточнить: «Для учений - боевые?». «Такой приказ!» - ответил командир. Полк продвигался, отрабатывая атаки. В ночь на 22 июня Григорий Мозговой был назначен начальником караула. На ночлег отряд остановился в дубовой роще. Ранним утром, без десяти четыре утра, караул услышал гул самолетов. Через несколько минут показались бомбардировщики, а потом «Мессершмидты». В глаза бросились чёрные кресты. Полк подняли по тревоге. Немцы открыли огонь, и двух товарищей ребята похоронили ещё за десять минут до официального начала войны.… Так для Григория Матвеевича началась Великая Отечественная война.
Более 65 лет назад убеленные сединами ветераны были ровесниками сегодняшних выпускников. Многие ушли на фронт сразу со школьной скамьи, едва стихли звуки последнего вальса выпускного бала. Война перевернула жизнь целого поколения, которому казавшийся лишним школьный предмет о премудростях военного дела пришлось осваивать на практике.
Для вчерашних солдат война всё ещё не закончилась. Каждая ночь кинолентой раскручивает пред ними сотни пыльных военных дорог. Каждая пожелтевшая фотография возвращает им имена потерянных друзей. Каждая памятная дата наполняет болью их сердца. Они передадут эту боль своим внукам, которые знают о событиях Великой Отечественной лишь по рассказам ветеранов и старым фильмам.
О подвиге солдат Великой войны сложены стихи и песни, написаны романы и повести. И только современные школьные учебники отечественной истории отводят теме победы русского народа в битве с иноземными захватчиками всего несколько страниц. Подрастающее поколение обучают компьютерным технологиям и высшей математике, упуская, видимо, какую-то очень важную составляющую образовательного процесса.
Это не голословное утверждение! Мы с одноклассниками провели опрос, что же знают сегодняшние школьники о событиях 65-летеней давности. И если 9Мая тинэйджеры ещё помнят, то 22 июня трактуют по-своему.… А ведь несколько десятков лет назад их ровесники гордились званием «сын полка», убегали на фронт и помогали партизанам…
Когда гремят над Россией мирные грозы и падают на землю тёплые дожди, потоки воды вымывают из земли памятные кусочки ржавой стали. Каждый из них грудью приняли тысячи тысяч живых, дорогих, любимых. Тех, кому мы, такие благополучные, гламурные сегодня, обязаны жизнью. Тех, кому мы обязаны вот этим незнанием страшного слова «война».
Мой маленький город дал стране восемь Героев Советского Союза, а память об этих людях увековечена в названиях городских улиц. Все мы знаем проспект им.В. Тихонова, улицы Н.Москалёва, П.Рубанова, А.Сибирякова, В.Богданова, Т.Яковлева, Н.Янкова,
М. Орлова. Три черногорца полные кавалеры Ордена Славы - это М.Ауходеев, Г.Жульмин, А.Ветчинкин.
В годы войны мой Черногорск – это глубокий тыл, угольный «склад» для военных заводов, это Бирмская военная авиационная школа пилотов, в которой для фронта было подготовлено 1502 военных лётчика. Семеро из них были удостоены звезды Героя, а лётчик- инструктор Кирилл Евстигнеев - дважды.
9Мая.… В это день несколько поколений россиян, родившихся в мирное время, вместе с теми, кому пришлось пройти через пламень войны, в немом поклоне склоняют головы.…Склоняют головы.… Во имя мира на Земле. В память о погибших солдатах и офицерах. В надежде на то, что будущее будет светлым и радостным!
-
Слава тебе, русский солдат! Вечная Слава в веках!
Автор: Апанасов Александр,15лет, Россия, Республика Хакасия, г. Черногорск, МОУ «Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы.
Слава тебе, русский солдат!
Идут года,
Минуют даты…
Взрослеют внуки,
Уж в годах сыны.
Стареют бывшие
Солдаты
Той страшной,
Праведной войны…
Труден и опасен путь воина советской армии к Победе! Война не выбирает: связист ты или пехотинец, артиллерист или разведчик- каждый может погибнуть в любой момент. Но у советской армии была цель- освобождение Родины, и она выполнила эту миссию.
Во Второй мировой войне Родину отстояли простые люди, не обязательно герои, имя которым «русский народ». Несмотря на лишения и опасности, они не сдавались и они победили. Своей смелостью, героизмом и мужеством советский народ победил фашистов.
Хочется мне рассказать об участнике этой войны, сибиряке Углеве Якове Фёдоровиче и его однополчанах, готовых пожертвовать собственной жизнью ради спасения Родине.
Начало войны.
Великая Отечественная война для Советского Союза началась 22 июня 1941 года. Вторгшиеся в пределы СССР немецко- фашистские войска развернули широкомасштабные боевые действия и стремительно продвигались в глубь страны. Прекрасно вооружённая армия противника, используя неожиданное нападение, стремилась захватить государство за очень короткие сроки. Совершенно неготовая к нападению наша армия понесла существенный урон в течение первых дней войны. Тогда стало понятно, что без всеобщей мобилизации остановить агрессора будет невозможно.
Углев Яков Фёдорович родился в деревне Быскар в 1924 году, окончил 7 классов Балыкской средней школы Краснотуранского района 19июня 1941 года. А через 3 дня началась война (ему было 17 лет). Все мальчишки отправились в райцентр для добровольческого вступления в армию. Но военкомат отверг их предложение и отправил по домам. 28 августа 1941 года Яков Фёдорович отправился на фронт добровольцем. Через город Абакан его и других новобранцев переправили в город Барнаул, где после длительной военной подготовки (с октября 1941 по сентябрь 1942 года) они отправились на фронт. Из этих новобранцев был сформирован 154 артиллерийский полк, где Яков Фёдорович был наводчиком 122-х миллиметрового стрелкового орудия. В октябре 1942 года по железной дороге полк перебросили на помощь защитникам Сталинграда.
Сталинград мужественно отстаивали в течение трёх месяцев (велась оборонительная операция города с 17июля по 18 ноября 1942 года). Противник поставил перед собой задачу - взять Сталинград любой ценой. Прибыв на станцию Гумрак (12 км от Волгоградского тракторного завода), принялись разгружать состав, на котором прибыли. Но налетевшая немецкая авиация подвергла станцию бомбёжке, в результате чего 154 артиллерийский полк был почти полностью уничтожен. После этого раненых солдат эвакуировали в тыл.
Углева Якова ранило в левую руку, и после госпиталя он попал в Челябинск, в Чербакульские учебные лагеря. Сталинский Учебный Лагерь (далее СУАЛ) готовил младших командиров. Там ему исполнилось 18 лет. В лагере они занимались военной переподготовкой. В это время ввели новую форму: сама амуниция почти не изменилась, но ее дополнили погоны и петлицы. Примечательно был то, что старые бойцы отказывались принимать нововведенную систему погон, срывая их с формы: « За что мы били белопогонников, чтобы на нас их погоны навешали». Но потом все с этим смирились и, несмотря на оставшееся негативное отношение к нововведению, стали их носить.
Из всего пребывания в лагере запомнилась больше всего ночь на 23 февраля 1943 года: курсанта Углева назначили часовым. Он должен был охранять склад с амуницией до прихода смены. На улице стоял сорокаградусный мороз, склад был на отшибе и заперт, а у бойца была фуфайка, шинель и винтовка с тремя магазинами (в каждом по 5 патронов). Дежурство прошло без всяких инцидентов, хотя смена задержалась. Позже часовой почувствовал, что замерзает, и для согревания начал бегать вокруг складов. Один склад был 50 метров в длину, и последовательно их стояло 3 здания. Дежурство уже давно закончилось. Солдат замерзал, и начал стрелять в воздух. Никто не отозвался на выстрелы. Курсант чувствовал, что замерзает, но оставить пост он даже не думал. Ближе к утру в лагере спохватились и послали замену. Приехавшие бойцы нашли полузамерзшего часового и отвезли его в госпиталь. Там он пролежал несколько дней с отмороженными ногами, а его начальнику был сделан выговор. На дальнейшей учебе это не сказалось, но оставило неизгладимое впечатление на всю жизнь.
Спустя пять месяцев со дня прибытия в СУАЛ, Углеву Якову Фёдоровичу было присвоено звание сержант, и его направили в 123 артиллерийский полк, где он управлял огнём 152-х миллиметровой пушки. Полк был причислен к Резерву Главнокомандующего и переброшен к Сталинграду. Сам полк был дислоцирован 18 км от Сталинграда, и состоял из трёх дивизионов, а каждый дивизион состоял из трёх батарей. Командиру взвода управления (начальник разведывательного дивизиона) были подчинены три отделения связи, отделение радистов, разведчиков топографов- разведчиков, взвод боепитания; Углев был назначен его помощником.
Освобождение территории СССР.
С июля 1942 года немецко-фашистские войска пытались взять Сталинград, но к ноябрю советские войска уже разработали план наступательной операции (с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года). Его суть заключалась в том, чтобы совершить удары с плацдармов на Дону и разгромить войска, прикрывавшие фланги ударной группировки противника. Далее развивать наступления по сходящим направлениям на Калач, Советский, окружить и уничтожить его главные силы, находившиеся непосредственно около Сталинграда. К началу операции советские войска сосредоточили Юго-Западного (1-я гвардия, 21-я армия, 5-я танковая армия и позже 2-я, воздушная армия; генерал- лейтенанта Н.Ф.Ватутина), Донского (65-я,24-я,66-я армии 16-я воздушная армия; генерал-лейтенанта К.К.Рокосовского) и Сталинградского (62-я, 64-я, 57-я,51-я, 28-я армии,8-я воздушная армия; генерал-полковник А.И.Еременко) фронтов - всего 1103 тысячи человек, 155000 орудий и миномётов, 1463 танка и самоходных артиллерийских установки,1350 боевых самолётов. Им противостояли 8-я итальянская армия, 3-я румынская , немецко- фашистские 6-я полевая и 4-я танковая армии, румынская 4-я армия группы «Б» (генерал- полковник М.Вейхс), насчитывавшие свыше 1011,5 тысяч человек, 10290 орудий и минометов, 675 танков и штурмовых орудий, 1216 боевых самолётов.
Контрнаступательная операция началась 19 ноября 1942 года ударами войск Юго - Западной и 65-й армией Донского фронта, позже стали подключаться остальные группировки советских войск. 23 ноября подвижные соединения Юго-Западного и Сталинградского фронтов встретились в районе Калач, Советский и завершили окружение 6-й армии и части 4-й танковой армии противника (22 дивизии и свыше 160 отдельных частей 330 тысяч человек). К 30 ноября советские войска сжали кольцо окружения, но уничтожить вражескую армию сразу не удалось (операция «Кольцо»). Немецко-фашистское командование предприняло несколько попыток прорыва окружения, но их войска были отброшены на 150-200 километров, что составило угрозу уничтожения окружённым частям противника. Вражеская группировка была рассечена на две части, и 31 января 1943 года прекратила сопротивление южная группировка войск 6-й армии во главе с генерал-фельдмаршалом Ф.Паулюсом, а 2 февраля 1944 года капитулировала северная. В плену оказалось более 91 тысячи солдат и офицеров противника.
Победа под Сталинградом была переломным моментом во Второй Мировой войне для СССР. 22 декабря была учреждена медаль «За оборону Сталинграда», ею было награждено свыше700тысяч участников битвы, а Сталинград получил звание города- героя. 123 артиллерийский полк простоял под Сталинградом ещё до половины октября, а затем его перебросили на Киевский фронт.
Началась Киевская наступательная операция (1943года), задачей которой был разгром группировки немецко-фашистских войск в районе Киева и освобождение столицы Украины. Она была проведена 3-13 ноября войсками 1-го Украинского фронта: началась битва за Днепр. В сражениях участвовали 13-я, 60-я, 38-я, 40-я, 27-я, 47-я армии, з-я гвардейская танковая армия, 2-я воздушная армия под командованием генерала армии Н.Ф.Ватунина.
После ожесточённых боёв, в конце 1943 года, советские войска захватили плацдарм на правом берегу Днепра севернее и южнее Киева, дважды (с 12по 15 и с 21 по 23 октября).
На северном (Лютежском) плацдарме и оказался 123 артиллерийский полк, в котором воевал Углев Яков Фёдорович. Переправа через Днепр была очень сложной: переход реки затруднялся тем, что в воздухе проходил бой самолётов (около 200 с одной и 200 с другой стороны). Яков Фёдорович вспоминает, что Днепр переходили, почти не замочив ног, настолько было много трупов. С захватом стратегического плацдарма на Днепре были созданы условия для наступления в Белоруссии, полного освобождения Правобережной Украины и развития успешного наступления на западном и юго- западном направлениях. Первым делом рассчитывалось предпринять наступление, с целью овладения Киевом, с южного (Букринского) плацдарма, вспомогательный с северного (Лютежского) плацдарма. Провести наступление с Букринского плацдарма не удалось, потому что противник сконцентрировал там значительные силы (10 дивизий: 5 танковых и моторизованных). В ставке Верховного Главнокомандующего было принято решение о проведении наступления с Лютежского плацдарма. Сюда были передислоцированы 3-я гвардейская танковая армия, 23-й стрелковый корпус, 7-й артиллерийский корпус прорыва и другие соединения и части. 3 ноября танковая армия вышла к шоссе Киев-Житомир и перерезала ее. Киев был подвержен часовой артиллерийской подготовке, после чего начался штурм. Командование немецко-фашистских войск, опасаясь окружения войск, находящихся в Киеве, начало поспешно выводить их. К утру 6 ноября столица Украины была освобождена.
После штурма Киева 123 артиллерийский полк был приписан генералу армии Н.Ф. Ватутину.
Преследуя отступающего противника, советские войска 7 ноября освободили Фастов. Следующим населенным пунктом была Белая Церковь (районный центр Киевской области УССР), оккупированная немецко-фашистскими войсками в начале войны. Захватчики уничтожили около 10 тысяч жителей и около 20 тысяч советских военнопленных, отправили на работы в Германию 3 тысячи жителей города. Белая Церковь освобождена 4 января 1943-1944 года в ходе Житомирско-Бердычевской операции.
В конце февраля, после непродолжительных боев противник был вытеснен из Винницы - областного центра УССР. В городе находились заводы химической, пищевой и легковой промышленности. Город оставил яркое впечатление в памяти освободителей: в небольшой спиртзавод попал снаряд, и пробил котел с патокой. Оставляя город, бойцы наблюдали, как по улицам текли ручьи сладкой патоки.
В начале ноября, двигаясь на север, взяли Бердичев. Житомир взяли ходом 13 ноября, в наступление перешла 13-я армия, противник продолжал отступать.
Оставили фашисты и Корыстынь, отступая к Польше. По испорченным немцами железнодорожным путям дошли до Сарн, где войска пополнялись и переформировывались. Н.Ф. Ватутин был тяжело ранен и вскоре скончался, его сменил генерал армии Рокоссовский.
Яков Федорович отзывается о Рокоссовском как о волевом и умеренном военноначальнике. Он видел его всего два раза: первый - под Варшавой, а второй - при форсировании Одера.
После назначения Рокоссовского 123 артиллерийский полк был ликвидирован, и из остатков нескольких полков сформировали 148-ю артиллерийскую бригаду. Первый Украинский фронт был переименован в Первый Белоруссии. Углев был назначен командиром отделения Артразведки (корректировка и засечение вражеских огневых точек).
В ноябре 1943 года, после освобождения Сарн, в распоряжение к К.К. Рокоссовскому прибыло пополнение штрафников, осужденных за какие- либо преступления, но отправленных на фронт, на защиту Родины. Одним из них был рядовой отделения разведки Георгий Андреевич Морозов, находившийся в подчинении Якова Федоровича, проявивший на войне смелость и отвагу. Войска преследовали отступающего противника. Вечерело. Кругом лес. Г.А. Морозов был легко ранен. Опасность истечь кровью оставалась, и его отправили в санбат. Когда боец подошел к населенному пункту, где рота советских солдат отбивала наступление противника, превосходящего по численности, он принял командование ротой на себя, так как их командир был убит. Морозов приказал идти в атаку. Бойцы героически отразили удар, и сами перешли в контрнаступление. Морозов передал командование старшему по званию роты и попросил солдат показать, в какой стороне находится санбат. Идя в сумерках, он услышал немецкую речь и остановился. Впереди находился блиндаж. Выхватив гранату и приготовив автомат, Морозов спрыгнул в окоп и закричал: "Ложись!". Немцы разом упали на землю и не оказали сопротивления. Это были офицеры. Рядом лежали три больших полевых сумки с какими-то документами. Закинув сумки за плечо, Морозов новел пленных немцев в направлении советских войск. Метров через триста раздался голос часового: "Стой. Кто идет?" В ответ боец попросил о помощи в конвоировании пленных. Прибежали несколько солдат, забрали немцев и сумки, а раненного Морозова отвели в санбат. Через полтора месяца он был выписан из госпиталя и вернулся на службу. Скоро поступили документы о присвоении Георгию Андреевичу Морозову звезды "Героя Советского Союза" за захват важных сверхсекретных документов и повышение в звании до старшины.
Ковель немецко-фашистские войска не оставили: заняв круговую оборону, они приготовились к боям. Группировка наших войск с марта по июнь 1944 года вела бои. От Ковеля (примерно с километр) части 1-го Белорусского фронта с боями форсировали речку Турью (севернее впадает в Припять). 10 апреля неожиданной ночной атакой немцы потеснили переправившихся советских солдат колонной танков по Варшавскому шоссе.
148-я артиллерийская бригада перешла речку Турью и заняла деревню Бахово. Недалеко от деревни начальник разведки Спаршин и сержант Углев проводили разведку местности. Приближаясь к лесу, бойцы решили отдохнуть. Присели. Углев попросил прикурить у земляка (Спаршин был родом из Новосибирска), тот дал и сам прикурил. Почувствовав толчок сбоку, Яков Федорович спросил сослуживца, чего тот балует. Спутник стал оправдываться, но, услышав свист пули, закричал: "Снайпер!" Прижавшись к земле, они доползли до леска, где выяснилось, что на боку у сержанта пробит маскхалат, фуфайка и гимнастерка, но тело не задето. Придя в свою часть, капитан Свинцов сказал: "Ты счастливый, тебя всю войну не убьють!" Он был из Ивановских ткачей, с их особенной манерой говорить. На фронте их манеру говорить, в шутку, дразнили так: "Ползуть, ползуть, остановяться, попьють и опять ползуть". И капитан оказался прав - Яков Федорович выжил в самой жестокой войне 20 века.
Еще один случай произошел чуть позже. Наши войска дислоцировались недалеко от берега. Сержант Углев с начальником связи дивизиона старшим лейтенантом Коцетадзе возвращались из штаба, где проходило совещание. Они переправились на другой берег и направились в свой наблюдательный пункт- поселок Бахово. Углев нес мешок с сухим пайком в свое отделение. Поле, по которому они шли, было, им знакомо: днем раньше они рыли там окопы. Вдруг раздался шум мотора, и в небе появились два немецких самолета. Бойцы побежали к окопам. "Бежим к тому месту, там я рыл окоп буквой "Г", - прокричал Яков Федорович. В поле начали разрываться бомбы. Первым в укрытие попал старший лейтенант, за ним прыгнул Углев. Но он не попал в окоп, а повис на вставшем поперек окопа карабине. Коцетадзе заметил, что сверху что-то сыплется и, увидев положение сержанта, понял - сыпалась крупа. Осмотрев товарища, он обнаружил, что на спине Углева Я.Ф. осколком от снаряда был пробит мешок с провиантом и шинель, но сержант не пострадал. Добрались до лагеря без происшествий, а вскоре их бригаду направили в Брест. Впереди были Пинские болота, которые были непроходимы для тяжелой техники.
Технику тащили через болота, сооружая целые мосты из веток, досок, палок. Как-то на болоте завязался бой, в который были втянуты не только пехотинцы, но и артиллеристы. Заняв оборону за большой болотной кочкой, сержант Углев стал отстреливаться. Противник начал вести огонь из минометов, и одна из мин попала в ту самую кочку. Перед глазами Якова Федоровича за мгновение пронеслась вся жизнь. Он бросился бежать. Мина так и не взорвалась, попав в мягкую почву, но этот момент сержант запомнил на всю жизнь. Одолев противника, войска продолжали движение и за 14 суток пересекли болота, подойдя к Бресту.
Город Брест - областной центр в БССР, на правом берегу реки Мухавец, при впадении ее в реку Буг. 2 июля 1941 года Брест был оставлен защитниками города с боями и оккупирован немецко-фашистскими войсками. В ходе Люблин-Брестской операции в 1944 году советские войска окружили Брест и штурмом взяли город 28 июля. Штурм длился трое суток: после огневой подготовки артиллерией и авиацией, в ход пошли танки с десантом. В результате этой операции, за проявленный героизм и умение 148-й
артиллерийской бригаде присвоено звание Брестской. После штурма части отвели в поселок Враво-Русское, где бойцы отдыхали. Углев вспоминает, что в деревне после штурма он проспал сидя трое суток.
Освобождение Польши.
Река Буг - рубеж, после которого войска 1-го Белорусского фронта вели борьбу с немецко-фашистскими войсками на территории противника. Следуя за отступающими фашистами, советскими войсками был без боя занят населенный пункт Бяло-Подляско.
В начале декабря 1944 года, подходя ближе к Варшаве, немецкие войска стали переходить к обороне. В районе населенного пункта Тлущь была концентрация войск: малочисленные передовые советские отряды заняли линию обороны, немецко-фашистские войска тоже готовились к атаке. На нейтральную зону были отправлены разведчики-корректировщики: рядовой Морозов, связист Владимир Полтавец и сержант Яков Углев. Передвигаясь по полю, они заметили удобное место для наблюдения и корректировки огня: на бугре находилась большая воронка от взрыва. Заняв позицию, они стали наблюдать в стереотрубу за врагом. К вечеру Полтавец провел в воронку телефонную связь. Морозов отправился за едой, а Яков Федорович установил пулемет, снятый с танка, и 20-ти кратную стереотрубу. К вечеру противник начал артиллерийский обстрел, в ходе которого была повреждена связь со штабом. Сержант отправил связиста на устранение неполадки, а сам остался один в воронке. Через несколько минут ему показалось, что у противника происходит движение. Посмотрев в стереотрубу, Углев разглядел идущих в атаку солдат противника. Подпустив их на расстояние выстрела, Яков Углев начал вести беглый огонь из пулемета. Немцы залегли. Углев Я.Ф. сдерживал атаку противника в течение 30 минут. Наступление целой дивизии было сорвано одним человеком. Восстановив связь, Володя Полтавец застал сержанта за пулеметом, а рядом - 9 расстрелянных дисков с патронами (в одном диске помещалось до 150-ти патронов калибра 7,62). Трое суток после этой атаки, боец не мог уснуть, потому что только он закрывал глаза, перед ним вставали атакующие цепи немцев. За мужество и отвагу, проявленные в бою, сержант Углев был награжден медалью "За боевые заслуги".
Противник не намерен был так просто терять захваченные территории, и, закрепившись в столице Польши - Варшаве, занял оборону. Польские освободительные отряды попытались самостоятельно освободить Варшаву, которая была разделена рекой Висла на западную часть (Варшава) и восточную (Прага). Но войско поляков было рассеяно немецко-фашистскими войсками. Видя провал польских повстанцев, Рокоссовский отправляет на взятие "Праги" 12-ю Днепровскую флотилию моряков и отряды штрафников. Штурм был начат с артиллерийской подготовки, и к 3 сентября фашисты были из "Праги" выбиты.
В битве за Варшаву у разведчиков 148-й артиллерийской бригады было особое задание - корректировка огня. Первый раз в их распоряжение был предоставлен двухместный дирижабль. Подняв в воздух двух бойцов (сержанта Углева и капитана Салагубовского) на высоту 400 метров, они стали корректировать огонь своей батареи. В течение дня бойцы безошибочно определяли цели, а пушки, по их наводке, уничтожали их. Смена наводчиков проходила ежедневно, но следующий день после их дежурства был последним: немцы раскрыли уловку, и пулеметная очередь из самолета противника уничтожила дирижабль вместе с бойцами. Столица Польши была освобождена 15 декабря 1944 года. В ходе этой операции 1-й Белорусский фронт продвинулся на 500 км вглубь территории противника. Это была одна из крупнейших операций за всю Вторую мировую войну.
За храбрость, проявленную в боях за Варшаву, Углев Яков Федорович был награжден медалями "За боевые заслуги" и "За освобождение Варшавы".
Двигаясь на север, бой произошел у населенного пункта Насельск, где артиллерия так же отличилась. Далее наступление велось на Серотск, у реки Нарев. Был захвачен серотский плацдарм, на западном берегу реки. Противник предпринял контрнаступление, сконцентрировав там основные силы армии группы "Центр".
Готовясь к отражению атаки противника, 20 декабря бойцы 148-й артиллерийской бригады строили наблюдательный пункт. Доски были заимствованы с крыш ближайших домов. На крышу очередной многоэтажки было отправлено несколько человек, среди которых был и Яков Федорович Углев. Пролетавшие мимо самолеты противника заметили, что на крыше кто-то есть, и произвели бомбежку здания, после чего улетели. Из бойцов, находившихся на крыше, один погиб, других же завалило балками перекрытия крыши. Сержанту Углеву прижало балкой ноги, и он повис вниз головой. Сослуживцы бросились вытаскивать их, и через час раненые оказались в санбате. Пришедший на свидание с бойцами капитан гвардии Митин, поинтересовался здоровьем сержанта у врачей, но недовольный результатом осмотра бойца, он утащил его на спине в машину и отвез в бригадную санчасть, где Якову Федоровичу наложили гипс.
Из-за ранения сержант Углев не попал в город Бельск, взятый штурмом советскими войсками в декабре 1944 года. В городе стоял спиртовый завод, сыгравший роковую роль в жизни 20 тысяч солдат генерала армии Рокоссовского. Обнаружив, что спирт является техническим, командование выставило возле спиртзавода часовых.
В ходе освободительной операции в Польше 148-я артиллерийская бригада участвовала в освобождении двух концентрационных лагерей.
12 января 1944 года 1-й Белорусский фронт был переименован во 2-й Белорусский фронт.
Форсировав Вислу, советские войска в феврале 1945 года подошли к городу Торунь, у которого сосредоточилась крупная группировка противника (около 22 тысяч немцев). В ходе контрудара противник потеснил наши войска: в окружение попали 3 воинские части (2 артиллерийские и 1 зенитная). Первое кольцо состояло из окруженных советских солдат, второе - фашистские части, третье - окружившие их части 2-го Белорусского фронта. Осада длилась неделю, в течение которой и было ликвидировано кольцо противника.
Яков Федорович вспоминает: попав в окружение противника, их часть решила не оставлять врагу четыре орудия. Дерзкой вылазкой сержант Никитин с водителем, подобравшись к пушкам, вытащили из них затворы и вернулись обратно. Группировка противника была ликвидирована, командование наградило Никитина орденом Ленина за находчивость.
Боевые действия на территории Германии.
Весной 1945 года советские войска успешно проводили Восточно-Прусскую операцию. Противник частью войск группы "Висла" удерживал восточную Померанию (владения Германии на севере Польши) и готовил удар по правому крылу войск 1-го Белорусского фронта. 8-го февраля Ставка Верховного Главнокомандующего, учитывая создавшуюся обстановку, освободила 2-й Белорусский фронт от дальнейшего участия в Восточно-Прусской операции 1945 года и поставила задачу разгромить восточно-померанскую группировку противника, овладеть восточной Померанией и очистить побережье Балтийского моря от Данцига (Гданьска) до Померанской бухты.
Ведя наступление, 28 марта войска заняли Гдыню (севернее Данцига). Следуя на юг, штурмом взяли Сопат, где сержант Углев видел "фабрику Коха". Она представляла собой жуткую картину: на верхних этажах большого здания располагался госпиталь для военнопленных, а в подвальных помещениях располагались огромные резервуары с расчлененными трупами советских солдат, из которых варили мыло.
Далее войска с боями подошли к центру Померании - Данцигу. После длительного штурма Данциг был взят 30 марта 1945 года. Здесь артиллерия так же приняла активное участие в штурме города. Затем ее направили дальше, оставив крупные силы на уничтожение оставшихся частей врага. Прижатая к морю, группировка противника в районе восточнее Гданьска капитулировала 9 мая.
После штурма Данцига, 148-ю бригаду перебросили на юго-запад, где советские войска готовились к штурму населенного пункта Хойнице. Намечалось крупное сражение между частью армии группы "Висла" и силами 2-го Белорусского фронта. После продолжительного артиллерийского обстрела начался штурм, в ходе которого в город вошли советские войска и вытеснили противника.
В апреле 1945 года в Восточной Пруссии советские войска вели наступление, противник начал поспешно отступать. Советские войска следовали за противником на транспорте и пешком, они проходили большие расстояния за короткое время. Во время одного из таких бросков машина с бойцами из 148-й артиллерийской бригады под командованием старшего лейтенанта Бортняка попала в засаду. Отстреливаясь, бойцы покинули машину и заняли круговую оборону. В этот момент был ранен в обе ноги радист Николай Сущенко. Бортняк приказал сержанту Углеву отступить с раненым первым. Взвалив радиста себе на спину, Яков Федорович пополз. Вдруг перед ними появился здоровый немец, взявший на прицел бойцов. Но только он произнес: "Хэндэ-хох!", как был уложен сержантом Адьюковым. Так и выбирались - вместе!
Вскоре противник отступил, а бригада потерь не понесла. Был ещё такой случай: во время остановки 148-й артиллерийской бригады сержанту Якову Углеву удалось взять в плен в одиночку семерых солдат противника. Было это так: по дороге шли немцы. Яков Федорович крикнул: "Хэндэ-хох!", враги побросали на землю оружие и сдались. Под жестким контролем пленные были конвоированы в лагерь.
Следующим пунктом крупного сражении должен был стать Штеттин (ныне Шецин), но впереди находилась водная преграда - Одер. У противника была более выгодная стратегическая позиция: город находился на возвышенности западного берега реки. Противник вел обстрел прямой наводкой из зенитных орудий по противоположной стороне реки. Как только начинали шевелиться камыши, противник открывал огонь. Потери со стороны советских солдат были большие. Несмотря на это, город был взят в 20-х числах апреля. Углев вспоминает, что в городе он видел шлагбаум с надписью "До Берлина 120 км".
После взятия нашими войсками Берлина в кольцо немецко-фашистские войска начали беспорядочное отступление по всем участкам фронта. От Штеттина 2-й Белорусский фронт преследовал противника вглубь страны севернее Берлина. В первых числах мая 1945 года были заняты Принцлау и Варен.
9мая 1945 года произошло знаменитое событие - фашистская Германия капитулировала. В этот же день закончила боевые действия и 148-я артиллерийская бригада: в районе города Шверии войска под командованием Рокоссовского встретились с американцами. Яков Федорович рассказывает, что американские солдаты очень хотели получить что-то на память, поэтому на сувениры давали даже спичечные коробки. Там 148-я бригада дислоцировалась до конца мая.
10 июня были расформированы 1-й и 2-й Белорусские фронты, их управление частично реорганизовано в управление Группы советских войск в Германии и управление Северной группы войск. Так Яков Федорович остался служить в Германии, так как война не засчитывалась за прохождение службы в армии. Берлин оставил у бойца мрачное впечатление: узкие улицы были разрушены. Видел Яков и знаменитые Бранденбургские ворота. Дивизион дислоцировали в 30-ти километрах от столицы Германии, в Потсдаме. Поселили их в казармах Геринга, где они и проходили службу.
Яков Федорович вспоминает, что они отвечали за охрану Потсдамской Конференции (Берлинской конференции), проходившей с 17 июля по 2 августа 1946 года. Их часть (дивизион) располагалась у дворца Целилиенхоф и лично следила за въезжавшими и выезжавшими машинами дипломатов стран, участвующих в конференции.
Только в апреле 1947 года сержант Углев Яков Федорович был комиссован и отравлен на родину. В апреле он возвращался домой через Ратенов, Варшаву, Вильнюс, Москву, Киров. Из Новосибирска через Ачинск приехал домой в Быскар…
Послесловие.
Яков Фёдорович Углев… Русский солдат, каких было на той страшной войне миллионы… Яков внёс свой значимый вклад в общее дело! Он защищал своё Отечество! Он был помощником Бога войны- артиллерии, а точнее - её глазами!
Пусть его слава и слава всех защитников Отечества хранится в нашей памяти, ведь они отстояли нашу Родину!
Память… Она не старится с годами… И что ни год, становится острей!
Пусть будет громко
Назван каждый воин,
Чтобы узнали поимённо их.
А то, что каждый памяти достоин,
Сомнений у Отчизны никаких!
Слава тебе, русский солдат! Вечная Слава в веках!
P.S. Основной материал этой работы был взят не из книг или газетных статей, а записан, основываясь на рассказах Углева Якова Федоровича. Хотя он был активным участником событий 1942-1947 годов, он не очень любит рассказывать о себе, а все больше говорит о товарищах и однополчанах. Но, учитывая его преклонный возраст, в работе могут присутствовать незначительные неточности.
Помимо воспоминаний ветерана при написании данной работы была использована энциклопедия "Великая Отечественная война 1941-1945" издательства "Советская энциклопедия", Москва, 1985 год, под редакцией М.М. Козлова.
-
Медсестра Катюша.
Автор: Пожидаева Екатерина,13лет, Россия, Республика Хакасия, г. Черногорск, МОУ «Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы
Медсестра Катюша.
В суете будней мы часто забываем и не видим, что удивительное рядом. Жизнь не такая серая, как нам порой кажется. Стоит только внимательнее взглянуть на мир и можно заметить, какие интересные люди с необыкновенными судьбами нас окружают. Их жизненный опыт, знания не только сообщают крепость и мудрость, но и предостерегают нас от ошибок в будущем.
Нередко такими сильными, крепкими, мудрыми бывают женщины.
Русская женщина не только « коня на скаку остановит, в горящую избу
войдет», но и без страха сядет за штурвал самолета и встанет на капитанский мостик корабля, поведет комбайн по безбрежным нивам и полям, спустится в шахту и полетит в космос.
В тяжкую пору военного лихолетия русские женщины заменили своих мужей, отцов и братьев, встав на их место возле станков и конвейеров, работая сутками без сна и отдыха в полуголодном состоянии, тем самым
приближая победу над лютым врагом. Сотни тысяч женщин воевали, бок о \
бок с мужчинами на самом фронте, на передовой и в партизанских отрядах.
Одной из первых добровольно ушла на фронт жительница Краснотуранского района, села Галактионова Таркина Екатерина Филипповна. Было ей в ту пору девятнадцать лет. Выросла Катюша в многодетной крестьянской семье, где кроме неё было еще шестеро братьев и сестра.
С начала войны в Черногорске открылись курсы по подготовке медсестер, на которые поступила юная девушка. В то же время в Сибири была сформирована 309 стрелковая дивизия и отправлена на Первый Украинский фронт. Катерина была зачислена в артиллерийский полк этой дивизии.
Свое первое боевое крещение девушка получила вблизи станции Лиски Воронежской области, сразу же по прибытии из далекой Сибири. «Получили
обмундирование, шинели, винтовки, противогазы, химпакеты, медикаменты, - рассказывает Екатерина Филипповна, с которой мне довелось недавно встретиться, - и сразу нас отправили на задание. Нам нужно было незаметно переплыть на другой берег реки, открыть огонь по фашистам и одновременно взорвать железнодорожный мост. Но немцы заметили наши замаскированные лодки и первыми начали стрельбу. С первых залпов орудий появлялись раненые. Наши вернулись назад: кто на лодках, кто на бревнах, кто на плотах. В первом же бою погиб фельдшер Илья Поляков. Приходилось на себе вытаскивать раненых бойцов с поля боя. Чувство страха тогда совершенно отсутствовало, хотелось быстрее оказать первую посильную помощь, забинтовать раны, остановить кровь».
Немцы иногда были так близко, что они, санитары, боялись пошевелиться, спрятавшись за какой-нибудь кустик.
Позднее за освобождение города Пирятинска их дивизия получила орден Кутузова 1 степени и стала называться Краснознаменной Пирятинской дивизией, а медсестра Таркина Екатерина была удостоена ордена Красной Звезды.
Храбро и доблестно сражалась Катюша, как ласково называли ее бойцы, на полях сражения. После очередного боя была небольшая передышка на невысокой горке. Внизу бежал ручей. Катя взяла фляжку, спустилась вниз, набрала водички для умирающего бойца, но на обратном пути немцы открыли огонь... Катерина была тяжело ранена в обе ноги и в голову. Произошло это в 1944 году на Щучъенском плацдарме.
Потом был госпиталь на Урале и возвращение домой. Остановилась Екатерина Филипповна у сестры в Черногорске.
Родина высоко оценила ее боевые заслуги и наградила Орденом Отечественной войны 1 степени. Орденом Жукова и несколькими медалями.
Бережно хранит 80-летняя старушка, сгорбившаяся под тяжестью лет, свои награды, вспоминая пройденный военный путь. Показывая пожелтевшие от времени фотографии, она волнуется, как школьница, отвечая на мои вопросы. Глядя на хрупкую девушку маленького роста, на снимках ее молодости, трудно представить, как могла она переносить десятки и сотни раненых на своих плечах. Какая сила направляла и вдохновляла ее на борьбу с врагом? Их, молодых девчонок и мальчишек, переполняла любовь к своей Родине, бесконечное чувство патриотизма и гордости за Русскую землю.
Но не только воинский подвиг совершила Екатерина Филипповна. Вся ее жизнь- это подвиг. Будучи инвалидом 1 группы, они с мужем Дорофеем Васильевичем вырастили трех сыновей и трех дочерей. Дали им образование, вывели в люди. Сейчас у них шесть внуков и два правнука.
Самое тяжкое горе постигло Екатерину Филипповну, как она говорит со слезами на глазах, когда погибла старшая дочь. Материнское сердце не может забыть эту утрату.
На жизнь старушка не жалуется. Пенсии хватает. «Внуки и дети не забывают. Местные власти и Совет ветеранов помогают с углем, провели телефон в дом».
В былые времена ездила Екатерина на встречу с однополчанами в Москву, Киев и в город Пирятинск. А недавно ее приглашали в городской музей на празднование 60-летия Пирятинской дивизии, почетным членом которой она стала. Не могла она станцевать свой военный вальс, но в круг встала вместе с однополчанами.
Одно беспокоит Екатерину Филипповну - теряется связь между поколениями. Все меньше остается в живых ветеранов минувшей войны, все реже они встречаются со школьниками, передавая им свой жизненный опыт и мудрость. Раньше за каждой школой были закреплены конкретные участники войны. Их приглашали на пионерские сборы, тимуровцы помогали по хозяйству, поздравляли с праздниками.
Но не только физическая помощь нужна этой старой женщине, ей дорого человеческое общение и благодарность за ее ратный труд во имя Родины.
Я с уважением смотрю на Екатерину Филипповну и думаю о том, что эта маленькая хрупкая женщина прошла очень сложный жизненный путь, измерить который нельзя суммой прожитых лет. Да и разве возраст тот критерий, что даст нам ответ. Жизнь дается нам только один раз. И поэтому важно не то, сколько ты прожил лет, а как ты их прожил.
Жизненный путь Таркиной Екатерины Филипповны - это яркий пример для молодого поколения, как нужно любить и гордиться нашей Россией, быть ее патриотом.
Может, стоит задуматься над словами мудрого человека и возродить добрые старые традиции.
Ведь очень валено замечать таких людей не только в праздники, но и в будни, чтобы больше было оптимизма и веры в лучшее будущее, и жизнь была бы не такой скучной и унылой.
P.S. Пока готовился этот материал, Таркиной Екатерины Филипповны не стало… Память о ней навечно останется в наших сердцах…
-
ОТЕЦ СЕРГЕЯ МИРОНОВА
ОТЕЦ СЕРГЕЯ МИРОНОВА
Деревня с ласковым названием «Полоска»: теплый воздух, напоенный ароматами луговых трав, жужжание слепней, веселая возня ребятишек во дворах, ленивое мычание коров на выгоне, оглушительная, непривычная для городского жителя тишина природы… Сколько историй русских семей начиналось вот с таких нехитрых штрихов?
Сегодня мы расскажем о судьбе Михаила Емельяновича Миронова, родом из Полоски. Во время Великой Отечественной войны он воевал на Ленинградском фронте и был награжден орденом Красной звезды, медалью «За отвагу!». Это отец Сергея Миронова, Лидера Политической партии СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ.
Миронов-сын не скрывает своих крестьянских корней, его как магнитом тянет туда, где началась история рода – на Смоленщину. Эта земля – помните? – вырастила и знаменитого русского солдата-балагура Василия Тёркина!
«Когда по телевизору показывали советские фильмы про войну, отец его выключал и коротко говорил: "Это неправда", – вспоминает Сергей Михайлович о волевом, честном человеке, своем отце. – На праздники я помню его в парадном мундире с медалями: настоящий фронтовик-победитель!»
Неслучайно музыкальный подарок ветеранам и блокадникам ко Дню Победы – песню «Темная ночь» в своем исполнении – Сергей Михайлович посвятил отцу и его судьбе, которая так похожа на судьбы миллионов советских воинов и тем более близка и дорога! (Песню и видеоряд к ней, основанный на кадрах военной кинохроники, можно найти на сайтах: www.mironov.ru и www.spb.mironov.ru).
Но перенесемся в самое начало этой истории: деревня Полоска, прошлый век.
Судьба – индейка, а жизнь – копейка! (Пословица)
«Мой дед сколотил крепкое хозяйство, вырастил восьмерых детей. Дом, возведенный его руками, сохранился до сих пор, там сейчас школа – рассказывает Сергей Миронов. – К 30-м годам в хозяйстве было две лошади, четыре коровы, множество овец, а кур, как говорил отец, "просто несчитано"».
Домочадцы работали с утра до ночи и никогда не нанимали батраков. Однако советская власть записала их в "кулаки", в 1934 году выселила из дома, отобрала всю скотину, кузницу – и семья переехала в сарай на околице деревни. Дед пошел работать дровосеком, заготавливать дрова на всю деревню.
В одну осеннюю ночь 1937 года, когда, видимо, нужно было выполнить план по ликвидации "врагов народа", за дедом пришли. Увезли из деревни на "воронкЕ" и вскоре расстреляли вместе с другими на опушке Семичёвского бора. Там сейчас стоит поклонный крест – в память о репрессированных.
«Отец был самым младшим ребенком, – делится Сергей Миронов. – Когда семью "раскулачили", он отправился учиться в Тулу. В 1940-м поступил на службу в Красную армию, и Великую Отечественную встретил уже кадровым военным. После войны отец остался на сверхсрочную службу в Пушкинском военном училище и создал семью. Сначала родилась сестра Марина, а в 1953-м – я».
Рассказ односельчанки
Благодаря рассказу односельчанки отца Сергея Миронова,*88-летней Дарьи Акимовны, мы можем ощутить особенную атмосферу сельской жизни еще до «раскулачивания».
«Деревня наша около реки Межа была красивая: сто двадцать домов, не меньше! – неторопливо начинает пожилая женщина. – С Михаилом Мироновым я в школу вместе ходила (он в четвертый класс, я – в первый). Мы были «переростки», т.к. школу у нас открыли поздно. Парты стояли в одной хате, там мы все и учились: старшие с младшими. Бывало, Миша меня допекал: щипался при первом удобном случае, дразнил! А я или засмеюсь, или крикну. Ну и попадало ему от учительницы. А на улицу выйдем – он меня в снег закопает – и опять ему попадет. Учительница у нас была очень строгая, с указкой. Если что не так – сразу шлепала по лбу!»
Бабушка Дарья поведала о своих детских «яблочных похождениях» в саду Мироновых (даром, что свой сад тоже имелся): «На нас, маленьких, были надеты холщовые рубахи без пояса, а под ними ничего не было... И дед Сережи Миронова нас застукал! Мы – бежать! А яблоки-то в подол набраны: вот так с поднятым подолом и бежали! Когда про то узнал мой отец, мне, конечно, попало: с этим было очень строго». 11 ребятишек – братьев и сестричек Даши – просто не могли сидеть сложа руки, не проказничая! Шустрая девочка обожала танцевать белорусскую польку, вальс, когда ходила вместе со старшими в сельский клуб, пела песни и чуть было не уехала в район, да свои «не отпустили талант».
Любопытные детали мы узнаем о праздниках той деревни: «К Рождеству зажаривали по пять-семь поросят и три дня гуляли, пили самогонку. Полный дом народу собирался, спали прямо на полу, на соломе. На масленицу уже в другую деревню отправлялись к родственникам... А советские праздники в то время не отмечали. Вот довоенные выборы первые были у нас как праздник! Шел мокрый снег, а я в лаптях поехала на лошади в соседнюю деревню – голосовать».
У семей Михаила Миронова и Дарьи были превосходные хозяйства. Дарья Акимовна беззастенчиво признается: «Вот недавно одну ферму показывали по телевизору, так я б того хозяина убила! На коровах – грязь налипшая. А наши коровы были как игрушки, чистенькие! И коровы были, и овцы, и лошади. Кстати, молодых лошадей доверяли объезжать именно мне. Из техники у нас имелся плуг, цеп, а у деда Сергея Миронова появилась первая на деревне веялка. А еще мы собирали грибы и ягоды, выращивали мак (сейчас-то это запрещено): если протолочь его в ступе и просеять через сито, можно было испечь отличные блины!».
А о коллективизации в 33-м году наша рассказчица отозвалась грустно: «Отобрали все хозяйство и вымеряли землицу: ляжешь поперёк – ноги на дороге, ляжешь вдоль – на соседской меже, а голова в сарае. А семья большая, жить где-то надо!..»
«Не гляди, что на груди, а гляди, что впереди!» («Василий Теркин»)
Сергей Миронов заметил, что его отец, как и многие фронтовики, не любил говорить о войне и не выносил ее идеализированного образа в советских фильмах. А свои медали называл «железом». Об этом рассказывает и Сергей Левичев, выросший в городе Пушкине в одном доме с Сережей Мироновым: «Сверхсрочник, ветеран войны дядя Миша так отзывался о своих медалях потому что, во-первых, парадный мундир с наградами очень много весил, а во-вторых, медали зачастую выписывались по канцелярской линии, и многие настоящие подвиги солдат оставались никому не известными!» Только незадолго до своей смерти в 1979 году Михаил Миронов (после пары «стопочек») со смехом поделился историей своей боевой медали "За отвагу".
Дело было на Ленинградском фронте зимой. Наши стояли позиционным фронтом с немцами друг напротив друга на расстоянии нескольких сот метров. Каждую ночь на нейтральную полосу полз русский наблюдатель и сменял в заснеженном окопе того, кто уже целые сутки там сидел рядом с полевым телефоном: в случае чего нужно было предупредить своих о внезапной атаке врага. И вот настала очередь Михаила Миронова.
Лишь только стемнело, он пополз к тому окопу, сменил дрожащего от холода бойца и устроился на дежурство. До рассвета уже оставалось недалеко, как вдруг он услышал какой-то шорох. Выглянув из окопа, увидел, что вместо танков идёт цепь немцев в белых маскировочных халатах. И самое ужасное: они уже приближались! Отец схватил трубку телефона, крутанул (звук зуммера прозвучал довольно громко) и начал шептать в трубку: "Немцы! Немцы!" А на том конце провода громкий голос прокричал: "Мать твою так, говори, как следует – чего ты там шепчешь?!" Миронов прижал трубку варежкой, боясь, что услышат немцы. К счастью, на наших позициях поняли! В небо полетели ракеты, и русские бросились в контратаку. Хотя, по-видимому, немцы просто проводили разведку и не думали наступать. Вот за этот случай отец и был представлен к медали "За отвагу".
Земля в слезах
Что происходило тем временем в родной дер. Полоске? С начала войны Дарья на санях перевозила раненых (в каждой хате их набиралось по 5-7 человек) в палаточный лагерь за 23 километра на медлительной кобыле Пульке. А с 1941-го года фашисты хлынули в саму деревню. «Карательные отряды расстреливали людей. На двух моих дядей кто-то донёс: «Коммунисты!», и уже утром их отвели на речку. Они и могилу себе сами копали. Я сама видела, как в них стреляли, куда пули входили... А потом соседи их закапывали. На всю жизнь запомнила…», – горько вздыхает наша собеседница.
У Михаила Миронова было три сестры, старшая Ефросинья была замужем, родила мальчика. И вот когда она кормила сына грудью, какой-то немец прострелил их обоих насквозь...
«Но бывало, и спасались люди. Дело было в феврале: снежная буря на улице, немцы отступают, один мой родственник за сарай забежал, ямку выкопал и туда залез – его мгновенно замело. А наша соседка не знала, куда мужа деть – спрятала в русскую печку и заложила дровами. Немцы разошлись по нашим хатам и захотели эту печку истопить. Так она трубу заложила, и весь дым внутрь пошел: так и "выкурила" немцев из дома!» – довольно улыбается женщина.
«Партизаны наши жили в лесах, и мы с братом и подавали им в окно свежеиспеченный хлеб, горох. И как-то в такой момент, когда я передавала буханку, один полицай меня за руку и схватил! Чуть не расстреляли за это!»
А однажды в Дарью влюбился немец и стал преследовать ее в прямом смысле слова. Находчивая девушка забежала в хату своего парня, дверь на крючок, а сама в окно выпрыгнула – и в картошку, а потом к реке и домой! Так и уцелела.
«Фашисты заставляли меня топором забивать кур, варить, да нести им к реке. Однажды на берегу немец ухмыльнулся: "Что несешь?" – и как даст по щеке! Зуб выбил… Из двенадцати детей я одна жива осталась. Самая младшая. Остальные погибли на фронте», – тихо произносит Дарья Акимовна.
Простые послевоенные радости
Война отгремела, и огрубевшие сердца солдат распахнулись навстречу простым семейным радостям.
Сергей Миронов вспоминает забавный случай из своего детства: «Детский сад был километрах в трех от дома. Зимним утром, как правило, меня отвозил на санках отец, а забирала мама, потому что после работы папа оставался с сослуживцами пропустить стаканчик-другой. Мама, естественно, этого не приветствовала. И вот однажды она все-таки препоручила мою встречу из садика папе. К великому ее удивлению, отцу это очень понравилось, и мама насторожилась. Когда в очередной раз я на саночках был доставлен из детского сада домой, мама приступила ко мне с расспросами: "Серёнька, когда тебя папа из детского садика забирает, вы сразу домой идете или куда-нибудь заезжаете?" Я удивился такой наивности: "Ну как же, мама, конечно, заезжаем. В ларечек. И там папа покупает нам лимонадик. Мне дает лимонадик из темной бутылки, а себе – из светлой". Маме стало все ясно. Так получилось, что я нечаянно "заложил" отца, но он на меня ни потом, ни вообще никогда не сердился. Царствие им Небесное».
«Под крышей дома твоего…»
Уже трижды Сергей Миронов ездил в деревню Полоска Смоленской области (ныне Тверской). «Шел на кладбище, где похоронены основатели рода, а по дороге на телеграфном столбе увидел гнездо аистов с птенцами, как символ бесконечного продолжения жизни», – в глазах Сергея Михайловича загорелись веселые искорки. Дом, где когда-то кипела жизнь огромного семейства Мироновых, теперь наполнен шуршанием страниц, скрипом мела по доске и голосами школьников. Сергей Михайлович присел у фундамента из зацементированных булыжников и поднял один из вывалившихся камней – да-да, тот самый, что теперь входит в его знаменитую коллекцию минералов. Это – частичка того мира, который подарил ему отца.
Материал подготовлен редакцией Сайта сторонников Лидера Политической партии СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ С. М. Миронова в г. Санкт-Петербурге и ЛО.
-
ПО ПРАВУ ПАМЯТИ ЖИВОЙ…
Автор: Зиборов Александр, 13лет, Россия, Республика Хакасия, г.Черногорск, МОУ « Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы.
ПО ПРАВУ ПАМЯТИ ЖИВОЙ…
По праву Памяти живой…
Нас мало, вышедших из боя,
А ныне выживших - вдвойне.
Но торжествует над судьбою
Живая память жизни…
Более 65 лет минуло с тех пор, как закончилась самая кровопролитная война - Великая Отечественная. Но память об этих днях живет и поныне. Великая Отечественная война коснулась практически каждой российской семьи. Не обошла она и семью Грищенко. О Грищенко Алексее Петровиче, участнике этой страшной войны, хочется мне рассказать!
Грищенко Алексей Петрович - участник Великой Отечественной войны.
Родился 28 января 1925 г. Когда война началась, Алексею Петровичу было 16 лет. Жил он
в деревне Ильинка Курагинского района Красноярского края, работал в колхозе, поэтому
оттуда на фронт попал в 1943 г. Служил в 31-м танковом корпусе 65-й мотострелковой
бригады.
Вот что рассказал он в беседе: «Когда эшелон новобранцев прибыл в Москву, из вновь
прибывших сразу же отобрали коренных сибиряков. Затем появился еще один офицер,
который забрал с собой только тех, кто хоть немного знал другие языки».
В эту команду попал и 18-летний Алексей Грищенко: он хорошо говорил на украинском
наречии и, самое главное, сносно объяснялся на немецком - в этом помогло ежедневное
общение с детьми поволжских немцев, высланных в военные годы в Сибирь, подальше от
линии фронта.
В этот момент он еще не знал, что впереди его ожидает тяжелая во всех отношениях учеба
в диверсионной школе Генштаба, где молодых сибиряков учили военной профессии минеров-подрывников. Но таковой была только официальная часть подготовки.
Другой ее частью являлась ускоренная учеба искусству маскировки, углубленное изучение немецкого языка и умение убивать врага в любой, самой невероятной ситуации: их обучали стрелять на звук в кромешной темноте (при этом нужно было в доли секунды различить своих и чужих), кидать ножи со стопроцентным попаданием на расстоянии 12 метров, побеждать превосходящего противника голыми руками с помощью особых приемов рукопашного боя, ориентироваться по азимуту, составлять карту местности. И все это сопровождалось изнуряющими физическими нагрузками, поэтому отцы-командиры сразу очень жестко поставили вопрос с курением курсантов секретной разведшколы...
А потом Алексей Петрович попал на Первый Украинский фронт, в танковый корпус. Правда, танк ему водить не пришлось. Разве что несколько раз, когда необходимо было создать коридор в немецких минных полях...
Алексей Петрович вспоминает:
« Нас небольшой группой забрасывали на самолете за линию фронта, к немцам. Естественно, все мы переодевались в трофейную немецкую форму. Взрывали мосты, минировали дороги, по которым двигались вражеские колонны, пускали под откос эшелоны с бронетехникой, брали «языков». А однажды - было это недалеко от города Белая Церковь - нам дали задание выкрасть из немецкого штаба бумаги, представляющие ценность для нашей ставки. Пошли всемером, углубились в тыл к немцам. Несколько дней жили в небольшой украинской деревушке — изучали систему охраны штаба. Охраняли его эсэсовцы. В какой-то момент нас чуть не раскрыли: на мне была форма обер-лейтенанта, но по акценту все равно было заметно, что я не чистый немец. А в деревне у оккупантов работала переводчицей местная учительница, до войны учившая детей немецкому языку. Она-то нас и раскусила, но полицаям не выдала. Ночью мы напали на штаб. Часовых «сняли» ножами, выкрали требуемые бумаги, заминировали здание. После взрыва началась погоня... Из семерых остались в живых только я и капитан. Отстреливались до последнего патрона, но эсэсовцы брали числом, и нас, в конце концов, окружили. У меня оставалась противотанковая граната и финка. Немцы схватили капитана: «Ну, думаю, пришла пора умирать - сдаваться-то в плен никак нельзя!» Бросаю гранату в капитана, кричу: «Прощай!». Ударной волной откинуло в ручей. Лежу с финкой в руках - покажется немецкая рожа, порежу и его, и себя. Но вместо этого раздался крик капитана: «Живой я!» Я - туда: схватил у раненного немца автомат и «положил» оставшихся в живых врагов. Капитана вытащил на себе. Оба живы остались и задание выполнили.
За удачно проведенную операцию я получил орден Красной Звезды.
А учительницу ту совершенно случайно встретил уже после войны в Черногорске. За сотрудничество с немцами ее сослали сюда. Она меня узнала. Пошел к комитетчикам, попросил за нее — ведь она тогда нас не выдала. И ее, представьте, оправдали...
Кроме диверсионных заданий пришлось Алексею Петровичу еще и концлагеря освобождать. Солдаты - разведчики двигались вглубь немецкой земли впереди основных сил Красной армии на двух - трех танках. Когда был приказ, переодевались в рваненькую армейскую форму и втроем - вчетвером пристраивались в колонны военнопленных и вели агитационную работу внутри самих лагерей смерти. Во время одного из таких рейдов русских разведчиков выдали лагерному начальству польские военнопленные. Пришлось поднимать восстание и сообщать своим по рации координаты для удара с воздуха. Прилетела наша авиация, разбомбила смотровые вышки. Из лагеря уходили с боем. У Ратиборга и Гнндербурга освобождали лагеря всей оперативной группой: ворота и колючую проволоку давили танками, охрану рассеивали и уничтожали. В одном из таких концлагерей Алексей Петрович собственноручно застрелил коменданта-живодера, немецкого майора, который любил измываться над узниками лично. Среди освобожденных были люди самых разных национальностей, в том числе и американцы.
«Были наши ребята и на Эльбе, но я, к сожалению, туда не попал,- продолжает свой рассказ ветеран, -16 апреля 1945 года попали мы в засаду под Прагой. До этого я в танке горел, и осколками секло, и контузило. Всяко было, но в тот раз совсем худо пришлось. Вывезли меня на самолете - в госпиталь во Львов. Перенес множество операций, но врачи сказали, что ногу спасти не удастся. В это время госпиталь инспектировал боевой маршал И.С. Конев, который знал меня в лицо: он награждал меня! А однажды - не поверите! - ели в столовой одну котлету на двоих. Маршал сказал врачам, что не позволит ампутировать ногу своему «племяннику». А на следующий день возле меня хлопотала пожилая профессорша - она заменила кость на поврежденной конечности. Долго восстанавливался - целый год! - но все обошлось. С тех самых пор и живу практически с чужой ногой. Трудно поверить, но это так.
В тот момент, кстати, я почему-то вспомнил одного солдата — пулеметчика, которому в бою оторвало осколком снаряда руку прямо у меня на глазах. Мы тогда сдерживали фашиста, пытавшегося вырваться из окружения - было это в Погребищенском районе, на Украине. Основные силы Советской Армии уже отошли, а мы должны были заминировать местность. А тут - немецкие танки, автоматчики. Ну, парня и приложило. Пришлось спасать его - собственноручно удалил ножом окровавленную культю, наложил жгут, перебинтовал, напоил раненого водкой. И - за пулемет! Немец прошел только шесть или семь километров - дальше не пустили. Но и ребят наших тогда много полегло...»
Алексей Петрович войну закончил под Прагой. После войны работал на семнадцатой шахте моего города Черногорска. Сейчас на заслуженном отдыхе! Он радуется жизни, успехам детей, внуков и правнуков! Он уверен - война никогда не должна повториться. За это он воевал 65 лет тому назад!
-
Жить с благодарностью в сердце…
Автор: Бинаревич Владислава, 11 лет, Россия, Республика Хакасия,
г. Черногорск, МОУ «Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы.
Жить с благодарностью в сердце…
Женщина даёт жизнь,
Женщина оберегает жизнь,
Женщина и жизнь - синонимы.
С.Алексеевич.
Меня долго пугала мысль рассказать вам о войне. Не раз мне было страшно. Не раз мне было больно. Я боялась, что эта ноша будет мне не под силу.… Но однажды, выслушав сама, я должна и другим дать услышать…
В поселке Десна, куда я однажды ездила на каникулы, мне довелось познакомиться с замечательным человеком Ниной Фёдоровной Каратаевой. Эта женщина удивила меня тем, что, несмотря на свой возраст, была очень жизнерадостной и энергичной.
Я и моя бабушка любили ходить к ней в гости. Как-то разговор зашёл о войне. И вот что я услышала от Нины Федоровны:
«Мама, два маленьких брата и я жили в одной половине дома, а молодой фашистский офицер с денщиком – в другой. Братик, самый маленький, заболел сильно, кашлял всеми ночами. У него была большая температура, он весь горел, плакал. Наутро офицер заходит на нашу половину и говорит маме, что если киндер будет плакать, не давать ему спать по ночам, то он его «пуф-пуф»- и показывает на свой пистолет.
Забрали у нас все. Мы голодали. На кухню нас не пускали, варили немцы там только себе. Брат маленький, он слышит запах и пополз по полу на него. А они каждый день варили гороховый суп, очень ароматный. Через пять минут слышен крик моего брата, страшный визг. Его облили кипятком на кухне, облили за то, что есть попросил. А он был такой голодный, что пойдет к маме: «Давай сварим моего утёнка…» Утёнок у него был самой любимой игрушкой, но никому его в руки не давал, а тут говорит: «Сварим утёнка, и будем сытые…»
«Мне удалось бежать к партизанам. Маму и моих двух братишек вскоре убили. В бою меня ранило в ногу, я потеряла сознание, а мороз был жгучий, когда я проснулась, у меня были отморожены руки. Теперь живые, хорошие руки, а тогда чёрные, потому что я ползла, и они были мокрые. И ноги, конечно, тоже были отморожены. Если бы не мороз, ноги, может быть, удалось бы спасти, но они были в крови, и я долго лежала. Доползла до наших: положили меня вместе с другими ранеными, свезли в одно место, а тут немцы»- тихо продолжает Нина Фёдоровна.
Я её спросила: «Баба Нина, а у вас обе ноги были ранены?»
«Да, обе. У меня сейчас протезы. Ноги мне отрезали там же, в лесу. Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было. Просто пилили, пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода… За шесть километров, в другой отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Наркоза не было. Без наркоза, без ничего.
Связались с Москвой, чтобы прислали самолёт. Самолёт трижды присылали, покружится- покружится, а опуститься не может. Кругом обстреливают. На четвертый раз сел, но у меня уже обе ноги ампутированы. Потом в Иванове, Ташкенте четыре раза делали реампутацию, четыре раза начиналась гангрена. По кусочку всё резали и резали, очень высоко. Плакала, аж заходилась: представляла, как по земле ползать буду. Ходить не смогу, а только ползать. И сама не знаю, что помогло, как тогда, первые годы, выдержала. Конечно, добрые люди помогли. Много людей хороших встречала. У нас был хирург, он сам тоже без ног был. Он говорил обо мне, это другие врачи передали: « Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел…»
«Потом приехала назад в Десну,- продолжает Нина Фёдоровна, - представьте себе, что я даже одного месяца не отдохнула и пошла работать».
«А как же ноги?»- спрашиваю я.
«А я с протезами приехала. Я теперь плохо хожу, потому что старая стала. А тогда бегала по городу и всюду пешком, и в колхозы ездила, была зампредседателя райисполкома. Кто бы меня держал, если бы я в кабинете сидела»- продолжает Нина Федоровна.
«Как же вы работали?»-робко интересуюсь.
«Даже обижалась, если мне поблажку делали. Тогда не было председателей таких грамотных, как сейчас. И если какая-то ответственная кампания, посылали людей из района. И вот по понедельникам вызывали нас в райком, и посылали кого куда. Сижу утром, смотрю в окно- все идут к райкому, а мне не звонят. И мне как-то больно было, мне хотелось быть, как все. И вот звонок, звонит первый секретарь: «Нина Фёдоровна, зайдите». Какая я тогда была довольная, пусть мне очень и очень трудно было ездить по деревням, меня посылали и за двадцать, и за тридцать километров. Где бывало и подъедешь, а где и пешком. Иду где-нибудь по лесу, упаду, а встать не могу. Сумку положу, чтобы опереться или за дерево зацеплюсь, встану и дальше иду. А пенсию я получала, могла бы жить только для себя. Но не смогла сидеть дома, хотелось быть полезной. Хотелось быть как все люди. Сейчас живу одна…Дом мне построили…»
«Хороший дом у вас, баба Нина, просторный, высокий. Я не видела раньше домов с такими высокими потолками!»- говорю я.
« Нет,- берёт меня за руку Нина Фёдоровна,- это потому он тебе, Владочка, таким высоким показался, что детей в нём нет…»
Судьба Алексея Мересьева… Только женская, а потому драматичнее. Война лишила Нину Фёдоровну не только родных, здоровья, ног… Она лишила её самого главного- счастья, того семейного счастья, для которого создана каждая женщина. Я говорю, в первую очередь, о детях. Предназначение женщины во все времена было и останется неизменным - она должна родить и вырастить ребёнка. Я свято верю, что счастье женщины - в детях. Из-за этого становится страшно, ведь Нина Фёдоровна, которой пришлось много пережить и испытать, так и не узнает никогда настоящего счастья - быть матерью.
Я с бабушкой уходила из этого большого дома с чувством вины и чувством благодарности: вот живет человек, о котором надо писать книги, петь песни, а мы о нем ничего не слышали. И сколько ещё таких? В учебнике по истории читаю сухую фразу: «Всего за годы войны в различных родах войск на фронте служило свыше восьмисот тысяч женщин…»
Это не может оставить безразличным никого. Я мысленно опускаюсь перед всеми на колени. Буду жить с благодарностью в сердце моём перед ними. Я перед ними в каком- то вечном долгу. Мы все перед ними в долгу. В долгу перед человеком. И перед памятью.
-
Пока жива Память…
Автор: Суксова Софья, 13 лет, Россия, Хакасия, г. Черногорск, МОУ «Средняя общеобразовательная школа №19 с углублённым изучением отдельных предметов»
Руководитель: Карасёва Наталья Михайловна, учитель русского языка и литературы.
Пока жива Память…
Сохраним навечно в сердце
Память о военном лихолетье,
Чтобы помнили…
Вечно помнили…
65 лет назад отгремели бои самой кровопролитной войны двадцатого столетия… Страшной ценой миллионов человеческих жизней досталась Советскому Союзу эта Победа… Великая Победа…
По всей стране благодарные потомки воздвигали и воздвигают по сей день в честь воинов - освободителей памятники, мемориалы, обелиски. Жители моего маленького шахтёрского города Черногорок так же свято чтят память о людях и о событиях тех огненных лет. Тому пример - мемориальный комплекс, расположенный на углу городского парка и пересечении улиц Советской и Дзержинского, воздвигнутый в канун 55-летия Победы над фашистской Германией. Строительство памятника стало поистине всенародным. Свою лепту в осуществление проекта наряду с ветеранами войны и труда, предприятиями города и администрацией внесли и мы - учащиеся школ, техникумов и училищ города Черногорска. На мраморном стенде Арки Славы выбиты фамилии двух тысяч шестисот девяноста четырех черногорцев, доблестно сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны за нашу великую Родину, и с победой вернувшихся домой.
Об истории одного имени мне хотелось бы рассказать поподробнее…
Она жила по соседству с моей семьей, в доме напротив. Я была совсем маленькой девочкой, но запомнила ее как добрую бабушку, которая очень приветливо улыбалась, участливо интересовалась моими делами и часто угощала нас, дворовых ребятишек, конфетами или ягодами...
Галина. Галя. Галенька. Так называли ласково соседи Галину Павловну Грехневу (Лаврову). Родилась 10 октября 1924 года на руднике Сарала в Хакасии. Из крестьян. Русская. В 1925 году семья Лавровых переехала в Черногорские Копи (с 1936 года город Черногорска). Здесь Галина Павловна закончила семилетку, а затем курсы счетоводов в городе Абакане. Некоторое время работала кассиром на шахте № 8 и счетоводом.
Галине Павловне было всего 16 лет, когда началась война. Она узнала о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз 22 июня вместе со всей своей семьей по радио. Галина Павловна росла старшим ребенком в семье, где было трое детей. Жилось трудно, без особого достатка. Отец Галины Павловны был тяжело болен. Приходилось много работать, свободного времени почти не было. Во главе семьи была мама Таисия Михайловна Лаврова. Все было в жизни молодой девушки - радость и печаль, смех и слезы. Но страшное горе пришло с известием о Великой Отечественной войне.
В 1941 году "по зову сердца и совести" Галина Павловна пошла учиться на курсы военных медсестер. А уже 9 июля 1942 года красноармеец санитар Лаврова Галина Павловна, которой к тому времени еще не исполнилось 18 лет, в составе 306 медицинского санитарного батальона 309 стрелковой дивизии,
которая в последствие была переименована в Пирятинскую за участие в освобождении города Пирятина, ушла добровольцем на фронт.
Участвовала во многих боевых действиях, в том числе в ликвидации летнего наступления немцев на Белгородском направлении (Курск, Орел, Белгород).
За отличные боевые действия приказом Верховного главнокомандующего маршала Советского Союза И.В. Сталина от 24 июля 1943 года ей была объявлена благодарность.
Галина Павловна награждена Орденом Красной Звезды, Орденом Славы, Орденом Отечественной войны, медалью "За отвагу" и "За взятие Варшавы".
Была ранена. Демобилизована из рядов Красной Армии в апреле 1944 года. По приезду в родной город работала в Бирмской летной школе. После войны вернулась к своей профессии по призванию. Долгое время она работала старшим экономистом, бухгалтером, главным бухгалтером разреза «Черногорский». За долголетний добросовестный труд от имени Президиума Верховного Совета СССР награждена медалями "Ветеран труда" и "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина".
В мирное время вспоминать о войне Галина Павловна не любила. Слишком тяжелые были воспоминания... И только 9 мая в празднование Дня Победы она ездила на встречи с сослуживцами 309 Пирятинской дивизии.
До последнего дня своей жизни Галина Павловна Грехнева оставалась бойцом. Многие жители нашего города помнят и любят ее.
30 апреля 1996 года перестало биться сердце этой замечательной женщины… Но память о ней не умерла. Ее имя высечено на мраморной плите памятника воинам Великой Отечественной войны - Арки Славы. И я уверена, пока жива память, жив и человек.
-
«Восставший из мертвых»
«Восставший из мертвых»
Васютин Николай,
ученик 9 класса МОУ «СОШс.Орлик
Чернянского района Белгородской области»
Историю делают люди – так было всегда. Творцы, истории века двадцатого – ветераны Великой Отечественной. Мы все, живущие на этой прекрасной и удивительной планете, обязаны им. К этим словам за 66 лет привыкли и порою не задумываемся над их смыслом. Время идёт в трудах и заботах год за годом, и всё меньше остаётся тех, кто пережил эту войну. Когда-то молодёжь гордилась подвигами отцов. Мы говорим уже о прадедах. И нет уже во многих семьях бабушек, которые рассказывали о своём военном и послевоенном детстве. Чем дальше от нас события тех лет, тем серьёзнее становится опасность не то чтобы забыть их – нет, умом мы их помним, знаем даты, названия сражений, имена полководцев, - опасность утратить память эмоциональную, успокоиться и охладеть сердцем. Возникает некий защитный механизм отстранённости. Позволить ему укрепиться в наших душах – значит предать память павших и живых, не щадивших себя в годы войны. Значит, дать шанс тем безумцам, которые уже в наше время лелеют мечту о мировом господстве. Допустить этого нельзя ни в коем случае.
Вглядитесь в лица этих людей. Уже немолодые, морщины и седина как награда за прожитые годы. А много лет назад они под пулями поднимались в атаку, мокли в окопах, замерзали в снегах, теряли товарищей и друзей боевых. Они на своих плечах приближали день Победы. Сколько их полегло на российской земле, в блокадном Ленинграде и под Москвой, под Сталинградом и Курском… . А многие из них лежат у безымянных высот, в лесах и болотах и числятся «без вести пропавшими», как и мой прадед, Васютин Андрей Иванович… О том, что он погиб в 1942 году, я узнал от отца, когда он подвел меня к стеле на школьном дворе и показал фотографию прадеда.
Потом в Книге Памяти я прочитал, что Васютин Андрей Иванович, рядовой, ПП 01485, погиб 3 августа 1942 года в Карелии, на 34 км шоссе Лаухи-Кастеньга. Больше о судьбе прадеда мне ничего неизвестно.
За годы Великой Отечественной войны по Орликовскому сельскому поселению было мобилизовано три тысячи человек, более девятисот не вернулось с полей брани. На сегодняшний день ветеранов ВОВ в живых осталось пять человек.
У нас в школе есть зал боевой славы. Теперь только «говорящие» стены музея рассказывают нам о той далекой и страшной войне, о непростых судьбах наших земляков, одна из которых потрясла меня до глубины души. Это судьба Калашникова Василия Леонтьевича, который закончил Орликовскую школу 20 июня 1941 года, мечтал поступить в Сумское артиллерийское училище, но война спутала планы.
Василий Леонтьевич стал курсантом авиационной школы. Уже заканчивал программу обучения, готовился к выпуску, когда вышел приказ Верховного Главнокомандующего: всех курсантов направить на защиту Сталинграда. Жалко было расставаться с самолетами, мечтал летать, но…
В то время, в октябре, немецкие войска, разрезав боевые порядки 62-й армии, вышли к Волге.
Фашисты яростно били по реке из орудий, миномётов, пулемётов. На катера и понтоны с солдатами, оглушая ревом моторов, беспрерывно пикировали вражеские бомбардировщики. Столбы воды, красные от зарева пожаров, взлетали сплошь, казалось, налетел огненный ураган - тяжело нагруженные катера, понтоны, баржи бросало, как щепки в шторм. Единственное спасение - быстрее прорваться к противоположному берегу. Но тот берег занят врагом.
Солдаты вступали в бой с фашистами раньше, чем чувствовали под ногами землю. Прыгали в ледяную воду и под шквальным огнем автоматов и пулемётов бросались в атаку, схватывались с фашистами врукопашную, отжимали от реки. Закрепившись на прибрежной полоске земли, полки отбивали атаку одну за другой, а утром перешли в контратаку.
Маршал Советского Союза В.И. Чуйков, командовавший 62 армией, так написал об этом в своих мемуарах: «Наша контратака состоялась 31 октября и, на мой взгляд, принесла нам большие успехи. Мы кое-где продвинулись метров на сто вперёд». Наверное, ничто так не передаст напряжённость обстановки, положение защитников Сталинграда в октябре 1942 года, как это свидетельство маршала: отвоевать у врага сто метров земли было большим успехом...
Василий Леонтьевич был связистом в штабной батарее. Тот день не отличался от других: фашисты беспрерывно и методично били из орудий и миномётов по боевым порядкам дивизии, занимавшей оборону по берегу Волги - полосу шириной в сто-двести метров. Удар за ударом наносила вражеская авиация. Каждый раз связистам приходилось работать под огнём, но им везло: быстро обнаруживали порывы, соединяли провод и невредимыми возвращались в свой блиндаж.
Во второй половине дня огонь противника ослаб, не появились и вражеские самолёты, и связисты впервые за несколько дней спокойно пообедали. Напарник предложил Калашникову отдохнуть. Сколько спал, не знает. Наверное, только-только заснул, потому что, когда очнулся, было ещё светло. Помощник командира взвода сержант Демидов бешено тряс его за плечи и кричал:
- Связь!... На линию!
Грохотало и гудело так, что Калашников разобрал только несколько слов из того, что кричал ему в лицо помкомвзвода, но он понял: фашисты обрушили на наши позиции огонь всей силой, готовят атаку, а связь со стрелковыми полками порвана.
Василий Леонтьевич рукавом телогрейки смахнул с лица песок и тяжело поднялся. Затянул потуже на телогрейке ремень, взял винтовку, сунул за голенище саперный нож.
Снаряды и мины рвались по обе стороны глубокой балки, по которой пробирался Калашников. Он бежал, низко пригнувшись, спотыкаясь о камни, и торопливо дёргал провод, тянувшийся к Шлаковой горе, где занимал оборону Богунский полк. Промерзший провод, присыпанный снегом, поддавался туго, требовалось усилие, чтобы подтянуть его, по этому напряжению, по тяжести провода Калашников догадывался, что порыв где-то далеко.
Выбравшись из балки, вжался в снег, огляделся. Впереди угадывалась Шлаковая гора. Калашников недавно в боях, однако, сразу определил, что враг обрушил на Шлаковую гору шквальный огонь, ведёт артподготовку. Как только этот обвальной силы огонь прекратится, фашисты пойдут в атаку. Судя по мощной артподготовке, бросят в атаку все силы. Эта мысль заставила его сразу поползти вперед, другого выбора него не было. Полз и трогал, трогал провод, торопясь обнаружить порыв. Но шли минуты, а порыв не находился. Калашников вспомнил: провод к богунцам тянули как раз этой лощиной. Теперь только проскочить чистое поле до холмика... Он перевёл запаленное дыхание и весь напрягся. Сзади разорвался снаряд, просвистели осколки. Взрывной волной бойца бросило почти к самому холму, вдавило в снег. Грудь словно скрутили тугим резиновым жгутом, в глазах плясали огненные пятна. Он, ещё не придя в себя, почувствовал боль в бедре правой ноги. В глазах всё ещё рябило и двоилось; но он полз, волоча раненую ногу. Гитлеровцы, должно быть, заметили его - пули проносились рядом, взрывали льдистый снег у самого лица. Но ему всё-таки удалось проскользнуть за холм, в лощину. Приподнялся, ощупывая рану, - она была глубокой, кровь лилась ручьём. Разорвав зубами жёсткий пакет, перевязав рану туго, как только смог, нога задеревенела. Нашёл в снегу провод, дёрнул его. На этот раз провод подался легко. Значит, порыв где-то близко. Зажал в левой руке провод и пополз, работая локтями и коленом здоровой ноги. Калашников по слабой натяжке провода определил, что порыв где - то у этой дороги. Вот и конец оборванного провода! Второго конца он не находит. Значит, делает вывод Василий Леонтьевич, он на той стороне дороги. Приподнявшись на локти, взбирается по крутому склону насыпи. Но прежде, чем Калашников преодолел последний метр крутой высокой насыпи, близко рванул снаряд: его обдало горячим тротиловым смрадом. Пришел в себя от боли в ноге. В ту же правую ногу в бедро вонзился ещё один осколок, задев кость. Василий Леонтьевич снял поясной ремень и перетянул ногу выше раны. Сознание путалось, но одна мысль пульсировала настойчиво: «Ползти, ползти, ты обязан дать связь!» Торопливо, не щадя раненую ногу, он соскользнул с насыпи. Нашёл второй конец провода, быстро соединил провод. Связь заработала.
Восстановив связь, осмотрелся, ища лощинку, где бы можно было укрыться от пуль и осколков снарядов. Заметив глубокую воронку, решил укрыться там. Но он ещё не выпустил из рук провод, как впереди разорвался снаряд, провод резко дёрнулся и ослаб. Снова порыв!
Как только мелькнула эта мысль, он рванулся вперёд, ухватился рукой за проволоку, торчавшую из снега, чтобы быстрее подтянуться, и тут же выпустил её: пуля прошила кисть правой руки... Теперь он полз, работая только левой рукой и левой ногой, лёжа на боку, припадая головой к земле. У Василия Леонтьевича хватило сил найти порыв, схватить второй конец провода, но соединить провод не смог - раненая рука не подчинялась. И тогда последним усилием воли он зажал концы провода зубами... Так и нашли его ночью с зажатыми в зубах концами провода. Он так стиснул их, что солдаты с трудом смогли освободить от зубов...
Как оказался в госпитале далеко от Сталинграда, Калашников Василий Леонтьевич не знал. Кто его спас, что было после того, как он потерял сознание, узнал лишь спустя тридцать шесть лет, когда рядом со своим домом, в Старом Осколе, встретился с ветеранами Щорсовской дивизии. Они освобождали от врага этот город и вот собрались здесь в День Победы. Один из однополчан и рассказал Калашникову, что спас его, вынес с поля боя связист Дмитрий Афанасьевич Роин. Связь была восстановлена. В самый критический момент артиллерия помогла богунцам удержаться на кромке берега...
Василию Леонтьевичу после госпиталя довелось повоевать и на Курской дуге, на своей родной земле. А потом их, бывших курсантов-авиаторов, вернули в школы. Принимал Василий Леонтьевич Калашников участие и в Висло-Одерской операции, прикрывая с воздуха наши войска, наступавшие на Берлин. В 1949 году демобилизовался. Ранения дали своё... Был на партийной работе, всё время на стройках.
История этого человека глубоко проникла в мое сердце, растревожила, заставила задуматься о тех далеких годах. Вот живет рядом с нами человек, совершивший изумительный подвиг, но мало кто знает о том, что совершил на войне воин, восставший из мёртвых.
Каждый год в день Великой Победы мы склоняем головы перед памятью павших, дарим цветы ветеранам, ряды которых редеют с каждым годом, и я несу скромный букет алых тюльпанов на стелу «Никто не забыт, ничто не забыто», что расположена на территории школьного двора. Когда-нибудь я приведу сюда своего сына. Здесь, на стеле, фотография моего прадеда…
И в сердце болью отзываются строки:
Давно умолк войны набат,
Цветут сады в родном краю.
Но будет вечно спать солдат,
Что смертью храбрых пал в бою.
Он подарил тебе, и мне,
И человечеству всему
Покой и счастье на Земле.
«Спасибо!» - говорю ему.
-
«Все для фронта, все для Победы!»
Фамилия, имя, отчество. Возраст - Костюков Виктор, 6 класс (12 лет)
309010 с.Журавка Прохоровский район Белгородская область ул.Дорожная 2
«Все для фронта, все для Победы!»
С каждым годом все дальше и дальше уходим мы от военной поры. И вот уже не за горами две тысячи десятый год, а значит приближается знаменательный день в нашей стране - день Победы в Великой Отечественной войне, а именно шестьдесят пять лет прошло после окончания войны с немецко-фашистскими захватчиками. Но время не имеет власти над тем, что люди пережили в ту войну. Это было очень трудное и суровое время. Русский народ кровью и потом добыл победу над сильным и злейшим врагом.
Но не только победу нашей стране принесли солдаты, сражающиеся на передовой, но и люди, находящиеся в тылу, изведавшие все тяготы, которые когда-либо доставались на долю человека. Достоин восхищения подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. Непосильное бремя тягот и страданий вынесли на своих плечах дети и старики, подростки и женщины. Много написано о воинском подвиге и гораздо меньше — о подвиге тех, кто трудился в тылу. А ведь это — действительно большая тема. "Все для фронта, все для Победы", — этот лозунг вдохновлял тружеников тыла, давал им новые силы. В колхозах женщины, старики и дети растили хлеб, картофель, овощи, сохраняли скот, чтобы было чем кормить армию. Женщины, старики и подростки стали главной силой на трудовом фронте.
Мне хочется рассказать о своей прабабушке, Агарковой Варваре Борисовне, которая жила в селе Журавка Прохоровского района. Бабушка рассказывала маме и моему дедушке о тяготах того времени. Ведь ей было тогда двадцать лет.
Шел сорок третий год, весна, советская армия освобождала нашу страну от немцев. Впереди, летом, предстояла огромнейшая битва, битва под Прохоровкой, известное под другим названием, как Танковое сражение на Курской дуге. Разрушены и разграблены села. Но люди не опустили головы, не пали духом. Встали в единый строй, и началось восстановление народного хозяйства. Началась активная подготовка к весенним – полевым работам. Прохоровскому району выделен семенной фонд, который находится за несколько десятков километров. Как переместить зерно, да еще в краткий срок? Мужчин нет, лошадей нет. Выход оставался один – переложить эту работу на женские плечи. Но тут встала другая
проблема: где взять мешкотару? Но решимость помочь фронту хлебом нового урожая была такова, что долго думать не пришлось: надо шить мешки, у кого их нет, из поношенной одежды. Вскоре по дороге, пешком потянулись женщины, в том числе и молодая Варя. Зерно несли сами женщины в мешках из тряпок на своих плечах.
Далее стал вопрос о подготовке почвы. Лошадей опять не было, тягловой силой стали женщины и подростки. Ставилась задача: ежедневно вскапывать по семь соток на каждого человека. Это не мало, если учесть, что работали люди полуголодными и обессиленными. Молодая тогда Варя и ее сестра копали землю, занятие, прямо сказать нелегкое: сырая земля прилипала к лопате, не выдерживали и ломались лопаты. Работали не разгибая спины, от темна до темна. Продолжали работать, натирая мозоли на ладонях. Каждый работал честно и от души.
Из воспоминаний прабабушки: «Копаем, молчим. Чувствую, как темнеет в глазах, слабею – передохнуть бы малость. Но, нельзя! Стараюсь работать как ни в чем не бывало. Проголодавшиеся, измотанные за день, мы едва доходили домой. Так, в постоянном напряжении проходили день за днем. Далее надо было засевать участок зерном. Я и десятки женщин медленно шаг за шагом, шли по вскопанному полю, внося в него зерно жизни. Все стремились засеять зерновыми всю вскопанную площадь. Уродился хлебушек. Но убирать его опять вручную: косами, серпами. Цепами вели молотьбу. Подгребали и сушили зерно. Никто не обращал на прифронтовую опасность и убирали хлеб. Нужно было работать, ведь на фронте гибли люди. Ни холод, ни голод, никакие лишения, которые мы еще долго испытывали после ухода врага – ничто не могло сдержать нас. Мы мечтали о том, как первую подводу с хлебом сдадим воинской части».
Вот так работали все в тылу, горели желанием помочь своей армии хлебом. Каждодневно. Ежечасно. Патриотизм женщин и детей не знал границ. Люди были готовы голодать и недосыпать, лишь бы советские войска разбили ненавистного врага. Все они приближали День Победы , как могли.
На Победу в прифронтовых селах женщины работали по – ударному. На женских и
детских плечах, в основном, вынесены все трудности, все невзгоды в тылу. Я горжусь, что и в нашей семье внесли, хоть и малую, частицу в разгром врага.
Как говорила Варвара Борисовна несколько лет спустя «Памятник бы женщинам тыла. Да под самое небо...». К сожалению, она уже ушла из жизни, а я так мало слышал о ней и ее рассказов о том времени.
Уже десятилетия отделяют нас от суровых дней войны. Уходит поколение, вынесшее тяжелый груз войны. Но народная память сохранит и немеркнущий подвиг, и неслыханные страдания, и непреклонную веру людей.
Наше поколение мало задумывается о прошлом, о Великой Отечественной войне, которую не просто пережили, а героически выстояли — ведь она шла почти четыре года! Откуда брались душевные и физические силы? Гордость охватывает меня, когда думаю, что страна не только воевала, она жила суровой и вдохновенной жизнью. И подвиг народа —- это прямое отражение подвига каждого человека.
Хочется закончить свое сочинение строками из стихотворения Тамары Дунаевской:
Все дальше от нас грозовые военные годы,
Сегодня они - в обелисках и в звонких строках.
На все времена героический подвиг народа
Останется жить в благородных и честных сердцах.
Ради правой желанной Победы, мы жизни своей не жалели.
Но мы не забудем, какою ценой нам достались
И тихие зори и эти весенние дни.
-
«Шли по трупам и молились Богу!»
«Шли по трупам и молились Богу!»
85-летний сержант Петр Тимовкин прошел две войны
Сержант Петр Тимовкин из села Болдово Рузаевского района Республики Мордовия во время Второй мировой войны повоевал в разных концах земного шара. С честью выполнив долг на Карельском фронте, еще 5 лет воевал против японских милитаристов в Китае и Корее. 17-летнего парня призвали в армию конце 1942-го, а домой вернулся через восемь лет. За эти годы «коричневая чума» уничтожила всю его семью – 17 (!) человек. Но он выстоял… Оправившись от горя, Петр Васильевич воспитал двух прекрасных сыновей и дочь. На парадном мундире сияет орден Отечественной войны II степени и около двадцати медалей - "За отвагу", "За боевые заслуги", "За победу над Германией"... О поколении, которое подарило нам жизнь и победу, - в материале МИХАИЛА НИКИШИНА.
Все дальше и дальше уходят от нас события Великой Отечественной войны. Но нет в России такой семьи, которой бы не коснулось это страшное испытание. В жестоких и нечеловеческих условиях, как в тылу, так и на фронте, наши люди настойчиво шли к Победе над ненавистным врагом. В рядах защитников Родины были и уроженец села Болдово Рузаевского района Петр Васильевич Тимовкин, который 6 июля 2010 года отметил свой 85-летний юбилей. Он семнадцатилетним юнцом в 1942-м попал на фронт.
Петр Тимовкин в юном возрасте примерил на себя роль хозяина семейства. Отца и всех его братьев в начале 1942-го забрали на фронт. Тогда мужчин 1901-1910 годов рождения увозили на войну табунами… Молодому Петру надо было кормить мать, трех братьев и сестру. Полудохлую корову зарезали на мясо еще в начале войны. Поэтому питаться приходилось «подножным кормом» - лебедой и крапивой – запивая все кипятком. Горячая вода быстро обволакивала желудок и создавала чувство насыщения. Ну, а если повезет, то на столе оказывалась гнилая и мерзлая картошка, оставшаяся на полях еще с прошлого сбора урожая. Но вскоре у матери забрали и последнюю опору…
«Помню, как поехал провожать на войну отца и односельчан. В колхозе в Пайгарме мне доверили для этой цели лошадь, - рассказывает Петр Тимовкин. – Возвращаясь домой по прогнившему мосту через реку Инсарку, попал в серьезную передрягу. Лошадка мне попалась тогда резвивая. Когда мост почти миновали, она провалилась в снег по пояс. Думаю, пропал я. Но Серый не подвел. Выбрались! А так меня за эту лошадь расстреляли бы. Тогда все строго было. На 20 минут опоздал на работу – два года принудиловки».
В декабре 1942 года Петра Васильевича призвали на фронт. Молодых бойцов из Рузаевского района собрали в красных казармах, которые были оборудованы на месте бывшего сельскохозяйственного факультета. Получили шинели, гимнастерки, брюки, ботинки. Вся одежда, которая выдавалась призывникам, была в крови. Обмундирование, доставшееся по наследству от раненных и погибших, просто не успевали отстирывать…
В начале 1943-го Петр Тимовкин был зачислен в 9-ый запасной артиллерийский полк. 23 февраля того же года принял военную присягу. Потом были ускоренные курсы младших командиров в Гороховецких лагерях и учебный полк в Горьком. Молодых ребят часто использовали на погрузке дров, справлявшихся по Оке. Уже в сентябре всех разогнали по линейным полкам. Петру Тимовкину присвоили звание сержанта и доверили технику – 120-миллиметровый миномет. Его 621-й минометный полк отправили в «горячее» советское Заполярье. Когда 17-летний Петр Тимовкин уходил на фронт он весил 46 килограмм. Для сравнения его 9-летний внук Антон весит 42 килограмма, хотя его трудно назвать «тяжеловесом». А вот немцы были упитанные – все килограмм под 90. Так что если бы пришлось идти в рукопашную, у мордовского бойца шансов остаться в живых не оставалось…
Полк Тимовкина выгрузили в 100 километрах от Кандалакши. Фашисты бомбили со всех сторон. Тогда Карелия была в полном распоряжении врага. С финнами воевать было тяжелее. Немцам до них далеко! Финны все двухметровые, здоровые. Они не разговаривают, все молчком. На стороне врага воевали и наемники из Швеции и Норвегии. Но помощи ждать было не от кого. Еще сын Уинстона Черчилля Рандольф говорил: «Идеальным исходом войны на Востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мертвым рядом».
«Когда дела у фашистов шли на подъем, все скандинавы уж больно хорошо козыряли, - говорит Петр Васильевич. – Но как только туго стало, разбежались все на четыре стороны, оставив немцев одних. А мы знали, что идем на смерть и шли на нее добровольно». Первоначально перед советскими солдатами поставили задачу отодвинуть финнов и немцев к границе. Но не все получилось. Поэтому до весны 1944 года войска стояли в обороне. Старшему сержанту Петру Тимовкину пришлось принять участие ни в одном изнурительном сражении. В итоге армия врага была обескровлена и измотана. Не добившись поставленной цели, они были вынуждены отказаться от осуществления своих планов и перейти к обороне. За это время фашисты создали мощнейшие оборонительные сооружения глубиной до 180 километров. Проволочные заграждения, к примеру, начинались уже в воде реки Свирь. И защищались финны отчаянно, в плен не сдавались, предпочитая гибель в бою или самоубийство, а тела погибших товарищей стремились уносить с собой, не бросая их даже при отступлении по болотам...
Крупнейшим естественным препятствием и последним оплотом фашистов была река Свирь шириной до 400 метров. Именно туда вдоль железной дороги через Тихвин отправился полк Петра Тимовкина. Минометчики расположились на Ладейном Поле в километре от единственного уцелевшего моста через реку Свирь. Там и готовились к наступлению. Эту операцию на Карельском фронте назвали «4-ым сталинским ударом».
Наконец, наступило 21 июня - день начала операции по форсированию Свири. Артподготовка началась ранним утром. 595 орудий и тяжелых минометов более четырех часов вели огонь по правому берегу реки. 350 тысяч снарядов и мин обрушился на 12-километровый участок прорыва.
Поначалу фашисты отстреливались, но недолго. Форсировав Свирь, советские войска за три дня заняли более 200 населенных пунктов.
Вспоминает Петр Тимовкин и о знаменитом подвиге 12 десантников. Эти солдаты добровольно вызвались участвовать в ложном форсировании реки и двинулись через Свирь вплавь, толкая перед собой плоты с деревянными пулеметами и манекенами в военной форме. Враг, уцелевший после артподготовки, открыл по плотам ураганный огонь. В каждом манекене после боя насчитали по десятку пуль. Тем временем с аэростата наши военные засекали огневые точки противника, чтобы затем подавить их точечными ударами. Удивительно, но все 12 солдат выжили в том бою. Каждый по праву получил звание Героя Советского Союза. К десантникам соседнего полка, которые провели аналогичный маневр, судьба была менее благосклонна: из 16 человек на свой берег вернулись только пятеро…
На той стороне реки Свирь полк Петра Тимовкина ожидала вражеская засада в населенном пункте Корза. Немецкие автоматчики практически в упор расстреливали не ожидавших подвоха солдат. Но командир миномета второй батареи Тимовкин быстро подавил фашистский огонь. 20 апреля 1944 года в боях за населенный пункт Корза мордовский боец был награжден медалью «За отвагу». Согласно архивных документов «во время взятия опорного пункта противника огнем своего миномета он подавил две пулеметные точки врага и уничтожил 11 фашистских офицеров». С июля 1944 года по февраль 1945-го Петр Тимовкин принимал участие еще в двух стратегических наступательных операциях – Свирьско-Петразоводской и Петсамо-Киркенесской. Именно они предопредели выход Финляндии из войны с СССР. Немцы и их союзники были с позором изгнаны из Карелии и советского Заполярья. От фашистов была освобождена также часть территории Норвегии. В результате нашей победы Финляндия объявила войну Германии…
«Наступали мы капитально. Миновали Петрозаводск, дошли до финской границы. Тут враг и капитулировал, - рассказывает Петр Тимовкин. - Жилки у них слабенькие! Мы в ватных брюках, фуфайках, 45-й размер ботинок, трехметровые обмотки... Но капитально мы воевали. Перед тем, как наступать есть какая-то трусливость. Боишься, останешься живой или нет. А когда в атаку – все забываешь. Ведь за Родину сражались! Смерти не боялись… Богу молились, но про себя, в душе. Мы твердо знали, что победим».
«На войне была такая дружба, доверие друг к другу, которых больше никогда не было, - вспоминает ветеран. - У нас все ребята были замечательные. Уважение друг к другу - это великое дело. О национальности даже не заикались. Ты свой человек - и все». А вот потери во взводе переживались очень тяжело. Особенно в Карелии... Наступали бойцы на мины или их убивало пулей. Ямку под деревом выкопаешь. Пол метра - уже вода. Заворачивали в плащ-палатку и в эту яму, в воду. Землей закидали, ушли и никакой памяти об этом человеке. Сколько людей так оставили... Все молчат, не разговаривают, каждый переживает по-своему…
День Победы 9 мая 1945 года старший сержант Тимовкин встретил в городе Котельниче Кировской области. Там происходило переформирование и доукомплектование войск Карельского фронта. «О взятии Берлина нам сообщили по радио. Чтобы передать те чувства слов не подобрать, - рассказывает Петр Васильевич. – Начался самый настоящий праздник. Был приказ Сталина – всем по 100 грамм фронтовых и никаких гвоздей». Однако война и испытания для Петра Тимовкина тогда не закончилась. 8 августа СССР заявил, что со следующего дня считает себя в состоянии войны с фашистской Японией. В июне 1945 года мордовский солдат вместе со всем Карельским фронтом был отправлен в северо-восточный Китай на борьбу с японскими милитаристами. Всего за месяц советские войска уничтожили миллионную Квантунскую армию. А в конце сентября 1945-го Тимовкина перебросили в столицу Северной Кореи Пхеньян. Там японцы стали оказывать серьезное сопротивление. Корпус Тимовкина был механизированный и подчинялся только Верховному главнокомандующему СССР. «Истоптали мы тогда японцев. Часто шли по трупам, - говорит ветеран. - Это была расплата самураев за озеро Хасан. В 1944 году японцы подлым образом затопили 28 американских кораблей в районе Сан-Франциско». До ноября 1948 года наш герой сражался с внешними врагами Кореи. А затем более 1,5 лет охранял Дальневосточные рубежи Родины. Демобилизовался Петр Тимовкин в конце апреля 1950 года. Его не было дома 8 лет и 1,5 месяца. Только потом он узнал, что «коричневая чума» забрала у него всю семью – 17 человек.
По возвращению в Рузаевку Петр Васильевич устроился на работу кочегаром. И на этом поприще он выполнял поставленную задачу с доблестью и честью. 7 сентября 1954 года руководство железнодорожников выразило Петру Тимовкину благодарность за успешное сопровождение тяжеловесного поезда из Вавилово до Кропичево весом 1705 тонн…
Боевой путь Петра Тимовкина отмечен 21-ой правительственной наградой – Орденом «Отечественной войны 2 степени», медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «Жукова», «За победу над Германией», «За победу над Японией», «За освобождение Кореи»…Пять раз сержант Тимовкин был отмечен именными благодарностями от имени И.В. Сталина.
Но не награды главное, а семья. Особенно это понимаешь, когда однажды потерял всех родных и любимых людей. Петр Тимовкин воспитал двух сыновей и дочь. Старший Николай учился в университете вместе с Главой РМ, а потом долгие годы проработал инженером на «Орбите». Сын Юрий пошел по стопам отца. В милиции он проработал 26 лет и ушел на пенсию в звании подполковника. «Это и есть мои награды. Главное успеть еще на свадьбе у внуков поплясать», - улыбается ветеран.
9 мая Петр Тимовкин в очередной раз достанет из кладовки запылившийся китель с боевыми орденами. Ветераны вспомнят свою боевую юность, как били фашистов, как теряли однополчан, КАК ПОБЕДИЛИ. Будут радоваться встрече, и считать, сколько их еще осталось. Поднимут боевые сто грамм за тех, кто рядом, и тех, кого уже нет. А потом парадные костюмы и мундиры, увешанные медалями, отправятся пылиться в шкаф до следующей даты. Грустный получился День Победы...
Но вот к седовласому дедушке подбегает краснощекая первоклассница с цветами в руках и смущенно бурчит под нос: «Спасибо вам, что подарили нам Победу. С праздником!» У каждого из поздравленных ветеранов, на лицах загорелись искренние улыбки. Им важно, что молодёжь помнит их подвиг. Они смотрели смерти в лицо и выжили, несмотря на все трудности отвоевали Победу. И невольно про себя думаешь: «Никогда не сделаю так, чтобы им было стыдно за меня». Самый лучший подарок для них – сделать так, чтобы они гордились нами и понимали, что эту Победу они отвоевали для достойных людей. Загляните в глаза и душу живых, пока они живые…
Справка
Ровно тысячу и пять дней - с сентября 1941 года - Свирь была передним краем Карельского фронта. Коварный замысел врага - создать второе кольцо блокады Ленинграда - не удался. А в июне 1944-го Москва салютовала героям Свири двадцатью залпами из 224 орудий. Форсировав Свирь, советские войска прорвали долговременную оборону врага, по лесам и болотам за два месяца с боями прошли свыше 250 километров и наголову разбили отборные финские войска. Любопытный факт: уже тогда, 60 лет назад, все понимали историческое значение этой битвы. Решением военного совета Карельского фронта был заложен мемориал Славы - музейный комплекс и парк «Свирская победа». Здесь было проложено семь километров дорожек, построено 11 мостов и семь павильонов с трофейной техникой и оружием, посажено 50 тысяч деревьев и кустарников... Однако музей был расформирован и закрыт в начале пятидесятых.
П.В. Тимовкин (справа): «Коричневая чума» уничтожила всю семью смелого бойца
-
Уроки Мужества Нины Гутник
Международный конкурс
Уроки Мужества Нины Гутник
Автор Кравченко Валерия,
ученица 9 «Б» класса
МОУ СОШ №30
города Энгельса Саратовской области
Руководитель Нефёдова Евгения Николаевна,
учитель русского языка и литературы
МОУ СОШ №30
города Энгельса Саратовской области
2011 год
Весной в гостях у нашей школы побывала писательница, ветеран Великой Отечественной войны Нина Николаевна Гутник. В свои 85 лет она читает стихи, не заглядывая в книгу. Удивительный человек, поразивший нас своей молодостью. Да, да, именно молодой задор, любопытные лучистые глаза запомнились мне. Тогда я подумала, что после художников и поэтов остаются их стихотворения и картины, но «что-то ведь уходит всё равно!» Да, можно на книгах Н. Гутник прочитать скупые строки её биографии: «Родилась в 1926 году в городе Покровске. В 1943 году окончила медшколу и работала в Трудовой Армии. Автор книг: «Чистое оконце», «Горечь философии», «Тропинка к сердцу», «Мой бегущий диалог», «Пока нас помнят, мы живём».
Но не передать те эмоции, которые вызвало у нас выступление Нины Николаевны. Мы вместе с ней оказались на передовой трудовой армии, рыли окопы, мёрзли, оказывали медицинскую помощь рабочим, которые прикладывали нечеловеческие усилия, помогали им в борьбе с сыпным тифом:
…Я своё вершила дело,
Поспевая за войной…
На платформах, в эшелонах,
По дорогам фронтовым
Мёрзла я на перегонах,
Но тепло несла больным…
В Трудовой Армии медработник Гутник была до самой Победы. А потом работала фельдшером. Стихи писать начала рано. В её поэзии тихая гордость за ветеранов, тревога за родимый край:
Не брал присяги никогда ты,
Но снова: «Эй, не отставай!»
Зовёт поэта, как солдата,
Тревога за родимый край…
Из воспоминаний Нины Николаевны мне наиболее запомнился рассказ про трудовые будни и так называемую «вошебойку»:
«Рабочий день на трассе начинался рано. Рабочих – трудармейцев привозили на грузовиках, и тут же начиналась работа. Те, кто жаловался бригадиру на недомогание, шли к санитарной палатке… Проверяя рабочих, я обнаружила завшивлённость одежды, что не мудрено: рабочие спали на общем деревянном настиле. И тогда я предложила сделать примитивную разборную дезокамеру, чтобы можно было возить её с собой и быстро собрать но новом месте… Набросала чертёж, и вскоре нам сварили «вошебойку», как окрестили её люди. «Вошебойка» состояла из камеры, отверстия для трубы и прорези с дверью. Благодаря этому на моём участке не было сыпного тифа»…
Сейчас Нина Николаевна даёт уроки Мужества в школах города Саратова и города Энгельса.
Невольно поражаешься её активностью. В руках у неё маленький листочек с планом, рассказ о своей жизни она иллюстрирует собственными стихами. Нина Николаевна выразительно читает по памяти нам поэмы, задушевно поёт песни, которые написаны на её стихи. Я ловлю себя на мысли, что от неё исходит тепло, любовь.
Наш современник – поэт М. Чернышёв поражается оптимизму Нины Николаевны: «От малого до вселенского ловит душа Н. Гутник жизнь. За её строками вера в свет и будущее, которая передаётся нам».
-
ДЕТИ ВОЙНЫ
Рубрика: ДЕТИ ВОЙНЫ
Заголовок: В памяти - полгода подземелья, сладкий рогоз и взорвавшаяся мина
Энергичная, с потрясающе юными, искрящимися смехом глазами сегодняшняя пенсионерка Зинаида Викторовна Теплякова, живущая в самом обычном домике Славянска-на-Кубани с крохотным садиком, в котором растут ее любимые вишни и яблони, - одна из тех, кто, будучи совсем еще ребенком, воочию видел смерть, испытал невыносимый голод и немыслимые тяготы военных лет, кто в буквальном смысле изо всех детских силенок хватался за существование, выживал, как мог...
ВДЕСЯТИРОМ В ЗЕМЛЯНКЕ
Маленькой Зине было 6 лет, когда началась Великая Отечественная. Тогда они большой дружной семьей - шестеро взрослых и четверо детей, двое из них полугодовалого, один едва годовалого возраста, - жили в станице Батуринской Брюховецкого района Краснодарского края. Огород-кормилец, благо жили на благодатной плодородной земле Кубани, был огромный, в 70 соток.
- Мама только* родила моего брата Валентина, разница* у нас в шесть лет, - вспоминает Зинаида события 1941 года. - С нами жила бабушка, добрейшей души человек... Двое дядек, один из них - семнадцатилетний парень, недавно вернулся с Финской войны с отмороженными на ногах пальцами.* В1939 году он женился, в семье родились погодки…Родня всегда держалась вместе.
В сентябре 1942 года немец зашел в станицу и, бесцеремонно разогнав хозяев, вселился в кубанские хаты. Благо, огород был большим. Двое Зининых дядек, молодые ребята, взялись за лопаты. Так на ближайшую осень и зиму у шестилетней Зинаиды появился новый «дом»: с земляными ступеньками, камышовой крышей, трубой и соломой вместо пола. Здесь семья прожила с августа 1942-ого по февраль 1943-ого года.
Теперь, спустя много лет, она уже не помнит, как вдесятером они ухитрялись ютиться в этой сырой темной «норе», да еще с тремя малышами. Вместо одеяла, в лучшем случае, кожух, вместо подушки – *пучок соломы. Помнит лишь, что ступеньки в землянку, вырубленные в земле, казались очень красивыми. Это было единственное место, где девочка могла играть, прыгая с одной на другую, ведь уходить из блиндажа мать строго настрого запрещала: неподалеку то и дело раздавались выстрелы, повсюду были немцы…
ОХ, И СЛАДКИЙ БЫЛ МОЛОЧАЙ!
- Мама как родила Валентина, так он у меня на руках и остался. Да еще двое племяшей добавилось. Выходило, что я – самая старшая, вот и нянчила всех, взрослым не до того было. Бабушка то и дело твердила: Зина, горни малых к себе, ты же тепленькая. Я и пригорну, послушавшись, а они меня обдуют всю, без конца мокрая ходила.
Из хозяйства у семьи на тот момент осталась одна коза. Шестилетней Зине мало что перепадало с того ценнейшего пол-литра, что надаивала бабушка:
- Зина, молоко малышам. Ты большая, пойдешь травку какую-нибудь скушаешь на огороде, говорила бабушка. А мне разбавят, что едва осталось, водичкой, и дают уже совсем прозрачную мутноватую жидкость. Но я не возражала. На огороде молочая полно было. Пойдешь, листья обломаешь, стебель руками потрешь – и сладко так! Сейчас, правда, не знаю, сладкий ли он, но тогда был очень сладким.
В холодном снежном феврале 1943 года начались ожесточенные наступательные бои за освобождение кубанских станиц. После кровопролитных боёв 10 февраля Брюховецкий район был полностью освобождён от немецко-фашистских войск.
- Когда мы вошли в дом после немцев, там было голо и пусто: они сожгли все, что было, до последней лавки – грелись, видно…
С ТАКОЙ - НЕ ПРОПАДЕШЬ!
После ухода немцев, большое семейство разъехалось, кто куда: одного из дядек забрали на войну, другие отправились искать лучших мест. В 1943 году Зинаида с мамой и двухгодовалым братом переехали в станицу Брюховецкую, поселившись на квартире. И здесь маленькая Зина оставалась главной хозяйкой и добытчицей, пока мать работала на колхозном поле:
- У бабушки Таранки, в доме которой мы жили, огород прямо к речке выходил. Как только рассветает, я брата за руку и туда: давай корешки под водой рвать, уж такие они кругленькие и сладкие. Даже сейчас хочу их попробовать! Правда, из воды выйдешь и встанешь пиявок отряхиваешь, они так облепят, жуть! А недавно в научном журнале прочитала, я очень люблю читать и газеты, и журналы современные, что растение то речное – это рогоз, и эти самые корешки, что под водой нарастают, оказывается, очень полезные, иммунитет повышают. А я их тогда не один килограмм съела, вот и жива, наверное, от этого до сих пор, здоровье-то у меня о-го-го! *
Однажды Зина с братом как обычно пришли на берег полакомиться корешками, а тут – такое! Огромные пузатые лещи плавают вверх брюхом, да воздух ртом часто хватают. Недолго раздумывая, находчивая девочка взяла палку и давай рыбины на берег выбрасывать. Так «наловила» целое корыто.
- Принесли рыбу домой, да и расстроились тут же: соли-то нет, солить нечем – протухнет рыба, - вспоминает Зинаида Викторовна, а у самой глаза блестят, и волнуется так, будто вчера это было. – Хозяйка дома нашлась: Маруся, радостно спохватилась она, обращаясь к Зининой маме, а ведь у меня в кладовке лизун коровий лежит! Раскололи топорами эту голубовато-серую глыбу, насолили кучу рыбы. Как сейчас помню, бабушка Таранка накопает на своем огороде картошки, наварит, а к ней – моя рыба, да как хороша! А хозяйка каждый раз повторяет матери: что бы мы с тобой, Маруся, сейчас ели, если б Зина тогда рыбы не наловила? А мне приятно так, что толк с меня есть.
ВЗОРВАВШАЯСЯ «ЖЕЛЕЗЯКА»
Заботливая сестра, как и было велено, куда бы ни шла, всегда брата брала, чтоб под ее присмотром был, за ручку водила. Вот и в этот раз пошли поиграть с соседскими ребятами, их у матери шестеро было, что в доме напротив жили:
- Смотрю, принесли хозяйские мальчишки железяку какую-то круглую, на стол положили, сели вокруг нее и давай разглядывать, а потом долбить по ней. И вроде ребята-то уже взрослые: старшему лет пятнадцать. А в голове слышу слова матери: Зина, никогда не подбирай железяк, это может быть мина или снаряд. Вижу я, неладное что-то из этого может выйти, но кто меня, семилетнюю девчонку, слушать стал?! Тогда брата за руку, и домой. И лишь успели мы за угол зайти, как в соседском доме рвануло. Сбежался народ. А на шелковице, что возле росла, одни лишь кишочки висят…
БЕЗ МАТЕРИ НЕ РАСТЕРЯЛАСЬ
По окончании войны в 1946 году Зинаида с мамой и братом переехали тогда еще в станицу Славянскую Славянского района. Железной дороги не было, от Красноармейской пешком шли. Поселились снова на квартире.
Однажды мать отправилась проводить до Краснодара приезжавшего по случаю смерти бабушки и теперь спешившего домой родственника. Передвигаться можно было лишь на попутках и то по счастливой случайности, порой приходилось ждать транспорта сутками.
Уезжая, как она тогда предполагала, на пару деньков, мать оставила детям полбулки хлеба, поделенную на четыре части, наказав: «по кусочку на сегодня и на завтра». Едва женщина в приметной красной косынке скрылась за мостом, все это время полуголодные дети наблюдали за ней с дерева, ребятня вмиг уплела двухдневную продуктовую «норму»: от такого соблазна удержаться было не возможно…
Даже сейчас, спустя 66 лет, сидя за накрытым столом с еще пышущими теплом блинами, отборным вишневым вареньем и ароматным чаем, эта хрупкая и в тоже время невероятно живая* женщина признается, что хлеб до сих пор остается самым любимым ее лакомством: «Могу одна за раз полбулки съесть и больше ничего не надо! Всю войну так хлеба наесться хотела!».
Прошел день, другой – мать все не возвращалась. Лишь потом, спустя десять дней, вся заплаканная от переживаний за детей, измученная непростой дорогой, появится она на пороге избы старушки Матрены Конновны. В дороге сломалась машина, и все это время, пока вытачивалась нужная деталь, не имея другой возможности доехать до Славянской, женщина провела в безвыходном ожидании на винограднике.
- Утром третьего дня жутко захотелось есть, - вспоминает Зинаида Викторовна. - Подумала, а пойду-ка я до Сада-гиганта, видела, там люди огороды сажали, может, что съедобное осталось. Попросила хозяйку приглядеть за Валентином, а сама отправилась на промысел. Смотрю, початок кукурузный торчит, я его в мешок. Рядом дынька, огурчик... Дернула столбик из земли торчащий, там лунка картошки оказалась. Дома кукурузу ту перемололи, наварили каши, бабушка маслица растительного капнула – вот и сыты с братом, еще и хозяйку накормила. Я с девяти лет сама варила.
Так в доме старушки Конновны очень скоро появился запас фасоли, свеклы, картошки и даже дрова для печи – в ход шли стебли подсолнухов. Зина приловчилась подсоблять по хозяйству соседям: где за скотиной уберет, где двор выметет, где печь побелит – за это молока банку исправно домой несет. Когда спустя десять дней на пороге появилась перепуганная и вымученная мать, маленькая хозяюшка уже доваривала ароматный алый борщ и громко напевала какую-то песню, петь всегда любила.
ПОРТНОЕ РЕМЕСЛО
Когда 12 лет было, додумалась единственное выходное платье матери на себя перешить:
- Сама не знаю, как рука поднялась. Но что-то подтолкнуло. Ведь получилось-то как, село, как влитое! Хозяйка Конновна так и ахнула, когда я к ней во двор в новом платье вышла. Говорит, что натворила-то, тебя ж мать убьет! А когда мама с работы вернулась и грозно глянула на меня разодетую, бабушка Матрена вступилась: молчи, мол, может, у девчонки руки золотые, а ты ей все желание сейчас отобьешь!
Бабушка Матрена, уже тогда разглядев трудолюбие Зининых рук, взялась учить ее портновскому ремеслу, как сама умела: «бери старую кофточку, сложи аккуратно, обводи ее да напускай, а теперь за машинку садись». Строго учила, стежок за стежком, как вспоминает Зинаида Викторовна, свою первую в жизни строчку под руководством наставницы целый час шила! А вскоре старушка передала девочке в наследство свою старенькую швейную машинку с челноком. *
Портновские способности Зинаиды Викторовны сегодня знает весь Славянск-на-Кубани. Вот уже более 35 лет она принимает участие в ежегодном новогоднем бал-маскараде клуба для людей старшего поколения «Душевные встречи» Городского Дома культуры и каждый раз занимает там заслуженное первое место. Еще бы! Ведь в эксклюзивной коллекции Зинаиды Викторовны более пятидесяти неповторимых костюмов-образов – от Наташи Ростовой и Княжны Мери до Кармен и Снегурочки.
Пережив немецкую оккупацию, годы голода и непосильного труда, сегодня в свои 76 лет Зинаида Викторовна* с удовольствием мастерит радующие глаз, потрясающе искусные поделки, шьет теплые тапочки и оригинальные коврики, тут же раздаривая знакомым, и уже готовит новый костюм к новогоднему балу, какой - пока секрет. Глядя на эту увлеченную, фонтанирующую творческими идеями, живущую с открытым сердцем, миниатюрную женщину с первого взгляда вряд ли угадаешь, каким было ее детство.
Автор - Ольга Соседко.
-
«Герои тех годин тяжелых…»
Очерк
«Герои тех годин тяжелых…»
Нет, наверное, в России такой семьи, история которой бы тесно не перекликалась с войной 1941-1945 гг. Саликов Василий Антипович и Ковалев Яков Иванович – мои прадеды, участвовавшие в Великой Отечественной войне, чем я горжусь. Василий Антипович погиб, защищая деревню в Тверской области. Яков Иванович вернулся с войны и прожил после нее 15 лет.
Дети войны… Моя бабушка, Долгих Любовь Васильевна, дочь Саликова Василия Антиповича и Васильева Зоя Яковлевна, дочь Ковалева Якова Ивановича, они росли в годы войны, помогали старшим в тылу.
Меня всегда интересовала история нашей семьи, и я решила подробней узнать о военном прошлом. Вот что мне удалось узнать от моей бабушки, Долгих Любови Васильевны.
Моя бабушка, Долгих Любовь Васильевна родилась в семье Анны Титовны и Василия Антиповича Саликовых в 1936 году. Семья до определенного момента жила в деревне Воскресенка Халиловского района и состояла из восьми человек: шесть детей и двое взрослых. Еще до рождения моей бабушки в семье был еще один мальчик, но он умер еще в младенчестве от скарлатины – детский организм не смог выдержать болезни, а прививки в то время не практиковались. Как говорилось выше, в семье было шесть детей, четверо из них были девочками: самая старшая Зоя, средние Надежда и Вера, и младшая – Любовь. Также были в семье и мальчики: Александр и Юрий. Сейчас из этой некогда большой семьи в живых остались лишь моя бабушка и ее сестра Надежда. Вскоре, в конце 30-х годов, семья переехала в только еще строящийся город – Медногорск, но Василий Антипович уехал на заработки обратно в Воскресенку – надо было кормить семью, а он был отличным сапожником.
Спокойную мирную жизнь семьи нарушила война. А Василий Антипович все еще не возвратился с заработков. Как-то днем прибежала старшая дочь Зоя, уже успевшая выйти замуж за Поддубнова Василия. Ей сообщили из военкомата, что Василия Антиповича, ее отца, забирают на фронт и что такого-то числа, вечером он будет проезжать мимо города. Семья хоть и жила на Нижней Сортировке, но все, кто были в то время дома, в назначенное время были на вокзале. Правда, железнодорожную станцию возле кирпичного завода сложно было назвать вокзалом.
Ну, вот промчался первый поезд, второй. Семья не знала, в каком именно вагоне едет их отец. Люди уезжали на фронт в «телячьих» вагонах, как тогда назывались грузовые вагоны, поэтому сложно было найти взглядом среди всеобщей путаницы нужного человека. Но все-таки семье моей бабушки удалось увидеть своего отца. Он пытался протиснуться между остальными, и поэтому лицо у него было красное от напряжения. В памяти моей бабушки четко отпечаталась фраза, брошенная ее отцом (ведь поезд не остановился около вокзала, поэтому многого Василий Антипович сказать так и не успел). «Нюра, береги Любу!», - были последние слова, которые услышала Анна Титовна от мужа. Василий Антипович не мог сказать все, что хотел, и потому попросил беречь Любу, как самую младшую из детей.
Больше ни маленькая Люба (ей было тогда всего пять), ни все остальные дети, ни Анна Титовна не видели отца и мужа живым. Не прошло и полгода, как пришла похоронка.
Совсем недавно я узнала благодаря многочисленным племянникам моей бабушки, что мой прадед погиб, героически защищая деревню Новокобелево, что в Тверской области. Года два назад, моя бабушка и ее сестра Надежда ездили туда, где стоит памятник, надпись на котором гласит: «Вечная память героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Ниже перечислены имена бойцов и также подписаны даты рождения и смерти. «Рядовой Саликов В.А. 1900 – 18.1.42», - можно прочитать мемориальной доске.
Многое узнали моя бабушка и ее сестра от старичка, свидетеля тех событий (в то тяжелое время он был еще мальчиком). Оказывается, был трудный бой: немцы окружили солдат со всех сторон, но те предпочли смерть предательству Родины.
Предали тела героев земле нескоро из-за того, что земля была промерзшая, и поэтому копать ее не было смысла. Шли бои, деревенские дома горели и там, где было пепелище, снег подтаял, и люди наконец-то смогли захоронить тела защитников их деревни. Сейчас на месте захоронения стоит памятник бойцам, защищавшим деревню
Как уже говорилось выше, моему второму прадеду Ковалеву Якову Ивановичу повезло больше, если так можно сказать: он вернулся живым с войны и много рассказывал моей бабушке – Васильевой Зое Яковлевне о военных годах. У моего прадеда была далеко не легкая судьба: он участвовал не только в Великой Отечественной войне, но и в Первой Мировой. Мое повествование – это лишь краткий пересказ рассказанного моей бабушкой.
Яков Иванович родился в 1900 году. Отца его забрали на фронт, где он и погиб. Прадед, тогда еще несовершеннолетний, остался один с матерью. Были голодные военные годы. Мать Якова Ивановича умирала от голода, он бросил ее, чтобы не отнимать у нее лишний кусок, и ушел несовершеннолетним воевать.
Воевать прадеду пришлось недолго: он попал в плен, где пробыл два года. Ему грозила неминуемая смерть, если бы не один сердобольный старичок, который всегда жалел и приносил что-нибудь поесть.
Когда Яков Иванович вернулся с войны, его, можно сказать, никто не ждал: мать умерла. Он и нанялся в работники пастухом. Спустя некоторое время, женился на Громовой Анне Фадеевне, родились дети: дочери Мария и Зоя, сын Николай.
Вот наступили 40-е годы. Не успела семья еще обжиться, как следует, как наступила Великая Отечественная война. Дети были малы: младшей дочери еще и шести не было, и Яков Иванович снова отправился воевать.
На войне бывало всякое и в окопах солдаты лежали. Так прадед и простыл, попал в госпиталь, а после на передовую. Солдатам приходилось терпеть и голод, и холод. Однажды на поле боя они обнаружили застреленную лошадь. Голод – не тетка, вот и освежевали лошадь и съели. Вскоре им пришлось пожалеть об этом: всех, кто ели эту лошадь, отправили в штрафной батальон за расхищение государственного имущества.
Известно, чтобы погасить штрафную роту, нужно взять в плен немецкого языка-офицера или начальника. Мой прадед и его «братья по несчастью» несколько раз совершали вылазки во вражеский тыл, но удача, казалось, была не на их стороне. Однажды, идя в очередной раз на разведку, штрафники заметили, что немцы в деревне гуляют и сильно пьяны, ну и решили попытать судьбу. Солдаты заметили стоящую недалеко от хаты машину и решили засесть там в засаду. Ждать им пришлось недолго. Из хаты вышел в стельку пьяный немец и направился к машине. Сев, он не смог пересилить себя и уснул. Мой прадед завел машину (он научился водить еще до войны, но прав у него не было) и солдаты отвезли языка к себе в роту, за что их и освободили от штрафного батальона.
9 Мая 1945 года война кончилась, но прадед вернулся домой только 14 сентября 1945 года. Яков Иванович остался жить, но здоровье, подорванное в тяжелых военных условиях, невозможно было вернуть назад. Сколько он не ездил всю оставшуюся жизнь по врачам, вылечиться не смог. Прожил Яков Иванович 61 год.
В истории каждой современной семьи можно найти давнюю героическую историю подвига, чем можно гордиться, как реликвией. На примере своей работы я хочу доказать, что военной славой предков нужно гордиться и не забывать никогда, чтобы не произошло.
-
Героем может быть каждый!
Героем может быть каждый!
9 Мая 2011 года в России отметили великий праздник – День Победы. 66 лет отделяют нас от последнего выстрела той Великой войны. Нет, пожалуй, в России такой семьи, которая не отдала бы Отечеству своих отцов и матерей, сыновей и дочерей той страшной войне. Не является исключением и наша область. Из Пензенской области ушли на фронт свыше 300 тысяч человек, и только 100 тысяч вернулись с войны. Среди наших земляков-победителей 242 Героя Советского Союза, 49 кавалеров ордена Славы трех степеней. Пенза дала фронту колонны танков, эскадрильи самолетов, тысячи тонн боеприпасов. На территории нашей области формировались батальоны разных родов войск для отправки на передовую. Рассказ об участии пензенцев в боях начинается с окруженного, но не сдавшегося врагам Бреста, а заканчивается штурмом Рейхстага, Парадом Победы.
И война, и мирное время показывают величие России. Кто они – герои-победители? Это обычные парни и девчонки. Многие из них даже не успели закончить среднюю школу. Разве не является подвигом боевой путь Бориса Зайцева, прадеда моего товарища Паршина Константина, имя которого занесено в Книгу Памяти героев Пензенской области, которая хранится на проспекте Победы? Или трудовой подвиг прабабушки Корнеевой Валерии Исаевой Татьяны Петровны, которая семнадцатилетней девчонкой ходила пешком из Лермонтова рыть окопы под Москвой? Важно не обойти вниманием любую героическую страничку прошлого нашей малой родины и постараться донести ее до следующего поколения. Каждый новый штрих биографии наших земляков расширяет рамки наших представлений об истоках совершенного ими подвига во имя живущих на земле. Откуда же берется героизм русского человека, каковы его истоки?
Мы предположили, что в каждой семье есть свой герой, а истоки героизма нашей Родины кроются в героизме вот такого отдельного человека.
Целью нашего исследования стало открытие новых страниц героического прошлого нашей Родины через семейные истории учеников 4 «Г» класса МОУ СОШ № 36 города Пензы.
Задачи исследования:
- выяснить значение слов герой и героизм;
- исследовать героическое прошлое наших земляков-пензенцев:
- определить истоки героизма русского человека в боевых и трудовых буднях;
- определить пути сохранения и передачи героического прошлого наших предков последующим поколениям.
Объект исследования – героическое прошлое нашей малой родины.
Предмет исследования – герои в каждой семье.
Методы исследования:
- анкетирование учащихся класса и их родителей;
- изучение исторической литературы по проблеме;
- ознакомление с телевизионными документальными хрониками военных лет;
- поиск информации об истоках героизма русского человека в сети Интернет;
- беседы с ветеранами, земляками, участниками Великой Отечественной войны;
- анализ «живых» историй героического прошлого земляков.
Глава 1
Героические страницы прошлого семей одноклассников
Сначала необходимо было выяснить значения слов герой и героизм. Из Толкового словаря русского языка С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой мы узнали, что
герой – человек, совершающий подвиги, необычный по своей храбрости, самоотверженности;
героизм - отвага, решительность и самопожертвование в критической обстановке.
Именно такой критической обстановкой можно считать и военные действия, и где, как не на войне, человек сможет проявить храбрость и самоотверженность?
Вместе с научным руководителем мы провели анкетирование одноклассников и их родителей. Они отвечали на следующие вопросы.
1. Есть ли в вашей семье герои Великой Отечественной войны, локальных войн или герои труда?
2. Какими героическими подвигами они прославились?
3. Какие награды имеют?
Оказалось, что в каждой семье есть свой герой, а в некоторых даже несколько. 77% семей могут гордиться героями Великой Отечественной войны, еще 11% - героями локальных войн, 22% помнят трудовые подвиги своих родных.
К сожалению, ни один ветеран Великой Отечественной войны из семей нашего класса не дожил до наших дней. Кто-то погиб на фронте, как оба прадеда Паршина Константина Борис Зайцев и Иван Яковлевич Макаров, кто-то скончался сразу после войны от ран, как прадед Аникина Антона Гричашин Петр Яковлевич, прошедший немецкий концлагерь, а кто-то умер сравнительно недавно. Все меньше и меньше остается героев-пензенцев. Поэтому особенно ценно моё исследование боевого и трудового пути ветерана, героя Великой Отечественной войны, Рензяева Михаила Ивановича, с которым я общаюсь с малых лет.
Глава 2
Боевой путь Рензяева Михаила Ивановича
Меня очень интересует историческое прошлое России, а наш сосед, участник боевых действий, многое мне рассказал. Рензяеву Михаилу Ивановичу 83 года. Он родился и вырос в небольшой деревне с красивым названием Милашка Боярского сельского совета Соседского района Пензенской области. Его отец Иван был большим тружеником, сам много работал и сына приучил трудиться с утра до самого вечера. В 14 лет Михаил решил стать трактористом, но его не захотел взять директор из-за того, что мальчику очень мало лет. «Пришел домой и плачу», - вспоминает Михаил Иванович. Очень ему было обидно, что не приняли его в колхоз.
Когда началась Великая Отечественная война, Иван Филиппович ушел на фронт, но вскоре погиб. А 4 ноября 1943 года в армию был призван и Михаил Иванович. В 1943 году в городе Каменке Пензенской области формировался 10-й штурмовой полк. В Каменке Михаил Иванович экстерном окончил училище и получил специальность механика самолета.
В январе 1944 года он был уже на 4 фронте в 129 дивизии Закарпатского военного округа. Сначала Михаил Иванович был механиком самолета. Обслуживал боевой штурмовик Ил-2. А вскоре уже летал на самолете стрелком-радистом.
Меня очень заинтересовало, что же это за самолет - штурмовик? Спросил у папы и дедушки, но они не смогли объяснить, какие боевые задачи он выполнял. Затруднилась ответить на этот вопрос и наша учительница. Но я не успокоился и продолжил свои поиски. Заглянув в словообразовательный словарь, я выяснил, что это слово произошло от слова штурмовать. А штурмовик – боевой самолет для атаки наземных целей с небольшой высоты. Именно на таком самолете и летал Михаил Иванович.
Я решил выяснить, каково было значение этих самолетов во время Великой Отечественной войны. Из исторической литературы я узнал, что Ил-2 составлял основу штурмовой авиации, тесно взаимодействующей с наземными войсками. А создал его знаменитый авиаконструктор Сергей Владимирович Ильюшин, также разработавший бомбардировщики и пассажирские самолеты.
Штурмовик Ил-4 Дальний
бомбардировщик
ДБ-3
Тяжелый штурмовик Пассажирский
ИЛ-10 ИЛ-96
Длина Ил-2 – почти 12 м, а размах крыльев – почти 15 м. Дальность его полета – 765 км. В Самаре я видел самолет-памятник Ил-2. Он был установлен в 1975 году в честь боевых и трудовых подвигов жителей города в Великую Отечественную войну.
Из многочисленных бесед с Михаилом Ивановичем я узнал, что конструкция этого военного самолета была несовершенной. В книгах о военной технике я нашел фотографию
Ил-2 и лично убедился в этом. Штурмовик обслуживался летчиком и стрелком-радистом. Кабина летчика была прикрыта прозрачной пленкой, а вот место стрелка-радиста совсем было не защищено.
Стрелок-радист Летчик
«Налетят Юнкера, начнут атаковать, летчик захочет уйти от удара, начнет маневрировать, совершать в воздухе фигуры высшего пилотажа, а стрелок-радист упадет на землю прямо из кабины штурмовика и разобьется», - вспоминает Михаил Иванович со слезами на глазах. Сколько их было, таких молоденьких мальчиков, которые погибли даже не от пули врага, а по нелепой случайности? Трудно сказать. Страшно им было в этом момент? Наверное, страшно. Из-за таких смертей штурмовые батальоны регулярно пополнялись новобранцами. Разбился стрелок-радист – на его место сажали «старика»-механика. Да и сам Михаил Иванович прослужил в штурмовой авиации только десять месяцев.
Михаил Иванович рассказывает о прошедших событиях так, как будто это было вчера. Из его многочисленных рассказов о войне я узнал, что с летчиками происходит много интересных героических историй. Однажды под городом Мукачево, что на Украине, штурмовая группа выполняла боевое задание – разведку боем. Приказ командира выполнили добросовестно, но по возвращении на аэродром самолет Михаила Ивановича настиг фашистский истребитель Юнкер – 88. Открыл прицельный огонь и ранил стрелка-радиста Михаила Ивановича. Но не улетел, а стал преследовать русский штурмовик. Потом пристроился в хвост самолета, обстрелял, но промахнулся. А раненый Михаил Иванович открыл стрельбу на поражение по Юнкеру и сбил фашистский самолет. За этот героический подвиг Михаил Иванович получил медаль «За отвагу».
Ранение было легким, и наш герой вскоре вновь был в строю. Под Ужгородом с ним произошел такой случай. Шла группа истребителей-штурмовиков с ответственным заданием, их обстреляла немецкая зенитка. Пришлось пилотам сажать горящий самолет прямо в чистом поле. Зашли они на посадку, а шасси не выходят: по-видимому, произошло какое-то повреждение. Но пилоты не растерялись и посадили огромную машину на брюхо. Приземление прошло неудачно, и самолет перевернулся. Конечно, летчики получили травмы. Но герои и не собирались сдаваться: подлечились и снова в строй.
Победным маршем прошел Михаил Иванович всю Чехословакию: Копище, Банска-Бистрица, Тренчин, Брно, Йиглава, Прага. 850 километров. Где пешком, где по-пластунски, где на самолёте. В наступательных боях прикрывал русские наземные войска.
Солдатам приходилось выполнять приказы беспрекословно. Уже в Чехословакии немцы беспорядочно отступали. А русское командование отдавало штурмовым бригадам приказ сравнивать территории, на которых базировались немецкие войска, с землей. И летчики исполняли приказ.
Я опять задаю вопрос: «Страшно ли им было, ведь гитлеровцы могли в любой момент открыть ответный огонь?» «Страшно», - пряча глаза, отвечает герой.
Михаил Иванович совершил 14 боевых вылета на разведку и на штурмовые удары по важным объектам, живой силе и технике гитлеровцев, нанеся им огромный вред. Участвовал в 10 воздушных боях, в которых лично сбил 2 и в составе штурмовой группы 4 самолета врага.
Под Прагой 27 ноября 1944 года он был снова ранен и отправлен в Ростов-на-Дону в госпиталь. Целых восемь месяцев солдат пролежал в госпитале. Великую Победу герой встретил также в госпитале в Тбилиси. Но радость от осознания того, что русский народ одолел немца, была безмерной. «Помню, как все раненые, и «легкие» и «тяжелые», плакали от счастья», - вспоминает Михаил Иванович. В госпитале командование вручило ему Орден Отечественной войны I степени.
Трудовой путь Рензяева Михаила Ивановича
После Великой Победы Михаил Иванович вернулся в родную деревню и стал работать бригадиром тракторной бригады. А в 1965 году он вместе с женой Марией Алексеевной и тремя детьми переехал в Пензу, устроился работать водителем в автохозяйство. Впоследствии трудился водителем в 3 и 17 училищах. А последние годы перед заслуженным отдыхом работал в грузовом автохозяйстве № 3. Был ударником коммунистического труда, являлся наставником молодежи. Михаил Иванович награжден медалью «Ветеран труда».
Доблестный подвиг Михаила Ивановича продолжили и его дети. Старший сын Александр Михайлович - военнослужащий. Он двадцать шесть лет отслужил в рядах Советской Армии в строительных войсках под городом Свердловском.
20 мая 2011 года Михаилу Ивановичу исполнилось 85 лет. Как всегда, я пришел поздравить героя с его любимым праздником. И как всегда, на его глазах выступили скупые мужские слезы. «Спасибо, внучек!» - говорит Михаил Иванович.
Герою моей страны, герою моего родного города, я посвящаю эти стихи.
В светлый день весенний утром ранним
Будут слезы, смех, улыбки и цветы.
На бульвары выйдут ветераны,
Вспомнив вновь былые в прошлом дни.
Герои России моей,
Герои вчерашнего дня.
Вы шли на смертельный рубеж,
Спасая страну, не жалея себя.
Вы Родину нам сберегли,
Герои вчерашнего дня.
«Спасибо за все!» - скажем мы.
Героям той страшной войны.
Вот такие они – мои земляки. Храбрые, самоотверженные, доблестные. Я очень горжусь, что живу рядом с таким замечательным человеком Рензяевым Михаилом Ивановичем, с которого всегда буду брать пример героизма: отвагу, решительность, готовность пожертвовать собой ради других людей. А его жизненный путь для меня – живое напоминание о том великом подвиге, который совершили для нас тысячи наших земляков-пензенцев.
Заключение
Материалы исследования – это новые страницы героического прошлого наших земляков-пензенцев. Мы убедились в том, что герой отдельной семьи является воплощением героизма России, а также нашей малой родины. А истоки героизма кроются не только в ярких подвигах, совершенных ими.
«Михаил Иванович, а считаете ли Вы себя героем?» - спросил я. Как вы думаете, что он ответил?
«Какой же я герой, внучек? Я просто делал свою работу». Для них, тысяч наших земляков, это была просто работа.
Настоящий героизм – массовый, обыденный, который перестает быть заметным, воспринимается как должный. Ведь каждый день, каждый час, каждую минуту эти люди совершали героические поступки, преодолевая страх, смятение, боль, не задумываясь о том, что будут представлены к награде или получат очередное воинское звание. Они совершали подвиги, стиснув зубы, сквозь слезы, ради нас, ныне живущих на Земле.
Как же сохранить в памяти подвиги героев, земляков-пензенцев? Мы вместе с одноклассниками оформляем в классе стенд, посвященный Рензяеву Михаилу Ивановичу. Материалы исследования положены в основу конкурсной работы «Письмо ветерану – 2010». В дальнейшем мы рассчитываем составить сборник рассказов, стихов, посвященный героям, нашим землякам. Ведь мы, школьники, - связующее звено между прошлым и будущим. Хорошо, что есть еще в стране такой простой человек Рензяев Михаил Иванович. Сердце щемит у всякого, кто слушает эти «живые» истории о боевых летчиках. Каждый из нас должен осознавать, что мы – частичка огромной страны. Сохранить ее историю – наша задача.
-
День Победы. Праздник с сединою на висках, радость со слезами на глазах
И. И. Щебланов
К 65-летию Великой Победы
День Победы.
Праздник с сединою на висках, радость со слезами на глазах
Министр МВТ Н. С. Патоличев – инициатор увековечения памяти воинов-добровольцев Внешторга
В тяжелейшее для страны время - в октябре - декабре 1941 года, когда немецко-фашистские войска рвались к захвату Москвы, на Киевском шоссе, как и на других участках Западного фронта нашей армии, шли ожесточенные сражения.
На 79-м километре захватчикам противостояла Московская дивизия народного ополчения, в которую входили воины-добровольцы Минвнешторга.
Командующий Западным фронтом Георгий Константинович Жуков в статье «Битва за Москву» после войны писал: «В тяжелые дни октября 1941 года Военный совет Западного фронта обратился к войскам с воззванием, в котором говорилось:
«Товарищи! В грозный час опасности для нашего государства жизнь каждого воина принадлежит Отчизне. Родина требует от каждого из нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства и стойкости. Родина зовет нас стать нерушимой стеной и преградить путь фашистским ордам к родной Москве. Сейчас, как никогда, требуется бдительность, железная дисциплина, организованность, решительность действий, непреклонная воля к победе и готовность к самопожертвованию».
Приближались решающие события... Проведение парада войск Московского гарнизона 7 ноября 1941 года на Красной площади в Москве, имеющего глубокий политический смысл, сыграло важную роль в укреплении духовных сил нашей армии и народа. В речи И. В. Сталина на параде вновь прозвучала уверенность в нашей неизбежной победе над немецко-фашистскими захватчиками. По многим источникам и мемуарам выдающихся советских полководцев и государственных деятелей нашей страны, И. В. Сталин как Верховный Главнокомандующий и председатель Совета министров СССР уверенно осуществлял руководство страной и нашими войсками, а также внес значительный вклад в создание антигитлеровской коалиции, сыгравшей положительную роль во Второй мировой войне.
Ценою больших потерь удалось отстоять намеченные командованием Западного фронта рубежи и не пропустить врага к Москве. Понесла потери и Дивизия народного ополчения. Здесь, на этой земле, геройски погибли и добровольцы: воины-внешторговцы. После жарких сражений они были похоронены в большой братской могиле у деревни Щекутино.
По окончании победоносной войны Г. К. Жуков писал: «Благодарные потомки никогда не должны забывать огромной организаторской работы партии, трудовых героических дел советского народа и боевых подвигов не только отдельных воинов, но и целых соединений в этот труднейший для нашей страны период. Выражая глубокую благодарность всем участникам битвы за Москву, оставшимся в живых, я склоняю голову перед светлой памятью тех, кто стоял насмерть, но не пропустил врага к сердцу нашей Родины, к ее столице, городу-герою Москве. Мы все в неоплатном долгу перед ними!»
Министерство внешней торговли СССР сразу после войны проявляло большую заботу о братской могиле воинов-внешторговцев, похороненных у деревни Щекутино. Общественные организации Минвнешторга, отдавая дань памяти своим коллегам, организовывали регулярные посещения этой могилы сотрудниками в дни Советской Армии, в дни Победы, в дни государственных праздников и 8 декабря - в день гибели воинов-внешторговцев. Все эти мероприятия проводились под непосредственным руководством председателя Комитета ветеранов войны, участника Великой Отечественной войны, заместителя министра МВТ генерал-майора Леонида Ивановича Зорина.
В 1966 году, в один из дней памяти, после возложения венков и цветов на братскую могилу Леонид Иванович рассказал министру Н. С. Патоличеву о примитивности обустройства могилы внешторговцев: ее, обнесенную металлической оградой, венчала только металлическая красная звезда. Министр распорядился: «Давайте на месте захоронения воинов-внешторговцев соорудим монумент в память об их подвиге».
Мысль написать заметки о министре внешней торговли СССР пришла мне в голову, когда страна отмечала 100-летие со дня его рождения. Министр Николай Семенович Патоличев - выдающийся государственный и партийный деятель нашей страны, бывший секретарь ЦК КПСС, пользовался величайшим авторитетом, как в МВТ, так и в нашей стране. Он дважды удостоен звания Героя Социалистического Труда, награжден 11-ю орденами Ленина, как никто из деятелей советской эпохи, а также имел много других правительственных и зарубежных наград.
Инициатива Н. С. Патоличева пришлась всем по душе. Л. И. Зорин стал энергичным проводником этой идеи в жизнь. Общественные организации всех уровней министерства и его подразделений развернули большую подготовительную работу в этом направлении. Во всех организациях МВТ провели общие собрания, на которых были приняты решения о добровольном внесении каждым работающим в коллективе посильной суммы из своей зарплаты на сооружение памятника. Вопрос о строительстве памятника был рассмотрен на заседании коллегии МВТ. В министерстве была создана Комиссия по возведению памятника.
Возглавить Комиссию было предложено Л. И. Зорину как председателю Совета ветеранов Великой Отечественной войны, однако, он отклонил свою кандидатуру, не имея возможности целиком отдаться делу в связи с его многочисленными служебными и общественными обязанностями, а также частыми командировками. По его мнению, эту работу должен вести профессиональный строитель, и он предложил на этот пост меня, инженера-строителя, заместителя управляющего делами Минвнешторга по строительству, выразив уверенность в том, что я смогу грамотно решить все возложенные на меня задачи. Сам Леонид Иванович обещал оказывать работе всяческое содействие. Члены Комиссии согласились с предложением Л. И. Зорина и утвердили меня на пост председателя Комиссии по возведению памятника, а Л. И. Зорин стал заместителем председателя. В состав Комиссии вошли активные представители ряда общественных организаций МВТ. Казначеем Комиссии избрали главного бухгалтера Управления делами МВТ Владимирова Бориса Ивановича, зная о его щепетильности в расходовании средств, тем более общественных.
В фонд на возведение памятника были собраны внушительные средства.
Комиссия, по договоренности с общественными организациями МВТ и организациями других подразделений, входящих в систему МВТ, провела ряд субботников по расчистке территории, отведенной местными властями под строительство. Надо сказать, что местные органы власти оперативно решали возникающие проблемы и помогали Комиссии в согласовании необходимых вопросов.
Комиссия предложила заслуженному архитектору России Юрию Романовичу Рабаеву - одному из авторов проекта Могилы неизвестного солдата у Кремлевской стены и автору нескольких зданий для Минвнешторга в стране и за рубежом - разработать проект памятника воинам-внешторговцам. Я хорошо знал Ю. А. Рабаева по совместной работе, восхищался его талантом. И этот проект был выполнен им на высоком профессиональном уровне и в кратчайшие сроки. Все члены Комиссии принимали в этой работе самое активное участие, внося свои предложения при посещении проектной мастерской.
После рассмотрения и одобрения проекта памятника на заседании Комиссии мы с Леонидом Ивановичем Зориным зашли к Николаю Семеновичу Патоличеву: рассказали о проведенной подготовительной работе и показали ему разработанный проект памятника. Николаю Семеновичу предложенный проект очень понравился, и он так же одобрил его, как и работу нашей Комиссии в целом.
Я посетовал, что у Комиссии имеется серьезная трудность - строительные группы нашего министерства не в состоянии выполнить работы по возведению стелы из железобетона высотой в 20 метров. Мы обращались в Главмосстрой и Главмособлстрой, но эти организации не смогли принять в подряд данную работу, так как в это время были перегружены своими плановыми заданиями. Я сообщил, что мы продолжаем изыскивать возможность для решения этого вопроса. Все другие проблемы были для нас решаемы. Выслушав нас, Николай Семенович снял трубку правительственного телефонного аппарата и позвонил заместителю министра обороны СССР Александру Николаевичу Комаровскому - попросил его о помощи.
Николай Семенович Патоличев тепло поздоровался с А. Н. Комаровским, ведь они знали друг друга с 1 января 1942 года, когда тридцатитрехлетний
Н. С. Патоличев стал первым секретарем Челябинского обкома КПСС. Они вместе проработали там до конца Великой Отечественной войны. Н. С. Патоличев как первый секретарь обкома организовывал огромные поставки фронту. На предприятиях Челябинской области производились и лавиной шли на фронт танки, пушки, пулеметы, минометы, автоматы, авиабомбы, снаряды и многое другое. За годы войны только Кировский завод Челябинска дал фронту 18 тысяч танков и артиллерийских самоходных установок. А. Н. Комаровский под руководством Н. С. Патоличева занимался в то время строительством и расширением крупнейших оборонных предприятий для увеличения выпуска военной продукции для фронта.
Побеседовав с Н. С. Патоличевым, А. Н. Комаровский сразу же поручил начальнику Главвоенстроя Караогланову Александру Гавриловичу помочь Министерству внешней торговли в решении этой проблемы. И главк Минобороны быстро организовал необходимые работы.
Для ускорения проведения работ мы подключили строительных рабочих Торгово-промышленной палаты, где имелось собственное строительное подразделение. На производственном комбинате Торгово-промышленной палаты, за счет его средств, по эскизу художника Торгово-промышленной палаты Р. Р. Кликса в соответствии с проектом был изготовлен из нержавеющей стали двадцатипятиметровый штык - символ Победы нашей армии и нашего народа в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг., который был затем установлен на двадцатиметровой железобетонной стеле.
У всех было желание, чтобы этот мемориал получился значимым. Сподвижники Н. С. Патоличева – члены коллегии МВТ, вместе с нами утвердившие план по увековечению памяти воинов-внешторговцев, оказывали нам всяческое содействие. Особенно хочется отметить первого заместителя министра М. Р. Кузьмина, первого заместителя министра И. Ф. Семичастного, заместителей министра Б. А. Борисова, И. Т. Гришина, Н. Д. Комарова, Н. Г. Осипова, Н. Н. Смелякова, а также секретаря комитета комсомола, позднее ставшего секретарем парткома МВТ, А. Г. Бутенко.
Член нашей Комиссии, сотрудник МВТ Анатолий Иванович Хомутов, лично знакомый с поэтом Робертом Рождественским, предложил мне обратиться к нему с просьбой написать проникновенные слова для гранитного пьедестала памятника.
Мы с А. И. Хомутовым приехали к Роберту Рождественскому домой на Кутузовский проспект. Он был болен, но напоил нас чаем и, внимательно посмотрев наш проект, сказал, что он ему очень понравился. А затем добавил: «Я только что закончил цикл стихов «Реквием» - весь выложился. Думаю, что для этого памятника подойдут такие строки из «Реквиема»:
«Люди! Покуда сердца стучатся, помните,
Какою ценой завоевано счастье, пожалуйста, помните!»
Мы сразу согласились. Действительно, лучше не скажешь. Именно эти слова Роберта Рождественского появились на гранитных плитах, увековечив светлую память воинов-добровольцев Внешторга.
После долгих усилий осенью 1967 года в 50-летний юбилей Советского государства состоялось торжественное открытие памятника, на котором присутствовало большое количество сотрудников Минвнешторга, многие из которых приехали с детьми. Были приглашены руководители районных властей Наро-Фоминска и строители, принимавшие участие в возведении памятника. На митинге ярко выступил Л. И. Зорин. Памятник утопал в венках и цветах. Торжественные церемонии памяти у подножия памятника стали потом регулярными, я посещал их всегда, испытывая гордость за наше коллективное творение.
Итак, Комиссия по возведению памятника воинам-внешторговцам завершила свою деятельность. Я как председатель Комиссии благодарен всем ее членам за этот благородный и бескорыстный труд на общественных началах. Для меня избрание председателем столь важной Комиссии было большой честью, я старался сделать всё от меня зависящее для достижения желаемого результата. Это и понятно, ведь сам я – сын фронтовика Щебланова Ивана Сергеевича, воина 375-го гаубично-артиллерийского полка, геройски погибшего под Смоленском 30 сентября 1941 года. А мы - дети войны – такие, как я, как моя жена Щебланова Галина Михайловна и другие наши сверстники, в тылу трудились наравне со стариками во имя нашей Победы, за что впоследствии были награждены медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг.»
О победе советского народа, о героях Великой Отечественной войны говорил на встрече с сотрудниками Министерства внешней торговли и маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Его, в то время опального, пригласил во Внешторг министр Николай Семенович Патоличев. Мне посчастливилось присутствовать на этой встрече, посвященной 25-летию разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой, и я рад поделиться своими воспоминаниями:
Актовый зал МИДа и МВТ в высотном здании на Смоленской-Сенной площади, вмещающий 600 человек, был заполнен до отказа. Где только возможно, были поставлены дополнительные кресла, стулья. Ярко освещенный зал, алые транспаранты, ордена и медали на груди многих присутствовавших придавали событию необычную торжественность.
Аудитория в напряженном ожидании. Время приближается к 1800. Из боковой двери на сцену поднимаются Георгий Константинович Жуков, Николай Семенович Патоличев, писатель Сергей Сергеевич Смирнов. В едином порыве весь зал встал и разразился бурной овацией. Ничто не могло остановить рукоплескания. Так продолжалось минут десять. Н.*С.*Патоличев пытался успокоить людей, делал какие-то знаки, чтобы остановились, но это вызывало еще более мощные аплодисменты и бурю приветствий маршалу. После долгих усилий удалось успокоить участников встречи.
За стол, поставленный на сцене, сели три человека: Г.*К.*Жуков, Н.*С.*Патоличев, С.*С.*Смирнов. Микрофон берет С.*С.*Смирнов и, обращаясь к залу, говорит:
—*Сейчас по всей стране проходят встречи с ветеранами Великой Отечественной войны 1941–1945*годов по случаю 25‑летия разгрома немцев под Москвой, вот и мы сегодня тоже встречаемся с героем из героев, народным героем, четырежды Героем Советского Союза маршалом Георгием Константиновичем Жуковым.
Зал мгновенно встал. Все потонуло в новом взрыве необычайной силы оваций, которых мне никогда не приходилось слышать. Зал ревел. Люди стояли, подняв руки, не щадили ладоней и голосовых связок. Тогда Георгий Константинович сам подал знак, чтобы остановились. Наконец все стихло. Сергей Сергеевич Смирнов предоставил слово Георгию Константиновичу. Опять взрыв аплодисментов. Георгий Константинович подошел к трибуне. Зал замер. Тишина.
—*Товарищи,*— сказал маршал,*— в нашей короткой встрече невозможно рассказать обо всех этапах Великой Отечественной войны, приведших нас к Победе, для этого надо много времени. Сегодня я вам расскажу только о начальном периоде войны, включая операцию под Москвой в 1941*году, и о завершающей стадии войны*— Берлинской операции 1945*года.
Он вел рассказ, не прерываясь в течение двух с половиной часов. Зал был словно завороженный, кажется, никто не дышал, тишина необыкновенная, только лился его спокойный, ровный и уверенный голос. Слова яркие, убедительные. Люди ловили каждое его слово. Иногда он отходил от трибуны к схемам и картам, развешанным его адъютантом, показывал указкой, объяснял и возвращался на трибуну. Проникновенно говорил о мужестве и героизме советских воинов. Приводил яркие примеры.
Затем Георгий Константинович рассказал о процедуре подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии, где сам он был главным действующим лицом: представитель Верховного Главнокомандования советских войск. Я поражался изумительной памяти Георгия Константиновича и четкости изложения важнейших исторических и военных событий. По окончании выступления маршала Н.*С.*Патоличев спросил у зала, есть ли вопросы. Был задан всего один единственный вопрос:
—*Георгий Константинович, как Вы оцениваете роль И.*В.*Сталина в Великой Отечественной войне?
Он ответил на это достойным образом:
—*Сейчас бытует мнение, что Сталин руководил военными операциями по глобусу. Это*— чепуха. Это*— заблуждение. Сталин глубоко вникал в суть военных операций и давал важнейшие указания Генеральному штабу, командующим фронтами и армиями, и мне как первому заместителю Верховного Главнокомандующего. Положительно оцениваю военную деятельность Сталина в тот период, но советский народ не простит ему необоснованные репрессии, которые проводились в стране при его жизни.
Николай Семенович Патоличев от имени присутствующих горячо поблагодарил Георгия Константиновича Жукова за его ратный подвиг. Завершая эту необыкновенную встречу, зал бурно рукоплескал, выражая безграничную любовь к легендарному маршалу, отдавая дань памяти воинам-освободителям, испытывая гордость за наш народ, за нашу Родину.
А что касается роли И. В. Сталина как государственного и партийного деятеля нашей страны, то сам Н. С. Патоличев, многократно встречавшийся со Сталиным в предвоенный, военный и послевоенный периоды, высказал свое мнение о нем в книге мемуаров «Испытание на зрелость» - мнение министра совпадает с мнением маршала. Здесь надо отметить кристальную честность и объективность Н. С. Патоличева, что подтверждают все, кто долгие годы знал его и работал вместе с ним. Книгу Н. С. Патоличева «Испытание на зрелость» с его дарственной надписью в мой адрес я храню как бесценный раритет.
Прошло время, и в 2005 году возникла необходимость реставрации памятника воинам-внешторговцам, сооруженном нами в 1967 году. Мои министерские коллеги Владимир Николаевич Попов и Валентина Николаевна Тольская пригласили меня на торжественное открытие после реставрации этого памятника, т.е. того самого, в возведении которого я сорок лет назад принимал самое непосредственное участие. Торжество было организовано с большим размахом. Генерал-полковник Владислав Николаевич Путилин, руководитель департамента Министерства экономического развития и торговли России, открывая памятник после реставрации, выступил с замечательной речью. Необыкновенно трогательные слова говорили ветераны: Всеволод Павлович Шиманский - ветеран войны, бывший министр торговли СССР, ставший после ухода на пенсию председателем Совета ветеранов Министерства торговли СССР; Алексей Владимирович Марков - один из руководителей департамента кадров Минэкономразвития; и уже упоминаемые мною Владимир Николаевич Попов, Валентина Николаевна Тольская, а также ветеран войны Владимир Васильевич Дородонов.
Собравшихся приветствовали глава Наро-Фоминского района и военные, проводившие реставрацию мемориала: командир войсковой части, дислоцированной в Наро-Фоминске, - Сергей Васильевич Кашин и его бывший заместитель - подполковник в отставке Александр Иванович Корчагин, непосредственно руководивший реставрационными работами. Как строитель отмечу, что реставрация выполнена блестяще. Все соответствует первоначальному варианту проекта, однако, качество работ лучше прежнего за счет применения более дорогостоящих материалов и благодаря стараниям реставраторов. Я как бывший председатель Комиссии по созданию этого мемориала был вполне удовлетворен.
В результате большой поисковой работы по установлению личностей погибших на гранитном пьедестале памятника выбиты имена героев, покоящихся здесь. Так же, как и почти сорок лет назад, торжественно открывая памятник, я испытывал неподдельное волнение. Да, главным творцом победы в Великой Отечественной войне был советский народ, совершивший подвиг, равного которому еще не знала история! У меня в мыслях неотступно звучали слова Владимира Высоцкого: «Раньше здесь на дыбы поднималась земля, а нынче гранитные плиты...».
Однако к светлой радости примешивалось горькое чувство. Дело в том, что памятник не требовал бы такой серьезной реставрации - ведь все было сделано прочно и добротно из бетона и железобетона, - если бы не страшные приметы нашего времени: вандализм и мародерство кучки отъявленных мерзавцев, покусившихся даже на святая святых. Волна частнособственнических интересов захлестнула наше общество, и вот печальный результат: в 2003 году неизвестными лицами была украдена с надгробия часть гранитных плит, даже с выбитыми на них словами из «Реквиема» Роберта Рождественского. С торжественной траурной линии, ведущей от Киевского шоссе к мемориалу, было снято и вывезено в неизвестном направлении около пятидесяти железобетонных плит крупного размера. Сколько же надо было применить тяжелой техники, чтобы все это разворотить! Для возмещения такого урона потребовались значительные средства. Большое спасибо В. Н. Путилину, сумевшему найти спонсоров и изыскать средства на реставрацию, а также договориться с войсковой частью: с полковником С. В. Кашиным и подполковником А. И. Корчагиным о постоянном шефстве над мемориалом. Объем реставрации был настолько большой, что строители не успели выполнить работы до 9 Мая 2005 года, а завершили реставрацию только к 60-летию Парада Победы. А 7 июля 2005 года в Интернете появился касающийся этой темы сайт Елены Серовой - корреспондента общественно-политической газеты Наро-Фоминского района «Основа».
Сейчас, накануне 65-й годовщины Великой Победы, хочу сказать, что очень много людей старалось сделать все возможное для увековечения подвига героев Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. и, в частности, создания памятника на 79-м километре Киевского шоссе. Уже нет в живых многих активных сотрудников, принимавших участие в создании этого памятника. На смену им приходит новое молодое поколение, которое должно свято помнить о подвиге героев, а также знать о людях, которые старались увековечить память о погибших воинах: и не только в данном случае, а вообще. Преемственность поколений должна продолжаться.
Отдельную благодарность хочу выразить министру внешней торговли Николаю Семеновичу Патоличеву, чьи инициатива и помощь послужили созданию этого величественного памятника. Вспоминая этого прекрасного человека, нельзя не отметить, что во время Великой Отечественной войны Челябинская область, где он так плодотворно трудился, была кузницей не только мощнейшего вооружения для фронта, но и кузницей выдающихся личностей, которые после войны возглавляли ключевые участки народного хозяйства страны.
За примерами далеко ходить не надо. Так, заместитель министра МВЭС Константин Ефимович Фомиченко, наряду со своими основными обязанностями курировавший – по зову сердца – патриотическую работу в министерстве, связанную с организацией и проведением мероприятий у памятника воинам-внешторговцам у деревни Щекутино, начинал свою трудовую деятельность в Челябинской области. К. Е. Фомиченко, родившийся в 1927 году, детдомовец, в июле 1941 года бежал со своими сверстниками с пылающей Украины вглубь России под постоянными бомбежками фашистов. Он тяжело пережил гибель изрешеченного немецкими пулями своего друга Вани Малого, похоронив его у проселочной дороги. Четырнадцатилетнего паренька Костю Фомиченко и его товарищей приютила челябинская земля, здесь они встали на трудовую вахту. Работали на заводах, учились, жили напряженной жизнью. Константин Ефимович Фомиченко с годами вырос там до второго секретаря Челябинского обкома КПСС. Великолепный человек и государственный деятель, которого взрастила и воспитала челябинская среда. Человек, который много сделал для страны и на других государственных постах, в том числе и на посту заместителя министра внешнеэкономических связей СССР в министерстве, где ранее долгие годы работал Н. С. Патоличев.
Годы идут. С 1990 года неоднократно реорганизовывалась структура Министерства внешней торговли СССР. На его основе создавались новые министерства с другими функциями и названиями, как всесоюзного, так и российского подчинения, а многочисленные хозрасчетные объединения выделялись в самостоятельные единицы. Сейчас правопреемником Министерства внешней торговли считается Министерство экономического развития России, у которого несколько иной круг задач, но сохранились и функции бывшего МВТ СССР. Надо отдать должное администрации Министерства экономического развития РФ – министру Э. С. Набиуллиной, профкому министерства под председательством В. Н. Попова, Совету ветеранов министерства и, в частности, заместителю председателя В. Н. Тольской, которые по ранее установившейся традиции продолжают вести активную патриотическую работу, вовлекая в нее не только сотрудников нынешнего министерства, но и работников бывшего Минвнешторга, которые ныне трудятся в других организациях. Под их руководством в День Победы и дни других государственных праздников, помимо посещений памятника на 79-м км Киевского шоссе, возлагаются венки и цветы к большой гранитной Доске Памяти с именами внешторговцев, погибших в годы Великой Отечественной войны, установленной на стене главного вестибюля высотного здания на Смоленской площади. Сюда, на короткие митинги, почтить память погибших приходят не только действующие сотрудники, но и пенсионеры.
В сентябре 2008 года Торгово-промышленная палата России, Экспоцентр, Министерство экономического развития России, Российский государственный торгово-экономический университет торжественно отмечали 100-летие со дня рождения министра внешней торговли страны Н. С. Патоличева. На торжествах с речами выступали его соратники: Борис Николаевич Пастухов – старший вице-президент Торгово-промышленной палаты РФ, Владислав Леонидович Малькевич - генеральный директор УВК Экспоцентра, Сергей Николаевич Бабурин – ректор Российского государственного торгово-экономического университета, Тяжельников Евгений Михайлович - бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ, тоже из плеяды челябинцев, и другие.
В дни столетнего юбилея Н. С. Патоличева в Москве, на доме по адресу: Спиридоновка,18, где жил Николай Семенович, стараниями Владислава Леонидовича Малькевича при активном содействии Мэрии Москвы, Торгово-промышленной палаты России и Министерства экономического развития России была установлена бронзовая мемориальная доска, открытие которой состоялось в присутствии многочисленных друзей и коллег Н. С. Патоличева. На торжественном митинге выступил ученик и последователь Н. С. Патоличева - В. Л. Малькевич, который напомнил присутствующим о заслугах этой выдающейся личности перед Родиной. Проникновенно говорила дочь Николая Семеновича - Наталья Николаевна Патоличева-Трубицина, слова памяти прозвучали и от руководителей Министерства экономического развития Российской Федерации: О. Г. Савельева и Ю. М. Медведкова.
В канун нового 2010 года, а точнее 24 декабря 2009 года, группе сотрудников бывших внешнеторговых и внешнеэкономических организаций были торжественно вручены высокие награды Торгово-промышленной палаты России и Экспоцентра - медали имени Н. С. Патоличева первой и второй степени с изображением портрета Николая Семеновича Патоличева. Основная суть данной медали заключается в словах, приведенных в «Удостоверении» к медали: «За достижения в производстве, торговле и внешнеэкономических связях». Такой награды удостоено около ста пятидесяти человек.
По поручению В. Л. Малькевича - генерального директора УВК Экспоцентра, председателя Оргкомитета, бывшего первого заместителя министра внешней торговли СССР Н. С. Патоличева, бывшего председателя Торгово-промышленной палаты СССР - награды вручал нам начальник отдела Экспоцентра, опытный внешторговец Владимир Федорович Вохмин, который очень тепло поздравил награжденных.
Мне было особенно приятно получить столь высокую награду, находясь уже 10 лет на пенсии, да причем медаль самой высокой категории - первой степени, за номером 53. Я думаю, что такая высокая награда вручена мне не только за долголетнюю внешнеэкономическую и внешнюю инженерно-строительную деятельность, но и за работу по созданию памятника воинам-добровольцам Внешторга на 79-м километре Киевского шоссе.
По-моему, это и есть по-настоящему преемственность поколений у нашего российского народа. «Ничто не забыто, никто не забыт!» Этот девиз - в действии!
И.И. Щебланов,
Заслуженный строитель России
-
ТЕПЛО ЖЕНСКОГО СЕРДЦА
Сайганова Дания
*ТЕПЛО ЖЕНСКОГО СЕРДЦА
В истории человечества есть события и даты ,о которых люди не должны забывать. Мы, ныне живущие, должны помнить и гордиться ими-солдатами Великой Отечественной, живыми свидетелями тех великих и трагических событий мировой истории.
Это простые люди и, вместе с тем , великие личности. Каждый в отдельности и все вместе они творили историю мира на земле…
Моя прабабушка – Найма Абдулатифовна Алимова – фронтовик. Жизнь её –череда испытаний. Тепло сердца, умений любить и быть преданной помогли ей выстоять ,с честью пройти через все испытания.
****Родилась она в селе Бестянка в крепкой, работящей семье. Родители трудились день и ночь , чтобы их четверым детям жилось в достатке и сытости. « При новой власти, - вспоминает прабабушка,- настали для семьи трудные времена. Моя старшая сестра была красавицей, приглянулась брату председателя колхоза. Да вот беда, он сестре не пришёлся по сердцу. За отказ последовала угроза : «Не пойдёшь за меня замуж , раскулачим !»… И раскулачили. Отняли всё и сослали в Казакстан».
***Но и там семья Наймы не пропала. Построили дом, работали, растили детей. Правда, отец семейства не дожил до лучших времен, умер на чужбине . А вскоре пришло разрешение вернуться на родину. К тому времени Найма была уже школьница. Училась хорошо, была общественницей. Закончив 7 классов, пошла на двухмесячные курсы учителей. Потом работала в школе села. Жизнь стала налаживаться, но грянула война.
*****Найма, как секретарь комсомольской организации школы , в числе первых ушла на фронт.
*******«Сначала нас учили военному делу в Никольске,-вспоминает она, - я все нормативы сдала на «отлично». А потом было распределение- я попала в 32-ю железнодорожную отдельную эксплуатационную роту. Все приходилось делать – стрелять, копать окопы , восстанавливать разрушенные фашистами железнодорожные пути и станции. Приходилось заменять и путейцев, и начальников станции, и санитарок - война учила всему.
****Ей повезло , выстояла, выжила в пекле войны, вернулась в родное село. Она говорит: « Где бы ты ни был , везде надо быть дисциплинированным,
верным. Эти два качества помогли мне и в изгнании ,и на фронте, и в мирное время.
-
Заволжанка не по рождению, а по воле судьбы
Заволжанка не по рождению, а по воле судьбы
Война внесла сумятицу в мирную жизнь людей: мужчин забрали на фронт, женщинам, старикам и детям пришлось заниматься повседневным трудом. Немецкие захватчики не жалели никого: выжигали целые деревни. Кто-то вернулся после войны в свой родной дом, пусть и полуразрушенный, но который можно было восстановить. А кому-то больше не пришлось побывать на родине: людей эвакуировали, и дальнейшая их жизнь складывалась по-разному.
В Заволжске живёт Надежда Ивановна Соловьёва, ветеран войны и труда. Ей 83 года, но на своей малой родине, в деревне Павлово Смоленской области, она не была с 1941 года. В те страшные дни войны поезд с разрушенной станции Вязьма увёз её в Москву, а оттуда на пароходе в Кинешму. Волею судьбы всю жизнь Надежда Ивановна прожила в Заволжске. Мы просто не могли не встретиться с этой женщиной в канун 65-летия Победы.
Надежда Ивановна Соловьёва – гостеприимная хозяйка, её постоянно окружают дети и внуки. Вот и сегодня у неё были сын и дочь, приехала на каникулы и внучка из Кинешмы.
Война оставила много впечатлений, изменила жизнь нашей героини, разделив её на две части. Своими воспоминаниями она и поделилась с нами.
- Как складывалась Ваша жизнь в Смоленской области?
- Родители у меня умерли рано, пришлось жить со снохой, которая выгоняла нас с младшим братом из дома, когда старший уходил на сборы.
С 10 лет была нянькой. Жила в городе Ярцево у хозяйки, которая работала на фабрике. Когда началась война, женщина хотела отправить меня с детьми в город, но узнав, что немцы взрывают поезда, побоялась и отвезла в деревню к сестре. Но в селе уже никого не было, дом стоял пустой. Тут я и осталась жить с маленькими детьми, а хозяйка опять ушла на фабрику.
Было очень страшно. Немцы часто бомбили деревню: мы прятались в сараях, а потом возвращались в дом.
Однажды в дверь дома кто-то постучал. Я испугалась: открывать страшно, вдруг немцы. Оказалось, что это пришла хозяйка. Как она обрадовалась, узнав, что её дети и я живы! Мы собрались и перешли в другую деревню, тоже пустующую, жили там в землянке до тех пор, пока немцы не взяли Смоленск.
- Куда Вас эвакуировали?
- В деревню пришли русские солдаты и отвели всех на станцию Вязьма. От станции после бомбёжкине осталось ничего - на её месте было поле. Сидели целый день на улице, ждали поезда. На нём доехали до Москвы, дальше на пароходе до Кинешмы. Всего нас было 350 человек. В Кинешме накормили супом из крапивы, но мы и этому были рады, дали талончики на еду.
- Как вы устроились в Кинешме?
- Сначала две ночи мы ночевали на дамбе, два дня под дождём. Было тяжело, но мы выдержали. Когда нас стали распределять по предприятиям, меня никуда не брали, потому что маленькая. Хозяйку отправили в Шую. Больше я её не видела. Меня оставили на Томнее, на кирпичном заводе. Проработав там лето, я пошла в няньки. Денег платили мало, а хотелось одеться. Ведь приехала в Кинешму я в двух платьях и в штанах, которые к тому времени уже износились.
- Как Вы попали в Заволжск?
- Договорились с женщиной, что она возьмёт меня нянькой, но директор завода не отпускал. Пока я отпрашивалась, та женщина взяла другую девушку. Но мне она помогла попасть на анилзавод, там я работала в няньках у Пани Паруновой. Затем у Виноградовых и в госпитале на Фибре. Тяжело было работать в госпитале: кровь, стоны. Вернулась к хозяйке. За свою жизнь успела поработать и на торфе, и воспитателем в детском саду, и швеёй. На пенсию уходила, с должности кассира в парикмахерской.
- Когда Вы уехали уже далеко от линии фронта, почувствовали ли вы себя в безопасности?
- Нет. Бомбёжки оставили сильные впечатления. Как только раньше увижу самолёт, так ищу, где бы укрыться. Кажется, что сейчас бомбить начнут.
- Где Вы встретили своего мужа?
- Сам он, Константин Емельянович, из Островского района. Жизнь у него тоже была тяжёлая. Родителей раскулачили: забрали всё, а отца расстреляли. Поженились мы в 1948 году. Родили и воспитали троих детей: Валентину, Зою и Александра. Сейчас я богатая бабушка: у меня пять внуков и пять правнуков. Жаль только муж умер рано, ему было 63 года. Семьянином был хорошим: детей любил, не обижал никогда, деньги зарабатывал. Всю войну прошёл без ранений, а в мирной жизни болезнь жить не дала.
- Где он воевал?
- Мне про войну он мало рассказывал, всё больше с мужчинами обсуждали. Помнится, был на Белорусском фронте, в Смоленске, на Курской дуге. Служил водителем. Война закончилась, а он ещё два года служил в Германии, в Потсдаме – возил полковника.
- Война раскидала Вас с родными по разным местам. Искали ли их?
- После того как вышла замуж, стала искать через милицию. Моей родной деревеньки уже и не было. Нашла сноху. Она рассказала, что моих братьев уже нет в живых. Сергей погиб ещё до войны, а Никифор, когда гонял скот в Горький, простудился и умер.
«Вы ездили на свою малую родину после войны?» - задала я вопрос Надежде Ивановне. И поняла, что растревожила душу. За всю долгую жизнь ей так и не удалось съездить в деревню Павлово Смоленской области. А хотелось бы.
Война разрушила семьи, планы на будущее, лишила крова. Надежда Ивановна говорит, что стала заволжанкой, с 1941 года Заволжск стал для неё родным.
Светлана Курганова
-
Дочь пропавшего без вести бойца
Дочь пропавшего без вести бойца
И будет так, всенепременно будет:
На сцену выйдет в орденах старик,
Последний на планете фронтовик.
И голосом скрипучим и усталым
Солдат бывалый поведёт рассказ,
Как землю нашу вырвал у металла,
Как наше солнце на планете спас…
И он уйдёт, свидетель битвы грозной,
С букетом роз и маков полевых.
Запоминайте их, пока не поздно,
Пока они живут среди живых.
Николай Рыбалко
В кабинет корреспондентов заглянула женщина и сказала, что она с необычной просьбой. Альбина Викторовна Липинская хотела, написали про её отца и отчима. Сама она переехала в Заволжск в начале 2010 года, хотя родилась в Заволжском районе. Жизнь распорядилась так, что жила она в разных городах России и на Украине, а сейчас вернулась на малую родину.
Война внесла коррективы в мирную жизнь людей, прошлась по каждой семье. Коснулась она и судьбы нашей посетительницы. На войне погиб её отец, а прошедший войну отчим стал опорой в жизни. Вот что рассказала мне Альбина Викторовна:
- Посвящаю этот рассказ моим дорогим двум солдатам: Виктору Дмитриевичу Тарханову, отцу, и Анатолию Петровичу Румянцеву, отчиму и дорогому папочке, воспитавшему меня. Светлая и добрая им память и царствие небесное.
Долгожданный ребёнок
Я была долгожданным и желанным ребёнком. Когда я родилась в 1940 году, мои родители, Виктор Дмитриевич и Лидия Фёдоровна Тархановы, жили и работали в деревне Аверино на мельнице, теперь ни деревни, ни мельницы нет в помине. Мой отец не отходил от моей кроватки ни днём ни ночью, нянчил, пеленал. Но в сорок первом его призвали в армию. Мама рассказывала, как папа уходил и возвращался несколько раз, целовал мои пяточки и плакал, как будто знал, что никогда больше не увидит свою дочку.
Письмо с фронта
Отец писал письма с фронта, но особенно запомнился мне рассказ его матери, моей бабушки Клавдии Никитичны Тархановой из деревни Крапивки, где потом мы жили, о папином последнем письме с места боевых действий на Украине. Он писал о тяжёлых боях и о том, как они форсировали под нещадным огнём врага какую-то реку, вода которой была красной от крови раненых и погибших солдат. Писал, что не умел плавать, но переплыл эту реку. Он думал, что его спасло благословение матери – иконка с крестиком, которые повесила ему на прощание бабушка, его мать.
Больше писем от отца не было. Мама получила извещение о том, что мой отец пропал без вести. Но ведь бывают чудеса в жизни. И я всегда верила в это чудо. Где бы я ни находилась, всегда искала обелиски с фамилиями захороненных здесь солдат и с надеждой читала, искала родное имя. Но чуда так и не дождалась.
Послевоенная жизнь
Мама вышла замуж за вернувшегося с войны Анатолия Петровича Румянцева из деревни Лобаново. Этот изумительный, бесконечно щедрый и добрый, красивый душой и телом, скромный, трудолюбивый, честный, бескорыстный человек воспитывал меня с пяти лет. Он помогал мне всегда. Когда я вышла замуж в деревню Акишенки, он просил маму, чтобы она передавала мне молоко, сметану, масло. До конца своей жизни они жили в Корнилове. Помогал мне отчим, когда я училась заочно в Ивановском культпросветучилище. В то время они с мамой нянчили мою маленькую дочку Олечку. Помогал материально, когда я училась в Краснодарском институте культуры. После смерти мамы он организовал и помог мне отметить в Корнилове мой 50-летний юбилей. Низкий ему поклон за всё, что он сделал для меня.
Так случилось, что война забрала главного человека в жизни Альбины Викторовны – отца, но взамен дала отчима. Он, прошедший войну, видавший боль и страдания людей, не очерствел, не замкнулся в себе, а всю свою любовь подарил падчерице, воспитал её как родную дочь.
Война оставила глубокий след в жизни людей, но не смогла сломить их, не погубила чистую и добрую русскую душу.
Светлана Курганова
-
Семейная традиция – границу защищать.
Семейная традиция – границу защищать.
Статья о Георгии Тимофеевиче Маркине
Автор:
Маркина Ольга Владимировна
Много лет минуло с тех пор, когда разрывались снаряды и грохотали орудия в ожесточенный боях Великой Отечественной Войны за освобождение советского народа! 66 лет прошло со дня великой победы.
«Как много лет прошло», «Это наше далекое прошлое» – так легко говорят те, кому сейчас нет и 20-ти лет. А кто они эти 20-ти летние? Сегодняшняя молодежь, те, кто никогда не служили – в своей основе, избалованные дети. А 70 лет назад – это были, в основном, защитники, герои и опора страны.
Давно ли закончилась война? Ответ на этот вопрос не однозначен, и зависит от того, чем мерить время. Если продолжительностью человеческой жизни, то давно. А взять мерило покрупнее – шкалу развития нашей страны, то, окажется, что вторая мировая была совсем недавно.
Победа, завоеванная советскими великими воинами – это свобода, великий дар и наследие нам, всем ныне живущим и будущим поколениям! Нет в войне правых и виноватых, есть Отчизна, за которую надо бороться! И каждый воин – каждый герой! И Бог им судья!
Мне посчастливилось родиться в семье удивительного человека Георгия Тимофеевича Маркина. Он мой дедушка. Таким я его всегда и воспринимала по малости лет: родным дедушкой, нежным, любящим, прямым, трудолюбивым, молчаливым и с безупречно добрыми глазами!
Действительно, он очень мало рассказывал про Великую Отечественную Войну. Видимо, каждый, кто участвовал в боевых действиях, и знает правду, не распространяется о минувших кровавых событиях, даже в кругу семьи. И это легко понять, в силу простой логики: зачем ворошить прошлое и рассуждать о жестокой войне, когда теперь мир, к которому так стремились, есть семья, дети, счастье. Вот и я бегала среди других внучек и внуков за нашим дедом, радовалась всему окружающему, просто жила, росла и думала, что все так и останется навсегда. Всерьез думать о будущем, прошлом, анализировать события – это прерогатива взрослых. А дети всё окружающие, каким бы оно ни было, воспринимают, как данность. Бабушка все дедовы награды бережно хранила в специальной шкатулке. И для меня не было сомнений, что у любого дедушки, есть такие награды. Сейчас забавно, это вспоминать, но я была уверена, что блестящая красная звездочка (так я воспринимала Орден Красной Звезды), как у моего любимого дедушки, есть у всех дедушек. И это ничуть не важнее, чем его пушистые кролики за домом, которых мы вместе кормили виноградными листиками.
Тогда я даже не могла представить, что мой дедушка участник 2-войн: финской и великой отечественной.
Теперь его нет, уже лет 10… Внуки выросли, и история начала открываться пласт за пластом, обнажая нашим сердцам простую истину – НАШ ДЕД ГЕРОЙ!
Георгий Тимофеевич Маркин родился в деревне Высокий Холм Жиздринского района Калужской области в 1919 году. Был медиком. В 1938 году окончил Жиздринскую медицинскую фельдшерскую школу и работал в городской больнице, где его выбрали секретарем комсомольской организации. В 1939 году был призван в пограничные войска и служил в Карелии, в Кипромякском пограничном отряде, стрелком 7-й пограничной заставы. Весной 1941 года вступил в члены ВКП(б). Война настигла его на проверке нарядов по охране государственной границы. 2 июля красноармеец Г.Т. Маркин вместе с несколькими пограничниками 7-ой заставы были переброшены на усиление сводной группы пограничников на участке 6-ой пограничной заставы 80 пограничного отряда под командованием старшего лейтенанта, начальника отделения боевой подготовки отряда, Никиты Фадеевича Кайманова.
Эта застава в первые дни войны приняла бой и стойко держала оборону. Оборона 6-ой заставы и участка дороги, проходящего через нее, являлась чрезвычайно важной задачей. О причинах подробно написал Герой Советского Союза Кайманов моему дедушке в личной переписке в 1965 году: «Оборона дороги, проходившей через 6 ПЗ, имела большое значение 12 июля 1941 года. Эта дорога в 3-4 км сворачивала в тыл, выходила на деревни Анттила, Мякитало и дальше на шоссе в Пойосвара (в 40 километрах от Кипромяки). Она была мягкая, никак не оборонялась, была проходима для всех родов войск. Если ее оставить открытой, то противник безпрепятственно выходил в тыл и, оборона 52 и 126 полков сводилась к нулю, и они оказались бы в тягостном положении. Поэтому и было принято решение оборонять ее в районе 6-й заставы силами 5-й и 6-й погранзастав. Кроме того туда должен был прийти батальон 52 стрелкового полка. Но батальон не дали, дали только взвод 30 человек. В силу этого начальник отряда добавил еще сводную заставу из 7-й и резервной под командованием старшего лейтенанта Николаева…». В Центральном Пограничном Музее хранится книга «История 80-го пограничного отряда войск МВД Карелофинского округа. 1938-1950 гг.» в ней я нашла цифры: «Под командованием Н.Ф. Кайманова находился отряд, численностью в 146 человек» и описание местности: «Небольшая поляна, на которой располагались обороняющиеся, именовалась «ямой», с запада ее ограничивал безымянный залив озера, с востока – болото, с юга и севера – лес, за длинным проливом – высота, там находился финский укрепленный район, противник мог видеть всю поляну, вдавленную между болотами». Такая местность сильно затрудняла оборону, но именно здесь защищали пограничные дороги в первые недели битв.
Рано утром, подошедшие пограничники были направлены в разведку на высоту «Аланиха», где ранее была 5 ПЗ. Установив расположение орудий белофиннов, группа вернулась на заставу с докладом. Остальной личный состав пограничной заставы занимался совершенствованием оборонительных сооружений и огневых точек при этом большое внимание уделялось маскировке позиций. Застава готовилась к круговой обороне. Н.Ф. Кайманов отправил группу из 60 человек, в которой был и красноармеец стрелок Г.Т. Маркин, на проверку рубежей около заставы со стороны тыла. Там группа столкнулась с егерским батальоном белофиннов численностью 150 человек, которых натиском и метким огнем пограничники отбросили за линию государственной границы. Бойцы вернулись на заставу. По пути подобрали, брошенное противниками оружие, и забрали красноармейца, убитого в бою. Пограничники продолжали готовиться к обороне 6-й ПЗ и участка дороги, проходившей по ее территории. И в этот же день застава приняла бой.
Финны понимали, что заставу взять будет не просто, поэтому пошли на хитрость. Переоделись в форму красноармейцев и начали двигаться к заставе. О том, как проходил бой, я узнала из всё той же книги «История 80-го пограничного отряда войск МВД Карелофинского округа. 1938-1950 гг.»: «Расстояние до врага становилось всё меньше и меньше. Вот уже отчетливо стали видны фигуры солдат передовой вражеской цепи. Вот до них осталось не более 150 метров…100 метров. И только после этого Кайманов подал долгожданную команду «Огонь!»
Дружный залп скосил первые ряды наступающих. Еще и еще залп. Финны заметались, стали откатываться. Вдруг, справа послышалось по-русски:
«Не стреляйте! Свои!»
На одно мгновение огонь прекратился. Кайманов выглянул из-за бруствера и увидел людей в красноармейской форме, но быстро распознал, что это переодетые финны.
-Бей их, гадов! – Крикнул Кайманов, - огонь!
Поляна покрылась вражескими трупами. Не дав противнику опомниться, Кайманов поднял людей в атаку. Финны отступили. Однако, затишье, длилось не долго…» Началась новая атака, каймановцы заняли круговую оборону, общей протяженностью 2 километра. Кайманов был контужен разорвавшейся миной, но продолжил руководить обороной заставы.
К исходу дня бой стал еще более ожесточенным. Но что бы выиграть его и спасти людей, Кайманов пошел на хитрость – незаметно увел бойцов с этого рубежа. Тем временем белофинны продолжали обстрел в полной уверенности, что наносят огромный урон пограничникам. Израсходовали солидный запас боеприпасов и бросились в атаку. Пока белофинны разбирались, что произошло, и почему на высоте никого нет, с фланга на них обрушились каймановцы. Враг с большими потерями вновь был вынужден отступить.
Это бой только одного дня. Страшно представить, а ведь до 14 июля такие бои шли каждый день. Сколько мудрости, храбрости, смекалки нужно было проявить пограничникам, что бы противостоять превосходящим силам противника, насчитывающим в своем составе 2 батальона пехоты, дивизион 75 мм пушек, не менее 25 тяжелых и легких минометов. Смешно сказать, чем располагала застава: 2 станковых и 8 ручных пулеметов, и 146 горячих молодых сердец, одно из которых – сердце моего дедушки!
Вражеские пули не миновали каймановцев, 13 человек пали смертью храбрых, многие в ходе боев получили ранения различной степени тяжести, они нуждались в помощи, а некоторые в хирургических операциях. Так как мой дедушка, Георгий Тимофеевич Маркин, имел фельдшерское медицинское образование, Кайманов прикрепил его к фельдшеру Анохину, перед которым стояла задача санитарного обеспечения личного состава героической заставы.
Военным госпиталем на периоды боев стал блиндаж, потому что он был более устойчивым к разрушению снарядами в сравнении с другими помещениями. Хотя такая оценка весьма условна - на небольшой площадке района обороны снаряды ложились очень густо. В книге «Врачи и санитары – пограничники в отечественной войне», выпущенной политотделом пограничных войск НКВД Карельского фронта в июне 1942 г., я вычитала небольшое описание событий, в которых участвовал Георгий Тимофеевич: «И вот вдвоем с этим фельдшером, смелым и инициативным товарищем Маркиным, Анохин проделал героическую работу. При шквальном огне противника нужно было с большим самообладанием, с риском для жизни подползать к раненным, и переносить их в блиндаж.
Некоторым раненным пришлось оказывать серьезную медицинскую помощь и производить несложные хирургические вмешательства.
Можно назвать «удачей», «счастливой случайностью», как угодно, но все операции, произведенные не специалистом, простым рядовым военфельдшером, прошли благополучно, смертельных исходов не было» - так было сказано в книге.
В особо тяжелые моменты ожесточенного боя военным фельдшерам приходилось брать винтовки, гранаты и вместе со всеми бойцами отражать эти атаки на огневых позициях. При этом, не забывая выполнять долг медработника.
22 дня длилось окружение заставы. 60 атак предприняли финны по захвату заставы, но безуспешно. Подступы к заставе были устланы вражескими трупами. От них смердило и становилось тяжело дышать. К тому же на заставе заканчивались продукты питания, пограничники начинали голодать. Находясь более 2-х недель в окружении мощных сил врага, красноармейцы верили в победу! Надо было выходить из окружения. В личной переписке Кайманова и Г.Т. Маркина Никита Фадеевич пишет: «Задача по обороне закончилась, но мы не могли отойти. Помощи нам оказать никто не мог, и нас считали уже потерянными».
Дальше Кайманов довольно сухо продолжает: «Наша группа вырвалась из клещей. Выполнили задачу отлично, при сравнительно небольших своих потерях, но нанесли потери противнику». Я задалась вопросом о том, каким же был выход из вражеского кольца?
Прорываться силой было бессмысленно, это привело бы к большим потерям. Надо было выходить тихо, ночью, через болото. В 2 часа ночи на выбранном участке финны оставили всего несколько дозорных групп.
Из окружения пограничники выходили тремя группами. Георгий Тимофеевич Маркин и Анохин вместе с ранеными, а их на тот момент было 16 человек, находились во второй группе. Как описывают очевидцы событий, красноармейцев было крайне трудно эвакуировать. Носилок не было, а выходить надо было очень аккуратно и бесшумно, чтобы не заметил враг. Носилки соорудили самые примитивные – из винтовок, накрытых шинелями; часть бойцов выносили на руках. Раненные пограничники обещали соблюдать совершенную тишину: никто из них не закашляет, не застонет, если даже его уронят с самодельных носилок. Осложняли процесс эвакуации из вражеского кольца дождливая погода и болото, стоящее на пути. Через него перетаскивали раненных по одному с помощью плащ-палатки. Красноармейцы действовали так тихо и осторожно, что все благополучно вышли из окружения. Маркин и Анохин всем 16-ти бойцам спасли жизнь и перевели их в безопасное место, а за проявленное мужество и героизм были награждены правительственными наградами.
Сразу после выхода из окружения Георгий Тимофеевич вместе с другими пограничниками был направлен в роту Кипран-Мякского пограничного отряда под командованием старшего лейтенанта Николаева. Она формировалась из прибывшего пополнения в течение трех суток с 23 по 25 августа. Задача – сдержать наступление полка противника и не дать форсировать реку Шуя. Враг больше 10-ти раз пытался форсировать реку, но все попытки были отбиты с большими для него потерями.
Многие бойцы стойко и храбро проявили себя в бою и яростно отражали натиск фашистов. Мой дедушка один из них. Он был в составе взвода Кипран-Мякского погранотряда под командованием Соловьева, который сдерживал врага. Подробности боя я нашла в Докладе политотдела войск Карело-Финского пограничного округа о боевой деятельности и политико-моральном состоянии частей с 20 по 31 августа 1941 года, опубликованном в 1968 году в сборнике документов «Пограничные войска в годы великой отечественной войны». Когда противник перешел в наступление, красноармецы Маркин, Кукушкин и Маликин, находились на фланге, себя не обнаруживали и ждали, когда враг подойдет поближе. Они почти на 20 метров подпустили к себе семерых белофиннов, и бросили гранаты, уничтожив всех. Белофинны получили отпор пограничников, но, пользуясь численным преимуществом, всё же окружили взвод Соловьева и стали кричать: «Русь, сдавайся!» Соловьев выделил группу из 3-х самых храбрых пограничников, которых он знал по выходу из окружения с Каймановым, среди которых был Георгий Тимофеевич, и предложил им пробить вражеское кольцо, чтобы обеспечить выход всего взвода. С криками «Ура!» они первыми бросились на врага, расстреливая его в упор и забрасывая гранатами, группа смело двигалась вперед. Кольцо противника было прорвано, взвод благополучно вышел из окружения и соединился с подразделениями своего отряда. Тогда мой дедушка получил тяжелейшее осколочное ранение в позвоночник, но остался жив. Осколок снаряда, как напоминание об этих великих днях, остался в его спине навсегда.
За проявленную храбрость в этом бою Георгий Тимофеевич Маркин был представлен к награде и получил медаль «За отвагу».
Пограничник Г.Т. Маркин прошел путь от солдата до майора, воевал в должности фельдшера и был награжден орденами «Красной звезды», «Орденом отечественной войны» и медалями «За победу над Германией в ВОВ 1941-1945», «За отличие в охране государственной границы СССР», «За отвагу», «За боевые заслуги». Всего награжден 24 наградами, среди которых ордена, медали и другими знаками отличия. Так же ему вручен знак «50 лет пребывания в КПСС».
Когда война закончилась, мой дедушка остался в 80 пограничном отряде и продолжил службу в должности начальника аптеки. После увольнения в запас в 1959 году жил в городе Краснодаре, работал на аптечном складе №1 и вел активную военно-патриотическую работу. Ушел из жизни в 2001 году, похоронен на центральном кладбище г. Краснодара.
С момента тех событий на Карельском фронте прошло уже 70 лет и многие слова, описывающие бои и его участников, сегодняшним поколением воспринимаются, к большому сожалению, как-то оторвано от реальности, как громкие слова, формальная дань памяти. А ведь на самом деле каждое это «громкое» слово не передает даже толики всего масштаба минувших событий. И не дай Бог нам сегодня на личном опыте испытать это.
Мне хотелось понять, каким был мой дедушка на войне! Вот что о нем пишет Никита Фадеевич Кайманов в своем письме: «Вы пишете, что я Вас вспомнил, я Вас никогда не забывал. Я очень многих помню. Вас я не знал в обороне, но четко помню во время выхода на соединение со своей частью. Вы очень много сделали для того, чтобы вынести раненных товарищей, отлично знаете, какие были трудности нашего 4-х суточного перехода. У меня сейчас перед глазами стоит тот скромный, симпатичный, рослый пограничник Маркин, который был образцом для других, вложил много сил по спасению товарищей. Вас как будто бы и комары не ели, у Вас лучше других сохранился внешний вид: - румяное лицо, ясные карие глаза, моральные и физические силы. Вот таким молоденьким я Вас помню.
Еще мы с Вами встречались годах в 1951-1953, точно не помню где, Вы были уже капитаном, возмужавшим, но таким же симпатичным, как обычно выглядят люди с чистой совестью и добрым сердцем».
К 20-ти летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне Никита Фадеевич для восстановления истории минувших лет попросил Георгия Тимофеевича написать свои воспоминания о первых днях боев на Карельском фронте. Этот документ – наследие молодым пограничникам, образец мужества, летопись тех событий. Подлинник воспоминаний о первых боях, написанный моим дедушкой, находится в музее 80-го пограничного отряда, а черновая рукопись этих воспоминаний – в Центральном Пограничном Музее ФСБ России. Пока дедушка был жив, по приглашению командования 80-го пограничного отряда, выезжал на встречи ветеранов героической обороны 6-й пограничной заставы. Там встречался с молодыми пограничниками, для проведения уроков мужества. На эту встречу он брал своего подрастающего сына Владимира. Как впоследствии рассказывал мой папа, это во многом определило выбор его профессии.
Героические поступки на войне - это не редкость и не единичный случай, это массовое распространенное явление. Каждый боец на огневом рубеже, каждый советский гражданин на трудовом фронте, медицинские работники в военных госпиталях, летчики на воздушных рубежах, все граждане в едином стремлении разгромить врага, отдавали свои силы и жизни для победы и свободы!
Георгий Тимофеевич Маркин - гордость нашей семьи, человек с необыкновенным сердцем, мужеством, храбростью и любовью! Все это он передал в своих генах потомкам. Так воспитал двух полковников пограничников: моего папу - Маркина Владимира Георгиевича, а папа сына - Маркина Дмитрия Владимировича, который, в свою очередь, продолжает великое ДЕЛО - защищает нашу ОТЧИЗНУ!
Мой папа Маркин Владимир Георгиевич – полковник запаса, заслуженный военный специалист, ветеран военной службы, ветеран боевых действий. Завершил службу в должности заместителя начальника управления подготовки Центрального аппарата ФПС России. Первые 20 лет он нес службу в республиках Закавказья в период зачета его по условиям военного времени. Служил в Армении, Азербайджане, Грузии. В 1991 году был переведен в Москву в управление спецчастей КГБ СССР. В октябре 1993 года выполнял служебные задачи по защите конституционного строя в Москве, а до этого в Таджикистане. С 1994 года лично занимался подготовкой боевых резервов, с которыми неоднократно выезжал для выполнения служебно-боевых задач в Чеченской республике и в пограничной группе пограничной службы в республике Таджикистан. Участвовал в разрешении межнациональных конфликтов в Грузии, Армении, Азербайджане, Таджикистане. Награжден Орденом «За военные заслуги», медалями: «За отличие в охране государственной границы», «За отличную службу по охране общественного порядка», «За отличие в воинской службе». Всего имеет 22 награды.
Мой брат Маркин Дмитрий Владимирович – полковник, кандидат юридических наук, доцент. Окончил Голицинское пограничное училище и начинал службу на той самой заставе, которую оборонял наш легендарный дедушка. Много лет прослужил на крайнем Севере. Имеет пограничные награды. Сейчас продолжает дело династии пограничников Маркиных – службу Отечеству верой и правдой, своими поступками продолжает писать историю нашей семьи и нашей родной страны.
За верное служение Отчизне все 3 поколения Маркиных награждены медалями «За охрану государственной границы».
Используемая литература:
1. Письмо Никиты Фадеевича Кайманова к Георгию Тимофеевичу Маркину. 1965 год. Центральный музей погранвойск. КП-12588 инв. Д – 2261
2. Письмо Никиты Фадеевича Кайманова к Георгию Тимофеевичу Маркину. 1965 год. Центральный музей погранвойск. КП-12589 инв. Д – 2262
3. История 80-го пограничного отряда войск МВД Карело-финского округа. 1938-1950 гг.
4. Врачи и санитары – пограничники в отечественной войне. Издание политотдела пограничных войск НКВД Карельского фронта. 1942 г.
5. Пограничные войска в годы Великой Отечественной Войны. Издательство «Наука». Москва. 1968 г.
-
Зеленодольцы – участники Великой Отечественной Войны
Зеленодольцы – участники Великой Отечественной Войны
Мареева Александра
г. Зеленодольска РТ
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
К. Симонов
22 июня в 4 часа утра фашистские войска вероломно вторглись на территорию СССР, нарушив «Пакт о ненападении». Немцы перешли границу Советского Союза на всём протяжении от Чёрного моря до Баренцева. Сотни вражеских самолётов бомбили спящие города. Вражеские силы были огромными: 190 дивизий, свыше 4 тысяч танков, более 47 тысяч орудий и миномётов, около 5 тысяч самолетов, до 200 кораблей. Началась Великая Отечественная война Советского Союза против немецко-фашистских захватчиков. Она длилась 1418 дней и ночей.
История не знает более чудовищных преступлений, чем те, которые совершили гитлеровцы. Фашисты превратили в руины десятки тысяч городов и деревень нашей страны. Они убивали и истязали советских людей, не щадя женщин, детей, стариков, но они не сломили русский дух, патриотизм, любовь к Отечеству.
Спустя 4 года кровопролитных боёв, мучений и потерь нашего народа враг, наконец, был разбит. И над Берлином взвились красные советские флаги – флаги победы, обагрённые кровью погибших солдат.
Утром 9 мая 1945 года люди как всегда собрались на площади у репродуктора. И вдруг голос Левитана с железной интонацией сообщил о полной победе советских войск над фашистской Германией. Толпы людей с радостными криками двинулись по улицам города, кондукторы провозили всех бесплатно, просто так, от души. Это была победа, великая победа.
Нелегко далась нам победа. Советский Союз потерял больше 20 млн. человек. Не было ни одной советской семьи, которую бы не коснулись те страшные события. Кому-то приходили похоронки, а кому-то повезло больше - их родные вернулись домой с войны, пусть и израненные, но зато живые. В декабре 1941 года и моим прабабушкам пришли казённые письма о том, что их мужья без вести пропали. Позже выяснилось, что один из них похоронен в братской могиле в Московской области, а другой без вести пропал под Ленинградом.
Большой вклад в победу над фашистами внесли и наши земляки, и многие предприятия города, которые являлись одними из главных поставщиков оружия, боеприпасов и военных судов. Ещё говорили, что в Зеленодольске с голоду не умрешь. Здесь всегда было много картошки.
15 зеленодольских бойцов получили звания Героя Советского Союза. Среди них: Засорин, Норкин, Хасанов, Сафин, Соболев и др. В честь некоторых из них названы улицы нашего города.
Среди зеленодольцев – защитников Родины был и мой прадед Федот Константинович Пильков. О нём я смогла узнать лишь из сохранившихся семейных архивов, т.к. он умер в 1974году.
Федот Константинович уроженец села Бритвино Зеленодольского района. Родился в многодетной крестьянской семье. Детство его прошло без отца, так как отец был на фронте. Пришлось пережить все изменения после Октябрьской Революции и голодный 1921 год. В 17 лет он стал учеником плотника, много приходилось работать, чтобы помочь матери, младшим братьям и сестрам. Жизнь учила выполнять любую работу, не думать об усталости.
В 1938 году он начал работать в городе Зеленодольск на заводе имени Горького.
А в 1942 году был отправлен на фронт, на прорыв блокады Ленинграда. Федот Константинович служил в 102-й особой гвардейской бригаде, которая была присоединена к 45-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Краснова. Из фронтовых дневников прадеда я узнала обо всех тяготах, через которые проходили солдаты на фронте.
«…Тяжёлый, сложный труд солдата на войне. Зачастую без сна и отдыха. Труд в самых различных природных условиях, при постоянной угрозе здоровью и самой жизни солдата. Нелегко воевать и научиться этому не просто, усвоить нужно знание и навык иметь, перенести тяготы войны для победы, пролить пота и крови не мало…»
12 января 1943 года наши солдаты форсировали Неву и в 2 часа ночи напали на укреплённые немецкие пункты. Враг понёс большие потери и отступил за ночь на 7 километров. «…В это время лес гудел от выстрелов и взрывов бомб, на тёмном небе вспыхивали разноцветные ракеты. Наши войска атаковали немцев под прикрытием танков и грозных «Катюш». Канонада не смолкала, сопротивление фашистских войск было сломлено, враг был разбит».
В этом бою мой прадед был тяжело ранен, отправлен в госпиталь, а после длительного лечения демобилизован и отправлен домой в Зеленодольск. За боевые заслуги прадед был награждён медалью «За отвагу», «За победу над Германией».
После выздоровления он вернулся на завод имени Горького. За самоотверженный труд в тылу в годы войны награждён почётным знаком.
В послевоенные годы Федот Константинович хотел увековечить память тех людей, которые не побоялись встать на защиту Родины. Он обратился к руководству города с предложением воздвигнуть Монумент Славы в Зеленодольске.
«…Первому секретарю зеленодольского Горкома КПСС товарищу Морозову А.Г. от инвалида ВОВ Пилькова Ф.К.
Заявление.
Прошу вашего содействия поддержать моё предложение воздвигнуть Монумент Славы героям, павшим в боях за Родину… Наш святой долг воздвигнуть Монумент Славы солдатам, которые героически сражались и склонили головы на поле боя за Родину. С горячим одобрением встретит ваше решение весь наш Зеленодольск. Вовлечь в это дело нужно комсомол. Проект Монумента славы объявить конкурсной работой в честь пятидесятилетия Великой Октябрьской Революции… Монумент нужно поставить в парке по улице Ленина напротив Горсовета на стрелке дорог. Архитекторам нашего города Зеленодольска нужно подумать о красоте воздвигаемого обелиска. Прошу уведомить меня о вашем решении…»
Руководство города поддержало идею создания памятника. Были найдены средства, и к пятидесятилетию Великой Октябрьской Революции был открыт Монумент Славы.
На этом мой прадед не остановился, он предложил «…сделать из мрамора Защитника Родины в полный рост с автоматом в руках. На другой стороне щита сделать эмблему танка…». Его предложение получило поддержку Горкома КПСС и в апреле 1968 года воздвигнут Обелиск Славы - Воин с автоматом в руках.
В 1972 году прадед выдвинул предложение пополнить парк макетом корабля «Охотник», который изготавливали рабочие завода имени Горького в годы Великой Отечественной Войны. Но в этом, к сожалению, ему было отказано, так как такой катер уже был на территории завода имени Горького.
Прадед был очень благодарен всем тем, кто поддержал его идеи. После воздвижения памятника он описал город Зеленодольск:
«…Вдали синеет Волга, на горе крутой в зелёном парке между двух дорог ярко горит огонь вечной славы, у Памятника Славы воздвигнут монумент в честь павших героев. Во имя радости мирного труда лилась кровь отважных советских воинов в годы революции, в годы Великой Отечественной войны. Советские люди хранят и вечно будут хранить в памяти великий ратный подвиг, совершённый освободителями наших городов, сёл, беззащитных людей, борясь за каждую пядь земли. Пускай ты умер, но в песне смелый и сильный духом. Всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету счастья…»
И по сей день люди приходят в Парк Победы возложить цветы к Вечному Огню в память о погибших героях. В этом году к шестьдесят пятой годовщине победы в Великой Отечественной Войне откроется памятник труженикам тыла, которые не покладая рук, превозмогая все тяготы и лишения военного времени, полуголодные, лишенные сна, трудились во имя великой победы.
Каждый год 9 мая наша семья приходит к Вечному огню поклониться героям, с благодарностью вспоминая прадеда Федота Константиновича Пилькова, который внес свой вклад в Великую победу, в увековечение памяти погибших солдат.
Хотя я знаю о моём прадеде лишь из рассказов родителей и из сохранившихся семейных архивов, я очень горда, что у меня был такой замечательный прадед. Я поняла, что он был человеком честным,
целеустремлённым, самоотверженным – настоящим патриотом своей Родины.
-
Федосьина дорога.
Работу выполнил ученик 5 класса Ругозерской СОШ Зыкин Захар
(материал собран моей мамой Зыкиной И.С. и бабушкой Крупченко С.И.)
Савинова (в девичестве Ильина)
Федосья Антоновна
В посёлке Ондозеро живет наша родственница бабушка Федосья. 3 мая ей исполнилось 93 года (по церковной книге – 15 апреля). Она прямой потомок карельской семьи из деревни Калевалахти, которой больше нет.
Век её родовой деревни, как и многих тысяч деревень Карелии, был короток и трагичен. Красивая деревушка на берегу большого озера, где все жители носили одну фамилию – Ильины – просуществовала недолго.
Мой прадедушка, Ильин Иван Григорьевич жил в деревне Кучозеро. В этой же деревне жил жизнерадостный Ильин Никифор, его близкий родственник.
Родился Ильин Никифор в 1841 году и, женившись, сразу после
свадьбы сказал молодой жене Ирине, что они поедут строить свой «Рим». Слово казалось чужим и непонятным, и молодуха заплакала, но прекословить не посмела. Большим шутником был её муж, но эти слова не были его очередной шуткой. Зимой на лошади отправились
молодые карелы по зимнику в лес и, отъехав около девяти километров, остановились на берегу Ондозера. Здесь появилась первая изба, и начала свою короткую жизнь новая деревенька Калевалахти.
У Никифора и Ирины родились одиннадцать детей: шесть сыновей и пять дочерей.
Сыновья: Иван, Пётр, Тимофей, Илья, Павел, Антон (последний родился в 1891 году).
Дочери: Матрёна, Софья, Марина, Василиса и Анна.
Младший Антон и был отцом Федосьи Антоновны.
Матрёна, старшая дочь Никифора, вышла замуж за Фёдора Левошкина из Ондозера. Василиса стала Сергеевой (вышла замуж за кучезерского Сергеева). Софью взял замуж Карпов из деревни Нижняя Луламбина. Марина вышла за Емельянова из Ондозера. Анна уехала в деревню Медвежье озеро и стала Ефимовой. Работящие дочери не засиживались в девках, да и женихов было много.
Сыновья Никифора тоже женились, взяв в жены девушек из соседних деревень: Коргубы, Ондозера, Ругозера, Пертозера.
Деревня росла. Новые семьи строили себе добротные крестьянские избы. Род был крепкий, корень здоровый.
Феня росла бойкой и веселой. Отец в ней души не чаял. Баловал, но держал в строгости. Как вспоминает сама Федосья, все вступали в передовые отряды – в комсомол. Но ей отец строго – настрого запретил: в этих рядах волосы все стригли, церковь рушили…
Так и не посмела девушка остричь свои длинные, толстые косы.
«А тот, кто колокола сбрасывал с Коргубской церкви, обезножил, заболел и умер» - вспоминает Федосья Антоновна, а память у нее хорошая.
Время тогда было смутное, непонятное. В 1931 году умер отец Фени на ее руках от аппендицита. С войны вернулся живым и невредимым, а дома умер. Навсегда запомнила она, как сжал он ей руку напоследок. Так и ушел тихо, оставив вдову с двумя детьми.
«Все равно взяли бы в репрессию, - грустно говорит Федосья, - хоть своей смертью умер».
Василий и Феня начали работать в колхозе рано, надо было зарабатывать кусок хлеба. Уже тогда Федосья стала понимать, что жизнь им предстоит нелегкая. Брата взяли в армию. Служил на дальнем Востоке.
В 30 –е годы начались репрессии. Мужчины стали безжалостно уничтожаться по всем деревням Карелии. Карелия становилась «женщиной – вдовой».
В 1939 году началась Финская война. Василию, брату Фени, сослуживцы говорили: «Не езжай в Карелию, там война, оставайся здесь». Но Василий скучал по матери, сестре, родной деревни. Прибежал, и тут же взяли на войну. Там и сгинул без вести.
Уже перед войной в Калевалахти проживало девятнадцать человек, двенадцать из которых были женщины, всего семь мужчин (старики и дети).
После войны деревня перестала существовать.
После войны в живых остался только Ильин Аверьян Иванович, родившийся в 1900 году. На войне чинил солдатам сапоги.
Мужчины деревни Калевалахти погибли почти все в силу исторических и социальных трагедий, включая послевоенное время…
Вырванное с корнем дерево гибнет…
А Федосья Антоновна, последний прямой потомок Никифора, в свои 93 года сохранила удивительную энергию и жизнерадостность. От природы она умна и проницательна. После войны прошла краткосрочные курсы и обезвреживала мины. Всю жизнь много и хорошо работала…
Ее характер и ее оптимизм – от деда, который поехал зимой строить свой «Рим». Но так и не построил…
Это, как видим, не зависит от силы характера одного человека или даже от стойкости целого рода.
Вот, что Федосья Антоновна рассказывает о своих прожитых годах.
«На хуторе было всего четыре дома, где жили братья отца со своими семьями. У дедушки было одиннадцать детей. В нашей семье было двое детей. Брат Василий Антонович пропал без вести в финскую войну.
В начальную школу я ходила в Ондозере. Жила у тети, хотя в деревне имелся интернат. Хорошо помню, в деревне было две часовни. Одна большая, где всегда на праздники звонил колокол. Далеко было слышно – даже у нас на хуторе. Эта часовня стояла там, где сейчас находиться дом Ирмы Тимофеевны Никитиной.
Мой дядя жил там, где сейчас находиться дом Алексея Хотеева. Чуть выше по улице – клуб. В 1 – 2 классах учила нас, ондозерскую ребятню и малышей с окрестных хуторов, Филатова. Много тогда училось в школе мальчишек и девчонок.
В 1930 я окончила четыре класса (третий и четвертый классы я заканчивала в Кучозере). Учиться дальше не стала – надо было помогать матери по хозяйству. Серпами убирали поля, ходили за скотиной. Были в хозяйстве и коровы, и лошади.
Потом всех собрали в колхоз, где оказалась и я, шестнадцатилетняя девчушка. С шестнадцати лет я работала в колхозе. Работать приходилось очень много.
В финскую нас всех из Калевалахти переселили в Ондозеро, где мы и стали жить. Я стирала белье военным.
О том, что началась война с Германией, я узнала, когда находилась на сенокосе.
Вернулась в деревню, а она пустая. Всех жителей эвакуировали. Остались только моя мать и Настя Романова, она была беременна.
Маму и Настю потом повезли в Ругозеро. А меня к себе позвал военком (он с солдатами находился в Ондозере) и сказал, что надо гнать ондозерских коров в Ругозеро и потом дальше до Кочкомы.
Вот и погнала. Дошли до железнодорожной станции Кочкома, там коров погрузили на баржи, а нас в теплушки.
В эвакуации я была в Устимском районе Первомайского сельского совета. Я и мама работали, но потом меня вместе с Настей Романовой взяли на оборонные работы в Вологду. Рыли окопы. Потом опять отправили в Первомайский. Приехали, две недели пожили и взяли нас в Архангельск, где я работала в порту грузчиком. Работа была очень тяжелая.Потом заболела мать, и я вернулась к ней.
Война подходила к концу. Земляки стали уезжать в Ондозеро. Елена Осиповна Макарова и еще много других ондозерских семей.
Вот так и вернулась домой. Я начала работать в лесу. А потом стали брать людей на разминирование территории района. В эту группу попала и я.
Обучили нас за шесть дней и привезли в Ругозеро. Жили в землянках. Было много знакомых из Ондозера. Со мной работала Дуся Ильина. Целый год обезвреживала мины и снаряды, а мама в Ондозере жила в бараке на островке.
Замуж вышла поздно – в сорок лет. Работала рыбаком в рыболовецком колхозе. На пенсию вышла с подсобного хозяйства. Сейчас живу одна. Всю работу по дому делаю еще сама».
-
Плотогоны
Плотогоны
поветь
Мишка
Мишка заехал во двор, привязал лошадь к коновязи, с черного хода вошел в здание почты. Был обеденный перерыв. Дверь из сортировки приоткрылась, и он увидел рыжеволосую Нюрку, почтальонку.
- Это Мишка прискакал, - сказала она женщинам и обратилась к Мишке: - Мишка, а Миш, когда тебя волки съедят? Слыхал, как они в Сухом логу на бабку Арину напали?
- Хватит врать-то, чего не было. У нас до Кыласово дорога чистая. Был звон, да не знаешь, где он. На Екатерининском тракту это было. И не с бабкой, а с мужиком из Никулино. А где Пелагея Федоровна?
- Начальством все интересуешься? Нету ее, в командировке. Зачем она тебе?
- Сказать, что последнюю неделю вожу почту. Первого апреля поеду в Молотов. Летом буду робить на Каме плотогоном.
- Мишенька, какой же ты форсистый, удачливый! - затараторила Нюрка. - Сытый все лето будешь и денег кучу заработаешь. Я, пожалуй, передумаю и Алешке Родионову откажу. Скажу, женишок богатый объявился, за него замуж пойду. Буду ждать Вас, Михаил Макарович, а там свадебку сыграем.
- Тьфу ты, колючка рыжая! Гремишь, как бочка пустая!
Мишка забрал почту, зло хлопнул дверью, сплюнул, отвязал лошадь. Проехал Сталинской улицей вверх два квартала и свернул на Трудовую. В логу, в небольшой избушке с двумя окнами на улицу, жила тетка Анисья, родная сестра матери Михаила. Парень постучал кнутовищем в ставень. В окошке показалось приветливое женское лицо.
- Иду, иду, - раздался голос, и в дверях появилась старушка лет шестидесяти, в белом платье и старом заношенном полушубке.
- Здравствуй, племяш! Как живешь-здравствуешь?
- Нормально, тетка Анисья! Маманя наказывала, чтоб ты к нам на Пасху пришла. Что передать-то?
- Приеду или приду, так и скажи матери. Непременно буду.
Мишка помахал рукой тетке Анисье, завалился в сани и двинулся в обратный путь. Проехал кладбище, лес. Слева белой пеленой протянулись поля, справа надвигалась темно-зеленая громада леса Батиного лога. Парень привязал вожжи к саням, улегся на сено. Лошадь хорошо знала свое дело, ходко бежала рысью по дороге, помахивая хвостом. Мишку стало клонить ко сну. Чтобы не уснуть, вновь уселся, укутавшись в мохнатый тулуп.
Дорога была длинная, и он предался воспоминаниям и размышлениям. Мишке шестнадцать лет. Живет он с матерью в селе Кыласово. Мать, сколько он помнит, все время работает дояркой. Отца нет. Две сестры его, Алена и Зинаида, уже взрослые, вышли замуж и завели свое хозяйство. В пятилетнем возрасте Мишка узнал, что он приблудный ребенок, отец его пришлый, и о нем знает только мать. А с матерью заговорить на эту тему было невозможно.
Прошлым летом закончил Мишка семилетку. Учителя советовали учиться дальше, но парень страстно любил лошадей. Три лета подряд пробыл он помощником конюха дяди Авдея: пас лошадей, работал на них. Вспомнился и сентябрь сорок второго года. Вызвал его к себе в кабинет председатель колхоза Иван Николаевич.
- Вот что, парень, - неожиданно начал он, - учиться ты не захотел, остался в колхозе. Слушай мой приказ: быть тебе сельским почтальоном. Дадим лошадь, телегу, а зимой сани. Станешь три раза в неделю ездить в Чермоз за почтой, и три дня будешь разносить ее по деревням Шированово, Бородино, Туръямор и другим.
И не дожидаясь Мишкиного согласия, предупредил:
- Смотри у меня! Береги почту и лошадь! Завтра начинай!
Так Мишка стал почтальоном.
А на днях … Когда это было? Неделю назад вызвал его к себе председатель.
- Ну, как дела? - не дожидаясь ответа, продолжил: - Хвалят тебя и завпочтой, и колхозники. Ответственный, мол, парнишка и работящий. И я так же думаю. Вот что, решил я тебе, Миша, новую работу предложить. Работа ответственная и тяжелая, но интересная. Ты путешествовать любишь? А впрочем, откуда тебе знать, если все время прожил на одном месте. Пришла разнарядка с района: три человека отправить на сплав плотов по Каме. Время сейчас военное, лес ох как нужен в местах, где немец побывал. Понимаешь это, не маленький. Поедут Зина Спирина из Бородино, ты, а с третьим еще не определились. Посоветуйся с матерью и завтра дашь ответ. И смотри, ответ только положительный!
Мать, узнав о предложении председателя, сказала:
- Соглашайся, сынок, и сытый будешь, и денег малость заработаешь. А в колхозе одни лишь трудодни.
По секрету поведал о своей будущей работе Мишка дружку своему, Володьке Якину. Друзья-товарищи они были, не разлей вода! Познакомились ребята в первом классе, когда учительница Зинаида Ивановна посадила их за одну парту. Так и просидели все семь лет мальчишки вместе, сдружились. Последний год встречались редко, один раз в неделю, по воскресеньям. Володька учился в девятом классе в Чермозской средней школе и приходил в Кыласово на выходной.
Володька одобрил решение Мишки и позавидовал:
- Эх, жаль, что учебные занятия до первого июня! А то бы я стал третьим в списке председателя и подался с тобой в плотогоны.
Дорога пошла лесным волоком. Снег тихо поскрипывал под санями. Загадочная и таинственная тишина стояла в лесу. Могучие ели-красавцы, прижавшись к дороге, о чем-то задумались, раскинув привольно изумрудные шапки. Среди глубоких сугробов затерялись заячьи следы.
- Стой! Руки вверх!
Мишка вздрогнул и посмотрел вдоль дороги. Посреди наезженной колеи стоял парень лет шестнадцати, в серой фуфайке и серых валенках.
- Вовка, это ты? Почему здесь? Твое место за партой.
- Все, Мишка, оставил я школу. Иду домой.
- Ну ты даешь! Так рвался учиться, а теперь конец! В чем дело?
- Оставляю я школу временно, до осени. Понимаешь, зашел я утром к директору школы Галине Ивановне и рассказал про все житье-бытье, о мамке. И просил экзамен за девятый класс перенести на сентябрь. О тебе речь шла: хочу, мол, с другом Мишкой работать летом на Каме, сплавлять плоты. Галина Ивановна согласилась, но строго наказала: «Летом учебники не забывай. Учи! Надеюсь, что сдашь, ты способный». Вот такой у меня сегодня был разговор.
- Значит, ты со мной собрался на Каму? - не веря Володьке, удивился Мишка. - Сколько дней молчал, хранил тайну! А еще друг. А как мамка твоя? Одну оставляешь?
Мать Володьки Якина очень сильно болела: ревматизм скрутил ее крепко, когда-то очень здоровую и сильную женщину.
- Вовка, сможет мамка твоя прожить без тебя лето?
- Бабка Ульяна поможет. А мать мне то и дело твердит: «Поезжай, сынок! Ты молодой. Перед тобой широкая дорога. Не сидеть же тебе весь век возле матери. Дома справлюсь потихоньку сама, а в огороде соседи помогут. Заработаешь деньги, пригодятся для учебы в десятом классе».
- Ну ты, Вовка, молоток! Как я рад, что вместе будем. Садись! Но, залетная! Пошла, Машка!
Вовка уселся на сено у облучка, и Машка потрусила домой. Через час мальчики подъезжали к селу.
Феня
Мишка убрал навоз из конюшни, набросал сено в ясли, сходил несколько раз за водой на колодец и зашел в дом.
- Вовка прибегал, - сказала мать. - Говорю ему: - Подожди Мишку, сейчас придет. А он будто с цепи сорвался: «Некогда! Жду его у колодца».
Ужинали молча. Мишка торопливо глотал кашу-заваруху, запивая парным молоком. Мать с любовью и со скрытой грустью смотрела на сына: «Как он быстро вырос! Весь в отца Макара Тиунова. Завтра она расстанется с ним на всю весну и лето. Как-то у него дела пойдут? Молод еще, ох молод! Несмышленый, жизни не знает, трудностей настоящих не видал. Как-никак, а приходится отпускать».
- Ну, мама, я пошел.
- С Богом, сынок! Смотри, Феню не обижай!
У сельского клуба около десятка парней-подростков смолили махру, раздавался смех, шутки, пересыпанные густым матом. Подбежал Володя:
- Айда в клуб. Девки кадриль затеяли. Фенька в паре с Петькой Трофимовым. Хари Бородулина еще нет.
Зашли в клуб. На сцене Иван Бондаренко, избач и завклуб, притопывая ногами, наигрывал на баяне залихватскую мелодию. Шесть пар танцующих, потные и веселые, дружно отплясывали кадриль. Бондаренко появился на селе полгода назад, на костылях. Война для него закончилась в 1942-м году под Волховым. Семь месяцев провалялся в госпиталях. Последний госпиталь был в Чермозе. Оттуда и привез Ивана в Кыласово председатель Иван Николаевич. Сначала Бондаренко работал водовозом, а потом сельсовет назначил его завклубом за умение играть на баяне. Говорят, он до войны окончил музыкальное училище в Полтаве. Гармонисты на селе есть, а баянистов нет.
Феня, стройная, черноглазая девушка, с большой косой, танцевала в первой паре. Петька Трофимов, двоюродный брат Мишки, бойко подпрыгивая перед Феней, картинно выставил правую руку, приглашая девушку перейти к следующей фигуре. К мальчикам подошла Анюта Смолина, первая подруга Фени:
- Здравствуй, Миша. Феня просила передать привет и подождать окончания кадрили.
Вдруг дверь клуба широко распахнулась, и в танцующий зал ввалилась группа незнакомых парней. Впереди всех выступал, подбоченясь, долговязый парень лет семнадцати, в овчинном полушубке, с гармошкой через плечо на ремне. Это был знаменитый драчун и хулиган Харитон Бородулин из Усть-Иньвы по кличке Харя. С ним шли его товарищи. Замыкал эту группу здоровый мужик лет двадцати с лишним, ростом за два метра, в новой зеленой фуфайке, в синих галифе, на ногах новые хромовые сапоги.
- Филя пришел, – тихо сказал кто-то из кыласовских парней.
Драки не будет. Филимон Бородулин, родной брат Хари Бородулина, работал десятником в Иньвенском рейде. Не воевал. Говорят, у него была броня, а может, хороший заступник в райвоенкомате? Рейдовские парни выглядели щеголевато, да и одежка получше. Не удивительно! В Иньвенском рейде и пайка была хорошая, и копейка с рублем всегда проворачивалась. Гордились рейдовские, что они работные люди, а не рвань деревенская, беспаспортная. Нередко на этой почве завязывались стычки, переходящие в жестокие драки. Часто рейдовские уходили из клуба битыми, так как Филю Бородулина трудно разозлить и подвинуть на защиту земляков. Но если все же случалось, то победу праздновала Усть-Иньва. От могучих кулаков Фили парни-подростки разлетались как мухи. А когда же Филя был в спокойном состоянии, то больше всех доставалось Харе Бородулину, который «лез», «заедал» на каждого. А силенок у него было еще мало, поэтому он вечно ходил в синяках, с фонарем под глазом.
Филя приходил на танцы в клуб к своей зазнобе Алене Баканиной. Алена, как начиналась драка, уходила домой, что вызывало глубокое недовольство ее кавалера: «Опять, холера, весь вечер один». Чтобы Алена была с ним, Филя принимал превентивные меры. Зная задиристый норов своего братца, Филя постоянно следил за ним и в случае возникновения драки разбирался быстро и просто. Подходил, раскидывал драчунов, поднимал за шиворот брата и произносил всегда одну и ту же фразу: «Будя, Харя!» Подхватывал другой рукой гармошку и уносил ее и брата куда-нибудь в уголок, что-то ему говорил, помахивая перед носом пудовым кулаком. И после этой процедуры Харя становился шелковым, тихим, мирным. И вечер катился дальше без шума и происшествий.
По разговору и внешнему виду Хари и его товарищей было ясно, что они приняли на грудь, заправились емкой хмельной бражкой и драки не миновать. Танцующие кадриль остановились, девушки сбились в кучу в дальнем углу, наблюдая за рейдовскими.
- Эй, артист! - обратился Харя к избачу. - Сыграй «Брызги шампанского», будем танцевать! Девки, не бойтесь! Драки не будет! Фенька, иди ко мне! - и он двинулся к ней. Мишка взял Феню за локоть:
- Опоздал, Харя! Она танцует со мной!
Бородулин презрительно перекинул окурок папиросы во рту и процедил:
- Ты, сморчок, притихни, а то соплей зашибу!
Анютка выступила вперед:
- Харитоша, уймись! Что тебе, девок мало? На нас и не смотришь. А чем мы хуже других? Давай танцевать будем, а не драться!
Харя неожиданно согласился:
- А ты права, недотрога! Приглашаю тебя! Пойдем!
И назревающая драка так неожиданно закончилась.
Начались танцы, а с ними забыты нынешние и прошлые разногласия. Во время танца Феня вдруг прижалась всем телом к Мишке и прошептала:
- Миня, пойдем на улицу, погуляем. Боюсь я Харю, да и проститься надо, так надолго расстаемся.
Лунная ночь была морозной и светлой. Огромная желтая луна устало повисла над селом, разбросав над землей прозрачные невидимые лучи. Яркие звезды равнодушно смотрели на землю. Мартовский наст поскрипывал под ногами и переливался янтарно-серыми тонами. Узкая тропинка, слегка пересыпанная снегом, привела их к дому. Феня расстегнула телогрейку парня и, подрагивая не то от холода, не то от волнения, прижалась горячим телом к Мишке, стала целовать его в губы, щеки, шею:
- Родненький мой, люблю тебя, и только тебя! Как я буду без тебя? Ты уезжаешь, а я остаюсь!
- Фенечка, Фенечка… - шептал Миша, уткнувшись лицом в шею девушки. – Потерпи, осенью вернусь домой, поженимся. Я с мамой поговорил, она не против. Будешь ждать? Никому повода не давай!
- Что ты, миленочек мой! Наяву и во сне вижу только тебя! Люб ты мне, люб. Буду ждать, никого к себе не подпущу! Волнует меня только Харитон. Замечаю я, что он последний месяц преследует меня. Взгляд такой масленый и наглый, и пристает, когда тебя со мной нет. Нехорошее у него на уме. Мы с Анютой от него два раза убегали.
- Что ты мне раньше не говорила, я бы его сразу укоротил!
- Нет, Мишенька, ты один, ну Вовка еще, а у него целая шайка друзей-товарищей. Не думай плохо и не бойся. Пристанет, от ворот поворот.
В соседнем доме у Назаровых тихонько тявкнула собака, в конюшне прокукарекал голосистый петух, напоминая всем, что ночь уже на исходе. Феня вздрогнула:
- Пора мне, Мишутка, давай прощаться, в пять часов надо уже вставать и бежать на ферму к своим буренкам. Прощай, любимый. Люблю, жду, надеюсь!
Девушка забежала на крыльцо, помахала рукой. Скрипнула дверь, и Феня ушла в дом. Долго стоял Мишка, охваченный сердечными чувствами, сердце бешено колотилось, мысли рвались наружу.
Где-то у клуба заиграла гармошка. Молодежь расходилась по домам. Звучный и сочный баритон пропел:
- Ты, Подгорна, ты, Подгорна,
Широкая улица.
По ней нынче не пройдет
Ни петух, ни курица.
Звонкий девичий голос задорно ответил:
- У меня миленка два:
В том конце и в этом.
Одного люблю зимой,
А другого летом.
- Все, Феня больше не выйдет, - подумал Мишка, повернулся и пошел быстрым шагом домой.
Дорога
Утро зарождалось хмурое и серое. Три подводы с возчиками и пассажирами отъехали от конторы Чермозского заводоуправления. Дорога шла вдоль высокого закопченного забора, за которым монотонно и глухо шумели станки механического цеха. В темноте спустились на пойменные луга. За рекой рабочая Подгора приветливо мигала огоньками в окнах домов: люди готовились к новому трудовому дню. Остались позади лавы через реку Чермоз. На луга легкий ветерок принес запахи соснового бора. Приближалась Кама. На первой подводе ехали Володя с Мишкой, на второй Галя Спирина с девушкой Аней из Ивановского, на последней разместились Николай Петров и Федя Коняев из Чермоза.
Старшим группы был назначен Николай. Он из деревни Бурган, что вблизи Чермоза. Ему двадцать два года, воевал, ранен, комиссован. Первый день войны Николай встретил на западной границе, недалеко от Бреста. Ожесточенные бои, отступление, окружение и плен. Но ему повезло - удалось бежать. Снова блуждания по белорусским лесам, выход к своим, затем бой под Одессой, тяжелое ранение. Потерял левый глаз, больше года не заживают раны на ногах. Николай все еще припадает на одну ногу. Шесть будущих плотогонов направляются к месту работы, в деревню Бор. До деревни двадцать два километра. Чтобы до нее добраться, нужно проехать село Усть-Косьва, пересечь Каму, закамские луга, леса.
- Долго нам ехать? - спросил вдруг Володя.
Один из возчиков, Николай Семенов, ответил:
- Дорога длинная, можно не один сон увидеть. Дрыхните, ребятки, пока не на работе. Там будет не до сна. Через час светать начнет, солнышко покажется, будем за Камой, а там лесом и лугами и до места доберемся.
Парни улеглись поудобнее на сено и незаметно погрузились в сон. Вышли они из этого состояния, когда подвода неожиданно остановилась. Навстречу двигались две лошади, запряженные в сани. На санях стояли фляги с молоком. Две девушки, одетые в длинные тулупы, в шалях, с любопытством разглядывали проезжающих:
- Галка, смотри, сколько парней к нам в деревню едет. Вот это подарок! Будет с кем танцевать.
- До вечера, - сказала вторая девушка. - Приглашаю на танцы в избу-читальню. Прошу не опаздывать, у нас это очень строго. Можем и наказать.
Девушки отъехали, но долго еще был слышен веселый смех с удаляющихся подвод.
- Ох и бойки девки! – усмехнулся Николай Симонов. - Опасайтесь их, хлопцы! Не заметите, как быстро охомутают и на себе женят. В деревне ноне мужик в очень большой цене. Война.
К обеду въехали в деревню Бор. На площади у колхозной конторы привязали лошадей к забору. Бор, маленькая деревушка, дворов восемнадцать-двадцать, в центре деревни часовенка, срубленная мастерски одним топором. Вокруг деревни, укрытой сугробами, стоял задумчиво и строго сосновый бор, на севере, под крутым обрывом, протекала таежная река Косьва. Дальше за рекой луга, перелески, а затем снова молчаливый, могучий сосняк.
На ступенях крыльца конторы встретил их мужчина лет шестидесяти, низкого роста, одетый в форму речника, с черной бородой. Строгим взглядом осмотрел он приезжих и сказал приветливо:
- Давайте знакомиться. Моя фамилия Мелехин, звать Василий Тихонович. Можете звать дядя Вася. Я набираю команду на первый плот, который пойдет до Сталинграда. Официально должность моя - агент КРП (Камского речного пароходства), а вы - мои подчиненные. Наша главная задача – доставить в срок плот. Навигация начнется через месяц. До нее нам необходимо заготовить дрова для буксира, который потянет наш плот. Сейчас со мной семеро, надо десять. Троих наберем в ближних деревнях. Жить будем в трех домах: девушки у тетки Татьяны, Николай, Федя со мной, а Володя и Михаил у деда Еремея. Деньги и карточки на хлеб и продукты я на вас получил. Сегодня обустраиваемся, отдыхаем, а завтра на работу: валить лес, свозить на берег Камы, пилить на чурки. На сегодня все!
Еремей Козлов
Еремей осторожно слез с печки и, опираясь на костыль, подошел к окну. На улице бушевала весна. По дороге, среди бегущих ручьев, деловито ходили грачи, выискивая корм. На большой березе у сарая воробьи учинили радостный хоровод. Яркое солнце, поднимаясь в синюю лазурь, бросало пучки лучей на оживающую природу. Правильно говорят в народе: грач на горе, весна на дворе.
Весна - это множество разных дел на дворе и по дому. Дел напревает куча, а он третью неделю не может связать мережу «тридцатку». Наступит время, и тронется лед на Косьве и Каме. И мережа на этот случай ой как пригодится! Тяжелый ревматизм сковал Еремея по рукам и ногам. По дому он еще кое-что делает, а на двор и на улицу ни ногой! А ведь совсем недавно он был силен и крепок, и многие даже завидовали его здоровью.
Когда ж это было? Пять лет назад, значит, в тридцать седьмом году. Жил он в это время в деревне Сосновка, что неподалеку от деревни Палкино, Усть-Косвинского сельсовета. Мать, Пелагея Федоровна, еще жива была. Жена же, горячо любимая Мария, умерла в одночасье в 1925 году при родах. Родила ему дочь Галинку, а сама, милая, на второй день занемогла и скрутилась быстро, оставив Еремея вдовцом. Повивальная бабка Семениха, оправдываясь за неудачные роды, прошамкала беззубым ртом, что, мол, Бог дал, Бог взял. «Что ты, старая карга, мне тут лепишь», - подумал со злобой Еремей. Хотел ее осадить грубым словом, но потом махнул рукой и заплакал горькими слезами.
- Поплачь, милый сын, - прошептала маманя, - ин легче будет, таперя ее не воротишь, а дочку подымать надо.
Так и жили втроем в деревне Сосновка, старый да малый, и вдовец Еремей Козлов. Вдовец-то вдовец, но еще о-го-го какой молодец! Здоровый, высокий, самостоятельный хозяин, знаменитый охотник и рыбак. Многие молодушки мечтали за него выйти замуж, но напрасно. К женщинам похаживал, любил и был любим, но женой так и не обзавелся.
С детства Еремей любил лошадей, а потому выбрал себе работу по душе: был конюхом на бригаде. Все свободное время посвятил охоте и рыбалке. И неудивительно: три большие таежные реки - Кама, Иньва и Косьва - слились в одном месте, объединились и раскинули на огромных пространствах живописные пойменные луга, богатые всевозможной дичью, рыбой в озерах, ягодой. Только лентяй, лежебока не мог этого не заметить. Во всех прикамских деревнях не переводились отличные рыбаки и охотники, грибники и ягодники. Не исключением был и Еремей. Охотник и рыбак отменный, равных ему в этом деле трудно сыскать по всей округе. Так и звали его на деревне Еремей-охотник.
Как-то на исходе октября, когда уже по ночам на луга ложился иней, а на Каме стоял густой туман, Еремей с соседом Иваном Палкиным поехал на Каму, на Черное озеро дичь пострелять, клюкву набрать. Обратно возвращались вечером. Солнце, медленно угасая и бросая последние лучи, закатилось за лес. На Каме буйствовал свирепый северный ветер, поднимая волны до белых барашков.
- Давай не поедем, - предложил Иван. - На берегу у костра заночуем.
- Не бойся, Ваня, Каму переплывем. А потом, кто знает, сколько дней этот северяк свистеть будет?
Жаль, что тогда не послушался Ивана, его и себя загубил. На середине реки лодку перевернуло, и охотники оказались в пучине волн. Пока могли, держались за лодку. Но вот налетел сильный порывистый ветер, и лодка вырвалась из рук тонущих людей. Холодная вода сковывала руки и ноги, болотные сапоги, фуфайки и плащи тянули на дно.
Первым сдался Иван. Очередная волна подхватила его и бросила вниз, и он исчез из виду. Ерема сбросил с себя фуфайку с плащом, затем освободился от болотников. Пришлось ему несколько раз опуститься на дно, и там, в условиях острого дефицита воздуха, стягивать сапоги. Первый сапог он снял за пять погружений, второй за три. Такое раздевание отняло у Еремы много сил, и он, подгоняемый ветром и волнами, плыл, сжав зубы и собрав последние силы, к родному камскому берегу. Вынесло его на берег, на луга, в двух верстах от Палкино. Долго лежал, отдыхая на песке и собираясь с силами. Теперь врагом номер один для него стал пронизывающий ветер и ночной холод. Не помнит охотник, сколько времени шел до ближайшего дома, как открыл дверь во двор, постучал в окно и упал, потеряв сознание. Очнулся уже лежа на горячей русской печи. И хотя там было жарко, но, по словам хозяина дома Никиты Гусева, Еремея трясло, как в лихорадке. Он все время дрожал и не мог согреться.
Прошел месяц. Люди справили ноябрьские праздники. Ивана так и не нашли. И только в мае рыбаки обнаружили его труп в маленьком заливчике. Похоронили несчастного на кладбище в Усть-Косьве. А к этому времени, к весне 1938 года, Еремей уже не вставал с постели: летучий суставной ревматизм, начавшийся в декабре, терзал могучий организм. Ни доктора, ни лекарства, ни народные средства - ничто не смогло выгнать хворь.
Прошло лето, а затем и осень. Еремей уже смирился со своей участью и с тем, что он не жилец на этом свете и скоро умрет. Мысль о скорой смерти часто приходила ему в голову и не казалась кощунственной. «Чему быть, тому и быть», - повторял он, успокаивая себя.
И вдруг жизнь преподнесла ему очередной, но теперь уже радостный сюрприз. В начале марта мать Еремея зазвала старушку-знахарку из Баканят поглядеть сына. Бабушка Фима, так звали знахарку, осмотрела больного и сказала:
- Экой молодец, а жить не хочет. Грех это и малодушие. Помогу я тебе, но и ты мне тоже. Верь, горячо верь, что будешь жить, и долго жить.
- А ходить буду? – прохрипел с кровати Еремей.
- Будешь, милок, ежели все будешь делать, что я велю.
Три месяца лечила Еремея искусная знахарка отваром трав, мазями, натирками, раз в неделю паром от огромного двухведерного самовара. Голый, одна голова торчит под одеялом, Еремей прогревался паром по нескольку часов, который шел по трубе под одеяло, согревая и обжигая ноги и руки. Не семь потов, а все семьдесят сходило с него. Крепкий организм и крепкое сердце выдержали эти процедуры.
В июне Еремей встал на костыли, учился заново ходить, а в самый разгар лета уже выползал на крыльцо дома. Качаясь, передвигался осторожно по двору и улице. К осени он отбросил один костыль и снова учился ходить.
И стал Еремей инвалидом и безработным. Конюшня была за речкой, в лесу, на границе с лугами, а дорога до нее была неровная и тяжелая. Пришлось отказаться от работы конюхом. Зимой, чтобы не завыть от тоски и бессилия, начал бывший охотник вязать мережи для колхоза и рыбаков-частников.
Однажды к нему заехал бывший его дружок молодости Никифор Лаптев из Селезней. Вместе учились в школе, на танцы и вечерки ходили, даже в одно время призывались в царскую армию. А потом как-то их пути-дороги разошлись. Узнал Никифор о несчастье и заехал проведать и поговорить.
- Хватит сидеть бирюком и на весь белый свет злиться, - зашумел Никифор. - Что было, прошло, мхом дремучим заросло. Мы еще с тобой на гребне жизни будем. Давай собирайся, поедем ко мне. Я председатель колхоза «Красный партизан». Жить будешь в деревне Бор, работу подыщу по здоровью. Нужен нам пчеловод, пасека прямо в огороде. Дочка твоя семилетку окончила?
- Да, - подтвердил Еремей. В этом году, на «хорошо» и «отлично».
- Ну и ладно! Устроим ее дояркой, пойдет на молочно-товарную ферму, а там подумаем, куда ее определить на учебу.
Так в 1940-м году Еремей с дочерью и матерью поселился в таежной деревне Бор. Мать Еремея перед самой войной с немцем умерла на восемьдесят первом году жизни: поболела с неделю и отдала Богу душу. Когда же это было? Как раз на Троицу. И остались они с Галинкой. Дочка в том году думала поступить в техникум, но смерть бабушки, а затем война перечеркнули все планы девушки. Мужиков всех мобилизовали во главе с председателем, и остались командовать колхозом и ворочать всю тяжелую мужицкую работу одни бабы и подростки.
Еремей первые два года войны работал не только пчеловодом, но и бригадиром рыбацкого звена. А кто в звене? Одни женщины. Вот и пришлось ему вспомнить любимое когда-то занятие. И стал он учить женщин этому ремеслу. Летом рыбачить легче и сподручнее. Сам, бывало, до берега добирался, точнее, до лодки. А там, в лодке, он король и сам себе хозяин. Зимой по льду было сложнее. Но и тут он вывернулся, приспособил санки легкие, до льда его Галинка довозила, на льду уж сам палками отталкивался и передвигался. И снова он в звене, и снова он при деле.
Еремей посмотрел на часы-ходики: два часа. Что-то Галинки долго нет. Дочка всегда в это время прибегала с фермы на обед. А вот и она. Легка на помине.
- Папаня, новость-то какая, - заговорила Галина, едва ступив на порог. - К нам из Чермоза парней и девушек нагнали, будут жить в деревне и работать в наших лесах, дрова для парохода готовить. Ничего парнишки. Особенно один из них, чернявый, а глаза синие, как васильки.
- У вас, девок, одно на уме: как парней завлечь, - заворчал добродушно отец. - Ну да что сетовать, сами когда-то такие были.
- Лукерья, бухгалтерша, сказывала, - продолжала Галинка, - к нам на постой определили двух парней. Они скоро придут.
- Ну вот, дочка, - засмеялся Еремей, - женихов искать не надо, сами объявятся.
- Напрасно шутить надумал, папаня! А вот и они идут! Батюшки! С узлами какими-то и мешками. Как они только с ними управляются? Побегу их встречать.
Мишка и Вовка зашли в дом, поздоровались.
- Здравствуйте, хлопчики, - ответил Еремей. - Откуда вы?
- С чермозской стороны, из Кыласово.
- С Кыласово? - обрадовался старик. - Земляки, стало быть, будете.
- Мы из Сосновки, это недалече от Усть-Иньвы.
- А чьи вы будете по отцу? Тиунов? Этого я не знал. Якин? Не Семен ли?
- Да.
- Мы с твоим батей, - объявил Еремей, - вместе на ерманскую призывались.
- Правильно, - подтвердил Якин, - у него медали есть.
- А у моего папани два Георгия за германскую войну, - вмешалась Галина.
- Ну это ты зря, доченька, с тобой кашу не сваришь, - вздохнул Еремей. - Тайны надо хранить, а не разбалтывать. Проходите, ребятишки, располагайтесь, харчи ваши, а по субботам и праздникам баня и чай наши. Галинка, спроворь-ка для наших гостей кваску хлебного, ядреного, а вечером чайком побалуемся.
Володя
Володя со всеми приезжими выехал на лошадях валить лес. Легкий морозец сковал местами чернеющую дорогу, и сани катились свободно, скользя по снегу, как на коньках. Место работы находилось в метрах трехстах от дороги. Оттуда видна вся деревня, Косьва и луга. Василий Тихонович расставил пары по-своему: Мишка работал с Федей Коняевым, Вовка с Николаем Петровым, девчата с возчиками, которых, оказывается, тоже командировали на время заготовки дров. Первые две недели валили лес, выбирали сушняк, грузили на сани, и возчики увозили груз к устью Косьвы на плотбище. Весна наступала широким фронтом, солнце пригревало, как в мае, дороги осели, провалились, источенные вешними водами. Возчики-чермозяне заволновались:
- Останемся здесь, и не выедем до осенних белых мух. Василий Тихонович, надо быстрее ехать домой. На Каме лед, наверняка, прохудился, не проехать, стало быть.
- Все! - махнул рукой Мелехин. - Сегодня валим до обеда. Везем последние дрова и после этого вертаемся домой. Последний воз повезут Вовка и Николай Петров. На плотбище и встретимся.
Вовка с Николаем навалили в сани три сухих сосны и вместе с возчиком пошли вслед за лошадью.
- Ну и дорога, - ворчал Симонов, - ни в лаптях, ни в валенках не пройти. А что дале будет?
Вовка пытался идти по леденистой бровке дороги, чтобы не замочить ноги. У Николая Петрова на ногах были добротные кожаные сапоги, и он шел по дороге напролом, не обходя лужи. А у Симонова и Вовки лапти нагрузли, в них уже хлюпала вода.
- Эх, в баньку бы сейчас, - мечтательно произнес Николай Симонов. - Как приду домой, сразу затоплю баню, отогрею свои ноженьки, косточки попарю. А то определили к тетке Ульяне, у нее ни кола, ни двора, ни бани. Живет старушка на птичьих правах, мысли неземные. Все молится Богу, чтобы забрал ее к себе. Пока жили, крышу на дому починили, ограду отремонтировали. Говорим: «Бабка, а может, баню тебе срубить? В один момент организуем. Вари бражку крепкую, зови помочь, за один день дело сладим». «Не надо, - отвечает, - мне, орелики мои, энту баньку. Ни к чему она мне. Вы уедете, останусь я опять одна. Баню топить - надо воду носить, дрова сухие готовить. Не справиться мне со своим здоровьем. Ну ее к чомору!» Так мы с ней и не сладились.
Симонов достал кисет с махоркой и принялся мастерить цигарку. Показалось плотбище. На лугах лежали в ряд многочисленные пучки древесины, готовые к сплаву. На берегу Косьвы возвышался деревянный барак. Кумачовый плакат, протянутый через все здание, призывал: «Все для фронта, все для победы!»
У барака на бревнах сидели несколько мужчин. Они окружили грубо сколоченный стол из досок и что-то внимательно рассматривали.
- Кто это? - спросил Вовка.
- Рабочие здешние, из Луховского леспромхоза, - ответил Симонов. - Ни одного путного, шантрапа воровская, зеки-самозванцы.
Мужчины встретили Симонова, как хорошего знакомого, поздоровались, а на Вовку и Петрова смотрели изучающе. Симонов ушел в барак погреться, Петров искать Мелехина, а Вовка уселся на чурку, снял лапти, отжал носки и портянки.
- Эй, малый, - услышал он за своей спиной, - хочешь, фокус покажу.
К нему подбежал парень лет двадцати, в рваной, грязной телогрейке, брезентовых штанах, без шапки.
- Смотри! - он откинул грязной пятерней рыжий чуб от лица, вынул из кармана три самодельные карты, - гали и запоминай! Шестерки, пиковая дама, трефовый туз. Сечешь? Вот я их положил, перебросил. Где теперича туз?
Вовка пальцем указал на карту.
- Правильно! Туз! Глазастый, мужики, парень! А сейчас? И опять в точку! Вот дает! А может, сыграем на интерес? Давай, ты везучий! Деньги есть? Можно и на курево. Скорее, не телись!
У Вовки в заднем кармане на черный день лежал червонец. Жалко его выбросить на кон. А вдруг повезет? Была не была!
- Вот мой червонец! - взволнованно произнес Вовка.
- На ваш червонец будет наш червонец, - гордо заявил рыжий незнакомец и выбросил две замасленные пятерки.
- Где? Эта! Правильно указал. Получай десятку.
Играющих окружила толпа рабочих.
- Гришка, смотри, штаны не проиграй!
- А малец смелый! Смотри, как игру ведет!
- Молодец, корешок! Отмажь эту рыжую лахудру!
Вовка еще выиграл два раза, один раз ошибся, собрал деньги и хотел уйти, закончить игру.
- Э, так у нас не играют, - закричали в толпе. - Играй до победного конца.
- Гришка, что ты выставишь на кон? Одна рвань на тебе, - засмеялся кто-то.
Гришка посмотрел на свою замасленную телагу, на штаны, пропитанные краской и мазутом. Решительно снял сапоги и поставил их на чурку.
- Вот моя взятка! Согласен? Мужики, сколько такие сапоги на базаре стоят? - И сам себе ответил: - Тыща!
Сапоги у соперника Вовки были действительно отличные. Крепкие солдатские сапоги с подковками, надеванные несколько раз.
- Предлагаю, - сказал Гришка, закуривая чинарик, который хранился у него за ухом, - мои сапоги против твоих двух червонцев и телаги в придачу!
- Правильно, Гришка! Справедливый обмен!
- Так ли? – засомневался Вовка.
- Ты, парень, не кочевряжься, – выступил черный мужик, одетый в демисезонное пальто, в кепке. - Я подтверждаю: на кону равенство сторон.
- Идешь на банк? – потребовал Гришка, прищурясь.
- Иду, - глухо выдавил из себя Володя.
- Где-ка туз, покажи?
- Вот эта карта.
Гришка приоткрыл грязным пальцем карту: на Вовку смотрела равнодушная пиковая дама. «Продулся, и как нелепо и обидно!» - мелькнула мысль, и Вовка грязно выругался.
- Деньги и вещи были ваши, теперь стали наши. Может, еще на шапку сыграем? А то мне башку сильно солнце греет, могу и в обморок упасть, - и он залился язвительным смехом.
- Раздел мальчишку, да еще издевается, - заступился кто-то из окружающих. - Сволочь ты, Гришка; редкая!
- А кто его толкал на игру? – возразил Гришка. - Сам съел, сам и обедню отпел.
- Кто кого здесь обижает? – протиснулся к играющим Коля Петров.
- Вовка, это тебя здесь раздели? – удивился Петров. - Не успел я тебя предупредить. Ну да еще можно поправить.
Петров обратился к Гришке:
- Ты, сказывают, востер в игре на три мухи?
- Ну я, - осклабился Гришка.
- Давай банкуй.
- На что? Покажи свои козыри!
Николай бросил полный кисет, набитый табаком.
- Здесь восемь стаканов. Сколько оценишь?
Гришка замялся, оценивая предложение Петрова.
- Сотнягу даю.
- Бери больше!
- Играю на телагу и два червонца.
Гришка медленно потряс обеими руками, словно проверяя, на что они у него способны, и разбросал три карты.
- Который туз? – процедил он и сплюнул сквозь зубы.
- Здесь его на кону нет!
- Как это нет? - злобно взвился Гришка. - Ты что туфту, падла, гонишь?
- Сам дерьмо ешь, – сказал Николай, - и меня дерьмом хочешь накормить?
Он схватил левую руку Гришки, вывернул рукав, и из него упал на чурку трефовый туз.
- Вот он, - поморщился Николай. - Ваша карта бита, а за обман следует морду набить.
- Эта ты, жук навозный, мне, честному фраеру, - прорычал оскорбленный верзила. - Сейчас ты у меня схлопочешь!
И он двинулся, размахивая руками, на Петрова. Никто не успел заметить, что это могло быть: Гришка барахтался на снегу между бревнами, а Николай спокойно забрал деньги, телогрейку, бросил их Володе и отправился к бараку навстречу Мелехину.
- Берегись, Коля! – закричал непроизвольно Володя.
Гришка с финкой в руке бросился вдогонку за Петровым. И снова никто ничего не запомнил: финка Гришки упала безвольно на снег, сам он, покрутившись волчком на месте, рухнул на колени и потерял сознание.
- Да что же ты, падла, над нами изгаляешься? - завопил высокий парень, видимо, из окружения Гришки. - Сейчас мы тебе бока нагреем!
Коля повернулся и сказал:
- Ничего у вас не выйдет! Не таких ломал! Смотрите: это Гришкин нож, а это мой, - и он вынул из ножен солдатский фронтовой тесак. - Кто так же, как я, засадит финку, с тем я еще поговорю. И он, не целясь, швырнул финку в столб, на котором висела доска объявлений. Стальное лезвие со звоном ушло в дерево. Озадаченные урки недоуменно смотрели на Николая.
- Вы шестерки, и я с вами не хочу связываться.
- Что за шум, а драки нет? - спросил, вступая в круг, здоровый мужик в новой синей фуфайке, галифе, кирзовых сапогах, на голове каракулевая папаха. - Что за толковище без моего разрешения.
- Осадил я тут одну шестерку, выдает себя за честного фраера, а карту передернуть как надо, не умеет, - вступил в разговор Николай.
- Кто же это? - насупился детина.
- Гришка Зерцалов, - промолвил кто-то из толпы.
- Все путем, Михалыч! Гришка зарвался и получил свое. А этот парень наш в доску.
- Сгинь, Гришка, с моих глаз! Не карту тебе козырную держать, а ведро параши. Будем знакомы! Михалыч для них, для тебя Иван Михалыч Коновалов, десятник ихний. Ты что в натуре фраер или красишься под него?
- Нет, - засмеялся Николай. - Отставной сержант штрафной роты. Фраеров и авторитетов там было не счесть. Взводом командовал полгода, такие ухари были под моим началом. Кому расскажи, не поверят. Там всему от них и научился.
- А туда как попал?
- Подзалетел маленько, но это длинная история. Будем знакомы, Петров Николай.
- Вот что, братва, - обратился Михалыч к рабочим. Их не задевать! Кто их заденет, со мной дело будет иметь! Пошли, дружбан, в барак, там поговорим и покурим.
Возвращался Вовка с Николаем вечером. Солнце еще не собиралось уйти за горизонт. Шли сосновым бором, который опьянял запахом набухающих почек.
- Где ты, Коля, так драться научился, аж дух захватывает?
- Я ведь не только в штрафной роте воевал, был пограничником на западной границе. Там войну встретил. А драться, точнее, применять приемы борьбы, меня научил капитан Пирогов, мастер спорта. Знаю дзюдо, боевое самбо. По самбо большие успехи имел, второе место в личном первенстве Белорусского военного округа. В Москве на чемпионате России взял третье место. Тренеры меня окружили после такого ошеломительного успеха, пригласили служить и тренироваться в Центральном клубе Красной Армии. Но началась война, о спорте пришлось забыть. Но на войне это мне пригодилось: и на границе, и в разведке, и особенно у штрафников. В штрафной роте только с помощью самбо отстоял я свою независимость: повалил двух бугаев на землю - зауважали. Зеки, они сильных боятся и уважают.
Галя Козлова
Галя сидела в комнате на кровати и разглядывала в зеркало свое лицо. «Ты мне, зеркальце, скажи и всю правду расскажи», - пропела она, лукаво подмигивая, и высунула язык.
- Ты что там запела? - услышала она голос отца. - Опоздаешь в клуб на репетицию!
- Сейчас, папаня.
«И почему все мне говорят, что я красивая? Волосы русые, коса редкая, прямо козий хвостик». Она всегда мечтала о кудряшках. Девушка огорченно вздохнула и прикусила губу: «Брови черти по ночам выщипали. Нос прямо страшилище какое-то, длинный и с горбинкой. На щеках ямочки. Это еще ничего, губы какие-то смешные, детские, неспелые. Как я улыбнусь, сразу видно: зеленая наивная девчонка, ребенок!»
А Гале уже восемнадцать лет - и не девчонка уже, и не девушка! Так себе, половинка на серединке. В школе училась, семилетку окончила, девчонки ею восхищались. И в деревне тоже считается первой красавицей. Подруга ее, Томка Томилина, авторитетно говорит:
- Ты, Галка, у нас самая первая!
А толку, что красивая? Женихов путевых нет. Кому пятнадцать-шестнадцать лет, те же не ее ухажеры, а ровни или постарше парней нет. Война чистехонько всех кавалеров вымела из деревни, остались одни бабы и девки со своими горькими думами. Правильно бабка Пелагея ей, сопливой девчонке, внушала:
- Не гордись красотой, от нее у нас, баб, только одни несчастья. Не будь красивой, а будь счастливой.
Из приезжих лесорубов пригляделся Гале Мишка Тиунов. Славный он такой, глазастый, смешливый, не робкий, а глядит недотрогой. Надо с ним поговорить, испытать его.
Девушка захватила бумаги с программой вечера, оделась и прокричала отцу в сенях:
- Я ушла, приду поздно!
Галя - секретарь комсомольской организации. На днях пришло из райкома ВЛКСМ письмо от инструктора Васи Попова. Он писал: «Приеду 17 апреля, подготовьте вечер молодежи, пригласите всех, кто может передвигаться. Я прочитаю доклад о текущем моменте. Приедет со мной киномеханик, привезет документальный фильм о сталинградской победе. За комсомольцами - художественная самодеятельность».
В красном уголке за столом сидели Тома Томилина, Петя Земякин, Ева Рычагова, Миша Тиунов, Володя Якин, Федя Коняев. Шло обсуждение программы будущего концерта.
- Давайте предлагайте, ребята, - сказала Тома, - что мы сможем приготовить к вечеру.
- Частушки, - предложил Федя. - Я подыграю. Найдется в деревне стоящая гармошка?
- Я принесу, - вмешалась в разговор Ева. - Дедова гармошка на полатях лежит, пылью покрывается.
- У меня есть смешные сценки из фронтовой жизни, - подзадорила, улыбаясь, Галя. - Веселые похождения храброго разведчика Рыбкина и смекалистого повара Печенкина. Дадим мальчикам текст, пусть сыграют русских и немцев.
- Пойдет! - загорелся Мишка. - У нас с Вовкой получится, Коля Петров, Федя Коняев помогут.
- Тебе, Тома, - скомандовала Галя, - частушки деревенские сочинить, прорепетировать музыкальные номера! Остался всего один день. Не есть, не спать, а все приготовить!
На следующий день, задолго до начала вечера, в клуб пришло, набилось много народу. По деревне прошел слух, что будет кино, покажут битву под Сталинградом.
- Ой, бабоньки, - не унималась Авдотья Дурова, мать пятерых детей. - Мой-то под Сталинградом был, в последнем письме писал. Вдруг его покажут. Буду смотреть в оба. Кто это с нашей председательшей по левую руку сидит? Паренек невзрачный такой и при очках. Пошто я его не знаю?
- А где тебе, подруженька, его знать. На танцы не бегаешь, дети за подол держат, не пускают. Сказывали девки-комсомолки, их вожак партейный, в райкоме работает.
- Такой молоденький и ужо партейный. Далеко пойдет!
У мужиков, старых дедов иной разговор:
- Однако, Петрович, немец ишшо силен. По радио передают, как злая собака на наши войска бросается. Обидно Гитлеру, что такой конфуз получился.
- Немец, Никодимыч, он натурально немец. Я с ним столкнулся в окопах в первую германскую. Вояка он первоклассный, и обучен хорошо. А что под Сталинградом его поперли знатно - это заслуга русского мужика, солдата и начальников его.
- Поглядим, как немца утюжат наши, - проговорил девяностолетний дед Ефим.
В президиуме вместе с женщиной, председателем колхоза, и инструктором Поповым сидели Галя Козлова, Николай Петров и Еремей Козлов. Последние на вечере были почетными гостями. Еремей сидел прямо, смотрел строго в зал, а на груди у него ярко выделялись два георгиевских креста.
- Тише, бабы! - строго сказала Александра Воронина, председатель колхоза. - Мужики, смолить табак прекратите, дыму напустили, хоть топор вешай! А вы, мальцы, притихните, будет вам кино. Слово Попову Василию, инструктору райкома ВЛКСМ.
Вася вышел на трибуну, развернул листочки и бросил в зал:
- Товарищи! Славные труженики колхоза «Красный партизан», наши ветераны и школьная молодежь! Пришел на нашу улицу праздник! Фашистские полчища под Сталинградом были взяты в кольцо, окружено и уничтожено прославленное войско фельдмаршала Паулюса. Гитлер всегда хвалился, что лучший его полководец Паулюс. Военная операция, начатая девятнадцатого ноября сорок второго года, завершилась второго февраля этого года. Триста тысяч немецких солдат, офицеров и генералов полегло под Сталинградом. Остатки их, подняв руки, сдались нашим солдатам с криками: «Гитлер капут!». Последний фельдмаршал Паулюс тоже поднял руки вверх. Наша Красная Армия, развивая успех, гонит фрицев на запад. Сбылись пророческие слова русского полководца Александра Невского: «Кто с мечом на Русь придет, от меча и погибнет!» В блестящей военной победе под Сталинградом есть и наша заслуга. Это вы, труженики тыла, одели, обули, накормили, дали в руки советскому воину первоклассное оружие. Но враг еще не побежден. Он остервенело отбивается и, возможно, готовится к новым наступлениям, а значит, надо нам быть начеку, всегда готовыми дать отпор зарвавшимся фашистам. В тылу, на своих рабочих местах: на ферме, на поле, у станка, в лесу, нужно самоотверженно трудиться, ковать ратную нашу победу! Дадим фронту все необходимое, и враг будет побежден и изгнан с нашей территории. Дорогие мои товарищи! Поздравляю вас с великим праздником победы. Враг будет разбит, победа будет за нами! Да здравствует наша Красная Армия! Да здравствует товарищ Сталин, вдохновитель и организатор наших побед! Ура!
Зал оживился, заговорил. Люди дружно и долго аплодировали докладчику. Но вот погасили свет, и изумленные, восхищенные жители деревни Бор увидели документальные кадры битвы под Сталинградом. В клубе установилась удивительная тишина. Никто не говорил, не курил, не ходил. Все уставились только на экран. Когда фильм кончился, с передней скамейки поднялся дед Ефим и попросил киномеханика Кешу:
- Милый внучек, повтори еще эту фильму, не все я в ней запомнил и разобрался. Что расскажу своей старухе, когда приду домой? Уважь, Кеша!
Деда Ефима многие поддержали. И снова тишина, только мерно стрекочет аппарат кинопередвижки.
Концерт открыла Галя Козлова. Она объявила, что программа вечера подготовлена комсомольцами и молодежью деревни Бор и Чермоза. Прозвучавшая новость вызвала шквал аплодисментов. Все уселись поближе к сцене поудобнее и стали ждать, что там комсомолята напридумывали. Хор девушек и парней исполнил песни военной поры: «Шумел сурово Брянский лес», «Ой, туманы мои, растуманы».
На бис вызвали Еву Рычагову, которая задушевно и мило спела популярную песню «Огонек», и Федю Коняева, под гармошку рассказавшего о судьбе лихого моряка одессита Мишки. Особенно понравились всем слова: «Ведь ты моряк, Мишка, моряк не плачет». Какое-то непонятное, щемящее чувство вызвала у Мишки Тиунова песня «Синий платочек». Галя Козлова, стройная, красивая, бледная от волнения, какая-то вся воздушная в своем летнем платье-сарафане, походила на молоденькую березку, страстно тянущуюся своими нежными ветвями к солнцу. Она пропела текст песни на одном дыхании, поклонилась публике и убежала. Зал заворожено молчал.
- Ой, девчонки, как стыдно, - прошептала Галя, - как я провалилась!
Зрители ждали продолжения. И вдруг все разом зашумели, засвистели, требовали Галю, и не отпускали ее до тех пор, пока она не исполнила последний куплет. Успех был потрясающий.
А потом прозвучали фронтовые частушки. В густом лесу оборванные и обмороженные фрицы грелись у костра, Гитлер (его изображал Миша) сидел на дереве с перевязанной щекой, на ногах лапти, смотрел в бинокль и плачущим голоском исполнял:
«Гитлер хнычет, Гитлер плачет:
- Ох, болит мое сердечко,
Потерял на русской Волге
Золотое я колечко!
А колечко было триста тысяч фрицев!»
И у всех было такое ощущение, что они находятся не здесь, в деревне Бор, в глубоком тылу, а на передней линии фронта и видят и слышат этих поганых вояк.
Зазвенели девичьи голоса:
- На закате у костра
Немцы жарили кота.
Только съели в темноте,
Замяукал в животе.
Сидит Гитлер на заборе,
Плетет лапти языком,
Чтобы вшивая команда
Не ходила босиком.
Фронтовые похождения друзей разведчика Рыбкина и повара Печёнкина были отмечены буйным хохотом, остротами и криком.
На сцену снова вышла Галя:
- Заключительный номер нашей самодеятельности «Косьвинские страдания».
Вызвали оглушительный смех частушки про Колю Петрова и Володю Якина. На слуху были у всех их приключения на берегах Косьвы:
- Чермозские все баские,
И ребята хоть куда.
Тратят силы молодые
На сомнительны дела.
Коля плотбищем идет,
Воробьи чирикают,
Зеки бедные дрожат,
Только зубы чикают.
Захотел размяться Коля:
Среди урок слышен стон.
Это Коля расходился:
Знайте воинский закон!
Наш Володя видит сон:
Миллионщиком рожден.
Как проснулся, с печки встал -
Телогрейку проиграл.
Возвращались поздно вечером вчетвером: Галя, Миша с Володей и инструктор Вася Попов. Галя, задержав Мишку у дома, спросила:
- Понравился концерт?
- Да, очень! И не только мне, но и всем колхозникам!
- Жаль, что скоро от нас уедете. Когда еще встретимся? Давай дружить! - предложила Галя.
- Давай, я не против.
- А в знак нашей дружбы ты должен поцеловать меня.
Мишка наклонился и неловко поцеловал в щеку девушку.
- Не так, мой миленький дружочек!
Галя прижалась к Мишке и страстно поцеловала юношу в губы:
- Вот так надо!
Шагнула за порог и скрылась в темных сенях.
Феня
Девушка шла по широкой дороге. Мать послала купить соль: «Вскроется Иньва, мужики предлагать рыбу начнут, а у нас солить нечем».
Вчера пришло письмо от Миши. Сообщает, что в работе целые дни, устает очень, от Вовки привет. Когда увидимся, не знает. После первого мая, по окончании ледохода, будут уже на плоту, очень скучает.
Три недели прошло, как уехал Мишка. А что изменилось в ее жизни? Все по-прежнему: работа - дом, дом - работа. На танцы ни ногой. Анютка Смолина, та бегает по танцулькам, вечеркам. Ухажер ее, Леонид Васёв, догуливал последние денечки. Скоро его в армию возьмут и еще несколько парней. Харитона не видела, но Анютка подтвердила новость, что его тоже мобилизуют. Сегодня у Васевых прощальный вечер.
- Пойдешь со мной? – спросила подруга у Фени. - Хари не будет, его не приглашали.
- А вдруг припрется?
- Не будет его, подруженька, не бойся! И Ленька не чужой тебе, родня.
- Троюродный брат, родня на седьмом киселе. Ладно, приду. Я побежала.
- Жду.
Феня пришла к Васевым, когда все гости сидели за столом и председатель колхоза Иван Николаевич, подняв стакан самогонки, произнес тост:
- Бей, Леня, немца крепко, а здесь в тылу мы не подведем!
Анюта Смолина сидела рядом с Леонидом, торжественная и веселая. Феня, хорошо знавшая свою подругу, чувствовала, как ей трудно дается ее веселое и радостное настроение. Прижалась плечом к ней и прошептала на ухо:
- Держись, подруга, не расстраивай Леню.
- Угу. Спасибо, Фенечка! Ты у меня понятливая.
Застолье продолжалось до позднего вечера. Затем молодежь засобиралась в клуб на танцы. Феня весь вечер сидела хмурая и напряженная и ничего не пробовала из спиртного. Это не в ее правилах. Перед уходом домой попросила у Анюты что-нибудь попить. Анюта толкнула в бок Леню:
- Принеси квасу, поухаживай за моей подругой!
Леня сходил на кухню и поставил перед девушкой литровую кружку пенного кваса. Феня с жадностью опорожнила ее. Через полчаса, когда все уже расходились, у нее закружилась голова, потянуло ко сну, и она опустила голову на стол.
- Что с ней делать? - забеспокоилась Анюта. - Спать улеглась не раньше, не позже! Как ее домой такую отпускать? Пусть поспит, пока мы сходим в клуб. Во второй половине дома тепло, бабка днем истопила печку. Постели ей кровать, пускай до нас отдохнет.
Проснулась Феня от сильного храпа, пахло перегаром самогона, махоркой. Лежала она на кровати, рядом, прижавшись к ней спиной, сопел какой-то мужик.
- Где я? Что со мной? Почему я раздета, кофточка вся изорвана, острая боль в низу живота?
Феня откинула одеяло и резко сползла с кровати.
- Куда ты, недотрога, заторопилась? - прохрипел пьяный голос.
Грубая рука больно сжала ей плечо. На девушку смотрело испитое, обросшее щетиной ухмыляющееся лицо Харитона.
- Не лапай, козел вонючий!
- Что это ты загрубила, Феня? Всю ночь любились, обнимались, а теперь горшки вдребезги.
- Не подходи ко мне, выродок проклятый, кобель рыжий! Я тебя не звала, не просила. Ты сам ко мне вломился обманом, силой взял, подлец! Отольются тебе мои слезы девичьи. Чтобы тебя трахнуло в первом же бою.
- Да я что? - оправдывался Харитон. - Я к тебе всей душой. Люблю тебя, не думай, что наигрался и бросил. Давай поженимся!
- Как у тебя слова такие вяжутся, волкодав долговязый. Я тебя знать не хочу, а ты о любви своей собачей мне говоришь!
Феня схватила пальто, шаль и выбежала прочь. Ночная темнота еще пряталась среди домов, построек, деревьев. На широкой улице и на полях брезжил рассвет. Солнце только готовилось к своему дневному переходу. Лесные птахи шумно и радостно щебетали в ожидании нового дня. Ничего этого не видела и не слышала несчастная Феня. Она брела по дороге, не разбирая пути, поглощенная своими невеселыми думами: «Зачем так зло и безжалостно над ней надругались? Была честная, чистая девушка, а теперь я кто? Дрянь деревенская, подстилка Харитоновская. А что ты винишь только его? А сама? Разве я не виновата? Зачем пошла на прощальный вечер? Не надо спать в чужих домах, пить дармовое пойло! А что если в квас что-то подсыпали? Кто это мог? Леонид?» - Феня застонала. – «Неужели он в сговоре с Бородулиным? Все возможно. А ты пришла на вечер, бдительность потеряла, расслабилась, нюни распустила, вот теперь хлебай прокисшие щи! Какая я несчастная! Не уберегла себя, девичью честь, любовь нашу с Мишкой. Что я ему скажу? Что же мне делать, куда деваться с таким позором? Лучше смерть, чем жить с таким позором!»
Феня не заметила, как ноги привели ее к реке, к проруби. «Зачем жить, - заговорил внутренний голос. – Нырну в воду, и конец! А что скажут люди, мама, Мишка? Тебя уже не будет в живых, и для тебя, мертвой, все это будет безразлично. Прощайте, милая мама, Мишутка! Все! Не стоит жить!»
Феня сбросила с себя полушубок, шаль и, закрыв глаза, шагнула в прорубь. Ледяная вода обожгла тело и выбросила Феню наверх. Она увидела далеко-далеко вверху звездное небо и подумала: «Скорей бы смерть приходила». Она решила вновь погрузиться в воду, но руки мертвой хваткой вцепились в ледяную кромку проруби. «Зачем я держусь за лед, нырну в воду, и меня не будет! Только самое главное - не выплывать!» Она с трудом оторвала руки и опять погрузилась под лед. Вода заливала рот, уши. Феня задыхалась, и только одна мысль сверлила мозг: «Скорей бы конец». Она что-то еще кричала, задыхаясь от недостатка воздуха, и, наконец, потеряла сознание.
Иван Бондаренко возвращался домой, на квартиру к тетке Маланье. Танцы закончились в три часа ночи, но он не пошел домой, а вместе с новобранцами отправился к Архиповым. Там они распили еще две бутылки самогона и стали расходиться. Дом стоял на самом берегу реки. Вдруг Ивану почудилось, что на реке кто-то несвязно крикнул. Подумал: «Кто бы это в такую рань?»
Иван спустился с берега на лед. На краю проруби валялись шаль и овчинный полушубок. «Женщина! Кто бы это?» Вода в проруби ходила кругами, снизу подымались водяные пузыри. Иван бросился на лед и запустил руку в прорубь. Неожиданно попался в руки какой-то пучок волос. Иван резко дернул обеими руками, и из воды показалась голова, а затем тело девушки.
- Господи, так это Феня!
Она глухо мычала, сжав зубы, глаза девушки были закрыты, она не отвечала на голос Ивана. «Жива еще, - решил Иван, вытащив Феню из проруби. - А выживет, это еще вопрос». Он положил безжизненное тело животом на колено и стал выдавливать воду. Девушка стонала, но все еще была без сознания. Но вот она открыла глаза и несвязно сказала:
- Где я? А, Ваня? Зачем спас? Я не хочу жить!
Иван подхватил девушку на руки, затем взвалил на спину и быстрым шагом пошел от проруби.
- Как глупо, - стонала Феня, - умереть захотела и не смогла. Дрянь я.
- Тетка Лукерья, открой дверь!
Лукерья проснулась, поглядела на часы: пять утра. В дом кто-то грубо ломился, гудела дверь, звенела посуда на полке у печи.
- Кого черт несет?
- Это я, тетка Лукерья, Иван Бондаренко. Беда, тетка, пусти в дом.
Когда Иван занес Феню в замерзшей одежде, скованную холодом и страхом, Лукерья ойкнула и плюхнулась на лавку.
- Вот, - вздохнул Бондаренко, - из проруби вытащил.
- Доченька, милая, что с тобой сделали, - зарыдала мать. - Кто тебя загнал в воду? Что ты, кровиночка моя, надумала? Да что же я расселась! Ох, Ванюша, помоги мне поднять Феню и уложить на печь. Там я раздену ее и лечить буду. Спасибо тебе, Ваня, за мою несчастную Феню. Ой, что же это такое? Вся рубашка у нее изорвана, в крови, кто же ее так изобидел? Фенюшка! Деточка моя! Ваня, прошу тебя, никому не говори, что Феня в прорубь бросилась. Родимый мой! – Лукерья упала на колени перед Иваном. – Христом-богом умоляю, молчи, не говори ничего о Фене. Узнают об этом и начнут трепать ее имя по всей деревне. Ох, горюшко мое, что с тобой, Фенечка моя, будет дальше?
- Тетка Лукерья, не сомневайся: мое слово - олово! Ничего никому не расскажу! Да и Феня мне не безразлична. Всегда ее выделял среди девчат, нравится она мне. Но вот одна закавыка: чужак я здесь среди вас. Она на меня и не смотрит, все с Мишкой да с Мишкой.
- Да, с Мишкой и я была рада. К свадьбе дело шло. А сейчас? Что и говорить, пришла беда, открывай ворота. Ты, Ванюша, после всего этого нам не чужой, свой, родной человек! Приходи к нам запросто, будем рады.
- Разрешаете? – обрадовался Бондаренко. - Пока Феня будет поправляться, я буду ее навещать.
Ледоход
Василий Тихонович сидел в правлении колхоза и неспешно вел разговор с Александрой Ворониной.
– Александра Петровна! Вы позвали меня по делу? Работу свою вы сделали, триста пятьдесят кубов дров уложили на берегу Косьвы. Бригада свободна. Можем и вам помочь.
– Угадал ты, Василий Тихонович. До навигации еще время есть. Возьмись за ремонт овощехранилища со своими людьми. Река вскроется, нужны будут твои пареньки рыбу плавить.
– Как это плавить? Не пойму что-то.
– Если кратко выразиться, то это ловить сетями рыбу. Остальное на реке разглядишь.
– К ремонту овощехранилища приступим завтра, сегодня у нас банный день. А рыбу плавить, как ты сказала, пошлю Мишу и Володю, они живут на квартире главного рыбака Еремея. Общий язык, думаю, найдут.
– Ну и ладно, Тихонович, сговорились.
Дверь в правление резко открылась, и в комнату ворвались три девушки. Опередила всех Ева Рычагова:
- Александра Петровна! На реке ледоход начался! Вся деревня на берегу!
– Спасибо, девчонки, за радостную весть! Сейчас и я там буду! Пошли, Василий Тихонович, на берег Косьвы. Увидишь всю нашу деревню. Встречать ледоход – наш старинный деревенский праздник. Наши деды, прадеды завели его и нам, молодым, завещали. Стоишь на крутом берегу, смотришь на реку, как буйная вешняя вода лед ломает, смотришь и энергией заряжаешься, чувствуешь, как силенка прибывает. А еще если монетку в реку бросишь и проговоришь: «Уйди от меня болезнь-лихоманка, горесть и печаль, как уходит по реке последний лед. Пусть этим летом мне и всему роду моему будет удача и прибыль», - сбудется, говорят.
Когда Василий Тихонович с Ворониной пришли на крутой берег реки, там были почти все жители Бора. Древние старики и старухи, опираясь на батоги, сошлись все после долгой зимней поры на этом заветном месте. Над Косьвой стоял неумолкаемый шум. Ребятишки, подростки, кое-кто из женщин спускались к самой реке и запускали в мутные бурлящие воды саки и подсачники. Деревня ловила рыбу. Позже всех приковылял на костылях Еремей Козлов.
– С праздником, Петровна, - обратился он к председателю. - Вот пришла весна-красна на наш берег.
– Спасибо, Еремеюшка! И тебя с праздником поздравляю. Когда плавить думаешь?
Перед взорами людей, стоявших на берегу, проплывали удивительные картины. Вот вода несет большую льдину, на ней лежит сломанная лодка без весел. За льдиной пронесло основание деревянного сруба, покрытого гнилыми досками и рыжим мхом. Палки, доски, ветки деревьев, разная мелочь проносились мимо крутого берега с огромной скоростью, то погружаясь в мутные потоки, то появляясь на белых гребнях волн. А вот показался целый сруб. Где-то в верхах река в своем буйстве зашла слишком далеко на берег, разметала омшаник и часть его, играючи, захватила с собой в дальнюю дорогу. Протащило огромную сосну, упавшую где-то с крутого откоса.
Все бросились спасать собаку, покорно сидевшую на маленькой льдине. Первым подоспел Володя Якин. Он бросил с берега длинную плаху, перебежал по ней до конца, перескочил на другую льдину, схватил собаку и удачно выскочил на берег. В руках у него тихо скулил рыжий щенок, который начал смотреть своими маленькими глазами на белый свет совсем недавно.
– Лайка, - авторитетно определил Василий Тихонович, - и не плохой породы.
– Откормим и возьмем с собой на плот, - предложил Володя.
– Неплохо придумал, - одобрил Василий Тихонович.
Вызвала веселое оживление живописная картина: на большой льдине торжественно проплывала небольшая баня с обвалившейся крышей, в предбаннике были видны тазы, ведра, белье, висевшее на веревках.
Вдруг бешеный напор воды внезапно прекратился. На крутом повороте Косьвы образовался гигантский затор. Лед, вздыбившись в большую кучу и сбитый в ледяное месиво, перекрыл дальнейшее продвижение реки. Вода, подхватив мелкие льдинки, хлынула на луга, заливая все свободное пространство. Не прошло и часа, как все луга, низкие места, заросшие кустарником, покрылись водяным зеркалом. Стаи чаек бросались в мутные потоки в поисках добычи.
Но внезапно раздались два оглушительных звука, похожие на гром во время сильной грозы. Водяной затор прорвало, и Косьва неудержимым потоком устремилась вниз по течению на соединение с Камой.
К Володе и Мише подбежали местные девчата:
– Под вечер приходите опять сюда.
– Зачем?
– Соберется вся молодежь, будет праздник наш, деревенский.
Вечером на обширной поляне на берегу Косьвы горели два костра. Вокруг них кипела оживленная работа и суета. Повара, добровольцы из женщин, чистили рыбу, картошку, лук и валили всю эту снедь в пару закопченных котлов. Рядом был сколочен огромный стол из досок, скамейки соорудили из широких плах и чурок. Вторично все население Бора, способное двигаться, ходить самостоятельно, собралось, чтобы отведать традиционную уху, как это делали до них деды и бабушки. Молодежь танцевала под гармошку, а старики чесали языками, вспоминали, какой весна была в старые времена.
– Помнишь, Петрович, весну тридцать пятого года?
– Конечно, помню. Ледоход прошел ночью.
– Правильно. В ту весну еще беда случилась на Березовой заимке.
– Какая еще?
– А бабу-то медведь помял, Анисью, жену Поликарпа Микова?
– Верно говоришь, в ту весну это было.
– Тише, сельчане, - раздался голос председателя колхоза Ворониной. - Прошу всех за стол. Поздравляю всех с весной! Ледоход прошел. Лед унесло вниз на Каму. Дай Бог, чтобы немца наши мужики, русские солдаты, вымели из России. А нам, бабоньки, уважаемые старики, юная смена наша, подростки, пора предстоит горячая и хлопотная. Хлебушко надо посеять, а потом собрать, скотинку на зелену травку выпускать и хорошенько к зиме приготовиться. Кормов заготовить, а особливо сена. Думаю, что справимся. Не впервой. Еще раз поздравляю с праздником весны. Девки, бабы, наливайте всем уху духмяную, кушайте рыбу-вешницу. Будьте здоровы!
До позднего вечера девки и парни водили хороводы, играли в лапту, качались на огромных качелях. Очень запомнился Мишке этот удивительный майский вечер: всеобщее веселье, шум и разговоры, задушевные песни. А еще больше те минуты, а может, и часы (кто их считал), когда они уединились с Галей под могучими ветвями огромной сосны. Разговор был откровенный и задушевный. О чем? О чем может идти речь между двумя молодыми сердцами, переполненными чувствами и опьяненными запахами наступающей весны?
Весна в этом году была на редкость дружной и теплой, она нарядила рощи и перелески в нежную зелень, укрыла изумрудно-голубой шалью леса. За рекой Косьвой караваны перелетных птиц устало тянулись на север. Крики чаек, гусей, уток, пение лесных птах оживили лесные озера, реку Косьву, камские заливы. В колхозе начался сев. Несколько дней оставалось до отъезда плотогонов. Мишка с Вовкой доделывали последние лаги в овощехранилище, остальные закрывали тесом крышу. Местные девчата, предчувствуя скорую разлуку с чермозянами, вместе проводили вечера. Как выразилась Ева, крутили напоследок любовь. Вчера Мишка узнал, что Галя и Ева едут с ними на плотах.
– Не шутите, кто вас возьмет? - заметил рядом стоящий Федя.
– Ничего-то вы не знаете, - загадочно сказала Галя. - Домашние согласны, председателя уломали, Мелехина уговорили. Вы завтра уедете за плотом, мы неделю еще поробим в колхозе, а как плот подведут к плотбищу, мы тогда и заявимся. Никуда вы, наши миленочки, от нас не денетесь. А теперь пошли танцевать, хватит вести пустые разговоры. Не заметишь, как молодость и кончится.
Возвращались из клуба поздней ночью. Володя ушел провожать Еву, а Галя с Мишей уселись на бревна у дома. Помолчали. Пахло свежими стружками.
– Знаешь, почему я еду с вами? – спросила Галя.
– Догадываюсь, – ответил юноша.
– Ничего ты не знаешь! Хочу стать в будущем речным капитаном! - она громко засмеялась, затем замолчала и вдруг прижалась к Мишке.
Мишка ощутил горячее дыхание девушки, ее локоны нежно щекотали щеки, залезали под воротник рубашки.
- Тебя, дружочек мой нежный, люблю и не хочу, чтобы без меня на других заглядывался. Поцелуй меня, миленочек мой, успокой сердце девичье.
Мишка неловко поцеловал Галю, обнял ее и долго не отпускал, но продолжал молчать.
- Знаю, знаю, что ты девушку дома оставил, ей верным хочешь быть. А я же куда со своей любовью? Что мне делать? Сохнуть по тебе или броситься на шею, забыв девичью гордость? А может, я судьба твоя. Молчи, ничего не говори. Отправим плот в Сталинград, вернемся домой, тогда ты скажешь да или нет.
Мишка качнул головой:
- Галинка, не обижайся. Я не свободен.
- Да, Миша, я ведь понимаю. Пошли в избу.
Скрипнула дверь, и в сенях раздался голос Авдея:
- Заходи, молодежь, хватит шататься в потемках. Ждал вас на печи, не спится. Дай пойду на холодок в ограду.
Две лодки отчалили от берега и вышли на русло реки. Чермозские рабочие отбывали на рейд. Полноводная Косьва подхватила лодки и быстро понесла вниз. Небольшая кучка людей, стоя на крутом берегу, махала руками, шапками, платками. Через час были на Каме. Резкий северный ветер сердито морщил воду, выплескивая белые волны на берег.
– Навались, ребята! - покрикивал Мелехин.
Прошли отвесным берегом Усть-Иньвы. Потянулись луга, вдали завиднелись дома рейдовского поселка. Рейд встретил рабочих шумом моторов и катеров, криками людей.
- Все, шабаш, бросай чалку, - приказал Василий Тихонович. - Побудьте чуток, я в контору.
Через час он пришел и сообщил, что плот готов, завтра в восемь часов утра буксиры его потянут на юг. На просьбу мальчиков отпустить их на ночь домой, немного подумал, затем махнул рукой:
- Валяйте! Завтра утром в шесть часов быть здесь.
Феня
Феня болела долго. Высокая температура держалась около десяти дней, девушка часто теряла сознание, а когда приходила в себя, то страстно шептала:
- Господи, почему я не умерла, господи забери мою душу!
Мать, не отходя от Фени день и ночь, качала головой и приговаривала:
- Поправишься ты, девонька, о смерти не думай. Умрешь ты, с кем я буду век коротать и доживать? Соберись с силами, родная, вставай на ноженьки, гони хворь от себя.
– Нет, мама, - возражала Феня. – Несчастная я!
Забегали часто соседки, тетка Агафья, бабушка Семениха, Анюта. Приносили мед, сухую малину, медвежье сало. Каждый день приходил Иван Бондаренко, пытался разговорить Феню. Девушка равнодушно встречала и так же равнодушно провожала взглядом, когда он с ней прощался. Ни да ни нет. Словно не видела его, не замечала.
– Ты уж, Ванюшка, - просила мать, - нас не бросай.
– Что вы! Зачем так думаете? – отвечал Иван.
За это время Бондаренко, где по просьбе матери Фени, а где и по своей инициативе, расколол все дрова, уложил в поленницу, отремонтировал крышу, ограду, переставил два столба изгороди. Проходившие мимо женщины, особо любопытные, спрашивали не без умысла:
- Что это ты, Ваня, зачастил в энтот дом? В зятья хочешь записаться?
– Что вы, бабоньки, моя невеста еще в куклы играет. Помогать помогаю. Видите, как Семеновна убивается, а больше ничего.
– Давай, Иван, помогай, только смотри, дорогу Мишке не переходи.
Шли дни, весна набирала силу. Солнце, прорвавшись через окна в дом, весело играло зайчиками в избе, звало на улицу, манило встать, размять косточки и выбраться на зеленеющую полянку, слушать, как поют радостные песни птахи, и вдыхать всей грудью живительный воздух весны.
Однажды майским днем она, шатаясь от слабости, все же выбралась на завалинку дома. Стоял жаркий день, какой в начале мая бывает редко. Теплый ласковый ветерок заносил с лугов, лесов дразнящие запахи хвои, набухающих почек, тополей и берез, смородины из соседнего огорода. Закрыв глаза, Феня жадно глотала целительный воздух, мысли ее, всегда мрачные и тягостные, внезапно куда-то ушли, и она вдруг неожиданно про себя подумала: «Как хорошо! А может, все же стоит жить?» Но другой неприятный внутренний голос властно и резко оборвал радостный ход мыслей: «Нет и еще раз нет! Как ты думаешь дальше жить? Обманывать себя и людей? Предположим, сохранишь ты тайну той страшной ночи, а что скажешь Мише? О замужестве и думать не смей! Миша обязательно спросит: «Почему ты изменилась, где твои слова и обещания любить?» Девушка закрыла лицо руками, горькие слезы покатились по щекам: «Выходит, опять следует броситься в реку, в прорубь, одна у меня дорога».
– О чем ты, Феня, грустишь? – услышала она сзади голос.
К дому подходил Иван Бондаренко.
– Здравствуй, Феня! Вижу, болезнь уходит, на поправку идешь.
– Здоровее становлюсь, а белый свет не мил. Страшно мне, Ваня, и вперед не хочется идти, а назад, как вспомню, и подавно!
– А ты выкинь из головы эти страшные мысли. Все пройдет, все устроится со временем.
– Не жилец я на этом свете, Ваня. Жалею только об одном - что Мишу обманула, обнадежила. Не жить мне с ним, не любить и не быть любимой. Тебе я без утайки говорю, знаю, никому не сболтнешь. Что делать? Как жить дальше? Ума не приложу!
- Феня, милая, выслушай меня, пожалуйста. На днях получил письмо от тетки Зины. Живет она под Москвой, в поселке. Завод там есть, колхозы рядом. Зовет тетка к себе. Живет одна в большом доме. Муж ее еще до войны помер. Пишет: приезжай, Ванюшка, работу найдем, в доме места на десятерых, невесту подыщем, а если на Урале подглядел, привози, возражать не стану.
– Поезжай, Ваня, ты ведь свободный человек, зачем ты этот разговор завел? Ты один и ты решай.
– Нет, Феня, не так. Прошу тебя об одном, Феня, ты не сердись. Поехали со мной.
– Зачем я тебе такая несчастная и совсем чужая?
– Люблю я тебя, Феня, давно, но нигде и никак не показывал.
– И правильно делал.
– А сейчас, думаю я, с Мишкой наметился разрыв. Не смею думать, но все же надеюсь на лучшее. Подожди, не перебивай. Подумай, после дашь ответ. Я знаю, что ты меня не любишь, но я не требую этого. Лучше уехать куда-нибудь, чем думать о смерти. Уедем, на работу устроимся, а дальше жизнь пойдет, решим на месте. Посоветуйся с матерью, я не тороплю. Ну, я пошел. Обещал твоей матери навоз из конюшни в огород выкидать.
Под вечер забежала в дом тетка Евдокия из деревни Шированово.
– Как, племяшка, здоровье? Вижу, на поправку пошла.
– Стало лучше, тетя Дуся, а настроения нет и жить не хочется нисколечко.
– Выбрось все дурное из своей башки, дуреха. Видано ли дело, девка молодая, жизнь не нюхивала и не видала, а на могильник глазища свои пялит. Ну, будя, Фенечка, оттает твоя душа, недаром зиму сменяет весна.
В разговор вступила мать:
– И я ей то же говорю. Выздоравливай, доченька, быстрее да иди на работу. А что было забудь! Что было, то было, все быльем поросло!
– Ой, забыла, памяти совсем у меня нету! Новость какая! Мишка Тиунов объявился, видела его сейчас у дома, пришел из Рейда. О тебе, Феня, спросил, а напоследок сказал: передай Фене, через час зайду.
Феня машинально села на кровати и простонала:
- Ох, что будет, маманя, что делать, куда мне деться. Не хочу и не могу встречаться с Мишей. Ну что так на меня смотрите? Придумайте что-то.
– Вот что сделаем, - предложила тетка Евдокия. - Придет Миша, скажем, что тебя нет, уехала в Чермоз в больницу, с ночевкой. Мишка мне пожаловался, что его с Вовкой до шести утра отпустили. Посидит он с нами, поговорит и уйдет. А ты уж, племяшка, на это время схоронись в постели и затихни, как мышка.
Так и порешили. Феня спряталась в маленькой спаленке за перегородкой, улеглась на кровать, закрылась с головой одеялом и со страхом стала ждать прихода Миши. Она попыталась вспомнить их последнюю встречу, слова Миши и свои. Легкий стук в дверь, а затем родной голос привел девушку в оцепенение. «Только не закричать, только не выдать себя», - думала она. Сердце бешено колотилось в груди, она задыхалась, словно ее, как рыбу, выбросили на берег, не хватало воздуха.
- Здравствуйте, тетя Шура, тетя Дуся! Как житье-бытье?
– Живем помаленьку, робим в колхозе, вот весны дождались.
– А что с Феней? Где она? Мамка сказала, что страшно заболела. Можно ее увидеть.
– Лучше ей стало, Мишенька. В Чермоз сегодня с почтой уехала. На сколько ден, не знаю. Знаю только одно: врачи ее осмотрят и пропишут лекарства, какие надо. Где жить будет, у кого остановится, не ведаю. А может, и в больницу положат. Простыла она три недели назад, болела очень тяжело, я вся измучилась с ней. Ослабла она от болезни, Фенечка, качает ее во все стороны. А как у тебя, Михаил, дела?
– Нормально. Работал в Бору на Косьве, дрова заготовляли для пароходов, а сейчас в рейд перебросили. Завтра плот забираем утром и отплываем вниз по Каме. Было бы времени больше, я бы в Чермоз смотался. Жаль, времени нет. Переночую, а с восходом солнца уйдем на Иньву. Плохо, что встреча не состоялась. Передайте Фене от меня привет. Я пошел. До встречи.
Когда Мишка закрыл дверь, Феня уткнулась в подушку, зарыдала. Слез было почему-то мало, видно она их выплакала до этого в темные длинные ночи. Она почувствовала себя вдруг маленькой девочкой, которую все обзывают и обижают. Невыразимая жалость и печаль заполнили ее сердце. Было обидно за себя и за свою неудачную жизнь. О Мише она подумала вдруг плохо, что даже на время испугалась. Он такой здоровый, веселый и хороший, а я, я… И снова слезы и горькие думы: «Пусть живет, как знает, дороги наши разошлись и никогда в одну не сойдутся! Он без меня, а я без него! Я так решила и так всегда будет. Прощай, Мишутка! Нам с тобой не жить!»
Не заметила, как ее сморил сон.
Проснулась Феня от слов тети Евдокии:
- Слушай, Луша, правильно моя мамка говорила: хорошая молва дома лежит, а худая молва далече бежит. Так и у тебя с дочкой. Слыхала, что бают бабы. Вот так-то, подружка. Неспроста Феня заболела, что-то с ней на проводах парней случилось. Что только не мелют. Хочется плюнуть в их противные рожи и обругать, но боязно: еще больше расшевелишь бабий муравейник.
– Права ты, Евдокия, на чужой роток не накинешь платок. Трудно, ох, и трудно придется Фене. А что делать? А тут еще Бондаренко. Знаешь, что он уговаривает Феню уехать с ним под Москву.
– Ну а ты как кумекаешь? Может, лучше и уехать.
– Не знаю, право. И так не ладно и этак из рук вон плохо.
– Ты вот что, Евдокия, посоветуй дочери на время уехать отсюда.
– Уедет она, а как работа, а как Мишка?
– Работа не волк, в лес не убежит. Там начнет работать, девка здоровая, подыщет занятие, а с Мишкой, считай, все кончено. Допустим, вернется домой, слухи как были, так и останутся, дойдут до него, да такие, что он, может, на вашу улицу ногой не ступит. А если внимательно приглядеться, то чем Иван не хорош? Из себя видный, здоровый, маленько раненый. Так ить война идет. Чего еще девке надо. А Мишку через восемь месяцев в армию заберут, и будет Феня ни жена, ни вдова. Война, проклятая, метет в могилу наших мужиков.
Феня слушала их невеселый разговор и тихо плакала: «Плохи твои дела, девушка, смерти боишься. Иди замуж за человека, которого не любишь, а которого любишь – забудь навсегда, вырви занозу из сердца. Думай, не думай, остается одно: ехать с Иваном».
Она встала с постели и показалась в проеме дверей.
- Маманя, тетя Дуся, согласна я ехать с Иваном. Пусть будет так, хоть и душа к нему не лежит, и любить не люблю. Видно, судьба моя несчастная такая.
– Доченька, - всхлипнула мать, - кровиночка моя. Сердце мое изболелось от этих мыслей. Раз ты решила, то и я тоже. Придет Иван завтра, ему все расскажем.
– Да, мама, это мое окончательное решение, - твердо сказала Феня.
Через два дня Иван и Феня уехали из Кыласово под Москву.
Володин дневник
11 мая 1943 года. Начинаю первые записи в дневнике по настоянию учительницы литературы Галины Андреевны. Это она мне посоветовала: «Представишь дневник - дорога открыта в десятый класс. Собирай фольклор». Опишу путешествие на плоту по Каме и Волге.
Итак, мы в пути. Два речных буксира дружно огласили гудками Каму и все ее берега, и потянули плот на юг, вниз по течению. На плоту нас восемь: Федя Коняев, Николай Петров, Миша, я, Зина Жунева, Аня Ужегова, Василий Тихонович и новенький, Филипп Бородин, десятник Иньвенского рейда, здоровенный мужик под два метра. Он нашенский, из села Усть-Иньва. Василий Тихонович выразился о нем очень ярко: «Это мое самое ценное приобретение. С ним не пропадем, на мель сядем, он поможет. Силенка у него немереная».
В центре плота возвышался домик, по бокам палатки, сзади плота - матка, главное весло посередине, по краям плота боковые весла. Наша работа состоит в следующем: капитаны с буксиров дают нам сигналы, и мы начинаем с помощью весел управлять плотом. Дежурство было круглосуточным. Примерно через час подвели плот к устью Косьвы. На плотбище собралось много народа. Люди кричали, свистели, радостно махали руками, платками, фуражками.
Среди них были Галя и Ева. Мы помогли девушкам перебраться на плот, и началась погрузка дров на буксиры. Поздно вечером, когда мы расположились спать в палатках, плот тряхнуло, буксиры взревели, и мы продолжили путь. Я вылез из палатки на плот. Федя и Коля дежурили у боковых весел, в центре сам Мелехин. «Сейчас покатим без остановки», - довольно произнес Василий Тихонович.
Низкие темные тучи обложили все небо. На плоту кромешная тьма. С берега надвигались неясные серые тени. Деловито пыхтели буксиры, сзади, у центрального весла, как светлячок, вспыхивал и гас огонек самокрутки Мелехина. Мне надоело пялить глаза на проплывающие берега, и я ушел в палатку. Ночью прошли Усть-Чермоз. Протяжными гудками пароходы разрезали утреннюю тишину на камских плесах и лугах. Впереди нас ждала новая река Обва.
12 мая мы подошли к Слудке. У этого небольшого речного поселка простояли целый день. На это были две причины. Первая. Буксиры завели в устье Обвы плот, и закипела работа: проверяли крепежи, устраняли помехи, недоделки. А под вечер пошла молодецкая потеха. Следует упомянуть, что у Слудки под крутым берегом стояли не только мы, но еще два буксира, которые продвигались вверх по Каме за плотами. Образно выражаясь, небольшая речная флотилия сгрудилась в устье Обвы. Капитаны ходили друг к другу в гости, угощались, чем бог дал. А потом, по старой камской традиции, на поляне, на берегу начались показательные спортивные выступления под девизом «Чья команда сильнее». От нас боролись Коля и Филя. Коля дошел до финала, повалив на спину трех борцов. Филя же не выиграл ни одной схватки. Пока он примеривался к своему противнику, неуклюже переступая ногами на месте, его соперник, живой и юркий матрос Алеша с буксира 3-11, резко сделал подножку, и Филя всем телом грохнулся на поляну. Коле пришлось крепко поработать мускулами и головой, прежде чем доказать свое превосходство. Его соперником был Равиль Хакимов, отличный знаток татарской борьбы. Нашла коса на камень. Борцы минут десять кружились на поляне, выискивая слабые места друг у друга.
– Равиль, круши новичка, - кричали с буксира матросы.
– Петров, наддай! – скандировали мы.
Наконец Коля стремительно провел прием и сбил Равиля с ног, повалил на землю, а затем припечатал его к земле. Первым поздравил Колю побежденный:
– Спасибо за науку! Давно я не лежал на спине. Должок за мной!
– Молодца! – восторженно кричал Мелехин. - Наша взяла!
Вся команда радовалась, обнимала Петрова. Только Филя мотал головой и приговаривал:
- Как же я так опростоволосился!
После ели уху, пили чай, молодежь под гармошку на пяточке отплясывала кадриль. Перед тем как разойтись, капитаны громко заспорили:
– В борьбе вы сильнее, - горячился капитан с буксира 3-11 Савиных Роман, - но мой Илья Ромашов богатырь, и на Каме ему равных нет!
– Не скажи, - протянул Мелехин. - На словах мы все гиганты и богатыри. На них у меня найдется свой Илья Муромец.
– Покажи нам свое чудо природы!
– И покажу, вот он, Филя Бородин.
– Это тот верзила, который зазря топтал полянку.
– Не спорю, в борьбе он слаб, не знает приемов, но силенка есть.
- Давай проверим!
– Идет.
– А как проверим?
– Есть у меня на буксире чугунный памятник, двадцатидвухпудовый, везу его попутно в Пожву. Предлагаю на спор: кто дальше пройдет с этой болванкой, тот победитель!
– Согласен! Проигравший ставит литру водки. По рукам?
– По рукам!
Первый подошел Ромашов, сорокалетний матрос с черной бородой. Из-под тельняшки круто выпирали бугры мышц.
– А ну-ка, расступись, углашки, чой-то долго с этой дурой гомызгаетесь. Вали на спину этого аспида, и я пойду.
Вокруг кричали:
- Ильюха, не подкачай, вся Слудка болеет за тебя!
К слову, Ромашов был родом из Слудки, вот поэтому местные бешено болели за земляка. Девять шагов дались Ромашову сравнительно легко, на десятом он зашатался, сжал крепко зубы и, как во сне, продвинул ноги еще на три шага.
- Все! – прохрипел он.
Быстро подбежали матросы, сняли памятник. Ильюха опустился на колени и судорожно хватал ртом воздух.
Наступила очередь Фили. Взвалили памятник на его широкую спину, Филя крякнул и двинулся в гору: пять… десять… пятнадцать шагов, на девятнадцатом шаге Бородин резко крикнул, давая знак; чтобы сняли памятник.
– Наша взяла, - заявили Мелехин и капитан Лодейщиков Иван с нашего буксира.
- Да, здоров ваш Филя! Дай бог ему здоровья и силушку на долгие годы. Пари вы выиграли. При новой встрече расплачусь.
– Идет, - подтвердил Мелехин. Счастливого вам пути. Разбегаемся по маршрутам.
И мы опять двинулись вниз по Каме. Слудка, приветливо мигая золотой россыпью огоньков, постепенно скрылась за крутым поворотом. Ночь была темная и пасмурная. В эту ночь я дежурил с Евой на плоту. Ночь прошла спокойно, мы с Евой сидели у среднего весла – матки, неспеша вели разговор. Девушка откровенно призналась мне в двух своих желаниях. Первое: чтобы я ее любил.
- Смотри, не зазнайся, как услышал мои откровения, – попросила застенчивая Ева. И второе: уйти на фронт добровольцем.
- А как же я и твоя любовь? – удивился я.
- Сейчас идет война, Володенька. Наше место там, на фронте, а разгромим врага, вернемся домой, тогда и любви время настанет. Я верю в свое и наше счастье! А ты как думаешь?
– Ты за меня уже все сказала. Осенью мне исполнится семнадцать лет. Уйду в армию, учеба, фронт, война до конца, до победы. А любовь, как ты предписала, после войны.
– Ты миленочек мой, меня немножко не так понял. От любви не уйдешь, руками не отведешь. Она, как опасная болезнь. Лучше ею переболеть в мирное время. Лучше, но не обязательно! Скажи, Володя, нравлюсь я тебе?
– Одно знаю, - пошутил я, - таких красивых девушек, как ты и Галя, я еще не встречал. А серьезно, с первой встречи я тебя выделил среди всех. Нравишься ты мне, и чувство это не гаснет. И чувство это - любовь.
– И я тоже, - подтвердила Ева. - Будем дружить и будем любить!
Ева осторожно подвинулась ко мне, наклонилась и положила голову на мои колени.
– Я чуть-чуть подремлю, Володя, а ты подежурь, пожалуйста, и не засни.
Я чувствовал горячее тело девушки, слышал тихое ее дыхание, плот качало на волнах, и я не заметил, как меня тоже сморил сон.
– Хорошо устроились, - услышал я чей-то голос. - Спать надо в палатке, а не здесь. Не заметите, как слетите с плота и с волнами начнете обниматься, кавалеры хреновы. Давай весло, засоня!
На нас глядел строго Филя:
– Будя спать, ползите в палатки, там последние сны досмотрите.
17 мая прошли Сайгатку. Мелехин утром на планерке поведал нам, что скоро покинем Молотовскую область и пойдем по Удмуртии.
19 мая. Не писал три дня. Время проходит незаметно, в работе и в общении со всеми членами нашего маленького коллектива. Пейзаж на берегах Камы мало чем изменился. Крутые берега, поросшие могучим сосняком, сменялись лугами, окаймленными вдали мелким кустарником и черным лесом.
Утром Василий Тихонович позвал меня и Федю к себе в домик.
– Вот что, пареньки, говорю сегодня, чтобы не забыть завтра. Завтра утром берете лодку, к вам подсядет с буксира старший матрос Грошев Владимир Николаевич, и спускаетесь вниз по реке до села Замостье. Вы там впервой будете, а Грошев бывал с тыщу раз. Он будет вам за место проводника. Даю вам деньги, купите на все табак у местных жителей.
- Зачем нам табак? – спросил Федя. – Курите вы да Коля. Нам он нужен, как глухому телефон.
– Табачное зелье в этом месте самое дешевое по всей Каме и Волге. Выращивать махорку тамошние жители мастера. Купите и ждите, мы к обеду подвалим. А как приедем в Сталинград, к месту сдачи, табак продадим, и стоить он будет в пять-шесть раз дороже. Там любой табачок пойдет нарасхват, спрос большой на него.
– А деньги куда?
– Как куда? На харчи наши. Купим муку, крупу, рыбу вяленую. Хороша добавка к нашим продуктовым карточкам. Все. Пока идите.
На следующее утро мы с Федей отчалили от плота, обогнали буксиры, помахали руками и налегли на весла. Лодка шла ходко, используя течение реки. Матрос Грошев Володя, мужчина лет тридцати, веселый, разбитной, всю дорогу травил анекдоты и байки:
– Как-то русский, немец, жид, поляк в кабаке танцевали краковяк, а потом за кружкой пива заспорили, кто из них хитрее и умнее. Немец «шпрехат»: «Самый лучший народ и хитрый, доннер веттер!» Пан, он одним словом, барин, белая кровь! Жид бороду огладил рукой и изрек: «Где жид пройдет, там остальным народам делать нечего. Все схвачено, куплено, продано. Что бы вы делали без меня». Русский говорит: «Главный у нас Ванька-дурак. На печке сидит, на работу ленив, а как прижмет его жизня, Ванька как возьмется за работу, за дело - все у него на мази, все крутится, вертится. Везучий он, страсть! И на царевне женится, и Кощея прищучит, и идола поганого приструнит. Нет ему преград. Вся чистая и нечистая сила ему помогает». Спорили, спорили, за грудки схватились. Ладно, жид остановил. Пошли, братцы, к мировому судье Абраму Ракову, он нас рассудит. Ишь, жид сразу скумекал, что в драке ему ничего не отвалится. А там жид за жида всегда заступится. Поспорили еще малость и согласились. Идут дорогой, спорят, руками машут. Глянь, на дороге четверть самогона. Остановились, думают: «Что с ней делать? Как на всех поделить?» Тут поляк и говорит: «Давайте на этой четверти проверим, кто самый хитрый, умный, смекалистый». «Как? Каким образом?» – закричали все. «А проще простого: кто стишок сочинит - рюмку выпьет, а кто не смог, тому шиш ядреный. Кто больше выпьет – тот и победитель! Он самый хитрый, самый умный».
Бросили жребий, кому начинать. Немец первый, русский последний. Начал немец:
«Красный рак ползет по дну.
Выпью рюмочку одну.
За ним поляк декламирует:
«В кустах щелкал соловей,
И мне рюмочку налей».
За ним жид высказывается:
«Мой папаша Цугерман,
Наливай и мне стакан».
Дошло дело до русского. Сидит русский, башка гудит, пот градом, а стиха нет.
- Давай дальше, русскому капут, - кричит немец, - мой стишок звучит так:
«В роще соловей всю ночь свистал,
Немец рюмку снова выпивал».
Поляк отчеканил: «В кустах чиркнул воробей,
Снова рюмочку налей».
А за ним опять жид: «Над рекой плывет туман,
Наливай и мне стакан».
Бедный русский Ваня черепушкой ворочает, извилины напрягает. Напрасно!
– Давай Ваня, изобрази, - кричат его супротивники, зубы скалят.
И так обидно стало Ваньке за свой скудный ум, что он грязно заругался:
- Я не знаю, мать твоя, - и вдруг его осенило, он продолжил: - Вся бутылочка моя! Вырвал четверть из рук немца и давай пить из горла. На это русские мастаки! Пустая бутылка полетела в кусты. Ну что, проиграли? Кто умнее и хитрее? Не вы, болтуны драные. Я, Ванька, русский дурак. Спор закончен, расходись.
- Что-то вы, ребятки, не смеетесь, - обиделся Грошев.
– История занятная, но не про нас и давно это было, - заметил Федя.
Грошев, уловив наше настроение, без колебаний начал рассказывать новую байку:
- Вы же молодые, а я, дурак, не подумал, будет вам ваша история. Жили-были дед со старухой. Жили-не тужили, хлеб да кашу жевали, да кислым квасом запивали, сына Ванюшку растили, женить в скорости мечтали, а для этого уму-разуму учили. Как стукнуло Ваньке двадцать годков, говорит отец сыну:
- Ваня, взрослый ты стал, пора в жизни определиться. Надобно тебе, парень, жениться.
- А как, батя, жениться, я не знаю.
- А чтобы жениться, надо потрудиться. Бери лошадь Серка, поезжай в лес. Лес руби, в сани грузи и на рынок гони. А как к дровам приценяться будут: почем, дескать, дровишки? Говори: «Не надо мне ни серебра, ни золота, а отдам за женитьбу». Так Ваня и сделал. Долго он на рынке стоял, весь снег у саней утоптал. Наконец к нему обратилась вдовушка молодая, а сама такая раскрасавица, модница натуральная:
– Почем, добрый молодец, товарец? – спрашивает ласково и кротко.
– А за женитьбу, - буркнул Ванька, потерявший всякую надежду дровишки оприходовать.
– За женитьбу? – удивилась молодушка. – Согласная я. Разворачивай сани, поехали ко мне.
Заехали на двор. Дровишки с саней Ваня покидал, в избу зашел. Выходит навстречу молодица с литровой кружкой браги-медовухи.
– Искушайте, пожалуйста, Иван Сидорович, а затем попробуйте каши гречневой. А я в это время переоденусь и приготовлю спаленку.
Молодушка ушла. Ванюшка весь чугунок каши навернул, брагой запил. «Шибко хороша, - подумал Ваня, - женитьба эта». Шапку в охапку, и полетел как на крыльях домой. Ногу занес над порогом и кричит: «Хочу жениться, папаня и маманя!»
– Вот это серьезный разговор, - ответил отец. - Справим на этой неделе свадебку, и живи, как все, радуйся жене молодой и плодись.
Началась свадьба. Ванька ждет женитьбу, а остальное для него все трын-трава. Сидит Ваня на свадьбе, на невесту не глядит, глазами рыскает по столу: не покажется где гречневая каша на столе с брагой-медовухой. Вот свадьба катится к концу, невеста в слезах, Ванька мрачнее тучи: «Обманули меня родители, девушку незнакомую зачем мне навязали?». Ночь пришла, Ванька столкал жену на край кровати, повернулся к ней спиной, захрапел, аж стенка-перегородка затряслась. Невеста в плач.
- Не реви, дура, - заорал Ванька, - или гречневую кашу подавай, или замолкни, как мышка серая.
Наутро мать кинулась к Сидору:
– Слышь, что Ванька учудил. Говорит, уберите от меня девку, а гречневую кашу подавайте.
Пошел отец к сыну:
- Стало быть, женитьбу не нашел?
– Нет, батя.
– Дурак ты, дурак. Поищи вокруг, а девку не гони, она тебе еще пригодится…
Лодка внезапно уперлась в крутой глинистый берег, приближалось село Замостьё. Показался крутой берег безо всякой растительности, дорога, серпантином уходящая вверх. На самой горе поблескивали окна домов, каменная церковь своим куполом уходила в облака, подпирая шпилем небесный свод. Мы пристали к дебаркадеру, который монотонно качался на волнах. На нем не было пассажиров, кроме двух мальчишек, которые, забросив удочки, азартно отлавливали плотву. Мы взобрались на крутую гору и вступили в село.
Село Замостье привольно раскинулось на горе, уходя двумя широкими улицами к березовой роще. Как я потом узнал, в роще было кладбище. Грошев уверенно привел нас к большому старому дому под железной крышей. На дворе собака нехотя вылезла из конуры, лениво облаяла и заползла обратно в свой собачий дом. Видимо, мы потревожили ее в начале собачьего сладкого сна. На крыльце показался бойкий старичок среднего роста, лысый, в очках, в синей рубахе, черных холщовых штанах, босиком.
– Здравствуй, Архипыч! - поздоровался Грошев. – Опять к тебе, выручай.
– Здравствуй, Володя, землячок, рад встрече. С тобой кто? - указав на нас, - спросил он.
– Да покупателей тебе привел.
- Тебе рад, гостям тоже.
Старик открыл дверь в дом и пропустил нас.
– Забегайте, рассаживайтесь по лавкам, я сейчас спущусь в погреб за квасом.
Попили холодного кислого кваса, покурили. Хозяин стал расспрашивать про Пожву, Чермоз. Заинтересовался нами, когда узнал, что мы из Чермоза.
– Хорошо знаю завод, девять лет там работал в литейке. Дружков много: Егор Павленин, Семен Кыласов, Тимоха Нечаев, Сергей Трапезников. Живы ли они? Небось все на фронте, с фрицем воюют. Они все моложе меня годков на пять-десять. А Назукина Афоню знавали? Лихой был командир в гражданскую. Отчаянный, храбрый до смерти. Любил часто повторять: «Колчак-адмирал на Черном море меня не смог замордовать, когда на подводной лодке я служил с ним, а теперича я вольный моряк, любым курсом иду, что хочу, то и делаю, адмирала бил и бить буду!»
В разговор вмешался Грошев:
- Не верите, что ли? – обратился он к нам. - Зря. Назукин Афанасий – наш прикамский Чапаев. В гражданскую о нем слава гремела по всему Верхнему Прикамью.
Архипыч продолжал:
- Раз шли Верхней Иньвой на Пожвинский завод, зашли в деревню на ночевку, расположились в семи избах, раненых бойцов определили к дьячку на лечение. Только устроились, разведчики наши скачут: «Колчаки идут двумя ротами, через час здесь будут». Что делать? Другой бы командир решил уходить, наших же мало. Назукин и говорит: «Спать будем здеся, а колчаки, где хочут. Семен! – кричит своему помощнику, - беги в отряд лыжников и ступай в тыл белякам, наделай шуму много, в плотный бой не вступай. А мы все идем навстречу Колчаку. Дорогу перегородить деревьями, пулеметы на фланги, трещотки чтоб работали непрерывно».
– Это что еще за трещотки? – спросил я.
- Это обыкновенные деревянные трещотки, крутишь ручку и слышишь, как пулемет стрекочет. Это мы для обмана их наделали и для шума. Хорошо нам помогали! Ох и наделали мы шуму! Беляков на уши поставили! Семен сзади наседает, мы у завала стреляем, на испуг беляков берем, а тут и день кончается. Командир карательного отряда капитан Зубарев побоялся идти вперед, в темноту, и приказал отступать назад в Юсьву. А мы переночевали спокойно и пошли дальше.
– Видел я твоего Назукина после гражданской, - вмешался в наш разговор Грошев.
– Где-ка? - встрепенулся старик.
– Было это в тридцать пятом году. Я поступил на работу матросом на пароход «Тургояк». Шли мы с верхов и пристали к Пожве. Только отвалили от пристани, началось какое-то волнение на пароходе. Капитан говорит штурману: «Иди посмотри, кто там митингует». - «А это Назукин, красный партизан». - «И что, его никто к порядку не приведет?» «Не говори, - ответил штурман. - У него сильные покровители в Перми, чермозская милиция его не задевает, да к тому же он вооружен, именной наган за гражданскую».
На нижней палубе громко звучал властный баритон Назукина:
– За что кровь проливали в гражданской войне мы, красные борцы, а? Чтобы сейчас только глядеть своими глазами, а руками не возьми. Где справедливость? Мужики, пива хотите? Хотите? Да? Открывайте бочку, я, Назукин, красный партизан, угощаю.
- А кто платить будет, - робко спросил официант ресторана.
– Цыц, молчи, торговая крыса. Бочку пива я реквизирую. Все, пошел.
И началась тут поголовная пьянка. Три бочки опустошили всем пароходом. Это еще цветочки! А потом что началось! Назукин со своим помощником Сергеем Трапезниковым всю команду разогнали, стали к штурвалу, и давай рулить по пьяной лавочке. Пароход кидает то вправо, то влево. Капитан за голову: угробят судно, посадят на мель. Так, с приключениями, со стрельбой еле добрались до Чермоза. Назукин сошел на пристань, и был таков. А мы поплыли дальше на Слудку. Ну и что, ему за это что-то было? Нет. В милиции пожурили да секретарь райкома потребовал наган у красного партизана. А он в ответ: «Не ты давал, не тебе брать». Вот и все.
Наступил тридцать седьмой год. Тогда многих забирали, загремел и Назукин, и его адъютант Сергей Трапезников. И после того года я его больше не видел. Тут до меня стали из НКВД добираться. Я понял, и в бега. Сначала в Пермь подался, за мной хвост потянулся. Тогда я все концы обрубил и в Замостье приехал, брат тут двоюродный Николай жил, царство ему небесное. Он меня и приютил. Вот так я и пережил тридцать седьмой год, жив остался.
Помолчали, покурили. Архипыч спросил:
- Много ли зелья табачного брать будете?
Я достал кошель с деньгами и протянул старику.
– Я ведь чего боюсь, - сказал Архипыч. - На днях я продал табачок одному человеку оченно изрядно, а хватит ли вам, вот в чем вопрос.
Пересчитал два раза деньги и наконец произнес:
- Пойдет, капитаны мои лучшие друзья, вы земляки, наскребу, запасы какие есть, все перетряхну и точка. После вас хоть шаром покати, на цигарку не хватит. Пошли в огород, покажу, как нонешний табачок взошел.
Мы вышли из дома в ограду. Из нее протиснулись через узкую дверь в огород. На пяти больших грядах через весь огород зеленел всходами табак - гордость и будущий прибыток старого огородника.
– Поднялся табачок неплохо. Ну и ладно. Придет жара, и лист начнет расти.
Половину огорода занимали обычные культуры: картофель, капуста, горох, морковь и свекла. На межах буйно росли малина и хрен.
- Посмотрели мое хозяйство? Идем обратно. Снабжу вас табаком. Сами-то курите? Нет! Молодцы. Я вот табачок в рот ни-ни. Зелье, оно и есть зелье, зло для человека. Слаб человек, - вздохнул Архипыч. - Кишка тонка на табачок и водку. Мой батя кержак был натуральный, у него все было строго: живи, как велит Бог, а все вещи ненужные, с «ветру», от злых людей, от сатаны.
Получив товар, мы спустились вниз к пристани. Вдали, чернея точками, к нам двигались буксиры, вытаскивая плот из поворота.
– Пойдем на полянку, - предложил Грошев, - отдохнем, покалякаем, часа через два буксиры подгребут к нам.
Я улегся на зеленую травку, подложив под голову мешок с махоркой. Пахло одновременно табаком и цветами мать-и-мачехой. Грошев не был бы Грошевым, если бы молчал. Он опять начал свою байку про женитьбу.
- Вы, парни молодые, жизни еще не нюхивали, в ней, в этой байке, много для вас полезных советов. Слухайте и внимайте!
Я под веселый добродушный говорок Грошева задремал. Снилась мне малая родина, отцовский дом в Кыласово, палисадник, заросший кустарником. Захожу в дом. Мать у печи готовит обед. Огненные блики из русской печи плясали на стене. «Как у тебя дела, сынок?» – спросила мать. Я только открыл рот, чтобы обо всем рассказать, как пронзительный гудок парохода заставил меня вздрогнуть и открыть веки. Я приподнялся на локтях и огляделся. Грошев с азартом заканчивал очередную байку. До моих ушей донеслись его исторические фразы: «Век живи, век учись. Старших слушайся». Я вскочил. Солнце стояло в зените. Плот тащили уже через Замостье. Мы сели в лодку и быстро догнали буксир. Мелехин был очень доволен нашей поездкой:
– Молодца, сегодня отдыхай, с утра сменишь Филю.
5 июня 1943 г. Подошли к Сталинграду. Бывалые речники говорят, до него рукой подать, километров пятьдесят, не больше. Но дальше нас не пускают: впереди плоты. Выходит, что мы не первые.
8 июня. Продвинулись на двадцать километров. Местность степная. Всюду видны следы войны: разрушенные деревни, воронки от снарядов и бомб, балки, изрытые окопами, заброшенные блиндажи, всюду покореженная военная техника. Очень четко все просматривается в бинокль, который дал на время Грошев. Он бывает у нас часто: кто-то из девчат у него на примете. Мои сердечные дела по-старому, ровные, спокойные.
9 июня. Ура! Плот сдали с оценкой «хорошо»! Завтра Мелехин получит документы, и в обратный путь, за новым плотом.
Снова 9 июня, восемь часов вечера. Вернулся с берега на судно. Точнее сказать, привели меня под конвоем Ева и Галя, под руки с двух сторон. Если еще короче, попал в неприятную историю. Днем вчетвером: я, Мишка, Ева и Галя, отправились на ближайший сталинградский рынок. Цель простая: продать или обменять, как получится, две бутылки водки. Накануне всем мужчинам наших буксиров дали в продпайке по бутылке «Московской». Задумались мы с Мишкой: куда их употребить? Подсказал Филя: «Куда, будто не знаете? На рынок снесите, там ее, родную, с руками оторвут».
День был жаркий и солнечный. Мы быстро обошли грузовой порт и углубились в предместье города. Под ногами скрипели битые стекла, кирпичи, всюду воронки от снарядов. Дорога вскоре вывела нас к кладбищу военной техники. Танки без гусениц и орудий мрачно давили степной ковыль, самоходки сиротливо прятались за огромной грудой металлолома. Пахло гарью, мазутом. Изредка порывистый степной ветерок заносил с другого берега Волги запахи скошенной травы и поспевающей пшеницы. Дорога, по которой мы продвигались, была оживленной. А вот и рынок. На берегу реки Волги, на площадке площадью с гектар, шумел, кричал, спорил, торговался многолюдный рынок. Мы с трудом врезались в толпу покупателей и продавцов и достали свои бутылки. Мишке сразу же повезло. Какой-то военный в зеленом плаще обменял водку на буханку хлеба и пару мясных тушенок. Мишка сунул буханку под мышку, тушенку в карманы и бросился догонять девчат. На ходу только успел крикнуть: «Торгуй один! Я пройдусь с Евой и Галей!»
Через несколько минут военный патруль прервал мою торговлю. «Мальчишка еще, - строго сказал капитан, - а уже в спекулянты нацелился. Пошли с нами, сдадим тебя в милицию». В отделении милиции мне учинили подробнейший допрос по всей форме:
- Фамилия, имя?
– Владимир Якин.
– Где живешь?
- Молотовская область, село Кыласово, Чермозского района.
– Как сюда попал?
– Плоты пригнали с Камы.
– Откуда водка?
– Дали в продпайке.
– Молодец, что не пьешь, а спекулировать кто научил?
– Никто, самому в голову пришло.
– Твою голову следовало отвинтить и другую приставить, плохо она у тебя соображает.
– Вот что, задержанный, пока сиди в КПЗ, а я свяжусь с вашим начальством.
Не успел сержант завершить со мной разговор, как в дверях появились Ева, Галя и Миша.
– Товарищ милиционер, - обратилась Галя, - прошу вас, если можно, отдайте Володю нам на поруки. Я секретарь комсомольской организации, Ева мой заместитель. Пропесочим его, как следует, и накажем.
– В принципе, я не возражаю, но нужен мне ваш начальник, чтобы решить с ним (он кивнул в мою сторону), как предписывает инструкция.
Девчата и Миша кинулись искать Мелехина. Только в шесть часов вечера он пришел в отделение милиции. И вот я снова на свободе.
– Это я виноват во всем, - горестно произнес капитан. - Не надо было вас, мальцов, отпускать на этот чертов рынок. Пошли на буксир.
Так закончилось мое хождение на рынок.
19 июня в 12 часов дня мы с Мишкой сошли в Усть-Чермозе на родной берег. Четыре километра пролетели незаметно. На почте нашли кыласовскую корреспонденцию и с ней к вечеру прибыли в Кыласово.
20 июня. Узнал, что Феня уехала с Бондаренко из села. Каково Мишке, какой предательский удар в сердце! Мишка, мой лучший друг, родной человечище с черным чубом и васильковыми глазами! Как ты изменился! Чуб поник, синие глаза потемнели, стали похожи на цвет грозовой обложной тучи. Молчит, не разговорить. На второй день нашего пребывания в родном селе сказал мне:
- Как я верил Фене, а теперь… - Он махнул рукой и отрубил: - Все, никому не верь, любви нет и не будет! А дружба, – он внимательно посмотрел на меня, - она есть и будет!
20 июня. Все! Труд мой рукописный закончен. Перевернута последняя страница. Завтра утром мы погоним на юг второй плот. На этом кончено. Владимир.
ЭПИЛОГ
Октябрь 1943 года. Пристань Усть-Чермоз, многолюдно и шумно. Играют гармошки, звучат песни. У пристани двухпалубный пароход. Пассажиры его – сто три мужика и парня. Они отправляются на фронт. Миша и Володя в числе их. Прощальный гудок парохода, Ева и Галя машут платками, на глазах слезы, последняя просьба: пишите чаще!
– Обязательно и непременно! – несется с верхней палубы. Прощайте, милые девчонки. До встречи!
Пароход медленно набирает ход, отошел от берега. Счастливого плавания и счастливой судьбы вам, мальчишки, в этой войне!
Последний бой
Июнь 1944-го года, Белорусский фронт. У деревушки, что протянулась вдоль Минского шоссе, в березовой роще стоят семь танков Т-34. Офицеры второго батальона совещаются в крайней хате:
- Без начальства можно расслабиться, заняться собой, - Михаил Тиунов снял сапоги, портянки повесил посушить на изгородь и улегся в тень старой яблони.
Четвертый месяц молодой солдат Тиунов гонит немца на запад. Товарищи у него опытные, закаленные войной. Капитан Ползунов Иван Сергеевич принял первый бой под Москвой в 1941-м году, сержант Алексей Сорокин под Сталинградом. Михаил прямиком из учебки влился в гвардейский экипаж.
К Мише подошел сержант Сорокин:
- Надо танк осмотреть основательно: и ходовую часть, и моторы. Командир вернется с совещания, и сразу в бой.
За работой не заметили, как появился капитан Ползунов. Выступаем ночью в 12.30, вместе с экипажем старшего лейтенанта Балашова Петра. Уточняю задачу: мы первые, балашовцы за нами. Штурмуем мост, прорываемся на немецкий берег, а там начинаем рейд по тылам врага! Мост, возможно, заминирован. Поэтому скорость и еще раз скорость, чтобы фрицы не успели мост взорвать. Ну и наглость нам не помешает. На том берегу наши ориентиры: штаб, укреп в деревне Дубки, лагерь военнопленных.
Вечер сменила ночь. На реку опустился туман. Где-то в полночь заморосил мелкий грибной дождь, теплый и благодатный. Темные тучи обложили небо: ни луны, ни ярких звезд.
- Ночка, как по заказу, - заметил капитан.
Оба танка на тихом ходу двинулись к мосту. Внезапно в небе вспыхнуло три ракеты. Со стороны моста забухали минометы.
– Зашевелились, гады, - прошептал Сорокин.
Вдруг за ними вспыхнул огромный яркий факел.
– Балашовцы горят! – закричал капитан. – Алеша, газуй! Миша, пушку к бою!
Танк влетел на мост, подмял на ходу две пушки. Свернул на улицу на окраине города.
- Заезжай в огород, - приказал Ползунов, - и глуши мотор. Надо осмотреться и провести разведку. Михаил, выбирайся через десантный люк, постучись в ближайший дом, узнай, как проехать к штабу.
Боец выбрался из танка и подкрался к небольшому деревянному дому с двумя окнами. «Глубокая ночь, хозяева спят или притаились», - подумал Михаил. Он постучал в ставень окна. Голос из глубины дома спросил:
- Что надо?
– Откройте, свои!
– Кто это, свои? У нас все дома.
- Советские солдаты мы, прорвались с того берега.
Молчание. Затем дверь скрипнула, и из сеней выглянула девушка лет шестнадцати.
– Проходите!
– Давайте поговорим здесь. Объясните, как проехать к немецкому штабу.
- Штаб, четыре квартала в глубь города по нашей улице.
- Спасибо, - поблагодарил Михаил и пошел к танку.
- Удачи вам! – услышал он вдогонку.
- Доложи, что узнал! – потребовал капитан у Тиунова.
Михаил кратко передал содержание разговора с девушкой.
- Сначала под покровом ночи разнесем этот чертов штаб, а затем в Дубки.
Танк быстро двинулся с места и помчался по улице. Большой двухэтажный дом темнел огромными окнами. Где-то в подвале из окна струился свет. Двое часовых с автоматами сидели на скамье у ворот.
- Пулеметом по гадам! – крикнул Ползунов. - Снаряды беречь!
Миша прямой наводкой бил из пулеметов по окнам. В доме раздавались крики, стоны, началась паника, в комнатах на втором этаже вспыхнул пожар.
- Хватит! – приказал Ползунов. - Уходим в Дубки.
Танк пересек две улицы, вышел к реке и по шоссе двинулся на укрепрайон. Капитан посмотрел на часы: 1 час 45 минут.
- В лагерь военнопленных заскочим? – спросил Сорокин. - Куда мне рулить? В Дубки - прямо, в лагерь - налево.
- Надо помочь военнопленным, жми на всю железку влево!
Вдали показались бараки. Отчетливо слышались автоматные очереди, крики людей.
- Быстрей, - потребовал Ползунов.
Танк выскочил на пригорок. Вся территория лагеря, освещенная прожекторами, лежала внизу, как на ладони. В лагере шел бой. Танк протаранил входные ворота, полицейские и немецкие солдаты бросились кто куда. Пулемет в руках Тиунова нагрелся, он косил скупыми очередями разбегающихся охранников лагеря. Навстречу из бараков к танку выбегали пленные.
– Спасибо, голубчики! – благодарил высокий, худой мужчина с черной бородой и с автоматом в руках. - Вы нам здорово помогли!
- Вам надо немедленно уходить из лагеря. Немцы в покое вас не оставят. Через двадцать минут мы уйдем на спецзадание. Наши основные силы еще за рекой.
- Я вас понял. Мы уйдем в ближние леса.
Танк окружили заключенные. Изможденные лица сняли радостью, они благодарили танкистов:
- Мы на свободе! Спасибо вам, сынки!
- Нам пора!
Танк попятился через поваленные ворота и взял направление на Дубки.
- За нами погоня, нас преследуют танки, мотоциклы,– увидел Тиунов. – Сорокин, сверни вправо, вон в ту рощицу. Задача наша четкая: укрепрайон Дубки.
Т-34 нырнул в рощу и затих. По дороге прошло несколько танков, десять мотоциклов. В ночной тишине громко звучали возбужденные голоса немцев.
- Сейчас 3 часа 05 минут. В 4 часа будет светать. По зорьке фашист сладко спит, тут мы их сонных и атакуем. - Ползунов развернул карту и осветил фонариком: - Итак, что мы имеем: пять дзотов, две батареи, наверное, танки и самоходки есть. Все это раздолбать, разогнать, уничтожить!
На востоке красная полоска неровной линией обозначила линию горизонта. С деревьев медленно уползали серые сумерки. Июньское утро медленно, но привольно вступало в свои права. Справа в густом кустарнике запел один соловей, ему ответил второй. Природа, окрашенная алой зарей, привычно втягивалась в радостный ритм лета.
- Рассвело! Надо спешить!
Танк медленно пересек ржаное поле и выехал на дорогу.
- Вот и первая встреча! – сказал Ползунов. - Сволочи! Они нас выследили и ожидали.
Слева угрожали два «Фердинанда», справа – артбатарея. Первой ударила немецкая самоходка.
– Уходим влево!
Танк резко рванулся в сторону и остановился. Сильный удар снаряда по башне прошелся под острым углом. Запахло гарью.
- Все живы? – заорал Ползунов, стремясь преодолеть шум и звон в ушах.
- Еще повоюем! – ответил Миша.
Сорокин наклонился влево, губы его что-то шептали. Ползунов, оттолкнув Сорокина, взял управление на себя.
- Мишка, бей по «Фердинанду»!
После пятиминутного боя самоходка замолкла, вторая, загоревшись, свалилась в овраг.
- Конец фрицам! Иду на батарею!
Разрозненные пушечные удары прошли мимо. Танк на сумасшедшей скорости ворвался на батарею, давя пушки, отсекая пехоту от окопов.
- Все, капут фрицам! На время ухожу в ближний овраг!
Заглушив моторы, капитан спросил у Сорокина:
- Алеша, ты как?
- Сильно контузило, в ушах звенит, а так ничего не задело.
- Правильно! Помирать нам еще рановато! Слушайте внимательно. На окраине деревни Дубки дзоты. Их уничтожить! Затем через всю деревню, там вторая батарея на холме, подавить все огневые точки! Если живы будем и на ходу, возвратимся к мосту и поддержим наступление наших. Если меня убьют, командовать будет Сорокин.
К деревне подошли оврагами. Пять дзотов опоясали южную околицу деревни.
- Хорошо разместились немцы, - рассматривая позиции врага в бинокль, сказал Ползунов. - Низиной проберемся в деревню, затем огородами, переулками поднимемся на высокие холмы и оттуда атакуем дзоты с тыла. Со стороны деревни они нас не ожидают. Сорокин, за руль! Двинули!
Поднялись на холмы, и обрушились дзоты.
- Миша, бей прицельно! Алеша, дави дзоты, прокрутись на месте, громи фашистов.
Скоротечный бой закончился разгромом немецких военных укреплений. Три дзота танк вдавил в землю, остальные охватил огонь.
– Все! Теперь марш-бросок на вторую батарею.
- Впереди танки! – закричал Сорокин.
Ползунов мгновенно оценил новую обстановку, пересчитал танки: один, два, три … Они грозно выползали из двух переулков деревни.
- К бою! – прозвучала команда. – Миша, бей по ближнему танку!
Бой сразу сложился не в пользу гвардейского экипажа. Мощные взрывы немецких снарядов сотрясали воздух и землю. Вот один немецкий танк загорелся от точного попадания и утянулся к берегу, оставляя за собой шлейф черного дыма. Второй танк зашел слева и ударил из пушки. Страшный взрыв потряс Т-34, танк затрясло, он покачнулся вправо, гусеница с правой стороны отвалилась. Ползунов вскрикнул и замолчал.
- Ваня, что с тобой? – бросился к нему Сорокин.
Изо рта капитана медленно сочилась алая струйка крови.
- Все, конец,- выдохнул командир.
Снова танк потряс страшный удар немецкого снаряда. Из огромной пробоины потянуло гарью, яркие языки огня лизали броню, в машине поднялась невыносимая жара. Комбинезоны танкистов стали дымиться и тлеть.
- Миша, тащи командира в люк! Уходим!
Они спустились на дно танка, с большим трудом выползли наружу. Тиунов с командиром, Сорокин с автоматами и связкой гранат.
- Тащи командира к сараю! Я задержу танк!
Страшная громада надвигалась на Сорокина. Алексей схватил связку гранат и бросился под танк. Мощный взрыв остановил машину, она закрутилась на месте, яркое пламя заплясало на башне танка.
- Прощай, Алеша, - прошептал запекшимися губами Миша. - Ты умер, как герой. «Алеша не струсил, и я смогу», - подумал Тиунов. Он прижался всем телом к земле, сжимая в правой руке связку гранат. До танка пятнадцать, десять, пять метров… Пора! Гранаты полетели в танк, оранжевая вспышка ослепила молодого бойца, и он провалился в темную бездонную пропасть.
Партизанскими тропами
Командиру партизанского отряда «За Советскую Родину» Семену Довганю принесли зашифрованную радиограмму: «Кум Назар в гости придет в 12 часов. Встречай! Дядя».
- Начальника разведки ко мне! - приказал Довгань.
Через несколько минут мощная фигура показалась в дверях штабной землянки:
- Федор Некрасов прибыл по вашему приказанию!
- Получена шифровка от генерала Пантелеева. Спецгруппа разведчиков третьей дивизии прибудет на остров Волчьи ямы. Немедленно выходите навстречу. Старшим группы назначаю Вас. С собой возьмите людей, хорошо говорящих по-белорусски, знающих здешние места.
- Разрешите приступить к выполнению задания.
– Добре! Разрешаю. Ваша группа после встречи поступает в распоряжение командира разведгруппы третьей дивизии Анатолия Ковригина, пароль прежний.
Федор Петрович Некрасов – коренной уралец, житель небольшого рабочего городка Чермоз, Молотовской области. Детство и юношеские годы прошли в Чермозе. Затем Кремлевское училище в Москве. Молодой лейтенант едет служить в воинскую часть под Тулу.
Начало войны встретил на западных границах. Бои, отступления, контратаки – все испытал на себе молодой офицер. В белорусских лесах попал в глухое окружение. Фрицы плотно обложили советских воинов и быстро ушли на восток. Пришлось выходить на связь с местными партизанскими отрядами. С группой бойцов влился в отряд «За Советскую Родину» и три года тянет лямку партизанской службы. Два года начальник разведки, отлично прижился в отряде, научился говорить и думать на белорусском языке. Трудно отличить от жителя Полесья!
Через час четыре разведчика вышли из лагеря и углубились в лесные чащобы белорусского леса. Федор взял с собой проверенных бойцов. Алеша Смык, двадцатилетний уроженец Минской области, в отряде с момента организации; главный подрывник, смекалистый и находчивый. Петр Коваль из Волыни, двадцать пять лет, служил в регулярной армии, в начале войны вместе с Некрасовым вступил в партизаны. Бесстрашный воин, хладнокровный, рассудительный. Побывал во многих переделках и всегда выходил победителем. И наконец, Коля Спиридонов, сибиряк из города Канска, сержант, пришел в отряд из окружения. Федор его включил в группу по одной причине: силен, как медведь, двухметровый гигант, таежный охотник. По лесу передвигался тихо и незаметно, как рысь. Ему взять языка, все равно что поймать мимоходом зазевавшуюся муху.
Итак, четверка партизан отправилась к Волчьим ямам. Впереди шел Коля.
Тридцать километров лесом, перелеском, - подумал Некрасов. - Идти придется с опаской, чтобы не нарваться на полицаев. Значит, шесть часов ходу. На острове надо занять скрытную позицию, еще тридцать минут. В общем семь часов. А сейчас два часа дня, к десяти вечера будем на месте.
За линию фронта
Четверка разведчиков погрузилась в самолет. Майор Анатолий Ковригин с любовью посмотрел на своих подчиненных: ребята боевые, орлы, с такими можно и в огонь, и в воду. Хорош заводила и любимец Александр Манаков. С ним майор вместе два года, познакомились еще под Сталинградом. Бойцы все кадровые военные, призванные в армию до войны. Алексей Петров, подрывник и сапер. Исключение - рядовой Владимир Якин. Взял его Ковригин, потому что он радист. И наконец, проводником в лесах Полесья будет Сергей Починок, кадровый разведчик: он и к острову приведет, и рацию возьмет у подпольщиков. Он уроженец этих мест.
Стремительный разбег, и самолет в воздухе.
– Сверим часы, - обратился к майору второй пилот.
- Сейчас двадцать два часа, через сорок минут будем на месте, приготовьте бойцов к десантированию.
Благополучно пересекли линию фронта. Показалась зеленая зона лесов.
– Пошли, - приказал Ковригин.
Первым шагнул в синюю бездну Манаков, за ним остальные. Приземлились не все удачно, но собрались вместе очень быстро. Починок, минуя густой орешник и болотные ляги, уверенно повел разведчиков к намеченной цели. На заходе солнца, умело маскируясь в высокой траве, в полузасохшем камыше, в кустах черемухи и калины, группа подошла к острову.
- До встречи полчаса, – прошептал майор. - Всем залечь и быть наготове.
Густой туман внезапно обрушился на остров. Птицы сразу замолчали и притаились под сенью лесов. Мертвая тишина вкупе с белесым туманом мгновенно усыпила природу. Внезапно на острове в метрах двухстах закуковала кукушка.
- Семь раз, – подсчитал майор. - Через две минуты она должна прокуковать три раза.
И точно. Птица исполнила желание Ковригина.
– А теперь наша очередь. Сергей давай!
В глубине леса грозно и пронзительно заухала сова.
- Три раза, - определил Федор Некрасов. – Значит, встреча состоялась!
По одному человеку от каждой группы выдвинулись навстречу.
- Кулик на болоте, - произнес пароль Федор.
- Дятел в дупле, – ответил Манаков.
Партизаны и разведчики сблизились: горячее рукопожатие, краткое знакомство.
- Пошли в землянку, - предложил Федор, - там все обговорим.
На острове Волчьи ямы отряд «За Родину» базировался год. Затем началась рельсовая война, и народные мстители ушли ближе к железнодорожным магистралям. Перед уходом две землянки и небольшой склад с боеприпасами законсервировали на время. И это время пришло.
Разведчики обеих групп расположились на отдых, командиры развернули карты и стали обсуждать, как выполнить задание.
- Задача ответственная, - заявил майор Ковригин. - Подойти незаметно к мосту, снять караульных и захватить мост к восьми утра двадцать четвертого июля. Держаться во что бы то ни стало до прихода наших танков. У нас впереди целый день и ночь. Должны все сделать и успеть.
На встречу с подпольщиками
Рано утром трое разведчиков углубились в непроходимые болота. Вел людей Сергей Починок. В группе были Николай Спиридонов и радист Владимир Якин. Дорога была трудная и опасная, всюду разведчиков поджидали зыбкие гати, болотные окна, украшенные травой-муравой. На исходе третьего часа вышли на сухое место, нашли коровью тропинку и подошли к небольшому хутору.
- Володя, остаешься здесь, на опушке, Коля, со мной. Я зайду в ближайший дом. Если через пять минут не выйду, спеши на выручку.
У хаты на завалинке белоголовый старик чинил рыбацкие сети.
- Здорово, дед! – начал разговор Починок.
- Здравствуй, пришлый человек, если не шутишь. Какое ко мне дело?
- Иду в село Кулиничи. Через Орешкин хутор хотел, но там, говорят, немцы. Скажи, чистая дорога, если я пойду Семеновым займищем?
- Вот тут-то, сынок, ты напутал. Через Орешкино чисто, а на займище фашисты часто заходят. Какой-то интерес у него к этому месту?
- Спасибо, дедок, что просветил! Мне все равно надо вторым путем.
- До Кулиничей ближе. Прощай!
Деду назвал Сергей одну дорогу, а пойдут они через Орешкин хутор. В деревнях надо быть крайне осторожным. На словах такие дедки за советскую батьковщину, а отвернулся, они мигом к старосте или полицаям с просьбой: мол, большевик объявился, берите его, пока не испарился.
Минуя деревню, разведчики шли вдоль речки лугами. Обошли хутор и углубились в хлебные поля и рощицы, которые облегали село Кулиничи.
- Сидите здесь, я отлучусь ненадолго. Возьму рацию и обратно.
Через час разведчики уходили лесными тропами в дубравы, которые окружали реку Стырь. На часах было десять утра. Около обеда в густом сосновом бору Володя Якин настроил радиостанцию, и в эфир ушло первое сообщение: «Мы на месте. Все идет по плану. Зубр. 13 часов. 23 июля».
Все дороги ведут к мосту
В семь утра разведчики двумя группами оставили таежный остров. Первую группу возглавил Федор Некрасов, вторую Анатолий Ковригин. К берегам реки Стырь подошли к обеду. Огляделись, осмотрелись, изучили подходы к мосту. Густой кустарник с обеих сторон позволял делать разведку беспрепятственно.
- Федор Петрович, ты со своими хлопцами оставайся на этом берегу. Твоя задача подготовить бойцов к захвату места в шесть часов утра двадцать четвертого июля. - Майор Ковригин посмотрел на противоположный берег в бинокль и продолжил дальше: - Моя группа берет мост с другого берега. Двинем на штурм моста одновременно. Главное, меньше шума, а больше пользы! Скрытно снять часовых, оседлать мост, разминировать его. Займем круговую оборону и ждем наших! Есть вопросы? Нет! И последнее. Сергей Починок и радист Якин Владимир присоединяются к вам. Радиста и рацию беречь! Связь с нашими войсками должна быть постоянной. Починку можно доверить любое дело, справится.
- Взамен Сергея кого мне отдашь?
– Петра Коваля, кадровик, разведчик от Бога!
- Славно обменялись, а теперь за дело! Контрольный пункт на мосту наша группа берет на себя. Если будет какая заминка, подстрахуйте нас.
- Теперь, пожалуй, все. Прощай! До встречи на мосту.
Федор Некрасов собрал свою группу на совет:
- Первое, делимся на две группы. В первой Сергей Починок, Коля Спиридонов, Коля старший, во второй Алеша Смык и я. Мы должны с двух сторон по реке пробраться к часовым, тихо их убрать. Соединяемся и подходим к КП, а далее по обстановке. Ты, Якин, с рацией на берегу ждешь связи и автоматным огнем прикрываешь подходы к мосту. Все свободны, Якин, задержись! Один вопрос личного порядка: «Откуда ты родом? У нас в Чермозе на слуху такая фамилия. Что? Я не ослышался? Ты из села Кыласово? Что делал в Чермозе до фронта?
– Учился в десятом классе, из него и в армию ушёл. Учебка, стал радистом. А Вы, товарищ старший лейтенант, тоже из Чермоза?
- Да, там родился. Отец мой Петр Михайлович всю жизнь заводу отдал. Ну что, землячок, повоюем за родной Урал!
– Повоюем, - кивнул Володя.
- Даю всем час отдыха. После вооружиться биноклями и изучить распорядок на мосту. Мы должны все знать. Командирам групп доложить, как они будут освобождать мост.
Сражение за мост
Июльское утро дышало прохладой, когда две группы разведчиков с обоих берегов скрытно, на подсобных плавательных средствах, с реки пристали к мосту. Коля Спиридонов и Алексей Смык по опорам забрались вверх. Чуткие шаги, глухая возня. И снова тишина. Убитых немцев спустили на верёвках, внизу их приняли Некрасов и Починок, камень на шею, в реку - и след простыл. На той стороне моста абсолютная тишина - и там дела идут неплохо.
Со вторым нарядом часовых произошла осечка. Спиридонов неожиданно скрутил немца, но тот не оказался жертвой, а в свою очередь применил бойцовский прием. На помощь часовому выскочил второй солдат. Два врага для Спиридонова не проблема! Третий офицер, рыжеволосый крепыш, сбил с ног Починка и сзади нанес прикладом автомата удар в шею Коле. Спиридонов непроизвольно ойкнул, ударил немца ногой в пах, после чего он успокоился надолго. Партизаны бежали уже к КП и к небольшому дому - казарме. Обе группы одновременно вышли на завершающую стадию операции.
- Здорово, славяне, - радостно прошептал Ковригин, - мы берем КП, вы блокируйте немцев в домике.
В КП на дежурстве спали два офицера. При виде разведчиков они растерялись и не смогли оказать сопротивления.
- Починок, займись пультом управления! Демонтируй систему минирования. Всем остальным - на помощь Некрасову.
В это время Федор Некрасов вел допрос пленных солдат, их было трое. Петя Смык, знающий немецкий язык с детских лет, переводил ответы солдат.
Вопрос: «Когда прибудет новая смена караула?»
Ответ: «В семь часов утра».
Вопрос: «Сколько их будет, транспорт?»
Ответ: «Пятнадцать человек, машина, мотоциклы».
- Что делать с пленными? – обратился Федор к Ковригину.
– Отведите в ближайшее болото. Руки, ноги связать, кляпы в рот и оставить. Останутся живы, их счастье. Потери есть?
– Нет, - ответил Некрасов, - Спиридонов с тремя схватился, так один из них умудрился в драке палец ему укусить, остальные в порядке.
- До приезда немцев тридцать минут. Старший лейтенант Некрасов, приказываю с пятью бойцами выдвинуться навстречу немцам, занять грамотно позицию и уничтожить машину с солдатами.
- Рядовой Якин, радируйте: «Мост взят. Готовимся к обороне. Ждем подкрепление. Ковригин. 6.30. 24 июля».
7.00. Правый берег реки. Грунтовая песчаная дорога из соснового бора выходила крутой петлей на заросшее болото.
- Вот здесь мы немца и встретим, - приказал Федор Некрасов. - Место чистое, прострельное, а кто жив останется, в болото забурится, там ему и конец.
Из-за поворота показалась машина и два «харлея» с колясками, десять человек в открытом кузове, четыре в мотоциклах, офицеры в кабине.
- Внимание! Я и Коваль отсекаем мотоциклы, остальные бьют по машине.
Ураганный автоматный огонь буквально изрешетил мотоциклистов, «харлеи» столкнулись друг с другом и запылали огнем. Остальные бойцы били по машине. Она, потеряв управление, замедлила ход, въехала в глубокую канаву и перевернулась. Скоротечный бой длился не более трех минут: внезапный шквальный огневой удар парализовал сопротивление противника. Два солдата выползли из опрокинутой машины и кинулись в болото, и пропали в вязкой тине.
- Автоматы и документы собрать, - распорядился Некрасов. - Коваль и Смык, срочно минируйте дорогу! Остальным рыть окопы.
7. 30. Левый берег реки. Радиограмма: «Уничтожили 15 немцев, машину, два мотоцикла. Заняли круговую оборону. Готовимся встретить основные силы неприятеля. Майор Ковригин».
7.40 Правый берег реки. Из соснового бора показались вражеские бронетранспортеры. Пушечные удары сотрясли воздух, подняли в воздух фонтаны грязной болотной воды. Первая машина наехала на мину на обочине дороги - взрыв! Второй обошел первый и так же наткнулся на мину. Ослепительный взрыв! Немцы попятились к лесу. Установилась томительная тишина. Что теперь предпримут фашисты? Из-за леса на бреющем полёте вдоль реки пронеслись два немецких бомбардировщика-штурмовика.
- Бьют только по берегам, мост не задевают, хотят нас выкурить, - сказал Сергей Починок.
Мост нужен и немцам, и нам. Бомбы падали все точнее, осколки обрушились на позиции разведчиков. Пулеметные очереди вспенили водную гладь речушки.
- На нас пошли танки, - закричал Александр Манаков и показал рукой. Пять грозных машин друг за другом выползали на дорогу.
- Будем стоять насмерть, - приказал Федор Некрасов - Часть машин подорвется на минах, остальных добьем гранатами.
И как в подтверждение, два танка подорвались на минах, закрутились на месте и заглохли.
– Хорошо встали, - радостно вскрикнул Алексей Коваль. – Дорогу плотно закрыли. Пока немцы очистят путь, мы сможем лучше подготовиться. Пехота без танков к нам не сунется. Лучшего и желать не надо: сейчас они полчаса будут растаскивать два танка-инвалида.
Левый берег реки. 8.00. Радиограмма открытым текстом: «Бой идет на двух берегах. На правом против шести бойцов немцы бросили танки и бронетранспортеры, две роты солдат. На левом берегу я веду бой с отрядом полицаев и патрульной ротой из села Кулиничи. Есть потери. С воздуха нас атакуют штурмовики. Просим помощи авиации. Ждем десант. Майор Ковригин».
8.20. С востока, со стороны Минска, сверкая звездами на солнце, показалась эскадрилья истребителей. Штурмовики, в панике сбросив бомбы куда попало, бросились к своему аэродрому. Где-то в десяти километрах от реки ястребки настигли фашистов. Шум моторов прерывался отрывистыми пушечными ударами, затяжными сериями пулеметных очередей. Прогремело два взрыва, и все стихло.
- Конец фрицам, успокоились гады, - сказал Якин Володя, наблюдавший за развязкой в голубых просторах неба. Ковригин лежал рядом с ним, Володя делал майору перевязку ноги и руки.
-К бою! – тихо сказал Ковригин, взялся за автомат.
Немцы и полицаи пошли в третью атаку.
- Володя, отсекай пехоту! – раздалась команда майора. Мощный удар накрыл окопы. Петров вместе с гранатометом завалился на дно траншеи. Земля тихой струйкой засыпала его мертвое тело. Ковригин, отбросив автомат, привстал со связкой гранат. Огненный смерч пронзил сотнями жгучих иголок его тело. Володя Якин долго и непрерывно стрелял из бокового окопа по немцам, меняя один автомат на другой. Затем темная птица с гигантскими крыльями подхватила его и понесла куда-то.
Очнулся Володя, когда вдруг увидел девушку с зелеными волосами. Он лежал на спине, раскинув руки, а она высоко-высоко в небе ласково смотрела на него, улыбалась и манила рукой.
- Кто ты? – спросил и не услышал себя.
- Я Ева.
- А почему ты зеленая?
- Нет, нет, я голубая. Смотри лучше.
Голубое бездонное небо, переливаясь солнечными радужными красками, манило и звало к себе.
– Я сейчас, - прошептал Володя, - встану, подожди меня.
- Правильно, сынок, - услышал он голос матери. - Я тебя жду, держись! Жду тебя домой живым.
Лицо матери было голубое, ушло тихо за облако. И вновь он увидел девушку с зелеными косами.
- Ева, Ева! – беззвучно шептали губы.
- Боец жив, - сказала медсестра Лена, - надо его срочно в лазарет.
Правый берег реки, 8.30. Из защитников моста в живых только двое: Федор Некрасов, Коля Спиридонов. У Федора рана кровоточит в правом боку, контузия от взрыва авиационной бомбы. Автомат бешено трясется в его руках. Переваливаясь с боку на бок, он пытается поменять позицию. Немцы приблизились на расстояние рукопашного боя.
Коля Спиридонов, раненный осколками снаряда в живот, стрелял одной рукой из автомата, другой поддерживал кишки, которые вываливались из раны. Сибиряк, предчувствуя скорую смерть, затолкал кишки в живот, стянул бинтами, обвешался связками гранат и набросил на себя плащ-дождевик.
- Федя, прощай, не поминай лихом, я не жилец! Пойду навстречу фрицам, а как приблизятся, взорву себя и гадов этих. Пускай летят в ад!
Коля оперся на сломанную березку и заковылял в сторону немецких солдат, с трудом открыл рот, и из клокочущего горла раздалась героическая предсмертная песня, слышимая только им одним:
«Наверх вы, товарищи!
Все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш грозный «Варяг»,
Пощады никто не желает!
- Русиш зольдатен, сдавайтесь! Мы гарантируем вам жизнь, - прокричали в рупор с немецкой стороны. - Будьте благоразумны!
Коля отшвырнул березку, качаясь во все стороны и подняв руки вверх, побрел к немцам.
Прошло пять минут, и на месте, где стоял Коля, прогремел мощнейший взрыв. Русского героя и несколько немецких солдат, разорванных в клочья взрывом, раскидало по разным сторонам.
За это время Федор дополз до реки. Его тошнило, мучила жажда. Он упал головою в воду и пил, пил, пока не перевернулся на левый бок. В руке пистолет, в кармане граната. Подходите, фрицы, я вам в руки не дамся! Посмотрел на небо. Большие белые одуванчики украсили всю заречную сторону неба. Наши десантники! Успели! И потерял сознание.
9.00 Правый и левый берег реки. Радиограмма открытым текстом: «Генералу Пантелееву. Операция закончилась успешно. По мосту прошли первые танки. Из защитников моста живы двое: Некрасов Федор Петрович, старший лейтенант, начальник партизанской разведки, Якин Владимир Семенович, рядовой радист из разведгруппы майора Ковригина. Геройски погибли Алексей Назарович Смык, Петр Яковлевич Коваль – партизанский отряд, Спиридонов Николай Николаевич, Ковригин Анатолий Николаевич, майор, Манаков Александр Петрович, сержант, Починок Сергей Леонтьевич, капитан, Петров Алексей Иванович, сержант, 3-я дивизия, разведрота. Прошу ходатайствовать перед управлением армии о награждении разведчиков и партизан государственными орденами и медалями. Полковник Муравьев. 24 июля. 1944 год».
Послесловие
18 мая 1947 года двухпалубный пароход подходил к пристани Усть-Чермоз. На палубе Владимир Якин, высокий, стройный, в военной форме, возвращался в родные края. С волнением он смотрел на камские берега. На берегу людно. Любят чермозяне встречать первый пароход! Улыбки, смех, веселый говор и шум. К юноше подошли две девушки.
- Здравствуй, наш желанный герой! Узнаешь нас?
- Ева, Галя, здравствуйте мои милые девочки! Рад вам сердечно, готов вас обнять!
– В чем дело? Обнимай, целуй, ты ведь дома! Машину не достали для такого почетного гостя, пришлось обойтись авто на лошадиной телеге. Это Галя постаралась, выпросила лошадь у конюха Чермозского леспромхоза.
- Эх, жаль, нет с нами моего друга Мишки. Он был спец по лошадям! Вечная ему память!
- Мы его не забудем, - сказала Ева, - и Родина помнит. - Возьми, Володя, прочитай газету «Правда» за 10 мая. «Присвоить звание Героя Советского Союза Тиунову Михаилу Макаровичу, старшему сержанту, уроженцу с. Кыласово, Молотовской области, посмертно. Москва, 9 мая 1947 г. Секретарь Президиума Верховного совета Горкин»
- Вот он какой, наш Миша! И Володя молодец, целый иконостас на груди нашего Володи: три боевых ордена и пять медалей.
- Самый дорогой для меня - Орден Красной Звезды за взятие Бухареста, – проникновенно заговорил Якин. - Там я стал гвардии старшиной.
- А как ты в Бухаресте оказался? – удивилась Галя. - Ты ведь в Белоруссии воевал, пехота, сухопутные войска?
- Как радиста, после госпиталя меня командировали в десантные войска Черноморского флота, затем Дунайская флотилия. Вы не знаете Федора Некрасова?
- Кто его не знает, герой войны, до Берлина дошел, капитан знаменитой городской футбольной команды, всеобщий любимец чермозян.
- Повстречаться бы с ним, – сказал мечтательно Володя.
- Живет он на Советской улице, 32.
Проехали луга, вдали показалась заводская запиленская гора.
- Куда едем? – спросил Володя.
- На Пермскую улицу, к тете Агафье, я там снимаю комнату, - пояснила Ева. - Галя живет на улице Ленина.
- Планы у тебя какие на будущее?
- Поступаю в университет на журналиста в Свердловск. В армии я закончил заочно десятый класс. Хотели произвести в офицеры, я не согласился. Хочу жить на гражданке!
- Ева едет с тобой? – заволновалась за подругу Галя.
- Вместе, Галочка, едем, - подтвердила Ева, - буду учиться на филолога, после учебы стану педагогом.
Друзья выехали на заводскую гору, остановили лошадь и оглянулись назад. Перед ними привольно раскинулись чермозские пойменные луга, за ними серебряная лента красавицы Камы; далеко-далеко за рекой в синей дымке дремала зеленая громада лесов.
- Здравствуй, моя милая родина, - мысленно произнес Володя. - Принимай меня обратно с добром и любовью!
А девушкам вслух сказал:
- Спасибо, родные, за встречу! Самый яркий день в моей жизни!
От автора
1953 год. Якины Володя и Ева по зову сердца уезжают осваивать сибирские края. Живут в Иркутске, Володя - корреспондент газеты «Иркутский рабочий», Ева – завуч средней школы. В семье растут две очаровательные девочки-близняшки. Галя Козлова работает в Чермозе. Она солидный и уважаемый человек, директор госбанка. Из детского дома взяла на воспитание маленького Мишу. Он часто смотрит на портрет Михаила Тиунова и всем говорит: «Это мой папа, он герой!»
Феня появилась в Кыласово через семь лет. Она работала ткачихой в Вознесенске Ивановской области. Приехала, забрала мать и увезла с собой. На осторожные расспросы соседок-старушек: «Замужем, поди, Феня?» Резко ответила: «Хватит мне одного Миши. А Ваня? Я с ним ни одного дня не жила! Соломенная вдова!»
Все наши герои в делах и заботах. Жизнь продолжается. А я заканчиваю свою повесть.
Посер, 2004 год.
-
Белое озеро
Белое озеро
Стояли жаркие июльские дни. Над Чермозом витало знойное марево, пахло гарью: где-то за Камой горели леса.
- Пора идти на Белое озеро, - сказал нам Георгий, когда мы, ребята с Советской улицы, наигравшись в лапту, отдыхали на зеленой полянке у дома Некрасовых.
Георгий, мальчик лет четырнадцати, бывалый ягодник и грибник, вожак нашей шумной ягодной компании. У него был замечательный дар: прекрасно ориентироваться в любом месте таежных лесов и выводить нас на самые заветные ягодные места. Мы верили ему и знали, что он никогда не подведет.
- Идем! - громко и не враз закричали мы.
Решили идти завтра, рано утром. Дорога предстояла длинная: семь верст до села Усть-Косьва, переправа паромом через Каму, затем восемнадцать верст по Екатерининскому тракту до поворота на Белое озеро, к которому вела лесная тропа, идущая сосновым бором и болотом.
Вышли рано, до восхода солнца. Город спал, погруженный в серые сумерки. Роса холодила ноги, прохлада охватывала нас со всех сторон, заставляя прибавлять шагу, чтобы согреться.
Компания собралась довольно пестрая: Георгий с двумя братьями, Толей и Славиком, Тамара и Витька Новиковы, две незнакомые девочки, Галька и Светка с Трудовой улицы и Женька со Сталинской.
Прошли последние дома и вступили на поля. Чтобы сократить длинную дорогу, ребята начали рассказывать истории.
- Знаете, ребята, почему Батин лог так называется? – спросила Тамара.
- Мне отец говорил, - ответил первым Толя, - в этом логу до революции атаман с шайкой разбойников скрывался. Звали его Батей.
- Так да не так. Батя – это кличка. А звали его Александром, фамилия Лбов, - перебил Георгий. – В революцию тысяча девятьсот пятого года большевики его назначили командиром рабочей боевой дружины в Мотовилихе. Лихой был атаман! Потрепал нервы помещикам. Когда восстание в Перми подавили, ушел Лбов в леса, и ищи его, свищи. Леса дремучие, а разбойники могучие. Что дальше? А дальше, ушел он из Батиного лога, а зря! В город пробрался, там его и сцапали жандармы, и расстреляли.
Несколько минут шли молча. Ребятам было жаль удалого атамана.
Дорога повернула направо. Перед нами открылась величественная картина: высокой стеной стояла золотистая рожь по обеим сторонам дороги; прямо внизу, у самых лугов, привольно раскинулось село Усть-Косьва, в центре его горел малиновым огнем купол церкви; дальше зеленели луга, за ними блестящей лентой раскинулась Кама; за рекой, в лугах, купаясь в зеленых туманах, поднималось багровое солнце, радуя своими лучами природу.
Прошли Усть-Косьву. Потянуло прохладой: приближались к Каме. С закамских лугов легкий ветерок принес запахи скошенной травы. Обошли паром. Было рано, и паромщик Иван еще не пришел.
- Пошли к Кондрату, - предложил Толя.
У песчаной косы качался на волнах шитик. Дядя Кондрат спал на бревне, подложив в изголовье шапку. Быстро погрузившись, взялись за весла, и шитик мощно пошел к противоположному берегу. Кондрат сидел на корме, напрягая единственную руку, правил нашим кораблем.
Дядя Кондрат - мужик из деревни Палкино. Второй год перевозчиком на реке. Молодым парнем ушел на войну. Через полгода его тяжело ранило, оторвало руку, но Кондрат остался жить. Зимой он работал конюхом в колхозе, летом перевозчиком на реке. Кондрат любил рассказывать небылицы. Ребята – самая слушающая публика, и он сразу принялся за дело:
- Слыхали, какая история была недавно на Белом озере? Старушка Пелагея из Баканят ушла на той неделе за голубицей и пропала. А вчера лесник Архип у Черного озера наткнулся на бедолагу: лежит под сосной, рядом наберуха с голубицей. Бают, заблудилась бабка и с голоду померла. Говорила бабам: «Принесу ягоды, продам и хлебушко куплю».
Нос лодки врезался в прибрежный песок.
- Приехали, шабаш, - крикнул Кондрат и полез в карман за кисетом с табаком.
Ребята с шумом выскочили из шитика, быстро собрались и по тропинке вышли на Екатерининский тракт. К Белому озеру пришли после обеда. Обессилевшие и усталые, потные повалились они на землю. Вокруг, дразня голубыми ягодами, стоял голубичник. Терпкий багульник острым запахом обжигал ноздри.
- Витька с Толькой, - ловить рыбу, остальным собирать сучья и строить шалаш! – приказал Георгий.
Так начинался первый день на берегах этого таежного озера.
Георгия разбудили сороки на большой сосне. Что встревожило старожилов леса? Прислушался: на болоте стояла звенящая тишина. Озеро, уснувшее с заходом солнца, молчало, окутанное молочным туманом. Мальчик потянулся и вскочил на ноги, бросил сучьев в костер, и яркие искры осветили шалаш, ближние деревья и берег озера. На востоке в верхушках редких сосен засверкал луч солнца, за ним второй, третий… Вскоре показалась алая горбушка дневного светила. Постепенно растворились сумерки, тени огромных деревьев и все вокруг наполнилось светом. Мальчик зачерпнул рукой воду и крикнул:
- Здравствуй, утро и солнце веселое!
Из шалаша вылезли заспанные ребята. Начался второй трудовой день на озере Белом.
Целый день ребята, не отходя от озера, собирали крупные и ароматные ягоды голубики. Ведра и корзины к вечеру потяжелели. Несколько раз мальчишки и девчонки, оставив ягоды и корзины, пробирались к берегам озера и с разбега ныряли в его прозрачные воды.
Ягодников донимала страшная жара. Голубичник вперемешку с багульником сплошным зеленым ковром устилал топкие берега озера, ягоды целыми кустами свисали над водой. Ребята, не выходя из воды, подплывали к душистым ягодам и ртом захватывали их. Удивительное озеро, удивительно вкусная голубика! Где еще бывает такое?
Вечером за ужином у костра решили: собираем завтра ягоды до обеда, потом идем на тракт и отправляемся домой, с тем расчетом, чтобы попасть на последнюю лодку или паром.
Увлекшись разговором, не заметили, как к костру подошли четверо мужчин. Впереди шел Архип Баканин, которого Георгий знал, он работал лесником. Архипа сопровождали солдаты с автоматами.
- Вы давно на озере? – спросил Баканин.
- Второй день, - ответил Георгий.
- Не встречали мужчин? Выстрелы, может, слышали?
- Нет.
- Будьте осторожны. На болоте где-то скрываются дезертиры.
Эта новость поразила ребят. Одно дело слышать о них в Чермозе, другое дело говорить о них здесь, на болоте. А вдруг произойдет неожиданная встреча? Помолчали. Мужчины покурили и ушли. Мальчики приуныли, а девочки забились в шалаш и о чем-то взволнованно шептались.
- Что будем делать? – заговорил Славка.
- Утром, как рассветет, уйдем из леса, - сказал, как отрезал, Георгий.
Весь вечер тема о дезертирах была главной.
- Вы знаете, мальчишки, - таинственно начала Тамара, - у нас в соседях Иван Анциферов ушел прошлым летом на фронт. Пришло одно письмо из Красных казарм, а потом ни слуху ни духу. Тетя Анисья все плачет: погиб сынок, пропал без вести! Состарилась вдруг, поседела. И вот уже нынешним летом видели в бане у Анциферовых какого-то мужика. Разглядеть не успели – он свечу потушил. Побежали к тетке Анисье. А когда зашли в баню, там уже никого не было. Слух идет, что это Ванька-дезертир приходил.
- А помните, девчонки, - затараторила Светка, - нападение на Нюрку-почтальонку на усть-косьвинской дороге? Деньги у нее взяли, буханку хлеба и за косы надергали. Она никого не признала: на лицах у бандитов платки были.
Долго еще рассказывали ребята страшные истории, стремясь заглушить страх, желая, чтобы эти истории были не с ними. Поздней ночью заснули.
Во сне Тольке приснился чудной сон. Стоит он на берегу Белого озера, рядом с ним дядя Архип, он говорит:
- Пошли, парень, мережу смотреть!
- Где она?
- Здесь, на озере.
- Какая здесь рыба? Одни окуньки четвертные, вчера ловил, знаю.
- Мало ты знаешь, малец. Старики говаривали, что на Белом, на глубине, живут трехкилограммовые окуни. Вот мы сейчас их и потревожим. Заходи с того берега, отвяжи веревку и держи конец мережи. Другой конец ее я с плотика подниму.
Подняли мережу и вытащили на берег. Толька ахнул: окуни, черные, крупные, бились в сетях. Охваченный азартом, он шагнул вперед и провалился в болотную яму. Только успел крикнуть: «Дядя Архип!» - как вязкая тина все глубже и глубже засасывала его. Толька задыхался, глаза его застилал пот и грязная вода. «Конец, гибну!» – промелькнула молнией мысль. Вдруг кто-то схватил его за волосы и потащил кверху. Незнакомый мужик с рыжей бородой молча глядел на него и ухмылялся. «Кто же это? Дезертир!» - вдруг осенило его. Он рванулся из рук мужика и проснулся. Рядом сладко посапывал носом Витька. Георгий, подложив кулак под щеку, досматривал последние сны. «Что же это значит?» – подумал мальчик.
Утро было ненастное. На болоте гулял ветер, лес угрюмо шумел. Солнце затерялось где-то за свинцовыми тучами. Над озером висел туман, вернее, клочки тумана, разорванные сильным ветром. «Северяк», – определил Толька. Значит, конец жаре, погода изменится. К ароматам леса примешивался едва уловимый запах гари. «Неужели горим?» – испуганно подумал он. Вдали за озером поднимались клубы дыма. «Костер? Нет, не похоже», - и Толька забрался на дерево. Сквозь густой дым иногда прорывались языки пламени.
- Горим! – закричал Толька и кубарем скатился с дерева.
Ребята выскочили из шалаша и растерянно глядели по сторонам.
- Слушайте и не паникуйте! - твердо сказал Георгий. - Тушить костер, залить водой! Завязать корзины с ягодами платками. Через пятнадцать минут уходим.
Ребята быстро собрались и болотом, по тропинке, уходили за Георгием. Прошли одну поляну, другую. Как только показались Ивановы бараки, навстречу им двинулся лесной пожар.
- Верховой! Скачет, как попало, обошел нас и перекрыл нам дорогу, - определил Георгий. - Спустимся на Черемуховую речку и по ней, минуя омуты, будем пробиваться на Екатерининский тракт.
Целый час ребята шли рекой. Лес гудел от ветра и огня, деревья вспыхивали как факелы. Дым застилал глаза, дышать было трудно. Многие убавили ягод в своих корзинках, а Тамара не только избавилась от голубики, но потеряла и корзину, и платок с головы. Наконец преодолели полосу пожара и вышли на тропу, которая через час вывела ребят на Екатерининский тракт.
На тракте, обычно всегда пустынном, было многолюдно. Ржали лошади, было много подвод, несколько десятков мужиков с пилами и топорами готовились к борьбе с огнем. С ними были военные, которые разговаривали с ребятами на Белом озере. Сержант подозвал Георгия и тихо приказал:
- Сыпьте, ребята, быстрее отсюда! Вас родители дома ждут!
Обратно дорога показалась короткой. Ребята наперебой рассказывали о своих переживаниях на Белом озере. За разговором незаметно березовая роща сменилась ивняком, ягодники приближались к Каме. Где-то на реке монотонно работал кран, выбрасывая песок из русла, слышны были голоса мужиков и баб на пароме.
Но что это? Внизу, в самой ляге, на бревнах, брошенных через речку, стояла подвода. Две женщины в окружении девочек кричали, махали руками, понукая лошадь. Ребята ускорили шаг. Они узнали двух учительниц из второй школы, Зинаиду Ивановну и Апполинарию Андреевну. Учителя подбежали к мальчикам:
- Мальчишки, помогите нам, скоро уйдет последний паром, а мы уже битых два часа бьемся с этой упрямой кобылой, а она ни вперед, ни назад.
В оглоблях телеги стояла знаменитая школьная кобыла Машка.
В школу она попала после выбраковки из колхоза, у нее был один глаз. Машка мотала головой и презрительно косила на учительниц единственным глазом. Всем своим видом она показывала им: не за свое дело вы взялись, и я вам не подчиняюсь.
Вся телега была уставлена корзинами с ягодами. Женщины с девочками собирали голубику для раненых госпиталя несколько дней. Ребята хорошо знали нрав упрямой Машки. Она слушалась только деда Пантелея, маленького, хитрого старика, большого любителя лошадей. У него было два верных средства заставить лошадь работать: конская плеть и мужицкий мат. Если все лошади были как лошади и понимали кнут, то Машка, чем прославилась, была равнодушна к первому средству; хоть оглоблей ее бей, умрет, но не двинется. Что касается второго средства, здесь Машка была оригинальна: она двигалась дальше после трех любимых слов деда Пантелея, которые нельзя назвать в нашем рассказе.
Ребята знали эти слова, но как их произнести в присутствии девчонок и, тем более, учителей?
- Зинаида Ивановна, Апполинария Андреевна! – решился Георгий. – Я вам помогу! Но прошу отойти от телеги и заткнуть уши!
Георгий схватил кнут, вскочил на телегу, свистнул, ударил плетью застоявшуюся Машку и произнес любимое изречение деда Пантелея. Машка тряхнула хвостом и покорно поплелась вперед. К телеге подбежали учителя:
- Спасибо, Георгий! Ты уж, голубчик, поезжай с Машкой до берега. Ее еще надо завести на паром.
- Зинаида Ивановна и Апполинария Андреевна! Простите мою вольность, не сердитесь на меня.
Зинаида Ивановна улыбнулась:
- Не беспокойся, Георгий, мы ничего не слышали.
Вот и Кама. У берега качался на волнах последний паром. Мальчик завел Машку на паром, разделся и вместе с Толькой кинулся в Каму.
- Поплыли!
- Плывем! – восторженно закричал Толька.
Было мелко, и мальчики быстро продвигались к руслу реки. Речной песок ласково обжигал прохладой ноги. Прошли сто метров, началось русло, и ребята замахали руками.
Они вышли на берег раньше, чем паром. Мальчики уселись на мостиках и смотрели на красавицу Каму. Впереди на них надвигался паром с пассажирами и упрямой Машкой, справа река уходила к пристани Усть-Чермоз. Пристань закрывал песчаный остров, поросший кустарником. Слева, где-то у второго бакена, зашлёпали колеса парохода, призывно разрезал тишину пароходный гудок - это капитан приветствовал бакенщика.
- «Память Окулова» идет сверху, - определил Толька.
- Идет. Хорошо! – мечтательно произнес Георгий, пытаясь всем своим существом охватить необъятную красоту камских просторов.
- Хорошо! - повторил Толька.
-
Три дня на Иньве-реке
Три дня на Иньве-реке
Чермоз, август сорок второго. Шел второй год войны. Приметы ее заметны на каждом шагу. Мало стало мужчин, зато много беженцев, женщин и детей. Старушки в длинных очередях, мимолетных встречах у колодцев вели разговоры только об одном: кому «похоронка» пришла, кто и что пишет с фронта, о карточках, о бедах и горестях своих и чужих, о сводках Информбюро.
Немец через степи рвался к Сталинграду. Завод в Чермозе каждое утро и вечер, надрываясь от гудков (гудки звали рабочих на смену), деловито производил смертельный груз для врага. По улицам поселка ходили диковинные «студебекеры», сверкая яркими красками. Ребятня толпами собиралась поглазеть на американское чудо техники.
Мальчишки все дни играли в «русских» и «немцев». «Немцев» в игре явно не хватало, никто не хотел стать хоть на короткое время фрицем. Заставляли штрафников. Мы, ребята с Советской улицы, заканчивали блестящую военную операцию: фашист был разбит, шел допрос пленных.
- Ты, Гитлер поганый, - кричал Алешка Симонов, прижав к забору мальчишку лет девяти, - сейчас допросим и казнить будем!
Мальчик, растирая грязным кулаком слезы по лицу, стоял на коленях и хныкал:
- Не хочу быть Гитлером! У меня брат на фронте бьется пулеметчиком!
К нам подбежал Егорка Выголов, мальчик с Советской улицы. Отец его был на броне и работал кузнецом на заводе. У всех нас на улице имелись клички, по кличкам и звали. Всех Выголовых кликали Шушарами, и Егорка тоже был Шушара.
- Игорь, - обратился ко мне, - дело есть!
- Говори, что за дело.
- Мать уже неделю покоя не дает. Кричит: «Бездельник, ветрогон, совсем от рук отбился! Утром встал, глаза не протер, не умылся и шмыг на улицу! А вечером приходишь, когда все спят. Довольно бегать, баклуши бить. От других ребят дома польза есть, ходят по грибы, по ягоды, а ты, как дикий жеребец, морду задрал кверху и скачешь по улице. Хватит! Кончилось мое терпение. Все! Пожалуюсь отцу, он тебе спустит кожу с мягкого места или убирайся к тете Нине в рейд по ягоды». Вот я к тебе с предложением: выручай, нужен напарник, дорога дальняя - пятнадцать километров. Идем со мной! Брусники там видимо-невидимо. Тетка Нина, когда к нам заходила, сказывала, она сама с нами пойдет.
Я с радостью согласился. Но как дед и бабушка воспримут мое желание? Я побежал к деду. Он подумал, покряхтел и переспросил:
- Тетка Нина? Помню еще девчонкой! Серьезная девица была.
А бабушка запричитала:
- Куда ты, тебе еще десять лет, Егорке одиннадцать! А там леса нехожены, заблудитесь и пропадете! Погоди-ка, схожу я к Ивановне, матери Егорки, переговорю.
После длительных переговоров и напутствий нас все-таки отпустили.
И вот мы в пути. Природа благоухала, поспевающая рожь золотистыми косами укрывала поля. Где-то впереди, в деревне Каракоска, прокричал петух, на поскотине замычала корова. Лесная дорога привела к Усть-Иньвенской росстани.
Я вспомнил слова деда: от росстани начнутся поля, деревни, луга. Поля от леса отделяла изгородь из жердей с воротами на дороге. Прошли ворота, лес остался позади, а впереди, сколько можно было окинуть взглядом, поля без единого деревца. Зеленое овсяное поле, тронутое легким ласковым ветерком, бесконечной волной убегало вдаль и сливалось на горизонте с бирюзою неба.
Показались крыши домов. Это было село Усть-Иньва. Оно раскинулось на высоком берегу Камы. Крепкие, добротные дома, в основном пятистенки, опоясанные узорчатыми палисадниками, строго и внушительно стояли в окружении многочисленных черемух, рябин и высоких тополей. Широкие зеленые улицы протянулись вдоль Камы. Мы спустились к середине горы, к ключику, пили ртом леденящую воду и обсуждали, как найти дорогу к рейду. Помогла нам женщина, пришедшая на ключик за водой.
- Чьи вы будете и откуда идете, углашки? – спросила строго она.
- Мы, тетенька, до рейда идем, а где дорога к нему, не знаем.
- Спускайтесь по тропинке с горы до реки Межевой, за ней будет дорога до Иньвы по лугам.
Поселок Иньвенского рейда встретил нас тишиной и безлюдьем. Был обеденный перерыв, и мы застали тетю Нину дома.
- Хлопчики мои милые! Какие вы молодцы! Сами дорогу нашли? Вот это неожиданность! Садитесь за стол, я вас накормлю.
Мы ели вкусные душистые зеленые щи и наперебой рассказывали последние новости.
- А знаете, мальчики, - вдруг предложила она, - день летний долгий. Вы еще успеете за ягодой сходить в ближайший бор. А завтра мы отправимся ко второму бакену. Бакенщиком работает мой знакомый, вместе в Чермозе учились. Он нас поведет на нехоженые места.
Тетя Нина ушла в контору рейда, а мы кинулись искать перевозчика. На берегу Иньвы, в кустах, дремал на досках старик-перевозчик в ожидании пассажиров.
- Соберется народ на лодку, - сказал он равнодушно, - тогда и поедем, и отвернувшись от нас, тихонько захрапел.
Через час лодка доставила нас на противоположный берег.
- Держитесь вон за теми, - посоветовал нам перевозчик. - Они ягодницы знаменитые, - и указал на старушек, которые бойко выскочили на берег и, не оглядываясь назад, быстро пошли по тропинке в лес. Мы бегом догнали ягодниц и пристроились им в хвост.
- Яковлевна, - сказала одна из старушек, - кавалеры ноне нас провожают.
- Вижу, подружка, - и, повернувшись к нам, спросила: - Мальчики, вы чьи? Что-то я вас не знаю.
- Из Чермоза мы, бабушка.
- И кто это вас, таких малолеток, в такую даль отправил? Заблудитесь в лесу и сгинете. За нами не тянитесь, мы далеко идем. Хотите, дам совет? Приведем мы вас на ягоды, в глубь леса не ходите, держитесь тропинки: и ягоды наберете, и дорогу домой не потеряете.
Вот и первая ягода! Кисло-сладкая брусника таяла во рту и вызывала острое желание есть, есть, пока не приестся. Мы уминали ярко-алую ягоду, ползая на коленях. Спохватились уже поздно: старушки незаметно утянулись в глубь леса, оставив нас одних с ягодой и нашими проблемами.
- Что будем делать? – спросил Егорка.
- Здесь поберем ягоду, а потом пойдем домой.
Мы собирали бруснику вблизи тропинки, но ягод было мало. Ведь это оборки, то есть места, по которым прошла не одна артель ягодников. Егорка вдруг закуролесил и стал предлагать:
- Игорь, ягод нет, идем домой!
Я вспомнил деда и бабушку, их разговор с нами. Меня отпустили с условием, что я не буду бездельничать - ветер пинать, а принесу обязательно ведро ягод. Спорили мы друг с другом минут тридцать. Егорка, видя, что меня не убедить, ушел в сторону, в березняк, и притих. Я было принялся за сбор ягод, как услышал встревоженный голос:
- Игорь, Игорь, скорей ко мне! Помоги!
Я бросился на крик. Мальчик сидел на пеньке с задранной штаниной и, скривив губы, внимательно рассматривал ногу.
- Вот она, проклятая, укусила.
- Кто она? Кто укусил?
- Змея! Видишь маленькую ранку? Это ее укус! Все, Игорь, я погибну!
- Пойдем скорее домой, - предложил я, - там, на рейде, кто-нибудь поможет!
- Знаешь что, - рыдая, заговорил Егорка, - яд быстро идет по крови. Дошел до сердца, и амба, ты уже мертвец! Давай перевяжем ногу выше укуса и задержим яд. Дай твой ремень!
Я снял ремень и помог Егорке перетянуть ногу. Он нашел палку, прихрамывая, постанывая и охая, поплелся домой. Я ему помогал, как мог. Мне жаль было Егорку. Мои мысли были лишь о том, как его скорее доставить в рейдовский поселок. Что с ним будет дальше? А вдруг он умрет? Вот влипли мы в историю!
Кое-как добрались до реки, ждали долго лодку. Егорка все стонал и закатывал от боли, а может быть, от страха глаза. Подошли наконец к дому тети Нины. Егорка вдруг швырнул корзину и палку оземь и принялся бешено плясать, напевая:
- Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый дуло, чтоб тебя продуло! Никто меня не кусал! Я соврал, чтобы сорвать тебя с ягод! Ха-ха!
Он упал на зеленую полянку, катался на спине и дрыгал ногами. Злая и горькая обида ослепила меня, и я набросился на товарища с кулаками. Егорка сначала нехотя отбивался от меня, но когда у него под глазом засветился фонарь, а нос распух, как молодая картошка, он тоже остервенело замахал руками. Никто из нас не хотел уступать. Драка завязалась нешуточная.
- А ну-ка кыш по углам, петухи драчливые, - услышали мы строгий голос тети Нины.
Она растащила нас по сторонам. У Егорки текла кровь из носа, у меня кровоточила губа.
- Я думала, вы в лесу. Иду, хотела ужин знатный приготовить для моих работничков, тушенку мясную в лавке взяла. Думаю, придут усталые, голодные. Нет, мальчики, я вами недовольна! А ты, Егорка, невыносим! Не зря мать на тебя жалуется: совсем от рук отбился! Марш в квартиру умываться, привести себя в порядок!
Через час, помирившись и дав слово тете Нине, что они так больше делать не будут, мальчики сидели за обеденным столом и уплетали жареную картошку с тушенкой. Тетя рассказывала нам о Васе, бакенщике, к которому мы пойдем завтра.
- Егорка знает, это я тебе говорю, Игорь. Сама я чермозская и в Чермозе выросла. А с Васей познакомилась в школе, в девятом классе. Помню первую нашу встречу. В класс вошел высокий, стройный юноша. Волосы на голове русые, лицо чистое, глаза синие-синие, взгляд внимательный и доброжелательный. Сел он ко мне за парту. Так два года и просидели вместе. Характер у Васи прямой, открытый, справедливый. Учился неплохо, но главной его страстью был спорт. Любил Вася соревноваться, побеждать, быть впереди. Помню его фантастический заплыв по Чермозскому пруду: плотина – Напарья – плотина. Двадцать один пловец соревновался, закончило только двадцать. Вася, естественно, первый, с отрывом от второго пловца на четыре метра. Затем областные соревнования пловцов, там он был вторым. Дистанция была двадцать пять километров. Вася сразу вырвался вперед и лидировал до двадцать четвертого километра, а на финише его обошел опытный пловец, чемпион Урала. Вася очень переживал свое поражение: не рассчитал силы и в конце выдохся. Хороший урок на будущее.
- А знаете что, - вдруг предложила она, – идемте сегодня к Васе.
За ужином окончательно решили: идем к бакенщику сегодня. Если пойти завтра, то пока до ягодных мест доберемся, полдень уже будет.
И вот мы уже за Иньвой, идем по лугам берегом Камы. Трава уже скошена, луга без нее смотрятся как-то уныло и сиротливо. Местами огромные скирды сена слегка оживляли грустную картину. Это слева. А справа шумит, плещется волной матушка Кама. Чайки пронзительными криками провожают буксир, который неутомимо тащит баржу вниз по течению в сторону Чермоза. Солнце уже скрылось в лесах. Луговой воздух, наполненный запахами скошенной травы, ароматного сена дурманит голову, бодрит тело. Через час были на месте.
Домик бакенщика показался не сразу. Мы подошли к нему вплотную и только тогда увидели его в середине небольшой березовой рощи. Гостей здесь явно не ждали. Из ворот на злой лай собак вышел мужик, с русой бородой, в синей рубашке и черных брюках, босой. Он внимательно приглядывался к нашей ягодной экспедиции. Впереди шла, улыбаясь, тетя Нина. Лицо мужчины вдруг просветлело, он тоже улыбнулся и шагнул нам навстречу:
- Здравствуй, Нина! Вот так встреча!
- Принимай гостей, Вася! - ответила тетя Нина. – Пришли поглядеть на твое житье-бытье.
- Заходите в дом, - пригласил бакенщик и отогнал собак, которые не так радушно, как хозяин, встретили нас и пытались нагнать страх своим возбужденным лаем.
- Белка и Лапко, на место! – громко приказал Василий.
И собаки, скуля и тихо тявкая, ушли за конюшню.
Внутренность дома была проста и неприхотлива. Одна комната, в левом углу за загородкой русская печь с камином. Стол, два стула, скамья довершали интерьер.
- К ужину поспели, - сказал Василий. – Ездил к бакену фонарь зажигать, сетку проверил. Улов неплохой: щучка, язь, линек. Уха сварится отменная.
- Мы уже ужинали, - засмеялась тетя Нина. – Но от ухи не откажемся!
Уху ели молча, обжигаясь, часто утирая капли пота с лица.
После ужина разговорились. Нас Василий уложил спать на мягкую медвежью шкуру в комнате, а сам ушел с Ниной в уголок на кухне.
- Нина, как ты попала в Иньвенский рейд? – спросил Вася.
- Если все подробно рассказывать, ночи не хватит, - засмеялась тетя Нина. – Слушай. Последний раз мы виделись на прощальном вечере в Чермозе в ноябре сорокового года, когда ты уходил на действительную службу в армию. Я училась в то время на курсах бухгалтеров в Молотове. В мае курсы закончились, приехала в Чермоз и стала работать в леспромхозе. А тут вдруг эта война. Мы с девчонками пришли в военкомат, просимся добровольцами на фронт. Записали наши фамилии и твердо заверили: как придет разнарядка на войска ПВО, пригласим и будем делать набор. В октябре нас вызвали в военкомат и приказали: «Идите в больницу на медосмотр. Будете здоровы, годны для воинской службы - добро пожаловать! Оформим в действующую армию». В Чермозе я комиссию прошла без сучка и задоринки. Отправили нас в Молотов. Там снова медкомиссия. Проверяли очень строго и многих девчонок отсеяли, в их число попала и я. Почему? Причина сформулирована так, как сказал врач: «Практически Вы здоровы, милая барышня, но рентген показал затемнение в левом легком (в детстве воспалением переболела). Сейчас это не опасно, но для армии Вы не подходите».
И поехала я домой не солоно хлебавши. А дома еще одна неприятная новость: на мое место приняли другого бухгалтера. Так я оказалась без армии и без работы. Спасибо подружке. Ты ее не знаешь, вместе учились на курсах. Она сообщила, что есть свободное место в Иньвенском рейде. С января сорок второго года работаю в рейде, знакомых появилось много, а вот друзей не завела. А теперь твоя очередь, Вася. Расскажи о себе.
- Понимаешь, Нина, война только еще набирает обороты, а я уже отвоевался. Помню, как ты с девчонками из нашего класса провожала меня. Сел на пароход: прощай, Чермоз! Затем Красные казармы, учебка в Камышлове. И стал я заправским пограничником. В феврале сорок первого года отправили меня на Дальний Восток охранять границу от японца. Было все: и военные столкновения, и засады, и захват шпионов. Но не это нас волновало: на западе немец рвался к Москве. Мы буквально все просились добровольцами на фронт.
В середине ноября старшина Усманов по секрету принес нам радостную весть: нашу дивизию перебрасывают под Москву. Радовались мы, как малые дети. Вот посадка в эшелон, и поезд помчал нас на запад.
Первый бой приняли под Волоколамском. Затем началось наступление, немец попятился назад. На всю жизнь запомнится десятое декабря сорок первого. Нашей роте приказали взять деревню Быстрянку. Деревушка небольшая, стоит на горе, лесов нет. Немец укрепился основательно: дзоты, окопы, пушки, пулеметы. Пять раз ходили в атаку, но только под утро ворвались в деревню и стали кромсать фрица. Не поверишь, Нина, такая ярость у нас была, ведь полроты полегло за эту высоту! А какие были ребята! А когда гнали немцев от деревни, задело и меня. Немецкий снаряд накрыл напарника моего, Ваню Поликарпова, сразу насмерть, а меня тяжело ранило. Три месяца скитаний по госпиталям, затем перекомиссия и заключительный диагноз: не годен к военной службе. Списали, отправили домой.
Приехал в родную деревню Баканята в начале апреля. Отдохнул немного и пошел устраиваться грузчиком на пристань Усть-Чермоз. Увидел меня как-то Ермолаев, начальник пристани, и говорит:
- Посмотрел я твое дело, начальник отдела кадров принес. Какой из тебя грузчик? Каму любишь?
- А кто ее не любит, если на ней вырос?
- Давай определяйся бакенщиком.
- Куда?
- Да на второй бакен. Рядом Иньвенский рейд, от скуки не умрешь, отдохнешь, а осенью по окончании навигации учиться пошлю на штурмана. Молодые, смелые ребята нам очень нужны.
- Вот так я стал вторым бакенщиком.
- А как связь с Усть-Чермозом держишь? - поинтересовалась Нина.
- На рейде есть телефон и рация. Когда надо, быстро соединяют.
Глаза мои медленно закрывались, голоса Василия и Нины стали затихать, и я заснул.
Разбудил меня робкий луч солнца, нарушивший сумрак комнаты. Слышно было, как топилась печь, как на кухне Вася что-то шептал Нине, а она приглушенно смеялась. Егорка спал, причмокивая губами.
- Вставай, засоня! – толкнул товарища.
Густой туман навис над Камой. Мы столкнули с берега лодку и поплыли к бакенам. Река, убаюканная прохладой ночи и обласканная утренним туманом, дремала. Вокруг нас царила сонная тишина. Солнце, похожее на мохнатого желтого медвежонка, отчаянно барахталось, рвалось, стремилось вырваться из объятий плотного тумана. Но напрасно! Василий, уловив мой взгляд, сказал:
- Едем за Каму, на озеро Гусинец. Удивительное место! Кедрач там растет редкий для Урала. Много ягод, грибов, рыбы. Лежит оно среди непроходимых болот, к нему ведет неприметная тропинка.
Дорогу к озеру я не запомнил - ничего примечательного. Редкие перелески сменялись болотом, где росли чахлые березки и низкая трава. Когда пришли к озеру, я не мог налюбоваться им. Озеро, как драгоценная серебряная чаша, было окаймлено сосновым бором с юга, кедровой рощей с севера. Мы стояли на большой пологой горе, чистой от деревьев и кустарников, покрытой густым ковром лесной травы. Противоположный от нас берег зарос камышом, осокой, ивняком. Болото неумолимо надвигалось на водную гладь озера, отвоевывая у него метр за метром.
Терпкий и душистый букет запахов леса, травы, воды, багульника пьянил нас. Мы спустились по горе к озеру. В болоте гоготали испуганные гуси, многочисленные выводки утят шныряли в камышах взад и вперед, малек стаями грелся в теплой воде на мели.
- Здесь жирует крупный карась и окунь, - сказал Василий. - Малька окуня мы с отцом посадили в озеро пять лет назад. Карась - абориген этих вод. Идем в балаган, лишние вещи оставим, и пошли за ягодой.
Справа от нас под большим кедром стояла небольшая избушка, срубленная из сосны. Василий достал из кармана часы и сказал:
- Сейчас одиннадцать часов, пять часов собираем ягоды, час на обед и сборы домой. В восемь вечера мне нужно быть на реке, зажечь фонари в бакенах. Ваша дорога вон туда, - и он указал на сосновый бор, - а я осмотрю кедрач, займусь обедом.
Брусника в сосновом бору была на редкость крупная, спелая. Собирать ее было одно удовольствие. Мы и не заметили, как ягода заполнила наши корзины вровень с краями.
Я и Егорка вернулись к избушке. На берегу горел костер, Василий колдовал над закопченным котелком. Уха, издавая душистый запах, возбуждала аппетит.
- Идите искупайтесь, - предложил бакенщик. - А после добро пожаловать к костру!
Ели вкусную уху, жареных на углях карасей и пили чай, настоянный на лесных целебных травах. Нина попросила вторую кружку чая.
- Вот бы питаться так каждый день! - воскликнула она.
- Дело немудреное, - заметил Вася, - не работать и постоянно ходить на озеро Гусинец.
- Эх, кабы не война, можно было бы взять отпуск и провести его здесь, - мечтательно сказала Нина.
Обратный путь показался нам короче. Василий по просьбе Нины рассказал нам, как он с отцом нашел дорогу на озеро. По дороге Вася подстрелил двух рябчиков из двустволки.
Под вечер, часов в восемь, мы пришли на Каму. На реке было шумно. Два буксира, нарушив привычную для этих мест тишину, тащили, надрываясь, огромный плот. Капитаны буксиров заметили нашу лодку, заливистыми гудками приветствовали бакенщика Василия. Василий, сдернув с головы фуражку, приветливо махал капитанам и громко кричал:
- Счастливого плавания!
Проводили буксиры и плот, зажгли фонари и поплыли домой.
- Дядя Вася! - вдруг закричал Егорка. – Смотри, на берегу не ваша собака?
- Не может быть. Они у меня на цепи охраняют дом. Погоди-ка, так это ведь Белка! Что это значит? Поехали быстрее!
Оставив тетю Нину в лодке, мы бросились к дому. В конюшне кричали перепуганные куры, на чурке у сеновала лежала окровавленная голова петуха, поодаль у поленницы валялся на земле топор. Рядом с ним застыл в смертельной позе, с остекленевшими глазами Лапко. В доме все вещи разбросаны, из чулана в ограду протянулась полоска муки и крупы.
- А где же телок? – вдруг вспомнил Василий.
Мы кинулись в загон, теленка там не было.
- Ну, гады, далеко не уйдете! - угрожающе прошептал бакенщик. – Белка, вперед, ищи след!
Собака сразу взяла след и яростно рванулась на луга, к реке Иньве. Мы не отставали от Василия. Мы мчались все дальше и дальше, притворившись, что не слышим крика девушки нам в след. Около трех километров пробежали по дороге, которая тянулась лугами вдоль Иньвы. В ляге, у небольшого озерка, горел костер. У костра сидели двое мужчин и хлебали из котелка варево. Пахло курятиной. Теленок, привязанный к сухой вербе, стоял, наклонив голову.
- Белка, замри! – тихо приказал Василий и взвел курки двустволки. – Сейчас мы устроим обед с вышибаловкой.
- Эй, вы, дезертирские хари! - раздался твердый голос Василия. – Встать! Поднять руки и отступить от костра на пять шагов! В руки нечего не брать, стреляю без промедления!
Дезертиры, испуганно вертя головами, отступали от костра.
- Еще пять шагов назад! - прозвучала команда Василия. - Стоять и не шевелиться!
Мы подошли к костру, в траве лежали ружье и карабин.
- Мальчики, берите оружие и назад, за мою спину! – приказал Василий и обратился к дезертирам: – Забудьте дорогу к моему дому. Следующая встреча для вас будет последней! А теперь топайте отсюда поскорее!
Грабители попятились к осиновой роще, держа руки над головой и следя за двустволкой Василия. Как только они достигли первых деревьев, бросились в густую траву. Лесная роща и трава скрыли их от наших глаз. Когда возвращались домой, то на камских лугах встретили взволнованную Нину.
- Кто это, Вася?
- Дезертиры. Второй раз у меня побывали. Совсем обнаглели. Милиция ищет их, но напрасно! Они при ее появлении исчезают в лесах. Ищи иголку в сене! Все они местные, из Чермоза и ближних деревень. Леса знают отлично и легко уходят от погони.
Мы долго сидели, не зажигая лампу. Василий предупредил, что дезертиры могут снова прийти к дому, взяв подкрепление. Уснули поздно. Василий с ружьем остался на ночь дежурить на сеновале.
Утром нас разбудила Белка. Она громко лаяла, жалобно скулила, визжала и кидалась в сторону реки. Что это значит?
- Мальчики, - догадалась тетя Нина, - Василий уехал к бакенам. Неужели дезертиры напали?
Не помню, как мы добежали до Камы. На песчаном берегу лежал Василий и тихо стонал. Правое плечо заливала кровь, но он был еще в сознании.
- Нина, останови кровь! Помоги мне добраться до дому.
Девушка платком перетянула руку, подняла с нашей помощью раненого на ноги и повела его к дому. И вот мы уже дома, в избушке. Василий, перевязанный всеми средствами, лежал на кровати и медленно рассказывал:
- Стреляли, когда я возвращался домой. Стоял густой туман. Убийц было трое, они буквально изрешетили лодку. Я бросился в воду, поплыл, но пуля все же задела меня. Еле добрался до берега. Белка была со мной, остальное вы знаете. Игорь и Егорка, бегите в рейд, пусть позвонят в Чермоз по телефону и сообщат о ЧП. Я с Ниной буду лечиться.
Четыре километра до Иньвы пробежали на одном дыхании. Не припомню такого бешеного бега. Сердце готово было выскочить из груди, мы дышали, как загнанные лошади, пыхтели, как паровозы. Лодки и перевозчика на реке не было.
- Егорка, - предложил я, - ты кричи, вызывай переправу, а я попробую перебежать по бревнам реку.
Надо только усвоить два простых правила бега: не бояться, что провалишься под бревна, и не задерживаться долго на одном бревне. Бег должен быть ровный, скользящий, непрерывный. Я выбрал запань, где лежало много бревен, и стремительно бросился вперед. Прошел половину реки, три четверти, осталось всего пять метров, и тут моя левая нога подвернулась, я закачался, не удержал равновесие и медленно погрузился в воду. Оставшиеся пять метров преодолел где по бревнам, а где и вплавь по воде.
Вот и контора. Мокрый и возбужденный, вбежал на второй этаж.
- Где у вас главный начальник? - спросил я женщину, сидевшую за большим столом.
- Тебе кого надо, мальчик?
- Начальника рейда, - вспомнил я наказ Василия. – Я со второго бакена, там ЧП, в дядю Васю, бакенщика, дезертиры стреляли. Нужно срочно позвонить в Чермоз, в милицию и на пристань.
Женщина по телефону куда-то позвонила, и через несколько минут пришел мужчина в военной гимнастерке и галифе. На груди у него сверкал орден Красного знамени. Это был начальник рейда. Расспросив подробно меня, он позвонил в милицию и на пристань. Прибежал Егорка. Его перевезли на лодке ягодники. Начальник рейда после разговора с Чермозом сказал нам:
- Молодцы, ребята! Вы настоящие герои. Об этом я сообщил в Чермоз. Отдыхайте! Часа через два придет катер, и вас возьмут на борт. К Василию и Нине на моторной лодке я отправил фельдшера, участкового милиционера с помощниками. Все будет хорошо!
- Галина Петровна, - обратился он к женщине, - покормите мальчиков в нашей рабочей столовой. Пусть они обсушатся, приведут себя в порядок. За проявление личной храбрости приказываю каждому выдать усиленный недельный продовольственный паек. Благодарю за службу! – он крепко пожал нам руки.
В столовой женщины-повара накормили нас на славу. И напоследок тетя Глаша, шеф-повар, принесла нам недельный паек рейдовского рабочего: три буханки черного хлеба, две банки сгущенного молока, две банки американской тушенки, банку рыбных консервов, две банки кабачковой икры, сахар.
После обеда пришел катер. На нем уже были тетя Нина, Вася, наши корзины с ягодами, много незнакомых людей.
- А где милиция? – не удержался я от вопроса.
- А они уже за Камой, ушли преследовать бандитов.
Катер стремительно шел вниз по Каме. Слева проплыли обширные луга. Прошли Усть-Косьву, поворот, и перед нами открылись чермозские пойменные луга, река Чермоз и пристань. Нас поджидала грузовая машина. Василий сел в кабину, мы забрались в кузов.
Так закончилась моя одиссея. Три дня на Иньве прошли как мгновение. Судьба распорядилась так, что мы оказались в центре событий не только там, на берегу таежной Иньвы, но, что нас удивило и озадачило, и на улицах, и в общественных местах Чермоза. О нас, как героях, написали в районной газете, да еще поместили наши фотографии. В школе на первое сентября директор объявил нам благодарность. Мальчишки и девчонки с нашей улицы целый месяц ходили вслед за нами, восхищенно смотрели нам в рот и ждали, что мы еще скажем. Дед мой в разговоре с соседями и родней не мог нахвалиться героическим внуком-тружеником.
- Подумать только, ему десять, а он корзину брусники полон набрал. Далеко пойдет!
Теперь о дезертирах. Долго за ними гонялся милицейский отряд, многих отстрелял в лесах. В плен сдались только двое. Был открытый суд. Он приговорил главаря Кыласова Ерофея к расстрелу, а за второго, рядового Архипа, жена заступилась. Она привела в суд шестерых детей и стала кричать:
- Забирайте моих детей, если мужа расстреляете. Я одна эту ораву кормить не согласна!
Не знаю, что подействовало на членов суда. Может, другие обстоятельства? И отправился Архип в трудармию. После войны еще семь лет Архип Карпов в лагерях валил лес.
Прошло несколько лет. Я перешел в восьмой класс. Как-то на площади возле клуба металлургов вдруг встретил Василия. На нем был парадный костюм речника. Вспомнили былое, встречи на Иньве.
- А где Нина? – спросил я. - Встречал ее?
Вася засмеялся:
- Каждый день вижу. Поженились мы с ней четыре года назад, после той исторической встречи. Два сына растут. На днях пошла работать бухгалтером. Живем на Усть-Чермозе. Она деньги считает, а я вожу пароходы по Каме и Волге, стал капитаном.
- Вот почему я вас так долго не встречал, - сказал я с огорчением. - Ты все в плавании, Нина с малышами, а я на пристань не хожу.
- Приходи, - засмеялся Василий. - Пароход покажу, с ветерком прокачу. Прощай, будь здоров! И пошел вразвалочку через площадь к заводской плотине.
-
Историко-героическая баллада о Герое Советского Союза Зиноне Прохорове
Историко-героическая баллада
о Герое Советского Союза
Зиноне Прохорове
Поведаю сегодня вам,
Как в один осенний день,
Много-много лет назад
Умирал в бою солдат…
Это было в Румынии...
Враг строчил в пулемёт.
На вражеской линии
Расположился ДЗОТ.
«Наших солдат было много,
Теперь остался только он…», -
Подумал о близком друге
И в бой устремился Зинон.
«Рвану я в атаку и телом
Закрою тот вражеский ДЗОТ…».
Вперёд бросаясь напролом,
Навечно сразил пулемёт!
У него судьба святая:
За Отчизну жизнь свою отдать.
И теперь страна его родная
Будет это имя сберегать!
Отважный советский воин
Великих почестей достоин!
Гордости марийской земли
У Обелиска голову склони!
Поведал я сегодня вам,
Как в один сентябрьский день,
Более полвека назад
У села Ходок умер наш солдат…
ТИМОФЕЕВ Максим,
учащийся МОУ СОШ №6, г. Волжск, РМЭ.
--------------------------------------
От автора:
Эта была написана по просьбе учителя русского языка и литературы средней школы №6 г. Волжска Рожковой Лили Ананиевны в 2007 году после изучения темы «Баллада».
-
Военная история моей семьи
Военная история моей семьи
Григорий Васильевич Бакланов, мой прадед со стороны дедушки является участником 2-х войн – Финской и Великой Отечественной. Родился он в Кировской области, Санчурском районе, в деревне Верхние Кунеры в 1910 году. В 1930 году добровольно вступил в колхоз, где был плотником. В 1937 году женился на соседке Солохиной Клавдии Алексеевне. В семье в 1938 году родился сын – Валентин – мой дедушка.
В 1939 году Григорий Васильевич был призван в армию и попал на Финскую войну, где был рядовым солдатом и прослужил до 1940 года. Вернувшись с войны, также работал в колхозе. В начале Великой отечественной войны в июле 1941 года был призван в ряды Красной Армии в пехоту. В боевых действиях был дважды ранен: первый раз в руку и второй - в ногу. После ранений лечился в прифронтовом госпитале, последний раз в 1943году, после
чего, имея недостаточно зажившее ранение, был направлен под Орел в составе мотобригады, где и погиб. В боях за освобождение г. Орла на Курской дуге.
Клавдия Алексеевна жена фронтовика Григория, моя бабушка, (1914 года рождения) в 1941 году, осталась без мужа в положении. В ноябре 1941 года родила дочь, которую назвали Зоей.
Во время ВОВ Клавдия Алексеевна работала в колхозе. Ей приходилось, и жать, и косить сено, на колхозном маслозаводе была бригадиром на производстве льняного масла.
Было тяжело: приходилось детей кормить едой, которую в мирное время за еду не считали - сушеный клевер и дикий щавель сушили, толкли и в виде муки добавляли в тесто, собирали оставшуюся в поле прошлогоднюю картошку, из которой пекли лепешки. Было плохо с солью. Ее очень не хватало.
Рис.1. Клавдия Алексеевна Бакланова, жена фронтовика, труженик тыла
Свеклу сушили и использовали вместо сахара. Пареную репу, брюкву. Дети тоже помогали взрослым: собирали в поле колоски, нянчились с малыми детьми соседей. Все это мне рассказал мой дедушка Валентин Григорьевич - так запомнились ему годы ВОВ.
Клавдии Васильевне была начислена пенсия по потере кормильца на ВОВ.
Рис.3. Справка подтверждающая статус жены фронтовика, погибшего в ВОВ.
После окончания ВОВ Клавдия Васильевна Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1945 года была награждена медалью «За доблестный труд в Великой отечественной войне 1941-1945гг», затем была награждена юбилейной медалью «50 лет победы в Великой отечественной войне 1941-1945гг.»
Мой прадед со стороны бабушки – Ленков Василий Николаевич (1909-1965) так же был ветераном ВОв. Родился он в Республике Татарстан в одной деревне с прабабушкой – Татьяной. В их семье выросло 12 детей.
Он был железнодорожником. С первых дней Великой Отечественной войны работа железных дорог была перестроена на военный лад. 23 июня 1941 года "Правда" рассказала о митинге в паровозном депо Москва-Сортировочная. В его резолюции говорилось: "Советские железнодорожники полны решимости и боевой готовности обеспечить перевозками все нужды Вооруженных сил СССР, готовы отдать свою жизнь за победу нашего правого дела в отечественной войне. По-кривоносовски, по-лунински мы поведем военные и броневые поезда".
Паровозники просились в действующую армию, но им говорили: "Железнодорожное дело – дело военное. Даем броню". Так и мой прадед: в первые же дни войны попросился добровольцем на фронт. Однако ему отказали, и по военной необходимости он был оставлен начальником на железнодорожной станции.
"Железнодорожный транспорт – родной брат Красной армии", – говорили и писали в то время. И уже для всех железнодорожников в замену действовавшей с 1930 года форменной одежде и петлицам в сентябре 1943-го были введены персональные звания и форма с погонами.
Сейчас я могу только догадываться о воинском звании моего прадеда. В семье у нас говорят, что он был майором, но это очень неточно. Нашивки на форме железнодорожника, в которой его хоронили, говорят о том, что он был начальником станции 2 класса
.
Вся семья во время войны переезжала за дедушкой на различные станции: в начале войны дедушка был начальником станции Кундыш (пос. Силикатный), где в это время строился кирпичный завод. Затем на станции Ширданы, а потом в Свияжске. Не смотря на то, что железнодорожники - вроде бы не военные люди, однако во время войны они были приравнены к ним.
Моя бабушка рассказывала, что, не смотря на то, что здесь был тыл, военные действия все же затронули станцию. Однажды на станцию, где они жили, прилетал немецкий самолет, и во время бомбежки была убита 1 корова.
Василий Николаевич был уважаемым человеком, членом коммунистической партии. Мой прадедушка был награжден 2 – мя орденами: Орденом Ленина и Орденом Октябрьской революции.
В семье моей мамы песня Исаака Дунаевского на стихи Евгения Долматовского «Дальняя сторожка», написанная в 1939 году, считалась семейной песней. Говорили, что эта песня про моего прадеда, хотя он и не был героем из песни, но всю жизнь отдал Железной дороге.
Дальняя сторожка
1. Идёт состав за составом,
За годом катится год
На сорок втором
Разъезде лесном
Старик седой живёт.
Давно живёт он в сторожке,
Давно он сделался сед,
Сынов он взрастил,
Внучат обучил
За эти сорок лет.
Припев:
Дальняя дорожка,
Поезд лети, лети!
/Тихая сторожка
На краю пути.-2р./
2.Под вечер старый обходчик
Идёт, по рельсам стучит.
На стыках /авт.: у стыков/ стальных
Он видит двоих,
Один он к ним бежит.
Заносит он молоток свой,
Волной вздымается грудь -
Пусть жизнь он отдаст,
Но только не даст
Врагу разрушить путь!
Припев.
3. Но подвиги не бывают
Родной забыты страной.
Эй, поезд, лети -
К министру /наркому/ пути
Поехал наш герой.
Его на дальних разъездах
Встречают, словно отца.
Высок он и прям,
Но горестный шрам
Проходит вдоль лица.
Припев.
4. Идёт состав за составом,
Бежит откосами тень.
Обходчик опять
Вагоны встречать
Выходит каждый день.
Как солнце, орден сияет,
Идёт старик с молотком.
Увидишь его, узнаешь его -
Махни ему платком!
Припев.
-
ФРОНТОВЫЕ ПИСЬМА.
Окишева Милитина Вячеславовна
04 марта 1928 года
ФРОНТОВЫЕ ПИСЬМА.
После мамы осталась коробка с письмами. Письма – солдатские, трех поколений. Письма отца с фронта - это 1942- 1943 годы, моего младшего брата с армейской службы- 60-е годы, и моего сына, тоже из воинской части- это 80-е. Что подвигло маму хранить их все вместе?. Какие чувства объединили фронтовые треугольнички и конверты с армейским штемпелем?. Все трое- любимые мамины мужчины. Но я думаю, здесь не только любовь, но еще и ожидание, пережитое мамой трижды в ее жизни. Ожидание воина со службы - извечное состояние русской женщины со времен Ярославны. Тревога, отчаяние, когда нет известий, и воскрешение с каждым письмом, и надежда, помогающая ждать.
Сегодня я отобрала письма отца. Спасибо маме, она бережно сохранила эти ветхие , множество раз прочитанные листки. В коробке еще нашлись и отцовы документы. Мама сберегла все, даже незначительное. И теперь я могу восстановить этапы и детали жизни отца Окишева Вячеслава Алексеевича. Вот вузовский диплом. Отец учился в Ленинграде в автодорожном институте и получил специальность инженера по строительству автомобильных дорог и мостов. Сохранился другой интересный документ: направление отдела народного образования для поступления в вуз без экзаменов после окончания рабфака. А на рабфак отца направляло железнодорожное депо, где он трудился слесарем по паровозам. Вся его семья- отец, братья, сестры и он трудились на железной дороге. В коробке лежит трудовая книжка, и я знаю, где отец работал после института , в какой должности и с какой зарплатой. Сохранилась его автобиография, всякие справки, еще довоенные повестки из военкомата. Словом, все документы, которые сопровождали по жизни советского гражданина. Многие штрихи отцова облика проступают в этих бумагах. Был рядовым инженером – трудягой, ездил в постоянные командировки, строил в Челябинской области дороги. По анкете- не состоял, не был, не имел.
Но самое дорогое все же - это отцовы письма с фронта, отразившие отрезок жизни с июля 1942, когда призвали в действующую армию и сняли бронь, по ноябрь 1943, когда пал в бою за Украину. Писем, открыток, телеграмм, записок - всего 22 штуки. Написаны письма на тетрадных листах, еще на какой - то тонкой сероватой бумаге, листках из блокнота, посланы в самодельных склеенных конвертах или обычным фронтовым треугольничком. Почерк чисто мужской - размашистый, четкий, хороший слог и грамотность. Никто из нас, детей, не перенял этого почерка. Вероятно, выработался он в работе с чертежами. Отец скрупулезен: всегда называет место, где находится, ставит дату. Я попробую пройти дорогой войны вместе с отцом. Открываю атлас и отмечаю на карте этот путь: Челябинск- Свердловск- Агрыз( это в Татарии, железнодорожная станция, где жили и работали родители отца, его братья и сестры- всех их было двенадцать человек.), Казань- Канаш(это уже Чувашия) – Пенза - Балашов (Саратовская область) – Старобельск (Украина, Ворошиловградская область). Далее географических примет в письмах нет, это уже фронт, а в письмах есть вымарки военной цензуры. Но я предполагаю, что дальше дорога войны пролегала через Донецкую область в Запорожскую, где в боях на подступах к Днепру отец погиб.
В нашей семье изустно передавался рассказ о том, что отца на фронт провожала только я, четырехлетняя. Маму с младшими детьми положили в больницу. Похоже, в инфекционное отделение. Отец не смог с ними проститься. Это событие сохранилось и в моей памяти. Мы шли по пустынной, горячей от солнца улице, держась за руки. На середине квартала он остановился, присел передо мной и что- то долго говорил. А я усиленно кивала головой, а сама думала: «Ведь папа вернется вечером с работы…». Довольно много времени спустя, вспомнила: папа просил поцеловать маму. Велев мне бежать обратно домой, отец резко повернулся и зашагал, не оглядываясь. Он так и не вернулся. И вот письмо о том же эпизоде. Как отозвалось в отце это прощание? « Как скверно сложилась наша жизнь в 1942 год. В момент отъезда из дому и то вместе с семьей не пришлось дома посидеть. Начало мне плохое, но не известно, какой конец. Ребят я так и не видел, все болели, были в больнице. Большое спасибо моей дочери, с которой я провел почти трое суток вместе, не разлучаясь, потаскал изрядно ее сонную на руках. А вот Игоря и Борю не пришлось». Стало быть, были в моей жизни блаженные моменты: сон на руках отца. Как не хватало мне в жизни этих рук, их заботы, их защиты.
Сначала отца отправили в Свердловск на курсы в Черкасское пехотное училище. Почему Черкасское не могу объяснить, наверное, учебное заведение было эвакуировано на Урал. Он окончил курсы в должности командира стрелкового взвода и звании лейтенанта. «К 1 марта, - пишет отец, буду на каком - либо фронте сражаться с гитлеровскими бандитами.»
А вскоре сообщает:«Еду на Юго - Западный фронт.» . По предположению отца эшелон должен был проходить через Челябинск. В письме он просил маму придти на вокзал: Кто знает, может быть эта встреча наша с тобой будет последней в нашей жизни.» (январь 1943) Телеграмма о дате проезда через Челябинск была послана, но эшелон отправили по другой дороге - через Казань. Встреча не состоялась. Но нет худа без добра: поезд сделал остановку в родном поселке отца - в Агрызе, что в Татарии. Отец позвонил (телеграмма потерялась) и к эшелону пришли мать, братья Иван и Константин, сестры Вера и Ольга. Отцовы братья и сестры работали на железнодорожной станции. Воевали Вячеслав ( отец) и Василий, судя по фото в комбинезоне и шлеме - в авиации. И младшая из сестер - Валя связисткой дошла до Берлина. Отец пишет об этой встрече: «Принесли 3 килограмма хлеба, литр молока, пряников и 170 руб. денег. Я не брал, но они силой мне навязали». В этом письме он восхищается младшими сестрами: давно их не видел, уже взрослые девушки - не узнать. А еще сообщает о болезни отца, о трудной жизни родителей: «Хотят свой дом менять на меньший с придачей хлеба, т.к. с хлебом у них очень плохо». Это была одна за всю войну встреча с близкими - редкая радость для воина.
Дорога на фронт оказалась долгой, даже мучительной. В пути много остановок, задержек. Видимо, это раздражало отца. «Вот уже двое суток стоим на одном месте. Сколько еще будем в дороге, трудно сказать».
«Проехал Пензу, в которой был три дня. За всю дорогу один раз помылся в бане. Какое удовольствие, хотя и не менял белье. Недалеко Балашов, а там и фронт близко. Здесь близость фронта не чувствуется, все равно, что в далеком тылу… Чувствую сам хорошо, как будто бы достаточно крепок» (апрель, 1943).
Упоминания о здоровье и самочувствии отца меняются. В дороге - жалобы, или нет – сетования. Но чем ближе к фронту и здоровье, и настроение - бодрее. «Нахожусь в резерве. Жду с часу на час направления в часть. Жив и здоров. Время проходит, ничего не делаю. Накапливаю силы к предстоящим боям» (май, 1943).
«Вот, наконец, я добрался до своей части. Нахожусь на передовой линии, слышу каждый день канонаду артперестрелки и разрывы бомб, сбрасываемых врагом. Пока боев нет, враг и мы стоим в обороне, но отдельные вылазки, как с его стороны, так и с нашей, часто бывают, и каждый раз ему сильно попадает от нас» (май, 1943).
Чем ближе к фронту, тем чаще в письмах появляется мысль о возможной гибели. Но это не душевный надрыв, скорее философский настрой души. «Вы думаете, наверное, уже убит. Но пока, как видите, еще жив, долго или нет буду жив, об этом нельзя сказать. Не знаешь, где тебя смерть подстерегает. У нас в дороге был такой случай, что один лейтенант купался в реке (название реки вымарано цензурой - М.О.) и утонул. Так что неожиданностей и случайностей очень много» (май, 1943).
И снова стояние на месте или утомительная дорога, вызывающая раздражение и усталость. «Пробыл в обороне около двух месяцев. Стремлюсь опять попасть на передовую, но удастся мне это или нет в ближайшее время… На передовой, конечно, лучше, чем здесь». «Пока нахожусь в положении странствующего рыцаря… За дорогу (отца направили на другой фронт - М.О.) изрядно устал, осунулся, чувствую хуже, когда нахожусь вне части. Все хотят победы и окончания войны, надоело все до чертиков!» (июль, 1943).
«Я нахожусь в учебном офицерском полку. Здесь, конечно, хуже во много раз во всех отношениях, чем на фронте. Хочу на фронт, но пока что не отсылают. Все до чертиков надоело, скорее бы к одному концу, эти частые переброски от одной части в другую… Порядка больше на фронте, чем в тылу» (июль, 1943, Старобельск).
Наконец отец на фронте. Война в его письмах отражается во всей ее страшной реальности.
«Вижу ужасы этой войны. Нет такого уголка, где побывал враг, и осталось цело. Везде сплошные развалины, пепел. Поля сплошь заросли бурьяном, только сейчас понемногу оживляется: есть массивы черные и зеленые, но большинство разных цветов. Цветы цветут…» (июль, 1943). «Бои идут очень тяжелые, ожесточенные, и в таких боях много выходят из строя». «Вот уже наши войска заняли Орел, Белгород. Скорей окончилась бы это. Ожидают в скором времени выхода Италии из войны. Как было бы хорошо!»… «О себе могу сказать: живу хорошо, ни в чем не нуждаюсь, а главное чувствую себя хорошо, здоров. Понемногу наши войска продвигаются на Запад» (октябрь, 1943)
Одно письмо из коробки - не маме, а родителям, видимо, его переслали в Челябинск. В этом письме больше подробностей, откровенности в описании войны. Все же в письмах для мамы больше вопросов о доме, о семье, тревоги не за себя, а за детей.
«Я нахожусь в действующей армии. Гоним немчуру в угол (вымарка цензора - М.О.), враг сильно огрызается, цепляется за какую - то складку местности, населенный пункт, роет глубокие окопы, траншеи, блиндажи из 18 рядов бревен под стенами домов. В домах строит крепкие ДЗОТы. Выбивать приходится с большим трудом. При отходе своем села сжигает дотла, население угоняет с собой или расстреливает. Скот уничтожает, даже солому не оставляет, все жжет, оставляет нам пустые места» И при этом, пишет отец, жители возвращаются обратно в разоренные села. Чем дальше на Запад идет отец, чем ожесточеннее бои, тем больше в письмах бодрости и оптимизма, надежды на близкое окончание войны. И еще, чувствуется уверенность в значимости собственного вклада в победу, в необходимость личного участия в освобождении родной земли. «Как я попал в армию, так и на фронте дела пошли хорошо. Давно мне нужно было быть здесь, и давно бы война окончилась. Еще как - нибудь переживем зиму и лето 44г., а там, пожалуй, война окончится». Отец не мог знать, что впереди еще долгий поход по Европе, и полтора года тяжелейших боев, и гибель миллионов.
В том же письме родителям отец сообщает, что был дважды ранен – в бедро и в спину. «Вообще мне пока везет, но на третий раз, наверное, голову оторвут» (октябрь, 1943). Отец видно предчувствовал худшее. Третье ранение было тяжелейшим - в живот, и после нескольких дней мучений он скончался в полевом госпитале на Украине. Отец успел продиктовать последнее письмо - родителям, в котором выражал надежду, что поднимется, и война для него закончится. Но таких ран в условиях полевого госпиталя, видимо, не лечили. Позже, побывав в Великой Белозерке, где похоронен отец, я разговаривала с женщинами, работавшими в юности в том госпитале. Погибших и умерших от ран было столько, что не успевали хоронить.
И все же, основное содержание фронтовых писем посвящено семье, дому. Все мысли отца направлены к нам, все его заботы, душевная боль, тревога – об оставленных близких. Обычное обращение в письмах - «Здравствуйте, дорогая семья! Здравствуйте, мои дорогие домочадцы!» И перечислял всех поименно. Маму, бабушку (звал ее уважительно - мамаша), детей, тетю Олю и ее детей. Передавал приветы зятю Саночкину, своим коллегам, соседям. Меня отличал особо: «Привет Милочке, моей хорошенькой дочери». Мне не кажется, что эта доскональность была данью деревенской традиции, требовавшей перечислять в письме всю родню. Это был искренний интерес к близким, проявление сердечности и доброты, органично присущих этому человеку. Сочувствовал, жалел, советовал, предостерегал словом, душой и сердцем был с оставшимися дома. Пытался утешить и обнадежить бабушку, у которой сын пропал без вести в первый день войны: «Наши много освобождают концлагерей. Возможно, что где - нибудь и Бориса встречу». Спрашивал, что пишет зять Александр, какие вести есть от воюющих сослуживцев.
Но, конечно, главное беспокойство о своей семье, о детях. Письма полны вопросов о самом насущном и о мелочах жизни. Обязательно сообщает о том, что выслал деньги по аттестату и сколько: «Перевел Вам деньги 1500 руб. Посылаю для того, чтобы Вы могли приобрести на зиму продукты».(20. о7. 43) Советует своей молодой жене быть осторожной с деньгами: «Антонина! Будь расчетливой, так как неизвестно, что будет дальше» (20.07.43). «Предупреди сберкассу, а то найдется прохвост и получит за тебя» (18.01.43). «Барахло продавать Вам, думаю, нет необходимости, т.к. позднее его приобретать будет невозможно, все будет очень дорого». Отец знал, что советовать маме. Находились прохвосты, что выманивали у моих простодушных мамы и бабушки то карточки, то деньги. Потому и «барахло» пошло на рынок, иначе семья была бы без хлеба. Особо беспокоило отца наше питание: «Как дело обстоит у Вас с картофелем? Наверное, уже доедаете? Как питаетесь, носите ли из столовой обеды? (18.01.43). Как обстоит дело с огородом? Сумели ли Вы что - либо посадить?» (10.05.43).. Отец тосковал по детям, жалел, что не видит, как мы подрастаем. Беспокоился о нашем здоровье: «Здоровы ли ребята, чем Вы их кормите? Если буду жив и приду домой и будут ребята больны или истощены, то крепко Вам всем попадет!» (11.08.43).. Он как в воду глядел,: к концу войны у всех троих детей обнаружили туберкулез. Конечно, лечили нас со всей основательностью и под жестким контролем, как это делалось только при Советской власти. И здоровье наше наладилось.
Я читаю письма и чувствую мятущуюся в тоске душу большого и сильного человека. Как он хотел сберечь нас, заслонить и спасти от погибели. И в этом желании мощный мотив самопожертвования. Как клятва звучат отцовы слова в одном из писем маме: «Наше счастье будет тогда, когда окончится война и буду жив я,. Антонина! Я жил и работал только для тебя и ребят, и если буду жив и будут у меня руки и голова, будем жить не хуже, а еще лучше, чем жили до сих пор».
Самая большая боль отца - отсутствие писем из дома - в силу того же беспорядка на войне, метания солдата с фронта на фронт, из части в часть. Письма просто его не находили. «Писем не получал 9 месяцев. Наверное, меня давно уже похоронили и не ждут» (октябрь, 1943). «Жду терпеливо от Вас ответа о причине Вашего молчания. Неизвестность заставляет беспокоиться. Если больны, то прошу написать Олю (сестра мамы- М.О.). Мне не ясны причины и их нет, чтобы прервать вечную связь со мной». Из письма мамы, вернувшегося с пометкой «адресат выбыл», я читаю о том, как мама, написав ответ, бежала на вокзал к эшелону, идущему на фронт. Ей казалось - отправить письмо с эшелоном надежнее. Но письма адресата не находили. До самой его смерти. Мое сердце сжимается от боли: я представляю, какая это была казнь для человека, ежедневно встречающего смерть и не имевшего возможности получить поддержку от самых ему дорогих. Во мне теплится надежда: может он все - же получил какие - то вести о нас через своих родителей. Они жили гораздо ближе к фронту, а мама им тоже писала.
Как воспринимал войну мой отец - рядовой инженер, глава большого семейства, положительный и степенный человек? Конечно, как бедствие, губящее страну и людей, как неразумную трату человеческих ресурсов. «Может быть, на этом кончится драка», отмечает он в одном из писем. Какая емкая оценка! Кто- то затеял эту ненужную людям войну, оторвал от дела, от семьи, нарушил налаженный ход жизни. «Соскучился по дому, по своей прежней работе. Вот уже второй год, и уже чувствую, что забыл свою специальность. Пошел второй год, как Вас не видел. Дети, наверное, здорово подросли». Нет в письмах с фронта никакой патриотической патетики, тем более политики. Но уверенность отца, в том, что без его участия не развяжется этот узел всенародной беды (Если не я, то кто же!) поднимает его на пьедестал защитника не только своих близких, но всей России..
На шестидесятую годовщину Великой Победы я отправилась на Украину поклониться отцовской могиле. Я давно не была здесь - события последних лет не благоприятствовали, и Украина, такая родная, такая близкая, стала другим государством. В душе тревога: как- то выглядит сейчас место упокоения отца? На воинском кладбище звенящая тишина. Кипарисы и ели взметнули вершины в небо, зелень газона и яркие пятна тюльпанов. Воздух, благоухающий по - южному: цветут каштаны, сирень. У ног воина, склонившего над могилой голову, охапки цветов. Я нахожу на плите в длинном перечне имен нашу фамилию: «Здравствуй, отец!» Как выразить в словах нахлынувшие чувства: и боль, и благостное умиротворение. Я кланяюсь братской могиле. Я кланяюсь украинской земле, украинцам, оберегающим святое для меня место.
-
ИЗ ВОЕННЫХ ВОСПОМИНАНИЙ.
Садовникова Ирина Алексеевна
17 марта 1932
ИЗ ВОЕННЫХ ВОСПОМИНАНИЙ.
Есть имена и есть такие даты,—
Они нетленной сущности полны.
Мы в буднях перед ними виноваты,—
Не замолить по праздникам вины.
И славословья музыкою громкой
Не заглушить их памяти святой,
И в наших будут жить они потомках,
Что, может, нас оставят за чертой.
А. Твардовский
Прошло грандиозное событие — 60 лет Победы в Великой Отечественной войне, все меньше остается тех, кто непосредственно участвовал в ней, кто помнит, что происходило в тылу… Мне уже за семьдесят, нет ни моей мамы, ни дядюшек, воевавших на фронте и вернувшихся живыми (с ранениями и болезнями), ни маминой мамы, моей бабушки, которая прожила с нами до конца отпущенного ей срока и успокаивала маму, горько рыдавшую, 9 мая 1945 г.— в день Победы…
Прошло 60 лет после окончания войны, а я до сих пор не знаю, как и многие, где погиб и похоронен мой отец. Уверена, что если бы отец вернулся живым, моя жизнь сложилась бы иначе, хуже или лучше, не знаю, но уверена, что иначе, ибо в моей жизни, как и в нашей семье, безнадежно не хватало авторитета мужчины — любящего отца, создающего уверенность в характере, в поступках и планах жизни детей в нормальной семье.
Мне было 9 лет, когда началась война, и я уже перешла во второй класс, отучившись в новой школе с большим актовым залом, теплицей и парниками. Война отобрала новое здание школы и вернула начальные классы (с 1-го по 4-й) в старую одноэтажную деревянную школу, построенную еще до революции, в которой я и закончила 4 класса. Оба здания сохранились до настоящего времени, в 3-этажном теперь Академия ж.-д. транспорта.
В 1939 году папа, мама, я и моя няня переехали в новый благоустроенный четырехэтажный дом, в трехкомнатную квартиру по ул. Ленина (теперь ул. Свободы), где маме дали две комнаты. До переезда в новый дом наша семья снимала жилье в деревянном доме, на 2-м этаже по ул. Железнодорожная. Мама должна была получить 2-комнатную квартиру (отдельную!), на 2-м этаже, но в связи с международным положением (финская война) и тем, что ее «забрали» в военкомат, ей выделили 2 комнаты в коммунальной квартире на 1-м этаже. Помню, мама очень переживала, а отец ее успокаивал, говоря, что квартира отличная, светлая, потолки высокие, а местоположение дома — лучше быть не может, мамина работа — рядом, детский садик и школа для дочки — рядом. Сам же отец добирался до работы на велосипеде за 20 минут.
Предвоенный 1940 год, как потом часто говорила мама, был спокойным, радостным, солнечным и светлым в ее жизни. Лето было жаркое, с грозами, она с папой и со мной ходила в гости к Н. Н. Дятлову, главному инженеру завода и его жене в «Кремль» завода им Колющенко, где они тогда жили.
В сентябре 1940 года родился мой братик, Кирилл, которого мама и папа очень ждали. Хорошо помню, что этот сентябрь был холодным, выпал ранний снег и больше не таял. Чтобы можно было в тепле пеленать сына, отец купил рефлектор, отопительный сезон, вероятно, еще не начинался.
Отец любил вместе с мамой купать сына…
К началу лета 1941 г. братик уже ходил, держась за край дивана, за стулья, за свою кроватку. Отец не прочь был катать его на велосипеде, но мама боялась за сына и противилась этой затее. Тогда отец катал на велосипеде меня…
У отца был фотоаппарат ФЭД (лейка, как тогда говорили), он пытался фотографировать сына, маму, меня, но, так как он не совсем освоил весь процесс получения фотографий: съемку, проявление пленки и печатание с увеличителем, то они получались либо очень темными, либо светлыми. Часть из них сохранилась до сих пор (в виде пятен и бликов), но четкого изображения на них нет, однако можно видеть счастливую маму и малыша.
Начало войны и реакцию на нее родителей я не помню, но в сознании остался вид почти пустых витрин в магазинах — ни соли, ни спичек, ни мыла…
Дольше всех красовались на полках поллитровые баночки варенья из лепестков роз (по слухам, любимое варенье вождя), но и те скоро исчезли. В последующей моей жизни я больше такого варенья не встречала. Утро каждого дня (довоенного и, тем паче, военного) начиналось в нашем районе с гудков завода им. Колющенко и паровозного депо. Первый гудел басом, второй — дискантом.
В день Победы все заводские гудки Челябинска устроили праздничную перекличку. То-то был звон и гром!
Перед войной отец работал в городской адвокатуре (1939—1941 г.), а мама — в поликлинике завода им. «Колющенко». В феврале 1941 г. отец участвовал в юридическом семинаре, как лектор по ведению уголовных дел, с марта до начала июня входил в состав нового президиума коллегии адвокатов. Об этом написано в статье Кузнецовой В.Н. «Моя жизнь в адвокатуре» Юридического вестника № 6 за 2004 год.
В августе же 1941 г. отец добровольцем попросился на фронт.
Призвали его 17 сентября 1941 г.
Первое письмо, которое он написал мне лично, было от 25 февраля 1942 года. В нем он журил меня за не совсем хорошее поведение, убеждая, что я в семье «самая взрослая» и что должна «взять себя в руки», чтобы не огорчать и не нервировать маму, которая работала в госпитале и приходила домой к 10 часам вечера…
Отец считал, что я характером в его маму, Елизавету Григорьевну, в которой «столько же хорошего и доброго, сколько и несчастного». Он считал, что, особенно, «скверны и несчастны: доброта, доверчивость, рассеянность, мечтательность, фантазии!»… Оглядываясь назад с высоты своих преклонных лет, я должна признать, что во многом отец был прав, доброта и доверчивость, а особенно неуемные фантазии приносили мне много неприятностей, а вот чувство ответственности за своих родных и близких, которому учил меня отец и война, я пронесла через всю свою жизнь!
Отец в своем письме просил меня прочитать книгу из его библиотеки — «Князь Серебряный» А. К. Толстого, книгу об Уленшпигеле и о Гаргантюа. «Князя Серебряного» и «Уленшпигеля» я прочитала залпом, а вот веселого обжору Гаргантюа тогда не осилила, прочитала много позже. Сказки, которые мне посоветовал отец, взяла в библиотеке Клуба железнодорожников (старое добротное одноэтажное здание 1905 г., по ул. Свободы, которое в этом, 2005 г., снесли), как и сказки дядюшки Римуса и еще многие, самые разные книги, выпущенные до войны. Отец еще писал, чтобы мама выкупила подписку Диккенса, но вышло всего 3 тома — «Пиквикский клуб», «Оливер Твист» и «Рассказы» (помню, «сверчок в камине»). Остальные тома в свет не вышли…
Второе личное письмо отец отправил мне 16 июля 1942 г. В этом письме, как и вообще в каждом, он просил и меня и всех домочадцев писать ему хотя бы каждую неделю, сообщать, как мы живем, как растет мой брат Кириллка, как мама и мое учение. Вероятно, я все-таки была недостаточно ответственной, раз писала ему не так часто.
По малости лет, мне было непонятно несоответствие уклада жизни на фронте и в тылу. Тем более, непонятно было желание фронтовиков получить кое - какие вещи из дома.
22 июля отец отправил письмо — стихи, надеясь, что я их заучу наизусть и, когда он вернется, прочту ему, живому…
Где это письмо, где эти стихи, не знаю, помню только строчки:
«Мышонку каждый день
Было зубки чистить лень.
Стали зубки очень хрупки,
Разболелись страшно зубки…
Если (дочке? сыну?) каждый день
Станет зубки чистить лень,
То тогда придется лень
Полечить о мой ремень»…
Это «полечить о мой ремень» мне очень крепко запомнилось.
В октябре 1942 г. отец был в Москве, командирован для получения нового назначения, где встретился со своим братом Гришей, моим дядей. Как потом рассказывал мне Григорий Алексеевич, они дали друг другу слово, если один из них погибнет, то второй будет помогать его детям «встать на ноги». Григорий Алексеевич эту клятву выполнил — принимал активное участие и в моей жизни, и в жизни брата.
Именно в Москве отец купил мне с братом 2 книги: «Робинзона Крузо» и «Дон Кихота», обе на хорошей бумаге, с картинками Доре. Шрифт у первой был с «ять». Вместе с книгами мы получили необыкновенные электролампочки на елку, в виде свечей, крепившихся прищепками к ветвям. Они жили у нас долго, пока часть из них не перегорела, когда сменили напряжение со 125 до 220 вт. Если заменить перегоревшие лампы, то с реостатом они могут служить еще очень долго. И книги тоже живы…
С середины октября отец был направлен в г. Верхний Волочок, где стал проходить военные курсы командиров, и где он встретил свой День рождения - 38 лет, пошел 39 год, и где, как он писал, он, похоже, был самый старый. Все остальные юристы лет на 5-6 моложе. В письмо из казармы он вложил открыточку с «цветочком». До сих пор помню эту открытку акварелью, где был нарисован анемон — ветреница, с нежно-розовыми лепестками.
А для брата отец посылал фотооткрытки черного и коричневого цветов о первой мировой войне — «с театра военных действий». На открытках были артиллерийские орудия на конной тяге: на марше, на боевой позиции, солдаты-артиллеристы, заряжающие свое орудие. Выглядело все это нарядно, по - театральному. Где отец доставал эти открытки? Почему посылал их маленькому сынишке? Чтобы успокоить, что война и вправду «театральное зрелище»? - Он пытался скрасить жизнь своих еще таких несмышленых детей, посылая им открытки: дочери — цветы, сыну — «Театр военных действий».
Самое большое письмо отец написал мне 3 мая 1943 года. Вчитываясь в это письмо, понимаешь, как безмерна его тоска по оставленному дому, жене, детям, как далеко он от их бед, и как хочется ему хоть чем-нибудь помочь нам, разве только денежным переводом, цена которого в тылу ничтожно мала, да советом, который невозможно осуществить! Вся душа его изболелась за семью.
В этом письме он описывает свою землянку, мышку, которая нахально, у него на глазах, грызет сухари, гул самолетов в небе: наших и немецких, то, как «донимают» его комары…
Отец сочиняет для меня и для брата стихи, пишет их на елочных флажках, посылает сыну лошадку из папье-маше на колесах, на которой можно ездить. Эти подарки пришли к нам к Новому 1943 году. Все, что отец написал для меня и для Киры, он просил сохранить: рукописи, стихи, открытки и картинки к стихам.
Последняя открытка с Западного Фронта пришла от 1 сентября 1943 г. В ней он (в который раз!) просил жену «беречь себя хотя бы ради детей и не забывать об этом»…
А от 6 сентября 1943 г. пришло сообщение от фронтового друга, с которым он прожил все лето в землянках — Белякова Василия Прохоровича. В сообщении он написал, что А. А. Шишов погиб при выполнении боевого задания 3 сентября 1943 г.
Много позже, в Извещении Н.К.О. СССР Кировского Городского Районного Военного Комиссариата г. Челябинска от 6 апреля 1946 г. за № ф.386, было указано, что лейтенант Шишов Алексей Алексеевич, 1904 г. рождения, уроженец г. Свердловска, находясь на фронте, пропал без вести 6 мая 1944 года! Мама же верила и не верила, что отец погиб в сентябре 1943 года, не получая с этого времени от него никаких вестей.
А 9 мая, в День Победы, она горько рыдала на груди у своей мамы, моей бабушки.
Только с апреля 1946 года мы стала получать пособие (пенсию) на детей — меня и брата.
Насколько я помню, в самые трудные военные периоды жизни, мама продавала, вернее, меняла личные отцовские вещи: пальто, велосипед, ружье, на продукты — картошку, конину, растительное масло...
После зимы 1942 года мы стали организованно высаживать картошку и морковь, на выделенных для этого землях, как и рабочие других заводов и организаций. На бортовых машинах, семьями, нас вывозили в поле на посадку, прополку, окучивание и сбор урожая. После сбора урожая картофель, собранный в мешках, развозили по домам и я, с привычным чувством голода, допоздна ждала, когда привезут «наш» картофель, чтобы получить полную сковородку, только для меня, жареного на рыбьем жире картофеля. Я всю ее съедала, и ничего вкуснее для меня тогда не было — свежей жареной картошки на неприятно пахнущем рыбьем жире. Эвакуированные соседи, при этом, ходили по квартире, зажав носы пальцами.
Картошку же, и после войны, наша семья, и почти все родные и знакомые, садила вплоть до конца 90-х годов 20 века, меняя при этом местожительства, предприятия и учреждения.
Что касается отцовского фотоаппарата ФЭД, то он оставался в доме и после войны, куда он потом делся, должен знать брат. Книги, которые отец любил, оценивая не только содержание, но и оформление и именно поэтому покупая повторные издания, он любил подержать в руках, полистать знакомый текст, оценить художественное оформление, были частично проданы в публичную библиотеку (особенно двойные экземпляры) с помощью Осминниковой Анны Яковлевны — знающего библиотекаря, жены Бориса Семеновича Ицына, знакомого отца. Осталось в памяти, как я, стоя на табуретке, поставленной на стол, достаю книгу из шкафа (шкаф, встроенный в стену, был достаточно высок и глубок), а Анна Яковлевна берет ее, ахает, восторгаясь, отдает маме, а та решает, в какую стопку ее положить — для библиотеки или оставить дома. Книг у отца было достаточно много, были собраны все более или менее заметные довоенные издания. Ту часть, которая осталась в доме, мама предназначила обожаемому сыну, прямому наследнику отца. Однако, как старшая в семье, я долго пользовалась отцовской библиотекой, на всю жизнь воспитавшей во мне любовь и благоговение перед книгой. А уж «Библия» с гравюрами Доре дала объяснение всем знаменитым библейским сюжетам, так что они были понятны мне в любых картинных галереях. Поскольку отец был неравнодушен к поэзии, у него была собрана «Библиотечка поэта» — небольшие книжечки, форматом с ладонь, всех поэтов, которых разрешила печатать Советская власть. В Приложении к «Ниве», дореволюционному журналу, который выписывал мой дед, Алфеев В. Е., были полные собрания сочинений Афанасия Фета, Майкова, Ф. Тютчева, Надсона. Определенный след прочитанные стихи оставили и в моей душе.
Надо признаться, я всегда была больше фантазеркой, чем реалисткой, всегда мечтала о путешествиях и приключениях, даже была склонна к авантюризму. Однако, брат отца, дядя Гриша, приняв участие в моем становлении, убедил маму, что после десятилетки я должна учиться в Свердловске на инженера-строителя. Он сам был инженером, работал в «Гипромезе» и даже помогал строить Китаю металлургические заводы. Так в 1950 г. я поступила в УПИ г. Свердловска, а в 1955 окончила стройфак и до пенсии работала инженером в Березниках, на Алтае (в Усть-Каменогорске) и в Челябинске (Горпроект, Гипромез, ЧПИ).
-
ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ…
Сазыкина Галина Игнатьевна
27 февраля 1939 год
ПОИСК ПРОДОЛЖАЕТСЯ…
«Срок войны – что жизни век»
А.Т.Твардовский
Среди множества маленьких станций, прилепившихся к уральской железной дороге, есть одна, такая же тихая и, казалось бы, неприметная, как и все, но очень близкая моему сердцу станция. Там жила моя бабушка, провели детство и юность мама, дядя…
В далёком 1935 году на эту станцию приехал работать директором большого хозяйства, в которое входили «Заготзерно», элеватор и «Сортсемовощ», молодой, энергичный кареглазый паренёк. Он только что окончил Высшую коммунистическую сельскохозяйственную школу (ВКСШ). Эта школа готовила специалистов высшего образования, руководящих работников сельского хозяйства.
Звали его Игнатий Ильич Кротов. Он был невысокого роста, деловой, очень подвижный, приветливый, обходительный с людьми, умный, образованный, с хорошей речью и приятным голосом, аккуратный, всегда подтянутый. Люди тянулись к нему, им казалось, что он знает всё, о чём бы его ни спросили; разбирался и в технике, и во всех делах хозяйства. Игнатий Ильич был из большой крестьянской семьи, где росло одиннадцать детей, поэтому к труду был привычный. Молодёжь сразу же выбрала его комсоргом, и друзья стали его звать по-свойски Гошей. В этой комсомольской ячейкё состояли и моя будущая мама, которой тогда было шестнадцать лет, и её девятнадцатилетний брат Серёжа. Сергей с Гошей крепко подружились, к тому же комсоргу не на шутку приглянулась сестра Сергея, живая, весёлая, с самыми красивыми на свете глазами, девчонка. Часто бывая у них дома, он неназойливо пытался оказывать внимание девушке. Она сначала сторонилась его, стеснялась: как-никак он был старше её на целых семь лет. Игнатий Ильич не переставал красиво ухаживать за ней: дарил небольшие подарки, цветы, вёл интересные разговоры, был всегда внимательный, заботливый. Не сразу, а постепенно завоёвывал он расположение любимой девушки.
Со временем Клаве – так звали её – стало нравиться общение с этим умным, деликатным, так много знающим человеком. Девушке с ним было легко, интересно и весело. Гоша открывал ей глаза на жизнь, на мир вокруг. Кроме того, этот человек обладал удивительной притягательной силой. Её уважение к нему росло: чем дальше, тем больше… И когда, осенью 1936 года, перед направлением в Свердловск на военную службу, он предложил Клаве руку и сердце, она дала согласие и поехала с ним.
В Свердловске дали им комнату в коммунальной квартире. Стали жить. Через год, с небольшим, родилась дочь Нина, а ещё через год и четыре месяца появилась вторая дочь, Галина, то есть я. Был февраль 1939 года.
Мама вспоминала потом, что тогда мы жили очень счастливо. Она постепенно, через большое уважение и благодарность к своему мужу, к нашему папе, за его чуткое и трепетное отношение к ней (он очень любил маму, баловал её, буквально носил на руках, постоянно оказывал рыцарское внимание) – стала относиться к нему с нежностью, а потом и с любовью. Ей было хорошо с ним, интересно и надёжно.
У папы было много друзей. Они стали и мамиными друзьями. Это были интересные люди: военные, юристы, журналисты…
Папа помог маме получить специальность машинистки-стенографистки. Она ей пригодилась на всю жизнь. Мама любила свою секретарскую работу и печатала виртуозно.
Мы жили в Свердловске, до войны, в достатке, в радости и любви. Эти годы, почти пять лет, мама всегда вспоминала как самые счастливые в её жизни.
Где-то в апреле – мае 1941 года, отца, вместе с семьёй, направили служить в Белоруссию, сначала в маленький городок Пружаны, а вскоре - в старинный пограничный город Брест, в Брестскую крепость. Квартиру мы снимали в городе. Папа приходил домой только на выходной. Так было и в тот последний мирный день. Он пришёл к вечеру в субботу 21 июня, а 22 июня в 4 часа, ранним утром, когда люди еще мирно спали, фашистская Германия вероломно напала на нашу страну, на наш город. В первые же минуты войны наш папа, в полной боевой готовности, убежал на своё место службы, в Брестскую крепость.
В это время в городе уже пылали дома от множества бомб, сброшенных немецкими бомбардировщиками, от стрельбы сотен орудий, которые стреляли по городу с другого берега Буга, с польской территории. Добежал ли отец до крепости через этот кромешный ад от взрывов и рушившихся домов, под ураганом огня и металла, мы тогда не знали.
С тех пор мы его не видели и до сих пор нам очень мало известно о его судьбе.
Наша семья не получала писем от папы с войны. Тем более, бесценными для нас стали письма от его сослуживцев, товарищей по довоенной службе, оставшихся в живых в той войне. Все они отлично помнили папу.
Узнала я об этих дорогих для нас людях в свои студенческие, шестидесятые, годы, в «хрущёвские времена». Шло время «оттепели», когда чуть-чуть начал проглядывать лучик свободы слова. Люди ещё с осторожностью, с оглядкой, но уже стали частично и потихоньку раскрывать свои души, открывать многолетние тайны своих и чужих жизней.
В 1957 году писатель Сергей Сергеевич Смирнов написал очерк «Брестская крепость» и книгу «В поисках героев Брестской крепости». В 1959 году автор объединил их в одну книгу «Герои Брестской крепости». После того, как она попала мне в руки, я стала разыскивать папу. Начала переписку с оставшимися в живых защитниками Брестской крепости. С тех пор мы, его родные, знаем то немногое, что они мне написали.
Легендарный командир 44-го стрелкового полка, майор, впоследствии Герой Советского Союза, Пётр Михайлович Гаврилов писал, что с началом войны нашего отца не видел.
Это стало объяснимым и понятным после того как, я сопоставила факты из книги и писем. Дело в том, что на то время они хотя и были оба в крепости, но оказались в разных местах.
Как написано в книге С.С.Смирнова, Гаврилов жил с семьёй в крепости. С первыми взрывами немецких снарядов он в первую очередь бросился на Центральный остров, к своему штабу, чтобы спасти боевое знамя и секретные документы. Когда он прибежал туда, было уже поздно: штабные помещения уже горели. Тогда командир полка попытался собрать людей из своих подразделений. Их, оставшихся на 22 июня на острове, оказалось всего десятка два. Он повёл их через мост к выходу из крепости, намереваясь выйти с ними на северную сторону Бреста, где по предписанию должен был сосредоточиться его полк, в случае боевой тревоги. К несчастью, гитлеровцы уже были у северных ворот и отрезали путь в город. Так получилось, что командир полка оказался в крепости без своего полка. Он объединил свои двадцать человек и другие несколько сотен бойцов из разрозненных групп солдат из разных частей, сформировал из них три роты и принял над ними командование по защите Брестской крепости в её северо-западной и северо-восточной части, с Западным и, главным образом, Восточным фортами в центре обороны.
Что касается папы, то из письма заместителя командира полка по политической части (замполита полка) Артамонова Романа Николаевича можно заключить, что наш отец прибежал в крепость через Северные ворота вскоре после вражеского налёта на город. Он, наверняка, знал, что у этих ворот в казематах внутри земляного вала располагался один из батальонов их полка. Только что начался обстрел крепости. Комиссар Артамонов был уже там вместе с поднятым по тревоге батальоном. Он назначил папу командиром транспортной роты, вывел всех за крепостные ворота и отправил их на окраину Бреста, на место сбора полка по предписанию. Сам же Артамонов ещё ненадолго задержался у ворот, ожидая, что туда с минуты на минуту подойдёт командир полка майор Гаврилов, но не дождался: оставаться уже было опасно, обстрел усиливался.
Значит, в самом начале войны папа был в крепости, многие могли видеть его, и, может, поэтому некоторые защитники Брестской крепости писали мне, что он сражался там. По словам же замполита Артамонова он вместе с бойцами своего полка и со своей транспортной ротой пошёл на соединение с фронтом. Пробивались с боями: везде уже были немцы. Бои были тяжёлыми, кровопролитными. Под городом Прапойском - ныне Славгород, - что в семидесяти километрах от Могилёва, был самый тяжёлый бой, где полегло много наших бойцов, а ещё больше было ранено. Раненых немцы забирали в плен. Кто знает, может, именно тогда и наш папа, будучи тяжело раненым, тоже попал в лапы врагов..., а, может, позже... - но это я могу только предполагать.
Последним, кто видел папу, - из написавших мне ветеранов войны, - был защитник Брестской крепости Сергей Тихонович Дёмин. Служили они в одном полку и, несмотря на различие в возрасте и звании,- рядовому Сергею в начале войны было девятнадцать, и работал он шофером, а папа был на десять лет старше его и в звании старшего лейтенанта – они хорошо знали друг друга ещё с того времени, когда служили в Пружанах.
Итак, они встретились, примерно, 15 – 20 июля 1941 года за колючей проволокой в Бялой Подляске. Это был первый – сразу же за границей с Польшей – концлагерь, под открытым небом, куда фашисты сгоняли сотни и сотни первых русских пленных, солдат и офицеров. Этот был как перевалочный пункт, откуда переправляли пленных в другие лагеря, дальше на Запад.
Вот как пишет в одном из своих писем С.Т.Дёмин: «Бяла Подляска. Сюда попадали израненные, контуженые, обессиленные от голода и жажды последние защитники Брестской крепости и другие бойцы из приграничных мест, по которым уже прошёл кованый сапог фашиста. Нещадно пекло солнце, вся растительность была съедена. Люди ходили как тени. В такой обстановке я встретил политрука Кротова. Узнать его было трудно».
Папа сам подошёл к нему, иначе С.Т.Дёмин не узнал бы его. Неузнаваем он был из-за ранения в голову: потерял один глаз, на голове была грязная повязка. Папа заговорил первым. Они отошли от людей в сторонку, сели, стали разговаривать. С.Т.Дёмин пишет в одном из своих писем: «Рассказал он мне тогда историю, которая произошла с ним за несколько дней до начала войны. Жил он с семьёй на частной квартире, и хозяева, где он жил, открыто говорили, что в ближайшее время немцы нападут на Советы и будет война. Вот про это он рассказал на совещании политработников в политотделе 42-й стрелковой дивизии, и начальник политотдела его ругал и обещал наказать, но началась война – не успел».
Да, свои наказать не успели. Пришло другое наказание, страшное, огромное – и не для него одного – для многих миллионов мирных, ни в чём не повинных, людей.
Для папы это была вторая война в его жизни. Он уже прошёл финскую войну, был ранен, - и там, в Бялой Подляске, как пишет С.Т.Дёмин, держался очень мужественно. Говорил папа и о том, что надо бежать из лагеря – тем более, пока не увезли далеко - и пробираться к фронту.
Поговорив, они расстались, и больше С.Т.Дёмин папу не видел – там было очень много людей, и с каждым днём прибывали всё новые и новые. О дальнейшей судьбе нашего отца он ничего не знает…, пишет: «Возможно, он бежал из Бялой Подляски. Такие случаи были, очень редко, но были. А, может, его отправили, как и меня, дальше, в какой-нибудь фашистский концлагерь».
К сожалению, это всё, что мне удалось узнать о судьбе папы. У нас даже не осталось его фотографий на память – всё сгорело во время войны. Только у бабушки сохранилась одна фотокарточка, довоенная, 1936 года. Этого, конечно, мало…
Несмотря на это, у меня в душе живёт отчётливый образ дорогого, родного человека – отца. Он каким-то естественным образом всегда находился где-то внутри меня, в моей сути. Этому, может, способствовали рассказы о папе, слышанные в детстве от мамы, её брата – папиного друга, от бабушки.
Этот образ в какой-то степени помогал мне жить. Я старалась быть похожей на отца, хоть немного. В трудных обстоятельствах всегда «примеривалась» к нему, то есть думала, как бы он вёл себя в данном случае. Знала, что надо поступать честно, как делал бы он, чтобы не было стыдно перед людьми и перед собой; что надо быть всегда выдержанной и справедливой…
Образ отца как человека умного, образованного, энергичного, решительного, быстрого в движениях и в принятии единственно правильного решения, ответственного, честного, справедливого, душевного, внимательного и заботливого в отношении к подчинённым, беззаветно любящего Родину, горячо и нежно свою семью - я нашла и в письмах ветеранов войны, хорошо знавших папу.
Ему посчастливилось служить под началом такого известного командира полка, как майор Гаврилов. Из переписки с защитниками крепости знаю, что командир был волевой, трудолюбивый, строгий, требовательный к себе и другим и, в то же время, справедливый человек, чуткий воспитатель, заботливый, как отец. Бойцы его так и называли, «отец». Гаврилова считали самым лучшим, самым грамотным командиром полка в 42-й дивизии.
И мне очень дорого то, что именно от такого человека в марте 1960 года в ответ на моё письмо я получила такие слова: «Я очень хорошо знал Игнатия Ильича до войны и помню его как отличного ротного политрука». Этими скупыми, немногими, словами сказано очень многое: помнить после стольких лет человека, которого командир знал совсем короткое время, означает то, что наш отец действительно был достоин памяти такого человека, как Герой Советского Союза Пётр Михайлович Гаврилов.
Все другие папины сослуживцы, с которыми я вела переписку, также помнили папу и отзывались о нём очень хорошо.
«Вашего отца я хорошо знал до войны. Это был дисциплинированный, чёткий, развитый и внешне подтянутый офицер. Товарищ Кротов пользовался любовью, уважением и заслуженным авторитетом у подчинённых и всего личного состава нашей части». – Из письма, от 20.04.1960 г., бывшего замполита командира 44-го стрелкового полка Артамонова Романа Николаевича.
«Я очень хорошо знал вашего отца. Всегда восхищался его целеустремлённой работой по воспитанию личного состава роты, в духе беспредельной преданности нашей Родине». Из письма, от апреля 1986 г., бывшего секретаря партбюро 44-го стрелкового полка Максимова Петра Захаровича.
Наш отец, Кротов Игнатий Ильич, официально числится «пропавшим без вести» в июле 1941 года… Такие тяжёлые слова…, означающие гнетущую неопределённость. Какова его судьба? Где его могила, если он погиб или умер? И есть ли она? Мама всегда считала, что, если бы папа был жив, то после войны он обязательно отыскал бы нас. И ещё она говорила нам с Ниной: «Если бы папа был жив, он непременно был бы генералом, и мы жили бы совсем по-другому, а не в такой нужде». Бесспорно, нам его не хватало всю жизнь. И всю свою сознательную жизнь я не прекращаю поиски сведений о его судьбе. Поиск продолжается и сегодня…
Человек не вернулся с войны. Семья потеряла отца, жена – мужа, страна – активного члена общества. А сколько таких, не вернувшихся с полей битвы воинов: пропавших без вести, убитых, искалеченных и умерших? Сколько же осталось «обезглавленных» семей, детей-сирот? - Миллионы!
Это только в нашей стране. А сколько ещё во всех странах, по которым прокатилась та война? - Тоже миллионы?!
Виновник всего этого один – фашистская клика, развязавшая войну и втянувшая в неё ни в чём не повинных мирных людей многих стран.
Мы, христиане, умеем прощать, но фашистам и разных мастей террористам – вряд ли может быть хоть какое-то прощение!
-
Был город-фронт, была блокада…
Конкурсная работа
Статья
Автор: Ученица 8 «А» СОШ №340, Васильева Яна.
1
06.06.2011
Был город-фронт, была блокада…
Пройдя сквозь долгий грохот боя,
На слиток бронзовый легла,
Как символ города-героя,
Адмиралтейская игла.
(Николай Браун)
В этом году мы отмечаем уже 66 раз победу в Великой Отечественной Войне. Наша жизнь - это книга, в которой навсегда должны сохраниться листы с памятью о погибших воинах, о победе, о ветеранах, особенно у ленинградцев, которые должны помнить о людях, противостоявших блокаду.
Ленинградская блокада - самая суровая т трагичная страница в истории города. Она продолжалась 900 дней и 900 ночей. Блокада унесла жизни многих людей, в том числе детей, которые умирали с голоду, которые хотели увидеть мирную жизнь, улыбки родителей. А ведь были детки, у которых погибли все родственники. Они были одни. Эх, как же им хотелось попробовать вкус беззаботного детства, которое уходит бесследно…
Да, был голод, была война, обстрелы, но надо было держаться, нужно было выжить! Поэтому в городе круглосуточно работало радио, которое не давало унывать людям. Работал метроном - сердце города, означавшее, что город жив. Всем ленинградцем был знаком голос Великой Ольги Берггольц, который подбадривал горожан. Ольга Федоровна дарила людям надежду на освобождение и на победу. Поэтесса создала свои лучшие поэмы, посвященные защитникам Ленинграда.
В наше время, в городе Санкт- Петербург (Ленинград) существует улица, названная в честь Великой поэтессы, улица Ольги - Берггольц. Школа, в которой я учусь находится на этой улице. Мы всегда будем помнить то, что сделала для нас и для других жителей Ленинграда Ольга Берггольц. Помним даты, связанные с поэтессой. Ездим на кладбище, возлагаем цветы. В нашей школе создан музей, в котором собирают по крупинкам материалы и восстанавливают историю, забытую некоторыми люди. Ведь мы должны знать героев и помнить их!
Также проводятся встречи ветеранов Великой Отечественной войны, которые посвящаются Ольге Федоровне. Наши герои были лично знакомы с поэтессой, слышали её бодрствовавший голос, некоторые даже читали стихотворения, которые вызывали слезы на наших глазах, боль в сердце.
Эта боль вызывается словами о войне, о смерти, которая могла настичь каждого человека в эти ужасные годы.
После войны на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища, где покоятся множество ленинградцев, высечены слова, сказанные Ольгой Берггольц:
«Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград,
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто»
Последняя строчка в словах Ольги Федоровны вызывает ужасную боль в душе, наворачиваются слезы. Надо надеется, что эти слова будут передаваться из поколения в поколение. Их никогда не забудут. Мы должны помнить, мы должны знать.
-
СЧАСТЬЕ - ЭТО КОГДА НЕТ ВОЙНЫ
Вместо предисловия
СЧАСТЬЕ - ЭТО КОГДА НЕТ ВОЙНЫ
Ольга Фокина, Иркутская область, Усть-Илимск
Для тех, кто знает о войне не понаслышке, слово «мир» - волшебное слово. Они-то умеют ценить светлое небо над головой. Для них мир – свобода, бесценное счастье, улыбки детей, радостные лица родных и близких людей, друзей.
А мы как-будто забываем то, что забыть нереально. Поэтому и в современное время много страшных войн. Они как-будто напоминают нам о том, что мы должны ценить мир. С каждым годом, с каждым поколением, мы вглядываемся в лица наших детей, и уже не узнаем в них себя. Слишком большие у них запросы сегодня на красивую, беспечную жизнь, на миллионы денег, для добычи которых не хотят тратить силы и время. Они все реже и реже задумываются, что счастье – это когда нет войны, это когда живы твои родители, дети, родственники, близкие люди, друзья, когда они рядом, это когда нет слез, нет боли, нет смерти.
Возможно, это у меня слишком большие запросы. Но, с другой стороны, ведь все в наших руках. Зачем устраивать междоусобные войны, отвечать злом на зло? Почему людям нельзя просто и мирно договориться? Война забирает самое дорогое, что есть в нашей жизни.
ВОЙНА ЗАБИРАЕТ И ДУШИ
Война забирает не только жизни, но и души. Никогда не узнаешь человека, который пришел с войны. Он – другой. Война делает человека жестче, взрослее, сильнее духом и волей. Современные войны – страшные войны. Но многие люди, вернувшись с войны, идут на контрактную службу, они не могут найти себе место и применение в повседневной жизни, отныне они не могут смириться с законами современного общества, им снится война, их затягивает война.
НА ВОЙНЕ КАЖДЫЙ СОВЕРШАЕТ СВОЙ ПОДВИГ
*С одной стороны, тот, кто творит подвиг – герой, но с другой стороны, на войне много героев, практически каждый совершает свой подвиг. Конечно, были и те, кто от подвигов уклонялся как мог, но не нам их судить…
Подвиги тоже разные есть. Для кого-то подвигом было и то, что переборол свой страх, что выжил. Чем не подвиг то, что вчерашние школьники несколько лет не спали, а все шли, шли, шли вперед, воевали, шли по мертвым, стреляли, шли по разложенным минам? Чем не подвиг, когда солдат подрывает себя и рядом стоящих немцев? Чем не подвиг, ждать сына, брата, мужа, жениха, отца с войны и самой пытаться выжить? Чем не подвиг, нести 16 кг 400 г противотанкового оружия, поднимая его за павшими товарищами, не оставляя его врагам?
Никогда не забуду историю ветерана Великой Отечественной войны, который, заметив приближающегося врага, обмазался кровью своих погибших товарищей, снял и спрятал затвор от пулемета, притаился, а затем вытащил затвор и стал стрелять по врагам. Разве это не подвиг?
Чем не подвиг то, что они, не страшась смерти, боролись за победу, за свободу, за жизнь своих потомков?
ЗАЧЕМ МНЕ ПОМНИТЬ О ВОЙНЕ?
Три года назад, когда я была школьницей и председателем школьного литературно-краеведческого клуба «Поиск» (руководитель Н.В. Пешкова), у меня и в мыслях не возникал этот вопрос. Но я видела этот вопрос в глазах детишек, которые только приходили в наш клуб, которые недоуменно смотрели на меня, вглядываясь в огромные кипы бумаг и папок нашего школьного музея.
Дело в том, что мы с ребятами уже 9 лет ищем ветеранов Великой Отечественной войны, навещаем их, заботимся о них, собираем всю ту бесценную информацию, которую десятками лет они не в состоянии вычеркнуть из памяти.
Зачем? Затем, что подвиги каждого из них должны жить в наших душах вечно. И нам должно быть стыдно за своих сверстников, которые так безответственно растрачивают свою жизнь, губят себя пороками, забывая о том, что их же бабушки в далекие 40-е поднимали глаза в небо и молили Бога, чтобы закончилась эта беспощадная война, о том, как полуживые парнишки подрывали себя, когда к ним подползали немцы, о том, как умирали от холода, от того, что совершенно было нечего есть, о том, как ежесекундно зарывали родных и друзей в землю, потому что было не до похорон…
Мне стыдно за тех сверстников, которые отравляют свою жизнь наркотиками, алкоголем, распутством, ленью… Мне стыдно за тех, кто даже выслушав хотя бы одну жизненную историю ветерана Великой Отечественной войны, еще задумывается над вопросом: «Зачем мне помнить о войне?», или, вообще, ни о чем не задумывается!
Мы должны, должны знать и помнить, уважать, ценить, беречь память о тех, кто, не раздумывая, жизнь отдал за наши жизни, за наше будущее! Как жаль, что не все это понимают… Не ценят жизнь, подаренную ветеранами, не ценят самих ветеранов войны. Как можно за какую-то медальку или тыщонку избить того, кто подарил тебе жизнь, того, кто чудом остался жить, чтобы рассказать нам, что такое настоящая война, того, с кого нужно пылинки сдувать, беззащитного в наше время ветерана?! Как поднимается рука?!
Зачем мне помнить о войне? Затем, что война коснулась каждого из нас. В каждой нашей семье получали похоронки… Мы должны свято чтить своей памятью и уважением, тех, кто воевал. Мы должны стыдиться своих моральных недостатков, своих слабостей, своих пороков, вспоминая рассказы своих бабушек и дедушек о той чудовищной войне…
Ольга Фокина, Иркутская область, Усть-Илимск
Есть в памяти мгновения войны
Победа в Великой Отечественной войне – подвиг и слава каждого русского солдата. Немало подвигов совершил ветеран Великой Отечественной Семен Никитич Первушин, эти мгновения войны никогда не исчезнут из памяти. Семен Никитич служил в 341 стрелковом полку, 186 дивизии, в пехоте, был участником войны в Манчжурии, носил противотанковое оружие, не раз смотрел смерти в лицо.
В 1940 году Семена Никитича Первушина призвали в армию, ничто еще не предвещало беды – такой страшной и длинной войны. В армии Семен Никитич отслужил восемь месяцев, часто вспоминает трудные учения на Востоке.
И вот как-то предстояло 341 стрелковому полку заночевать в одном поселке, в котором проходил учения и Семен Первушин. Как обычно в таких ситуациях, солдаты расположились на сеновале, а офицеры поехали в деревню. Семен Первушин получил приказ: охранять регион, поэтому в эту ночь он стоял на посту. Костер вдалеке он приметил еще в три часа ночи, и сообразил, что для приготовления завтрака – еще рано, а ужин – уже позади. Вскоре к Семену Первушину подбежал другой солдат, запыхаясь, сообщил: «Знаешь, Первушин, война началась!». Семен Никитич не поверил и переспросил: «Какая война?!» И тут стало ясно, что враг напал на Советский Союз. По военной тревоге солдаты кто на велосипедах, кто на лошадях поехали по деревне собирать офицеров.
Действовать нужно было незамедлительно, поэтому вскоре солдаты оказались в полной боевой готовности на границе, где их уже поджидали японцы. В это же самое время к Москве уже тоже подходили фашисты.
- Страшное дело, - вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Семен Никитич Первушин. – Пришли мы на исходные позиции, 186 дивизией, а там такие комары, как букашки. Сидели в окопах, комаров кормили. Приказ был: никуда не уходить. А Уссури - речка большая широкая. По ту сторону японские катера ходят, а по другую – наши. Вот и смотришь: будто рыба плещется, значит, японец плывет. И сидели, как на иголках. И все ждали. Ждали день и ночь. Строили бандажи, бетонировали их и сидели в них. Когда отогнали врагов от Москвы – спокойнее стало.
В августе началась война в Манчжурии, перед русскими солдатами стояла задача: освободить эту территорию от японцев, так как они постоянно нарушали российскую границу.
Было заранее установлено, что началом войны с Японией послужит ночной сигнал – летящий по границе самолет, и об этом были предупреждены русские солдаты. Самолет пролетел, пошли реактивные «Катюши».
- Через речку Уссури кусты были выше восьмиэтажного дома, а по нашу сторону - чистый берег. Как дали залпами «Катюши» по этим кустам, - одна земля осталась! Какой там японец спасется?! Мы в это время переплывали через речку, по два человека с пулеметами. И в наших солдат залпами попадало, - тяжело вздыхая вспоминает Семен Никитич. - Действительно, причиной многих поражений Великой Отечественной войны была недостаточная подготовка командиров, они элементарно не могли рассчитать попадание мин, и от этого гибли русские солдаты.
- Случай был такой, – продолжает Семен Никитич, - мы переправились, вторую роту ждали, а в это время бомбят вокруг. Вода в пулеметы попала. Русские командиры мину пустят, а она не долетает, падает посреди реки, где наши ребята переплывают… Сколько ребят погибло от своих же мин! Вот какие бестолковые командиры были. Связи-то не было, все «вперед» кричат, не думая. Вот такие дела! Небольшая месячная война, ну а дел много наделал японец, очень много. Кому жить, тот, видать, и остался жив. За пять лет до чего она надоела, эта война! Весь день не спишь, все вперед и вперед идешь. На Востоке покоя не давали, по 20-40 километров марши, чтобы солдат подготовить. Голодные. Привезут замороженной картошки вагон, как уголь. Варим и едим.
- Командир у нас был – хохол, бестолковый, все кричал: «Вперед!!!», - продолжает ветеран Великой Отечественной. - Брали мы район, который весь под землей был зарыт, а наверху - амбразура. Солдаты только поднимутся, этот командир, из винтовки стреляет, косит по амбразурам этим. Заляжем, лежим, а он в амбразуру кричит: «Давай!», дескать, иди сюда. Построили нас, всех, кто в живых остался. Сказали коммунистам вперед выйти. Нас шесть человек вышло. Дали задание: по три человека с той стороны и с этой, подползти и амбразуру забросать гранатами. А подход перед амбразурами был такой – ров, водой залитый. Ну нам дали приспособление, чтобы водой не захлебнуться. И гранатами забросали их амбразуры. Потом пошли под землей. А там жены «смертников» лежат, целый ров, целый километр. Они всегда рядом с ними были. Вот такие дела.
Случаи всякие были, конечно. Когда во второй раз брали микрорайон, взяли один гарнизон. Голодные русские солдаты загребали касками найденный сахар, искали продукты, и даже не слышали, как им кричали: «Не трогайте, может, отравленный этот сахар!». К счастью, еда была все-таки не отравленная. Но без происшествий не обошлось. Семен Никитич стоял рядом с командиром, и в это момент мимо пролетела пуля, чудом она никого не задела. Солдаты обернулись, недалеко был амбар. Открыли амбар, а там – японец, нож себе в живот воткнул, чтобы не сдаваться.
За побежденные амбразуры Семена Первушина и еще троих солдат наградили медалями «За боевые заслуги». «Как бы тяжело не было, - признается ветеран, - но мы их все-таки победили, и выгнали с этой территории».
Когда брали границу, ранило шестерых русских ребят, но враги были уничтожены и гарнизон их был занят. Командир дивизии, командир полка и солдаты решили, что этих ребят нужно переправить на российскую сторону, но река широкая. Пришлось сделать из камыша плот, чтобы не проникала вода.
- Четверых оставили. Как я в их число не попал? Не знаю. - Вспоминает ветеран. - Только к берегу поднесли раненых, а японцы спрятались в кустах и расстреляли всех и: и раненых, и тех кто их вытаскивал … Один наш солдат успел, в воду нырнул, так спасся и догнал нас. Отходя, он стрелял в японцев. Наградили Орденом Красного Знамени.
По словам Семена Никитича Первушина, армию на западе снабжала Америка и продовольствием, и вещами. Например, высылали сало шпик или ботинки. Со временем все это распространилось и на магазины, то есть помощь могли ощутить не только военные, но и гражданские люди. «Во время войны я даже иголку русскую не видел, все было американское!» - восклицает Семен Никитич.
Семен Первушин отличался крепким здоровьем и мощным телосложением, поэтому во время военных испытаний, когда падали от голода и усталости наши солдаты, Семен Никитич забирал у них винтовки, вешал себе на плечо и шел дальше. Таким образом, винтовки со всего отделения он нес один, что далеко не каждому было под силу. Семен Первушин носил и противотанковое оружие весом 16 кг 400 г, два метра длиной. После такого подвига, командир Савченко приказал Первушина не будить до утра, а потом хорошо накормить. Солдат, которых падали, увозили на повозках. Все они были молодыми, с 1926 года рождения.
- Один случай был, - припоминает ветеран Великой Отечественной, - он никогда не забудется. Японцы нас теснят, а мы стреляем. Наших много погибло, моего помощника тоже убило. Гляжу: японцы уже бегут, сейчас меня заберут. Я кровью раненых себя намазал, а затвор от пулемета снял и спрятал. Лежу, притаился… Они проходят и говорят: «Убитые, убитые». И дальше пошли на нашу территорию, чтобы ребят «обчистить», забрать оружие. Далеко отбежали. Я повернулся, развернул свой пулемет, вытащил затвор и по ним начал стрелять… А если бы затвор не спрятал, они рассмотрели бы. Жить-то охота было. Бог спас.
За это Семену Первушину тоже благодарность дали. Медаль «За боевые заслуги» нашла его уже после демобилизации.
- Как-то район брали, вдвоем с солдатом родом из Красноярского края. Бежим в гарнизон, японцев бить. У ворот японец стоит, связку «лимонок» держит. Этот парень опередил меня. Его подбросило, и как все взорвется… А меня воздухом, ударной волной о бетонную стену сильно ударило. До самой демобилизации вообще глухой был.
С тех пор ветеран Семен Никитич плохо слышит.
- Не страшило, что кто-то убьет или подстрелит, - объясняет ветеран, - самое главное было – победить! Не боялись этой смерти. Страшное дело, страшная война была… Голод, холод… Много пережил, много трудностей видел. Ляжешь – и все думаешь, обдумываешь, вспоминаешь…
Служил Семен Никитич честно и добросовестно пять с половиной лет, а в голове было одно: победить и остаться живым. Японцы – умный народ, прежде чем начать войну, они провели асфальтированные дороги к границам России, изобрели электрические управляемые «танкетки» (наподобие современных роботов). Их механизм заключался в следующем: «танкетки» ползли по кошенной низкой траве в оборону русских солдат, а японцы, которые находились на определенном расстоянии, нажимали на кнопку и «танкетки» взрывались вместе с русскими солдатами!
- Они и сейчас умные, - добавляет Семен Первушин, - хитрые, но звери, злой народ…
- Их город большой весь в церквах был. Наши наступают. У них с церквей везде пулеметы и винтовки стреляют. Ребята-то с запада, с фронта, приехали, все в орденах, - а все равно здесь на Востоке мертвые полегли. Тяжелая артиллерия отстала, по болотам подошла. Начали бомбить. Весь сожгли город. Наш 341 полк как Бог отвел. Мы были справа, остальные ребята все погибли. Он стоит на вышке с пулеметом, а ты бежишь, винтовками подкашивают… Горел весь город, он же деревянный, бетонных сооружений не было, как спичечный домик сгорел.
Семен Никитич был помощником коменданта Богданова и охранял тюрьму, в которой сидели шесть японских офицеров:
- Подашь ему еду в окошечко, а он голову не подымет, не посмотрит, бесполезно. Возьмет чашку, бросит в сторону. Какой злой! Потом их всех увезли в Россию, кого – на Колыму, кого - в Иркутск, железную дорогу строить.
Представить только герой нашей публикации был в шаге от важнейшего и приятнейшего события в жизни, он чуть было не попал на главный Парад Победы, который проходил в Москве! На Парад победы командир дивизии велел собрать трех высоких и красивых солдат и отправить в Москву. С 341 полка отобрали трех человек, среди них был и Семен Никитич. Отправили их сначала в Хабаровск. Оттуда обещали в Москву увезти, прямо на Парад. Но три дня они находились в Хабаровске, затем вернулись обратно в свои части, так и не побывав в столице. Руководство посчитало, что нужное количество солдат уже набрано. «Хотелось попасть в Москву», - сетует ветеран. Парад был 9 мая, а 15 мая – демобилизация Семена Первушина.
«Пять с половиной лет – вся молодость прошла», - печалится ветеран.
Нельзя не вспомнить любимую жену ветерана - Веру. Мало таких женщин было, которые пять лет ждали возвращения любимого, до призыва они прожили с ней всего пять месяцев, и его забрали в армию. «Она была настоящей русской женщиной с доброй человеческой душой и горячим сердцем», - говорит Семен Никитич. Все пять лет в ожидании Семена прожила у его родителей, в колхозе. Была и председателем колхоза, и бригадиром. В общем, хозяйственная была женщина. Ждала. И дождалась свою любовь. Сегодня ее уже нет, но Семен Никитич бережно хранит образ Веры в своей памяти и не устает повторять, что ему повезло с женой. Повезло Семену Никитичу не только с женой, но и с дочерью, которая обеспечила ветерану покой и уют, и не дает ему скучать, организовывает встречи школьников со своим отцом, чтобы они узнавали историю не из учебников, а из уст очевидца, участника, ветерана Великой Отечественной войны.
ОЛЬГА ФОКИНА,
Иркутская область, Усть-Илимск
В краю Манчжурии, где были жаркие бои
Лишения и невзгоды, голод и смерть товарищей, увечья, жестокость врагов. И долгожданная победа, возвращение домой, которого ждал целых семь лет… Об этом тяжело вспоминать Ефиму Венедиктовичу Овчинникову, участнику войны с японцами в Манчжурии, но он продолжает охотно встречается со школьниками и делиться воспоминаниями, чтобы юное поколение имело хотя бы малейшее представление о том, как их дедушкам и бабушкам досталась победа, какой ценой они отстояли светлое будущее своих потомков, как исполняли свой долг.
Ефим Венедиктович Овчинников родом из деревни Читинской области, Колганского района. 1927 года рождения. На работу пошел в тринадцать лет, потому что началась война.
- Что я мог почувствовать, когда началась Великая Отечественная?! – вздыхает Ефим Венедиктович. - Всего тринадцать лет было, пацан, в школе еще учился. Все верили, конечно, что победим. Но жизнь сразу изменилась, наступил голод, хлеба не было. Жили, перебивались как-то.
В семнадцать лет Ефим Овчинников получил повестку из военкомата.
- Дед меня посадил на сани, и тридцать километров повез. С района триста километров до железной дороги. Всю молодежь собрали и повезли в часть, - вспоминает Ефим Венедиктович.
Где служил Ефим Овчинников, снайперская школа была. В этой школе он около года учился. Помнится большая нагрузка. И в то время, когда только закончились военные действия в Германии, начиналась война в Японии.
Пришел приказ, по которому забрали молодых ребят из снайперской школы и отправили в Японию, чтобы устранить военный конфликт. Китайцы уже были оккупированы японцами. Перед русскими солдатами стояла задача - освободить Китай.
- Пересекаем мы Манчжурию, - делится воспоминаниями ветеран Великой Отечественной. – Было это утром. Манчжурия большая, все горит, стрельба идет, а китайцы в это время успевают со складов магазинов уносить что было, потому что голодные. Пришла часть японцев с запада, с Германии. Вся техника большая, танки объезженные, люди бывалые, грамотные, а мы-то пацаны… Нам всем еще только восемнадцатый год пошел. Они, значит, открыли фронт и погнали, нас услышали, и стрельба пошла… Везде стрельба, куда не иди… Много раненых и убитых, конечно… Мы шли сзади, так как тыловики, но тоже далеко прошли и кое-где помогали…
- Страшно, конечно, было, - продолжает Ефим Венедиктович. - Жить-то охота. Не будешь же домой поворачивать: тебя свои же и застрелят, убьют, перепрыгнут и дальше побегут… Стреляют, стреляют, падают, а народ кричит: «Ура» и вперед идет … Оружие у нас было очень большое, тяжелое: трехлинейки, штыки, винтовки. Это сейчас автоматы, а тогда с винтовками были. Мне, конечно, лично штыком убивать не приходилось, а с винтовки стрелял, а там куда попадет… Хочешь жить: или тебя убьют, или ты стреляй. Вот такая война. Кто как мог выжить… Стреляли, кричали: «Мама, помоги», а там кричи не кричи. Откуда пуля прилетит: справа или слева, спереди или сзади? Командиры кричат: «Вперед» и никаких разговоров, ни шагу назад… Иначе бы не победили…Вон на западе как было: по тысяче сразу убивали, по пятьсот… Здесь-то меньше, конечно. Но японцев прогнали быстро, сразу. Они не ожидали. Наших там полегло, вспоминать не хочется… Конечно, страшно было, а что сделаешь? Там же ревут: «Вперед!»…
Ефима Венедиктовича Овчинникова, человека- «легенду» той страшной войны, живого очевидца событий, часто приглашают в школы к ребятишкам. Ветеран этим доволен, говорит, мол, грамотные они сейчас, вопросы интересные задают.
Да только как им передать весь ужас войны? Многого молодые ребята насмотрелись в то время, и как японцы-«смертники», обстреливающие своих врагов, убивали себя, ножом в живот, при приближении русского солдата. Много японцев осталось в плену , впоследствии они жили и работали в Иркутской области.
Но в то время все мечтали, чтобы как можно поскорее закончилась война, чтобы как можно поскорее оказаться дома, и все делали для победы. За два месяца страшной войны в Манчжурии, август и сентябрь, погибло пятнадцать тысяч русских солдат, но они выполнили свой долг, и в середине октября китайцы освободились от оккупации. Из Манчжурии наших солдат вернули в Россию, наградили медалями. От этой войны у героя нашей публикации осталась не только память, но и шрам от ранения в голову. Сначала Ефима Овчинникова направили в военную часть Хабаровска, а оттуда уже в Читу перевели. Ефим Венедиктович отдавал долг службе семь лет, не видя родных и близких людей.
- Побывали во всяких разных переделках, но раньше дисциплина в армии была нормальная, дедовщины не было. Не понятно нам это было, русские с русскими все жили дружно. Это сейчас дерутся, да убивают друг друга, домой сбегают, а у нас этого не было.
И только в 1950-м году служба Ефима Венедиктовича закончилась, и он смог поехать домой, в свою родную Читинскую область, где жил до войны. Здесь же он и встретил свою будущую супругу, молодую и очень красивую, с которой не расставался все шестьдесят лет. Чтобы прокормить молодую семью, пошел работать шофером. На сегодня общий шоферской стаж работы Ефима Венедиктовича около 45 лет, а в Усть-Илимске – 23 года. За многолетний труд участник Великой Отечественной неоднократно получал хорошие отзывы с работы и был награжден благодарственными письмами.
- Сейчас, конечно, внимания нам, участникам войны, уделяют много, - признается Ефим Овчинников. - Пенсию дали хорошую, только здоровья уже нет… Нас где-то девяносто человек осталось, но половина ветеранов войны болеют, не ходят, а чего хотите-то, им под девяносто лет всем. Возможно, через 6-7 лет уже не будет очевидцев страшной эпохи. Каждый год ветераны Великой Отечественной умирают по 25-30 человек, вот в этом году умерло где-то человек 28, в том – где-то 30 человек. Многие еле дышат, лежат, и только численность идет. Кто вторым фронтом шел - живы еще некоторые, а те что постарше, которые в самом пекле были, уже и умерли: кто от ранений, кто от болезней. Я в запасе был.
Чего хочется пожелать, так это, чтобы и дальше мир был, и не калечили людей невинных. Сейчас-то жить можно. Зря что ли люди в окопах гнили за достойную жизнь и будущее нового поколения?
Ольга Фокина
Иркутская область, Усть-Илимск
Все беды и радости вместе
Маленькая уютная квартирка, полная света и тепла, цветы необычайной красоты, и добрые лица хозяев, которые всегда рады приходу гостей. Такой передо мной предстала семья ветеранов войны Светлаковых. Подумать только, пройдя все трудности и лишения Великой Отечественной, они пронесли свою любовь через десятилетия…
Василий Иванович и Александра Игнатьевна Светлаковы родом из деревни Поляна Кировской области, Верхошишинского района. Поженились в 1940-м году, тогда ей было семнадцать, а ему - двадцать четыре года. 10 июня они отметят семидесятилетний юбилей совместной жизни.
- Многие даже ужасаются, когда узнают, что мы столько лет вместе, - признается Александра Игнатьевна. Поженились… и началась война. Тогда люди не скрывали своих слез, но надеялись, что война долгой не будет:
- Думали, быстро кончится, - вздыхает Александра Игнатьевна, - а видите, как затянулась… Василия забрали на фронт, а юная Шурочка осталась. Она уже ждала ребенка. Новорожденная девочка прожила всего девять месяцев. Свекровь сказала: «Иди работать, а то тебя угонят!». Пришлось делать выбор: или на завод, или на войну. Для того чтобы как-то прожить, Шура ушла в трактористы.
- Конечно, мы страху не видели, войну не слышали, грому этого, а голод, холод – все перенесли. До нас от Москвы было одиннадцать часов езды. Конечно, там если бы фашисты дошли, то и наше место пострадало бы. Но все-таки их не допустили, - говорит Александра Светлакова, вспоминая страшные годы.
- Ну что война – страсть,- вспоминает Василий Иванович. Он воевал на Первом Украинском фронте, участвовал в Курской дуге.
- Не дай Бог никому пережить такое, как мы пережили, – дополняет его верная супруга.
- Очень тяжело вспоминать, - говорят они в один голос, - очень тяжело шевелить это все.
- Как взяли на войну, он в пехоте был, первый раз ранили в нижнюю челюсть, - рассказывает про мужа берегиня семьи, - Плохо разговаривает, и плохо слышит – у него там все перебито. Долго он был в госпитале. А что? Руки, ноги целы. Куда дальше? Опять на фронт, а потом вторичное ранение, теперь уже в ногу.
- Шесть месяцев лежал в госпитале, - добавляет Василий Иванович.
- Видимо, немцев гнали, отступали немцы, а они раненые остались в лесу лежать. И его, вытащили деревенские ребята на волокушах, на ветках. Вот так и попал в госпиталь. Пролежал шесть месяцев и вернулся домой весной 1944, - продолжает Александра Игнатьевна.
«Пришел с войны, нечем было покормить солтада, - вспоминает Александра Игнатьевна, - хлеба даже крошки не было». Вещи меняли на зерно - надо было сеять. Там, где они жили, около реки Вятка, дубы росли, а на них желуди, словно финики. Желуди собирали, чистили, и носили на мельницу, чтобы раздробить, в муку превратить. И это с травой перемешивали и ели. Вот так и выжили на траве: клевере, крапиве, лебеде. «Сейчас сказать, так ведь никто, тем более молодежь, не поверит», - сетуют ветераны.
- Пришел Василий с открытой раной. Долго лежал в постели, у него осколки в ноге остались. А тогда война, чем было лечить? Подорожник рвала, мылом намылю, привяжу. Вот где осколок выйдет, а где и не идет. Снимки-то у него сейчас есть: в хрящах зарос осколок, и на выходе, он бы вышел, да так зарубцевало. Долго он лежал, долго… Но ухаживала, куда деваться? - делится воспоминаниями Александра Игнатьевна.
Жили, выживали. Ждали, что лучше будет. Когда война закончилась, было много радости! Стали работать, надеяться на что-то, улучшаться стало помаленьку. Да только ребят совсем мало вернулось, раненые все, многие погибли. Из тех, кто уходил с большой деревни, всего пять человек осталось в живых. Не вернулся и брат Василия Ивановича, и муж сестры Александры Игнатьевны, который вместе с их братом воевал на Финской войне… Многие пропали без вести.
Когда вернулся Василий Иванорвич, вспоминает Александра Игнатьевна, жизнь стала налаживаться. Несмотря на то, что он сильно болел и был практически прикован к кровати. В1945-м у них родился сын. Спустя десять лет, дочь, а в 1958-м на свет появился второй сын. Александра Игнатьевна и Василий Иванович с гордостью говорят о внучке, которая работает в Иркутске следователем, и бережно показывают ее фотографию, на которой она в форме.
Как Василий Иванович поправился, в 1950-м году, семья переехала из своей деревни. Глава семьи вальщиком в леспромхозе начал работать. В 1962-м году выехали в Новосибирскую область, где у Александры Игнатьевны жила сестра. Затем приехали в Коршуниху, к сестре Василия Ивановича, где прожили с 1970-ых годов более 20 лет. В Усть-Илимск переехали уже поближе к своим детям и здесь уже 11 лет.
Александра Игнатьевна часто вспоминает свое детство:
- А в колхозе работали. Это сейчас - семь часов отработали – что ты, устали, а мы, как только солнце всходит – уже пошли, пока солнце смотрит - мы все на поле. А детство-то, какое было… Я отца не помню, четырехлетней осталась. Заставляли нас работать. Сейчас вот бегают, играют ребятишки, и думаю, Господи, а мы то как?… Осот выдирали, лен дергали, а потом, побольше стали, по 14-15 лет, на конях навоз вывозили. Я как сейчас помню: мне дали коня, а он не любил, чтобы за загривок брали. Девчонок нас трое было ии мальчишки. Боронили. Они сели на коня и поехали, а я к забору подвела, хотела сесть, да за загривок как взяла, а он прыгнул, меня уронил. Конь убежал, а я иду и плачу. Сейчас смотрю на ребят, и думаю: бедные мы, как жили… Вот мы как выживали!
Сегодня ветеран Великой Отечественной войны Светлаков Василий Иванович с супругой живут в квартире своего зятя, на девятом этаже, в доме «на отшибе». Лифт часто не работает, без него людям, с ограниченными возможностями, добраться до улицы и вовсе сложно, а точнее, невозможно. Дочь работает врачом, но живет на другом берегу, поэтому не часто видятся и помощь если что оказать и не сразу возможно. Чтобы получить квартиру на первом этаже, где-нибудь поближе к дочери, родственники ветерана куда только ни обращались. Дело в том, что семья в Коршунихе стояла на очереди, там дом строили для инвалидов, но пришлось переехать. Уже в Усть-Илимске, дочь Василия Ивановича и Александры Игнатьевны обратилась, чтобы квартиру дали родителям по инвалидности, но ей грубо тогда отказали, больше и не спрашивали.
- Чего вот сейчас – 95-й год уже: как говорится, смерти нет, и жизни нет. Вот пройдется туда-сюда, полежит. На улицу не выходит, ноги отказывают, и куда пойдешь? А у нас еще и пенсионный фонд на углу, так машины без конца ездят, опасно. Неужели нет добрых людей, которые бы старикам к юбилею дали квартиру? Где-то бы и на улицу выходили, воздухом дышали, - печалится супруга ветерана.
Ольга Фокина
Иркутская область, Усть-Илимск
Жизнь, полная испытаний
Тяжело даются воспоминания о том времени, но, несмотря на это, Зоя Кукишева, удивительно скромный человек, все же согласилась рассказать о пережитом. Она показывает фотографии, на которых ей двенадцать лет, - к тому времени семья осталась без кормильца, - снимок мужа, который воевал, служил с 1939 по 1944 гг., был ранен, награжден медалями. И все. Больше свидетельств той эпохи не осталось, очень мало сохранилось фотографий. Уже здесь Зоя Ананьевна получила книжечку, что была репрессирована, а также юбилейные медали ветерана Великой Отечественной войны.
Она не любит вспоминать свое детство, как была сослана ее семья, как на них косо смотрели люди. В то время ей было всего пять лет, а брату – три. Привезли их в глухое место, кругом одна тайга. Еще один брат уже на новом месте родился. «Это потом начали строить, - рассказывает Зоя Кукишева, - когда стали лес валить, в бараках двухэтажных жили. А тогда мы землянку выкопали и жили в ней». Их называли врагами народа.
«Какие же враги, когда работали сами на себя, никого не держали, чтобы на нас работали? – вспоминает Зоя Ананьевна, - Ну, какие же мы враги?! Мне всего пять лет было! Что я могла?! Но все равно не обижались, что такое детство было».
Когда Зое исполнилось семь лет, ее отца послали мыть золото. Вернулся с воспалением легких. Это сегодня его бы вылечили, тогда – не смогли. Умер. Перед войной семью реабилитировали. Теперь они стали «советскими», перестали чувствовать себя врагами народа. И настроение изменилось, потому что относились к ним уже по-другому.
Началась война. Нет ни одной семьи, которой не коснулись бы ужасы того страшного времени. Дети войны, такие как Зоя Кукишева, ее не видели, но приходили слухи про раненых и они за всех переживали. Что может быть страшнее неизвестности? Каждый человек мечтал, чтобы больше не было такой войны, как Отечественная. Каждый ребенок уже понимал какая война была! Тогда как-то хотелось все преодолеть. Вот и мечтали, чтобы жить хорошо и работать, чтобы какая-то заслуга была.
«У меня была мечта: на шофера выучиться и на фронт, - делится Зоя Ананьевна. - Но мне пятнадцать лет было, я пошла на помощника машиниста. В семье было трое детей, я – самая старшая, так что не до мечты было. Отучилась и пошла работать». Выучилась на машинистку. Раненых парней лечили и к ним помощниками ставили, учиться.
Завод был большой, золотоизвлекательный. На нем она и работала, в военизированной охране. «Ничего такого героического не было, - улыбается наша героиня, - многие дети и в войну на заводах работали, а особенно в послевоенное время. Брат хоть и младше меня на два года, работал в кузнице».
С той войны многие возвращались инвалидами. Из всех одноклассников Зои в живых остались двое: один вскоре умер от фронтовых ран, а у второго были ампутированы обе ноги выше колен и пальцы на руках. Так он еще и на баяне умудрялся играть култышками…Мужа ее будущего с фронта на лечение привезли. Он в 1944 году был ранен и контужен. Родителям на него похоронка приходила, а он выжил. Фашистский снаряд попал в его танк, и он загорелся. Чтобы под сплошным огнем добраться до своих, пришлось вырыть траншею под землей. Друг мужа вынес его, раненого, с поля боя и доставил в лазарет.
После войны тоже много трудились, с утра до ночи. «Но мы не голодовали, - вспоминает Зоя Кукишева, - выручали огороды». Она рассказывает о своем нелегком труде, за который была награждена орденом, о том, как было страшно работать девчоночкой в шахте, как раненых с войны на лечение привозили. «Два раза была под смертью – попадала под обвал, - вспоминает эта героическая женщина. – Вдруг бах! – гаснет свет, а ты стоишь и думаешь: то ли ты еще живой, то ли уже мертвый». И хоть война кончилась, люди продолжали гибнуть…
В 1945 году вышла замуж, а через год уже сын родился, потом – дочь. Сын отслужил три года в армии, работал в геологоразведке. У него много наград, есть даже орден Славы. Его портрет висел на районной доске почета «Лучшие люди района». У дочери тоже много наград. Она работала водителем трамвая первого класса. «Так что дети у нас выросли добрые и хорошие, - радуется героиня. – На работе их ценили и уважали. Я ими горжусь!».
Зоя Ананьевна, человек, который испытал трудности военного времени, героического труда, так достойно воспитавший своих детей, желает современному молодому поколению только одно: «Молодежи надо быть смелыми, учиться, работать, чтоб от них слава хорошая была».
Ольга Фокина
Иркутская область, Усть-Илимск
ГЕРОЙ И ВЕТЕРАН ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
ВАСИЛИЙ НЕФЕДОВИЧ АНДРЕЕВСКИЙ:
СУДЬБА, ОПАЛЕННАЯ ВОЙНОЙ
Всю свою жизнь Василий Нефедович был активистом, общественную деятельность ставил на первый план. За свои боевые и общественные заслуги награжден Орденом «Отечественная война», медалью «За победу над Германией», Орденом «Знак почета», Почетным знаком «Ветерана войны и военной службы».
Великая Отечественная война, которая не щадила никого, меняла жизни, судьбы, характеры вчерашних мальчишек, оставила глубокий след и в памяти одного из самых молодых фронтовиков Василия Нефедовича Андреевского. Когда началась война, ему было всего пятнадцать лет, едва успел окончить семь классов. Тогда и пришлось узнать, что такое настоящая работа, заменяя уходящих в армию кормильцев. Эта работа сформировала характер будущего героя: патриотизм и честность – были в его крови с малых лет.
С восьми лет будущие защитники Родины уже работали, помогали колхозу боронить поля и заготавливать сено. С двенадцати лет они были настоящими работниками, на которых надеялись родители, которым доверяли сложную и серьезную работу, все летние каникулы они должны были не отдыхать, а пахать поля. Современному поколению, особенно тем, кто родился и рос в городах, а не в деревнях, - это в диковинку.
Село Аца Красночикойского района Читинской области, родной забайкальский уголок, где родился и вырос Василий Нефедович, почти опустел, мужчины погибали на фронте, защищая Родину. Урожай был очень низкий из-за нехватки опытных трактористов. Весь урожай хлеба, собранный женщинами и детьми, сдавали государству, голодая, старались хоть чем-то помочь фронту, приближая долгожданную победу.
В ноябре 1943 года, Василия Нефедовича, еще совсем юным мальчишкой, которому едва исполнилось семнадцать лет, призвали служить в армию. От своего родного района до забайкальского города Петровск, между которыми расстояние в 230 километров, пришлось добираться пешком. Для сопровождения была выдана лошадь, которая везла продовольствие и корм. Дойдя до Петровска, Василий Андреевский, выросший в глухой деревеньке, впервые увидел поезд и саму железную дорогу.
Молодых призывников направили в 25-ю снайперскую школу, которая находилась в городе Нижнеудинске. Служба в снайперской школе длилась шесть месяцев, благодаря чему юные бойцы научились метко стрелять. Это было нелегкое время, и юные, растущие, организмы совсем не доедали. Но все осознавали, какое трудное было время, и рвались на фронт.
Капитан Тихонов, заместитель командира батальона по полит части, подбадривал и давал установку, чтобы ребята забывали, что им всего по 17-20 лет, осознавали свою роль, и старались отдавать долг Родине не хуже, чем сорокалетние бойцы.
Мальчишки обмораживали руки, потому что несмотря на погоду шли учебные стрельбы. Лежали на снегу в тоненьких ботиночках и продуваемых, изношенных телогрейках, из которых сыпалась вата, целились по учебным мишеням, а рядом проходил командир, в теплом полушубке и валенках.
После службы и учебы в снайперской школе, все обучающиеся на тот момент шестнадцать рот вывезли на фронт.
В составе 947-го стрелкового полка 268-й стрелковой дивизии 3-го Прибалтийского фронта Василий Нефедович Андреевский принимал участие в освобождении города Нарвы, расположенного в Эстонии. Ветеран и герой войны вспоминает это время:
-Бой был сложным, противник никак не хотел сдаваться, сопротивлялся, выдвигая новые силы. Снаряды пролетали прямо над головой. Мы ползли по-пластунски. Я с автоматом в руках, рядом товарищ с ручным пулеметом (а что эти пулеметы, когда в атаку идешь?). Товарищ мой голову приподнял, и снайпер-то его убил, а я рядышком лежал. И взводного, и командира роты убили… В это время и я уже был ранен. Эту высоту мы так и не взяли…
В госпитале пришла весть раненых, которые поступали вновь и вновь, что было повторное наступление, во время которого все-таки была взята эта высота. Из госпиталя Василий Нефедович прибыл в свой батальон, когда дивизия в составе 3-го Белорусского фронта передислоцировалась в Польшу.
Война закончилась. Ликование, песни, танцы одних, чьи родственники вернулись с фронта, сменялись горькими слезами других, кто склонялся над похоронками на своих близких. Не прошла стороной беда мимо семьи Андреевских. На фронте были братья Василия Нефедовича. Старший погиб в марте 1945 года, средний вернулся домой после тяжелого ранения и умер в возрасте 45 лет.
После войны Василий Андреевский, которому не было еще и девятнадцати лет, обучался в 13 учебном танковом полку Челябинска, где приходилось жить и учиться в одной землянке, спасть на мини-полигонах напротив пушек. Со временем стал командиром танковых орудий и продолжал службу в Болгарии (город Ямбл) и Украине (город Ворошиловск). Всего отслужил семь лет, и был демобилизован в конце 1950 года.
По возвращению из армии, пришлось работать в колхозе, Василий Нефедович постигал азы новой работы «с нуля», т.к. до этого даже не представлял, чем будет заниматься. Его взяли налоговым участковым инспектором, чтобы выколачивать налоги. Специфика работы не понравилась Василию Андреевскому, поэтому на этом месте он задержался не больше трех месяцев. Выход был один – работать в самом колхозе, так и написали в трудовой книжке.
В колхозе было много обязанностей, мужчины погибли на фронте, молодежь шла в промышленность, поэтому была большая разруха, а работали одни женщины, причем забесплатно. Пришлось работать и крановщиком, затем - колхозным счетоводом. В этой должности Василий Нефедович, болея душой за народ и колхоз, привлекал общественность поисками золотых рудников, появился интерес работать, появились доходы в колхозе, появилась новая техника. Но самое важное, чего добился Василий Нефедович для народа, так это выплата доходов по трудовым дням: 80 копеек в день. На тот момент это было значительное положительное изменение для людей.
В июле 1954 года вступил в партию, а уже в октябре был избран секретарем. Секретарей от других обязанностей не освобождали, это была общественная работа, поэтому одновременно был председателем сельского совета.
Василий Нефедович и Александра Ивановна никогда не забывали нелегкое детство, когда приходилось идти до школы пешком двадцать километров, неся на плечах тяжелые котомки. Такой участи своим детям они не хотели, поэтому и решились уехать. Но покинуть колхоз было не так-то просто. Трудное положение многих вынуждало уезжать, но в паспортном столе районного центра их попросту не снимали с учета, заставляя тем самым оставаться от безысходности.
Семья Андреевских с двумя детками поехала на целинные земли Казахстана. Глава семейства поначалу работал бухгалтером зернового отделения, снова был избран секретарем партийной организации, затем устроился начальником филиала комбината бытового обслуживания населения, через восемь лет стал заместителем директора на заводе, снова стал бессменным секретарем партийной организации, по состоянию здоровья оставил должность и стал экономистом, так работал до самой пенсии.
На пенсию вышел в 1986 году, и переехал в Усть-Илимск, к сыну. Через полгода в город перебралось все семейство. Чтобы получить общежитие, Василию Нефедовичу пришлось восемь лет работать дворником.
С самых первых дней пребывания в Усть-Илимске, Василий Нефедович Андреевский занимался общественными работами: был наставником, заседателем народного суда, председателем совета ветеранов работающих пенсионеров Братскгэсстроя, членом хора ветеранов войны, был избран членом городского совета ветеранов войны, секретарем совета «Отечество», председателем городского совета ветеранов войны и труда. Сегодня работает секретарем комитета участников войны.
Семья у героя войны большая: дочь и два сына, 2 внука и 5 внучек, 2 правнука и 3 правнучки. А 7 января, в Рождество, большая семья соберется вместе, чтобы отметить 60-тилетие совместной жизни Василия Нефедовича и Александры Ивановны Андреевских.
Мы поздравляем семью Андреевских, желаем им долгих лет жизни и крепкого здоровья, а также преклоняемся перед подвигами всех героев Великой Отечественной войны, которые, не страшась за свои жизни и здоровье, получая тяжелейшие ранения, шли до конца и завоевали нам свободу, покой и мирное небо над головой. Низкий поклон вам, ветераны войны, герои России и Советского Союза…
Беседовала Ольга Фокина,
Иркутская область, Усть-Илимск
ПРОВЕРКА ЖИЗНЬЮ
До Великой Отечественной войны специальность связистов в Армии считалась чисто мужской. Но война все изменила… Девушки, став в дни войны солдатами, взялись за опасный и тяжелый труд. Что только им не приходилось делать, чтобы помочь русским солдатам и приблизить победу… А каково пришлось нашим солдатам, которых снимали с фронта только из-за национальности, а они так хотели защитить Родину… Об этом Анна Бодрова и Иван Краузе знают не понаслышке…
Когда арестовали главу семейства, в семье остались Анна Венедиктовна, два братика и сестренка. Это было в 1937 году. После этого, вспоминает героиня нашей публикации, мама болела целый год. Чтобы как-то прокормить семью, юной Анне пришлось идти в прислуги, так до получения паспорта. После этого работала официанткой.
- Была довольна своей работой, образования-то у меня собственно и не было, - говорит Анна Бодрова.
В 1943 году молоденькую девушку призвали в армию. На тот момент ей едва исполнилось двадцать лет. Таких как она, со станции Горзя Читинской области, всего было триста сорок девочек. Никаких поблажек. Требования ко всем солдатам одинаковые, несмотря на пол и возраст. Вот и Анна взяла в руки винтовку, изучала ее, на стрельбища ходила. Как признается, стреляла хорошо. В таких условиях – пока война не кончилась.
Отдельная часть, в которой служила наша героиня, называлась «Зенитный дивизион 387», третья батарея. Она была и связистом, и поваром. В последнее время - поваром, кормила солдат.
- Назначали там рабочих по кухне, ну и меня как-то назначили, - делится воспоминаниями Анна Венедиктовна. - Пришла. Смотрю: на котлах крышки и столы все какие-то грязные. Воды не было, поэтому не очень-то там и мыли. Думаю, выскоблить все это надо, и плиту подбелить. Кухня-то была в землянке, кто нам там дома строить будет.
Когда пришел командир батареи на обед, он сел за стол и спросил, кто такую чистоту навел. После этого решил Анну назначить поваром.
- Наутро вызывает и сообщает, - продолжает беседу Анна Бодрова, - а я ему так и говорю: «Товарищ старший лейтенант, я не умею варить, не знаю, как буду готовить, ведь это же солдаты, им надо приготовить как следует». Он сказал, что дежурные по кухне помогут. В общем, это был приказ. Ну а приказы-то надо выполнять. Помаленьку научилась готовить, но я-то официанткой работала и знала некоторые блюда.
После этого ее отправили на курсы на месяц в другую часть. Там все окончила на «отлично».
- Моя фотография висела на стенде лучших поваров, - с гордостью сообщает ветеран.
Благодаря ответственному отношению к своим обязанностям, ее вскоре перевели на службу при офицерском штабе. Но недолго, так как расформировали офицерскую столовую, видимо, продукты уже выдавали на руки. После этого вернулась в столовую при третьей батареи. И так до конца войны была поваром.
При этом зенитчики на одном месте не стояли, особенно летом, всегда меняли позиции. Пушки возили тракторами. Кухня была, конечно, боевая, то есть все на улице. Приходилось и под дождем готовить, и под солнцем. Жили в палатках. Солдат постоянно готовили, часть стояла в Монголии.
- Монголы к нам относились дружелюбно, - вспоминает Анна Венедиктовна. - В штаб мимо их юрт ходили, они выскакивали и приветствовали русских солдат. Давали нам комок сахара, печенье. Но они – люди очень грязные, конечно. На нас они не нападали, хорошо относились. Устраивали национальные праздники, в первый день – для начальства, а во второй – и нам разрешали смотреть.
К сожалению, были случаи отравления в соседней части. Кухня походная, бочки все на улице, все открыто, часовой присматривает, но кто-то может по-пластунски подойти и бросить что-нибудь в бочку.
- Война, конечно, стала настоящим ужасом для всех, - с печалью в глазах и грустью в голосе произносит Анна Бодрова. - До нас она не дошла, но служба есть служба, так что стояли мы на обороне. Жили все в ожидании победы, а уж когда наши солдаты немцев погнали, тут мы с каждым днем радовались, что скоро победим. Думали тогда с девчонками, что, правда, не зря служим.
Действительно, не зря, потому что девушки заменили в то время парней, пока те пошли на передовую, на запад. И девчонки были и наладчиками, и связистами, и радистами, и на прожекторах работали, и на планшетах (делали вычисления, чтобы пушки стреляли). Они были годны ко всему, все выполняли, и даже лучше, чем парни.
Война изменила всех. Анна Венедиктовна, как сама считает, стала умнее, устойчивее, увереннее. В свои двадцать лет она уже представляла, что должна служить народу. Она трепетно показывает свои многочисленные медали: за победу над Германией, над Японией, юбилейные медали; и безустанно повторяет: «Просто я совершенно не боялась трудностей». К сожалению, фотографий военных лет у ветерана нет, тогда не было в их части фотографа.
Но все же вернемся в военное время. Как говорит Анна Венедиктовна, зимой в землянке была кухня, там же и жили. Девочки жили дружно между собой. Воды там не было, но неподалеку находилась железная дорога и железнодорожная часть. У них находилась баня «на колесах». Вот туда и ходили, видимо, командование договорилось с ними. До этого при части была своя баня, сами солдаты состроили, воду возили. Но больше всего, почти всегда, умывались снегом.
- Девчонки даже красились, но не я. Некогда мне было краситься: вставала в шесть часов утра и готовила завтрак, - признается Анна Бодрова.
- А связистом была, так там надо было металлическую катушку носить, намотанные провода, - продолжает она.
- Тяжелая была катушка. Это серьезная работа. Провода стянуло, порвало где-то, поди-ка найди, - дополняет ее супруг, Иван Кондратьевич Краузе.
Но всегда направляли по два человека. Связь нужна со штабом, с прожекторной и пулеметной ротами и со всеми батареями.
- Сейчас такой связи, конечно, нет, и современным военнослужащим проще. Однажды, когда плохо работала связь, командир отправил нас на порыв, прямо ночью. И говорят мне, мол, дальше обрыв небольшой, там могут поджидать «языков». Пришлось идти по-пластунски. Подползли поближе, а там верблюдов много, видимо, они лапой и задели. Связь вернули, но потом так долго смеялись! – улыбается Анна Венедиктовна.
История супруга Анны Венедиктовны Бодровой, Ивана Кондратьевича Краузе, не менее трогает душу.
- Война началась 22 июня, а 12 июля я уже бой под Витебском принял, - начал Иван Кондратьевич.
Со стороны Смоленска текла речушка. Это местечко называлось Колышки. Как признается участник Великой Отечественной войны, тогда враг был сильнее русского народа, и сегодня это все понимают. На тот момент враги завоевали весь запад и пошли на русских солдат, которые вынуждены были отходить. И отходили с боями: через Смоленск, Ярцево, Дрогобыч.
- Но пока Дрогобыч проходили, - продолжает Иван Краузе, - нашу часть раскрошили, в Вязьме была формировка. Вот я из-под Витебска уходил задом, оставляя города и населенные пункты. Спрашивали, мол, зачем оставляете нас. Но ведь приказ сверху: отходить…
Иван Кондратьевич Краузе был пулеметчиком и пехотинцем. Все на себе приходилось носить: рюкзак, шинель, палатку, противогаз, пулемет…
Сформировали батальон только в последних числах августа. С командования Ивана Краузе никого не осталось, все пропали без вести. Принял батальон под руководство некий украинец. У него был Орден за Финскую кампанию 1939 года. Он говорил на своем языке: «Где будете вы – там буду и я, но где буду я – чтобы были и вы. Кто не будет, где я буду, того сам застрелю». Такое было знакомство!
Потом дали команду – занять одну безымянную высоту. Днем туда не ходили, а обычно - в ночь. Один раз сходили, не смогли взять: сильное подкрепление было. Второй раз – не смогли, третий раз – не взяли… В роте было больше ста человек, а осталось двенадцать живых и невредимых, остальные – раненые и убитые.
- Я с пулеметом, со мной второй номер тоже живым остался и один с патронами солдат, а нас было семь человек в отделении… Вот уже пятерых не было… - тяжело вздыхает ветеран.
Так как не смогли ничего взять, дали командиру батальону приказ – выйти на передовую и занять позиции. Рота, в которой воевал Иван Краузе, вышла, а в ней двенадцать человек осталось. Командир дал задание по позициям вести наблюдение.
- Мы окопались с другом, чтобы шальная пуля не брала, - продолжает он. - Метра два от нас сзади – один с патронами залег. Откуда снаряд взялся? Сам Бог знает… Кустарная местность была, где сидело девять человек: командир роты, командир взводов… Солдатов рядовых там не было. Прямо туда снаряд! Все девять – насмерть, на куски разорвало… Того, с патронами, ранило: ему ногу почти оторвало… И у того, кто рядом со мной лежал, осколком кусок кожи вырвало. Я остался один нетронутый… Вот какой случай был…
После того, как это все случилось, Иван доложил обо всем командованию. И раненых помог перевязать, с санитарами их отправил. После этого ходили осмотреть ту местность, а там только трупы разорванные лежали. Велели Ивану при батальоне пока оставаться. Вечером он пошел за ужином, который старшина привозил для роты, в это время ранило осколком в три пальца. После всех этих случаев Ивану Кондратьевичу сказали, что представят к награде, но представили или нет – он до сих пор не знает.
После того, как его ранило, попал в санбат, оттуда в полевой госпиталь. Это было в первых числах сентября 1941 года.
- Рана зажила почти. Мне бы еще с недельку, и снова на фронт, но в это время вышел приказ верховной ставки: всех немцев снять с фронта, невзирая на ранги. - Сетует ветеран. - Там же и полковники были, и подполковники, и комиссары… Всех сняли с фронта, в том числе и меня… Это было уже в октябре месяце. И вот дали нам сопровождающего одного капитана. Он в Сычовке пошел узнать о поезде на Москву. А тут немцы в аккурат нас давить начали. Были у нас младший лейтенант и младший политрук. Они сказали, что надо уходить, иначе – убьют или в плен возьмут.
После этого кое-как добрались до Москвы, там дали двух сопровождающих. В итоге набралось восемьдесят рядовых. Все пытались попасть к Сталину, чтобы сообщить, что Родину защищают, но их так и не пропустили…
Вспоминает ветеран, что на Великой Отечественной были винтовки – полуавтоматы, на них не штыки, а кинжалы (они носились в чехле); у кого - кинжал, у кого - пистолет. Солдат собрали всех вместе, чтобы накормить, - недалеко от Казанского вокзала находилась военная часть. После обеда отправили до Ижевска, в Удмуртию.
Когда приехали, отправились в леспромхоз. Там пилили лес, на горбу все носили. Весной 1942 года Ивана Кондратьевича передали в постоянные кадры. Вскоре демобилизовали. Он по национальному признаку был репрессированный, затем реабилитированный. И это только по национальному признаку!
- Что поделаешь? – говорит Иван Краузе. - Время такое было… Власть так решала…
Если до этого их кормили, как солдат, то после того, как стали гражданскими, питались очень плохо. Иван Кондратьевич сильно заболел. Ему повезло, что успел познакомиться с одной семьей. Это и спало от смерти.
- Их сын моложе был нас, приходил к нам в барак, потом его забрали в армию, вскоре похоронку получили. Я уже не мог выходить, кое-как с палочкой вышел, попалась мне эта баба Шура, чужой человек. Но она нас кормила, меня и еще одного немца Ивана. «До чего, - говорит, - дошел, ты же помрешь!». А что делать? Моих родственников выселили с Родины, с Саратовской области. О них ничего не знал. Баба Шура пригласила к себе. Это какое сердце надо было иметь, чтобы сказать: «Гриша, смотри до чего человек дошел, пусть он у нас вместо Васи нашего поживет»? А у дяди Гриши руки правой не было. Я помогал. Они мне дали вторую жизнь, иначе я бы в 1942 году ушел в тайгу и там бы сгинул. – Вспоминает участник Великой Отечественной.
- Потом ожил, окреп, - продолжает он, - пришел к директору, все рассказал о себе. Он мог меня посадить в тюрьму, за то что я, как говорится, в самоволке был, но этого не сделал. Отправил работать на погрузку. И на горбу лес таскал, и грузил, и перевозил на кобыле, помощником машиниста работал, потом машинистом. Седьмой разряд машиниста сейчас, а не учился, все с опытом. Работал мастером депо, начальником депо… Всякие работы я прошел… Все это было…
После всех жестоких жизненных и военных испытаний, Иван Краузе женился, а там пошли детишки. У Ивана Кондратьевича пятеро детей и десять внуков! В Усть-Илимск приехал в 1976 году со второй группой по состоянию здоровья.
- Сперва во времянке жили, ниже моста, - припоминает пенсионер.
Когда жизнь стала понемногу налаживаться, судьба послала новое испытание. В 1977 году Иван Кондратьевич овдовел, прожив с женой тридцать два года. Но все-таки судьба послала и счастье. Вот уже четыре года, как Иван Кондратьевич Краузе и Анна Венедиктовна Бодрова живут вместе, разделяя испытания и радости. Приятно посмотреть на таких молодоженов! С какой нежностью, трепетом и любовью они общаются, как уважительно друг к другу относятся… Молодое поколение может только по-хорошему позавидовать… Не хватает молодоженам одного, но важного – квартиры.
- Сейчас я записалась в очередь на квартиру, так как живу у племянницы, но чужого мне не надо, - признается Анна Венедиктовна, - мне сказали, что в течение года будет, жду. Да, сейчас у нас неплохая пенсия, только что это уже изменит? Здоровья и жизни не вернешь…
Ольга Фокина,
Иркутская область, Усть-Илимск
Мама
Стоит пред Образом она распятая:
Ведь сына отняла война проклятая…
А участь страшная ему досталась,
И мать теперь совсем одна осталась…
За сына сердце кровью обливается,
А он с плиты своим убийцам улыбается…
«За что убили? Объясните.
Сестренка, мама,
если что не так, простите!»
А память медленно все ставит по местам:
И дикий, жуткий крик: «Я не отдам!!!» -
Кричала мама на его могиле. –
«За что сыночка моего убили?!?»
Прошло полгода… Все забыли,
Как парня молодого хоронили.
И будет помнить только мама,
Все повторяя безустанно:
«Убили моего сыночка…».
А парня не вернуть… На этом точка.
Ольга Фокина Усть-Илимск
2007 г
Письмо солдату
Ребята! Вы – герои!!!
Для мам своих награда.
Дождаться сына с боя –
Каждая мама будет рада.
Хочу вас до озноба
Всех попросить о главном:
Не думайте о горе,
А думайте о славном…
И думайте о лучшем.
Просить много не стану:
По морю и по суше –
За батю и за маму!
За Родину могучую,
За город свой красивый,
Страну, на свете лучшую,
Еще, солдатик, милый!
Не будем падать духом
И говорить, мол «сложно»…
Вы вопреки всем слухам
Боритесь! Ведь так можно?
2008 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
Ребята!
Ребята! Вы – герои!!!
Для мам своих награда.
Дождаться сына с боя –
Любая мама рада.
Служите же спокойно,
Читая эти строки.
Служите лишь достойно,
И не страшны пусть сроки!
И в тумбочке чужой,
Среди чужих людей,
Согреет образ мой
Братишку в тишине…
Защитники, иль кто вы?!?
Отставить – боль, усталость!!!
Отбросить все подковы!!!
Не изображайте жалость!!!
И в комнате так тихо,
И фото над кроваткой…
Судьба сыграла лихо:
Девчонка ждет солдата.
Давайте же, ребята!
Просить много не стану:
Пусть трудно, но так надо,
За батю и за маму!!!
2008 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
Колькина граната
Провожала в армию сынишку,
Не жалела слез в тот день она,
И никто не думал, что парнишку
Очень скоро заберет война...
Забрали у матери "детку" -
На Кавказе война началась -
Их отослали на разведку -
Парни лишь встрепенулись враз.
На лице улыбка, мол, вернемся.
А в душе тревога, не покой...
Вот сейчас подмогу, мол, дождемся...
А чеченцы начинают бой.
И мальчишки наши, воеводы
(Во главе: постарше командир),
Позабыв свои "малые" годы
(А он забыл про свой мундир),
Взяли живо в руки автоматы:
Страшно, - а назад уже нельзя...
Ноги полетели чьи-то, маты,
И фото в клочья, а на них семья...
Костик только хрипло: "Колька...
Ну, продержись хотя бы ты...
Ждать подмогу сколько?!? Сколько..."
А чеченцы подошли в хвосты...
Не думал долго, только мама...
Как промелькнула вмиг в глазах
С черной меткой телеграмма:
Сын, мол, не вернулся... Вся в слезах...
Но выбор сделан: нет спасенья -
Рядышком чеченец все орет -
Гранату в руки, без опасенья:
"Пусть кто-нибудь из наших доползет..."
И спасая жизнь тем ребятам,
Себя гранатой подорвал...
Да вот подмога была рядом,
А Колька этого не знал...
Уходили они пацанами,
А вернулись с седой бородой,
Умудренными мужиками -
Память запивать не водой...
Снятся им ночами бесконечно
Кольки,Костики -солдаты...
Сердца...гореть им в душах вечно,
Как снаряд у Колькиной гранаты...
2009 г
Ольга Фокина Усть-Илимск
Дайте мир!!!
Провожала в армию сынишку,
Не жалела слез в тот день она,
И никто не думал, что парнишку
Очень скоро заберет война…
Он ей шепчет: «Мамочка, родная.
Нет, за меня ты не боись».
А она от жалости чудная:
«Только годик продержись»…
Пацанов в машины разогнали.
Он все же Настеньку искал.
«Не придет она» - в толпе сказали.
От обиды кулаки он сжал.
Нелегка служба солдата Кости…
Не успел призваться, а тут…
Захотелось «промыть» кости…
Тут армейские «деды» пасут…
И тОлько парень стал своим,
И с Колькой подружил сполна,
Как сразу же известно стало им:
На Кавказе началась война…
Роту отослали на разведку…
И парни встрепенулись враз…
Кто-то Настю вспомнил или Светку,
Кто-то выпускной свой класс…
На лице улыбка, мол, вернемся.
А в душе тревога, не покой…
Вот сейчас подмогу, мол, дождемся…
А чеченцы начинают бой.
И мальчишки наши, воеводы
(Во главе: постарше командир),
Позабыв «небольшие» годы
(А он забыл про свой мундир),
Взяли живо в руки автоматы:
Страшно – отступать нельзя…
И ноги полетели, и маты,
И фото, а на них семья…
Друзья стреляли допоследу.
А те, по минам наших пленных
Вперед послали, и шли по следу.
Убили наших самых смелых.
Косте прострелили праву руку:
В глазах – мать…и скупа слеза.
Как вытерпеть такую муку:
Стрелять левой нельзя…
Костя встал и…пуля прямо в сердце…
Живых, раненых уводят в лес –
Прикрыть надо – куда деться…
И отряд в горах почти исчез…
Костик только хрипло: «Колька…
Ну… продержись немного ты…
Приказ…ждать…подмогу…ск лько???»
А чеченцы подошли в хвосты…
Не думал долго, только мама…
Как промелькнула вмиг в глазах
С черной меткой телеграмма:
Сын, мол, не вернулся…Вся в слезах…
Но выбор сделан: нет спасенья –
Рядышком чеченец вот орет –
Гранату…прочь опасенья…
«Пусть хоть кто-то доползет…»
И спасая жизнь тем ребятам,
Себя гранатой подорвал!
Да вот подмога была же рядом…
И Колька этого не знал…
Уходила шестая рота в век,
Чтоб воевать за наш народ.
Вернулись двадцать человек…
Им медалями заткнули рот.
Снятся им ночами бесконечно
Кольки, Костики – солдаты…
Сердца…гореть им в душах вечно,
Как снаряд у той гранаты…
Помнят: глаза непонимания –
Что же по ним тогда стреляли…
Обезумев от отчаяния,
Шумно под пулемет бежали.
Долго снились чьи-то руки,
Ноги, окровавленное тело…
Живым: воспоминанья – муки…
Сейчас кому на это дело…
Не свершить же чудо стихами:
Не вернуть мне их в семьЮ…
На коленях пред призывниками:
«Дайте мир нам!!!» - свято я молю…
2006-2007 гг
Ольга Фокина Усть-Илимск
О Русь! Взмахни крылами!
О Русь! Взмахни крылами!
Я вижу наше возрожденье!
И будущее только за нами,
Я вижу то преображенье.
Я знаю, ты уже готова,
Стоишь на старте, и вот-вот
Мы будем преклоняться снова
И не покинем этот борт!
Я вижу, вижу то стремленье:
Взлететь, не падать никогда.
И вот одно лишь повеленье –
И снова ты, какой была всегда:
В своем величии той высоты,
Которую познать – награда!
Ну где найдете столько красоты?!
Но нам помочь своею верой надо…
6 октября 2010 г
Ольга Фокина, Усть-Илимск
Пересмотри страницы жизни
О сколько зла на всей земле!
О сколько судеб-горемычек!
Ищи покой в своей семье,
Строй домик из промокших спичек.
Не согревай свою душу
Испитым ядом многократно.
Ты помни об одном, прошу,
На свете у всего есть плата.
Расплатой за свои грехи
Продашь свою больную душу,
Да только помощи не жди:
Кому ты нужен? Кому ты нужен?!
И если такт в твоей судьбе
Поможет разрешить проблему,
Ты будешь думать о себе,
Все позабыв про ту дилемму.
Забудешь бросить медный нищим,
Забудешь всех своих друзей,
Забудешь то, что в мире ищем,
И не находим, - что верней…
Добро не в моде – это верно,
Я испытала на себе.
О, Боже! Как живем мы скверно,
Как тяжело смотреть Тебе…
Мы позабыли слово «мудрость».
Живем: насытиться, поспать.
Но будет плата за нашу глупость:
Нам вечно в небесах страдать.
И встанут в Круг все наши души,
И Там решая меж собой:
Кто будет в Круге самый лучший,
Кто будет попросту изгой…
Мы позабыли слово «вечность»,
Что жизнь есть и в небесах.
Какая плата за беспечность,
Когда погрязли мы в грехах.
Я не исправлю мир жестокий,
Сама – частичка я его.
Да только жизни миг короткий,
Не пощадит он никого.
Мы прозябаем жизнь напрасно,
Когда пихаем другого в спину,
О как же гадко, как же грязно,
И как же все необратимо.
Остановиться ведь не поздно,
Пересмотреть страницы жизни
(Ведь мы в ответе пред взором грозным)
И от рождения, и в тризну…
8 ноября 2010 г
Ольга Фокина, Усть-Илимск
Небеса роняют слезы
Ты слышишь, как рыдают Души?
Им нет покоя в небесах:
Земля погрязла вся в грехах.
Святыни исчезают с суши!
Как только гаснет чья-то тень,
Душа за нас поставит свечи,
Чтоб было нам с тобой полегче
С ответом за грехи в Тот День.
Ты слышишь, как тоскует небо?
Оно скорбит по душам падшим –
По душам без вести пропавшим,
Что пожалели другу хлеба!
И Души плачут безутешно,
И небеса роняют слезы.
Про Судный День напомнят грозы,
О том, что будет неизбежно.
Ольга Фокина, Усть-Илимск
24 сентября 2010 г
Поколение защитников
Все реже-реже год за годом
Я вижу в мальчиках мужчин:
Семью меняешь на свободу,
Иль просто – мамочкин ты сын.
Где ты, защитник или папа?
Где мужество твое и честь?
Помимо пьяного-то сапа,
Наркотиков, - гуляк ни счесть…
Но есть же бравые ребята?!
Не мерясь силушкой с женой,
Который ей пойдет за брата
И будет каменной стеной.
Да, есть хорошие ребята –
Стоят сейчас под каблуком…
Нет, не орлы, а так… орлята…
Это сейчас, а что потом?
Редеет наше поколенье,
Осталось непонятно что…
Какое ждать от них «творенье» -
Придет на смену им-то кто?!
6 ноября 2010 г
Ольга Фокина Усть-Илимск