НЕ СТАРЕЮТ ДУШОЙ ВЕТЕРАНЫ
(записки из хорошего пансионата)
Наталья ПАЗЕЛЬСКАЯ

Врач прибежала сразу. Высокая, тоненькая, хорошенькая. Пострижена совсем коротко, «под мальчика», оттого кажется совсем юной. «Ну, вот, опять прислали студентку-недоучку. Что она может? Небось, как земский врач у Чехова – аспирин и касторка?» - ворчала я про себя.
Однако когда Анастасия Вячеславовна долго и внимательно нас осматривала, слушала, спрашивала и выписывала новые незнакомые лекарства, мой гонор постепенно поджал хвост и трусливо спрятался за «Ну, кто бы мог подумать!».
С Анастасией мы быстро нашли общий язык, когда она увидела на столе томик Лескова и открытый ноутбук. Оказалось, что институт она окончила десять лет назад, работала в районной поликлинике и больнице, а здесь трудится уже третий год. Пациентов своих любит, потому что они напоминают ей родителей, и даже дедушку с бабушкой. Первое время плакала от жалости. Или от гордости, понять не могла. Здесь ведь ветераны войны отдыхают, заслуженные люди. Наконец-то и о них вспомнили и создали прекрасные условия. Нельзя в таком учреждении работать людям равнодушным или грубым. Да здесь они и не приживаются. Все работают с душой, домой никто не бежит по звонку. Мои дети (как дети?) уже привыкли, что мама приходит в разное время. Да, у меня два мальчика – десять лет и шесть. Славные мальчишки, мы с мужем их обожаем.
Вот так. Стыдно. Вечно заранее ворчишь. Проси теперь извинения за дурные мысли. «Но ведь, мысли же». Грех задуманный, уже грех, даже если не совершённый. Кайся сейчас же. Поколебавшись недолго, прошу прощения.
Анастасия (Настенька) смеётся: «Да что Вы, меня все принимают за подростка, хоть паспорт показывай!»
Она добросовестно приходит каждое утро, и всякий раз так же внимательна и терпелива. При очередном посещении спрашивает: «У Вас всегда открыт компьютер, работаете или общаетесь в социальных сетях?»
– Пишу записки о нашем пребывании здесь. Конечно, это будет всё же художественное произведение, потому что без индивидуального восприятия и авторского описания не обойтись. Кроме того, нельзя указывать действительные имена, вдруг неловким словом обидишь кого. Я против этого категорически. Вот и название санатория надо поменять, только не знаю, как бы поинтереснее придумать.
– А назовите «Лесной уголок»!
Отлично, пусть будет «Лесной уголок». Спасибо, Анастасия Вячеславовна!
* * *
Звонок по телефону. Женский голос с начальственными нотками. Просит позвать мужа. Его нет дома. Интересуюсь, не передать ли что.
– Хотела предложить вам путёвку в «Лесной уголок».
– Что это и где, простите?
– Подмосковье. Санаторий. Вы что, не знаете? – почти пренебрежительно. Мол, тёмные совсем.
Последний раз в санатории я была лет тридцать или больше назад. Уловив покровительственный нотки, отвечаю снисходительно, что в подмосковных санаториях как-то пока… Благодарю. Покорно…
Муж, узнав о предложении, называет меня обидным словом и просвещает. Это пансионат для заслуженных ветеранов войны и труда, построен по инициативе Московского правительства. Путёвки дают действительно заслуженным людям, даже ксерокопии наград просят предъявить. Отзывы самые восторженные. Так что, получается, что я… не скажу кто.
После оформления документов и этих самых ксерокопий (я даже свои профсоюзные медали отыскала где-то в разных ящиках), путёвки мы получили. Извиниться перед дамой мне ещё предстоит.
Здание пансионата стоит на въезде в город. Новое, светлого кирпича. Архитектура современная, не барокко – увы! Какие-то крылышки, выступы, пристройки… Каждая под своей ярко зелёной крышей. Получилось крыш много. Внутри всё отделано по европейским стандартам и со вкусом.
Красивые интерьеры, хорошая мебель, роскошные гардины. Ничто не режет глаз.
Все этажи оформлены в едином стиле – натуральное дерево, светлые тона. На стенах великолепные акварели Сергея Андрияки. Можно ходить, как на выставке, с удовольствием рассматривая картины с яркими цветами, сочными фруктами и ягодами, тонкими пейзажами русской природы.
Живопись настолько завораживает, что хочется взять кисти и попробовать – вдруг так же получится? Но это вряд ли. В известной Академии акварели и изящных искусств Сергея Андрияки талантливые дети учатся несколько лет, а тут «вдруг получится»?
Для пенсионеров и инвалидов предусмотрены пандусы, коляски, дополнительные перила и держалки. В цокольном этаже – медицинская зона, плюс бассейн, СПА, сауна. Очень чисто и красиво. А главное, доброжелательно. Никаких раздражённых слов и взглядов в сторону немощных стариков.
Таких здесь большинство. С палочками, иногда с двумя. Сгорбленные, шаркающие больными ногами. Плохо видят и слышат. Могут прийти в обеденный зал в халате, спортивных штанах, шлёпанцах… Персонал терпеливо выслушивает претензии, успокаивает, провожает.
Врачи приходят сами в номера, терпеливо осматривают, выстукивают, записывают. И убеждают, убеждают – это вам нельзя, это вам нужно обязательно, от этого надо отказаться…
Господи, дай возможность этим людям, столько пережившим, хотя бы здесь почувствовать заботу и внимание.
С утра бегу в город за прессой. На улице чистота и красота, все газоны подстрижены, тротуары вымыты, многие горожане на велосипедах. Спокойно, вежливо. Достойно.
Тётя в киоске очень важная. Видно, работу свою любит. Особенно за то, что можно поговорить с разными людьми: о жизни, политике, последних новостях…
– Мне, пожалуйста, АиФ. Сколько стоит?
– Как всегда.
– А как всегда?
– Я вас и то запомнила, а вы не помните, сколько стоит.
– Да, что-то с памятью моей стало. Я, правда, у вас впервые; приехала только вчера.
Тётенька делает удивленные глаза, а я размышляю: «Неужели у меня такая стандартная физиономия?».
* * *
Питание в пансионате шестиразовое. Кажется, можно из-за стола и вовсе не выходить. Завтрак до 10 часов, а через два часа – второй завтрак. Младенцев и тех кормят реже.
Столовой назвать обеденный зал язык не поворачивается − настолько он роскошный. Столы с двойными скатертями, мягкие стулья – светлая кожа и тёмное дерево. На окнах шторы с драпировкой и кистями. Стены украшены деревянными панелями с фигурными вставками и изящными бра. Интерьер дорогого ресторана.
Напротив нас за столом пожилая пара. Он сухонький, без двух передних зубов, в трикотажной безрукавке и рубашке в клетку. Она в каштановом синтетическом парике, почти до глаз, похожа на старого терьера. Обращается ко мне с просьбой помочь разобраться в карте заказов. С готовностью и видом бывалого знатока разъясняю.
– Вы здесь впервые, Валентина Владимировна?
– Да, повезло. Нам от фирмы путёвку дали.
– Что за фирма, если не секрет?
– Не секрет. Фирма «Сухого». Нам посчастливилось ещё поработать при нём. Павел Осипович Сухой был очень сдержанным человеком. Его считали сухим, видимо по аналогии с фамилией. А ведь выдающийся авиаконструктор, Лауреат Ленинской и Государственных премий, Герой социалистического труда. Самолёты «Сушки» до сих пор в строю. Реактивную и сверхзвуковую авиацию он основал. А сухость только внешней была, очень внимательным и отзывчивым был к людям.
– МАИ заканчивали?
– Да, я испытатель.
Моя челюсть постепенно отваливается.
– КАК испытатель?
– Мы испытывали уже готовые самолёты. Но это наземные испытания. Проверить надо было всё до последнего винтика при всех режимах работы.
Парика уже не существует. Женщина такая приятная. Дальше разговариваем на другие темы с большим удовольствием.
– Вот в рай попали. Мы ведь всю жизнь «дикарями» отдыхали, с рюкзаками и палатками. На Селигере, на Волге… Когда были в круизе первый и единственный раз на теплоходе «Юрий Андропов», показалось всё таким шикарным. До сих пор вспоминаем, хотя это давно было.
– Валентина Владимировна, вы работали в такой мощной фирме, неужели на достойный отдых не хватало?
– Да нам платили 120 рублей; 140 рублей считалась большой зарплатой. Начальство, конечно, другие деньги имело, особенно премии. А в девяносто третьем вообще всё развалилось. Завод «прихватизировали», выдали нам по три акции, они тогда копейки стоили. Многие сразу их продали тому же начальству. Стали выпускать спортивные самолёты. И частные. Правда, их тоже приходилось испытывать. Иногда зарплату месяцами не платили. Дочка вышла замуж, копили ей на квартиру, а тут дефолт. Наших денег хватило на батон колбасы. Вот спасибо сейчас, благодаря Юрию Михайловичу, который этот пансионат построил, почувствовали себя «белыми людьми»… Сначала здесь «крутые» пенсионеры отдыхали – бывший министр обороны, артисты известные, да многие, пока на Лазурный берег не перебрались и в другие тёплые места… Кстати, а волосы-то у соседки по столу оказались натуральными, собственными. Необыкновенно красивыми и густыми.
* * *
На лифтовой площадке две дамы. Солидные и ухоженные. Степенно беседуют между собой. Одна – особенно привлекательна – высокая, статная. Седые волосы зачесаны гладко и на затылке уложены в замысловатые локоны, украшенные чёрным бархатным бантом. В ушах тяжёлые золотые серьги с крупными камнями – в семидесятых годах мечта молоденьких офицерских жён. Стоили они тогда три-четыре зарплаты мужа. На даме чёрная кружевная блузка, украшенная брошью-камеей.
Сильно пахнет знакомыми духами. Напрягаю память. Точно! «Новая заря» – «Злато скифов». Аромат тёплый насыщенный, но слегка удушливый. Модными были когда-то.
Я громко здороваюсь. Дамы медленно и синхронно поворачивают ко мне головы.
– Я вас чем-то напугала?
Дама окидывает меня взглядом:
– Нет. Нас трудно напугать. Мы войну прошли.

* * *
Мой муж – член Совета ветеранов. Совет ветеранов ведёт огромную и необходимую работу по патриотическому воспитанию молодёжи. В школах проводят фестивали на военные темы, смотры строевых песен, «Уроки мужества». Помогают создавать «Музеи боевой славы». Кроме того, опекают тех ветеранов, кто уже по состоянию здоровья не может принимать активное участие в общественной жизни.
Вернувшись с одного из заседаний, муж рассказывает, что отмечали день рождения своего коллеги. Я напрягаюсь:
– Выпили, конечно?
– Ну, дорогая, по маленькой-то можно, мы ещё ого-го…
– Да, ежели к печке прислонить… – иронизирую я. – О здоровье бы больше думали.
– Да не пьёт у нас уже никто, вот разве Иван Иванович – любитель. Он повод всегда найдёт.
Я сразу настраиваюсь против какого-то там Ивана Ивановича.
В санатории на видном месте стенд с красивыми фотографиями почётных и даже весьма почётных гостей. Муж останавливается:
– А вот наш Иван Иванович, смотри, какой орёл, – говорит он с гордостью.
Смотрю. Читаю. Академик, Лауреат Государственной премии, Председатель… и т.д. Иван Иванович, дорогой, я не пью, но за Ваше здоровье готова поднять бокал. Живите долго и счастливо.
* * *
На окраине леса выгороженная площадка с ласковой вывеской «Дом лани». Захожу. Аккуратный настил с перилами, скамейками, которые поддерживают добродушные мишки, вырезанные из дерева. Вольеры с домиками отделены зелёной зоной. Детки не могут сунуть в клетку руку или лакомство для зверюшек. Всё такое чистенькое, украшенное деревянными скульптурами – то бык здоровенный лежит на травке, то два журавля на поднятых клювах держат кормушку для птиц…
Отдельно оборудована круглая площадка, на которой мамочки общаются между собой, пока детишки суетятся возле вольеров.
А животные где? Почти все клетки пустые. Куры, индюки, два сизых голубя целуются в клетке… Белый кролик с розовыми ушками валяется на боку, вытянув лапки, – спит. В вольере на мокрой полянке пасутся две худеньких косули. И всё. Жалко. Хоть бы собачек что ли поселили временно.
* * *
Два-три раза в неделю в концертном зале – «Музыкальная гостиная». Ведёт её кто? Раньше это называлось «массовик-затейник». Смешное название – «затейник». А сейчас? Не знаю. Словом, музыкальный работник.
На первой встрече публике представляется мужчина в возрасте, солидный, как старый, кожаный диван. Взгляд у него устало снисходительный, поверх публики; на лице привычное любование собой. Композитор. Владимир Фёдорович Луганский.
Заученно рассказывает свою биографию: талант проявился в раннем, очень раннем детстве – в четыре года ему отец подарил гармошку, а в пять лет его уже звали играть на танцах.
Настораживаюсь. Моцарт, просто, который в три года уже играл на фортепьяно, а в пять давал концерты. А я тут рожу кривлю.
Дальше у Володи − детская музыкальная школа и Консерватория. Пианист, вокалист и композитор. Музыкальные коллективы, гастроли за рубежом («Я посетил двадцать шесть стран»), музыка к балетам, спектаклям… Знакомство с известными в музыкальной среде людьми.
Я иронизирую: «И всё курьеры, курьеры…».
На сцене − синтезатор, баян и рояль. Музыкант садится за рояль и начинает играть. И… совершается чудо. Пропадает куда-то его скучающее выражение лица и слова эти все. Звучит МУЗЫКА. Настоящая. Прекрасная. Божественная. Кажется, Григ. Или Брамс? Знакомо, но вспомнить не могу. Да и не нужно. Только бы слушать!..
Потом он исполняет пару своих песен на стихи Л.Рубальской. Песни славные, про мартышку, про детишек, которым хочется послушать сказку страшную… Мелодии очень приятные и, главное, соответствуют текстам.
Песни В. Луганского на его собственные стихи нравятся мне гораздо больше – там полная гармония стихов и музыки. Это естественно. И поёт он хорошо. При ближайшем рассмотрении вытертые джинсы оказались фирмы Replay. (Следите за модой, господа!)
Я же просто влюбилась в талантливейшего человека, и мы с мужем не пропускали ни одного вечера с его участием.
Сама я изредка пишу стихи для песен; в голове всегда звучит определённая мелодия, но отсутствие музыкального образования не даёт возможности записать ноты. Музыка, которую (не часто) пишут на мои стихи другие композиторы, редко совпадает с авторским видением песни, но это всегда бывает гораздо лучше и богаче моего примитивного мотивчика. «Беда, коль пироги начнёт печи сапожник».
* * *
За обедом медсестра поздравляет сидящую за столом женщину, весьма преклонных лет, с днём рождения. Читает открытку и вручает большой пирог. Именинница тронута. Все дружно аплодируют
Вечером я встречаю её и от души поздравляю лично. Женщина удивлённо:
– А откуда вы знаете, что у меня день рождения?
* * *
В холле ко мне обращается респектабельный мужчина:
– Хочу поблагодарить Вас за вчерашний вечер. Стихи прекрасные. И вообще, получил большое удовольствие. Даже прослезился, слушая стихи про войну. У меня в жизни был точно такой же случай – мама еле спасла меня от бомбы при налёте фашистского «мессера».
– Вам, правда, понравилось?
– Безусловно. Очень даже. «Чтобы душа осталась молодою, Спешите делать добрые дела», – декламирует он.
– Спасибо Вам большое, а то я волновалась, вдруг народ разочарован!
Этот разговор после вчерашнего мероприятия, посвященного моему творчеству. Зрители сначала смотрели довольно недоверчиво, потом на лицах начал проявляться, как на фотоплёнке, интерес. Через некоторое время слушали внимательно. Я же разливалась, просто, как соловей. Правда, всё в одну кучу смешала – принципы стихосложения, рассуждения о творчестве, стихи… Прослушали мои песни – «Малая Родина», «Победа»…
Неожиданно зазвучала новая песня на мои стихи – «Реченька». Музыку написал В.Луганский. Когда он успел? Вдвоём с Надеждой Николаевной они пели слаженно и проникновенно:
Всё казалось, молодость – это навсегда,
Не осилят молодость беды и года,
Но деньки растаяли, словно лёгкий дым,
Всё, что было золотом, стало вдруг седым.
Хорошая песня получилась, мне понравилась. Спасибо В.Луганскому и Надежде Николаевне, заведующей библиотекой. Очень славная интеллигентная женщина, она отвечает за культурную программу и анимацию для отдыхающих.
* * *
В концертном зале садимся в первом ряду. Справа от меня место свободно – его берегла для кого-то соседка.
Прямо во время исполнения по залу гордо движется дама в блестящей кофточке с яркими розами и люрексом. Садится рядом со мной на это место. Обнимается с соседкой. Начинается обмен любезностями. Я про себя скриплю, нарочито отодвигаюсь подальше, словом, всем своим видом показываю осуждение. Мешаете, мол.
Тайком разглядываю пришедшую даму. Низенькая, полненькая, как колобок. Седые волосы в аккуратных кудряшках, лицо моложавое, без морщинок, очень миловидное. И доброе.
Артист на сцене её явно не интересует. Пошептавшись с соседкой, она оборачивается ко мне:
– Вот эта женщина хорошо поёт. Ей 91 год. Представляете? Выглядит как замечательно!
Ида Абрамовна (так она успела представиться) улыбается:
– А мне 92.
Я разеваю рот:
– Сколько???
Она довольна.
– Я в 17 лет ушла на фронт. Знаете, Наташа, я вам сейчас стихотворение прочту. Мне его подарил молодой лейтенант в 1944 году в Варшаве. Нас было четыре девушки-связистки. Я ему понравилась. Он мне сразу об этом сказал, а потом стихотворение написал. Послушайте…
Ну, и зачем мне этот артист на сцене?
Встреча с поэтом – композитором–певцом–гита ристом, исполняющим песни на религиозные темы. На сцене стареющий дядя в джинсах, чёрной рубахе, расстёгнутой до пояса. На груди в несколько рядов металлические цепи – одна с громадным крестом, на других – какие-то побрякушки. Огромная гитара с двенадцатью струнами. Начинает петь, остервенело бренча на гитаре. Чем-то смахивает на уголовную лирику. А тексты религиозные. В зале немного народа. Через короткое время половина зрителей зал покидает. Господин артист, не надо бы спекулировать на святом.
* * *
Сосед по столу Николай Викторович сменил безрукавку на синюю олимпийку. Седые волосы стоят ёжиком, очки весело поблескивают.
– Чем занимались до обеда, Николай Викторович?
– В шахматы играл.
Николай Викторович – мастер спорта по шахматам. Посчастливилось ему играть с М.Ботвинником, Владимиром Загоровским – чемпионом мира по шахматной переписке…
Звучали ещё фамилии знаменитых шахматистов, мне незнакомые, но видимо, известные в шахматном мире.
Если бы с детства да в шахматную школу! А то ведь и шахмат в доме не было. Распиливал катушки от ниток (тётя была портнихой, в катушках недостатка не было), вставлял в дырочку вырезанных из картонки коней и ферзей и с такими шахматами являлся на чемпионаты. Никто, между прочим, не удивлялся.
* * *
В пансионате на второй-третий день большинство начинает приветливо здороваться друг с другом. Конечно, выделяется несколько особо ярких персон. Среди них добродушный полный мужчина, копия конферансье из театра С.Образцова в спектакле «Необыкновенный концерт». По пансионату он ходит в спортивных штанах, вязаной толстой кофте и тапочках. Вид у него абсолютно домашний, уютный. Все общаются с ним с большой симпатией.
На очередном вечере в концертном зале на сцене появляется элегантный мужчина в сером костюме и вишнёвой бабочке. Уверенный в себе, безупречный профессионал. Вот это да! Наш милый знакомый, оказывается, заслуженный артист России. Он поёт, исполняет скетчи и эстрадные монологи, показывает фильмы со своим участием. И заслуживает восхищённые аплодисменты. А назавтра мы встречаем снова по-домашнему простого добряка.
* * *
Процедурная медсестра Ниночка – обаятельная болтушка. Каждый сеанс мы с ней с удовольствием беседуем. Несмотря на возраст – у неё подростки-дети – она только что защитила диплом психолога. Ей это очень нравится, и, видимо, переполняют знания, полученные на лекциях и семинарах. Поэтому все наши разговоры касаются психологических аспектов: одиночество, коммуникабельность, лидерство в коллективе и т.п.
Принимая в очередной раз процедуру, затронули тему творчества и, помусолив стихи, сначала Иосифа Бродского и Евгения Евтушенко, потом Анны Ахматовой, её отношения с Николаем Гумилёвым, перешли к проблеме профессионализма в творчестве. Всё это, конечно, «галопом по Европам», весьма поверхностно. Тут-то я сказала, что в библиотеке есть моя книжка.
Через десять минут она прибегает с восторженными глазами: «Как психолог, я сразу поняла, что вы учитель литературы. У Вас такой язык – читаешь, словно гладкие камешки перекатываются…»
– Ниночка, когда же Вы успели?
– А я сразу сбегала в библиотеку и тут же открыла. Несколько страничек прочитала уже. На ходу. Не терпится дальше почитать.
Учителем литературы я никогда не была, но Ниночка настолько очаровательна в своей убежденности, что не стала её разочаровывать.
* * *
– А мы в волейбол играем.
– В спортзал ходите?
– Нет, на свежем воздухе.
– Ага, в Москве-то… очень свежий (с иронией).
– Не-е-е, мы за городом.
Давным-давно в Подмосковье организовалась группа любителей волейбола. Договорились, выехали в лес, на поляне устроили волейбольную площадку. И пошло. В выходные народу всё больше, стали дополнительно площадки оборудовать, место расчищали, столбы вкапывали… Правда, мячи и сетки с собой увозили. Кто на машинах, кто на электричке.
Нас поначалу лесники гоняли, столбы спиливали. Потом подружились. Во-первых, закон у нас был – после себя ни одной соринки не оставлять, костры не разжигать – еду с собой возили. И приезжих любителей шашлыки пожарить отвадили. Им здесь делать было нечего. Для леса же это самые страшные враги – деревья ломали, костры жгли, где попало, землю поганили, мусор сроду за собой не убирали – бутылки, банки, стёкла, пакеты… Словом, мерзость полная. Нам же ни к чему костры жечь, да пиво пить, мы играли.
Потом уже постоянные команды образовались, и даже площадки определили – для сильных игроков, для женщин, детей. Дети всегда с нами. Нам лесники даже навес со столами и скамейками помогла поставить.
Когда времена лихие наступили, кто только нас не гонял – то кавказцы, то крутые ребята. Причём, они-то эту землю хотели оттяпать для строек своих, а там запретная зона, строить нельзя. Мы выкручивались по-разному: кого пугали, кого уговаривали, кого обманывали. Площадок-то уже десятка три было, люди со всей Москвы ехали. Так что нас немало было.
Вдруг однажды смотрим, машины чёрные друг за другом подъезжают. С важными номерами. Быстренько свистнули всех – обороняться. А из машины Борис Николаевич Ельцин выходит. И туча охранников кругом. Он тогда был Секретарем Московского горкома партии. С площадки мяч волейбольный прямо под ноги ему подкатился. Борис Николаевич размахнулся и ногой как запульнёт его. Мячи у нас были отечественные, плохие, и над теми мы тряслись. Кто-то из ребят издалека, с площадки кричит: «Ну, ты, пижон, это тебе не футбол!». Охрана, прямо, обомлела.
А Ельцин осмотрел площадки, пообщался с нами и на прощанье спрашивает: «Какая помощь нужна?». Тут мы даже растерялись. Робко так: «Нам бы песочку подвезти, Борис Николаевич, и мячи вот у нас очень плохие, нам чешские хотя бы».
В следующие выходные смотрим, на всех площадках отличный песок. Машина легковая подъехала, мужик выгружает сетки и мячи отличные. Ни слова не говорит. Только расписаться просил.
Нас после этого никто не трогает до сих пор. Вот уже дети выросли и играют там. В Раздорах. Ну, и мы, конечно. Зимой тоже играем. Там сейчас площадок штук пятьдесят. Есть даже именные, в честь отличных игроков. Да все волейболисты в Москве это знают. Неужели впервые слышите?
* * *
Прекрасное солнечное утро. Иду медленно, любуюсь цветущей черёмухой, нежной зеленью распустившихся берёз и лиственниц. С наслаждением вдыхаю влажные весенние ароматы.
Недалеко от «Лесного уголка» расположена Никольская церковь. Построена она в середине восемнадцатого века. Правда, была сначала деревянной, но через пятьдесят лет владелец местных земель – Андрей Долгоруков – заложил новое здание, которое сейчас даже на гербе одного из городских районов изображено. Светло-красные кирпичные стены, оттенка лесной земляники, украшены белыми узорами. Горделиво возвышается трёх ярусная колокольня.
Территория вокруг храма в идеальной чистоте и порядке.
В 1930 году церковь была закрыта и вновь открылась только в 1988 г. Сейчас её любят и посещают многие горожане.
Нагоняю старушку. Сгорбленная, в ситцевом платочке и разношенных кроссовках. За внуком, наверное, донашивает. Идёт медленно, тяжело. Обгонять её даже как-то неловко.
– В храм, дочка? – первой обращается ко мне старушка.
На «дочку» я усмехаюсь про себя – сама давно уже бабушка. Но нет у нас достойного обращения к женщине. «Мадам»? – не смешите меня. «Сударыня» – так и не прижилось. Вот и слышишь безликое – «женщина».
Приветливо здороваюсь и иду рядом.
В церковь я хожу редко – не знаю правил и ритуалов. Молитвы кажутся странными – то на старославянском, то какие-то плохо рифмованные тексты… Разве нельзя молиться на прекрасном русском языке? И Бог вездесущ, обязательно в Храм ходить? Не знаю. Сложно это.
Старушка продолжает разговор. Речь у неё плавная, неторопливая, словно сказку рассказывает.
– День святого великомученика Георгия Победоносца нынче. Богатый был человек. Большим военным начальником служил у императора. Не упомню, как звали – Диоклетиан что ли? Неплохой был правитель, да только Христа не признавал. А Георгий раздал богатство своё бедным и христианство принял. Потому как правильная это вера, в Богочеловека, а не в идолов придуманных. Пытали Георгия пытками страшными семь дней – от веры отказаться требовали. Да устоял он, слава Богу, не изменил вере христианской. Голову отрубили мученику.
Святой Георгий – пленных освободитель,
и нищих защититель, немощенствующих врач…
За внука помолиться иду, в полиции он служит, два раза бандиты на него нападали, жив, слава те, Господи, остался…
Моего отца звали Георгием. Он ушёл на фронт в первый день войны. В великой битве под Москвой был ранен, контужен. Домой так и не вернулся, умер в госпитале. В память о нём и всех защитниках Родины иду в Храм поставить свечечку и помолиться, как умею.
Слова молитвы, обращённой к святому Георгию, просты и понятны – «…даруй стране нашей победу и помощь всему боголюбивому воинству».
Так вдвоём мы входим в Храм и тихо молимся св. Георгию. Каждая о своём.
* * *
По вечерам публика собирается в «Музыкальной гостиной». Народ легко отзывчивый на любые предложения музыкального руководителя. Поют хором и поодиночке. Кто тихо и чистенько, кто громко и фальшиво, но всех публика встречает одинаково доброжелательно.
На сцену с трудом на негнущихся ногах поднимается плохо выбритый ветеран, старенький очень. Не ожидая команды, начинает громко и уверенно петь всё подряд: «Подмосковные вечера», «Я встретил Вас», «Из-за острова на стрежень»…
Поёт он удивительно – все вещи на одной ноте, не соблюдая ни ритма, ни размера, ни пауз… Но память отличная – все слова безошибочно знает наизусть. Аккомпаниатор никак не может к нему подстроиться: только уловит нужную тональность, а певец уже гудит совсем в другой. Наконец, поняв всю безнадёжность попыток, баянист умолкает совсем, изредка нажимая какую-нибудь клавишу – вдруг попаду?
Я сначала удивляюсь, потом возмущаюсь, потом начинаю давиться смехом. Муж свирепо толкает меня в бок. А дядя поёт: «В тоске и тревогИИИ, не стой на порогИИИ, Я в вернУУУсь, (тянет так долго, как ему хочется), когда растаитснех».
Восхищаюсь музыкантом – у него непроницаемый вид. Даже доброжелательный.
Исполнив без перерыва четыре песни, нацеливается на пятую. Музыкант деликатно усаживает ветерана на место и объявляет: «Лосенко Иван Георгиевич – генерал-полковник, бывший заместитель командующего …войсками СССР».
Вот это да! Я краснею. Я сгораю от стыда.
Я готова слушать его «Лизавету» сколько угодно раз. Простите меня, товарищ генерал!
* * *
Великий праздник – День Победы – встречаем в пансионате. С утра ветеранов, празднично одетых, с рядами орденов и медалей, весь персонал пансионата встречает цветами, поздравлениями, музыкой.
Каждому вручают красные гвоздики и прикалывают георгиевскую ленточку.
Так проходит весь день – празднично и торжественно.
После завтрака едем к военному Мемориалу с возложением венков Павшим Героям.
День стоит по-весеннему радостный – на синем безоблачном небе ярко светит солнце, кругом цветущие тюльпаны, зелень едва распустившихся деревьев молода и нежна.
У Мемориала много родителей с детьми разного возраста. Дети подбегают к нашим ветеранам и, глядя восторженными глазами на ордена и медали, украшающие гимнастёрки, мундиры, парадные морские тужурки, вручают цветы. Мы вытираем слёзы, фотографируемся с малышами и их гордыми мамами и папами.
Нарядная девчушка с бантом в полголовы, смущаясь, подходит к ветерану в инвалидной коляске и протягивает букет белых хризантем. Говорит очень тихо: «Спасибо Вам!» и, весело подпрыгивая, бежит назад к маме, в руках которой ещё два таких же прекрасных букета для других гостей. Мама счастливо улыбается и поправляет сползший бант на головке дочери.
Вот трёхлетний малыш, одетый в гимнастёрку, пилоточку и даже сапожки. Он гордо вышагивает рядом с молодым крепким мужчиной в тельняшке и голубом берете. На тельняшке поблескивают медали.
– Это кто ж тебе такую красивую форму
купил? – обращаюсь к мальчику.
– Дед сам сшил. Правда, дед? А сапожки у меня внизу нормальные, только сверху военные надеты.
На сапожки действительно надеты чехлы из камуфляжной ткани. Мужчина смеётся:
– Что ж ты меня сразу выдаёшь, боец?
Удивлённо смотрю на мужчину:
– Это вы – дед?
– Ну, да. Отвоевал своё в «горячих точках». Сын в армии по контракту служит. А это ещё один защитник Отечества растёт.
«Защитник Отечества» поднимает руку к голове и отдаёт честь.
* * *
Обращаю внимание на то, что нет никаких заученных речей, трибун и протокольных процедур. Вообще нет никакого официоза – всё от души. Народ помнит и благодарит своих героев. И не забудет никогда!
Я смотрю с бесконечным уважением на наших замечательных ветеранов – радостных, красивых своими сединами и морщинами, на их вдохновенные живые лица, и сердце наполняет гордость за наш великий народ.
Дай вам Бог, наши дорогие, ещё долгих лет жизни, здоровья и радостей, больших и маленьких.
С ДНЁМ ПОБЕДЫ!

«Лесной уголок» на прощанье
Спасибо тебе говорим,
Как первое в жизни свиданье,
Мы в сердце тебя сохраним.
И честно вам скажем, ребята,
Хотя полстраны обойдёшь,
Прекраснее пансионата,
Не встретишь нигде, не найдёшь.
(Из песни, исполненной хором ветеранов
на заключительном концерте).