«Подвиг и подлог»

[mirhop]

Многое из того, что в СССР считалось неоспоримым и доказанным в течение последних лет подвергается критике и сомнению.
Одним из таких событий Великой Отечественной войны является легендарный подвиг
28-ми героев-панфиловцев.
В современной России принято считать, что никаких героев не было и никакого подвига они не совершали.
Основным и возможно единственным специалистом по этому вопросу является Куманёв Георгий Александрович, академик РАН, профессор,
доктор исторических наук, руководитель Центра военной истории России ИРИ РАН.
Георгий Александрович является автором монографии «Подвиг и подлог», посвящённой всестороннему и объективному исследованию легендарного подвига.
24 августа 2012 года я встретился с Георгием Александровичем в его рабочем кабинете в центре военной истории ИРИ РАН.
Три часа беседы пролетели незаметно, расставаясь, Георгий Александрович
подарил книгу «Подвиг и подлог» со своим автографом.

Георгий Александрович подписывает книгу «Подвиг и подлог»

Предлагаю Вашему вниманию главу из книги «Подвиг и подлог» посвящённую подвигу 28-ми героев-панфиловцев.

ПОДВИГ И ПОДЛОГ

Великая битва под Москвой была отмечена многочисленными примерами самопожертвования, мужества и стойкости бойцов и командиров Красной Армии, партизан и подпольщиков, участников трудового фронта.
Не будь этого, наша столица вряд ли устояла бы перед мощным натиском превосходящих сил врага. Без массового героизма её защитников не удалось бы одержать первую крупную победу над немецко-фашистскими захватчиками.
Многие из героев, отличившихся в сражениях под Москвой, получили всенародную известность, их имена вписаны в летопись Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Среди ратных свершений воинов, защищавших столицу, особое место занимает подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев. 16 ноября 1941 г. у железнодорожного разъезда Дубосеково они преградили путь крупной вражеской танковой колонне, прорывавшейся через Волоколамское шоссе к Москве, и сумели на несколько часов задержать противника. Вскоре об этом подвиге узнала вся страна и 28 гвардейцев-панфиловцев заняли достойное место в истории Великой Отечественной войны.
В официальных сообщениях того времени говорилось, что все 28 героев пали смертью храбрых. Однако шестеро воинов, раненные и контуженные, - Даниил Кожубергенов, Григорий Шемякин, Илларион Васильев, Дмитрий Тимофеев, Иван Шадрин и Иван Добробабин оказались сильнее смерти, «воскреснув» один за другим «из мёртвых».
Какое-то время оставался в живых и смертельно раненный рядовой Иван Натаров. Подобранный после боя нашими разведчиками (территория оказалась уже занятой немцами), он был доставлен в медсанбат, где успел поведать многое о неравном сражении и бессмертном подвиге под Дубосеково...
Как и И.М. Натаров, тяжело раненные и контуженные Г. М. Шемякин и И.Р. Васильев были обнаружены на поле боя теми же разведчиками, долго лечились в госпиталях, потом снова находились в действующей армии.
И. Д. Шадрина и Д. Ф. Тимофеева взяла в плен немецкая тыловая команда. В лагере военнопленных оба принимали активное участие в подпольной борьбе, пока не пришло, наконец, освобождение.
Шемякину, Васильеву и Шадрину были вручены Золотые Звезды Героев Советского Союза. Вызванный в Москву для этой же цели Тимофеев получить награду не смог по состоянию здоровья. Сказались перенесённые ранения и тяготы плена. Он умер в 1947 г.
У каждого из оставшихся в живых 28 панфиловцев по-разному сложилась дальнейшая судьба. Одних ждали новые суровые и тяжкие испытания, горечь незаслуженных обид, несправедливость и забвение, других - всенародная известность и весьма трудное испытание славой.
Очень нелёгкая участь выпала на долю сержанта И. Е. Добробабина и рядового Д. А. Кожубергенова, который был связным политрука В. Г. Клочкова.
Этим солдатам и посвящаются публикуемые ниже материалы.

Судьба Ивана Добробабина -
одного из 28 героев-панфиловцев

«Сознав, что сделал все, что мог,
Спокойно, как всегда, как давеча,
Недвижно Добробабин лёг,
Так смерть нашла Иван Евстафьича».
М. Светлов. Двадцать восемь.

«Он очнулся в своём окопе от сильного озноба, острой боли в ногах и нестерпимого шума в голове. Собственно, окопа уже не было. Разрушенный взрывами снарядов и вражескими танками, он превратился в какой-то Полузасыпанный бесформенный ров. В необычно тихой, морозной ночи резко ощущался запах гари. Вокруг со вздёрнутыми или опущенными стволами неподвижно застыло несколько искорёженных и тлеющих немецких танков...
Бой закончился. Бойцы взвода сержанта Ивана Добробабина, его взвода, достойно выполнили свою задачу».
Спустя много лет с того невероятно тяжёлого ноябрьского дня 1941 г., сержант не раз вспоминал ставшее легендарным сражение под Дубосеково, дополняя наши представления о подвиге 28 героев-панфиловцев новыми фактами и подробностями.
«Наш 1075-й полк, которым командовал полковник И.В. Капров, - вспоминал И. Е. Добробабин, - занимал оборону на линии: высота 251 - деревня Петелино — разъезд Дубосеково. Моё подразделение, состоявшее из группы истребителей танков, находилось на левом фланге и располагалось в центре между просёлочной и железной дорогами напротив деревни Красиково.
__________________________________________________ ______
* Глава включает в себя три разных по объёму текста, которые в несколько сокращённом виде были напечатаны в газетах «Правда» (18 ноября 1988 г.), «Москов*ская правда» (7 мая 1989 г.) и в еженедельнике «Неделя» (18—24 мая 1991 г. № 47). При подготовке настоящей книги автор внёс в их содержание некоторые исправления и дополнения.


Вечером 15 ноября 1941 г. политруком роты В. Клочковым и командиром роты старшим лейтенантом П. Гундиловичем был зачитан приказ о том, что 16 ноября части нашей 316-й стрелковой дивизии генерала И. Панфилова переходят в наступление...
С этим приказом я сначала ознакомился на командном пункте (КП), а затем ночью вместе с Клочковым мы пришли с КП в наши окопы, чтобы передать приказ бойцам взвода.
Политрук вернулся на КП, находившийся в метрах 300-400 от окопа, и взвод стал вести ночное наблюдение. В эти томительные часы нам был доставлен завтрак, и мы с большим нетерпением расспрашивали у приехавших об обстановке.
Когда кухня уехала, я побежал на КП, чтобы узнать, когда же будет сигнал наступления...
Близился рассвет. В момент нашего разговора на КП немцы начали обстрел. Прямо под будку КП ударил снаряд или мина. Я вскочил, на бегу попрощался с Клочковым и Гундиловичем и кинулся в свой окоп. Немецкий пулемёт ударил по брустверу. Я свалился в окоп: «Ребята! Ведите строгое наблюдение! Сейчас пойдём в бой!» Но сигнала о наступлении мы так и не получили.
А на рассвете гитлеровцы сами пошли на нас. Мы услышали все нарастающий гул машин. Сперва пошла вражеская пехота. Подпустив её на близкое расстояние (оставалось каких-то 100-150 метров), бойцы взвода но моему сигналу (я громко свистнул) открыли дружный огонь, и первая атака была отбита. Десятки вражеских трупов остались перед нашим окопом.
Но вот снова усиленно заработали вражеские пулемёты, земля содрогнулась от взрывов снарядов и мин. Противник начал вторую атаку. Но и она оказалась сорванной.
После этого из лощины, откуда наступали фашисты, в небо поднялись две жёлтые ракеты. А через несколько минут мы услышали неприятный металлический лязг. Из-за деревни, сбоку от нас, показались два немецких танка. Зайдя в лощину, они открыли огонь. Под их прикрытием снова двинулась вражеская пехота. Развод отбил и эту атаку. Один танк был подожжён.
Вскоре начался новый штурм нашей обороны. На этот раз противник бросил на нас штурмовую авиацию и много танков. Мы били из противотанковых ружей, забрасывали танки бутылками с горючей смесью и противотанковыми гранатами. Этим боем я руководил несколько часов - с рассвета до полудня, принимая самостоятельные решения, поскольку никакой связи с КП взвод не имел...
Наши ряды редели: один за другим выходили из строя бойцы. Тяжелораненых я отправлял в блиндаж при окопе. Кто ещё мог держать оружие, продолжал бой. Несколько танков противника прорвались к окопу, утюжили его, а потом вспыхивали, подожжённые бойцами.
Наше оружие засыпалось землёй. Но в блиндаже оказалась банка с керосином. Мы промывали затворы и стреляли снова. В окопе было уже невозможно ходить в полный рост, бойцы передвигались ползком. За плотной завесой снега, копоти и земли, которая стояла, не оседая, из-за частых разрывов снарядов, мы не увидели, как наши части с правого фланга отошли на новые рубежи...
Снова пошли на окоп вражеские танки. Это была уже вторая танковая атака. Ко мне по ходу сообщения приполз один из бойцов и позвал: «Товарищ командир!» Я оглянулся - и в памяти остались только страшный взрыв, яркая вспышка и состояние удушья. Я потерял сознание, и этот момент был для меня последним из всех эпизодов боя под Дубосеково...»

«Нет Добробабина уже,
Убит Трофимов и Касаев,
Но бой кипит на рубеже,
Гвардейский пыл не угасает»,
напишет позднее в своей поэме «Слово о 28 гвардейцах»
поэт Николай Тихонов.

Засыпанный землёй и тяжело контуженный, Добробабин уже не знал, что в расположение его подразделения прибыл политрук Василий Клочков и взял на себя непосредственное руководство обороной. Обратившись к бойцам взвода, он произнёс слова, ставшие девизом всех защитников нашей столицы: «Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва!»
И воины не отступили, они стояли насмерть до последней гранаты, до последнего патрона, уничтожив в итоге 18 из 50 наступавших вражеских танков. И хотя поле боя оказалось тогда захваченным гитлеровцами, 28 панфиловцев сумели более чем на четыре часа задержать крупную танковую группировку противника, не позволив ей вырваться на Волоколамское шоссе и оттуда ринуться на Москву. Они дали возможность советскому командованию за то выигранное, поистине драгоценное время отвести основные силы на заранее подготовленные рубежи, спешно подтянуть резервы и перегруппироваться. В этом состояло главное значение и величие их подвига, в совершение которого внёс свой достойный вклад сержант Иван Евстафьевич Добробабин.
...Он долго не будет знать, что уже через несколько дней после боя газета «Красная звезда» опубликует статью журналиста А. Кривицкого «Завещание 28 павших героев» и весть о бессмертном подвиге у разъезда Дубосеково быстро облетит страну. О мужестве и стойкости двадцати восьми вскоре будут написаны десятки других статей, брошюр и даже сложены песни, появятся поэмы Н. Тихонова и М. Светлова. Славная история панфиловцев войдёт позднее и в школьные, и в вузовские хрестоматии, а 21 июля 1942 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР все 28 гвардейцев будут по существу посмертно удостоены звания Героя Советского Союза...
Что же произошло с Добробабиным после того, как он пришёл в себя в ту морозную ноябрьскую ночь после закончившегося боя?
Неторопливо Иван Евстафьевич продолжал свой рассказ.
Превозмогая боль, особенно в левой раненой ноге, он выбрался из траншеи и пополз через железнодорожное полотно и поле в лес. До утра пробыл там, наблюдая за железнодорожной будкой. Был без шапки, сильно замёрз. Утром, когда рассвело, совсем закоченевший, решился заползти в будку. Находившиеся там железнодорожницы обмыли его окровавленное лицо, накормили, дали шапку, растёрли и обули обмороженные ноги...
Все попытки Добробабина пробраться через линию фронта к Москве оказались безуспешными: чересчур велика была здесь плотность вражеских войск. В районе Дубосеково примкнул к группе бойцов, которую выводил из окружения пожилой человек по имени «дядя Вася» в гражданской одежде, но с генеральскими лампасами.
Через несколько дней группа «дяди Васи» была рассеяна огнём вражеской засады. В селе, куда Добробабин зашёл в поисках товарищей, он был схвачен солдатами карательного отряда и доставлен в Можайский лагерь военнопленных. Там пробыл около месяца, пережив все ужасы фашистской неволи. Вместе с группой военнопленных пытался бежать, но прорваться на свободу удалось лишь двоим.
Мысль о побеге не покидала сержанта, и подходящий случай представился. С началом наступления Красной Армии под Москвой фа*шистские оккупанты стали вывозить пленных эшелонами из Можайского лагеря в направлении Смоленска и далее на юго-запад. Когда Смоленск остался далеко позади, Добробабин решил бежать. Ночью на ходу поезда он выломал окно, забитое досками, и, резко оттолкнувшись, прыгнул. При падении сильно повредил правую ногу. Вместе с ним удалось бежать ещё двум военнопленным.
Поскольку идти группой было опасно, один из беглецов сразу же отделился. Со вторым, молодым пареньком из Воронежской области, Добробабин шёл долго. В хуторах и сёлах спрашивали о партизанах. Но обнаружить их не удалось. Некоторые местные жители говорили, что о партизанах ничего не слышно. Другие уклонялись от ответа. В обстановке жестокого оккупационного режима, частых карательных облав и проверок люди боялись довериться неизвестным, опасались провокаторов. В одну из ночей, преследуемый полицаями, Добробабин потерял своего спутника и остался один.
После тщетных попыток перейти линию фронта или попасть к партизанам он решил дойти до родного села Перекоп Харьковской области, где не был уже 13 лет. Рассчитывал восстановить там силы, а затем снова попытаться связаться с партизанами.
И вот, наконец, после долгих мучений, опухший от голода, больной и полураздетый, Добробабин пришёл в родное село. Немецкого гарнизона там не оказалось.
Приютил Ивана Евстафьевича его брат Григорий, освобождённый от армии по болезни. По просьбе Григория староста села, Пётр Зинченко, который был выбран на этот пост на сходке самим населением (проголосовали за того, кто сочувствовал советской власти и не мог стать прислужником оккупантов), выдал сержанту справку о его якобы постоянном проживании в селе. С указанной справкой Добробабин мог чувствовать себя безопаснее.
Однако вскоре к немцам, стоявшим в соседнем селе Левендаловка, поступил чей-то донос: в селе Перекоп скрывается командир Красной Армии. Добробабин был арестован и отправлен в Левендаловский лагерь военнопленных. Лагерь был небольшой. Его узников использовали на дорожных работах. Управляли ими пожилые немцы, по-видимому, тыловики. Через несколько дней родственникам Ивана Добробабина удалось выкупить сержанта из лагеря... за продукты.
Ранней осенью 1942 г. оккупанты стали отправлять крестьян на работу в Германию. Староста П. Зинченко сказал, что дальше скрывать Ивана в селе не может. И единственный выход для него - дать согласие работать при старосте. Правда, что это за работа, староста тогда не сказал.
Добробабин понял, что попал в безвыходное положение и решил согласиться работать при старосте села, продолжая лелеять надежду, что ему все же удастся, в конце концов, найти и связаться с партизанами.
Во время второго вызова Добробабина в старостат П. Зинченко заявил: «Тебя я записал в полицаи, будем вместе помогать нашим. Пойми, что другого выхода нет».
Иван Евстафьевич подчёркивал, что за весь период его пребывания в роли сельского полицая не было ни одного случая расстрелов, повешений, расправ над коммунистами, комсомольцами, сельскими активистами и членами их семей. Не было и случаев выдачи оккупантам раненых советских воинов, которые скрывались здесь. Комендантом немецкой комендатуры в Перекопе был чех по национальности, а переводчиком югослав, которые не отличались каким- либо жестоким нравом. А немцев в селе не было, здесь располагался только сельский пост полиции. Сама же полиция находилась в районном центре Валки, куда Добробабина ни разу не вызывали. Форму ни он, ни другие сельские полицаи не носили и никакой присяги, никакого устного обязательства оккупантам не давали.
Числясь полицаем, никаких действий, направленных против народа, Добробабин не совершал, оставался пассивным в выполнении всего того, что могло пойти на пользу оккупантам.
В начале марта 1943 г., когда село Перекоп было освобождено Красной Армией, Добробабин остался в нем, не чувствуя за собой какой-либо вины. И его главным желанием было - получить оружие и снова в рядах Красной Армии сражаться с ненавистным врагом. Однако по навету полицая из соседнего села, он был арестован и доставлен в армейскую контрразведку, находившуюся в Левендаловке.
Но уже через день в село внезапно ворвались фашистские танки. Арестованным и конвоирам для спасения пришлось рассеяться. В связи с создавшейся критической обстановкой Добробабин был из-под стражи освобождён.
Он вновь попадает в село Перекоп, где уже хозяйничали эсэсовские части. Вскоре все выходы отсюда оказались отрезанными.
Снова оказавшись в безвыходной ситуации, Добробабин согласился продолжать работу при старостате, чтобы, как и прежде, всеми возможными средствами помогать советским людям. И эта помощь была реальной. Он предупреждал жителей села, в том числе молодёжь, о готовящихся облавах и о том, когда их собирались отправлять в фашистскую Германию, как мог освобождал задержанных из-под ареста, снабжал их необходимыми документами, уничтожал появлявшиеся в старостате списки активистов и т. д.
В результате им были спасены от угона на фашистскую каторгу или освобождены из-под ареста многие жители села.
В конце 80-х гг. земляки И. Е. Добробабина так свидетельствовали об этом:
Колесник Василий Ефимович, 1925 г. рождения, уроженец с. Перекоп, инженер, пенсионер:
«Летом 1943 года, когда Иван Евстафьевич Добробабин служил в старостате, я хорошо его знал. Дважды Добробабин спас меня и моего товарища Колесника Григория (однофамилец) от облавы. Было это в июне 1943 года. Он ехал на велосипеде, остановился и предупредил: «Хлопцы, сегодня ночью будет облава, ховайтесь». И правда - ночью слышна была стрельба, шла облава. В другой раз Иван Евстафьевич предупредил меня об облаве с Корсун Евдокией».
Бражник Вера Григорьевна, 1930 г. рождения, уроженка с. Перекоп. В конце 80-х гг. проживала в Харькове (ул. Командарма Уборевича, 14, кв. 110):
«С начала войны и до 1949 года я жила в Перекопе. В нашей хате жил Добробабин Иван Евстафьевич, когда служил в полиции. У нас в хате скрывались девчата, которых немцы хотели угнать в Германию. Добробабин, конечно, знал о них, но скрывал это от оккупантов».
Погорелая Настасья Григорьевна, 1910 г. рождения, уроженка с. Перекоп, пенсионерка:
«Всю войну была я в селе. Оккупанты забрали корову, бычка, барахло, выгнали из хаты, жила в хате соседей.
...Полицаями были Дереза, Петро Тредит, Добробабин Иван Евстафьевич. Доб*робабин был хороший человек. Ничего плохого о нем не скажу... Иван Евстафьевич помогал мне. С поля потихоньку от немцев брали буряк, капусту для еды. Добробабин говорил мне, чтоб везли на саночках, везли потихоньку от немцев, другой улицей. Словом, помогал нам спрятать от оккупантов то, что подбирали на поле. Ничего плохого о Добробабине и не слыхала. Хотя староста посылал его ко мне за коровой, но не брал её у меня Добробабин».
Дудниченко Андрей Григорьевич, 1907 г. рождения, уроженец с. Левендаловка. Был председателем сельсовета в с. Левендаловка
(рядом с с. Перекоп):
«Меня схватили фашисты, долго били, мучили, пытали и, думая, что я уже мёртв, бросили в сарай. Сторож наутро обнаружил меня и рассказал обо мне жене моей. Та меня забрала домой. Я подлечился немножко, но кто-то донёс, и меня снова забрали фашисты, бросили в полицейский участок Перекопа. Велели повесить. Когда немцы уехали из села, Иван Добробабин освободил меня, я ушёл в другое село. Так я остался жив, за что благодарен Ивану Евстафьевичу всю жизнь. И после войны, когда я вернулся в родное село, я ничего худого о Добробабине не слышал».
Прилуцкая Прасковья Никитична, 1922 г. рождения, уроженка с. Перекоп, пенсионерка:
«Помню Ивана Евстафьевича, когда он был в старостате при полиции села. Он тогда людям ничего плохого не делал. Наоборот, предупреждал молодёжь, если готовилась облава, чтобы увозить в Германию. И вообще от других людей ничего недоброго о Добробабине не слыхала. Он был хороший. Он лично меня предупреждал, чтобы я ховалась от немцев».
Перечень подобных свидетельств можно было бы продолжить. Но вернёмся в те далёкие годы. В августе 1943 г. части Красной Армии вновь приблизились к Перекопу. Отступая под натиском советских войск, немецко-фашистские захватчики подожгли село. Под угрозой расстрела была объявлена поголовная эвакуация всего населения.
Добробабин успел помочь жене фронтовика Екатерине Величко с двумя малыми детьми укрыться в Левендаловском лесу. Но сам попал в огромную колонну людей, которых отступавшие эсэсовцы, используя сторожевых собак, гнали впереди себя, открывая огонь по каждому, кто пытался сбежать. Уже находясь за Днепром, он сумел свернуть с большой дороги и в селе Тарасовка Одесской области встретил наконец советские войска.
Он явился в полевой военкомат, все рассказал о себе лейтенанту Усову, который проводил запись военнообязанных, и после соответствующей проверки был приписан в 1055-й полк (командир полка майор Следь, начальник штаба капитан Комиссаров) 297-й стрелковой дивизии и восстановлен в прежнем звании.
С марта 1944 г. и до конца войны И. Е. Добробабин постоянно находился на передовой в должности командира отделения. Он участвовал в Ясско-Кишинёвской операции, в боях за освобождение Румынии, Чехословакии, Австрии. Форсировав Тису, его отделение укрепилось на противоположном берегу и до подхода основных наших сил удерживало этот важный плацдарм. Здесь Иван Евстафьевич был контужен плавучей миной, но остался в строю. В сражении за Будапешт солдаты отделения действовали как истребители танков. В числе первых ворвались в город Кечкемет, прорвав три кольца вражеской обороны и захватив аэродром противника.
За проявленное мужество и героизм сержант Добробабин был награждён орденом Славы III степени и несколькими медалями.
Вот как характеризовалась его боевая деятельность в спецсообщении начальника контрразведки 2-го Украинского фронта от 22 января 1945 г.:
«За время пребывания в 297-й стрелковой дивизии Добробабин И. Е. никак себя не скомпрометировал. Показал себя в прошедших боях храбрым воином. За бои под Яссами в августе 1944 года награждён орденом Славы III степени. Военный совет 7-й гвардейской армии вошёл с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР о выдаче Добробабину ордена Ленина и Золотой Звезды».
После разгрома фашистской Германии вместе со своей частью он был направлен на восток для участия в войне против японских милитаристов. Но на пути следования его встретило известие о капитуляции Японии.
Поздней осенью 1945 г. сержант Добробабин был демобилизован и вернулся в г. Токмак (Киргизия). Именно отсюда он добровольцем в июле 1941 г. пошёл на фронт в составе Панфиловской дивизии.
И вот перед ним до боли знакомые места, сердце сжалось. «Выхожу из вагона, в солдатской шинели, с небольшим чемоданчиком, - вспоминал Иван Евстафьевич, - немного прошёлся по знакомой Кошчийной улице, и в глазах зарябило, читаю на табличке: «Улица Добробабина»... А на городском сквере у здания горсовета - большой чугунный памятник во весь рост и на нем надпись: «Герою Советского Союза, одному из 28 панфиловцев Ивану Евстафьевичу Добробабину».
Моё появление буквально «с того света» для жителей города было немалой радостью... Но продолжалась она недолго. Вскоре я был арестован».
Все пошло по хорошо известному сценарию, в худших традициях тех лет, с грубейшими нарушениями элементарных норм права: ускоренное, предвзятое следствие, включая применение физических мер воздействия, угрозы и запугивания свидетелей, а затем и двухдневный (8-9 июня 1949 г.) Военный трибунал Киевского военного округа, заседавший в Харькове. И «за измену Родине», за то, что, по словам обвинителя, Добробабин «спасал свою шкуру», последовал жестокий приговор - 25 лет лагерей. Мера наказания была снижена до 15 лет: учли, что Добробабин все же из 28 панфиловцев. Одновременно было направлено представление в Москву о лишении его звания Героя Советского Союза, что и было вскоре оформлено соответствующим указом.
Добробабин просил следователя и судей, чтобы его привезли в село Перекоп (ведь оно находится всего в 40 км от Харькова), собрали бы всех жителей и изложили суть обвинения. Состряпанная легенда о его преступлении легко бы улетучилась. Но в этой просьбе ему было отказано, а многочисленные свидетели из села, которые могли бы без труда подтвердить, что он не изменил Родине, на заседания трибунала не привлекались.
- А что стало с вашим памятником в Токмаке? - спрашиваю Ивана Евстафьевича при встрече.
- Точно не могу сказать, но мне рассказывали, что поступили с ним просто: мою «голову» отрезали, а «голову» Дуйшенкула Шопокова - моего боевого друга и земляка, тоже одного из 28 панфиловцев, - приварили, да так, что шов был виден. На какое-то время это стало особой достопримечательностью города. Всем приезжим, показывая памятник, местные жители говорили: «Перед вами «тело» Добробабина, а «голова» - Шопокова». Но потом этот памятник убрали».
Находился в лагере И. Е. Добробабин семь лет. В 1955 г. Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела протест Генерального прокурора по его делу, приняв половинчатое решение: срок наказания был снижен как раз до этих семи лет. А 2 ноября 1954 г., ещё до принятия решения по указанному протесту, он был освобождён, но без полной реабилитации, а лишь «условно-досрочно». При этом все его боевые награды не были возвращены, остался в силе и указ о лишении И. Е. Добробабина звания Героя Советского Союза.
В ноябре 1966 г. в газете «Труд» была опубликована моя статья «Бой, вошедший в историю», посвящённая 25-летию подвига 28 панфиловцев у разъезда Дубосеково. В ней, в частности, среди погибших героев был назван и сержант Добробабин.
Спустя некоторое время в одном из откликов на статью сообщалось, что Иван Евстафьевич жив и трудится где-то в Ростовской области. Я начал поиски. И вот, наконец, Ростовское областное адресное бюро известило, что И. Е. Добробабин проживает в г. Цимлянске.
Через несколько дней я поехал туда в качестве спецкорреспондента «Комсомольской правды»... Мне казалось, что я встречу человека, изломанного судьбой, с расшатанными нервами, обиженного на все и вся. Но эти опасения оказались напрасными. Я встретил настоящего русского солдата, поражавшего своей выдержкой, неподдельной скромностью, мужественно переносящего все жизненные невзгоды и испытания.
Много нового узнал о нем. Трудовую деятельность Иван начал 15-летним юношей, работал в качестве землекопа на строительстве Харьковского тракторного завода. Здесь же вступил в комсомол. Летом 1939 г., находясь на действительной службе в рядах РККА, около месяца участвовал в боях с японскими захватчиками в районе реки Халхин-Гол. Был контужен. За проявленный героизм командование представило пулемётчика Добробабина к медали «За отвагу». (Дальнейшая судьба этого представления осталась неизвестной.) Великая Отечественная война застала Ивана на строительстве Большого Чуйского канала в Средней Азии. 22 июня 1941 г. он пошёл добровольцем на фронт. Его направили в г. Алма-Ату, где формировалась 316-я (позднее 8-я гвардейская) стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор И. В. Панфилов. Осенью 1941 г. в составе этой дивизии он сражался на территории Калининской области, а затем на полях Подмосковья...
Вот так характеризовали своего земляка молодёжные руководители из
г. Токмака, узнав о гибели Ивана Добробабина:
«Он ушёл на фронт одним из первых среди токмакских комсомольцев.
Заядлый футболист, Иван Добробабин любил спорт, военное дело и ушёл сражаться с врагом хорошо подготовленным, умелым бойцом. Мы были уверены в своём друге - такой не сдастся в трудную минуту. И верно: в армии, в боях Иван быстро выдвинулся, его назначили командиром подразделения. Не дрогнул и в том, последнем бою...
Их было только двадцать восемь... Они погибли, но не отступили.
Мы гордимся, что среди двадцати восьми героев, отдавших жизнь за Родину, был парень из нашего города, комсомолец Иван Добробабин.
Александра Беляева - секретарь Токмакского горкома комсомола,
Александра Старостина - политрук молодёжного подразделения Всевобуча»¹.
Находясь в Цимлянске, я имел не только продолжительные беседы с Иваном Евстафьевичем, подробно расспрашивая его обо всем, но и побывал в местных органах власти. И всюду слышал только самые добрые слова об Иване Евстафьевиче как о хорошем человеке, добросовестном работнике.
Рассказал я тогда И. Е. Добробабину о недавней поездке в Алма-Ату и о встрече с Даниилом Александровичем Кожубергеновым - одним из 28 панфиловцев, человеком такой же трудной судьбы, официально тоже не признанным героем. Иван Евстафьевич хорошо помнил этого бойца своего взвода, и между ними позднее завязалась переписка.
Вооружённый богатым и интересным материалом, я вернулся в Москву и приступил к подготовке статьи о Добробабине для «Комсомольской правды».
Но тут последовал вызов на Старую площадь. В полученной открытке, которую храню до сих пор, значился номер телефона, по которому я должен был позвонить т. Осташеву С. П. Молодой голос в трубке подтвердил приглашение, поинтересовавшись, нет ли у меня возражений, если беседа будет проходить в присутствии военного прокурора. Отвечаю, что это, конечно, дело того, кто приглашает.
В кабинете С. Осташева - молодого приветливого человека уже находился другой собеседник в зелёных погонах подполковника, плотного сложения, с густыми черными бровями, непроницаемым лицом и немигающим пристальным взглядом.
- Какими документами, связанными с историей подвига 28 панфиловцев, вы располагаете? - спросил С. Осташев.
Я показал все, что захватил с собой, включая ряд документов из Центрального архива Министерства обороны СССР, различные свидетельства, подтверждения.
- Вот что, молодой человек, - жёстко заметил военный прокурор.
- Народ надо воспитывать на мёртвых героях.
- Совершенно правильно, - охотно поддержал его хозяин кабинета.
И добавил: - Предупреждаем - больше этим вопросом не заниматься и ни в коем случае его не ворошить. Ответите партбилетом.
На этом «предупредительная» беседа закончилась.
Такова вкратце судьба одного из 28 героев-панфиловцев, Ивана Евстафьевича Добробабина, которая ни одного честного чело*века не может оставить равнодушным и которая взывает к нашей совести.
Все попытки в течение вот уже более трёх десятилетий помочь Ивану Евстафьевичу вернуть истории его честное имя, восстановить в высоком звании Героя Советского Союза оказались безрезультатными.
Журналистка из г. Новочеркасска Ирина Сергеевна Юркова несколько раз побывала в селе Перекоп, собрала обширный материал (в том числе десятки свидетельств перекопцев в пользу И. Е. Добробабина), но её поистине героические многолетние усилия постоянно наталкивались на стену недоверия и предвзятости.
Сам Иван Евстафьевич неоднократно обращался в разные ин*станции, в военную прокуратуру с просьбой о пересмотре его дела, о полной реабилитации. Однако все оставалось без изменений.
За его плечами уже восьмой десяток. «Сердце стало пошаливать», - жаловался он. Все чаще стал принимать лекарства. Но крепится мужественный панфиловец. Похоронил жену Лидию Гайнановну, которая с ним прошла трудный жизненный путь, и вместе с которой он вырастил прекрасных детей. Их дочь Элла окончила Ростовский университет. Преподаёт в Цимлянской средней школе № 2, а сын Ринат трудится технологом по обработке рыбы, плавает по Чёрному морю.
...Как часто, вспоминая о подвиге у разъезда Дубосеково, мы не задумываемся, что за ставшими священными для народа цифрами «28» стоят реальные люди.
И пока не очень-то вяжутся с действительностью слова из песни о Москве, где говорится о вечной нашей признательности бессмертному подвигу «28 самых храбрых сынов» нашей Родины, когда один из этих легендарных героев остаётся в забвении, оклеветанный и запятнанный, лишённый заслуженных перед Отечеством наград».
Мой очерк о панфиловце был написан осенью 1988 г. и 18 ноября того же года опубликован в «Правде». Однако ничего в жизни героя не изменилось. Более того, нашлись такие, кто, ловко манипулируя ложными документами и фактами, внесли в дело Ивана Евстафьевича осложнения и снова очернили его.

Ещё раз о судьбе панфиловца.
«В № 8 и 9 «Военно-исторического журнала» за 1990 г. в новой рубрике «Осуждены по закону» был опубликован обширный материал под названием «Чужая слава», подписанный тогдашним главным военным прокурором генерал-лейтенантом юстиции А. Ф. Катусевым.
В указанной публикации отрицался имевший место 16 ноября 1941 г. подвиг 28 воинов у разъезда Дубосеково. Она была направлена и против полной реабилитации (с возвращением всех наград) одного из 28 панфиловцев сержанта И. Е. Добробабина, которого автор представил как отпетого изменника Родины, хитрого и изворотливого проходимца, пытающегося присвоить себе чужую славу.
Заодно досталось от Катусева и тем, кто искренне пытался помочь ветерану-панфиловцу восстановить справедливость в его очень не простом деле. Главный военный прокурор не пожалел чёрной краски, чтобы показать их в виде этаких поверхностных и даже корыстных правдоискателей, действия которых он именует не иначе как кощунственными. При этом достаточно много критического внимания прокурор уделил содержанию очерка «Судьба Ивана Добробабина - одного из 28 героев-панфиловцев», напечатанного в «Правде» 18 ноября 1988 г.
Оставляя в стороне совершенно недопустимый в любой полемике оскорбительный тон публикации Катусева с наклеиванием ярлыков в духе былых времён, наличие в статье явных искажений, приписок и т. п., остановимся вкратце на её главных положениях и выводах.
Но прежде надо подчеркнуть, что затронутая в «Правде» тема вызвала широкий резонанс: в поддержку высказанного в статье пришли сотни писем и телеграмм. Были, разумеется, и отклики, авторы которых выражали несогласие с нашей позицией. Причём некоторые из них, не приводя, к сожалению, каких-либо убедительных фактов, опровергающих доводы в защиту Добробабина, выражали свой «плюрализм» в форме грубых выпадов и даже угроз.
Приведём лишь выдержки из нескольких писем:
«Со сложным чувством преклонения, горести и негодования читали мы в «Правде» от 18.11.88 г. очерк о трагической судьбе И. Е. Добробабина. Отважный солдат, он по жестокой иронии судьбы оказался оклеветанным, униженным и оскорблённым. То, что произошло с ним, взывает к немедленному восстановлению справедливости...
Президиум Совета ветеранов 2-го Украинского и Забайкальского фронтов».
«В первые годы войны мне довелось трижды в составе воздушно-десантных отрядов выполнять боевые задания в глубоком тылу противника.
...В каких ужасно тяжёлых, нечеловеческих условиях находились советские люди на захваченной врагом территории. Там нам пришлось повидать не только мерзавцев, изменивших Родине, но и «полицаев», которые помогали партизанам, раненым бойцам и своим односельчанам, часто не имея на это «специального задания» или «указания».
Не понаслышке, а самому лично довелось видеть, как фашисты вешали этих «полицаев», и не за предупреждение об облавах и спасение людей от угона в рабство (за это они сразу же расстреливали), а только за то, что «полицаи» из награбленного немцами у местных жителей зерна и продуктов что-то передали односельчанам.
Вот почему мы, десантники, побывавшие в тылу врага, всегда выступали против того, чтобы каждому «полицаю» общим чохом пришивалась бирка предателя, как произошло с Добробабиным.
Вице-адмирал в отставке М. А. Усатов (г. Москва)».

«Летом 1944 г. по поручению руководства контрразведки «Смерш» 2-го Украинского фронта я выехал в командировку в одну из дивизий 40-й армии, расположенную на отдых и переформирование на территории Румынии.
Начальник отдела контрразведки этой дивизии (фамилию не помню) обратился ко мне, представителю фронта, с «щекотливым» вопросом: «Как быть?» Оказалось, что в одной из частей их дивизии объявился один из героев-панфиловцев сержант Добробабин...
Начальник контрразведки ещё сообщил, что на свой запрос в порядке проверки всех вторично мобилизованных полевыми военкоматами на освобождаемых территориях он получил ответ, что Добробабин, став полицаем, действовал против оккупантов, предупреждая население и срывая многие готовившиеся акции оккупантов.
С. А. Шежтер, майор в отставке (г. Харьков)».

«Уважаемая редакция!
Пишет вам Крымова (Рубашка) Елена Филипповна. Я родилась в
с. Перекоп в 1925 г. и жила там до 1951 г. Прочитала статью о судьбе Ивана Добробабина и невольно вспомнила все пережитое в военное время. Я помню, когда он вернулся в Перекоп и когда он стал работать в старостате. Мы, молодёжь, все его считали своим человеком. Много раз Иван Евстафьевич нас и лично меня спасал от угона в Германию. Весной 1943 г. у нас забрали корову. Я побежала, нашла его, и он сделал все, чтобы нам корову вернули, хотя это было очень нелегко сделать. Все было уже так давно, но я хорошо помню — он работал как советский человек и Родине нашей не изменил. С благодарностью вспоминает Ивана Евстафьевича и моя дочь Дуброва (Гирич) Анна Мелентьевна».
Е. Ф. Крымова (г. Петропавловск-Камчатский)».

Оперативно откликнулась на мой очерк военная прокуратура. Работавший в то время главным военным прокурором генерал-лейтенант юстиции Б. С. Попов сообщил редакции «Правды» о возбуждении производства по вновь открывшимся обстоятельствам по уголовному делу Добробабина. И хотя Б. С. Попов обещал проинформировать редакцию о результатах расследования и принятом решении, долгие месяцы военная прокуратура хранила молчание.
За это время ростовские и алма-атинские кинодокументалисты, а также их коллеги из Центрального телевидения подготовили четыре фильма, непосредственно связанных с нашей темой: «Судьба», «Подвиг и подлог», «Четвертая похоронка», «Неоконченная война Ивана Добробабина». Причём съёмки делались и в Перекопе, где живые свидетели подтвердили своё положительное мнение о Добробабине.
Представляется очевидным, что новые свидетельства по столь затянувшемуся делу, все записанные на киноплёнку показания следова*ло бы внимательно и непредвзято изучить.
Но военная прокуратура поступила иначе.
Как только в феврале 1990 г. фрагменты из видеофильма «Судьба» были показаны по ЦТ, буквально через два дня генерал- лейтенант юстиции А.Ф.Катусев - новый главный военный прокурор, - срочно направил в соответствующие организации Ростова-на-Дону, Алма-Аты и руководству ЦК указующий циркуляр. Ссылаясь на «безупречность (! ?) следствия 1947-1948 гг.» по делу сержанта-панфиловца, генерал-лейтенант юстиции сделал прокурорское предписание о том, что «пропагандирование Добробаби*на как героя-панфиловца нецелесообразно». И можно себе представить, в условиях начавшегося процесса гласности наш борец против всяких альтернативных мнений преуспел: во всяком случае, демонстрацию по ЦТ фильма «Подвиг и подлог» ему удалось тогда заблокировать. Запрет па демонстрацию фильма «Подвиг и подлог» через год был снят, и фильм был показан по ЦТ 16 ноября 1991 г.

Почти одновременно с письмом 23 февраля 1990 г. Катусев дал интервью корреспонденту газеты «Московский комсомолец», где, в частности, содержалось удивительное по своей некорректности и явным передержкам заявление. «Не так давно, - подчеркнул главный военный прокурор, - по телевидению показали якобы героя-панфиловца Добробабина: он делился воспоминаниями с миллионами телезрителей. По материалам же уголовного дела Добробабин, попав в плен, стал начальником немецкой полиции в Харьковской области, он отбирал имущество, угонял людей в фашистскую неволю. Этот проходимец по случайному стечению обстоятельств получил Звезду Героя Советского Союза, но после войны правда открылась, и его осудили на 15 лет (!). А теперь, когда почти все свидетели умерли, Добробабин выбрался из «укрытия» и требует реабилитации».


Как все просто у автора интервью, где смещены события и опущены «нежелательные факты». Будто и не было у Ивана Добробабина смелого побега из плена, будто он, оказавшись в должности полицая, рискуя жизнью, не помогал советским людям, и позднее, находясь вновь в рядах Красной Армии, не проявил себя, как и у разъезда Дубосеково, мужественным солдатом, за что был награждён орденом Славы III степени и медалями... И не мог Катусев не знать, что есть ещё немало живых свидетелей из села Перекоп, которые продолжают подтверждать правоту Добробабина.
Такова небольшая предыстория появления названной публикации в двух номерах «Военно-исторического журнала». А теперь вернёмся к её основному содержанию и целям.
При внимательном чтении обеих частей этой «разоблачительной» статьи не трудно убедиться, что они находятся в явном противоречии одна с другой. Более того, создаётся впечатление, что их писали разные авторы.
В первой публикации журнала (№8) была поставлена задача убедить читателей в том, что Добробабин имеет самое косвенное отношение к бою у Дубосеково, но тем не менее настойчиво пытается примазаться к «чужой славе» (т. е., видимо, к славе младшего политрука В. Г. Клочкова), приписывая себе какую-то руководящую роль в том бою. Но во второй статье журнала (№ 9) автор вообще отрицает, что подвиг 28 героев, как и бой у Дубосеково, имел место. При этом 28 героев, именуемые прокурором «мифическим взводом», противопоставляются не только 4-й роте, где, по словам Катусева, «погибло смертью героя более 100 человек», но и всему полку и даже всей дивизии. Именно здесь, по мнению военного прокурора, «и заложена Большая правда Большого подвига».
Таким образом, конечная цель автора достигается без особых усилий: становится просто нелепой сама постановка вопроса о восстановлении сержанта-панфиловца в звании Героя Советского Союза. И, не церемонясь с пожилым и больным человеком, Катусев морально унижает и «разоблачает» его как дезертира и изменника.
Кощунственные «открытия» генерала от юстиции - это не что иное, как очередная дегероизация на этот раз одного из наиболее известных ратных подвигов периода Великой Отечественной войны.
На чем же основываются эти «открытия»?
Первым источником для военного прокурора Катусева являются стенограммы допросов Добробабина в ноябре-декабре 1988 г.
В стенограммах, на которые автор публикации постоянно ссылается, Добробабин отказывается от многих своих прежних утверждений и признается в «совершении преступления перед Родиной». В стенограммах содержится, в частности, и высокая оценка Добробабиным уровня следствия, проведённого по его делу в декабре 1947 мае 1948 г. якобы без каких-либо угроз, физического воздействия и прочих нарушений законности.
Но у нас есть все-таки серьёзные основания сомневаться в правдивости этих новых «признаний» о безупречности следствия сталинского периода. Ведь ещё в 1953 г. в обращениях осуждённого на 15 лет Добробабина в Президиум Верховного Совета СССР и в Верховный Суд СССР, например, говорилось:
«Всех свидетелей, показывавших обо мне положительно, с допросов удаляли, не фиксируя их показаний». (Письмо от 23 мая 1953 г.)
«По вполне понятным причинам я не имею права писать о методах и приёмах ведения следствия по моему делу. Надеюсь, что эти методы и приёмы Вам понятны...
Во всяком случае, мои, вредные для советских граждан действия не подтвердились, а если имеют какие-либо подтверждения, то они вымышлены и добыты нечестным путём». (Письмо от 28 августа 1953 г.)
Более конкретно о стиле и методах того следствия ветеран-панфиловец рассказал мне в декабре 1988 г. Обратимся к магнитофонной записи:
«Следствие велось я бы не сказал, что справедливо. Потому что то, что я говорил о своих делах хорошее, во внимание не бралось. «Только давай плохое», - говорил следователь Бабочкин (Бабушкин. - Г. К.)... А я говорю: «У меня плохого нет». «Нет?!» - и кулаком по столу... Ну, а потом двери в следующий кабинет открывали. А там людей избивали... Ну, думаю, и мне это будет... Было все. Но я отказывался... Тогда следователь сказал так: «Не хочешь подписывать, я тебе такое дело сделаю, сфабрикую, что ты под расстрел попадёшь». Ну что мне оставалось делать в те времена?»²
Конечно, сейчас не «те времена». И тем не менее имеются данные, говорящие о том, что новое расследование старого дела Добробабина проводилось военной прокуратурой по старой наезженной колее, отнюдь не «глубоко и всесторонне», как утверждает автор статьи, а, напротив, поверхностно и предвзято, с определённой установкой - «разоблачить предателя». Вот что писал в «Правду» осенью 1989 г. один из создателей видеофильма «Судьба» И. М. Шипулин:
«Когда мы были в селе Перекоп, то узнали о том, что представитель Харьковского КГБ не вызвал в сельсовет ни одного свидетеля из тех, кто хорошо знал Ивана Евстафьевича Добробабина... Он вызвал только тех и беседовал с глазу на глаз только с теми, кто знал Добробабина понаслышке».
Такие же слова о действиях харьковского уполномоченного услышала от жителей Перекопа прибывшая туда для съёмок фильма «Подвиг и подлог» группа студии «Казахтелефильм» (г. Алма-Ата). Какие же честные и справедливые выводы можно было ожидать в результате подобной «проверки»?!
А в снятом москвичами и ростовчанами телефильме «Неоконченная война Ивана Добробабина» на соответствующий вопрос журналиста А. Абраменко Иван Евстафьевич ответил: «Я вот был в Харьковском КГБ. Там считают, что я изменил Родине. Почувствовал, что нажим не мягче, чем в НКВД в те годы... Но, вы знаете... гнут на то, чтобы меня очернить».

И, наконец, полученная мною телеграмма из Цимлянска:
«Ознакомился с журнальной статьёй «Чужая слава». Глубоко возмущён. Много в стенограммах бесед вымышлено, искажено или сделано под нажимом, что вызыва*т во мне решительный протест.
С уважением Добробабин».

При внимательном чтении статьи, подписанной Катусевым, бросается в глаза очень важная деталь: автор не опроверг ни одного из показаний (а их несколько десятков!) жителей села Перекопа в пользу Добробабина. Он просто отмахнулся от этих свидетельств. Приведённые военным прокурором «убедительные доказательства» вины Добробабина просто-напросто взяты из уголовного дела панфиловца 1947-1948 гг.
Конечно, совершенно не случайно оставлен без внимания и полный риска побег Добробабина из эшелона с военнопленными, что уже само по себе свидетельствует о многом. Но, по-видимому, для военного прокурора - эго мелкая, ни о чем не говорящая деталь, как и тот факт, что с марта 1944 г. и до окончания войны Добробабин, вновь находясь в составе действующей армии, почти непрерывно был на передовой линии фронта, не раз смотрел смерти в глаза, заслужив за свою храбрость в защите Отечества новые награды...
Бьющая через край фантазия генерала юстиции в № 9 журнала приводит его к «дополнительному уточнению». Оказывается, спастись сержанту помогли «уход с поля боя и сдача в плен».
Не будем продолжать перечень подобных поразительных «открытий», а обратимся за ответом к документам и другим источникам, тем более что о защитниках панфиловца Катусев, помимо нанесённых им грубых оскорблений, отозвался и как о лицах «безответственных», «плохо изучавших документы».
Перед нами статья А. Ю. Кривицкого «О 28 павших героях», напечатанная 22 января 1942 г. в газете «Красная звезда». Причём сразу же подчеркнём, что в основу очерка был положен рассказ смертельно раненного участника боя у Дубосеково Героя Советского Союза рядового Ивана Моисеевича Натарова, записанный журналистом в госпитале. Уже в самом начале статьи читаем:
«Полк Капрова занимал оборону на линии: высота 251 — деревня Петелино — разъезд Дубосеково. На левом фланге, седлая железную дорогу, находилось подразделение сержанта Добробабина»
(курсив наш. — Г.К.).
А далее в ней говорится:
«Теперь мы знаем, что прежде чем двадцать восемь героев, притаившихся в окопчике у самого разъезда, отразили мощную танковую атаку, они выдержали многочасовую схватку с автоматчиками... Сержант Добробабин точно распределил цели. Немцы шли как на прогулку, во весь рост. От окопа их отделяло уже 150 метров. Вокруг царила странная неестественная тишина. Сержант заложил два пальца в рот, и внезапно раздался русский молодецкий посвист. Это было так неожиданно, что на какое-то мгновенье автоматчики остановились. Затрещали наши ручные пулемёты и винтовочные залпы. Меткий огонь сразу опустошил ряды фашистов... Атака автоматчиков отбита, — пишет далее А. Ю. Кривицкий. — Более семидесяти вражеских трупов валяются недалеко от окопа...
Танки! Двадцать бронированных чудовищ движутся к рубежу, обороняемому двадцатью восемью гвардейцами. Бойцы переглянулись. Предстоял слишком неравный бой. Вдруг они услыхали знакомый голос:
- Здорово, герои!
К окопу добрался политрук роты Клочков».

А вот второе свидетельство - извлечённый из архива документ, повествующий и о том, как протекал бой у разъезда Дубосеково, и об участии в нем сержанта Добробабина. 22 декабря 1942 г. работники Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР побывали в одном из московских госпиталей, где состоялась беседа с находившимся там на излечении одним из 28 панфиловцев Героем Советского Союза рядовым И. Р. Васильевым, который, получив в бою три осколочных ранения и тяжёлую контузию, был, как и И.М.Натаров, подобран нашими разведчиками.
Приведём небольшую выдержку из стенограммы его рассказа:
«16-го числа часов в шесть утра немец стал бомбить наш правый и левый фланги, и нам доставалось порядочно. Самолётов 35 нас бомбило.
После воздушной бомбардировки колонна автоматчиков из д. Красиково вышла. Шли они в полный рост. Как раз бугор перед нами был. Они пошли на этот бу*гор. Мы, конечно, думали, что измена, потому что нет команды огонь открывать, а они подходят совсем близко. Потом сержант Добробабин, помкомвзвода был, свистнул. Мы по автоматчикам огонь открыли. Мы бьём, они, конечно, идут. Это было часов в семь утра. Погода была ясная, мороз, денёк хороший был.
Автоматчиков мы отбили... Уничтожили человек под 80. Там не до счету, считать не приходилось.
После этой атаки политрук Клочков подобрался к нашим окопам, стал разговаривать. Он поздоровался с нами.
- Как выдержали схватку?
- Ничего, выдержали.
Мы думали, что, отбив атаку автоматчиков, нам придётся продвигаться вперёд. Но команды «вперёд» не дали. Политрук Клочков заметил колонну танков. Говорит: «Движутся танки, придётся ещё схватку терпеть нам здесь»³.
Имеется такая же документальная запись беседы с Героем Советского Союза рядовым Г.М. Шемякиным, который, как уже отмечалось выше, тоже чудом остался в живых после боя у Дубосеково.
3 января 1947 г. он, в частности, вспоминал:
«Утром 16 ноября налетели немецкие самолёты, стали нас бомбить. Пробомбили - улетают. А мы остались целы. Смотрим - идёт пехота, автоматчики, человек сто. Мы их подпустили к себе вплотную.
Сержант Добробабин подал сигнал свистом. Мы поняли, а немцы в этот момент опешили - откуда свист. Они считали, что после бомбёжки никого нет. Мы открыли по ним огонь. Мы их человек 80 уложили, остальные убежали.
У нас были два пулемёта, два противотанковых ружья, бутылки с жидкостью, гранаты и винтовки. В этот момент подошёл политрук Клочков»⁴.
И наконец, сошлёмся на изданный в 1943 г. Генеральным штабом Красной Армии (с отметкой «секретно») военно-оперативный труд «Разгром немецких войск под Москвой». Часть первая. В разделе «Бои 16 и 5-й армий на Волоколамском и Истринском направлениях 16—17 ноября (схемы 5—7)» имеется как авторитетное подтверждение активного участия в бою у Дубосеково сержанта Добробабина, так и довольно подробное описание самого сражения:
«Полк (т. е. 1075-й полк. - Г. К.) прикрывал важнейшее направление на Москву, южнее Волоколамского шоссе, обеспечивая шоссе от прорыва танковых частей с юго-запада, — говорится в указанном разделе. — Прорыв крупных сил танков в этом направлении мог пагубно отразиться на всей операции 16-й армии... На левом фланге полка находились политрук роты Клочков-Диев и сержант Добробабин с группой бойцов (курсив наш. - Г. К.).
От разведки уже было известно, что немцы готовятся к новому наступлению и что в районе Муромцево, Жданово, Красиково они сосредоточили полк танков (80 танков), около двух полков пехоты, шесть миномётных и четыре артиллерийских батарей; здесь находились группы автоматчиков и мотоциклистов.
С утра 16 ноября противник в районе Жданово крупными силами перешёл в наступление в общем направлении на Петелино, Матренино. Группа бойцов под командой сержанта Добробабина (курсив наш. - Г. К.), используя благоприятную местность, заняла укрытую позицию у разъезда Дубосеково. Фашисты, используя скрытые подступы на левом фланге обороны полка 316-й стрелковой дивизии, атаковали группу ротой пехоты при поддержке двадцати танков. Не ожидая встретить здесь серьёзное сопротивление, немецкая пехота шла в атаку во весь рост.
Встреченный внезапным, но точным огнём бесстрашных 28 гвардейцев, противник потерял до 70 человек убитыми. Он должен был остановиться... Героев было 28. Двадцать девятый, оказавшийся презренным трусом, был тут же уничтожен самими гвардейцами. Бой с танками длился свыше четырёх часов, и танки не смогли прорвать оборону доблестных защитников. 14 танков из 20 неподвижно застыли на поле боя. Из 28 славных воинов 7 уже было убито и тяжело ранено. Убит был и храбрый сержант Добробабин. Но ни один из бойцов не дрогнул и не растерялся. В это время в атаку двинулось ещё 30 танков. В тяжёлом, неравном бою было вновь подбито одиннадцать танков противника...
Славный бой этих героев у разъезда Дубосеково явился не только подвигом мужества; он имел крупное тактическое значение, так как задержал продвижение немцев на много часов, дал возможность другим нашим частям занять более удобные позиции, не допустил прорыва массы танков противника на шоссе и позволил организовать противотанковую оборону в этом районе»⁵.

Полагаю, что нет необходимости комментировать все эти строки.
Силясь перечеркнуть подвиг двадцати восьми героев и противопоставляя им «отчаянную сотню» из 4-й роты, Катусев избрал в качестве опоры ещё один «неопровержимый» источник, о котором в статье почему-то умалчивается, и, по-видимому, требуется раскрыть читателям его происхождение и содержание.
В Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), в фонде за № 8131 сс хранится дело № 4041. Это прежде всего материалы, связанные с расследованием в 1948 г. военной прокуратурой обстоятельств боя 28 гвардейцев из дивизии И. В. Панфилова⁶.
Дело в том, что к началу 1948 г. из 28 героев-панфиловцев, считавшихся погибшими, шестеро объявились в живых, четверо панфиловцев побывали в плену. В обстановке тотального недоверия и подозрительности такой поворот сильно насторожил бдительные органы. Именно «в связи с этим» (как отмечается в одном документе) тогдашний главный военный прокурор генерал-лейтенант юстиции Н. П. Афанасьев учредил специальную комиссию по проверке того, что произошло 16 ноября 1941 г. у разъезда Дубосеково.
Хорошо уяснив требуемое, прокурорская рать ринулась на выполнение «ответственного задания», проявив большую оперативность и напористость. Вскоре перед комиссией предстали причастные к пропаганде этого подвига. Среди привлечённых к допросам были журналисты А. Ю. Кривицкий, главный редактор газеты «Красная звезда» Д. И. Ортенберг и даже поэт Николай Тихонов.
Во время одной из наших встреч за несколько месяцев до 30-летия Победы Кривицкий рассказывал, с каким пристрастием и рвением допрашивали его следователи из прокурорской комиссии.
«Мне было прямо сказано, - заявил Александр Юрьевич, - что если я откажусь признать, что описание боя у Дубосеково полностью выдумал я и что ни с кем из тяжелораненых или оставшихся в живых панфиловцев перед публикацией статьи не разговаривал, то в скором времени могу очутиться в районе Печоры или Колымы. А оказаться там мне как-то не хотелось. Поняв, что дело принимает слишком опасный оборот, я «признал», что многое в моих публикациях о 28 героях представляет «литературный домысел».
«Комиссия была достаточно грозной, - вспоминал генерал-майор в отставке Д.И. Ортенберг. - Подвиг 28 героев - подвиг, основанный на реальных фактах, - поразил всех нас своей осознанной необходимостью, проникшей в души бойцов, но почему-то не устраивал проверявших. Особенно досталось А. Ю. Кривицкому, от которого прямо требовали: «Отрекись!» Отвечая на вопросы комиссии, я подчеркнул, что подвиг 28 воинов - это не чья-то легенда или литературная фантазия, а подлинная быль. И тем не менее выводы следователей никак не соответствовали этим моим словам».
О том, как тогда завершилась эта история с расследованием, осенью 1967 г. поведал автору настоящей книги Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Бывший командующий войсками Западного фронта во время Московской битвы, имевший прямое отношение к награждению 28 панфиловцев, постоянно проявлял интерес к памятным событиям у Дубосеково, к судьбам оставшихся в живых героев. По словам маршала, ознакомившись с «делом» панфиловцев, секретарь ЦК ВКП(б) Жданов обнаружил, что все материалы расследования были подготовлены слишком топорно, «сшиты белыми нитками» и что комиссия Главной военной прокуратуры явно перестаралась, «перегнула палку». Поэтому дальнейшего хода быстро испечённому делу не было дано, и оно отправилось в архив.
И вот эта «липа» стараниями А. Ф. Катусева оказалась реанимированной, и «развенчание» беспримерного боя и подвига 28 героев как бы состоялось.
В действительности перед нами вовсе не «Большая правда», о чем торжественно объявил в своей публикации военный прокурор, а Большая ложь и клевета на живых и мёртвых героев.
Отнюдь не «по случайному стечению обстоятельств», как утверждал Катусев, 28 гвардейцев оказались в самый опасный для столицы и Родины момент на самом опасном и ответственном рубеже.
Как бы отвечая своим будущим оппонентам, А. Ю. Кривицкий в своей книге «Подмосковный караул» писал:
«Подвиг 28 героев прекрасен. История его повергает ниц тех, кто хотел бы видеть на войне только кровь, муки и ошибки - настоящие и мнимые - и не замечать воли, таланта, умения и презрения к смерти во имя Отечества. Мещанин вообще не верит в героизм. В каждом подвиге он ищет возможность принизить его, окоротить, срубить ему голову и тем уравнять с собой...
«Мир неделим». Но и ещё более неделима правда».
Нельзя не обратить внимание ещё на одну сторону указанных журнальных публикаций военного прокурора. Любую оговорку, неточность, пропущенное слово или обыкновенную опечатку он немедленно возводит в ранг сознательных «кощунственных», злонамеренных действий и даже преступлений.
Представляя себя ревностным борцом за историческую правду, генерал-лейтенант юстиции тем не менее охотно идёт на подчистки, натяжки и домыслы.
Так, в моем очерке, опубликованном в «Правде» 18 ноября 1988 г., говорится, что за проявленный героизм в районе реки Халхин-Гол «командование представило пулемётчика Добробабина к медали «За отвагу». Дальнейшая судьба этого награждения осталась неизвестна» (курсив наш. — Г. К.).
Катусев же в журнальной статье подаёт эту фразу совершенно иначе:
«Куманёв идёт ещё дальше. В его очерке, помещённом в «Правде», Добробабин тоже отважно сражается в течение месяца (в очерке: «около месяца». — Г. К.) на Халхин-Голе. Причём получает за свой подвиг медаль «За отвагу».
В том же номере газеты, отвечая на мой вопрос о судьбе памятника в Токмаке, Добробабин ответил: «Как мне рассказывали, поступили с ним просто. Мою «голову» отрезали, а «голову» Дуйшенкула Шопокова... приварили...»
Цитируя это место, Катусев убирает слова: «Как мне рассказывали» и т. д. и без отточия даёт ответ Добробабина: «Мою голову отрезали...» и т. д. И, таким образом, вместо предположения получается утверждение, а это уже явный подлог.
Перечень подобных «упражнений» можно было бы продолжить.
Несколько слов об улице им. Добробабина и о памятнике герою- панфиловцу в г. Токмаке (Киргизия), где была его вторая родина и откуда он пошёл добровольцем на фронт. Для Катусева нет сомнений, что все здесь придумано Добробабиным. В этой связи, видимо, есть необходимость отослать его хотя бы к некоторым источникам военных лет. В г. Токмаке местная газета «Красный хлебороб» 5 февраля 1943 г. писала:
«Идя навстречу пожеланиям трудящихся, на городском сквере у здания горисполкома будет открыт памятник Герою Советского Союза, одному из 28 гвардейцев-панфиловцев И. Е. Добробабину, а улица Кошчийская... переименовывается в улицу имени Добробабина».
19 сентября 1943 г. в республиканской газете «Советская Киргизия» и 30 сентября того же года в газете «Токмакский большевик» была напечатана следующая информация:
«Памятник герою-панфиловцу.
Скульптор А. Мануйлов закончил работу над фигурой Героя Советского Союза, одного из прославленных 28 гвардейцев-панфиловцев - Ивана Добробабина для памятника, сооружаемого на его родине, в г. Токмаке. Тов. Добробабин изображён во весь рост, встречающим гранатой неприятельские танки. Высота памятника - 6 метров. По бокам постамента устанавливаются горельефы, изображающие отдельные моменты исторической битвы 28 храбрецов с неприятельскими танками. Открытие памятника приурочивается к XXVI годовщине Октября».
14 ноября 1943 г. «Советская Киргизия» опубликовала и снимок памятника сержанту.
Творение военного прокурора заканчивается на высокой обличительной ноте. Как и прежде, недостаток фактов и аргументов возмещается недопустимыми резкостями и оскорблениями. Добробабин, которого Катусев никогда в глаза не видел, но к которому питает явную антипатию, называется «нечистоплотным человеком», «лжецом», «предателем», который не раскаялся, представ перед трибуналом в июне 1948 г., «а лишь затаился и все эти четыре десятилетия истаивал неудовлетворённой ненавистью». Вкупе с панфиловцем все его защитники и сочувствующие причисляются к стану тех, кто поддерживает «моду на антикоммунизм и антипатриотизм, на массовое антисоветское злословие».
Откуда, из каких времён такая барская вседозволенность автора, лишившая его элементарной сдержанности, объективности, уважения к мнению других? Откуда такое ревностное стремление обелить неправое следствие и неправый Военный трибунал 1948 г.? И как можно понять оценку, данную Катусевым приговору 1948 г. в отношении Добробабина: 15 лет исправительных лагерей - это, по его мнению, «справедливое наказание».
Трудно быть спокойным, с горечью констатируя, что до сих пор не только не восторжествовала справедливость в отношении ветерана-панфиловца, но и родилась версия, подхваченная некоторыми СМИ, отрицающая сам подвиг у разъезда Дубосеково.
Вопреки всем противодействиям автор книги и позже не оставлял своих усилий, чтобы убедить властные органы России по заслугам оценить героя-панфиловца.
Одной из последних акций в этом направлении явилось написанное обращение накануне 50-летия Победы над фашизмом в Наградную комиссию при Президенте РФ. Но никакого официального ответа не последовало. Между тем ещё в марте 1993 г. Верховный Суд Украины полностью реабилитировал И. Е. Добробабина. (См. Приложение 1.)
Наше новое обращение было направлено в Президиум Съезда народных депутатов, который своим Указом от 21 мая 1997 г. восстановил мужественного воина в звании Героя Советского Союза.
Но Иван Евстафьевич Добробабин об этом уже никогда не узнает.
К великому сожалению, 19 декабря 1996 г. после тяжёлой и продолжительной болезни последний из 28 героев-панфиловцев ушёл из жизни...

¹ Огненные годы: Документы и материалы об участии комсомола в Великой Отечественной войне. М., 1971. С. 61.
² Магнитофонная запись беседы автора с И. Е. Добробабиным в декабре 1988 г.
³ Научный архив Института российской истории РАН. Фонд Великой Отечественной войны. Коллекция документов.
⁴ Там же.
⁵ Разгром немецких войск под Москвой (Московская операция Западного фронта 16 ноября 1941 г. — 31 января 1942 г.). Ч. 1 / Под главной редакцией Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова. М., 1943.
С. 42 - 43.
⁶ Государственный архив Российской Федерации. Ф. 8131сс. Оп. 27. Д. 4041.










ВЕРХОВНЫЙ СУД УКРАИНЫ
252024, г. Киев, 24. ГСП ул. Чекистов, 4

11 мая 1993 года № 7-48 п 92

Гр. Добробабе /Добробабину / И.Е.
Ростовская обл., г. Цимлянск, ул. Московская, №.33

Справка о реабилитации

Приговором военного трибунала Киевского военного округа от 8-9 июня 1948 г. Добробаба /Добробабин/ Иван Евстафьевич. 1913 года рождения. уроженец с. Перекоп Валковского района Харьковской области, житель пос. Кант Киргизской ССР, осуждён по ст.54-1"б" УК УССР на пятнадцать лет лишения свободы за измену Родины.
Определением военной коллегии Верховного Суда СССР от 30 марта 1955 г. приговор изменён, меру наказания смягчено до семи лет лишения свободы.
Постановлением Пленума Верховного Суда Украины от 26 марта 1993 г. судебные решения в отношении Добробабы /Добробабина/ И.Е, отменены, а уголовное дело производством прекращено на основании п.2 ст.6 УПК Украины за отсутствием состава преступления.
Гр. Добробаба /Добробабин/ И.Е. по данному делу реабилитирован.


Заместитель председателя судебной коллегии
по уголовным делам Верховного суда Украины Е.И. Овчинников
















СЛОВО О ДАНИИЛЕ КОЖУБЕРГЕНОВЕ

Весной 1989 г. из редакции «Московской правды» мне передали письмо от алма-атинского журналиста Михаила Митько и попросили прокомментировать его в виде небольшой статьи.
Оба материала 7 мая 1989 г. были опубликованы в этой газете.
В письме М. Митько говорилось:
«...В Алма-Ате есть прекрасный парк, носящий имя 28 героев- панфиловцев. На центральной аллее помещены их портреты. Но нет среди них Ивана Добробабина и рядового Даниила Кожубергенова. Парк имени 28, а портретов - 26. До сих пор Добробабин и Кожубергенов так и не получили Звезду Героя, хотя совершенного ими подвига никто не может отменить. И, к слову сказать, в 1943 г. в парке их портреты были выставлены. Когда Д. Кожубергенов вышел из алма-атинского госпиталя и пошёл в парк, то под своим портретом увидел другое имя - Аскар Кожубергенов. А потом убрали и портрет, осталась пустая рамка...
В Центральном архиве Министерства обороны СССР во всех списках личного состава дивизии, полка и 4-й роты старшего лейтенанта, затем капитана П. Гундиловича, где служили герои-панфиловцы, начиная с 18 июля 1941 г., упоминается только один Кожубергенов - Даниил Александрович. Он же значится и в списке безвозвратных потерь 8-й гвардейской стрелковой дивизии, датированном 28 мая 1942 года.
Но потом произошло нечто странное...
В алфавитной книге награждённых по полку за 1941—1942 гг. имеется такая запись: «Кожубергенов Даниил Александрович. Убит 16.11.41 г.» Затем имя и отчество зачёркнуты и над ними написано: «Аскар, красноармеец, рядовой». В книге, отражающей сведения о присвоении звания Героя Советского Союза среди воинов Панфиловской дивизии за 1942 г., рядом с именем Кожубергенова Даниила Александровича вписано имя Аскар...
Оказывается, в Центральном архиве Министерства обороны СССР имеется такой документ от 18 мая 1942 г.: «...В числе 28 героев Панфиловской дивизии, павших 16 ноября 1941 г. в борьбе с немецкими захватчиками у разъезда Дубосеково и представленных к правительственной награде... находится красноармеец Даниил Александрович Кожубергенов. В результате последней тщательной проверки состава выяснилось, что Кожубергенов Даниил Александрович попал в число 28 ошибочно. На основании этой же проверки действительным участником геройского подвига был Кожубергенов Аскар... Исходя из этого, командование просит наградной материал, составленный на
Кожубергенова Даниила, переоформить на красноармейца Кожубергенова Аскара, оставив боевую характеристику без изменений».
Даниил Александрович в своё время сам раскрыл этот секрет:
«В ходе боя у Дубосеково я был тяжело контужен, потерял сознание. Очнулся, когда бой уже закончился. Откопал меня путевой обходчик. В темноте наткнулся на немецкий патруль и был схвачен. Сутки провёл в плену, в сарае, где находилось ещё несколько арестованных. Затем поздно ночью из сарая удалось бежать. Стоял лютый мороз. А я в одной гимнастёрке. В лесу был подобран одним из отрядов кавалерийского корпуса генерала Доватора. В его составе сражался (совершали рейды по вражеским тылам) до весны 1942 года. Когда кавкорпус отошёл на отдых, меня вызвали в особый отдел. Там я был разоружён и отправлен под конвоем в Москву, в Таганскую тюрьму. Месяц допрашивал меня капитан НКВД С. С. Соловейчик. Хотел одного - отречения, что я, мол, не панфиловец из числа 28. Я отказывался. Но не вынес избиений и угроз - подписал. Тогда меня отправили в штрафной батальон подо Ржев. Я был тяжело ранен, но выжил, попал в госпиталь...»
«Военная энциклопедия» за 1987 год назвала Д. В. Кожубергенова в числе 28 героев. Правда, слишком поздно - Кожубергенов умер в 1982 году. И до сих пор в алма-атинском парке нет портретов И. Добробабина и Д. Кожубергенова...»

Комментарий историка.
Письмо алма-атинского журналиста возвращает память к событиям более чем двадцатилетней давности. 20 апреля 1966 года в газете «Комсомольская правда» появилась статья Н. Агаянца и А. Полонского «Всем смертям назло». Миллионы читателей узнали о тяжёлой истории Даниила Александровича Кожубергенова - одного из 28 героев-панфиловцев, который чудом остался в живых, но заслуженную награду так и не получил. Вместо Д. А. Кожубергенова в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года о посмертном присвоении звания Героя Советского Союза 28 гвардейцам значился его однофамилец по имени Аскар.
В статье Н. Агаянца и А. Полонского были приведены свидетельства участников событий: двух из двадцати восьми Героев Советского Союза - Г. Шемякина и И. Шадрина, старшины роты Ф. Т. Дживаго, а также несколько выдержек из документов, убедительно подтверждающих участие в бою у разъезда Дубосеково именно Даниила Кожубергенова, который являлся связным политрука В. Клочкова.
Появление же в Указе Аскара Кожубергенова авторы этой публикации предположительно объяснили ошибкой полкового писаря...
Вскоре после этой публикации мне представилась возможность побывать в Алма-Ате, и я разыскал Д. А. Кожубергенова. Встреча с
ним, многочасовые беседы, знакомство с имевшимися у него документами не оставляли сомнений, что именно он был участником легендарного боя у Дубосеково.
Статья в «Комсомольской правде», а затем моё выступление об этой истории по Центральному телевидению вызвали широкий отклик среди советских людей. Отозвались и бывшие однополчане Д. А. Кожубергенова по Панфиловской дивизии и корпусу Доватора. И среди них теперь уже подполковник А. Шишкин. В своём письме в «Комсомолку» он, в частности, писал:
«Я, как командир взвода, который около месяца обучал и готовил к предстоящим боям взвод в г. Алма-Ате, а затем около двух месяцев воевал с ним на фронте, опознал не только по фамилии, но и по фотографиям, напечатанным в газете, товарища Кожубергенова... Имени красноармейца я сейчас уже не помню, но это именно тот Кожубергенов, который принимал непосредственное участие в бою в районе разъезда Дубосеково».
И. Е. Добробабин тоже свидетельствовал, что со дня формирования взвода в Алма-Ате в июле 1941 года и вплоть до сражения у Дубосеково был только один Кожубергенов, и именно тот, портрет которого был напечатан в газете «Комсомольская правда» 20 апреля 1966 года.
После статьи в «Комсомольской правде» Даниил Александрович был вызван в Москву в наградной отдел Министерства обороны СССР. Но в столичном аэропорту его никто не встретил, а двери МО СССР оказались для ветерана-панфиловца наглухо закрытыми.
С тяжёлым чувством он возвратился в Алма-Ату...
Недавно в одном из центральных архивов автору этих строк удалось обнаружить письмо Генерального прокурора СССР Г. Н. Сафонова секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову от 11 июня 1948 года, которое подтверждает правоту Даниила Александровича: «...Было установлено, что кроме Добробабина остались в живых: Васильев Илларион Романович, Шемякин Григорий Мелентьевич, Шадрин Иван Демидович и Кожубергенов Даниил Александрович, которые также значатся в списке 28 панфиловцев, погибших в бою с немецкими танками.
...Вместо Кожубергенова Даниила был включён в Указ о награждении якобы погибший в бою с немецкими танками под Дубосековом Кожубергенов Аскар. Однако в списках 4-й и 5-й рот Кожубергенов Аскар не значится и, таким образом, не мог быть среди 28 панфиловцев».
Справедливость в течение первых послевоенных десятилетий относительно Д. А. Кожубергенова так и не восторжествовала. Вручение ему в 1967 году ордена Отечественной войны I степени, конечно, не возмещало все те испытания, что он вынес, не оценивало его подвиг во всей полноте.
С тех пор прошло более двух десятилетий. Даниила Александровича уже нет в живых. Но благодарная память о тех, кто спас нашу Отчизну в годину страшных испытаний, требует восстановления истины и, во имя настоящего и будущего, обязывает нас воздать им должное по заслугам.
Тем же Указом Постоянного Президиума Съезда народных депутатов СССР от 21 мая 1997 г. Даниилу Александровичу Кожубергенову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.




ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Док. №1.

ВЕРХОВНОМУ СОВЕТУ Казахской ССР От гр. Дживаго Филиппа Трофимовича, проживающего по адресу: г. Алма-Ата, ул. Октябрьская,
д. 12, кв. 11.

СПРАВКА
Я, Дживаго Филипп Трофимович, бывш. старшина 4-й стрелковой роты, роты 28-ми героев-панфиловцев, ныне капитан запаса, знаю тов. КОЖУБЕРГЕНОВА Даниила Александровича - солдата 1075-го стрелкового полка (ны*не 23-й стрелковый гвардейский полк), 2-го стрелкового батальона, 4-й роты, 2-го взвода, 1-го отделения - по совместной боевой службе в 316-й стрелковой дивизии (позднее 8-я гвардейская стрелковая дивизия им. Героя Советского Союза генерал-майора И.В.Панфилова).
В августе 1941 г. наша дивизия была направлена в Действующую армию, в составе Северо-Западного фронта обороняла г. Ленинград. В ноябре 1941 г. была брошена на Волоколамское направление, где защищала Москву в составе 16-й армии генерала К.К. Рокоссовского. Нашей роте было приказано оборонять разъезд Дубосеково, населённые пункты Нелидово и Петелино.
16 ноября 1941 г. ровно в 8-00 утра противник пошёл в наступление на нашу роту. Весь её личный состав, отлично усвоив приказ: «Ни шагу назад, позади Москва», стоял насмерть. Бой длился несколько часов. В то время ротой командовали к-р роты Гундилович, политрук Клочков, я исполнял обязанности к-ра 1-го взвода.
Тов. Кожубергенов Д. А. действительно участник боев за оборону разъезда Дубосеково Волоколамского р-на Московской обл. в составе 28 гвардейцев-панфиловцев, был связным политрука Клочкова. У меня сохранился список роты, где Кожубергенов Д. А. значится под № 32. Никакого Аскара с такой же фамилией у нас не было, о чем и свидетельствую.
Бывший старшина 4-й стрелковой роты, ныне капитан запаса. Работаю в строительно-монтажном управлении Алма-АтаГЭСстрой (г. Алма-Ата, Кирова, 107, коммутатор 89-71, тел.41).
10.04.66 г. (ф. Дживаго)
(подпись)

Подпись нач. отдела Техснаба Алма-АтаГЭСстроя Дживаго Филиппа Трофимовича заверяю. Нач. СМУ Алма-АтаГЭСстроя
(И. Варламов) (подпись)

Док. №2.
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ О КОЖУБЕРГЕНОВЕ
Я, ШЕМЯКИН Григорий Мелентьевич - Герой Советского Союза, один из 28-ми Гвардейцев-Панфиловцев, подтверждаю, что в боях в районе разъезда Дубосеково, под Москвой, в ноябре месяце 1941 года участвовал Кожубергенов, имени и отчества не знаю, но личность его подтверждаю. После войны, в 1947 году, при нашей встрече мы узнали друг друга и поделились фронтовыми воспоминаниями, что также подтверждает наше совместное участие в боях в вышеуказанном районе.
Мой адрес: г. Алма-Ата, Каракольская, 35.

/Г.М. Шемякин/
г. Алма-Ата.
4 апреля 1953 года

Подпись тов. Г.М. Шемякина заверяю:
Начальник Канцелярии
Президиума Верховного Совета
Казахской ССР

Док. № 3
ПОДТВЕРЖДЕНИЕ
Я, ШАДРИН Иван Демидович, Герой Советского Союза, подтверждаю, что в боях в районе разъезда Дубосеково под Москвой, в ноябре 1941 года, с нами вместе, в числе 28 героев-панфиловцев участвовал Кожубергенов Даниил Александрович. Мы вместе призывались в июле 1941 года, вместе поехали на фронт, были в одной роте. При всех встречах я его узнаю, помню в лицо и при воспоминании о боях у нас нет расхождения.
Подпись Герой Советского Союза — Шадрин

Печать
Верно: