Страница 2 из 4 ПерваяПервая 1 2 3 4 ПоследняяПоследняя
Показано с 11 по 20 из 32

Тема: Жемайтис Ольгерд Феликсович

  1. #11
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ВИЛЬНЮС, 1966 – 68 гг

    ВИЛЬНЮС, 1966 – 68 гг

    ЖЕМАЙТИС О.Ф.
    OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU
    Для всех без исключения офицеров-командиров первые два года лейтенантской службы всегда наиболее трудны. И в то же время определяющие всю их дальнейшую жизнь, ибо являют собой резкий переход от учебной скамьи к ответственности за состояние дел в подразделении и за дисциплину, вверенных им по службе солдат и сержантов. Приходится терпеть трудности армейского быта, жилищной неустроенности после относительного училищно-казарменного комфорта с его вполне достаточным обеспечением всем необходимым для нормального существования и привычным ритмом жизни.

    Полный текст статьи во вложенном файле.
    Изображения Изображения

  2. #12
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ДНЕВНИК «ТЕРМЕЗ»

    ДНЕВНИК «ТЕРМЕЗ»

    27.10.86.


    ЖЕМАЙТИС О.Ф.
    OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU


    Позавчера встретил жену где-то в 8 утра, и с вещами поехали в гостиницу КЭЧ на улицу Малика Кахарова. В моей 306-ой комнате оказались Миша, Олег и какой-то прапорщик.
    Миша сразу же починил мои часы «200 метров под водой», Вера угостила всех пирогами с мясом и вскоре мы с ней пошли на базар за покупками на ул. Карпова (возле Крепости).
    Вера, как и все домохозяйки, не может жить без магазинов и базаров.
    На базаре я ей купил в подарок духи производства «Париж-Москва» «Тет-а-тет», и, сделав ещё кое-какие покупки, поехали с ней на Центральный рынок.
    Вера сразу определила, что хурма здесь стоит дешевле, чем в Самарканде: здесь она стоит 1- 1,5 рубля за 1 кг, а в Самарканде 4-5 рублей; гранаты здесь по 1 – 2 рубля за 1 кг, в Самарканде по 5 рублей. Наверное, потому, что Термез закрытый приграничный город и для приезда сюда Веры мне пришлось в штабе полка оформлять пропуск для пограничников.

    Полный текст статьи во вложенном файле.
    Изображения Изображения

  3. #13
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ДНЕВНИК. ЛЕНИНГРАД

    ДНЕВНИК. ЛЕНИНГРАД

    ЖЕМАЙТИС О.Ф.

    12.05.87.

    Вот я и в Москве. Испытываю чувства нормального человек, возвратившегося к родным пенатам. Сегодня прошёлся по центру, по Арбату, посетил могилу отца, брата и мамы.
    Вчера был у Калабиных. Видел дядю Игоря. Он совсем плох из-за рака горла. А ведь ему всего 72 года! Не такой уж и старик.
    Завтра в 21.30. еду в Ленинград.

    15.05.87.

    Эти строки пишу уже на занятиях в ЦАОКе (Центральные артиллерийские офицерские курсы).
    Вчера в 6.20. утра приехал в Ленинград. Сдал чемоданы в камеру хранения, в парикмахерской вокзала постригся, побрился и поехал к своей двоюродной сестре Лёле на улицу Подвойского. Она и её муж генерал-майор в отставке Мозгунов Алексей Васильевич встретили меня очень хорошо.
    Погостив у них часа 2, поехал на ЦАОК, расположенный на Литейном проспекте, дом 3.
    Оформился в строевой части Курсов и вскоре представился начальнику 3-го курса полковнику Бенесюку. Он, как только увидел красный околыш моей фуражки и красные петлицы, сразу замахал руками и заявил, что я, очевидно, ошибся адресом. Но, проверив мои документы, стал звонить в отдел кадров, надеясь, что произошла какая-то ошибка, курс уже сформирован, и он не нуждается в пехотном 43-летнем подполковнике - артиллеристе.
    Долго шла беседа по телефону, и я уже смирился с мыслью возвращения в свой тифозно-желтушный Термез, но тут Бенесюк, наконец, положил трубку и сообщил, что я буду учиться все 5 месяцев в 37-ом отделении. Я вздохнул с облегчением.
    Узнал, что Начальником ЦАОКа является москвич, генерал-лейтенант Захаров Вадим Михайлович, 1930 года рождения.
    Его заместитель генерал-майор Козеев.
    Устроившись в гостинице на площади Мужества, поехал опять к Мозгуновым.

    18.05.87.

    Вчера было воскресенье, и я утром посетил Петропавловскую крепость. Вода в Неве возле крепости показалась чистой, не то, что в Москве-реке. Видел много рыболовов, которые довольно часто вытаскивали из воды окуней и ершей.
    После Крепости был в гостях у дочери Алексея Васильевича и Лёли, Алёны и её мужа Вадима Махотько. Их сына Алёшу забирают в армию, и Алёна очень боится, что он попадёт в Афганистан. Я её заверил, что о службе в Афганистане не может быть и речи, ибо все призывники, предназначенные для отправки в Афган, попадают либо к нам в учебку в Термезе, либо в такой же учебный полк в Иолотани Туркестанского военного округа для прохождения 5-месячных курсов молодого бойца. Курсантов в эти учебные части уже набрали, поэтому бояться, что Алёша попадёт в ДРА, не стоит. Алёна успокоилась.
    Второго, младшего сына Алёны и Вадима, зовут Митей.
    Очень хорошо почаёвничали.
    На занятиях от преподавателя-звукомметриста подполковника Кривоносенко впервые услышал о родоначальнике инструментальной разведки в артиллерии, учёном-артиллеристе Бенуа, который впервые в начале 20-го века предложил засечку орудийных выстрелов по секундомеру, а затем изобрёл звукомметрический прибор. Ходил с ним к Петропавловской крепости и определял расстояние до гаубицы, которая, начиная с времён Петра 1-го каждый день ровно в 12 часов дня производит холостой выстрел.
    Когда Бенуа со своими приборами приходил к набережной реки Невы, то его постоянно прогонял городовой, ибо своими опытами он собирал толпу зевак.
    В 1937 году Бенуа по доносу был арестован, - его обвинили в продаже (дело было до революции) за границу своего изобретения с разрешения царского правительства, - и умер в 1944 году в Казахстане. В 20 километрах юго-западнее Алма-Аты есть кладбище, где он похоронен.
    После разработок Бенуа в России первый разведывательный артиллерийский дивизион был сформирован в 1923 году (40 радн). Сегодня на вооружении Советской Армии находятся АЗК-7 (артиллерийско-звуковой комплекс).
    В годы ВОВ, в блокадном Ленинграде, звукомметрическую разведку возглавлял полковник Одинцов, который затем стал маршалом. В годы ВОВ в Ленинграде на вооружении у артиллеристов имелись 13 батарей звуковой разведки.
    Немцы во время обстрела города использовали плоты на озёрах, на которые устанавливали орудия, и звукомметрическая разведка была уже здесь бессильна, ибо огневые позиции на воде менялись ежеминутно, и подавить их по данным разведки было крайне сложно.
    Благодаря звукомметрической разведке и дежурным батареям, немцы могли безнаказанно из своих орудий, установленных на новых огневых позициях, производить только по 2 – 3 выстрела. Если расход снарядов увеличивался, следовал огневой налёт нашей артиллерии по обнаруженным по звуку огневым позициям немцев.
    Узнал про события на острове Даманском в марте 1969 года. Во время вооружённого конфликта между советскими пограничниками и китайскими военнослужащими в срочном порядке потребовались офицеры-звукомметристы. Стали всех их в срочном порядке чуть ли не из всех округов доставлять самолётами в район боевых действий. Но одни либо не умели работать на имеющихся станциях, другие не имели достаточного опыта работы. В результате две станции были сожжены, и это в то время, когда вёлся интенсивный обстрел советской территории на Дальнем Востоке.
    Вызвали ещё одну звукомметрическую батерею, но из-а ошибки в топопривязке на 3 километра и она оказалась бессильной для разведки.
    Поднимали в воздух вертолёт-разведчик, который тоже ничем не смог помочь.
    Вызвали батарею из Уссурийска во главе с неким Филимоновым. Определение прямоугольных координат нашей батареи проводил уже топогеодезический отряд Дальневосточного округа. Всё шло хорошо и запись, наконец, пошла, но по данным станции выходило, что из орудий стреляет пол-Китая. А телефон не умолкал, и военачальники в генеральских погонах с матюгами требовали координаты стреляющих огневых позиций китайцев. А у Филимонова выходило, что этих огневых позиций у китайцев с полтысячи.
    Тогда Филимонов, как говорит преподаватель ЦАОКа, принял в этой ситуации единственно правильное решение – отключил все радиостанции и телефонные аппараты от своих начальников. Наблюдая визуально и по звуку за выстрелами с китайской территории и по звуку разрывов снарядов на советской территории, он пришёл к выводу, что китайцы во многих местах у себя просто рвут динамит, что создаёт у станции ложное наличие огневых позиций противника.
    Разобравшись в ситуации, Филимонов наладил работу станции, которая, наконец, стала давать реальные координаты стреляющих батарей китайцев. А уже затем несколько залпов наших батарей «ГРАД» заставили прекратить обстрел советской территории.
    По-моему, всё это очень сомнительно!
    Узнал, что демаскирующими признаками стреляющего орудия является не только звук, но и сейсмичность с электромагнитными колебаниями.
    Узнал, что такое шрайки. Это самонаводящиеся на РЛС ракеты. У американских лётчиков во Вьетнаме с нажатием пусковой кнопки сходил снаряд и через 20 секунд, после раскручивания гироскопа, снаряд шёл на РЛС. В результате уничтожалась станция.
    Вьетнамцы стали огораживать свои огневые позиции и РЛС бамбуками и лианами в расчёте на то, что снаряды, взрыватели которых у американцев установлены на осколочное действие, будут разрываться преждевременно, при встрече с этими хлипкими заграждениями.
    Американцы, узнав про такую хитрость, стали устанавливать свои взрыватели на замедленное действие.
    Советские советники нашли противоядие и этому. Основную станцию стали включать на 20 секунд работы, затем она выключалась и в работу вступала ложная РЛС, на которую и летел снаряд, выпущенный с американского самолёта.
    Прочёл хорошее изречение из «Апологии сумасшедшего» Чаадаева: «Прекрасная вещь – любовь к Отечеству, но есть нечто более прекрасное – это любовь к Истине. Любовь к Отечеству рождает героев, любовь к Истине создаёт мудрецов, благодетелей человечества».
    Не потому ли вся наша страна с армией разваливаются, что все стали мудрецами и благодетелями человечества? А правящая элита в своей внутренней политике судорожно стала делать ставку якобы на развитие демократии в стране, ибо кризис власти на глазах вдруг прозревшей и философствующей интеллигенции уж очень стал очевиден, ибо люди, ощущая «заботливую руку» государства в своём кармане, начинают рассуждать не в пользу этого государства.
    Но как я могу в таком случае любить своё Отечество, в котором геноцид русского народа является «заботой о нём», где «бедность была и остаётся пока никакой не бедностью, а духовным подвигом советского народа, добровольно отказывающегося от западного общества потребления ради величия страны?». Но о котором все судят по уровню жизни его среднего класса, и который, как оказалось, явно выше, чем в нашей стране?
    А о крепостной зависимости с пресловутой пропиской и невозможностью вернуться на свою родину уже надоело рассуждать, ибо до сих пор считается, что пустыни Каракум и Кызылкум тоже есть моё Отечество. Но это явный бред сивой кобылы! Моя Родина Москва, а у меня согласно глупым законам страны нет никакой возможности вернуться домой даже после безупречной 25-летней армейской службы, за которую в дореволюционной России в ряде случаев полагалось пожизненное дворянство. А сегодня мне и моим детям реально грозит ассимиляция с народами, которые не имеют никакого отношения ни к моей культуре, ни к языку, ни, наконец, к религии моих предков. Ибо «мудрая кремлёвская политика» из-за проблем жилья обрекает меня, как и сотни тысяч офицерских семей на жизнь после армии в республиках, имеющих к России лишь иждивенческие отношения.
    При таком подходе к развитию страны удивительно, что вся наша Советская империя до сих пор не рухнула. Впрочем, что можно ожидать от страны, население которой в любое советское лихолетье довольствовалось всегда малым при заученной со школьной скамьи фразе «лишь бы войны не было». Представляя себе, что всё кремлёвское Политбюро денно и нощно работает над проблемой, как обуздать зарвавшуюся военщину США и их сателлитов, и уберечь народы СССР и всего мира от Третьей мировой термоядерной войны. А для этой благородной цели вынуждено почти все средства направлять на помощь братским республикам и слаборазвитым странам и укрепление военной мощи СССР – оплота мира на всей Земле.
    А если учесть, что весь прирост населения в стране идёт за счёт народов среднеазиатских и кавказских республик, то в скором времени все русские в стране вымрут, как мамонты, ибо благодаря жертвенной политике России и СССР половина государств планеты получили независимость и обрели государственность в ущерб России и СССР. Можно ли это хоть как-то отрицать? Вопрос в другом: как долго эта лабудень из всех утюгов будет литься?
    Но я оптимист и верю словам Наполеона Бонапарта, что «последнее слово всегда остаётся за общественным мнением». И оно заметно меняется прямо на глазах.
    Вся эта меланхолия пришла мне в голову после очередного занятия по политподготовке, на котором я также узнал, что 51% Сухопутных войск составляют военнослужащие нерусской национальности.
    Узнал, что в 1959 – 60-ом годах все отделения на ЦАОКе стали ракетными. Развитие артиллерии прекратилось. Что резко уменьшило боеготовность всех Сухопутных войск, а значит и престиж советских Вооружённых Сил в горячих точках планеты, где использовались наши артиллерийские системы и так называемые «советники», а по сути подразделения советских офицеров - артиллеристов.

    25.05.87.

    Вчера с Алёной, Митей, сестрой Алёны Иры и с её сыном Васей посетили Петропавловскую крепость на торжествах, посвящённых Дню основания Ленинграда. Было очень холодно, дул сильный ветер и шёл дождь.
    Назад вернулись к Ире, пообедали, и затем друг Иры Дима повёз всю нашу компанию уже без Алёны и Мити в Сестрорецк, где мы посетили кладбище, на котором у Димы похоронены отец и бабушка.
    На этом кладбище видели могилу моего любимого писателя Зощенко. Вместе с ним в ней похоронены сын и отец писателя.
    Надгробие очень скромное.
    Мы с моей женой Верой всегда смеялись от души при чтении рассказов Зощенко.

    28.05.87.

    Сегодня весь день была самоподготовка – завтра семинар по политической работе.
    В Ленинграде 9 градусов тепла. Сплю ночью в свитере и тренировочных брюках.
    Ребята по курсу и общежитию на меня обижены – не пью с ними, веду уединённый образ жизни.
    Нельзя, все они моложе меня больше чем на 10 лет и им нечего опасаться увольнения из армии за какую-нибудь провинность. На меня же малейший донос в полк – и вся моя 24-летняя службу коту под хвост. Ведь в армии как: молодых офицеров, которые хотят уволиться из армии, не увольняют, а тех, которым до пенсии осталось служить несколько лет или даже дней, наоборот, за малейшую провинность выбрасывают, как щенков, на улицу.
    Ибо в армии соблюдается простое безжалостное правило, которое мне вдалбливали с первых же шагов офицерской службы: чем хуже твоим подчинённым, тем лучше тебе для карьерного роста.

    29.05.87.

    Сижу на семинаре, обсуждаем наболевшие в армии вопросы. Только что выступал наш сокурсник командир полка подполковник Макаров. Он для улучшения дел в армии предложил:
    - призывать молодёжь в армию, только достигшую 20-летнего возраста, а не 18-летнего, как сегодня;
    - срок отбытия наказания на гауптвахте не засчитывать в срок службы в армии;
    - ввести полковые сержантские школы, существовавшие в армии до 60-х годов, и которые потом отменили, введя учебные части, куда стали набирать всех подряд и получать в свои части сержантов, которые из-за деловых качеств и свойств характера совершенно не пригодны для командирской работы;
    создание таких школ позволит самим офицерам отбирать на учёбу достойных кандидатов на командирские должности в полку;
    - если за время службы в армии солдат не стал специалистом, продлить ему срок службы на полгода.
    На мой взгляд, всё это полумеры. Пока в армии не будут служить те, кто заинтересован в службе, - квартира на гражданке, бесплатная учёба в ВУЗе после службы, солидное денежное содержание, приобретение гражданской специальности и т.д., порядка в армии не будет. Одним только страхом армию от развала не удержать.
    На политзанятиях иногда разыгрываются интересные сценки. Как только при обсуждении какого-либо злободневного вопроса страсти накаляются, и преподаватели не могут ответить на поставленные жизнью вопросы, одни делают впереди себя крест руками, показывая тем самым, что дискуссия окончена, и нужно переходить к отработке другой темы. Другие же политработники бросаются в наступление и прекращают это свободомыслие замечанием типа: «Только не надо с ехидцей в голосе задавать мне провокационные вопросы?»,- отбивая всякую охоту у группы к продолжению обсуждения.
    Прямо по Лебону: «Разум создаёт сознание, чувства движут историю», - пресекая в корне любое свободомыслие, порождая тем самым ответные негативные реакции у людей.
    А вопросов у офицеров, родившихся в большинстве своём в глухих провинциях и служащих в захолустных гарнизонах с сопутствующим им ростом жилищных и снабженческих проблем, нехваткой даже простой пресной воды, а то и чистого воздуха на фоне относительного и заметно уже тоже ухудшающегося ленинградского благополучия, накопилось много.
    Задавали, например, такие вопросы: почему вся наша экономика развивается на научно обоснованном марксистско-ленинском учении, а жизнь людей в СССР только ухудшается. В то время, когда в капиталистических странах с ненаучным и «анархо-саморегулирующимся хозяйствованием» граждане живут гораздо лучше и даже пенсионеры и безработные имеют возможность путешествовать, в том числе и по Советскому Союзу. Чай живём сегодня не в каком-нибудь захолустье, а в самом Ленинграде, где полно иностранных туристов. И все они отнюдь не толстые дяди с сигарами в зубах и с долларовыми во всю физиономию звериными оскалами, как их часто рисуют наши карикатуристы. А такие же люди, как и все мы. И все они отнюдь не в восторге от нашей советской действительности.
    Преподаватели не могут ответить на многие вопросы слушателей.
    На семинаре узнал, что в настоящее время партийная прослойка в армии составляет 20%. Для примера, в 1945 году в армии служило 25% коммунистов. Например, в нашей самаркандской бумажной 114-й мсд несколько старших офицеров не члены партии. Знаю майора Аникеева и подполковника Некрашевича. Есть они и в других частях.
    Не свидетельствует ли это о падении популярности среди военнослужащих коммунистических идей? И, вообще, может, действительно, любая идеология на государственном уровне – чума 20 века?
    О какой идейности в армии может идти речь, если в партию в армии вступали и вступают в основном для продвижения по службе. Чтобы получить своего рода хлебную карточку к общему государственному пирогу.
    Глупо вообще заикаться о какой-либо партийной убеждённости коммунистов. Возможно, немного лучше обстояло дело в 1945 году, когда после победного для Советского Союза завершения ВОВ, люди во второй и последний раз после 1917 года поверили в правоту идей марксизма-ленинизма.
    Но всё течёт, всё меняется. Не меняются только дураки, покойники и марксизм-ленинизм с его ленинским социалистическим соревнованием во всех сферах жизни.

    1.06.87.

    Вчера до 11 вечера бродил по Ленинграду. Прокатился на катере по Неве. Посетил Артиллерийский музей и собор в Петропавловской крепости. Видел уже во второй раз надгробия русских царей и членов императорской фамилии.
    Как хорошо, что все эти захоронения не вскрывались и не грабились с согласия воинствующих атеистов и просто мракобесов от ВКП/б (хотя по слухам какие-то захоронения всё же вскрывались большевиками в поисках золота). Ведь это всё наша история с набирающими в ней весом старыми, проверенными жизнью духовными ценностями. А что может быть значимее и сильнее для всех нас наша великая Российская история с её яркими личностями и примерами для патриотизма?

    3.06.87.

    Три дня назад в СССР Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачёв своим указом снял с должности Министра обороны маршала Советского Союза Соколова за то, что при нём наши доблестные певеошники пропустили гражданский, спортивный одномоторный самолёт, управляемый немцем Матиасом Рустом. Который пролетев из Исландии над Европой и европейской частью СССР, благополучно приземлился на Красной площади у стен Кремля.
    Дай Бог, чтобы теперь все предстоящие проверки в войсках коснулись только войск ПВО.

    5.06.87.

    Интересно проходило занятие по топогеодезии. Полковник Маслов всё занятие нам рассказывал о своей службе в Ракетных войсках стратегического назначения. До основного предмета в течение двух лекционных часов мы так и не дошли.

    8.06.87.

    Вчера ездил в Петергоф на открытие фонтанов. Впечатлений море. Бродил часов 6 по парку, видел много финских туристов.
    Даже не верится, что всё это великолепие с дворцом и фонтанами было сразу же после войны восстановлено из руин.
    Повсюду играли духовые оркестры. Было весело и празднично на душе.

    12.06.87.

    В газете «Правда» прочёл интересную статью, в которой автор пытается защитить Ленина с его учением и представить дело так, что все наши советские руководители, конечно же, до Горбачёва, неправильно применяли ленинизм на практике, что и вылилось в разброд и шатания по всей стране. Вот что пишет автор:
    «Формально трактовалось ленинское положение о том, что коммунизм можно построить не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, на личном интересе, на личной заинтересованности каждого (см Т.44, стр.151). Всё чаще «работе на себя» придавался смысл предосудительный, за этой формулировкой однозначно вырисовывалась фигура своекорыстного, не способного к жертвам и благородным поступкам человека».
    Интересно, а автор сможет ответить на вопрос: что такое коммунизм? Ведь ни у Маркса, ни у Ленина об этом так называемом «грядущем после социализма строе» ничего не сказано, кроме того, что это бесклассовое общество, в котором будет осуществлён принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям».
    Беда русского человека, что всё, что на Западе – гипотеза, в России – аксиома. Вот и стараются разного рода авантюристы и карьеристы, вешая людям лапшу на уши, отхватывать более жирные куски у всеобщего пирога союзной кормушки. Защищают диссертации, выступают на конференциях и съездах, откровенно дурача людей. При этом прекрасно понимая, что в 1917 году народ пошёл не за Лениным и большевиками, а за их лозунгами, оказавшимися вскоре обыкновенным обманом. Ни мира народам, ни фабрики и заводы рабочим, оказавшихся вдруг в руках временщиков-бюрократов, ни землю крестьянам никто ничего не получил. Вся жизнь людей приняла уродливые формы, в которой господствовали не материальная заинтересованность, а боязнь лишиться жизни или ссылки в Сибирь за какую-нибудь провинность. И сам Ленин во всех своих произведениях оперировал не личностями с их недостатками и достоинствами, а «массами», только что прошедшими курс «ликбеза», для воплощения в жизнь его очередной интернациональной авантюры.

    16.06.87.

    Читал, что несколько дней назад на Исакиевской площади Ленинграда евреи устроили демонстрацию протеста по поводу смерти своего соотечественника по Земле Обетованной, которому долго не давали визу для выезда в Вену, и который вскоре после её получения умер в дороге.
    Группа где-то в 15 человек устроила пикетирование. Всех их повязала милиция.
    Зачем? Почему? Евреи в СССР своего рода барометр погоды в здании советской общаги. Недаром всё правительство при Ленине-Бланке состояло на 90% из евреев.
    А теперь все они бегут из созданного ими же «рая».
    Уж если вы, господа хорошие, построили всем нам это коммунальное уёбище, то и переделывайте его теперь под нормальное жильё. А не бегите на Запад, как крысы, с тонущего корабля.
    Вспомнился один еврейский анекдот. Спрашивают у еврея:
    « - Как так, зовут тебя Соломон Израилевич Абрамсон, а по паспорту ты русский?
    - В Ленинграде есть Исакиевский собор, так вы думаете, что это синагога?»
    Анекдот про меня. Фамилия, имя, отчество литовские, а по паспорту я русский. Ибо отец был литовцем из крестьян Ковенской губернии, умер, когда мне было 12 полных лет, мать – донская дворянка из Усть-Медведицкой станицы, литовского языка и культуры никогда не знал и не знаю. О чём очень жалею.

    17.06.87.

    Ну и ночь была! Ильюк обмывал присвоение майора, а Григорьев завалился в комнату часа в 2 ночи в дым пьяный. Долго орал, разговаривал сам с собой, падал с кровати, только под утро, обоссавшись с ног до головы, успокоился и захрапел.
    Весь день ужасно болит голова.

    29.06.87.

    Вчера был на Волковском кладбище. Очень интересно!
    Сегодня на политзанятиях нам обещали: за 15 грядущих лет национальный доход должен вырасти в 2 раза. В прошлом же пятилетии он составлял всего 2,1% в то время, когда для нормального развития любого государства нужно, чтобы эта цифра была не менее 4.
    На сберкнижках у населения скопилось 260 миллиардов рублей и ещё 60 миллиардов в чулках, т.е. неучтённых.
    В Москве 25% жителей живут в коммунальных квартирах. В Ленинграде – каждый третий.
    Доля ручного труда в стране составляет 40%.
    Средняя продолжительность жизни у мужчин 63 года, у женщин 72.

    3.07.87.

    Вместе с курсом нахожусь в Луге под Ленинградом. Завтра открытие лагеря.

    9.07.87.

    Сижу на занятиях по стрельбе и управлению огнём. Преподаватель – мой бывший начальник штаба артиллерии 114 мотострелковой дивизии в Самарканде полковник Руденко.
    Тепло поздоровались с ним, и он долго расспрашивал меня про Самарканд и нашу 114-ю дивизию.

    15.07.87.

    По денежной ведомости получил на руки 377 рублей 35 копеек. 40 рублей алиментов в Чехословакию для дочери не удержали. За 5 месяцев удержат в Термезе.
    Жене в Самарканд отправил 120 рублей.

    16.07.87.

    Преподаватель тактики полковник Сопов Борис Павлович производит впечатление знающего своё дело преподавателя. До ЦАОКа служил в должности командира полка.
    Приятный собеседник и явно не горлохват. Такие в войсках на командных должностях в условиях лжи, репрессий и головотяпства долго не задерживаются.
    Познакомились с начальником цикла разведки полковником Нетаврованным.
    Завтра семинар по курсу партии.

    28.07.87.

    Только что с выступления певицы Рубины Калантарян. Очень обаятельная, симпатичная женщина. Её пение мне очень понравилось!
    Вся концертная программа с ансамблем «Экспромт» была на высоте.

    17.08.87.

    Вчера был у Мозгуновых. Оказывается, шесть дней назад умер дядя Игорь Калабин.
    Мне его искренне жаль.
    В прошлом фронтовик, подполковник-инженер, преподаватель Военно-инженерной академии им. Куйбышева, он в 1960 году попал под знаменитое хрущёвское сокращение Вооружённых Сил и был уволен из армии на 30% пенсии.
    Превосходный семьянин, ценивший домашний уют, любящий свою дочь Таню, он отказался от предложения перед самым увольнение уехать, кажется, в Дальневосточный военный округ из Москвы для продолжения службы. Выбрал семью.
    Дядя Игорь всегда приходил на помощь нашей семье, когда нужно было заняться оформлением бумаг после кончины отца или моего брата Фели. Разбираясь в бюрократических тонкостях, он находил подходы к чиновникам и быстро решал все возникающие проблемы.
    Последние годы он являлся заместителем директора общеобразовательной средней школы с производственным обучением, и все ученики его очень любили, ибо он для них каждый год устраивал поездки в Болгарию, на Черноморское побережье или ещё куда-нибудь в увлекательное путешествие.
    Очень жаль, что его не стало.
    Мир праху его!

    25.09.87.

    Сдал последний экзамен по тактике. И грустно и радостно. Грустно потому, что предстоит разлука с Ленинградом, радостно – скоро увижу Веру и Яника.
    Спасибо всем преподавателям ЦАОКа за учёбу и положительные оценки:
    звукомметристам полковнику Шуляченко и подполковнику Кривоносенко,
    преподавателям стрельбы и управления огнём полковнику Руденко и подполковнику Дикареву,
    преподавтелю топогеодезии полковнику Маслову,
    преподавателю радиолокации полковнику Мельнику,
    преподавателю тактики полковнику Сопову и другим.
    И прощайте товарищи по учёбе:
    Майор Янюк, капитан Симонов, майор Ильюк, майор Герман, майор Тюриков, капитан Сухинин, майор Дробязгин, майор Яцук, майор Калохин, подполковник Макаров, майор Захаренков, майор Григорьев, майор Несмелый, старший лейтенант Рузанов, капитан Курлыков, майор Борисов, капитан Морозов, майор Загоняйко, капитан Крутов, капитан Белоножкин, майор Коваленко, майор Андрианов.

    16.10.2009г.
    Последний раз редактировалось Cliver F; 27.05.2021 в 19:00.

  4. #14
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ПУТЕШЕСТВИЯ В КОЛОМНУ В ПИСЬМАХ

    ПУТЕШЕСТВИЯ В КОЛОМНУ В ПИСЬМАХ
    ЖЕМАЙТИС О.Ф. OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU

    В КОЛОМЕНСКОМ ОРДЕНА ЛЕНИНА КРАСНОЗНАМЁННОМ АРТИЛЛЕРИЙСКОМ УЧИЛИЩЕ МЫ УЧИЛИСЬ С 1963 по 1966 ГОДЫ

    ДОРОГОЙ ВИТЯ! (Пенской, прим.авт.)

    Посылаю тебе фотографии нашей встречи в Москве. На них видно, что я по сравнению с тобой за прошедшие 40 лет с времён нашей учёбы в Коломенском артиллерийском училище изменился больше. Ты в свои 57 выглядишь молодцом. Я же за эти десятилетия в этом же возрасте стал толстым, неуклюжим и ленивым то ли из-за врождённой наследственности, то ли из-за размеренного и спокойного образа жизни после 8 лет работы в Музее Кремля. То ли ещё почему.
    Под впечатлением встречи с тобой и от нахлынувших в последние дни воспоминаний, имеющих особенность делаться со временем, как вино, только крепче и вкуснее, я позавчера съездил в Коломну. И до сих пор хожу под впечатлением как о путешествии в юность или о чём-то самом родном и дорогом на свете.
    Итак, всё по порядку.
    На Казанском вокзале я сел в электричку с отправлением в 9.57. и вскоре в окнах вагона замелькали названия знакомых платформ: Выхино, Люберцы, Фаустово, Виноградово, Воскресенск, Пески, Хорошово, Пл. 113-й км и др. И, наконец, Коломна, расположенная где-то на 115 километре от Москвы, а не на 101-ом, как ты мне пытался доказать.
    Здание станции то же, что и 40 лет назад, - одноэтажный каменный барак с радующей глаз формой. Он расположен намного ниже уровня платформы и, наверное, дореволюционной ещё постройки, когда не было перрона и пассажиры вынуждены были с чемоданами и баулами взбираться в вагоны по их высоким ступеням.
    Да, забыл написать, что поезд прибыл на станцию в 12.20. и, значит, в пути я находился 2 часа 23 минуты. Как видишь, скорости те же, что и раньше.
    Сама станция и её окрестности тоже не претерпели серьёзных изменений, если не считать трамвайного круга, пути которого пересекаются со старой рельсовой веткой линии в районе заброшенного в наше время кладбища, а теперь мемориала, посвящённого всем погибшим в годы гражданской и Великой Отечественной войн.
    Сойдя с поезда, я пешком дошёл до нашего родного, теперь уже бывшего, Коломенского ордена Ленина Краснознамённого артиллерийского училища (КОЛКАУ), на воротах которого прочёл «Михайловский военный артиллерийский университет». Всё это название уходит своими корнями в прошлое, когда в Санкт-Петербурге существовало Михайловское артиллерийское училище, в котором, кстати, до революции учились многие мои родственники по линии мамы. Тут же вспомнил, что на Знамени нашего училища сохранился старый логотип, наверное, ещё с ранних послереволюционных лет «ЛАУ-2», т.е. «2-е Ленинградское артиллерийское училище», перебазировавшееся в Коломну, по-моему, в начале 50-х годов из Северной Столицы и выпускавшее долгое время офицеров-артиллеристов наземной артиллерии. Пока с 1960 года не стало выпускать ракетчиков оперативно-тактических ракет. В 1968 году, через 2 года после нашего выпуска и 8-летнего перерыва состоялся первый выпуск офицеров опять по прежней артиллерийской специальности. Как тогда говорили, если экскаватор не может заменить лопату при землеройных работах, то и ракеты с ядерными боеголовками не могут решить все тактические задачи современного локального боя на чьей-нибудь чужой территории или даже сражения с применением оружия массового поражения. Поэтому в войсках после ряда поражений армий стран Африки и Ближнего Востока, зависимых в военном отношении от СССР, стали усиленно готовить специалистов классической ствольной наземной артиллерии, попутно создавая новые образцы артиллерийского вооружения.
    Расположенные рядом с воротами университета дома гражданского медицинского училища на месте. Все нуждаются в ремонте, хотя бы в косметическом. Здание общежития, в котором я встречался с одной студенткой, закрыто наглухо. Не помню, существовал ли у ворот нашего училища фонтан со скульптурной композицией «Играющие дети», созданный наподобие скульптур 30-х годов прошлого столетия типа «Девушка с веслом», «…с мячом», «Барабанщик», «Горнист» и т.д. Но сегодня фонтан есть и он в довольно хорошем состоянии.
    Стадион, что находится рядом с училищем, и на котором мы занимались спортом, закрыт со всех сторон глухим забором от посторонних, и, как я понял, теперь он существует только для курсантов училища или, как их теперь называют, студентов. Городскую баню, в которой мы один раз в неделю мылись, недавно отремонтировали и она в настоящее время работает. Изменилось в ней только внутренне расположение кабинетов, - на месте буфета, в котором мы украдкой от начальства после мытья потягивали пиво, теперь расположена директорская. А вот знаменитый кабак «Старая лошадь», в котором мы проводили часы увольнений за стаканом вина или водки с пивом, я так и не нашёл. Видимо, этот трактир давно уже прекратил своё существование.
    На Арбатской улице, недалеко от бани, видел деревянную избу, в которой жил дважды Герой Советского Союза лётчик-истребитель в годы ВОВ полковник Зайцев. По-моему, мы часто по утрам пробегали мимо неё, занимаясь кроссовой подготовкой. Я эту избу узнал по табличке с надписью на её фасаде. Бюст этого знаменитого лётчика так и стоит на прежнем месте недалеко от памятника Ленину, возле которого по старой традиции висят портреты знаменитых коломчан с их краткими биографиями. Чтобы показать всем приезжим, что местным жителям есть кем и чем гордиться. Правда, почти все эти ударники труда из нашего советского прошлого. Как и вся история Коломны, до сих пор существующая, видимо, по скудным данным из времён нашей с тобой учёбы. Я об этом сужу по отсутствию книг в магазинах по истории этого старинного поселения, ставшего городом в 1781 году, его особенностях, географии и природных условиях. На прилавках магазинов видел только книги с жизнеописаниями передовиков производства и брошюры по истории Коломенского кремля. Не было в продаже схемы или карты города.
    Надо сказать, что старая Коломна мало изменилась, наверное, за прошедшие 100 – 150 лет. Те же улочки меж деревянными и каменными домами жителей с редко нарушающими их покой проезжающими повозками и автомобилями. То же медленное ленивое течение времени, когда очень хочется думать, что оно на самом деле стоит на месте с несущейся в бесконечную неизвестность Землёй. Во всём чувствуется русская патриархальность с её устоявшимся старинным бытом, и какая-то нега от сознания того, что, мол, некуда куда-то спешить и к чему-то стремиться, ибо вокруг и так ничего не меняется, что, может быть, даже и к лучшему. Везде видна почившая в бозе старорежимная Русь с её вековыми устоями, однотипной деревянной архитектурой и неухоженностью. Так и кажется, что зайдя в любой дом, увидишь на никелированных панцирных кроватях с массивными шарами по углам гору разнокалиберных подушек, слоников на полках рядом с несколькими книгами, на стене фотографии родных и близких с чепчиками и фуражками на головах и ходики с гирями с зыркающими глазами кота или медведя. А окунувшись чуток в почти неизменную здесь смесь прошлого с настоящим, ещё иконку с лампадой, рукомойник в углу и керосиновую лампу на столе с белоснежной скатертью.
    Всё дерево на избах почернело от времени, на камне облезла штукатурка. И тем не менее все эти домики по-своему притягательны и невольно рождают в душе уважение к их жильцам, испокон веков славящихся своим гостеприимством, радушием и добротой к гостям.
    Несколько особняков «новых русских» из красного кирпича и такого же цвета крепостных заборов я всё же видел. Но до полного их господства над всей территорией этого городского заповедника ещё ой как далеко, что внушает определённый оптимизм в деле сохранения старины и всего необычного в духе русского, не изменившегося образа жизни и культорежимного сознания. Ведь, как сегодня говорят вопреки утверждениям Маркса, не бытиё определяет сознание, а именно сознание создаёт всю окружающую нас действительность. В противном случае мы бы до сих пор ходили в шкурах убитых животных и жили в пещерах.
    В общем, старая Коломна – это город для всех ностальгирующих по прошлому горожан, вроде меня, а также для разного рода художников, кинематографистов, историков, фотографов и т.д. Несмотря даже на то, что таких мест на Руси до сих пор уйма, как грибов после дождя. И чтобы увидеть 18-й или 19-й век не обязательно даже уезжать куда-нибудь из Москвы – достаточно пройтись по её Солнцевскому району, где я живу. Мимо местных, в черте города сёл и деревень. Таких, как: Лукино, Чоботы, Лазенки, Переделкино, Рассказовка, Говорово и др. И увидишь те же чёрные покосившиеся деревянные или полудеревянные избы с резными наличниками на окнах, дым из труб, деревянные колодцы и кучи навоза на скотных дворах. Не надо, как в Японии, искать чудом сохранившиеся старые деревни, чтобы обносить их стеклянными колпаками для будущих потомков как свидетельство истории и уклада жизни их предков.
    Посетил я и знаменитый на всю Московскую область Кремль. В одной из башен которого, в «Маринкиной», провела по преданию какое-то время в заточении, если верить городской молве, знаменитая полячка смутного времени начала 17 века на Руси, жена двух Лжедмитриев Марина Мнишек. Хотя на сей счёт существует у историков другое мнение. Есть вполне обоснованная документами версия, что в сей башне в начале 18 века содержалась некая Марина Поликарпова, числившаяся в бегах, гермафродит от природы, женатая на некой Прасковье, уроженке Тульской оружейной слободы. Из этой башни - новоделу, ибо старая не дошла до наших дней, долгое время часто можно было слышать вопли и крики этой Марины. Остаток своих дней она провела в монастыре. Но за коломчанами, не искушёнными в вопросах истории; у которых на слуху было имя только знаменитой Марины Мнишек, закрепилось это старое предание, и название башни по содержащейся в ней Марине Поликарповой.
    Кремль восстанавливается, ибо за годы советской власти пришёл в запустение и был даже поделён на две части шоссейной дорогой. Кремль был построен около 500 лет назад для защиты юго-восточных рубежей Москвы. Ему удалось избежать разрушений от времени и от набегов завоевателей и сохранившийся к 1917 году. Он не устоял под натиском равнодушия и забвения за последние 70 лет и, если б не экстренные меры местных властей, сохранился бы только в памяти местных жителей. Судя по вывеске, Коломенский кремль в настоящее время «реконструируется и музеефицируется». В нём действует уже женский монастырь, что невольно вызывает уважение к местным жителям, вспомнившим, наконец, своё прошлое. Ведь когда-то этот Кремль по своей красоте мог сравниться даже с Московским Кремлём, если верить пояснению к схеме. Сохранилось восторженное описание его сирийским путешественником Павлом Алеппским, который назвал эту крепость, «построенной, доведённой до совершенства и достойной удивления зрителей».
    После посещения Кремля я снова вернулся в старый город и по сохранившемуся с наших дней понтонному мосту перешёл через Москву-реку на её левый берег и вскоре дошёл до известного тебе села Бобренева с его знаменитым монастырём (мы сдавали возле этого монастыря спортивные нормативы по военно-спортивному комплексу, в частности по кроссу на 3 км и лыжам на 10 км; ещё оно для нас знаменито тем, что наш командир взвода старший лейтенант Макутчев был женат на жительнице этого села). Обошёл вокруг весь монастырь, оказавшийся закрытым для прохода внутрь, но, как я понял, ныне действующий. Главная калитка оказалась запертой. Звонить в звонок на двери я не решился. Не видел я никаких табличек возле монастыря или плакатов с изложением истории этой обители. Встретил возле стен только женщину средних лет, которая на мои вопросы промычала что-то нечленораздельное, дыхнув на меня винным перегаром. Да двух алкашей, выпросивших у меня чирик на опохмелку.
    Вскоре тем же обратным путём через понтонный мост и старый город я отправился в обратный путь и на станции успел к рязанской электричке, отходившей на Москву через несколько минут. Через два часа без пяти минут был уже на Казанском вокзале.
    Вот и всё путешествие. Как видишь, впечатлений много. Время было потрачено отнюдь не зря. Думаю, продолжить эти поездки в Коломну, чтобы до конца насытиться энергетикой прошлого, которая вопреки всем законам жизни позволяет нам совершать путешествия по времени. Планирую посетить теперь уже новый город с Голутвином и его знаменитым монастырём. А также Щурово и родину великого русского поэта Есенина село Константиново, возле которого находились наши летние лагеря, и в музее-избе которого мне так и не довелось побывать.
    Надеюсь, что когда-нибудь мы вместе совершим это увлекательное путешествие.
    На этом заканчиваю. Пиши. Привет жене и сыну.
    Твой друг Гера.
    7 июня 2002 г.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    ДРУГ ВИТЯ!

    Вчера я опять ездил в Коломну, ибо желание снова увидеть этот город, встретиться с его прошлым и настоящим, воскресить в памяти былое и дополнить своё представление о нём пересилили всё остальное. Задумано – сделано и вот я уже в Голутвине в половине первого дня.
    Где-то я слышал или вычитал, сейчас не помню, одну интересную, на мой взгляд, фразу: «Только русский человек способен тосковать по Родине, не покидая её». Счастье, что у меня, русского человека, несмотря на литовскую фамилию, вся история России под боком в многочисленных московских музеях; и нет необходимости тратиться на дорогостоящие путешествия с поездками, чтобы свидеться с близкими и милыми местами. Ведь свобода заключается не в самом факте предоставления её нам, а в том, можешь ли мы пользоваться её плодами. Поэтому я и испытываю определённый душевный комфорт, имея возможность бесплатно и практически ежедневно погружаться в образы и видения прошлого в своём, не отягощённом пока ещё тяжёлой прозой жизни и старостью, сознании. В этом я типичный совок, в чём сознаюсь без утайки, ибо не имея ни желания, ни сил заниматься материальной стороной жизни, уповаю на её духовную, более доступную для меня составляющую.
    В Голутвине мне пришла в голову мысль посетить сначала те места, в которых я раньше никогда не был. И с этой целью отправился пешком по улице Октябрьской революции в сторону, противоположную центру города. Дойдя до автобусной остановки «Бачманово», я сел в какой-то автобус и, проехав одну остановку через мост, оказался на правом берегу реки Оки.
    Увидев запущенный, но остававшийся красивым в своём гордом архитектурном величии, храм, направился в его сторону и вскоре любовался им с близкого расстояния. На фасаде прочёл: «Храм этот назван в честь Пресвятой Троицы в Щурове. Строительство его было начато в 1892 году. В 1900 – 1907 годах он расписывался, а в 1929 году уже был разграблен и осквернён. Настоятель храма отец Сергей Модестов был арестован и осуждён на 10 лет, а в помещениях храма властями города были устроены гаражи и склады. В 1991 году храм был возвращён Русской православной церкви». И кое-что уже сделано по его возрождению, в чём я смог убедиться, зайдя внутрь. Иконостас, иконы на стенах, свечи с лампадами, ящики для пожертвования на восстановление храма – всё это уже имеется, но до полного его восстановления ещё очень далеко.
    Потом я спустился к берегу реки Оки, где увидел мальчика лет 9 – 10, копошившегося возле воды. Разговорились с ним, и вскоре я узнал, что зовут его Игорем, что сам он из Москвы и приехал сюда на каникулы к бабушке. Здесь же, на берегу, он продемонстрировал мне нехитрый способ ловли вьюнов, годных в пищу разве что только кошкам, вытаскивая их на берег с зелёной массой тины. Как он мне поведал, в этой речной массе иногда встречаются и раки.
    От своего собеседника узнал, что чтобы попасть на левый берег реки надо дойти до шоссейного моста, ибо ближайший, железнодорожный, закрыт для пешеходов. Попрощавшись с Игорем и пожелав ему удачи в рыбалке, я вскоре убедился в правоте его слов, т.к. увидел, что все подходы к железнодорожному мосту опутаны колючей проволокой, а на самом мосту имелся какой-то пост с охранниками.
    Пришлось идти к шоссейному мосту, который я благополучно пересёк и двинулся в сторону Голутвинского монастыря. Дошёл до его полуразрушенных стен и узнал из прочитанного на вывеске, что в нём в настоящее время расположена духовная семинария, и почему-то ни слова, в каком веке монастырь основан, его первоначальное назначение и его история.
    Выйдя из монастыря через запасные ворота, я спустился к реке Москве и по её берегу дошёл до места, где эта столичная река впадает в Оку. Там я увидел пляж, несколько легковых машин на берегу и купающихся людей. Постоял недолго, любуясь этим географическим местом, где столичные воды впадают в приток Волги и затем двинулся в сторону города, к его центральной части. Дойдя до трамвайной остановки, сел в первый же подошедший трамвай и доехал до знакомого нам с тобой Дворца культуры, а точнее до «Культурно-спортивного комплекса «Коломзавод», как было написано на его фасаде. Прочёл также, что «в этом здании в годы Великой Отечественной войны размещался госпиталь для раненых воинов Советской Армии». В период нашей с тобой учёбы в училище мы иногда по субботам и воскресеньям похаживали в этот дворец на танцы, очень хорошо там проводили время, знакомясь с девчатами – коломчанками, назначая им свидания в следующие выходные дни или праздники. Наверное, и теперь в нём так же, как и 39 лет назад по выходным играет музыка и проводятся вечера танцев.
    Постояв немного в раздумье возле стен дворца, я вскоре двинулся дальше. Дошёл до мемориала, посвящённого всем погибшим в годы гражданской и Великой Отечественной войн. Постоял какое-то время возле памятника знаменитому конструктору миномётов Шавырину. Возле вечного огня разговорился с одной пожилой коломчанкой, и узнал, что на месте этого мемориала до 1940 года находилось старинное городское кладбище, «купеческое», как его окрестили местные жители за его старорежимные захоронения. В 1940 году по решению местных властей кладбище было закрыто и пустовало до 1967 года, до начала строительства мемориала, открытие которого состоялось в 1972 году. Во времена нашей с тобой учёбы, т.е. в 1963 – 66 годах, на нём не было уже, по-моему, ни одного могильного холмика, что лишний раз только свидетельствует о послушании и преданности русского народа пусть хоть даже самой преступной власти с её командным стилем управления экономикой и страной в целом. Стоило только кому-то из начальства приказать не хоронить никого, как жители любого российского города спешили выполнить это указание сверху, попутно забывая об уже захороненных в могилах кладбища своих близких и друзей. Как говорится, «в Москве стригут ногти, а в провинции уже режут пальцы». И никто не протестовал, открыто не возмущался очередной директивой сверху, боясь, наверное, угодить в разряд врагов народа. Не исключаю, что смельчаки какие-нибудь всё же находились, что не меняло в целом общую картину безропотности горожан.
    От этой женщины я также узнал, что умерших коломчан теперь хоронят на кладбищах сёл Городищево и Протопопово, что находятся недалеко от города.
    Потом на автобусе я доехал до центра старого города и снова оказался у стен Кремля. Возле легендарной Маринкиной башни прочёл:
    «В августе 1380 года Коломна стала местом сбора русских войск, направлявшихся под командованием великого князя Дмитрия Московского для сражения с полчищами Мамая».
    Мимо стен Кремля по главной дороге дошёл до реки Коломенки и не узнал её. Запруда сделала эту неширокую и мелкую речку похожей на большое озеро. Долго искал Дивизион боевого обеспечения нашего Коломенского артучилища, куда все мы, абитуриенты, первоначально прибыли где-то в конце июня 1963 года для сдачи вступительных экзаменов и где мы все жили в армейских палатках. Мы с тобой, по-моему, жили в одной палатке и вместе с нами ещё Германович, Новомейский, Зюбин, Щербицкий и ещё кто-то. Где-то месяц мы дружно жили в таких полевых условиях и вскоре меня, наивного московского юношу, до нитки ограбили. Да так, что пришлось отпрашиваться у начальства, и в одолженном у кого-то трико и рубашке съездить срочно домой за одеждой и попутно сняться с комсомольского учёта.
    После успешной сдачи экзаменов мы где-то почти весь август работали в Сельцах под Рязанью по подготовке лагеря к осеннему и зимнему периодам. И только в самом конце этого месяца приехали все в училище для подготовки к началу нового учебного года. Потом на протяжении всей нашей 3-годичной учёбы мы где-то 1 – 2 раза в месяц несли в этом дивизионе караульную службу по охране складов, хранилищ и техники. В шутку мы ещё называли этот дивизион ДБО (дивизион боевого обеспечения) «дикой бандой Олефира» по фамилии командира этого дивизиона подполковника Олефира и его солдат – почти всех выходцев из Средней Азии. Олефир славился в училище тем, что был очень крут на расправу,- наказания так и сыпались от него за малейшую провинность, - и ещё за то, что был не сдержан на язык. По мнению многих, у него были налицо признаки психической неуравновешенности, и даже мания величия. Из-за окурка в неположенном месте или за неаккуратную причёску он мог до получаса с вытаращенными глазами криком произносить монологи с примерами из Великой Отечественной войны, когда «только гвардейцам, попавшим под кинжальный огонь врага при прорыве обороны, и потерявших добрую половину людей специальным постановлением ГКО разрешалось носить усы и бакенбарды, что расценивалось в то время как высшая награда за боевые подвиги» и т.д.
    Про Олефира ходили легенды. В летних лагерях я как-то видел его дочку. Ходила она наклонившись всем корпусом, и я узнал, что из-за какой-то болезни она носила медицинский корсет-панцирь.
    Знали мы этот дивизион также по большому количеству в нём сверхсрочников, которых называли в то время «кусками», «макаронниками», «портупейщиками» и, возможно, как-нибудь по-другому. Уже не помню. А кто-то ещё придумал двустишие:
    «Папа служит в ДБО
    Шея – во и морда – во!».
    Впрочем, после окончания училища, уже в войсках я слышал то же самое про офицеров и сверхсрочников войск противовоздушной обороны, ПВО.
    Я всё это пишу, чтобы освежить мою и твою память о тех наших счастливых юношеских временах, когда мы совершенно ещё не знали жизни, а тем более суровости всей службы и, как девочки задолго до свадьбы, были наивны и простодушны. А также с надеждой, что ты со своей стороны добавишь какой-нибудь забытый мной эпизод, чтобы полнее окунуться в воспоминания нашего с тобой времени становления как личностей пока что в условиях совсем не суровой училищной армейщины.
    Я этот дивизион так и не нашёл. Или его уже нет на старом месте или его закрыли со всех сторон домами.
    В обратном направлении к центру города шёл по улице Луговой. Видел центр экологии, туризма и краеведения Коломны.
    В старой Коломне на улице Яна Грунта на фасаде дома №1 прочёл: «В этом доме жил педагог-просветитель Андрей Павлович Радищев (1911 – 97).
    В половине 10-го вечера был уже дома.

    Пиши. Гера.

    12 июня 2002 г.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Дорогой Витя!

    Впервые в этом году снова поехал в Коломну. Главной целью поездки у меня была посещение Краеведческого музея города, в котором, к своему стыду, ни разу не был. На Казанском вокзале, как всегда, сел в электричку с отправлением в 9.33. и в 11.35. был уже на станции «Голутвин». По пешеходному мосту пошёл не направо, куда ринулись все нормальные пассажиры со своими баулами и чемоданами, а налево по ходу движения поезда с желанием увидеть своими глазами знаменитый Коломенский тепловозостроительный завод, о котором был много наслышан и читал, а вот любоваться им с близкого расстояния так и не довелось.
    Спустившись с моста на землю, я вскоре стоял уже перед заводоуправлением. День был воскресным, и людского оживления возле двух корпусов завода не было. И не было никакой возможности узнать, как завод чувствует себя в наше безалаберное перестроечно-базарное время. Рентабелен ли он и, вообще, выпускает ли он тепловозы, как встарь. Или перешёл на выпуск более ликвидной продукции типа ночных горшков, утюгов или ещё чего-нибудь в этом роде, когда доход от реализации подобных изделий сиюминутен.
    Постояв недолго в раздумье возле проходной управления, я опять поднялся на пешеходный мост и вскоре на фасаде здания вокзала прочёл:
    «Вечером 18 декабря 1905 года карательной экспедицией Семёновского полка у станции «Голутвин» расстреляны 27 человек, в том числе:
    Д.А.Зайцев – Председатель Совета рабочих депо,
    А.И.Сапожков – студент, член РСДРП/б (почему с окончанием на «б»?),
    В.А.Тарарыков – адвокат, член РСДРП/б,
    В.С.Дорф – служащий Коломзавода,
    А.И.Надежин – начальник станции,
    П.Ф.Варламов – машинист,
    Стопчик – рабочий Коломзавода,
    Ильичёв - фельдфебель
    И др.»
    Да упокоятся их души с миром! И да всплывёт пусть вскоре правда о том расстреле, о котором мы пока что знаем по табличке советских времён и, может быть, из книг советского прошлого с густой лакировкой событий в пользу «победившего» в 1917 году «гегемона».
    Ведь, как известно теперь из нашей истории, не было расстрела мирной демонстрации 9 января 1905 года рабочих и жителей Санкт-Петербурга, нёсших к Зимнему дворцу иконы, хоругви и царские знамёна, чтобы «выпросить у царя улучшения жизни». Была тщательно спланированная эсерами акция, когда боевики из толпы открыли из всех имевшихся при них стволов огонь по солдатам в шеренге. Ответным огнём солдаты разогнали толпу. Имелись убитые и раненые, как среди военных, так и среди демонстрантов.
    Может быть, когда-нибудь мы узнаем правду и об этом расстреле в Коломне 18 декабря 1905 года.
    На трамвае, идущем в центр города, увидел табличку с обозначением его конечного пункта на маршруте: «Дворец спорта», - и не раздумывая сел в него – ведь этот трамвай вёз меня в июль 1966 года, на выпускной вечер нашего Коломенского артиллерийского училища, когда и солнце для нас сияло ярче, и трава была зеленее, и бабы любили нас крепче. Тогда же в том знаменитом на весь город Дворце Шавырина, как называли ещё Дворец спорта, для нас были накрыты столы, приглашены артисты. Но, как говорится, «благими намерениями устлана дорога в ад». И весь тот вечер, как ты, наверное, помнишь, превратился для большинства выпускников в грандиозную пьянку с освобождением в пьяном угаре от той избыточной энергии, которая давно просилась наружу в обманчивом предвкушении предстоящей свободы после 3-х лет казарменного бытия. С сопутствующими ей муштрой, изнуряющими 30-километровыми марш-бросками с полной выкладкой, тактическими учениями на 40-градусном морозе и т.д.
    Тем не менее сегодня, с высоты нашего возраста мы уже по-другому смотрим на прошлое и считаем, что годы, проведённые в стенах училища, были, пожалуй, самыми счастливыми в нашей молодости, закалившие всех нас как физически, так и духовно для последующей службы.
    А тогда в предвкушении выпускного вечера души наши пели перед переходом в другую ипостась с более свободным передвижением в пространстве, уже без выклянчивания у своих отцов-командиров увольнений в город, разносов за плохо убранную койку, передвижений строем по территории училища и т.д. К тому же будущая относительно свободная жизнь должна была сопровождаться повышенным денежным доходом по сравнению с гражданскими сверстниками, квартирным обеспечением, что делало нас в глазах прекрасного пола достойными женихами и любовниками. В то время не было ещё созревшего к 2000-ому году класса менеджеров, офисных клерков, предпринимателей и просто спекулянтов, не говоря уже об олигархах, банкирах и акулах бизнеса, ставших реальными конкурентами в амурных делах всем военным, включая и генералов. А тогда, когда многочисленное поколение фронтовиков, пережившее Великую Отечественную войну, ещё работало и здравствовало на скромные зарплату и пенсию, офицеры были самыми выгодными женихами и почётными гостями на любом застолье. Как теперь всё изменилось, и как наивно нам представлялось будущее! Хотя кое-какие сомнения в моей душе всё же были, и не зря в военных семьях говорилось, что «офицеры, как правило, долго не живут». Но мы в большинстве своём и не хотели доживать до глубокой старости, совершенно не представляя себя малоподвижными и немощными старцами. Молодость потому прекрасна и оптимистична, что она не вечна. В противном случае она являла бы собой унылое и малоприятное прозябание.
    Но я отвлёкся.
    И вот я на конечной остановке трамвая, но не видно никакого дворца. Видны стены какой-то зоны, забор, обнесённый сверху витками колючей проволоки. Стал спрашивать дорогу у прохожих и один мужчина показал мне рукой в бесконечную даль, на горизонте которой высились башенные краны, что свидетельствовало о каком-то строительстве. Я пошёл в указанном направлении и вскоре оказался перед большой огороженной под строительные работы площадкой. От местных жителей узнал, что строится Ледовый дворец, а старый Дворец спорта готовится к сносу, т.к. в нём «всё уже поржавело, осыпалось, и нет никакой возможности привести его в порядок». Через дыру в ограждении оказался на строительной территории. Вскоре увидел до боли знакомый подъезд и фасад. Само здание стояло уже в урезанном виде, т.е. частично разрушенным, и имело довольно плачевный вид. Через стеклянные стены фасада виднелись какие-то висячие тряпки. Около подъезда толпились рабочие – несмотря на воскресенье, работы шли полным ходом, хотя особого энтузиазма на стройке я не наблюдал. Сам остаток здания Дворца использовался, наверное, как управление. Вокруг стояли бетономешалки, везде царила грязь и строительная неразбериха с курганами песка и мусора. Зато сохранилась лестница с многочисленными ступенями, которые помнят наши с тобой спуски к Дворцу, стоящему в низине, на ещё довольно крепких ногах и подъём без оной крепости.
    Жаль, что здание подлежит сносу. Ведь оно ещё сравнительно молодо, построено было где-то в середине 60-х годов прошлого века и, как я слышал, на личные сбережения знаменитого конструктора миномётов Шавырина. Сама же лестница тоже имеет следы разрушения. Ступеньки оббиты и заросли травой, и нет в них уже той торжественности, с которой они встречали нас на выпускной вечер. Теперь надежда на её возрождение связана со строительством нового Дворца.
    Краеведческий музей, находящийся в центре города в каком-то старинном храме, оказался закрытым. Я сначала подумал, что меня неправильно сориентировали, т.к. на здании храма, который я обошёл кругом, не было никаких вывесок с пояснениями, что именно здесь находится музей. Висели только амбарные замки с щеколдами и пломбами на них. Но, переспросив несколько раз прохожих, понял, что я у цели. Видимо, посетителей нет – вот он и закрыт. А как хотелось побродить по его залам и узнать более подробно историю города, в котором мы с тобой провели 3 года из своей молодой жизни!
    Недалеко от здания музея, у ворот какой-то стены я увидел вывеску: «Свято-Троицкий Ново-Голутвинский женский монастырь». А когда он был построен, что в нём находилось в годы советской власти, ни слова. Зашёл внутрь. Поднялся на второй этаж какого-то здания и оказался в церкви. Постоял, помолился, как умею, перед образами и вскоре спустился вниз. Во дворе монастыря увидел двугорбого верблюда в окружении молодых монашек. Хотел подойти поближе к животному, чтобы засвидетельствовать сей исторический факт фотоаппаратом – наверное, первого верблюда в истории Коломны, но монашки не разрешили мне этого сделать.
    Вообще, верблюды в Подмосковье уже не новость. В одном только Волоколамском районе их живёт уже целое стадо.
    Не разрешили мне пройтись и по внутреннему периметру монастыря, перегороженному в некоторых местах строительным мусором и досками. В общем, как в старые добрые времена, кругом одни запреты и сплошное убожество в стадии бесконечного ремонта или реконструкции. Отсюда стал понятен смысл выражения писателя Эдварда Радзинского: «В России всё секрет и ничего не тайна!». Кроме меня и ещё трёх человек из посетителей, в монастыре никого не было.
    Потом я оказался у стен нашего с тобой родного училища. Вспомнились дни и годы, проведённые в нём. Преподаватели, давшие нам путёвку в жизнь. Перечислю здесь всех, кто остался в моей памяти.
    Начальник училища генерал-майор Голиков Андрей Алексеевич;
    зам. начальника училища полковник Климанов;
    зам. начальника училища по тылу полковник Суслов;
    преподаватель автодела майор Козлов;
    преподаватель теоретической механики служащий Розенштейн; преподаватель металловедения полковник Портман;
    обаятельная и всегда элегантная преподавательница математики служащая Карх;
    особист Козлов;
    преподаватель стрельбы и управления огнём подполковник Васильев; преподаватель материальной части подполковник Маслов;
    преподаватели наземного оборудования подполковники Колоколов, Михеев и майор Павлов (трагически погиб через год после нашего выпуска); преподаватель электротехники майор Батанов;
    преподаватель топографии подполковник Мурашов;
    преподаватель защиты от оружия массового поражения подполковник Дунаев;
    преподаватели тактики полковник Лащивер, подполковники Галдюк и Сычёв, майор Афанасьев;
    преподаватель по приборам майор Вашуков, его жена Вашукова преподавала нам английский язык;
    преподаватели по 5-й схеме майоры Шум, Есаулов и Блинов, капитан Голанцев;
    преподаватель психологии подполковник Соборнов;
    преподаватель партийно-политической работы полковник Гвоздев; преподаватель истории КПСС подполковник Карпов;
    преподаватель военно-инженерного дела подполковник Сидоренко; преподаватели физподготовки майоры Берзин и Чежегов. А также наши непосредственные воспитатели:
    командир 2-го дивизиона полковник Кучерявенко, командир 4-й батареи майор Черноштан, командир нашего 24-го взвода старший лейтенант Макутчев, командир 14-го взвода старший лейтенант Картамышев, командир 34-го взвода старший лейтенант Назаров и сменивший его старший лейтенант Перепеляк, командир 44-го взвода старший лейтенант Сердюков и сменивший его старший лейтенант Гунявый.
    Из начальников служб вспомнились: начальник вещевой службы капитан Верёвкин, начальник медицинской службы майор Подушкин. А из соседнего 1-го дивизиона помню только командира дивизиона подполковника Пестова и командира батареи майора Стрижака, рано умершего, по-моему из-за онкологии и которого мы хоронили в 1965 году.
    Вспомнились ребята нашего взвода.
    Егоров, Захаров Н.Г., Абызов, Медведев, Назаров, Игнатьев, Уральцев, Кузовков, Тимохин, Новомейский, Барабанов, Иванов, Порхов, Силантьев, Захаров В.Н., Максимов, Касперович, Пенталь, Петухов, Дивяшов, Силенок, Германович, Лесных, Тихонов, Зюбин, Гололобов.
    На башне, что возле понтонного моста, прочёл только: «Памятник архитектуры, охраняется государством» и ни слова больше. Странно! Неужели никто в городе не знает, откуда взялась эта башня, для каких целей была построена и в каком веке?
    В центре города сел на 3-й трамвай с необычными для Москвы вагончиками. На котором и сделал почётный круг через районы Нового города. Кружным путём на этом же трамвае я доехал до вокзала в Голутвине. В 18.05. был уже на Казанском вокзале столицы.

    4 августа 2007 г.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    ДОРОГОЙ ВИТЯ!

    Спешу поделиться с тобой впечатлениями от поездки в Коломну 8 сентября и встреч с нашими однокашниками, ибо знаю, что ты интересуешься судьбами всех наших товарищей по училищу.
    Во-первых, изменился сам облик Коломны, что сразу бросается в глаза после остановки «113-й километр» на ж/д мосту через реку Москву. В живописную панораму церквушек, монастырей, деревенских домов и понтонного моста старого города неудачно, на мой взгляд, вписалась железобетонная коробка Ледового дворца, построенного рядом с Шавыринским. Он, как на корове седло, уродует патриархальный вид города с его деревянными домами с дворами и золотыми куполами соборов с лениво протекающей мимо рекой Москвой.
    На станции «Коломна» я был уже где-то около 12 утра (выехал в 9.07.) и на 10-ом трамвае доехал до остановки «Девичье поле», где в доме на улице с тем же названием живёт Валера Кузовков. Его адрес, как и адрес полковника Черноштана, я узнал года два назад из ответа работников Горвоенкомата Коломны. Обоим послал открытки, но ни на одну из них не получил ответа. Поэтому и решил в отпуске съездить и незвано заявиться в гости к Кузовкову, единственному пока человеку с координатами из нашей с тобой учёбы в военном училище в 1963 – 66 годах.
    Дверь открыла жена Валеры, и вскоре я увидел только что сменившегося на дежурстве потолстевшего Кузовкова, обрадовавшегося моему неожиданному визиту. Оказалось, что он мою открытку получил и передал её Юре Полуэктову (в настоящее время полковник, учился с нами в 34-ом взводе), который занимается вопросами ветеранства и розыска выпускников 1966 года. А тот её куда-то заныкал. Черноштан же не смог ответить по самой банальной на этом свете причине – вот уже с 1993 года он покоится на городском кладбище, и странно, что военкоматовские работники этого не знали.
    От Валеры узнал, что в Коломне живут также Зюбин Саня (закончил службу в военкомате подполковником), Захаров Коля, Новомейский Эдик, Дивяшов Слава. Ульянцев Толик пошёл по линии ФСБ и до сих пор где-то служит. Ещё о знакомых нам с тобой товарищах: Егоров Володя – осел в Белоруссии (вместе с Германовичем Володей по твоей информации), на Украине где-то живёт Порхов Боря. О Николае Васильевиче Макутчеве, Гунявом, Картамышеве, Назарове (твоём курсантском друге), Борисе Петухове и других ничего не известно. Умер бывший командир 44-го взвода Сердюков «на руках у Коли Захарова». О Лесных Вите известно только, что он со своей женой-коломчанкой, дочерью милиционера, развёлся и куда-то исчез. Сам Валера Кузовков с 1973 года служил в Байрам-Али Туркестанского военного округа командиром батареи. Уволился майором. После увольнения в запас в 1990 году он ещё 4 года продолжал жить по последнему месту службы. Но после обретения Туркменией независимости и вывода из этой республики наших войск обратился к мэру Коломны за помощью и в течение нескольких месяцев получил благоустроенную квартиру в новом доме нового района Коломны. Валера говорил, что все офицеры нашего выпуска, в том числе и неколомчане, изъявившие желание жить в этом подмосковном городе, получили квартиры без всяких проволочек. А ещё в 1990 году, когда я увольнялся, Коломна, как и всё Подмосковье со столицей, была закрытым для прописки городом. Вот бы тебе перебраться с семьёй к Москве поближе. Я думаю, Коломна при любом раскладе лучше Белгорода. Впрочем, возможно я ошибаюсь.
    Немного побеседовав, выпив по рюмке чачи за встречу и попрощавшись с женой и матерью Валеры, мы с ним направились к Захарову Николаю, загодя созвонившись с ним по телефону. Он в это время дежурил в Конструкторском бюро машиностроения как сменный электрик. Вскоре я увидел выходящего из ворот прежнего Колю с чуть постаревшим лицом, но с той же загадочной улыбкой, с теми же морщинами на затылке и с почти не изменившейся комплекцией. У нас было два фуфыря с закуской, Коля принёс два стакана и немного колбаски с хлебом. Рядом с этим бюро на железнодорожных рельсах мы и отметили нашу встречу. Узнал, что Коля последние годы служил начальником службы горюче-смазочных материалов на Дальнем Востоке. Уволился в звании капитана с пенсией в 4 тысячи рублей. На работе получает 14 тысяч. Так что, по его словам, на жизнь и благоустройство дачи вполне хватает. Женился он, по-моему, сразу же после выпуска на медсестре из Щурова.
    Уговорив втроём две бутылки водки и попрощавшись с Колей, мы с Валерой поехали к Юре Полуэктову, дежурившему в отделении МЧС. С ним ещё немного выпили. От него я узнал адреса и телефоны наших товарищей, которые передаю тебе с этим письмом.
    Валера проводил меня до станции, где я купил в дорогу ещё чекушку водки и совершенно «тёпленьким» заявился домой к «радости» своих домочадцев. На всё ушло где-то 11 или 12 часов.
    Вот всё, что мне удалось узнать. Как видишь, информация о наших товарищах крайне скудная и нужно работать в этом направлении дальше.
    Каждый год 9 мая все выпускники КОЛКАУ в 10 – 11 часов утра собираются в Мемориальном парке Победы, о котором я тебе уже как-то писал, на месте бывшего старого кладбища. Ты, наверное, помнишь его долго висевший кумачовый плакат с тремя словами «Путь к коммунизму».
    С этим письмом посылаю тебе в подарок свою последнюю работу в журнале «Военно-исторический архив.
    Пиши, звони.

    Твой друг Гера Жемайтис.

    10 сентября 2007 г».
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Дорогой Витя!

    В новогодние праздники несколько раз пытался дозвониться к тебе в Белгород, но безрезультатно. Или у тебя изменился абонентский номер или линия в прошедшие пьяные дни была перегружена.
    Во всяком случае, поздравляю тебя и всё твоё семейство с наступившим 2008 годом и от всей души желаю Вам мира и покоя в доме, здоровья и успехов во всём.
    Есть новости. Сегодня получил письмо от Володи Егорова, которое посылаю тебе в копии. Ибо знаю, что ты, как и я, интересуешься судьбами наших ребят по КАУ, и это письмо даёт хоть и скудную, но всё же информацию о них.
    А до него мне неожиданно позвонил Пенталь из Тирасполя Приднестровья, где он в звании полковника руководит республиканским ДОСААФом. Пенсию он получает около 500 баксов США в месяц, и в самое ближайшее время собирается переехать к себе на родину – в город Дзержинск под Минском.
    Говорил с Зюбиным по телефону. Он живёт в Коломне, а работает в охране с режимом «сутки-трое» в Москве в какой-то фирме возле Японского посольства. От него я узнал, что Макутчева после нашего выпуска перевели в отдел кадров училища на какую-то второстепенную должность. Он предлагал и Сане перейти на вакансию в этом отделе. Тот отказался. Сам же Николай Васильевич за какие-то дела загремел в Тамбов на должность командира батареи, где вскоре и умер. Царство ему небесное! Умерли также начальник училища генерал-майор Голиков, наш бывший командир дивизиона полковник Кучерявенко, бывший нач. мед. службы майор Подушкин, Черноштан и ещё кто-то. Царство им всем небесное!
    Кое-что прояснилось с Витей Лесных (Жорой Хлястиком). В Симферополе после 15 лет службы его отправили в запас (от Зюбина узнал, что за такую выслугу в настоящее время дают пенсию в 40%). С Зюбиным я разговаривал по телефону на Рождество, и он мне поведал, что у него в гостях находится бывшая жена Вити. По её словам её бывший муж отрастил бороду и ведёт богемный образ жизни. Ты в курсе о его неравнодушии к поэзии Есенина и как он любил читать стихи этого великого крестьянского поэта в училищном клубе на праздничных мероприятиях. Правда, часто забывал текст, но упорно не покидал сцену, силясь вспомнить продолжение. А также он участвовал в комическом боксе на пару с Ульянцевым под недовольный свист собравшихся курсантов. Ибо бокс этот затягивался по времени и уже начинал всех раздражать своим однообразием. При этом Витя чуть ли не до ушей улыбался в твёрдой уверенности, что и всем смешно от их шуточного слабого мордобития боксёрскими перчатками. Представь себе Чарли Чаплина, улыбающегося своим шуткам! Возможно, Витя и сам теперь что-нибудь сочиняет. Помню, как он читал мне и Петухову собственного сочинения рассказы. И ты знаешь, на мой взгляд, они не были лишены литературного и художественного смысла. Не исключено, что он стал своего рода украинским кобзарём, освоив в совершенстве «самую смачную и самую выразительную в мире украинскую мову». Так же, как и Володя Егоров с Пенталем, наверное, сидят над букварями языка «великого батьки Лукашенко».
    Всё же какими мы все оказались космополитами! Наверное, отчасти потому, что грубости, несправедливости и хамства в армии нахватались в избытке. В том числе и в училище. Жили в гарнизонах, как бомжи, изображали службу из-под палки, втирая очки всем проверяющим, с потолка перенося в ведомости и журналы списки «выращенных отличников, классных специалистов, и спортсменов – разрядников». Боясь в то же время кого-нибудь из этих «передовиков воинской службы» оставить без присмотра, чтобы они не дай Бог кого-нибудь не изнасиловали, не ограбили или не отправили на тот свет.
    Водкой заливали свои горевшие пожаром оскорблённые и неуравновешенные от бытовой неустроенности, тяжёлой службы, начальствующего крика и мата души. Вот и обрадовались развалу Союза с иллюзией об очередном светлом будущем, которая в переломные для страны моменты всегда одерживает верх над унылой и серой повседневностью.
    А жизнь не обманешь. Ведь, когда в семье вырастает младший брат, он сам создаёт семью, ибо ему надоедает жить на подачки от главы семейства. Когда он твёрдо знает, что может жить гораздо лучше и достойнее, благодаря своим молодым силам и природным дарованиям, затребовав при этом и ещё положенное ему наследство.
    Странно, что находятся ещё люди, даже на самом верху, которые спят и видят возродившийся из пепла СССР. Как говорится, «поезд ушёл» и как бы теперь не прозевать с очередным экспрессом Россию, оставшись на перроне вокзала с одной только Московией. Похоже, что всё к этому и идёт.
    На этом кончаю философствовать.
    Пиши. Звони.

    Твой друг Гера.

    17.01.2008.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Володя, здравствуй! (Егоров, прим. авт.)

    Получил твоё письмо и с большим интересом прочёл всё, что касается нашего выпуска КАУ в 1966 году. Как много белых пятен в нашей памяти! О многих наших товарищах мы совершенно ничего не знаем. А хотелось бы. Хотелось бы встретиться со всеми и вспомнить былое. Ведь всем нам было тогда по 18 – 20 лет и наши головы как старые архивы до сих пор помнят всё основное до мелочей, хотя что-то уже выпало из памяти, нуждаясь в обновлении или в пополнении новой, неизвестной доселе информацией. После 1966 года я единственный раз за всю службу встретился только с Эдиком Новомейским и Валерой Кузовковым в Вильнюсе, где я с 1966 по 1968 годы проходил службу в артиллерийском полку 31 мотострелковой дивизии. Они приезжали к нам в гарнизон из Калиниградской области в командировку. А в Казанджике ТуркВо, куда я попал в 1972 году после службы в ЦГВ, встретился с Игорем Абрамовым из 34 взвода. С ним же я учился и на ЦАОКе в 1966 году в Ленинграде вместе с Епифановым, Кудлаем, Забираном и ещё с кем-то из нашей 4 батареи. После ЦАОКа я по протекции друзей отца попал в Вильнюс, а они все были направлены в ТуркВО.
    После ЦАОКа в Бикрове (под Ашхабадом) встречался 2 раза с Епифановым, - я к нему ездил в отпуск из Вильнюса, чтобы получить лишние 10 суток на дорогу по ж/д, сам же летал самолётом туда и обратно. И затем в 73 или 74 году встретился опять с ним в Ашхабаде, в котором я служил после Казанджика в должности командира батареи. Он приехал к нам в 55-й армейский артиллерийский полк в составе комиссии из Москвы для инспекторской проверки. Валера закончил академию, остался в Москве, где он родился и вырос, и служил в какой-то военной редакции. Недавно мы с ним говорили по телефону.
    С Пенским переписываюсь и перезваниваюсь. Он тоже закончил академию (заочно Военно-политическую в Москве) и после службы в Сумах Украины осел в родном Белгороде. В 2002 году он приезжал в Москву, и мы встретились с ним у меня дома. Закончил эту академию, по словам Пенского, и Вадим Медведев. Живёт теперь тоже где-то в столице.
    Знаю, что в Ленинградской артиллерийской академии то ли учился, то ли поступал в неё, Захаров В.Н. Один мой товарищ из ЦГВ провалился там на экзаменах при поступлении и познакомился с ним, а по приезде сообщил мне об этой встрече.
    Ну, а про других ребят, осевших в Коломне и живущих в ней до училища, ты всё уже, наверное, знаешь. Куда-то исчез только из поля зрения Назаров Миша.
    Со мной в 114 мотострелковой дивизии в Самарканде служил ещё один наш выпускник 1966 года (из 1-й батареи) по фамилии Свинцов Валентин в должности командира ракетного дивизиона кадра. Он из тех, кто прибыл к нам в училище в 65-ом году из Томска после расформирования в этом городе артиллерийского училища. Кузовков его знает, ибо служил с ним вместе в Байрам-Али. Я со Свинцовым конфликтовал на службе, и мы не разговаривали.
    Недавно звонил Пенталь из Молдавии. Очень мило поговорили.
    Помню, что я от тебя получал письма в Чехословакии, когда ты служил в Кременчуге. Ты меня ещё в одном из них в году 69-ом спрашивал, правда ли, что у нас два отпуска в году за вредность, вернее, «вредных чехов, не дающих нам покоя ни днём, ни ночью своими постоянными контрреволюционными выступлениями». И ещё ты писал, что Министром обороны стал маршал Гречко, и «теперь всех нас закормят этой кашей». Это всё, что я помню из твоих писем.
    Сразу же после разговора с тобой по телефону по твоей просьбе залезли с сыном в Интернет и ничего про твоего дядю, политрука Егорова Ивана Петровича, 1919 г.р., уроженца деревни Остапово Арсешевского района Тульской области, не нашли. Есть только один Егоров Иван Петрович, профессор, 1915 г.р.
    Вот и все новости. Пиши.

    Твой друг Гера.

    25.01.2008.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Привет, Володя!

    Большое спасибо за подробное письмо и поздравление с Днём защитника Отечества. Я твоим письмом обрадовал по телефону Пенского и обещал выслать ему в Белгород его ксерокопию – мы с ним постоянно обмениваемся информацией о судьбах всех наших однокашников.
    С сыном мы опять вошли в Интернет и на сайте «Победители, солдаты Великой Отечественной войны» нашли Егорова Ивана Петровича, 20.11.1923 г.р. Других Егоровых мы не обнаружили. Телефон твоего двоюродного брата в Москве молчит, как партизан, - всё время в трубке слышны короткие гудки.
    Работать в самом Подольском архиве по поиску сведений о твоём дяде – не реально. По своему опыту знаю, что это большая трудоёмкая работа. Дадут тебе 10 – 20 томов подшивок всевозможных приказов и других документов и будешь изучать каждую бумажку в поисках хоть каких-нибудь сведений о родственнике.
    Скорее всего, он погиб. Но не исключено, что попал в плен к немцам и после них, если не погиб, затерялся в просторах нашей необъятной страны. Попробуй обратиться в архив ФСБ на Лубянке в Москве (почтовый индекс 101000). Шанс на благоприятный ответ небольшой, но всё же. Не исключено, что где-нибудь в списках у них он значится.
    Привет Пете Касперовичу.
    Улица Лукинская в Москве находится на юго-западе Москвы за МКАД в районе Солнцева.
    Пиши. До свидания.

    Твой друг Гера.

    26.02.2008.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Привет, Володя!

    Получил твоё письмо со штампом на конверте – 13.03.2008. Но сразу ответить не смог, ибо был занят встречей отца моей приёмной дочери Наташи, объявившегося внезапно в Израиле. Он по Интернету узнал о нашем существовании, и вот таким образом через 34 года приехал в Москву. Мы встретились, и он, наконец, увидел своих дочь и внуков после долгой разлуки. При Туркменбаши ему пришлось посидеть полгода за что-то с конфискацией имущества и только в 2002 году за 18 тысяч баксов удалось вырваться из тюрьмы КГБ и из Ашхабада со всей своей многочисленной роднёй на Землю Обетованную.
    Теперь о твоём деле. Вряд ли имеет смысл именно мне обращаться в МО в отношении дислокации воинских частей в Спитаке Армянской ССР в 1939 г, – шансов на положительный ответ мало. Я это знаю по опыту, ибо с самого своего увольнения из армии в запас в 1990 году по сей день занят историческими изысканиями, благодаря чему мной в московских и питерских центральных журналах и газетах к сегодняшнему дню опубликовано уже 12 моих работ. Одну из них посылаю тебе в подарок.
    Ответы, в основном, отрицательные, приходится ждать месяцами, а то и в течение года. То ли потому, что я всему Министерству с его архивными работниками надоел до чёртиков, то ли потому, что сотрудники ЦАМО перегружены ветеранскими делами. Не знаю. К тому же и фамилия моя далеко не Егоров. Гораздо легче иметь дело с гражданскими учреждениями. Наверное, не мешало бы тебе решить свой вопрос о розыске сведений на дядю через свой военкомат по месту прописки. Мы ж всё-таки живём с тобой в союзном государстве России и Белоруссии. Параллельно попробуй сам сделать запрос в Подольск или в Российский государственный военный архив на улицу Адмирала Макарова,29, Москва, 125212. У них имеются данные на гарнизоны и военнослужащих до 1941 г. К тому же все заказы, в отличие от ЦАМО, они года три назад выполняли за умеренную плату. Я в прошлом не раз обращался к их услугам и всегда находил поддержку. Подключи к этому делу своего двоюродного брата Савочкина Александра Сергеевича. Его номер телефона я сегодня узнал через справочную службу... Даже говорил с ним по телефону. Будет лучше, если он сам поедет в РГВА с паспортом и поработает в читальном зале, перед этим проконсультировавшись со специалистом. В этом архиве имеются данные на всех военнослужащих, награждённых советскими орденами до 1941 г., а также приказы НКО о назначении офицеров на должности. Народу в нём всегда немного – мало сейчас кто интересуется своей историей.
    А я, Володя, живу в Москве за МКАД, метро у нас нет, автобусы подолгу стоят в пробках, и я со своей 120-килограммовой тушей, больным сердцем и с артритными ногами редко выезжаю в центр. Чтобы добраться до Садового кольца мне и моим родным приходится тратить только в один конец в лучшем случае 2 часа. Силы уже не те, чтобы стоять подолгу в перегруженном транспорте, да ещё потом рыться в архивной пыли. Поэтому извини, старик, что не могу плотно заняться твоими делами. Если б хотя бы лет 5 назад ты мне написал о своих проблемах, я бы помог тебе.
    Привет тебе от Зюбина. Недавно мы с ним встретились и мило поговорили. Его сотовый номер... Он живёт в Коломне, а работает в Москве в Комитете по предпринимательству Моск. области охранником за 12 тысяч рублей в месяц (четверо суток дежурит, двое отдыхает). Он мало изменился, если не считать седых волос на голове и укрощённого за долгие годы военкоматовской службы гонора. Такой же битюг с хитрым прищуром глаз, выдающимися вперёд мясистыми скулами и с не изменившейся нисколько «пляжной», как он сам выражался когда-то, «фигурой».
    От Сани узнал, что Дивяшов в звании подполковника в отставке тоже живёт в Коломне. В Коломне живёт и Полищук из 44 взвода.
    С Барабановым он встречался в Тбилиси сразу после окончания училища.
    Пришли свои фото.
    Удачи тебе в твоих поисках.

    Твой друг Гера Жемайтис.

    2.04.2008.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Привет, Володя!

    Большое спасибо за письмо и фотографию твоей семьи. (Кстати, ты упорно не пишешь дату, от чего приходится гадать, сколько же письмо находилось в пути, ибо почтовые штемпеля часто оказываются смазанными).
    Я понял, что вверху с усами стоишь ты рядом с тремя своими сыновьями. Ребята у тебя прямо олимпийцы, богатыри! Представляю, какие у тебя внуки! Ты счастливый человек!
    У меня тоже есть внуки и внучки: Стёпа и Женя от моей приёмной дочери Наташи, соответственно 92 и 86 г.р. И три родных мне человека (незаживающая боль моей души): дочь Соня,1971 г.р. с двумя внучками, - Кристиной, 1995 г.р. и Боженой, 1991 г.р. Необычность ситуации в том, что они все трое – граждане Чехии, где я служил и женился на чешке, имея уже от неё годовалую дочь. Перед этим в срочном порядке разведясь со своей бездетной женой-москвичкой. После свадьбы тут же загремел в ТуркВО на 16 лет, ибо оставшиеся на службе друзья отца, которые могли мне помочь с переводом в Москву или с поступлением в академию сразу от меня отвернулись.
    Жена-чешка не очень рвалась в Среднюю Азию. Да и меня вдруг, очнувшегося от любовного дурмана, озарило, что мне с ней не по пути, ибо рано или поздно она с дочерью уедет от меня. В общем, с 1972 года я ни чешскую жену, ни нашу с ней дочь не видел. Разводился 1 год, создав уже в Ашхабаде третью, последнюю семью. Чешский суд присудил мне алименты в размере 35 рублей ежемесячно на дочь (в Чехословакии алименты намного гуманнее по сравнению с советскими или российскими, ибо основную нагрузку по содержанию детей брало и берёт на себя государство). С увольнением в запас я все алименты со своего денежного содержания через финуправление Минобороны до копеечки выплатил.
    Получив же квартиру в Москве, стал налаживать отношения со своими заграничными родственниками. Вроде бы дело пошло на лад, стал переписываться с дочерью, узнал о рождении внучек. Как вдруг, громом среди ясного неба последовала просьба от Сони: «Папа, помоги нам с мужем и детьми улучшить наши жилищные условия за 60 тысяч баксов». После моего ответа, что мой постоянный доход в виде пенсии равен чуть больше 100 баксов в месяц, письма и телефонные звонки из Чехии сразу прекратились. И вот уже несколько лет я ничего не знаю о детях.
    В Чехии, наверное, считают, что российские подполковники, даже уволенные в отставку, гребут доллары лопатами. А я и квартиру-то в Москве получил только благодаря тому, что письменно попросил Горбачёва разрешить мне с семьёй выезд на постоянное жительство в тогдашнюю Чехословакию, ибо «в СССР мне жить негде после 27 лет безупречной службы» (семья в то время жила в Самарканде, откуда уже началась массовая миграция всех русских). А в Вологде, где у меня закончилась служба, я жил один в холостяцком общежитии. К заказному письму на Ильинку приложил все имевшиеся при мне копии документов для придания законности просьбы.
    После этого вопрос с переводом меня в Москву и с получением квартиры в ней был решён в течение одного года. Тогда, к счастью, ещё существовала показуха советского образа жизни. И возникавшие подобные конфликтные ситуации тут же властями решались положительно, – не дай Бог на Западе появится какая-нибудь статья в печати о том, что советский подполковник и его дочь-чешка не могут встретиться в течение вот уже 20 лет и только потому, что советскому подполковнику негде жить в «Совдепии». А в Чехию его не пускают, потому что не вышел ещё 5-летний срок после службы, чтобы за границей он не смог по пьянке разболтать военные секреты с критикой советского образа жизни.
    Меньше чем через год после всей этой моей «Куликовской битвы» с бюрократами, когда всем стало очевидно, что СССР вот-вот рухнет (какая уж тут показуха советского «облика морале»!), меня и всю мою семью, не задумываясь, отправили бы в никуда начинать жить с нуля, «удовлетворив мою просьбу выехать в Чехию». Или в лучшем случае послали бы на три буквы, поставив в общую очередь на получение жилья в Вологде, по последнему моему месту службы. Ибо Москва в то время являлась и до сих пор является закрытым для прописки (сейчас регистрации) городом.
    В общем, и смех и грех. И слава Богу, что вовремя закончилась моя военная тягомотина. А то жил бы сейчас с семьёй где-нибудь на окраине Вологды в хрущёбе с протекающей крышей, гнилыми стенами, и всеми удобствами во дворе.

    Сын мой надумал жениться. Может, доживу, наконец, до внуков третьего порядка, принадлежащих только нам с женой и матушке России. И больше никому!
    Адрес Вити Пенского…
    Пиши.

    Твой друг Гера.

    24.05.08.
    ------------------------------------------------------------------------------------------

    Дорогой Витя! (Пенской)

    С Нового года несколько раз пытался связаться с тобой по телефону – результат ноль. У меня записано два твоих номера телефона и по всем одни короткие гудки. Да и ты куда-то пропал – не звонишь, не пишешь. Забыл, наверное, старого друга.
    21 июня я был на последнем выпуске нашего славного КВАКУ (КАУ, КОЛКАУ, Михайловского военного института). Очень жаль, что старейшее в стране артиллерийское военно-учебное заведение прекратило своё существование!
    И что теперь будет на его территории – одному Богу известно.
    Получил большое удовольствие, пройдясь по улицам нашей «альма-матер» и наблюдая незначительные архитектурные изменения в планировке. Наше помещение 4 батареи в казарме оказалось на ремонте, поэтому в нём нечего было смотреть. Вход в столовую оказался уже со стороны плаца, а не в его торце. Видел новый корпус десантуры. Наше «ТХ» сиротливо пустовало. Стадион, как ты, наверное, уже знаешь, находится на территории училища. Как памятники былому ракетному прошлому училища, возвышались две ракеты на постаменте
    Народу на выпуске было очень много. Прямо на территории продавались горячительные и прохладительные напитки.
    Видел торжественное построение курсантов и молодых офицеров, играл оркестр. Встретился с нашими ребятами: Кузовковым, Пенталем (приехал специально из Приднестровья) Зюбиным, Швабским, Кривошеевым и через какое-то время после неоднократных звонков Кузовкова по телефону с Колей Захаровым (он, видимо, с трудом вырвался от жены). Почему-то не было Дивяшова, Полищука, Новомейского и др. Посидели за столом под навесом, выпили немного коньячку, помянули ушедших уже из жизни товарищей и воспитателей, вспомнили нашу учёбу. Узнал, что наш преподаватель, который безжалостно ставил мне «двойки» по тактике, полковник Лащивер уже давно с семьёй благоденствует в Израиле. Ну, а про других преподавателей и наших ребят-выпускников, о которых мне удалось разузнать в прошлый свой приезд в Коломну, ты уже знаешь.
    Второе событие в моей жизни – мой сын, наконец, женился в 30 лет. Жена, 25-летняя Надя, имеет высшее университетское МВД образование, старший лейтенант милиции. Сейчас молодые отдыхают на Крите. Через три дня приезжают домой. Свадьба прошла в ресторане «Лакомка» в районе Измайлово с большой концертной программой, «лимузином», кавалькадой разукрашенных разными безделушками машин, гостями, численностью где-то в 50 человек, профессинальными операторами и фотографом. Тебе посылаю свои любительские фотографии, «профи» ещё не готовы.
    Третье событие – сын поступил в университет МВД. С 1 сентября начало учёбы на заочном отделении.
    Переписывюсь с Егоровым. Я ему сообщил твой адрес и ты, наверное, уже в курсе всех его дел.
    Посылаю тебе свою очередную статью с небольшим антисоветским уклоном. С надеждой, что она тебе всё же понравится, хоть и знаю, что ты коммунист до мозга костей, что свидетельствует о постоянстве твоих убеждений и делает тебе чести. Я же никогда не считал себя убеждённым сторонником советской власти. А в партию в 34 года вступил ради семейного благополучия и приобретения веса в обществе, когда меня выдвинули на должность командира артиллерийского дивизиона, как и подавляющее большинство из 19-миллионного «отряда» советских коммунистов. Наверное, поэтому легким движением трёх пальцев одного человека, то бишь великого Бориса Николаевича Ельцина в 1991 году весь наш «семидесятичетырёхлетний рейх» в одночасье развалился. Развалился без всяких «крейсеров потёмкиных» и «очаковых» с их лейтенантами шмидтами, засуличами, перовскими и прочим «революционным» сбродом. Но, наверное, фантазируя в своём воображении, я как всегда переборщил. История сама разберётся в этом деле и, что бы мы с тобой и со всем населением Земли ни делали, она работает только на разрушение. В этом вся её чарующая таинственность и привлекательность.
    На этой оптимистической ноте заканчиваю своё повествование.
    Привет жене и сыновьям.

    Твой друг Гера.

    4.08.2008.

  5. #15
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ПУТЕШЕСТВИЕ В СЕРАФИМОВИЧ, 2004 ГОД

    ПУТЕШЕСТВИЕ В СЕРАФИМОВИЧ, 2004 ГОД


    ЖЕМАЙТИС О.Ф. OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU

    Помня о том, как моя мама мечтала до самой своей кончины в 1984 году посетить родную Усть-Медведицкую станицу, я решил сам съездить в неё (ныне это город Серафимович Волгоградской области). Тем более, что я уже несколько лет вёл переписку с сотрудниками Музея Усть-Медведицкого казачества, ибо мой дед Василий Георгиевич Хрипунов в 1918 году являлся окружным атаманом Усть_Медведицкого округа, и я передал в этот музей кое-какие документы, связанные с историей моего рода.
    Много позже про Серафимович я узнал, что
    «По свидетельствам современников станица Усть-Медведицкая до революции своими постройками и уютными двориками производила самое благоприятное впечатление и в чём-то превосходила многие уездные и даже некоторые губернские города России.
    В начале 20-го века в станице Усть-Медведицкой в приёмной семье в младенчестве жила (незаконнорожденная?) дочь великого князя Михаила, т.е. племянница императора Николая 2-го Клавдия Михайловна Аверина.
    На территории станицы работали две типографии, водокачка, электростанция и почтовая контора. Находилось немало магазинов, лавок, ремесленных мастерских.
    Из органов местного самоуправления функционировали:
    - Управление Окружного атамана;
    - станичное правление;
    - окружное казначейство.
    На страже правопорядка в станице стояли
    - окружное дежурство военного округа;
    - окружная тюрьма на 80 человек.
    В станице размещались гарнизонные казармы, функционировали:
    - три клуба – дворянский для офицеров, купеческий и всесловный.
    Имелась даже такая экзотика как свой театр и первый на Среднем Дону синематограф.
    В станице действовали
    - три мельницы, винокуренный, кожевенный и кирпичный заводы, винные склады, амбулаторная окружная больница на 25 кроватей, аптека.
    Здесь по сей день сохранилась своеобразная архитектура. Основную часть зданий составляют одно-двухэтажные кирпичные дома, многие из которых построены ещё в 19-ом веке.
    Станица являлась центром Усть-Медведицкого округа Войска Донского. Дома в станице казаки строили достаточно большие, многие были выкрашены в яркие цвета с красивой затейливой деревянной резьбой.
    Музей истории Усть-Медведицкого казачества, в котором можно ознакомиться с различными предметами быта донских казаков, достоин всяческой похвалы. Среди экспонатов музея подлинные образцы вооружения, орудий труда, документы, картины и фотографии конца 19-го – начала 20-го веков. Все экспонаты располагаются в пяти просторных комнатах музея и наглядно дают представление о бытовом колорите казачьей жизни.
    Наиболее древним каменным архитектурным строением станицы является церковь Вознесения Господня с приделом Николая Чудотворца. Церковь была возведена в камне ещё в 1782 году.
    В подворье церкви находится могила наказного атамана Войска Донского , генерала от кавалерии, героя Отечественной войны 1812 года ВЛАСОВА МАКСИМА ГРИГОРЬЕВИЧА.
    МАКСИМ ГРИГОРЬЕВИЧ родился в станице Раздорской 13 августа 1767 года в семье казака. Начал военную службу рядовым казаком в Новочеркасске. После окончания училища был зачислен в полк Грекова. Генерал Власов участвовал в Польской кампании и в Русско-Турецкой войне.
    Усть-Медведицкий Спасо-Преображенский монастырь. Момент его возведения ориентировочно датируется 1652-ым годом и связан с благословением Св. Патриарха Иоакима.
    В 1670-ом году атаман Степан Разин посетил Усть-Медведицкий монастырь.
    История монастыря тесно переплетается с историей здешних краёв и столь же богата событиями, многие из которых подчас очень трагичны. Но всегда в любые времена и эпохи Усть-Медведицкий монастырь имел большое значение для казачества. Служа оплотом Православия и защиты Отечества на окраине Донской земли, он оставался надёжным прибежищем для людских душ.
    15-летний казак из Усть-Медведицы ИВАН КАЗАКОВ несколько раз отличился в боях с немцами: отбил пулемёт, спас прапорщика Юницкого, ходил в разведку. В одной из вылазок обнаружил батарею противника, которая вскоре была захвачена казаками. Грудь юноши гордо украшали три Георгиевских креста и три Георгиевские медали, а плечи – погоны унтер-офицера.
    КУЗЬМА КРЮЧКОВ родился в 1890-ом году на хуторе Нижне-Калмыковском Усть-Хопёрской станицы Усть-Медведицкого округа Войска Донского в семье коренного казака-старовера ФИРСА ЛАРИОНОВИЧА КРЮЧКОВА.
    Отучившись в станичной школе Кузьма в 1911-ом году был призван на действительную военную службу в Третий Донской казачий имени Ермака Тимофеевича полк. К началу войны он уже имел чин приказного, что соответствовало ефрейтору, и считался опытным бойцом.
    КУЗЬМА КРЮЧКОВ (1890 – 1919) был первым казаком, награждённым в Первую мировую войну Георгиевским крестом. В гражданскую войну он участвовал на стороне белых.
    СВЕЧНИКОВ МИХАИЛ СТЕПАНОВИЧ (1881 – 1938) – из дворян Войска Донского, подполковник Русской императорской армии, военный историк и теоретик, комбриг (1935 год).
    КРЮКОВ ФЁДОР ДМИТРИЕВИЧ (1870 – 1920), казак, окончил Петербургский историко-филологический институт, статский советник, один из идеологов Белого движения, секретарь Войскового круга, писатель.
    Усть-Медведицкая земля славится ещё своими такими земляками, как: МИРОНОВ, БЛИНОВ, НЕДОРУБОВ, КАЛЕДИН, СЕРАФИМОВИЧ, генерал армии ПОПОВ М.М. и др.»
    Итак, дневник поездки.

    1 сентября 2004

    Я в поезде «Москва-Волгоград». Едем вдвоём с полковником запаса, авиатором, в четырёхместном купе. После увольнения из ГИМа (Государственного исторического музея) решил немного развеяться и посетить родные места мамы и тёти Жени Калабиной, о которых много слышал и которые они до конца своих дней собирались посетить, да так и не собрались.
    Из Москвы выезжал под грохот терактов. Террористы привели в действие взрывное устройство сначала на Каширском шоссе возле автобусной остановки – погибли несколько человек. А вчера возле станции метро «Рижская» 9 человек погибли, 14 находятся в тяжёлом состоянии и тоже в результате теракта. А до этого несколько дней назад две террористки-смертницы проникли на борта двух самолётов ТУ-154 и ТУ-134, летевших из Москвы в Волгоград и Ростов-на-Дону и на высоте 12 тысяч метров привели в действие взрывные устройства. В общей сложности погибли 90 человек.
    В Ираке и Израиле гремят взрывы. Неужели действительно началась Третья мировая война?
    Сосед – полковник едет домой в Волгоград из Минска, где он устраивается на работу лётчиком. Говорит, что в Белоруссии средняя зарплата рабочих и служащих около 200 баксов, но очень дорогие продукты питания. Президента Белоруссии Александра Лукашенко белорусская интеллигенция не поддерживает. Если б не простой народ, крестьяне, не быть бы ему во главе государства столь долгий срок. Колхозы в республике все убыточные и к тому же прикреплены за экономически сильными предприятиями.
    До Волгограда езды 19 часов. Сосед предупредил меня, чтобы я никак не реагировал на подбрасываемые мне под ноги в Волгограде свёртки с деньгами. Местные мошенники таким образом ищут лохов и выманивают у них всю наличность из карманов.
    В Москве на Павелецком вокзале я уже имел возможность убедиться в подобной охоте московских жуликов. Увидев меня с вещами в руках, несколько человек, в том числе и женщин с микрофонами в руках и с сумками, набитыми какими-то коробками, предъявив удостоверение сотрудников Телевидения НТВ, спрашивали: люблю ли я НТВ? Я уже знал, что если я с ними вступлю в разговор, то они мне в качестве подарка предложат японскую аппаратуру на «несколько тысяч баксов». Если я соглашался принять такой щедрый подарок, то они просили только оплатить стоимость налога за подарок в размере нескольких тысяч рублей. Заплатив этот «налог» и раскрыв коробки, я тут же убеждался, что держу в руках никому не нужный хлам. С этим видом мошенничества я сталкивался ещё работая в Государственном историческом музее, когда прямо на Красной площади жулики мне предлагали подарки от НТВ.
    Завтра в 9 утра буду уже в Волгограде. Никогда не был в этом городе, хотя Таня Кривенко, дочь моего крёстного, часто приглашала к себе в гости в Волгоград. Я ей не сообщил о поездке. Свалюсь, как снег на голову. О своём приезде я никого не предупредил и в Серафимовиче – не хочу создавать людям дополнительные проблемы в наше и так хлопотливое время.
    Узнал от своего соседа, что Волгоград имеет две длинные улицы вдоль Волги с набережной где-то в 900 метров, и что в городе проживает чуть больше одного миллиона человек.

    2 сентября 2004

    В 9.30. приехал в Волгоград. Распрощавшись с полковником, отправился с вещами через мост на автовокзал. Действительно, как и предупреждал сосед, на ступеньках лестницы мне подбросили куклу с деньгами. Я никак не отреагировал, и сзади идущий мужчина поднял свёрток и пошёл дальше, не сказав ни слова.
    Купил билет на микроавтобус «газель» с отъездом в 13.00. за 156 рублей. Узнал, что расстояние от Волгограда до Серафимовича 270 км.
    Времени до отъезда оставалось много, поэтому, сдав вещи на автовокзале в камеру хранения, прошёлся по близлежащим улицам. Убедился, что цены на продукты питания ненамного ниже, чем в Москве.
    Сидя в автобусе по дороге на Серафимович по радио в кабине водителя узнал, что в Северной Осетии 15 террористов захватили здание школы и держат в заложниках большое количество детей, выдвигая для их освобождения политические требования.
    В 16.40. в Серафимовиче вышел из автобуса возле гостиницы «Лазоревая» на Октябрьской улице. Заплатил дежурной за проживание в номере «люкс» за 4 дня 1520 рублей (по 380 рублей за сутки). Номер одноместный с телевизором, туалетом, душем с горячей и холодной водой и с широкой на двоих человек кроватью.
    Положив вещи и умывшись под душем, прошёлся по улицам города. Первое впечатление, - я очутился, по крайней мере, в 50-х годах прошлого века на окраине Москвы. Дома почти везде одноэтажные, много деревянных с огородами вперемешку с каменными.
    Есть, правда, и несколько современных зданий, трёх и четырёхэтажных. Все здания лет 100 как не видели ремонта. На улицах пыль и грязь.
    Видел два особняка Музея истории Усть-Медведицкого казачества, которые оказались уже закрытыми из-за позднего времени. Две женщины на территории музея, очевидно, сторожа, сказали мне, что завтра утром он откроется, как обычно, в 9 утра и будет работать до вечера.
    Видел памятник писателю Серафимовичу. Узнал, что центральная улица города – Октябрьская, а не Серафимовича, как я думал раньше.
    Видел реку Дон, а по плакату узнал, что городу Серафимович 415 лет.
    Жарко, температура где-то под 27 градусов. Побродив допоздна по городу, вернулся в гостиницу. От работниц гостиницы узнал, что у них останавливаются на постой в основном автолюбители на одну ночь. Долго здесь никто не задерживается.
    По телевизору только и говорят про захват боевиками школьников в Беслане Северной Осетии. Причём, информация поступает довольно противоречивая. До сих пор не известно, сколько же школьников оказалось в руках террористов.

    3 сентября 2004

    Утром прошёлся по городу. По Октябрьской улице спустился вниз до автовокзала. Впечатление такое, что попал в подмосковный посёлок своего детства. Базарчик на площади автовокзала с деревянными прилавками, женщины в платочках, одноэтажные, неказистые особнячки и пыль создают впечатление провинциальности и неприхотливости жителей города. До полноты картины не хватает только продавцов рулонных картин с изображением русалок, глиняных огромных копилок в виде котов, медведей, тигров, всевозможных пищалок и свистулек, предсказателя судьбы с попугаем на плече и «картотекой будущего». Вся эта лубочная картина из прошлого сохранилась, как я потом узнал, в заповедном состоянии отчасти ещё и из-за патриархального уклада жизни дореволюционной станицы, казаки которой чуть ли не силой не допустили строительства здесь железной дороги, отсутствующей и по сей день.
    На автовокзале узнал расписание движения автобусов на Волгоград.
    На базарчике яблоки и сливы продаются не килограммами, а вёдрами. Ведро слив (на вид мелких и зеленоватых) стоит 50 рублей (в Москве 25 рублей за килограмм). Ведро яблок (оказавшихся кислыми на вкус) тоже стоит 50 рублей (в Москве по 30 рублей за килограмм). Купил яблок килограмма 2 за 10 рублей и литровую банку малины за 15 рублей. Арбузы стоят по 2 рубля за килограмм. В Москве – по 10.
    В продаже нигде не оказалось местной газеты,- хотелось узнать, чем живёт моя историческая родина сегодня, - и мне посоветовали обратиться за её покупкой прямо в редакцию, что я и сделал.
    Из 4-х номеров «Усть-Медведицкой газеты» за разные даты узнал, что в Серафимовиче за минувшую неделю собрали налогов 618 тысяч рублей, тогда как нужно было собрать один миллион. Заводов и фабрик, как я понял, или совсем нет, или их очень мало. Много домов в аварийном состоянии, и есть проблемы при подготовке к отопительному сезону.
    От прохожих узнал, что знаменитый Усть-Медведицкий монастырь, вернее, всё, что от него осталось после большевистского правления, находится за городом и является в настоящее время действующим. Надо будет обязательно его посетить. В монастыре ведутся восстановительные работы.
    Бродя по улицам, приятно было сознавать, что по ним в начале 20-го века ходили так же моя мама, тётя Женя, дед и вся их многочисленная казачья родня. Надо будет обязательно захватить с собой в Москву немного серафимовичской земли на могилы матери и тёти.
    Видя моё усердие в деле фотографирования домов и улиц города, люди стали обращать на меня внимание. Пытались даже вступать со мной в беседу, но мне не хотелось лишать себя гордого одиночества с непредсказуемым будущим. Отделывался в ответ вежливыми дежурными фразами. Мне это чем-то напомнило Москву 50-х годов. Когда на любого фотографа в центре города москвичи смотрели как на потенциального собеседника, собутыльника или шпиона, составляющего план их любимого города для прицельного бомбометания в случае Третьей мировой войны. Мог и милиционер потребовать документы для проверки.
    Купил пол-литровую банку мёда за 65 рублей. Есть теперь с чем пить чай в гостинице.
    Наконец пришёл к открытию Музея истории Усть-Медведицкого казачества, с директором которого веду многолетнюю переписку. Сотрудница Музея, как я вскоре узнал, Наталья Ивановна,- очень приятная симпатичная женщина средних лет,- взялась проводить меня по залам, ибо из посетителй я утром пока был в единственном числе. Как потом оказалось, и за весь день. После экскурсии я представился Наталье Ивановне. Моя фамилия ей была известна по моим письмам, и она с большой охотой представила меня всем немногочисленным сотрудникам. Все с радушием и заботой восприняли моё явление к ним в их исторический и культурный центр города. И вскоре наше первое знакомство переросло в приятную беседу, - ведь нам было о чём говорить (директора Людмилы Степановны Петровой на работе не было по причине болезни матери). Я был приятно удивлён красотой и молодостью всех сотрудниц, Зиной, Ирой и Катей, украсивших бы собой любой московский музей или офис процветающей фирмы.
    Узнав, что я собираюсь посетить монастырь, мне тут же выделили экскурсовода Катю, очень красивую лет 20 с небольшим брюнетку. С ней мы сели в автобус и вскоре оказались у монастыря, при виде которого мне захотелось плакать. От всего знаменитого в прошлом на всю страну Спасо-Преображенского девичьего монастыря остался только один Иконы Божьей Матери храм (проект петербургского академика Горностаева) и несколько пристроек. Узнал, что в 20-х – 30-х годах в этом храме размещалась электростанция и, что за это не нужно никого ругать, тем более писателя Серафимовича, допустившего такое кощунство. Иначе бы и от этого храма остались одни рожки да ножки.
    Внутри собора работали рабочие. Одна монашка, забыл, к сожалению, её имя, взялась провести для меня экскурсию и, надо признаться, было очень интересно её слушать. Когда-то монастырь во втором по значению и величине Области Войска Донского являлся жемчужиной всего Донского края и оказывал благотворное влияние на всё казачество. Основанный в 1785 году, он процветал до прихода в стране к власти большевиков. При них он стал приходить в упадок, и на сегодняшний день представляет довольно унылую картину, при виде которой глазами людей с богатым воображением всё же можно разглядеть следы былого могущества и великолепия всех его построек. Включая и стены монастыря, полностью исчезнувшие по кирпичику на хозяйские нужды города или домов горожан, считавших и считающих очевидно до сегодняшних дней, что «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё», включая и старорежимные духовные (ох, уж это избитое слово!) ценности.
    Монашка провела нас и долго водила по пещерам, разрешив в конце экскурсии прикоснуться и поцеловать чудотворный «Богородичный» камень, о котором существуют легенды о его внеземном происхождении.
    В 1928 году монастырь был закрыт, и все его обитатели были выселены. В 1991 году всё, что от него осталось, было возвращено Церкви.
    А вот что я вычитал в путеводителе про чудотворный камень.
    «…В пещерах, которые сохранились в монастырском храме, есть Чудесная каменная плита с отпечатками ладоней и коленей Пресвятой Девы Богородицы. По преданию, «Богородичный» камень переходил из поколения в поколение, и кто стал первым обладателем его – не известно достоверно. Дивным и непостижимым слабому уму человеческому предстаёт это чудо: как в камне, словно из воска, могли остаться столь явственные зрению и осязанию отпечатки? Верующие благоговейно преклоняются и лобызают Святыню, и часто случается, что по усердным молитвам и прошениям они получают исцеление и помощь…».
    Как хорошо, что этот камень с верой людей в его внеземное происхождение не пошёл на хозяйские нужды горожан, и является сегодня божественным знамением из прошлого, укрепляя силы верующих на пути к справедливости и совершенству!!!
    Где-то в половине 2-го дня мы с Катей вернулись в Музей. Я поставил на стол две бутылки шампанского, коробку шоколадных конфет и за беседой с женщинами быстро пролетело время. Девчата мне очень понравились. От них я узнал, что в городе 9 тысяч жителей, из них 5 тысяч пенсионеров. Остальные – в основном дети и бюджетники: врачи, учителя и т.д. В городе существовал один маслобойный завод, и он сейчас стоит, ибо некому инвестировать его реконструкцию. Молодёжь уезжает из города, а кто остался, подрабатывают на заготовках овощей. Пенсию старикам платят регулярно, а вот зарплату в лучшем случае раз в три месяца. Зарплата у сотрудников Музея где-то одна тысяча с небольшим рублей.
    Узнал также, что самый короткий путь до Серафимовича – от железнодорожной станции «Себряково» (Михайловка), где останавливается поезд «Москва-Волгоград», от которой всего 70 километров до Серафимовича, а не 270, которые я проехал из Волгограда.
    После обеда в гостинице бродил по городу. Нашёл прекрасный безлюдный пляж на реке Дон, в котором с удовольствием искупался, освятив заодно и купленный в соборе монастыря серебряный крестик. Вода оказалась тёплой, но на ветру я видимо простыл, ибо вскоре стал кашлять.
    Из телепередачи узнал, что в Беслане спецназовцы штурмом взяли школу. Более 100 человек убито, много раненых, освобождено около 400 заложников. Через некоторое время стали говорить уже о 300-х убитых детях и об уничтожении 20 боевиков. Потом передали уже о 1200 заложниках детей. Бой продолжается, т.к. часть боевиков с детьми – заложниками укрылась в подвале школы.

    4 сентября 2004

    Уже новые цифры убитых в Беслане. Говорят о 200-ах заложниках убитыми. Убито 27 террористов, трое взято в плен. Половина из них – арабские наёмники. 18 спецназовцев получили ранения, есть среди них и убитые. Операция по освобождению школьников завершена. Прездент Путин посетил Беслан и больницу, где лежат раненые.
    Вчера вечером ко мне в номер пришла директор Музея Петрова Людмила Степановна. Увидел симпатичную средних лет женщину типично русской наружности, дородную, с простыми красивыми чертами лица, типичную казачку. Очень мило поздоровались, обменявшись несколькими словами. Л.С. попросила меня быть сегодня у них в 11 часов утра.
    Ровно в 11 был уже в Музее. День был выходной и, кроме Л.С. была только Катя. На столе появилась фляжка с коньяком и шоколадные конфеты. Очень мило побеседовали. Я всех пригласил в Москву, на что услышал, что им не под силу такая дорогостоящая поездка. Потом Л.С. показала мне экспозицию Музея во втором флигеле. Ругала меня, что я заранее не известил их о своём приезде. Они бы по такому случаю подключили казачество и меня встретили бы на высшем уровне, как внука их окружного в 1918 году атамана. Я подумал, что, может быть и хорошо, что я приехал неожиданно, ибо терпеть не могу чрезмерного внимания к своей персоне.
    Тепло распрощавшись с Л.С.и, пообещав ей, что в будущем году опять приеду к ним в гости, я и Катя пошли бродить по городу. Катя оказалась не только очень красивой девушкой, но и приятной собеседницей. С ней я вспомнил свою молодость, а близость молодого женского тела приятно волновала меня на протяжении всего нашего пути. Я, как мог, развлекал Катю, стараясь ей понравиться, и она от души смеялась рассказываемым мной анекдотам и смешным эпизодам из моей жизни. От Кати я узнал, что в Музее мало рукописей и документов в оригинале, оставшихся от писателя Серафимовича. Почти все они хранятся в Москве. Их Музей несколько раз грабили. Украли казачью шашку, значки, медали и другие музейные предметы.
    Немцы в годы ВОВ заняли их станицу в августе 1942 года и под оккупацией жители находились 5 месяцев. Вместе с немцами в станице были расквартированы итальянские и румынские части.
    Катя показала мне дом моего деда и бабки со следами паровой мельницы, которой они владели, тюрьму, где содержался до расстрела прадед Георгий Захарович Хрипунов и где также содержался до отправки в Москву знаменитый полководец гражданской войны, командующий 2-й Конной армией Филипп Кузьмич Миронов. Показала мне деревянный жилой дом Миронова, в котором в настоящее время живут его потомки.
    Посетили старое кладбище, на могильных плитах которого я не встретил ни одного нерусского имени. С могилы святительницы Раисы Кривошлыковой взял немного земли для могил мамы и тёти Жени. Посетили с Катей музыкальную школу, что на перекрёстке улиц Миронова и Октябрьской. Узнал также, что их Музей – бывшая дача писателя Серафимовича. Прошлись высоким берегом Дона, откуда открывался прекрасный вид на реку и прилегающую к ней местность. Но в конце концов пришлось расстаться. Тепло попрощавшись со своей очаровательной спутницей, посадив её в автобус, я отправился в гостиницу.
    По телевизору узнал об уточнённых потерях в Беслане – 323 человека погибли при штурме, из них 153 дети.

    5 сентября 2004

    С утра резко похолодало и пошли дожди. Пришлось надеть свитер для прогулки по городу.
    Прошёлся по улицам. Посетил рынок на улице Колесникова. К обеду вернулся в гостиницу. Завтра еду в Волгоград, ибо всю намеченную программу на родине предков выполнил. Впереди – два дня в Волгограде. До сих пор не могу понять это аморфное название города. Одно дело переименовать Ленинград в Санкт-Петербург, бывшую столицу Российской империи, город белых ночей, Северную Пальмиру Пушкина, Ломоносова, Радищева, Чаадаева, Державина, Сумарокова, Фонвизина, Тредиаковского, Жуковского, Достоевского, Одоевского, Гумилёва, и других не менее знаменитых людей прошлого. Можно перечислять и перечислять. Город русских царей Романовых с их 300-летним правлением и всех их приближённых с останками, покоящимися в Петропавловской крепости и в Александро-Невской лавре. Кто-то хорошо сказал, что «переименовать Петроград в Ленинград – это всё равно, что переименовать произведения Пушкина в произведения Демьяна Бедного». Другое дело - никому не известный до 1917 года Царицын в Сталинград и Волгоград. Город, ставший знаменитым всему миру по грандиозному сражению Второй мировой войны. Развернувшемуся у его стен в 1942-43 гг., когда решалась судьба не только нашей страны, но и всего мира, и после которого инициатива перешла окончательно к Советской Армии в результате разгрома 33 дивизий Вермахта. Я помню, будучи ещё школьником, где-то в 1961 или 1962 годах Сталинградскую битву в печати стали вдруг называть «Волгоградской». Но, слава Богу, недолго. По-моему, до 1964 года, когда Хрущёва в Кремле заменил Брежнев. А ведь в Александровском саду возле Кремля, на одном из камней городов героев до сих пор значится Волгоград, а не Сталинград.
    Но надо быть реалистом, а это значит, что скоро я, увы, буду в Волгограде, а не в Сталинграде.
    После обеда опять прошёлся по Серафимовичу, энергетикой которого всё никак не могу насытиться. Чем-то он меня пленил. Где ещё в Европе на центральной улице города встретишь обыкновенную крестьянскую избу с печным отоплением, колодцем и огородом. Здесь как бы остановилось время и в этом есть свой особый шарм и философский смысл. Ведь, как известно, любое научное открытие – это острый нож в теле земли. А вся земная цивилизация, по мнению многих скептиков, плесень, неумолимо разъедающая биосферу нашей зелёной планеты. Значит, возможно, именно здесь, вдалеке от цивилизации, витает что-то такое, что не подвластно уму современного человека. И это нечто может изменить всю нашу жизнь. И, может быть, именно здесь находится то, что в конце концов спасёт Землю от вселенской катастрофы, предрекаемую экологами, экстрасенсами и медиумами в связи с глобальным потеплением климата. Серафимович – город будущего? Очень даже может быть.
    На ум приходил образ Кати и других девчат Музея Усть-Медведицкого казачества с их зарплатой в одну тысячу рублей, а также Людмилы Степановны и Натальи Ивановны. Им цены нет!!! Такие красивые женщины, девушки с их русской добротой, неприхотливостью, хлебосольством, и гостеприимством, и такой мизерный достаток! Недаром говорят, что все музейные работники – последние святые на Руси. Хотя, возможно, я и ошибаюсь и все они не такие уж бедные материально, как я их себе представляю. Работая в Храме истории своего родного города, они, несомненно, непритязательны многих москвичей или питерцев. К тому же почти все они замужем и не рвутся из Серафимовича в другие города на заработки. Я бы, наверное, тоже не рвался отсюда, имея определённый достаток, любящую жену, семью, и привычный уклад жизни. Ведь все мы живём здесь и сейчас, и не каждому хочется вылупляться из этого пространственно-временного кокона. Не каждый отважится на авантюру для изменения течения времени в свою пользу. Ибо не многим удаётся это осуществить в благоприятную для себя сторону. В конце концов, страна бы развалилась окончательно, если бы жизнь текла в соответствии со всеми запросами и мечтами людей, как у Золушки с её богатой фантазией и тыквой-каретой по мановению волшебной палочки феи.
    Собрал вещи, чтобы завтра с утра не суетиться. Жалко расставаться с городом и приобретёнными друзьями, но что поделаешь!

    6 сентября 2004

    Я уже в Волгограде. Где-то в 11 утра приехал в этот город автобусом. Ехал 4 часа из Серафимовича. В самом Волгограде для поиска гостиницы водитель посоветовал мне выйти на остановке им.Землячки. Я вышел и от одного прохожего узнал, что этой гостиницы давно уже нет в городе. Пришлось ехать на железнодорожный вокзал. В конце концов поселился в одноместном номере гостиницы «Волгоград», в которой за два дня проживания заплатил 2440 рублей.
    В Волгограде по дороге в гостиницу, куда я направлялся с большой сумкой, мне опять подбросили свёрток с деньгами. Какой-то молодой человек тут же поднял этот свёрток и, привлекая моё внимание, стал рассуждать о подвернувшемся счастье, которое не часто случается в жизни любого человека. Я промолчал и прошёл мимо. Это уже был второй подброшенный мне свёрток.
    Уложив вещи в новом жилище, вскоре поехал на Мамаев курган. Великолепен памятник «Родины-матери» Вучетича. Очень красивая панорама Волги с возвышенности кургана. Посетил Пантеон, где горит «вечный огонь».
    Я много слышал про этот памятник. Из одной из телепередач я знаю, что сделан он полностью из железобетона. Высота памятника 52 метра (выше статуи «Свободы» в Нью-Йорке). Первоначальный вариант Вучетича был – женщина с корзиной цветов,- который даже был утверждён на самом верху страны. Скульптор вскоре отказался от этого варианта, ибо памятник героям Сталинграда не мог по определению иметь такой вид – ведь от Сталинградской битвы до полной победы было ещё очень далеко. Пришлось опять уговаривать власти вернуться к обсуждению нового проекта, который и был реализован в нынешнем виде. Внутри памятник имеет этажную с комнатами систему и стяжку в 99 тросов, как и в Останкинской телебашне. Конструировал памятник Никитин, автор Останкинской телебашни.
    Открытие мемориала произошло в 1967 году, к 50-летию Октября. Вскоре после открытия на памятнике стали появляться маленькие трещины, которые промышленными альпинистами регулярно покрывались водоотталкивающей эмульсией.
    Интересна также судьба меча, первый экземпляр которого был изготовлен на авиазаводе из нержавеющей стали и титанового сплава. Вскоре после установки этого меча оказалось, что он сильно раскачивается на ветру и издаёт гул. Пришлось в срочном порядке менять его на новый с гасящей системой колебаний.
    Лицо «Родины-матери» Вучетич скопировал с лица своей жены Веры и Марсельезы Франции, которая украшает Триумфальную арку Парижа.
    На скульптуре с изображением полуобнажённого бойца с автоматом – лицо маршала Чуйкова.
    Весь комплекс стоит на горе, где похоронены тела защитников города.
    Вучетич за свою работу получил Ленинскую премию. Конструкторы же памятника, не приглашённые даже на открытие монумента, ничего.
    Познакомился с волгоградским скоростным трамвайчиком. Это обыкновенный трамвай с 2-мя – 4-мя вагонами, который идёт как под землёй, так и по поверхности по главной улице города почти на всём её протяжении вдоль Волги.
    Доехал на нём с пересадками до плотины. Величественное зрелище водохранилища, чем-то напоминающее подмосковное Иваньковское, с волнами, как на море, и необъятной далью противоположного берега вдохновили меня на дальнейшие путешествия по городу. Побродив с фотоаппаратом по берегу этого рукотворного озера, поехал назад. Проезжал Тракторный завод, Металлургический завод, завод «Красный Октябрь».
    Из своего номера гостиницы позвонил Тане Кривенко. Оказалось, что она уехала в командировку и приедет нескоро. Очень жаль! Так хотелось с ней встретиться! Но от мужа Татьяны узнал координаты кладбища и захоронения на нём Михаила Спиридоновича Кривенко, Юлии Васильевны и их сына Юры. Завтра обязательно навещу крёстного и его родных.

    7 сентября 2004

    Перед уходом из гостиницы на прогулку спросил у дежурной по этажу про технологию лохотрона с подбрасыванием куклы с деньгами. Узнал, что жуликов двое, один идёт рядом с вами, другой пробегает мимо и бросает вам под ноги кошелёк или свёрток с деньгами. Сопровождающий вас поднимает его и начинает во всеуслышание радоваться свалившемуся вдруг счастью. Если вы вступаете в разговор и к тому же заинтересуетесь содержанием находки, то вам охотно передадут его в руки, чтобы вы смогли оценить свалившуюся вам под ноги удачу. Вы берёте и вскоре появляется здоровенный амбал с накачанными мышцами и спросит вас, не находили ли вы обронённый здесь свёрток с деньгами. Ваш сопровождающий тут же подтвердит сей факт, и вам ничего не остаётся, как отдать найденные деньги их владельцу. Амбал при вас тут же пересчитает всю наличность и заявит, что здесь только половина всех денег. Отпираться будет бессмысленно, т.к. их уже двое против вас одного и вам ничего не остаётся другого, как покрыть недостающую сумму из своего кармана.
    Нечто подобное существовало и процветало в Москве в конце 50-х – начале 60-х годов. Но тогда на всех вокзалах и людных местах в столице дежурили оперативники в гражданской одежде и таких лохотронщиков всё же часто ловили и доводили дело до суда.
    Вообще, в начале 90-х годов почти на каждом углу Москвы такие же аферисты заманивали лёгким выигрышем всех желающих разного рода «беспроигрышными лотереями», игрой в напёрстки и т.д. Если вы вступали с ними в эту игру, то плакали все ваши денежки. Сейчас таких лохотронов почти нет в столице. Правда, появились более изощрённые, и даже в солидных супермаркетах что-то по типу выигрышного билета, но перед тем, как вручить выигрыш, вам прочтут получасовую лекцию-рекламу и затем потребуют деньги за прерванное деловое время, вручив вам в итоге ничего не значащий «подарок от фирмы».
    Посетил Димитриевское кладбище и его «Генеральскую аллею». Положил цветы на могилы родных и близких мне людей, Михаила Спиридоновича, Юры и Юлии Васильевны. В церкви при кладбище поставил всем свечки. Помолился, как мог, за упокой их душ.
    Посетил рынок, что недалеко от гостиницы. Купил две сушёные рыбины, одну за 80, вторую за 170 рублей (потом оказалось, что они чрезмерно солёные). Видел в продаже живых раков по 80 и по 150 рублей за килограмм.
    Опять катался на скоростном трамвайчике.
    Сегодня и завтра в стране траур из-за трагических событий в Беслане. И сколько ещё будет таких траурных дней, ибо конца и края не видно этой войне в Чечне, которая уже, как раковая опухоль начинает давать метастазы по всей стране.

    8 сентября 2004

    Утром гулял в окрестностях гостиницы. Готовлюсь к отъезду.
    Вышел из гостиницы ровно в 12, т.к. в противном случае пришлось бы платить дополнительно за проживание.
    Когда выходил из гостиницы, загадал – подбросят мне свёрток или нет? Прошёл со своими двумя сумками почти всю дорогу от гостиницы до вокзала, и уже перед самой вокзальной площадью увидел летящий впереди меня свёрток и убегающего парня. Рядом идущий молодой человек тут же поднял его и стал выражать восхищение обнаруженным в свёртке деньгам. Я не выдержал и спросил: «Что, ребята, лохов ищете?». На что услышал: «Вы неправильно делаете ударение в слове лохов». На этом разговор закончился.
    На вокзале положил вещи в камеру хранения. Времени до отправки поезда оставалось предостаточно, и я прошёлся по окрестностям вокзала. Прочёл приобретённые про Серафимович брошюры.
    «…Современный Серафимович около четырёх веков назад начинался с небольшого поселения на левом берегу Дона. Заливные луга давали отличный корм для коров и лошадей, в реке было в достатке рыбы: леща, сазана, стерляди, белуги, судака. Летом скот переправлялся на правобережные пастбища. Здесь строили временные базы – огороженные загоны для защиты скота от хищников. Это название – «Базы» и сейчас сохранилось за нижней частью города. Отсюда станица разрасталась, постройки начали возводиться и на горе. Времянки сменялись капитальными сооружениями.
    В 1802 году Усть-Медведицкая стала окружной станицей. Площадь Усть-Медведицкого округа Войска Донского составляла 18 тысяч квадратных километров (это в 4 раза больше площади нынешнего Серафимовичского района). На территории округа проживало около 250 тысяч жителей. Дон от верховья до устья служил настоящей транспортной артерией, связывающей станицы, хутора между собой и с центральной Россией, давал выход в Чёрное море.
    Славились зимние и летние Усть-Медведицкие ярмарки. Здесь можно было купить всё, начиная от пластин для племенного скота. Здесь закупалось зерно и потом баржами отправлялось за границу. Итальянские макаронных дел мастера высоко ценили донскую твёрдую пшеницу…»
    Сегодня уже далеко до того изобилия, что было раньше. И если до революции провинция кормила Питер и Москву, то теперь Москва кормит Питер и провинцию, благодаря действующей до сих пор формуле «всё забрать и разделить поровну».
    Я уже в поезде. Через 10 минут отправляемся. В купе едем вчетвером. Попутчики, двое мужчин и одна девочка лет 10, не склонны к беседе за кружкой чая.

    9 сентября 2004

    Ночью хорошо спал. Осталось 4 часа пути.
    Я уже в Москве, дома. Вера накрыла стол, посидели. В Москве на вокзале опять приставали «сотрудники НТВ» со своими «подарками».
    Вот и закончилось моё путешествие.

  6. #16
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ФРАНЦИЯ, 1994 ГОД

    ФРАНЦИЯ, 1994 ГОД

    ЖЕМАЙТИС О.Ф. OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU

    Во время своих ежегодных приездов в отпуск в Москву, откуда я через Ленинский райвоенкомат в 1963 году сразу же после окончания средней школы поступил в Коломенское артиллерийское училище и, закончив его в 1966 году, на долгие годы расстался с Москвой, связав свою жизнь с армией. А закончив службу, уже с началом новой жизни в столице после 27 лет разлуки с родным городом полюбил приходить в гости к сестре моей мамы, тёте Жене Калабиной, урождённой, как и моя мама, Хрипуновой. Которая последние годы своего пребывания на этом свете жила на Ленинском проспекте в доме №52 со своей дочерью Татьяной, внуком Игорем и вторым мужем Татьяны, Серёжей Пичко (к моему большому прискорбию, ушедшему из жизни в июне 1990 года в возрасте всего 35 лет), где мы за приятной беседой и чашечками кофе хорошо проводили время.
    Ещё в конце 80-х годов, заинтересовавшись своей Хрипуновской родословной, я попросил тётю Женю написать воспоминания о жизни на Дону с её сестрой, моей мамой, и их мамой, моей бабушкой, урождённой Бороздиной Евгенией Николаевной (1876 – 1949), в тяжёлые годы гражданской войны. Тётя Женя (1906 – 2001) октябрьский переворот встретила 11-летней девочкой и, обладая отличной памятью, все события, происходившие у неё на глазах, помнила до мелочей. К тому же многое я уже знал и от своей мамы, Балтушис-Жемайтис Евгении Васильевны (1905 – 1984), на год старшей тёти, но намного раньше тёти ушедшей из жизни. И мне очень хотелось заполучить документальное свидетельство очевидца тех далёких событий, о которых мы знали, в основном, по роману Шолохова «Тихий Дон», одноимённому фильму по этому роману, другим произведениям советских писателей уже в свете новых публикаций о белом движении на Дону. С нейтральной уже оценкой его борьбы с большевиками, ужасами красного и белого терроров с расказачиванием трудолюбивого, набожного и, в общем-то, мирного населения. И эта тема для всех почти без исключений советских читателей стала новой и везде обсуждаемой. А пробивающаяся с трудом информация, в основном, из-за рубежа о зверствах красных в годы гражданской войны заставляла задуматься каждого здравомыслящего человека о прошлом и искать ответы на поставленные жизнью вопросы после 70-летнего существования Советского Союза с обострившимися проблемами социального и межнационального характера. Вопрос «за что боролись наши отцы и деды» был у многих на слуху и в мыслях. Люди со всей серьёзностью дискутировали на эту тему, споря часто до хрипоты и иногда до драк, чем славился московский Арбат начала 90-х годов, где выступали молодые поэты, музыканты, рассматривались вопросы советской истории, и где кипели шекспировские страсти на фоне пустых прилавков магазинов и по всему городу возникавших барахолок и стихийных рынков.
    Я любил в то время посещать Арбат, эту старинную московскую улицу с интересной историей и полюбившимися мне в детстве магазинами: букинистическим и «Восточные сладости», а также по продаже марок и открыток недалеко от ресторана «Прага», у которого в 90-е годы часто возникали большие очереди по продаже знаменитого торта «Прага». Я всегда любовался пестротой и разнообразием всего, что видели глаза и слышали уши на этой улице в те непростые для Москвы и всей России годы: шествиями представителей различных религий, православных во главе с попами с молитвами и размахивающими кадилами, буддистов в необычных белых одеяниях и барабанами в руках, адептов других конфессий, идеологических кружков и течений и т.д. Тут же продавалась советская символика: предметы военной одежды, значки, почтовые коллекционные марки, ордена и медали, монеты, пионерские галстуки, вымпелы передовиков производства и т.д. Выставлялись на продажу сборники самиздатовских произведений писателей и поэтов-диссидентов, религиозная литература с модной тогда книгой «Бхагавад-Гита», памятником древнеиндийской религиозно-философской мысли с рассуждениями о жизни и смерти в диалоге между военачальником Арджуной и его колесничим Кришной перед боем.
    Картины художников, карикатуры на Ленина и Сталина, а также на Горбачёва, прославившегося в 1985 году своей знаменитой антиалкогольной кампанией, за что Генеральный секретарь ЦК КПСС превратился у народа в «Минерального секретаря».
    И везде споры, споры в стихийно возникающих группах молодёжи и пожилых людей по вопросам нашего советского прошлого и затем российского настоящего, а равно и будущего, когда ещё не было Интернета и всевозможных гаджетов. Парни и девушки отвергали уже многое, что ещё недавно было незыблемым, на века и преподавалось в школах и институтах всё ещё как истина в последней инстанции. Тем самым вступив в противоречие с днём сегодняшним и понятием «советский патриотизм», благодаря которому страна одержала победу в Великой Отечественной войне и, казалось бы, добилась больших успехов во всех областях науки и техники. Но время и глаза не обманешь. То, что не развивается, дряхлеет и рушится, что надоедает людям, отвергается и забывается, превращаясь в «марширующее кладбище старых идей». Люди при виде пустых прилавков магазинов, столкнувшись с очередями за самым необходимым, бросились искать причины этого явления. А чтобы доходчивее понять суть проблем стали изучать историю, в которой содержится много примеров и ответов на жизненно важные вопросы повседневности. Хотя бы из высказывания римского императора и философа-стоика 2-го века н.э. Марка Аврелия, гордившегося тем, что он космополит, считающий, что «патриотизм и космополитизм – два клапана сердца, ритмичная работа которых обеспечивает непрерывное кровообращение культуры, позволяющее гордиться своими достижениями и творчески усваивать чужие». И всё это в пику недавнему советскому патриотизму с его «железным занавесом» на границе, изоляцией страны от всего передового и набившей оскомину «преданностью социалистическому общественному и государственному строю, социалистическому Отечеству, делу коммунизма» и т.д. с попытками перенести этот патриотизм уже на вышедшую из игры в «светлое будущее» Россию.
    Народ на этом и других примерах из истории стал понимать, что не всё так однозначно в жизни, как это преподносилось раньше, белое в глазах многих почернело, чёрное побелело, а всё остальное окрасилось в разные цвета и тона радуги. И на таком фоне уже и генерал Власов стал борцом с большевизмом во временном союзе с Германией в годы Великой Отечественной войны. А сам Сталин во временном союзе со своими классовыми врагами, Англией и США, окончательно поработив Россию, воевал с русским национальным движением, беспощадно уничтожая лучших его представителей. Вожди Белого движения превратились в борцов за свободу и независимость, расстрелянная царская семья «кровавых» Романовых в Екатеринбурге в 1918 году в великомучеников, а павки корчагины и павлики морозовы в бездумных фанатиков и предателей родных отцов. У «гениального и гуманнейшего из всех гуманных на земле» Ленина, труп которого до сих пор выставлен на всеобщее обозрение на Красной площади в Москве, руки оказались по локоть в крови. Как и у многих его соратников, похороненных рядом. Появилось много новых трактовок событий прошлого, возникло много новых противоречий, нестыковок и фактов в вопросах философии бытия и нашей новейшей истории.
    Поэтому отрадно было наблюдать весь этот говорливый муравейник с разными взглядами, способностями, характерами, создающий новую жизнь в стране, в которой уже каждый, кто хотел, без боязни какого-либо наказания мог свободно предлагать своё видение мира и решение проблем в соответствии со словами академика Лихачёва: «Кто не замечает, что происходит в стране, или подлец, или идиот!». А уж жизнь сама со временем разберётся, рассортирует всё предложенное по полочкам, зёрна отделит от плевел, нужное от ненужного, дельное возьмёт на вооружение, бесперспективное отринет. Ибо любое развитие – это приобретение других ценностей из совокупности всех знаний и исторических фактов. И то, что происходило на Арбате и в Москве, равно как по всей России, явилось закономерным явлением на пути переустройства общества, из состояния грубого и дикого идолопоклонства к жизненному пониманию христианства, несмотря на неприятие этого явления большинством россиян и откровенное злопыхательство многих учёных мужей, мэтров искусства и литературы по вопросу якобы возникшей анархии. Например, писателя Юрия Бондарева, выразившегося о свободе слова так: «Наша свобода – это свобода плевка в своё прошлое, настоящее и будущее, в святое, неприкосновенное, чистое». Хочется задать вопрос: что понимает писатель под словами «святое» и «плевок»? Мир развивается благодаря правильному нахождению маяков на пути к его совершенствованию и «если слепой ведёт слепого, то они оба упадут в яму» (от Мтф. 15:14). Святое, неприкосновенное и чистое надо искать в духовных сферах, делающих человека свободным на пути пророческого предчувствия новой жизни, совершенствования и очищения от грехов, готовым к борьбе за правду. Когда же родина ассоциируется у всех с государством, которому наплевать на свой народ, вытягивая из него последние соки, как паук из своих жертв, то ни одному здравомыслящему человеку не захочется верить в предложенные сверху ценности и «духовные скрепы», ибо исходят они от лжецов и плутов, наделённых неограниченной властью и думающих только о собственном обогащении. Поэтому надеяться приходилось только на свои силы и небесных ангелов-хранителей, чтобы выжить в условиях всеобщего обнищания и нещадной эксплуатации сильными слабых, горлохватами безропотных, наглыми безотказных в стране воровских разборок и сплошного криминала.
    Если же вернуться к духовной сфере, то пример протестантизма, создавшего европейскую высокоразвитую цивилизацию, в которой Франция и Алжир стали только сильнее после разъединения в 50-х годах прошлого века, свидетельствует о правильном выборе вектора развития и должен быть поучителен для всех. Ибо то же самое можно сказать про Чехию и Словакию, страны бывшей Югославии, Китая, Кореи, бывшего СССР, наконец, и т.д. Я уже не вспоминаю бывшие империи, метрополии которых только выиграли после их распада. Как и их бывшие колонии. Ибо в истории постоянны только мифы, всё остальное со временем переосмысливается и переоценивается.
    Тридцать одно покушение было совершено на президента Франции Шарля де Голля противниками его «космополитизма» после того, как он решил, изменив Основной Закон страны предоставить независимость Алжиру, уменьшив тем самым Францию чуть ли не в два раза (по тогдашней Конституции Франции Алжир являлся неотъемлемой частью Франции, и кто выступал за его отделение преследовался по закону вплоть до смертной казни). Кто сегодня вспоминает об этих салановцах, оасовцах, всех антидеголлистах, пытавшихся сохранить «великую Францию»? Если и вспоминает кто, то только в негативном ключе. Точно так же будут вспоминать и писателя Бондарева, политиков Проханова и Жириновского, артистов Маршала и Домогарова, пропагандонов Соловьёва и Шейнина и многих, многих других пытающихся в угоду правящему режиму и из своих корыстных побуждений сохранить болото застоя. О всех них в будущем вместе с их хозяевами вряд ли кто-нибудь скажет что-то хорошее в отличие от Немцова, Сахарова, Солженицына, Старовойтовой, Черномырдина, Гайдара и многих других, о которых в будущем будут говорить, как о реформаторах и прогрессистах, политика и дела которых после освобождения России от коммунистического ига были направлены на развитие и процветание страны. И малочисленность которых не позволила России встать в одну шеренгу с другими странами Европы.
    Но уверен, что появится и у нас свой реформатор, который объединит все светлые силы и доведёт дело до ума, войдя в историю России, как Пётр Столыпин, Франклин Рузвельт, Уинстон Черчилль, Шарль де Голль, Дэн Сяопин, Чан Кайши и другие великие преобразователи мира.
    Решил и я внести свою лепту в процесс всеобщего разоблачения кривды, узнав о своей белогвардейской родне, представители которой занимали далеко не последние роли в Белом движении. Теме новой, со всё ещё закрытыми архивами и ушедшими незаслуженно в никуда почти всеми её участниками и свидетелями эпохальных событий.
    Обращаясь во всевозможные музеи и архивы страны, имея уже в основе своего исследования много документального и мемуарного материала, благодаря которому я подтвердил участие моего деда Василия Георгиевича Хрипунова в войне против красных в 1918 – 20 гг в различных должностях, самой значимой из которых являлась должность Атамана Усть-Медведицкого округа (в настоящее время Серафимовичского района) на самом начальном этапе восстания казаков против большевиков в мае-июне 1918 года. Тем самым я постепенно собрал пазл, позволивший мне опубликовать несколько статей в центральной печати и разместить их в Интернете.
    Зная, что брат деда Михаил Георгиевич Хрипунов, генерал-майор, флигель-адъютант Николая Второго, последний командир Лейб-гвардии Атаманского полка. Который с 1920 по день своей кончины в 1983 году в возрасте 94 лет являлся довольно заметной фигурой всей белой эмиграции в Европе, решил искать сведения о нём через Красный Крест и потомков его или его товарищей по оружию. И вскоре оказалось, что Михаил Георгиевич закончил свои дни в православном Гефсиманском монастыре Иерусалима, детей у него не было. Но, к счастью, остались потомки его товарищей во Франции, и уже через них мне удалось выйти на Владимира Андреевича Гордеева, сына донского полковника-белоэмигранта, писателя Андрея Андреевича Гордеева и его жены, сестры моего деда Василия Лидии Георгиевны Хрипуновой.
    Так судьба свела меня с Владимиром Андреевичем Гордеевым, 1924 года рождения, архитектором, довольно состоятельным человеком, имевшим две шикарные квартиры: одну в Париже, другую в Нанте, - и владевшим частным домом на одном из островов в Атлантике (как говорится, «кому-то остров с пальмами, а кому-то пальмовое масло»). А также с его супругой Ариадной Николаевной, 1921 года рождения, дочерью русского офицера-белоэмигранта Донцова Николая Александровича.
    К моему удовлетворению сам Владимир Андреевич увлекался историей гражданской войны в России, был знаком со многими деятелями белой эмиграции и поэтому являлся ценным источником информации для моего исследования. А благодаря моей близости к центральным российским архивам, я тоже смог порадовать его ценной информацией о его отце и всех наших общих донских родственниках в России.
    Так я узнал, что моя двоюродная бабка, т.е. Лидия Георгиевна, урождённая Хрипунова, ныне покоится на кладбище Сент Женевьев де Буа под Парижем вместе с её супругом Андреем Андреевичем Гордеевым, потомки которого проживают во Франции, не знают русского языка и далеки от изучения своей родословной.
    В августе 1991 года Владимир Андреевич с женой, откликнувшись на моё письмо, прибыл в Москву с группой эмигрантов-соотечественников во главе с известным меценатом бароном фон Фальц-Фейном и вскоре навестил вместе со своей супругой Ариадной мою тётю Женю, помнившую хорошо его покойную мать Лидию и его отца Андрея Гордеева.
    Так завязалось наше знакомство, переросшее вскоре в дружбу в доме №52 на Ленинском проспекте (за один день до путча просоветских лидеров страны под вывеской ГКЧП, с балетом «Лебединое озеро» с утра до вечера по ТВ и вводом танков на московские улицы). В 1993 и 1994 годах мы с моей женой Верой принимали у себя Ариадну Николаевну, жившую у нас по месяц в каждый свой приезд, которая всей своей православной душой стремилась к знакомству со страной её предков, так же, как и её супруг, прекрасно владея для этого русским языком и основами православной культуры её исторической родины.
    Получив приглашение посетить Францию от своих родственников, я тут же согласился, ибо такая поездка могла не только расширить мой кругозор, но и позволяла дополнительно узнать много нового про русскую эмиграцию во Франции. О которой в нашей стране почти ничего не знали, ибо власти не очень-то до сих пор спешат расставаться с секретами советского прошлого из закрытых архивов, действуя, очевидно, по принципу «докопавшись до истины, трудно затем будет выбраться из ямы!». Тем более, когда тут и там стали раздаваться голоса, что Запад постепенно уходит от традиционных ценностей, создавая новую субкультуру с однополыми браками, исламизацией общества и чрезмерной идеализацией погибших столетия назад цветных рабов из-за их нещадной эксплуатации белыми с погружением всех их потомков в коллективное чувство вины с покаянием на фоне разрушения памятников рабовладельцам. Независимо от их заслуг перед своими странами и всем мировым сообществом. Так недолго и до сносов памятников полководцам Суворову, Кутузову, поэтам Пушкину, Лермонтову, Батюшкову и другим людям литературного и иного творчества только за то, что они и их близкие владели крепостными и по сути являлись рабовладельцами.
    Франция интересовала меня ещё и своей яркой культурой и интересной историей, по следам которой держит путь Россия, повторяя её грандиозные свершения, шараханья из одной крайности в другую и ошибки, но уже со славянским размахом и тупой прямолинейностью. И во многих исторических личностях Франции и России прослеживаются общие черты характера: жестокость – у Робеспьера и Ленина, мания величия – у Наполеона Бонапарта и Иосифа Сталина, нерешительность – у последнего императора Франции Наполеона Третьего и Михаила Горбачёва. Шараханья от республики к монархии, от капитализма к Парижской коммуне, от империи к границам бывшей метрополии. И т.д.
    В результате французам, опережая нас в своём развитии, благодаря их более продолжительному и богатому историческому опыту, удалось выйти на прогрессивный путь развития без большой крови, - не сравнить несколько тысяч французов, казнённых на гильотине при Робеспьере, и несколько десятков миллионов россиян, пострадавших от искусственных голодоморов и болезней, расстрелянных и замученных в подвалах Лубянки и концентрационных лагерях при Ленине и Сталине с их развязанными многочисленными войнами и авантюрами по всему Земному Шару и т.д. К тому же в отличие от россиян французы уже давно не воюют со своим прошлым и давно уже не делятся на роялистов и республиканцев, как русские до сих пор на белых и красных, сталинистов и либералов, коммунистов и демократов и т.д.
    Посетив Францию, я вскоре убедился, что никакой русской диаспоры в ней давно нет. Вся её многочисленная колония исчезла, ассимилировавшись с местным населением, приняв в массе своей протестантизм и католицизм, отличаясь уже другим отношением к жизни и деловым подходом ко всему. Не в пример другим народам, диаспоры которых сохранили себя как этнос на протяжении тысячелетних гонений и ущемлений прав, благодаря своему языку, вероисповеданию, взаимовыручке, верности обычаям и традициям. Например, евреям, поволжским немцам, татарам, армянам, арабам, грекам и другим изгоям за пределами своих исторических родин.
    В этом сравнении я до сих пор не могу найти ответа на вопрос о причинах превратности судьбы и выживаемости различных национальностей за рубежом на примере всей русской эмиграции после гражданской войны 1918 – 22 годов. Когда из России за рубеж по разным оценкам выехало от 1,5 до 3 миллионов русских, не считая нескольких миллионов последующих волн эмиграции. И за несколько десятилетий лишившихся своей национальной идентичности и сплочённости. Поэтому исчезнувшей на чужбине, как мамонты в период голоцена, а теперь русских в период новейшей истории Франции, в которой больше всех других стран осело именно русских эмигрантов. Тем более, когда этот вопрос связан с пропагандируемой со многих трибун в нашей стране о «богоизбранности Святой Руси, пользующейся покровительством самой Богородицы», а значит надёжной небесной защитницы всех её жителей, где бы они не находились. Что является одним из примеров того, как воинствующий атеизм большевиков с их разрушительным отношением к христианским святыням и реликвиям усугубил и без того глубоко укоренившееся приспособленчество в характере русских людей. Искусственно превратив на долгие десятилетия весь российский народ в покорное племя изгоев, с которыми можно делать всё, что угодно, как из пластилина любые фигурки.
    К тому же и сама национальность «русский» как единственная среди других национальностей, используемая в качестве прилагательного к слову «европеец» или «азиат» по Соловьёву, приводит к выводам, что русские не нация. А русскоязычная общность людей, объединяющая многие народы европеоидной и монголоидной расы на пространстве между Атлантическим и Тихим океанами, нестойкая и подверженная влиянию ветров с Востока и Запада. Что свидетельствует о незрелости русских как нации с их неготовностью ещё самостоятельно решать вопросы управления и хозяйствования, ибо исполнять команды всегда легче, чем самому брать ответственность на себя за какую-нибудь инициативу или предприятие. Очевидно, что это объясняется тем, что русские как государствообразующая нация развивается всего пятьсот лет в противовес западноевропейским народам с тысячелетним и полуторатысячелетним развитием. По-другому говоря, в пику утверждениям полководцев, идеализирующих самих себя как победителей в войнах, против сегодняшнего очевидного, доказавшего своими многочисленными примерами, что «стадо львов во главе с бараном всё-таки сильнее баранов под предводительством льва», как в мирной жизни, так и на поле боя, а не наоборот.
    То же самое относится и к запорожским казакам, нашим братьям-славянам, принудительно переселённым при Екатерине Второй с Украины на Северный Кавказ, где они основали Кубанское казачество под патронажем Санкт-Петербурга, утратив вскоре связи со своей родиной. Забыв о своей исторически сложившейся самобытности, которая помимо вероисповедания включает в себя украинскую культуру, историю и язык, не заикаясь даже о его преподавании в Краснодарском крае в учебных заведениях. Не требуя от властей открытия украинских школ для детей и печатании книг на своей исторически «рiдней мове».
    Это же относится и к русскому Семиреченскому и Оренбургскому казачествам, насильственно оторванным всего лишь восемь десятилетий назад от России и сгинувшим в бескрайних степях Казахстана и Киргизстана или переселившись из них в другие страны.
    А возможно, дело ещё и в этимологии самого слова «славянин» (slav – славянин и slave – раб, невольник по-ангийски, sklave – раб, невольник по-немецки, esclave – раб, невольник по-французски). А с рабами и холуями кашу не сваришь и культурную независимость за рубежом не сохранишь. Тем более после примера из истории Великой Отечественной войны, когда больше всех других военнопленных именно русские и украинцы в количестве нескольких миллионов человек щеголяли в немецкой форме.
    А ведь в различии мнений людей во всём спектре их индивидуальных особенностей и уровня образованности заключается единственный путь развития народов Земли во благо прогресса и процветания. Главное, чтобы все эти отличия сохранялись и преумножались в сторону божественного пути развития, т.е. во имя добра и справедливости. Все мы клеточки Вселенной «для заполнения её, - по словам знаменитого богослова и писателя Александра Меня,- одухотворённым человечеством» с закодированной для этого информацией на генетическом уровне. И нет никакого котла по перевариванию наций. А есть набор жизненных подходов на основе индивидуальных качеств людей с их различным менталитетом, характером, темпераментом, отношением к бытию и к Богу, с самовозникающей выработкой правильного вектора направления развития всей цивилизации. Ибо как показала жизнь, нет большего рабства, чем разрушающее любые устои общества равенство всех её членов и мнимое единство взглядов под руководством таких же, как и все, многоклеточных, которые в нашей стране всегда после их отстранения от власти или смерти оказываются невежественными и авантюрными сатрапами с режимом пожизненного самовластья, «надолго задержавшими развитие нашей горячо любимой родины». В которой больше всех недовольны жизнью сытые, а не голодные. А так как последних подавляющее большинство, то и не происходит никаких изменений в стране вот уже более 100 лет, что лишний раз подтверждает общий вывод о том, что Россия – страна чудес и парадоксов, не позволяющих ей идти в ногу со временем по причине нежелания её граждан вообще куда-то двигаться.
    В начале мая 1994 года, как и до этого в 1993 году, к нам в гости приезжала Ариадна Николаевна, останавливаясь у нас дома на Лукинской. Хотя именно в 1994 году на этот месяц приезда у нас с Верой были совсем другие планы. Ибо именно в мае мы ожидали приезда к нам в двухкомнатную квартиру наших детей, дочку Наташу и внуков Женю и Стёпу, в гости на месяц из Кушки Туркмении, где муж моей дочери Наташи, Василий Босый, служил в армии капитаном. Пришлось отказать в месячном приёме детям, лишив их радости общения с дедушкой и бабушкой с её пирогами и разносолами, оставив ещё на один год в голодной Туркмении ради родственницы из Франции, ибо предложенные нами другие месяцы приезда в Москву шли вразрез с графиками отпусков зятя и дочери и планами Ариадны Николаевны. Дети приедут вскоре лишь на несколько дней после отъезда А.Н. перед приездом её внучки Виолетт к нам на побывку.
    Все дни месячного пребывания 73-летней Ариадны Николаевны в Москве, несмотря на её почтенный возраст, не проходили даром. Каждый день мы с ней куда-нибудь ходили. То в музеи и соборы, выстаивая в них часто многочасовые службы, то к её родственникам, жившим на улице Павла Корчагина, то к её друзьям – церковнослужащим, которым она оказывала материальную помощь. В своём Нанте она владела частной лабораторией по определению морфологии опухолей у больных онкологическими болезнями и теперь этой лабораторией заведовала её дочь Анна. В общем, независимо от мужа-архитектора, она была даже более него обеспечена и свободна в своих поступках, как и в деле благотворительности. На что мне даже как-то пожаловался Владимир Андреевич, признавшись, что его жена, связавшись с каким-то священником, похерила целый миллион долларов на какую-то сомнительную благотворительность.
    К концу пребывания Ариадны Николаевны в Москве она мне помогла приобрести билеты на самолёт в Париж и обратно (я в то время был безработным). Ибо с моей ежемесячной подполковничьей пенсией с перерасчётом на инвалюту в 100 баксов США в месяц после долгих лет службы в армии, кроме как в Иваново в один конец, никуда более улететь было невозможно. А до её приезда пришлось довольно прилично помучиться с получением загранпаспорта и визы в посольстве Франции в Москве. Где всегда толпилась огромная масса народа. И сотрудники посольства, культурные, высокоодухотворённые всем передовым французы, в том числе и дамы в модных нарядах и благоухающие неповторимым ароматом знаменитых духов «Шанель», как надсмотрщики над дикарями, используя русскую ненормативную лексику, покрикивали на толпу, как им, очевидно, казалось, неорганизованно рвущуюся в ворота их цивилизованного рая. Здесь же в легковой машине, куда тоже образовалась очередь, проводилось страхование здоровья на период поездки во Францию. Хотя весь этот хаос с оформлением документов большей частью происходил по вине самих французов, вывешивающих на воротах посольства на изодранных клочках бумаги противоречивую информацию, написанную шариковой ручкой с многочисленными исправлениями и ошибками.
    К тому же, как я вскоре понял, в общей очереди стояли и люди, приехавшие в Москву из разных регионов России за визами на постоянное жительство во Франции, ожидая их получения месяцами, а то и совсем не получая, и пытаясь выяснить причины задержки или отказа. Сотрудники же посольства на такие вопросы неизменно отвечали дипломатичным молчанием. Что вносило свою отрицательную лепту в дело получения документов всеми стоящими в очереди.
    В общем, все формальности были соблюдены, с Верой мы кое-как собрали деньги на незамысловатые подарки для родственников, и вот я во Франции, в Париже, столице мировой культуры и моды.
    Привожу свой дневник.

    2.06.1994

    Сегодня первый день в Париже. Впечатлений море. Встали мы с Верой в начале 6-го утра, позавтракали и поехали на аэровокзал. Долго автобуса в аэропорт там ждать не пришлось, но за короткое время ожидания уж очень надоедали таксисты со своими предложениями за 50 – 60 тысяч рублей довезти до Шереметьва-2.
    Наконец, сели в автобус и заплатили 5 тысяч рублей: 4,4 тыс. за посадку и 600 рублей за багаж.
    Приехали в Шереметьево-2 в начале 10-го. Вскоре попрощался с Верой, прошёл все формальности, один час проторчал в «предбаннике» и вот я уже в салоне ТУ-154 рейса №251 (Москва-Париж). Взлетели, и через 1,5 часа полёта всем пассажирам был предложен обед: на выбор – 200 г сухого вина или банка пива, или банка пепси-колы, горячее жаркое, салат из омаров с лимоном, кусочек сыра, печенье, булочка, сахар, кусочек масла и чай. Летели на высоте 10,5 тыс. метров 3,5 часа. Приземлились в 12 часов 40 мин по местному времени в аэропорту Шарля де Голля. Без проблем прошёл таможню, не заметив даже таковую и вскоре оказался в родственных объятиях Володи и Ады, с которыми давно уже был на ты. От аэропорта до дома Володя вёз нас на своей машине по Парижу. Город великолепен!
    Дома у Гордеевых на улице Луиса Блерио ещё раз пообедал, и Володя нас с Адой отвёз в центр города. Прошлись с Адой по Елисейским полям. Побывали на мосту, подаренному жителям Парижа Российским Императором Александром Третьим. Любовались Эйфелевой башней, Триумфальной аркой. Дошли до Лувра и затем посетили Нотр-Дам. Красота в соборе – неописуемая с ощущением трансцендентности пространства, как будто находишься в обители Создателя и любуешься завораживающей красотой! Строгие готические формы и витражи на стенах дают ощущение холодной вечности и трепетной торжественности. Сразу начинаешь понимать значение слов, что «архитектура – это застывшая в камне музыка». Жаль, что не играл орган для полноты ощущений.
    После посещения Нотр-Дама на метро поехали домой.
    В парижской квартире Гордеевых 5 комнат, из окон которых видна Эйфелева башня и парижская статуя Свободы.
    Поужинали с вином и шампанским, и где-то в 11 вечера я лёг спать.

    3.06.1994

    Ездили с Володей за покупками в город.
    Вечером все втроём посетили китайский ресторан, что находится недалеко от дома Гордеевых. Ели в ресторане грецкие орехи в сахаре и рисовые лепёшки, после которых официантка принесла на закуску утиную кожуру. Причём, сама хозяйка ресторана, миловидная молодая китаянка, учила меня, как нужно заворачивать кожуру в лепёшку, потом поливать всё соусом, затем класть лук. И при этом кормила меня с рук, как малолетнего дитя. Было очень забавно. А со стороны я, наверное, выглядел безнадёжным провинциалом.
    Из блюд было ещё мясо в рисовых лепёшках с капустой и соусом. В конце всей этой китайской кухни принесли нам саму утку без кожуры. Все эти деликатесы запивали китайской водкой из стаканчиков, на дне которых имелись изображения голых женщин. На десерт ели плоды манго.
    А, вообще, весь день прошёл в пустых разговорах.

    4.06.1994

    До обеда с Адой были в музее Петит-Ралас. Такие полотна!!!
    После обеда с Володей посетили Дом инвалидов, Музей армии, где я увидел большую коллекцию доспехов и оружия, и собор святого Людовика, где покоятся останки Наполеона Первого и его сына Наполеона Второго, братья императора Жозеф и Жером, Главнокомандующий Союзными войсками в Первой мировой войне Фердинанд Фош и другие.
    Посетили знаменитый храм русских эмигрантов Александра Невского.
    На ужин Ада приготовила мясо, бутерброды, фрукты. Пили с Володей вино. Долго беседовали.
    Говорил с Верой по телефону.
    В восторге от Парижа. Ходил по его улицам, как последний пацак! По словам Володи, вода в Сене чистая и в ней даже водится рыба без всяких признаков мутации, не в пример Москве-реке.

    5.06.1994

    Утром все втроём посетили Полит-Шанью. Прекрасные скульптуры, вид на Эйфелеву башню, красивейшие фонтаны!
    В 15.25. отправились с Адой поездом в Ангулем через Орлеан и Поти. Расстояние в 440 километров поезд прошёл за 2,5 часа. На вокзалах чистота и нет многолюдья, как на московских вокзалах. В поезде тоже чистота идеальная и шёл он бесшумно.
    На вокзале в Ангулеме нас встретила дочь Ады, Вероника, приехавшая на своей машине. Немного покатались по городу, который очень красив. До океана всего 100 километров.
    Познакомился с мужем Вероники, Бертраном. Он работает врачом в частной клинике. Простой врач, а живёт в шикарном двухэтажном коттедже с участком земли и бассейном. Он и его неработающая жена ездят на собственных машинах. Ежедневно к ним на своей машине приезжает и домработница.
    Как мне сказали, во Франции все, кто имеет высшее образование и работу по специальности, живут точно так же.
    Познакомился с сыном Бертрана и Вероники, Бенуа и дочерьми: Люси, Виолетт, Натали и Элизабет. Все они учатся в школе. Очень красивые и милые девчата.
    Погуляли немного с Адой по Ангулему.

    6.06.1994

    Утром после завтрака снова гуляли с Адой по Ангулему. Восхищался красотой и чистотой города.
    Посетили одну семью, Франсуа и Мади. Хозяева на своём чердаке предоставили в моё распоряжение коробку со старыми русскими и французскими газетами и журналами с предложением забрать с собой в Москву всё, что понравится. Копаясь в бумагах нашёл один интересный документ с дореволюционными стандартными марками, и почтовым штемпелем московского почтового отделения и датой: 2.10.1898 года. Имя и адрес получателя письма некто Морис Роше, живший по адресу: Лярошфуко, Шарант. Имя и адрес отправителя – Н.Телешов, ул.Валовая, Москва. Уж не принадлежал ли этот конверт писателю Николаю Дмитриевичу Телешову, в котором он и отправил письмо своему знакомому из Франции. Выяснить через Аду как переводчицу у хозяев,- по всей вероятности кто-то из них имел русские корни, о чём они даже уже то ли забыли, то ли не знали, - что-либо про этот конверт не удалось.
    Отобрал для себя стопку понравившихся мне старых газет и журналов.
    Вечером играл с детьми в шахматы. Показывал им карточные фокусы.

    7.06.1994

    Видел за городом копию головы статуи Свободы. Подробности узнать не удалось.
    Элизабет просто прелесть. Ей 5 годиков и она очень ко мне привязалась. Постоянно тянет меня за собой играть с ней в карты.
    В 8 вечера пришли гости: Заславский (психолог, немного говорит по-русски), Смирнова Анна-Мария (учительница русского языка) и Мади с Франсуа.
    Очень мило и скромно посидели часа 2 за столом с салатом из шампиньонов, жареным мясом, мороженым и вином. Стояла бутылка водки, и Бертран иногда наливал себе её чуть-чуть в фужер. Я, не дождавшись, когда мне предложат выпить, сам налил себе грамм 100 и тоже самостоятельно выпил. Странные у них однако законы застолья.

    8.06.1994

    Утром были в городе. Спустились с Адой, Люси и собакой Эллой к реке. Погуляли по берегу. Затем купили билеты на поезд в Нант.
    На обед сегодня были: тёртая морковь, мясо, жареная картошка, клубника.
    В 9 вечера приехали в Нант. За окнами поезда промелькнули города: Рошфор, Лярашель, Люссо, Ларошсюё. Презжали мимо побережья Атлантики. Красивейшее зрелище! Скоро буду купаться в океане.

    9.06.1994

    У Гордеевых и в Нанте шикарная квартира. С зеркалами и цветами в подъезде дома и молодой красивой консьержкой, похожей на фотомодель. И всё же несмотря на все эти аксессуары благополучия и солидности их квартиру несколько раз обкрадывали. Угоняли и машину.
    Встретились вчера с Володей, приехавшим в Нант на машине, и за ужином с вином и фруктами провели время за разговорами. Ел красную рыбу и опять утку с рисом.
    Сегодня до ужина ходил с Адой в город. Посетили лабораторию, владелицей которой и директором является дочь Ады, Анна. Раньше эту лабораторию гистологии возглавляла Ада.
    Познакомился с Анной. Очень интересная женщина 40 лет. Ада и Анна представила меня своим сотрудникам. Лаборатория занимает весь 2-й этаж старинного здания 18 века.
    По словам Володи, средняя зарплата рабочего во Франции 10 тысяч франков в месяц. Это где-то 1670 долларов США, если учесть, что 6 франков соответствуют 1 доллару. По сравнению с моим доходом это в 17 раз больше.
    Узнал также, что живые лангусты, которыми меня потчевали за обедом мои родственники, в магазине стоят 69 франков за 1 кг, а устрицы 30 франков.
    Видел очень красивую реку Луару.
    В нантовской квартире Гордеевых одна большая комната и три маленьких. Этаж, который для нас считается первым, во Франции называют нулевым. Гордеевы живут на 8-ом этаже, а по нашей градации на 9-ом. Дом у них 14-этажный.
    Утром познакомился с приходящей к ним каждый день домработницей Марией. Она по национальности португалка, эмигрантка. Во Франции живёт с мужем в отдельном доме, и они имеют своё хозяйство, но не имеют машины. С мужем они во Франции копят деньги, чтобы вернуться к себе на родину с капиталом и заработанной пенсией. Но для этого работать Марии, как и её мужу, приходится ежедневно в нескольких семьях с утра до вечера и без выходных.
    Разговаривал с Верой по телефону. Послезавтра в Москву прилетает Наташа с детьми на несколько дней. А тут, как назло, Ада поменяла свои планы и уже собирается лететь вместе со мной в Москву, а значит, опять планирует остановиться в нашей квартире. Не знаю, что и делать, ибо Вера собирается отказать Аде в приёме. Наша квартира в 40 метров полезной площади на 7 человек проживающих в них превратится в склад человеческих тел. Да ещё при значительно увеличенной нагрузке по ведению хозяйства на работающую в Олимпийском комплексе Веру. А тут ещё и Виолет скоро будет целый месяц жить у нас дома и знакомиться с родиной своих предков, на что Вера дала своё согласие, до минимума сократив пребывание наших детей в Москве. В общем, скоро я окажусь в глупом положении, опрометчиво обнадёжив своих гостеприимных родственников. Главное, что нет выхода из этого положения. У своих родственников и друзей в Москве Аде тоже негде остановиться из-за тесноты в их всех квартирах. Предложить ей пожить несколько дней гостинице – боюсь, обидится.

    10.06.1994

    Были с Володей в городе. Ходили по магазинам. Узнал, что в магазине 1 кг шашлыка из баранины стоит 120 франков, из курицы – 90.
    Володя запланировал мне встречу с главой общества атаманцев некой Толстой, «которой 70 лет и что её девичья фамилия Попкова». К тому же имеет отношение к знаменитому Музею Донского казачества в Париже, экспонаты которого были вывезены из России после гражданской войны офицерами Белой армии. Потомки же их, опасаясь реституции всех ценностей Музея, сделали его закрытым для всех. Директором Музея является некий Греков.

    11.06.1994

    Утром ходили с Адой по магазинам и на базар, работающий по субботам с 8 утра до часа дня.
    На базаре 1 кг апельсин стоит 9 франков, 1 ананас – 10 франков, 1 кг мяса от 90 до 120 франков. Продавалась и конина.
    Наташа с детьми уже в Москве и сегодня я с ними разговаривал по телефону.
    Ездил с Володей в супермаркет. Чего там только нет!
    Японские телевизоры «Самсун» стоят 1995 франков. Бутылка хорошего коньяка 80-90 долларов, почти всю мою пенсию.
    Были в гостях у Анны. Он и её муж Шарли очень хорошо нас встретили. Детей зовут Гийом и Александр.

    12.06.1994

    Утром с Адой посетили церковь святого Василия, где происходил обряд крещения, и я узнал, что во Франции в церквях и католических храмах венчают всех христиан независимо от принадлежности жениха и невесты к той или иной христианской конфессии.
    На службе, которую вслед за крещением проводил знакомый Гордеевых Ян Роберти, женщины стояли с распущенными волосами, что в московских православных храмах считается святотатством.
    После службы познакомился с Роберти, который пригласил всех нас на обед, а также приехавших детей хора из подмосковной Дубны под руководством Ольги и Алёны Ёновой, муж и отец которых там же в церкви продавал русские сувениры. За обедом познакомился с Владимиром Наумовичем Залкиным. Он 1920 года рождения и родителям его пришлось вывозить из России через границу в корзине с бельём.
    После обеда выступили дети. Пели они русские народные песни прекрасно!
    После представления дети с подносом обходили всех присутствующих в зале для сбора пожертвований. К моему стыду у меня не оказалось и сантима.
    Девочка остановилась возле меня с подносом, и я не знал куда деться от стыда в этот момент.
    В Нанте есть также собор святого Петра, в котором мы тоже побывали. Видел и дом писателя-фантаста Жюля Верна. В детстве я не мог оторваться от его романов. Читал всё подряд.
    Вечером заехали к Анне. Играл с Николя в шахматы.

    13.06.1994

    Узнал, что Ада платит в фонд пенсии их домработнице Марии ежемесячно какую-то сумму, благодаря чему эта эмигрантка у себя в Португалии будет получать пенсию после 60-летнего возраста в размере 3000 франков в месяц или 500 долларов.
    Ездили в Сент-Мишель, который стоит на берегу Ла-Манша в Бретани. Видел очень красивый монастырь. Моря из-за отлива почти не было видно.
    Ужинали все втроём в ресторане. Ели устриц, запивали их шампанским. На десерт было мороженое.

    14.06.1994

    Сегодня не было почти никаких событий.
    Разговаривал с Верой и Наташей по телефону и понял, что назревает конфликт. Наташа с детьми в начале июля собирается уезжать в Кушку, чтобы освободить скудные московские метры жилья для Виолетт, и чтобы хоть немного дать Вере отдохнуть перед новыми визитами гостей. Всё было б ничего, если б не этот несогласованный заранее визит Ады в Москву. Хотя и желание Виолетт остановиться у нас тоже оказалось для нас с Верой полнейшей неожиданностью. Ведь по нашим планам дети должны были у нас гостить целый месяц, отъедаясь на московских продуктах после голодной Кушки. Но неудобно было отказать Гордеевым, тем более перед самой моей поездкой во Францию. Когда ещё мне удастся осуществить мечту свою и многих россиян!?
    А теперь в этом цыганском таборе, где нам хотя бы на одну ночь поместить Аду? Чувствуется, что Вера раздражена бесконечными приёмами и размещением гостей.

    15.06.1994

    Ездили с Адой в Ле-Болль (160 км от Нанта). Пляжи великолепные и, по словам Ады, считаются одними из лучших в Европе. Видел много молодых француженок с полностью обнажёнными грудями. Если они красивые и, как и лицо и ноги, привлекают взгляды мужчин, почему бы их, действительно, не обнажать. Тем самым, уравнивая мужчин и женщин на пляже. Ещё, по-моему, великий художник-импрессионист Огюст Ренуар сказал: «Если б у женщин не было пышных бюстов, я бы не стал художником».
    Погода стояла солнечная и жаркая, и я несколько раз искупался в океане.
    Ада, несмотря на свой преклонный возраст, прекрасно водит машину.

    17.06.1994

    Ходили с Адой в город. С нами были Мария и красивейшая, будто кинозвезда, невестка Ады Клер. А вчера вечером очень хорошо посидели с сыном Ады Алексеем и его женой Колет. Как я понял из разговора с Гордеевыми, Алексей и Колет живут неважно и собираются разойтись.
    Алексей, судя по всему, остроумный и весёлый парень со склонностью к разным мальчишеским шуткам. В своей машине он мне показывал радиостанцию, с помощью которой он разыгрывает полицейских на дорогах.
    Странные какие-то шутки. Или я слишком закомплексован?

    18.06.1994

    Видел у Гордеевых в квартире регулятор тепла на радиаторе отопления на 15, 20 и 25 градусов и водяной счётчик. Можно самим устанавливать необходимую температуру в квартире и регулировать расход воды, а значит и оплату этих услуг.
    Сегодня едем в Париж.
    Вчера Володя показал мне 6 тетрадей рукописного текста с воспоминаниями его отца, Андрея Андреевича Гордеева. Обещал прислать копии. (Так он мне их и не прислал, хотя в каждом телефонном разговоре напоминал мне о своём обещании по своей инициативе. С Толстой он тоже меня не познакомил).

    19.06.1994

    Вчера в 20.00. уже были в Париже. Приехали на машине. По пути встречались аккуратные белые коробки – заводы. Без каких бы то ни было труб, копоти и грязи. И частные земельные владения, огороженные заборами.
    В Париже ужинали в ресторане «Сан-Франциско». Это уже третий ресторан во Франции, в котором я побывал. Первый – «Китайский» в Париже, второй – «Стрекоза» в Нанте.
    Ада с утра в церкви. Она довольно набожная и регулярно посещает православные службы. Володя равнодушен, на мой взгляд, к религии. Во всяком случае, к её ритуалам и канонам.
    Водка «Московская» в магазине стоит 87 франков за пол-литровую бутылку. Сухое вино (0,75) – 37 франков. Володя поклонник «бордо» и пьёт его ежедневно довольно много, около 10 бутылок по 0,75, и в основном в одиночку, отправляя меня после непродолжительной беседы в другую комнату, оставаясь наедине со своим любимым напитком. А ведь ему уже за 70. И он до сих по, если верить его словам, занимается подводной охотой на острове, где у них вилла.
    Посетили с Адой парк «Ситроен». Очень красивый парк, в котором люди купаются запросто в фонтанах, загорают возле них и чувствуют себя, как дома. Даже не верится, что совсем недавно здесь размещались корпуса автомобильного завода.
    Володя, чтобы я не скучал в одиночестве, когда он сидит за своим письменным столом за книгой в окружении многочисленных «фугасов», дал мне почитать на досуге повесть перебежчика через советско-финскую границу в 30-х годах Ивана Солоневича «Россия в концлагере» (1936 г). Очень интересная книга!

    20.06.1994

    Свершилось!
    Вчера Ада позвонила в Москву Вере, и та ей сказала, что не сможет принять её, ибо совершенно негде поселить в квартире ещё одного человека. Теперь Ада и Володя резко изменили ко мне своё отношение, подшучивают надо мной, намекают на бедные подарки (для них бедные, а для нас с Верой почти на последние сбережения) - хоть бы провалиться сквозь землю. Очень хочется уединиться и остаться наедине со своими мыслями. До вылета в Москву ещё 5 дней и ума не приложу, как мне изображать на лице хорошую мину при плохой игре. Я долго уговаривал Веру придумать что-нибудь, не рубить сук, на котором я сижу в данное время. Но, узнав, что из-за непрекращающейся вокзальной жизни у нас дома заболел сын Яник,- у него поднялась температура до 39 градусов,- оставил всякие попытки изменить ситуацию. В общем, за всё нужно платить. Тем более, когда имеешь дело с буржуазными родственниками, далёкими к тому же от проблем россиян.
    Как никогда захотелось домой в Россию. Французы нас никогда не поймут, а мы их. Для меня Франция – это шикарно сервированный стол с немыслимыми яствами и деликатесами, обычными и вкусными для хозяев и пресными и несолёными для гостей из России. Что может быть вкуснее краюхи чёрного бородинского хлеба с селёдочкой и лучком со стаканом водки в придачу!
    Вспомнилось, как в Москве в одной из передач теленовостей один француз с русскими аристократическими корнями пригласил к себе в гости труппу из гастролировавшего московского театра после выступления в Париже, и потчевал их в том числе и какими-то столетней выдержки французскими винами из своего погреба. Гости же, конечно, меры не знали и после первых бутылок опустошили за беседой несколько сот бутылок из уникальной винотеки. Так этот француз на чистом русском языке сетовал, что «мне не жалко этих стекляшек с винами, мне только обидно, что гости так и не почувствовали, что же они пили». Привыкшие к крепкой водке, служители Мельпомены, очевидно, долго «дегустировали», удивляясь, что так долго к ним не приходит состояние нужного застольного для беседы вдохновения.
    Поэтому и нажрались халявного, но слабого в градусах вина.
    Этот француз с русскими корнями, очевидно, думал, что гости с его исторической родины, как принято во Франции, больше двух часов не будут задерживаться в его доме. Не тут-то было. Через два часа они только вошли во вкус и проторчали за столом у него с вечера до самого утра. Не удивительно, что для французов мы все люди второго сорта.
    Сегодня с Адой посетили посольство России для получения для неё визы. Поездку в Москву она не отменила и решила остановиться у своих друзей. Интересно у кого? Все они живут по-московски стеснённо и с большим количеством детей.
    В отличие от посольства Франции в Москве в российском посольстве я почти совсем не встретил посетителей. Наверное, из-за того, что мало желающих посетить нашу страну.
    Всё оформление визы заняло очень мало времени.
    Чувствуется, что я Володю стал раздражать. Сделал мне впервые замечание, что я слишком сильно хлопнул дверью его «рено». А, вернувшись назад после прогулки с Адой по знаменитому Булонскому лесу, я увидел, что в моих вещах Володя довольно основательно похозяйничал, забрав все журналы, подаренные мне Мади и Франсуа. Услышал, что для передачи в Музей казачества в Париже. Без моего согласия и в моё отсутствие рыться в вещах – это уж слишком!
    Я промолчал, но было до глубины души обидно за это вероломство. Но что поделаешь - приходится терпеть это своё униженное положение поверженного в Холодной войне недавнего по французским понятиям нищего врага. Открыто возмутиться – глупо и себе дороже.
    Соскучился уже по дому. 24 дня – слишком большой срок для жизни с родственниками под одной крышей. Здесь и с ними я не чувствую себя самим собой, ибо мне здесь не комфортно.
    Ада созвонилась со своей подругой писательницей Боровицкой, и та уговорила её поехать с ней в её родную Вологду на празднование юбилея писателя Шаламова. Познакомилась она с ней благодаря мне, и этому предшествовала небольшая предыстория. Гордеевы как-то у себя дома в Париже принимали гостя из России предпринимателя Мелихова В.П. из Подольска, организовавшего в своём городе Музей казачества, и подарили ему книгу Андрея Андреевича Гордеева «История казаков» на русском языке, изданную в Париже. А тот в свою очередь в Москве передал её Боровицкой и она, отредактировав, в 1991 году издала её в 4-х книгах, которые пользовались большим спросом у простых москвичей и историков, ибо впервые в них была освещена история российского казачества с точки зрения белоэмигранта-полковника. К тому же наши такие известные реформаторы всего нашего прошлого, как Носовский, Фоменко, Бушков, Поликарпов и другие в многочисленных своих трудах стали наперебой цитировать выдержки из этой книги в доказательство своей версии по пересмотру всей российской истории и дат её событий по времени.
    Володя узнал об этом самовольном издании, видимо, от своих московских друзей и попросил меня связаться с Боровицкой и спросить у неё, почему она в нарушение всех авторских прав так поступила. Я тут же поехал в её офис редакции «Страстной бульвар», располагавшийся на Хорошевском шоссе в здании возле памятника Рихарду Зорге. Так я познакомился с писательницей, поэтессой Боровицкой Валентиной Николаевной, которая поведала мне, что не я первый спрашиваю её об этом. Надо сказать, что о Боровицкой я слышал ещё от тёти Жени. Через московских казаков она узнала адрес Калабиной и однажды нанесла ей визит как к дочери Окружного атамана при белых в гражданскую войну, работая над очередным своим романом «Синяя тетрадь с бронзовой застёжкой», опубликованный в 1996 году, и в котором Боровицкая использовала воспоминания тёти Жени. Она убедила меня, что ничьих прав она не нарушала и даже выдержала довольно активный прессинг от Гордеева, который через своих знакомых членов Московского казачества в довольно грубой ультимативной форме требовали от неё компенсации и извинений.
    В мае 1993 года в Москву приехала Ада, и я свёл её с Боровицкой, с которой она тут же подружилась, и конфликт в какой-то степени был исчерпан. С тех пор они стали близкими подругами, несмотря на разницу в возрасте в 21 год. Не чаяли и дня прожить друг без друга, долго переговариваясь по телефону и чуть ли не ежедневно переписываясь. Хотя Володя продолжал ворчать и утверждать, что Боровицкая за счёт этого издания обогатилась и так нельзя поступать с наследником авторских прав. Я пытался убедить его, что вряд ли она получила за эту книгу большие деньги, ибо знал, что все печатные издания у нас в стране были обложены такими большими налогами, которые вообще поставили их на грань выживания. Но Володя стоял на своём.
    Посетил сегодня Эйфелеву башню. Ада выделила мне ровно на стоимость билета – 53 франка. Зато теперь имею представление об этом самом знаменитом в Европе сооружении из железа.
    Возвращался назад уже в сумерках и ко мне в безлюдном месте пристала какая-то подвыпившая мадам, лопоча что-то по-французски. Пришлось аккуратно обойти её, охладив её пыл словами: «ай эм рашен», - зная при этом, что многие французы знают английский язык, и что в переводе с него должно было означать: «я русский и этим всё сказано». Через несколько шагов оглянулся, и увидел, что эта мадам всё ещё смотрит мне в след с открытым ртом.
    Бедные французские жрицы любви – только сравнительно недавно они стали пользоваться плодами рынка утех от сыновей и внуков бедных белоэмигрантов из России, ставших уже давно полноценными гражданами Франции. И вот теперь возникла новая проблема безденежья уже от отставных советских офицеров из той же самой всё ещё разорённой гражданской войной, как и 70 лет назад, России.
    Эти жрицы любви уже давно забыли, что любовь придумали русские, потому что за неё не надо ничего платить.

    21.06.1994

    Все втроём посетили кладбище Сент Женевьев де Буа. В первую очередь поклонились останкам Андрея Андреевича Гордеева и его жены, моей двоюродной бабки Лидии Георгиевны.
    Видел надгробные памятники писателей: Бунина, Некрасова; Донского атамана Богаевского, с которым в 1919 году за руку здоровалась моя тётя Женя Калабина; донским артиллеристам, кадетам, генерал-майору Поздееву, казакам, князю Кочубею-Богарнэ и многим другим.
    Посетили кондитерский магазин «Бехтион», - самый известный в Париже, в котором всегда продаётся очень вкусное мороженое.
    Видел очень красивые дома на острове Сент-Люи с памятником Людовику 13-ому. Узнал, что все дома этого острова, как памятники архитектуры, сохранились с эпохи этого знаменитого французского короля.
    Сегодня день музыки. На улицах звучат знакомые и незнакомые мелодии. С умилением наблюдал, как одна молодая негритянка из оркестра с усердием выдувала на кларнете музыку «Подмосковные вечера» Соловьёва-Седого.
    Определился окончательный прилёт в Москву Виолетт – 10.07. в 18.50. по московскому времени. Понравится ли ей у нас дома после жизни в просторном двухэтажно коттедже с бассейном, садом и прислугой?
    Вряд ли.

    22.06.1994

    Утром с Володей посетили Лувр. Осмотрели Египетский зал и Зал французской живописи. Очень интересно! Видел подземную часть замка Лувра.
    Недалеко от Лувра, где стоит сегодня Египетская игла, в конце 18 века знаменитый палач Сансон через гильотину приводил в исполнение смертную казнь на основании вердиктов судов революционного Конвента Франции. Многие тысячи людей были обезглавлены таким образом. Пока самим французам через 5 лет не надоела эта затянувшаяся мясорубка, и они не отправили в 1794 году своего якобинского вождя и главного идеолога массовых казней Максимилиана Робеспьера на полюбившуюся ему гильотину. А до этого отправив к праотцам руками Шарлотты Корде такого же любителя вида отрубленных голов, его близкого друга Марата. В России, чтобы понять всю бессмысленность диктатуры и террора потребовалось долгих 70 лет. Пока все советские робеспьеры и мараты, выжившие в сталинский террор 30-х – 50-х годов, не ушли в мир иной от болезней и от старости под звуки траурной музыки Шопена, пушечных залпов и откровенных слёз многочисленных провожавших их в последний путь советских родственников и друзей.
    Вечером с Адой были в Гранд-Опера. Интерьер театра великолепен. Шагаловская роспись потолка превосходна. Сам балет мне не понравился. Видимо, потому, что я с детства приучен к музыке Чайковского, Хачатуряна, Стравинского и других русских композиторов. И, вообще, что может быть лучше нашего балета! Благодаря которому «вместе с ракетами мы впереди планеты всей».
    Публика в театре собралась разношёрстной. Видел одного мужчину в ночной майке и многих женщин в шортах и без чулок.

    23.06.1994

    От Ады узнал, что в Париже есть ресторан под названием «Московские звёзды». Силился вспомнить какие-нибудь парижские или французские названия в топонимике Москвы. Кроме как старого, дореволюционного названия Патриарших прудов под именем Латинского квартала по аналогии с Латинским кварталом Парижа ничего не смог вспомнить. Ибо на Малой Бронной до 1917 года располагались самые дешёвые доходные дома в Москве, в которых могли себе позволить селиться бедные студенты.
    В Москве же 19 и начала 20 века французских названий ресторанов парков и гостиниц было много. Взять к примеру сад Эрмитаж, сохранивший чудом своё название до настоящего времени.
    В конце 18-го - начале 19 века весь Кузнецкий мост Москвы отдан был французским купцам, торговавшим на этой центральной улице модными товарами. О чём даже Грибоедов устами своего героя комедии «Горе от ума» Фамусова изрёк:

    А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
    Оттуда моды к нам, и авторы, и музы:
    Губители карманов и сердец!

    Там же на Кузнецком мосту в 1826 году московский купец Транкль Яр открыл свой знаменитый ресторан «Яр» с одноимённой гостиницей и французской кухней, в котором не раз обедал А.С. Пушкин, увековечивший Яра в стихотворении «Дорожные жалобы»:

    Долго ль мне в тоске голодной
    Пост невольный соблюдать
    И телятиной холодной
    Трюфли Яра поминать.

    Гостиница «Советская» на Ленинградском проспекте с его рестораном и цыганским театром «Ромэн» считаются правопреемницей знаменитого московского «Яра», ибо вскоре после открытия он был переведён именно сюда, на Петербургское шоссе.
    На Кузнецком мосту (кстати, взятого французскими войсками под охрану от пожаров в 1812 году вскоре после их занятия Москвы, чему мы обязаны сохранившимися на нём деревянными домами вплоть до 40-х годов прошлого века) находился дом декабриста Анненкова, женатого на модистке из торговых рядов, француженке Полине Гебль, отправившейся за мужем в ссылку в Сибирь после восстания полков на Сенатской площади Санкт- Петербурга в декабре 1825 года и участия в нём её мужа.
    Вспомнились также по 50-ым годам французские булочки с хрустящей на зубах поджаристой корочкой, продававшиеся в московских магазинах, по-моему, по 70 копеек за штуку. Которые в один прекрасный день стали вдруг называться «московскими». Многие французские слова прочно вошли в русский язык: казарма, шантропа, шваль, моветон, шерамыжник, винегрет. Молва приписывает происхождение последнего слова Екатерине 2-й, которая за ужином, попробовав новое блюдо, приготовленное её французскими поварами, обиженно произнесла, отставив в сторону: «Ви не грет», т.е. «Вы не грели». С тех пор с подачи расторопных и не лишённых чувства юмора уже русских слуг императрицы и закрепилось именно это название за овощным кушаньем. И таких примеров в русском языке множество.
    Эта тема для объёмной многотомной диссертации. Москва, как и вся Россия в целом, без Наполеона Бонапарта и многовекового влияния Франции со времён Киевского князя Ярослава Мудрого, дочь которого Анна в 1060 году стала Королевой Франции, не была бы тем, чем является в настоящее время для нас, её жителей. А для сегодняшних французов, как и для всего цивизизованного Запада, городом будущих возможностей для устройства своего бизнеса после 70-летнего железного занавеса и нескончаемого застоя в промышленности.
    Был сегодня с Володей в Музее Орсэ. Нет слов! Восхищён картинами Ренуара, Клода Моне, Пауля Чезанне, Камиля Писсаро, Эдварда Моне и многих других художников-импрессионистов.
    Вспомнились слова, приписываемые знаменитому психиатру П.Б. Ганнушкину:

    Всё самое прекрасное в мире сделано нарциссами.
    Самое интересное – шизоидами.
    Невозможное – психопатами.
    Здоровые почти не вносят вклад в историю

    Вспомнились биографии некоторых великих: учёных Ньютона и Эйнштейна, полководца Суворова и вождя всех времён и народов Сталина, Карла Маркса и Владимира Ленина, Юлия Цезаря и Адольфа Гитлера и многих других. У всех у них были проблемы с психикой, благодаря которой история и стала такой, как она есть. Внесли свою лепту и герои, в том числе и выдержавшие пытки в разного рода застенках. Сегодня уже пишут, что нормальный человек не может выдержать адскую боль, чтобы любым путём не прекратить её. Шизоиды могут.
    Примечательно, что ещё только 15 лет назад на месте этого музея стоял дебаркадер железнодорожного вокзала, который власти Парижа перенесли на окраину города. А в металлической полукруглой конструкции разместили залы с экспозициями музея. Хочется верить, что со временем та же судьба ожидает и все московские железнодорожные вокзалы, которые с ростом столицы оказались в непосредственной близости от центра города.
    Видел на реке Сене пришвартованные к берегу частные баржи, украшенные цветами, в которых живут люди. В Париже любой желающий может купить за умеренную плату угол в этом плавсредстве и жить в нём.
    К Гордеевым приходил в гости директор Музея Тургенева в Париже Звегильский Александр Яковлевич. Как я потом узнал, это бывший гражданин СССР, который с 1952 года живёт во Франции. Володя с его помощью хотел издать «Историю казаков» отца на французском языке, но не получилось. Вряд ли для французского читателя эта тема актуальна.
    Очень мило поговорили за бутылкой вина. Звегильскому было интересно узнать, как россияне, и особенно молодёжь, относятся к творчеству Тургенева. Я сказал, что равнодушно, ибо тема философствующего русского дворянства середины и конца 19 века уже мало кого волнует. Образы Базарова и Рудина молодёжь не впечатляют. У неё уже давно свои кумиры в музыке, в спорте, в литературе. Современные молодые люди жаждут зрелищ, расслабления по полной программе, а не скучного с усиленной работой мозгов в тиши библиотек и домашнего чтения жития русских аристократов с их старинными проблемами. Чтобы в конечном итоге через скучные описания природы и характеров главных героев понять, наконец, сюжетные нити романов, не вызывающих почти никаких эмоций.
    Сошлись с Александром Яковлевичем всё же на том, что Тургенев со всем своим литературным творчеством внёс большой вклад в деле сближения двух культур,- российской и французской,- а значит в деле сближения двух стран.
    Позднее мне стало известно, что Музей Тургенева из-за постоянного недофинансирования был пущен с молотка, и его приобрёл какой-то предприниматель в 2005 году. До этого же Звегильского довольно часто можно было видеть на российских телевизионных экранах с призывом о помощи в деле сохранения самого музея и всех его экспонатов. Но, видимо, никто не откликнулся. И этот уголок русской культуры был навсегда для россиян утерян. То же самое произошло и с несколькими другими музеями в Париже, в том числе с музеем Ленина в Париже к радости всех приезжающих во Францию российских туристов, плативших до 1991 года добровольно-принудительно дань из своих скудных средств на его содержание.

    24.06.1994

    Вечером гулял один по центру Парижа. Крутился возле Эйфелевой башни и фонтанов Полит-Шанью. Гулял так долго, прощаясь с Парижем, что Володя с Адой заволновались, высказывая опасения, что я решил насовсем остаться во Франции, поселившись где-нибудь в арабском квартале, «где даже полиция боится показываться». Вообще, было б интересно, если бы всё так и произошло. На этот счёт можно фантазировать и рассуждать довольно долго. Скорее всего, меня бы в конце концов выловили с помощью тех же самых арабов и при активном участии Гордеевых отправили в Москву. Нужен я им всем! Да и мне зачем их французская жизнь, при которой негры уборщики мусора на улицах получают денег больше, чем наши генералы. Так и до суицида недалеко, потому что и дурак может выжить в таком обществе, не научившись в жизни ничему. Попробовали бы они пожить в России. Как с пенсией в 100 долларов или с ещё меньшей зарплатой сохранить здоровье, радость к жизни и любовь к родине. Когда всё существование похоже на общественную баню, в которой, по словам сатирика Шифрина, «стоишь голым и весь в мыле, а вокруг одни шайки». Мало б не показалось любому французу. Да и «бордо» с закуской из утиной кожи и устрицами мне надоело уже до чёртиков. Скорей бы уже в Москву.

    26.06.1994

    Вчера прилетел в Москву. В Шереметьево-2 меня встречала Вера. В аэропорту пришлось изрядно потолкаться в давке и постоять на таможенном контроле, вспоминая ещё одни сказанные кем-то слова к знаменитой песне из кинофильма «Щит и меч» «С чего начинается родина? С проверки чемодана». Москва с его «въездными воротами» уже далеко не Париж, которым я любовался всего несколько дней, но о котором, как и о всей Франции, наверняка сохраню чувство «непреодолённого восхищения». В России все живут строго под контролем и на строго отведённых квадратных метрах, несмотря на необозримые славянские просторы и широту московских улиц. Там же – вольница, свобода и тяжёлый, но хорошо оплачиваемый труд.
    До станции метро добирались с Верой на 551-ом автобусе.
    Перед отлётом Володя подарил мне свой старый японский ксерокс, который пришлось везти как ручную кладь, ибо я боялся, что в багаже его разобьют. С ним у меня теперь появятся новые возможности для более плодотворной графоманской деятельности и работы со своим домашним архивом. Ушли совсем недавно в прошлое те времена, когда каждый множительный аппарат в стране состоял на учёте спецслужб. До чего непонятным было наше недавнее прошлое! Копии приходилось делать под копирку на печатных машинках и на фотобумаге. А значит только в единичных экземплярах, что товарищей на Лубянке в деле выявления инакомыслия вполне устраивало, ибо любой документ мог содержать в себе крамолу и угрозу существования всему государственному строю.
    Вспомнились времена подпольной самиздатовской печатной продукции политического и низкопробного художественного характера. В том числе в виде таких «перлов» народного и авторского творчества, как «Лука Мудищев». Стихи поэта Баркова. Неопубликованные официально рассказы А.Н.Толстого с описаниями откровенных сексуальных сцен в купе поезда. Как поэма Полякова о приезде в 1956 году в Москву знаменитого шансонье Ива Монтана и его очаровательной жены Симоны. И многие другие произведения, тиражируемые людьми часто с помощью карандаша и бумаги.
    ---------------
    Вернувшись в Москву, я ещё застал дома Наташу с детьми. Но в день своего приезда не смог им уделить должное внимание, ибо заболел простудой. Но, несмотря на сильный жар и головную боль, на следующий же день после приезда был вынужден опять ехать в Шереметьево-2 встречать Аду. В аэропорту собрались всё те же её родственники и друзья. Но уже больше со скучающими, не столь радостными, как в первый её прилёт в Москву, лицами. Видимо, всем уже надоели её участившиеся прилёты, из-за которых все они терпят одни только убытки. Из аэропорта Ада уже поехала впервые не к нам с Верой, а на квартиру подруги Боровицкой, Эльзы на Комсомольский проспект. Откуда она на следующий день с Валентиной Боровицкой выехала в Вологду. Вскоре Аду опять пришлось встречать у себя дома, предварительно раньше времени отправив детей в Кушку. Несколько дней она жила у нас на Лукинской, и было заметно, что её отношение к нам с Верой изменилось. Появились капризные нотки в её голосе, нескрываемое недовольство тем или иным моим дежурным высказыванием, чтобы поддержать угасающую беседу. Тем не менее мы с ней по второму кругу обошли всех её знакомых, церковные службы и музеи. Чувствовалось, что мы оба устали – ведь уже 3-й месяц подряд, как сиамские близнецы, ходим по разным московским адресам и объектам культурного и религиозного назначения.
    На следующий день после её вылета во Францию, без какой-либо передышки, мне опять пришлось ехать в Шереметьево встречать Виолетт.
    Получилось прямо по выражению главного балагура российской политики премьер-министра Виктора Черномырдина: «Никогда такого не было и вот опять!».
    Весь месяц её пребывания у нас для меня, жены и сына стали настоящей, ежедневной пыткой. Ибо сразу же на следующий день после приезда эта 14-летняя избалованная француженка, соприкоснувшаяся с теснотой наших комнат, подъездной серостью и однообразной унылостью наших спальных районов, запросилась назад во Францию. Ни о каких посещениях музеев и других культурных учреждений и речи не могло быть. Виолетт всё время ревела в подушку, как царевна Несмеяна. И это несмотря на выделенную ей комнату в нашей двухкомнатной небольшой квартире, когда мы все втроём стали жить стеснённо, чтобы создать ей все условия для нормальной жизни. А для этого раньше времени отправив своих детей, не покормив их как следует, в голодную Туркмению. К тому же Аде хорошо были известны наши условия проживания, а также характер её внучки, чтобы исключить такую поездку её к нам в Москву. И мы совершенно не знали, что можно предпринять в этой ситуации. Никакие наши слова её не утешали. Виолетт требовала только одного – отправить её назад домой. При этом показывала нам фотографию своего мальчика, по которому за два дня ужасно соскучилась.
    Вера несколько раз брала её с собой на прогулки возле дома вместе со своей подругой Любой Киндюхиной. Мы всё-таки живём в Ново-Переделкино, где чистый воздух и красивая природа. Ничего не помогало.
    Стали по телефону с Адой и Володей обсуждать возникшую проблему. Предложили Виолетт переехать в Дубну к друзьям Гордеевых, Сеннер, у которых была более просторная квартира. Но она наотрез отвергла этот вариант. Причём, объясняться с ней приходилось часто на пальцах, используя весь свой небогатый запас английских и французских слов. Несколько дней мне пришлось пробегать по трансагентствам, чтобы отправить гостью назад во Францию. Но, как назло, билетов свободных в продаже не было из-за летнего сезона, а из-под полы я не знал, у кого их спрашивать, да и можно было нарваться на обыкновенных мошенников. Всё же судьба свела меня с одним спекулянтом, который запросил с меня такую цену, за которую мне год пришлось бы расплачиваться всей своей пенсией.
    В общем, с помощью отца Виолетт, поговорившего с ней по телефону чисто по-французски, и обозвавшего её в переводе на русский язык примерно «буржуазной недоумкой»; после того, как я показал ей надпись на английском языке на её авиабилете, что он обмену и возврату не подлежит, удалось кое-как её успокоить. И начались по новому кругу наши походы по Москве. Каждый день мы куда-нибудь с ней шли, или в музей или на какую-нибудь выставку. Тем не менее кислая мина не сходила с её физиономии и часто можно было видеть Виолетт на пути к музею плачущей, будто плетущейся к помосту с палачом у плахи. Воображение рисовало мне жуткие картины средневековья и в голове бурлили шекспировские страсти, хотя я никогда не подавал вида недовольства или неприязни к своей спутнице, оставаясь всегда с выражением услужливости и благожелательности на лице.
    В дополнение ко всем моим бедам прибавилась ещё одна – часто во время наших с Виолетт походов у меня случались приступы сильной боли в области паха. Я весь покрывался холодным потом, и искал хоть что-нибудь, на что можно было бы присесть и прийти в себя. При этом видел словно сквозь туман помрачневшего сознания, как Виолетт с холодным детским любопытством и равнодушием рассматривает меня. Я собирал всю свою волю в кулак и, как ни в чём не бывало, брал её под руку, и мы шли дальше. Те же самые приступы, длившиеся иногда по несколько часов, случались со мной и в компании с Адой. Но уже в этих случаях я находил у неё сочувствие и иногда помощь в виде каких-нибудь таблеток, правда, не облегчавших мои страдания.
    Как потом оказалось, в моём мочеточнике сидели два камня, которые иногда при своём движении по каналу причиняли мне нестерпимую боль и вскоре после отъезда Виолетт вышедшие наружу.
    Несколько дней мы с Виолетт провели в окрестностях Дубны в молодёжном лагере «Диалог-оптим» под патронажем Саши и Людмилы Сеннер. С ними я познакомился благодаря Аде. Как-то Саша меня даже провёл в Институт ядерных исследований, в котором он работал научным сотрудником, и где я потрогал рукой знаменитый на весь мир синхрофазотрон. Его жена Людмила работала учительницей в средней школе. И именно выступление её учеников я видел в Нанте. Вместе с воспитанниками и своим сыном Серёжей они не один раз исколесили всю Францию. Да и дома в Дубне не теряли времени даром, устраивая всевозможные мероприятия, принимая у себя дома гостей из Франции и устраивая летние лагеря за городом, куда также приглашали детей-иностранцев. И не только из Франции, но и из США и других стран. Счастливы те школьники, у которых такие наставники, как Саша и Людмила Сеннеры, а равно и молодой директор школы, организовавшие их досуг такими яркими и познавательными мероприятиями.
    С нами в Дубну поехали мой сын Янис и сын моей двоюродной сестры Татьяны, Игорь Кухалашвили. Оба ненамного старше Виолетт. Прекрасная природа, река Дубна, в которой можно было хорошо искупаться и возле которой позагорать, Московское море (Иваньковское водохранилище), чистейший воздух с ароматом соснового бора, всё это мы думали отвлечёт внимание Виолетт от тоски по дому и тяжёлых мыслей. К тому же в лагере жила она в компании своих сверстников, многие из которых свободно говорили по-французски. Но и в лагере чувствовалось, что она «не в своей тарелке» и ждёт-не дождётся, когда закончатся её мучения.
    А почти в это же самое время в Париже разыгралась другая драма. Боровицкая гостила у Гордеевых, и Володя во все дни её пребывания в гостях намекал на совместное более широкое и в красивой твёрдой обложке издание «Истории казаков» на русском языке с использованием компьютера. (Володе, видимо, всё не давали покоя, доставшиеся Боровицкой лавры за труд его отца). Боровицкая же неизменно уходила от этой беседы. За день до её вылета в Москву состоялся откровенный разговор. И, получив от неё окончательное и категорическое «нет», Володя дал волю своему гневу. Да так, что Ада всю ночь провела с Валентиной в спальне, утешая ревущую в мокрую подушку с тонкой ранимой душой московскую поэтессу и свою любимую подругу, гладя её рукой по голове. Бросая при этом в лицо Володе отрывисто и с надрывом, со стариковской обидой все известные ей русские и французские выражения из ненормативной лексики. При этом, топая ногами и закатывая глаза в истерике.
    За все удовольствия нужно платить, и нельзя тем более отбирать чужие деньги за чужое творчество. Это далеко уже не халявные «деревянные» рубли за «обязательный труд» в советской России. Когда ты делаешь вид, что работаешь, а начальство делает вид, что тебе платит. Во Франции это не пройдёт, и всем её жителям благополучие достаётся в жёсткой конкурентной борьбе, и счёт в каждой семье ведётся до сантима. И ничего у них бесплатным не бывает. В том числе и поездки к ним в гости. Даже их бедным русским родственникам, которые из-за широты своей души никак не могут понять такую расчётливость.
    Наконец подошли к концу каникулы нашей юной мадемуазель. Я в аэропорту «Шереметьево» посадил её в самолёт и сразу же почувствовал необычайное облегчение. Казалось, что у меня вдруг выросли крылья, и я вот-вот взлечу высоко к облакам от счастья. Выше даже ТУ-154 с Виолетт на борту. Хотелось петь и плясать от радости. Не надо теперь ежедневно куда-то идти, жить в тесноте дома или в гостях чувствовать себя неуютно. Не надо принуждённо улыбаться, когда на самом деле хочется выть от свалившихся вдруг проблем. Всё теперь позади и дай Бог, чтоб это никогда в будущем не повторилось. Да так, что если мне ещё хоть раз предложат съездить во Францию по приглашению Гордеевых, я наотрез откажусь – слишком по-разному мы живём и по-разному думаем, чтобы понимать друг друга.
    С отлётом Виолетт что-то вроде озарения случилось со мной. Пришло на ум, что, наверное, поэтому все русские сообщества за рубежом так быстро распадаются, что мы больше радуемся расставаниям с друзьями и родственниками, чем встречам с ними, не пытаясь даже понять друг друга. Я говорю «мы», потому что с самого рождения в Москве от русской мамы и литовца отца, умершего, когда мне было всего 12 лет, отношу себя к русской национальности со своим русским воспитанием и православным крещением. Наверное, поэтому в основном и распался Советский Союз, что все мы, как пауки в банке, на работе и дома, в магазинах и на автострадах едим друг друга поедом, не стесняясь в выражениях и угрозах и подсиживаний на работе.
    К тому же не нужно сбрасывать со счетов непонимание нашего поколения молодёжью, тем более из благополучной Франции с её рациональным отношением к жизни. Со своими бы разобраться с разными подходами к видению современного мира, когда при первых звуках гимна у нас в головах проносятся слова: «Союз нерушимый республик свободных…», у наших же сыновей: «Россия, священная наша держава…». У них встречи в Москве происходят на Тверской, у нас – на улице Горького. Молодёжь не представляет уже, что прилавки магазинов могут быть пустыми, а лучший друг может написать на тебя донос в ФСБ из-за твоих антисоветских высказываний и т.д.
    Всё это разновидение происходило на протяжении всей моей жизни, когда моя мама солдат называла красноармейцами, нянька тётя Оля самолёт – аэропланом, а фермеров - колхозниками. Разные взгляды у столичных жителей и провинциалов. Мои сверстники уже не представляют, что можно умереть всей деревней с голоду. А современные молодые люди часто не могут ответить, кем были Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини и т.д. Их это не интересует, у них конструктор космических ракет Королёв воевал с немцами, а Дзержинский был знаменитым хирургом. Книги они уже не читают, родителей терпят, при разделе наследства судятся друг с другом. Уткнувшись в свои смартфоны, они витают где-то в облаках, возвращаясь на землю, когда нужно делать уроки или готовиться к экзаменам. Единственное на что можно надеяться, что со временем к ним придёт осознание своего равнодушного понимания взрослых, и они, встретившись с жизненными трудностями, будут более благосклонны к своим близким.
    Что уж говорить тогда об избалованной и чужой по духу Виолетт, для которой все русские оказались гоблинами, живущими в тесных панельных гетто и для которой поездка в Москву обернулась почти месячным заточением в одной из его изоляторов!
    О таком непонимании вспомнился один анекдот про американца, который внимательно слушал русского о репрессиях, пытках и расстрелах в застенках НКВД в 30-х – 50-х годах, сочувственно кивал головой и, наконец, спросил:
    - Но почему вы не обращались в полицию?
    А главное, никому на Западе не понять, почему мы все живём так скверно, если можно жить намного лучше и в дружбе со своими соседями.
    Загадочная русская душа в загадочной России для европейцев долго ещё будет восприниматься как мыслящая субстанция, выходящая за рамки здравого смысла и норм международного права, живущая в средневековом государстве с боярством, которое умеет только воровать и вывозить капиталы на Запад. Из-за чего Россия с её крепостными, работающими на это боярство, исключена из числа цивилизованных стран и всё больше и больше напоминает гигантскую психиатрическую лечебницу. И всё потому, что с упорством купеческой барыни бросается из одной крайности в другую, не желая учиться на своих и чужих ошибках.
    В мае 1995 года Ада опять приехала в Москву на месяц, но остановилась уже не у нас, а у своей новой подруги Эльзы, живущей в двухкомнатной квартире. С Адой и Эльзой мы тогда посетили театр Вахтангова по приглашению моего двоюродного брата, артиста этого театра Александра Галевского. Спектакль «Парижские встречи», в котором он тоже играл одну из главных ролей, всем понравился. После спектакля посидели все впятером (к нам присоединилась ещё почитательница таланта моего брата Ира Романова, через несколько лет после этого рано в 40-летнем возрасте ушедшая из жизни) за скромным столом его гримёрной, отметив знакомство и удачно прошедший спектакль.
    Но отношения мои с Адой стали уже другими. Исчезли искренность, открытость и понимание. Ада большую часть поездки провела с Боровицкой на севере России, где народ чествовал её с большим радушием и гостеприимством. Я, как никто другой, знал, что ей всегда было приятно принимать знаки внимания, находясь при этом в центре торжества по случаю её приезда. Выслушивать стихи на французском языке маленьких детишек в её честь, льстивые речи отцов города о родстве французской и русской культур на протяжении нескольких столетий, «о чём в настоящее время свидетельствует приезд в наш северный город Ариадны Николаевны, возобновившей одной из пока немногих взаимное обогащение двух великих мировых культур во благо прогресса и укрепления мира на всей планете» и т.д. И её можно было понять, ибо прожив долгую и однообразную жизнь во Франции, она никогда не встречала такого внимания к своей персоне. И всё это лицедейство только по единственной причине того, что Ада жила во Франции. А эта страна в умах большинства русских людей ценилась всегда очень высоко и ассоциировалось с чем-то таинственно-прекрасным, элегантным, легкомысленным, и для всех пока недоступным. Будь она из Вьетнами или Польши, на неё бы никто и внимания не обратил.
    А тут целая гражданка Франции, да ещё с русскими корнями опустилась к ним на грешную землю как вестница из мира Кристиана Диора, Коко Шанель, Эдит Пиаф, Жерара Филиппа, киношных Фантомаса с комиссаром Жювом в исполнении Жана Марэ и Луи де Фюнеса и других великих французов из ещё совсем недавнего враждебного капиталистического окружения!
    Боровицкая, родившаяся и выросшая на севере России и имевшая там многочисленную родню и знакомых, на полную мощь использовала все свои связи и весь свой литературный авторитет, чтобы как можно больше угодить своей любимой французской подруге, своей «Ненагладной Ласточке», как она её, по словам Володи, часто называла. Таская эту 74-летнюю «Ласточку» по северам нашей необъятной родины, живя с ней в пятизвёздочных, ещё с советских времён продуваемых всеми ветрами гостиницах. А на самом деле в чуть утеплённых бараках.
    Я по телефону предупреждал Володю, что такие нагрузки на Аду с её возрастом могут оказаться губительными. Но Володя мне отвечал, что он здесь бессилен, Ада в этом вопросе не слушается его, и он ничего поделать не может.
    Поездка в Россию в 1995 году была для Ады последней. В одной из гостиниц города Архангельска она серьёзно заболела воспалением лёгких и улетела в Париж совершенно больной с высокой температурой. Дома ей стало совсем плохо, но французским врачам удалось спасти ей жизнь и поставить на ноги, но, видимо, не до полного выздоровления. Ибо в каждом разговоре по телефону со мной Володя ругал Боровицкую, по вине которой его жена лишилась остатков здоровья.
    Но они вдвоём, вместе и порознь продолжали звонить мне. От Ады я получил даже несколько писем. Впрочем, теперь я дружил больше с Володей, с которым меня связывала любовь к истории и общие взгляды на политику. Ему я иногда посылал бандеролями наши последние книжные новинки. А также свои опубликованные, в том числе и с его помощью, статьи в журнале «Вопросы истории» по нашей с ним общей истории рода Хрипуновых-Гордеевых (№№,11-12 за 1996 г., №2 за 1998 г., и №8 за 1999г.), за что он мне был всегда очень благодарен и в ответ посылал французские книги по истории России на русском языке. Так мне раньше многих других читателей удалось ознакомиться с «Историей Власовской армии» историка Хоффманна, предательством и выдачей союзниками по Антигитлеровской коалиции советским властям по Ялтинскому соглашению как самого генерала Власова вместе с его ближайшими соратниками, так и всех их нижних чинов в 1945 – 46 годах. Узнал я многое о белой эмиграции во Франции и в Европе. В то время в московских магазинах не было ещё книг по этим темам, и я всегда был очень рад, когда получал от Володи очередную бандероль с литературой по недоступной пока для россиян истории нашей страны. И тут же всё от корки до корки прочитывал.
    Закончилось всё это наше российско-французское сотрудничество тем, что в 1998 году Ады не стало, о чём я в день её кончины узнал от Володи, сообщившем мне эту скорбную весть по телефону. Для него это явилось тяжёлой и невосполнимой потерей. А в начале 2001 года ушёл из жизни и он сам, о чём я узнал от наших московских друзей, получивших это скорбное известие от священника Роберти из Нанта. Смерть уравняла их обоих в возрасте - оба они свои земные существования закончили в возрасте 77 лет. Что для жителей Франции является далеко не предельным возрастом.
    А моя поездка во Францию, которой я обязан своим французским родственникам, и масса впечатлений от увиденного намного перевесили все мои неудобства и обиды из-за испытанного унижения после некоторых проблемных ситуаций, возникших во время моей поездки. Если к тому же взять во внимание известную поговорку «Увидеть Париж и умереть!». Вот за всё это увиденное наяву 25 лет назад большое спасибо незабвенным Володе и Аде Гордеевым.
    Боже, упокой и помилуй их души!

    24 мая 2019 г

  7. #17
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию АШХАБАД (1972 – 75 гг)

    АШХАБАД (1972 – 75 гг)

    ЖЕМАЙТИС О.Ф.
    OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU

    В столицу Туркмении я прибыл накануне Дня Конституции, 4 декабря 1972 года, поездом из Казанджика, где проходил недолгую трёхмесячную службу.
    Дежурный по 55-ому армейскому полку определил меня в полковую гостиницу, и до представления своему новому начальству у меня оставался в запасе целый день на встречу с городом, который был мне уже знаком по нескольким отпускам во время службы в Вильнюсе в 60-х годах. Когда я, чтобы прибавить к своему отпуску лишние дни на дорогу из расчёта движения скорым поездом туда и обратно, брал отпуск в Ашхабад, летел до него и обратно самолётом, и таким образом увеличивал свой отдых от опостылевшей до невозможности военной службы на целых 10 дней.
    В Ашхабаде я проводил 2 – 3 дня у своего однокашника по Коломенскому артиллерийскому училищу Епифанова Валеры, в ту пора холостяка, служившего в 6 километрах от Ашхабада в Бикрове.
    Проведя несколько дней с ним в походах по городу и ресторанам, сделав в военной комендатуре города отметку об использовании проездных документов, летел домой в Москву, где и проводил свой основной отпуск.
    Отдохнув с дороги, хорошо выспавшись в одноместном номере гостиницы, я утром отправился осматривать город, который сразу же привлёк моё внимание своей экзотикой и восточной нарядностью, не сравнимой с казанджикской, где всё национальное туркменское было представлено уж очень провинциально, тускло и неопрятно. Достаточно вспомнить бюст какого-то знаменитого местного аксакала, постамент которого был почему-то выложен белым кафелем, как в ванной комнате.
    Дойдя по проспекту Свободы (вытянувшемуся на 6 км вдоль всего города) до Русского базара, полюбовался, как и в прошлые свои приезды, на два огромных плаката, на одном из которых была изображена голова красивой женщины со скелетообразной рукой с маникюром, прикуривающей сигарету с фильтром и надписью «Куришь?».
    Другой же плакат, судя по изображению картинки, срисованной с коробки из-под папирос с горами Казбек, и с падающим с лошади джигитом тоже призывал людей раз и навсегда избавиться от этой вредной привычки.
    Город имел 300 тысяч жителей и сохранил кое-где следы сильнейшего землетрясения 1948 года, в результате которого несколько десятков тысяч его жителей погибло, а сам город был полностью разрушен.
    По сути, Ашхабад с 1948 года был заново построен, в основном, его центр с многочисленными архитектурными излишествами и фонтанами, что придавало ему наравне с черноволосыми женщинами-туркменками в шёлковых платках и в длинных до пят разноцветных платьях с узорами на груди или с монисто вокруг шеи чисто восточный колорит. Наравне с многими мужчинами аксакалами с длинными жидкими бородами, в овечьих тёплых шапках на головах, сапогах и в длинных с густым мехом овечьих халатах, щеголяющих в тёплой одежде даже в самые жаркие месяцы года. Слышал, что в таких «скафандрах» аксакалы поддерживают температуру своего тела 36,6 градусов, ибо, если температура наружного воздуха выше этой нормальной температуры человеческого тела, то вся эта овчина защищает от нагрева, если ниже, то согревает.
    Окраина же города представляла смесь деревянных лачуг с бетонными «хрущёвками» вдоль вытянутых улиц и площадей.
    На окраинах города часто встречались грубо сколоченные пивные забегаловки с толпами разношёрстной публики, утоляющей жажду из наполовину пенистых кружек. Тут же жарились шашлыки по 1 рублю за один шампур с большими кусками баранины, лука и кусочками хлеба.
    Продавались фитчи (варёное мясо в испечённом тесте) по 39 копеек за штуку, люля и разное другое, что придавало столичный комфортабельный вид этому южному туркменскому городу, с «московским обеспечением».
    Действительно, в магазинах по государственным ценам продавались мясо, сгущёнка, колбасы, сосиски, сыры и т.д., чего в других не только туркменских, но и российских городах отродясь никогда не было в свободной продаже.
    Правда, наравне со всем этим изобилием я увидел на прилавках магазинов трёхлитровые баллоны с так называемым «берёзовым соком», а по сути, как мне потом объяснили, это водопроводная кипячёная вода, выдержанная какое-то время с берёзовыми опилками, и выставленная на продажу.
    В таких же трёхлитровых баллонах продавался и «искусственный мёд», который по вкусу не имел ничего общего с обыкновенным мёдом, и представлял из себя приторно сладкую коричневую тягучую массу, состряпанную из жжённого сахара с добавлением ароматизирующих веществ.
    Город имел свой Туркменский государственный университет, театр, кинотеатры, институты, школы, больницы, детские сады, ясли, музеи, библиотеки, рестораны, кафе, сеть городских столовых и закусочных, заводы, фабрики и т.д.
    И поневоле пришло на ум одно изречение, что «русские варвары врывались в кишлаки, аулы, стойбища, оставляя после себя города, библиотеки, университеты, театры». Ведь подавляющее большинство всех российских городов и близко не имело такого духовного и материального богатства, какое имелось только в одном Ашхабаде.
    А знаменитый Каракумский канал, протянувшийся от г. Керки на реке Амударье на 1100 км на запад через Ашхабад и пустыню Каракум до Небит-Дага, на который были потрачены сотни миллиардов долларов, так и стоял, унося свои воды в пески в никуда, памятником бесхозяйственности, разгильдяйству и очередной глупости командной экономике. Медленно и верно превращаясь в зловонное ручейковое болото, принося всей стране одни только убытки в связи с его обслуживанием, ухудшением экологии, обмелением главной реки его питающей, и всего Аральского моря. Один только институт ГИПРОВОДХОЗ (Государственный институт проектирования водного хозяйства), созданный специально для обслуживания и распределения водных ресурсов этой грандиозной стройки века, приравненный по своему статусу к республиканскому министерству, тратил ежегодно огромные средства из бюджета страны впустую.
    Канал небольшую часть города снабжал питьевой водой, которая имела неприятный привкус тины и в кранах текла тонкой струйкой. Например, в 6-ом микрорайоне. В тех же районах города, где вода подавалась из артезианских колодцев, она, была пресной и прохладной. В чём я смог убедиться уже в полку, находившемуся в 30-ом микрорайоне города. После солёной казанджикской мне она показалась необыкновенно вкусной.
    Дойдя до знаменитого Текинского базара, убедившись, что цены на фрукты и овощи на нём такие же, как и в Москве, и побродив ещё несколько часов по городу, я вернулся в гостиницу полка, располагавшегося конце проспекта Свободы, возле кишлака Кеши и кинотеатра «Космос».
    Не помню, кто был в то время командиром 61-й учебной мотострелковой дивизии и по совместительству Начальником Ашхабадского гарнизона, но через несколько месяцев им стал генерал-майор Лучинский, сын в прошлом Командующего ТуркВО генерала армии Лучинского. Вскоре на этом посту его сменит генерал-майор Дубынин.
    С генералом Лучинским судьба меня сведёт в Афганистане в октябре 1986 года при разработке операции по выводу из Кундуза в Термез мотострелкового полка 201-й мотострелковой дивизии, в котором я исполнял должность начальника артиллерии. Какую должность он тогда занимал, я не помню.
    Свою службу в полку я начал с представления командиру полка подполковнику Шеремету Анатолию Сергеевичу (через год он станет полковником). Как потом оказалось, это был незлопамятный, с чувством юмора добродушный командир. В порыве гнева крутой на расправу с каким-нибудь офицером нарушителем субординации или дисциплины, не стесняющийся при этом крутых русских выражений, но отходчивый и вскоре отменяющий своё наказание или забывающий о нём.
    Ничего плохого я о Шеремете сказать не могу, несмотря даже на то, что он на один год задержал мне присвоение звания капитана из-за того, что я только-только прибыл в полк, и он ещё «не знал мои знания в артиллерии, моральные и деловые качества».
    Где-то через полтора года, после окончания заочно Ленинградской артиллерийской академии Шеремет ушёл на должность начальника ракетных войск и артиллерии 5-й мотострелковой дивизии в Кушку против его воли. Ибо, командуя в столичном Ашхабаде артиллерийским полком окружного подчинения, подчиняясь непосредственно только Командующему округом генерал-полковнику Белоножко и командующему ракетными войсками и артиллерией Округа генерал-лейтенанту Змирлову, являясь начальником Кешинского гарнизона, чувствовал себя полновластным хозяином и мало зависящим от окружного начальства. На новой такой же полковничьей должности предстояло лишиться самостоятельности, всех привилегий с подчинением командиру дивизии со статусом ниже заместителей командира дивизии, что любому офицеру никак не могло понравиться. Но Командующий ТуркВО оказался неумолим, несмотря даже на ходатойство Змирлова, и Шеремету пришлось скрепя сердце отправляться на самую южную точку СССР, скорее с понижением, чем с повышением по службе.
    Слышал, что после службы в Афганистане он стал начальником штаба Киевского военного округа и вскоре уволился на пенсию в звании генерал-майора.
    На его место к нам в полк прибыл майор Татинцян. Которого я также могу характеризовать только с положительной стороны, ибо мало кто из офицеров жаловался на его чрезмерную требовательность и несправедливость в вопросах службы и дисциплинарной практики. Нет и у меня к нему никаких претензий. Но вот его армянский акцент с возникающими при этом оборотами русской речи часто в офицерской среде долго служили предметом обсуждения и улыбок. Приведу только два из них: «Ви не знает майор Татинцян. Татинцян один нога в парк, другой штаб и ни один мух не пролетит», «Кито из приписник будет замечен в разгильдяй, немедленно будет ликвидирован и предан военный трибунал». И др.
    Затем уже, через несколько лет, когда он стал полковником и начальником ракетных войск и артиллерии дивизии, при встрече с ним в Келяте на сборах артиллеристов, я заметил, что в его разговоре не было уже этих идиоматических перлов.
    Благодаря Татинцяну я в 1975 году получил повышение по службе и убыл в Самарканд на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона 114-й мотострелковой дивизии кадра.
    Представился зам. командира полка по строю подполковнику Негуляеву, который вскоре уйдёт на должность командира учебного артиллерийского полка 61 мотострелковой дивизии, и его место займёт майор Аскеров, служивший до этого командиром дивизиона. Аскеров уйдёт в Политехнический институт начальником кафедры, и его место займёт майор Тугуши.
    Начальником штаба полка был майор Петровский, которого вскоре сменил майор Марчук. Его замом, если мне не изменяет память, был майор Дорошенко. После Марчука, ушедшего на повышение, начальником штаба полка стал майор Макаров.
    Представился я и зам. командира полка по политической части подполковнику Гутову, которого вскоре сменил подполковник Нагорный. Потом его место занял подполковник Станчев.
    Ничего плохого об этих политработниках я тоже сказать не могу. Все они были на своих местах, служителями нашего времени, и своей требовательностью мало кого допекали.
    Станчева я иногда видел на стадионе, когда он наравне с солдатами и офицерами играл в футбол и даже забивал голы.
    Помню, что он очень не любил, когда у офицеров воротники рубашек после очередной стирки своими треугольными концами торчали вверх. Он тут же доставал из кармана пластмассовые вкладыши, и сам вставлял их в воротники рубашек. А если не было у него этих пластмассовых стержней, то предлагал вставить спички.
    В конце 70-х годов я встретился уже с полковником Станчевым в Дальнем лагере Самарканда, где он получил новое назначение преподавателя в Самаркандском высшем военном автомобильном командном училище.
    Представился я также зам. командира полка по тылу подполковнику С., на которого за несколько дней до моего прибытия в полк завели уголовное дело за мужеложство с солдатами. Он их завлекал в гостиницу, спаивал коньяком и затем занимался любовью. Один из них написал жалобу в округ. Приехала комиссия выявила целую группу опущенных солдат, и в конце концов дело спустили на тормозах, уволив С. из армии на 30% пенсию. А опозоренных солдат разогнали по другим гарнизонам.
    На место С. вскоре был назначен подполковник Плохотников, который вскоре уйдёт на пенсию и эту должность займёт командир дивизиона подполковник Чулухадзе.
    На должности начальника химической службы полка стоял майор Фонов.
    На должности начальника медицинской службы полка майор Сланский.
    Начальником физической подготовки и спорта был старший лейтенант Борисов, он через несколько месяцев уйдёт на точно такую же, но уже майорскую должность в Самаркандское высшее военное автомобильное командное училище и его сменит капитан Фролов.
    Арустамян, которого сменит вскоре капитан Иванько.
    Пропагандистом полка майор Абрамсон.
    Секретарём партийной организации полка был майор Тузов.
    Начальником клуба капитан Дарманец.
    Начальником строевой части капитан Зоярный. Вскоре его сменит старший лейтенант Дегтярь Феодосий.
    Секретарём комсомольской организации был капитан Щеглов. Его брат-
    близнец служил в нашем же полку в должности командира батареи кадра.
    Помощником начальника штаба полка по мобилизационной работе был капитан Быков Миша.
    Командиром взвода разведки полка старший лейтенант Тарасюк.
    Начальником топографической службы капитан Киселёв.
    Весь Кешинский гарнизон состоял из четырёх полков: нашего 55-го артиллерийского кадрированного, разведывательного артиллерийского полка кадра (командир подполковник Клоц), двух мотострелковых полков кадра учебной 61-й мотострелковой дивизии, а также окружных мастерских, гидророты и депо.
    Это было брежневское доафганское время, когда во всех офицерских коллективах не было ещё острых конфликтных ситуаций. Когда округ не был фронтовым и перешедшим с декабря 1979 года на обслуживание 40-й воюющей в Афганистане армии. Из-за чего сразу же ухудшился морально-психологический климат в войсках округа в связи с резким «закручиванием гаек в разболтанном армейском механизме», увеличением дефицита всего самого необходимого в быту. И усилившимся воровством всего, что плохо лежало всеми категориями военнослужащих и гражданских, которые всё чаще и чаще стали проникать на охраняемые объекты и воровать со складов всё подряд.
    Кривая преступлений и происшествий резко поползла вверх, распорядок дня по приказу командиров частей стал повсеместно нарушаться, количество построений за сутки для проверки личного состава и постановок задач увеличилось до 4 – 5 за день.
    Все стали раздражительными и срывающими свою злость на своих подчинённых или сослуживцах.
    Всевозможные разборки на совещаниях и партсобраниях стали повседневной реальностью, многие друг другу стали непримиримыми врагами. Увеличилось пьянство военнослужащих. А с ним и дополнительно количество всевозможных преступлений на службе, на автодорогах и в быту.
    Округ, превратившись из 3-разрядного (на случай войны на его базе формировалась армия, а из нашего 55-го армейского полка артиллерийская бригада) в 1-разрядный фронтовой, стал своего рода режимной зоной со своими законами и порядками с молчаливого согласия дряхлеющего с каждым днём руководства страны.
    Я думаю, не столько наши войска вошли в 1979 году в Афганистан, сколько вся наша подневольная многонациональная армия оказалась в другом, враждебном всей нашей государственной системе измерении с бездарным командованием, невысоким боевым духом, слабой подготовкой, плохим материальным обеспечением и т.д. Причин было много.
    Как Наполеон Бонапарт в Москве в 1812 году и как поётся в переиначенной песне:

    «Наш паровоз вперёд летит
    В Кабуле остановка».

    Что и ускорило развал СССР как единственной оставшейся на планете Великой Империи. Основанной сначала на одном лишь насилии «над буржуазией», а на самом деле над всеми инакомыслящими, интеллигенцией и священниками. Затем на насилии с убеждениями и психушками для тех же инакомыслящих. А перед самым развалом страны на гласности, перестройке, бригадном подряде и анархии во всех сферах жизни с резко усилившимся влиянием в обществе преследуемых ранее инакомыслящих, священников, экстрасенсов, воров в законе, авантюристов всех мастей и просто выскочек, «радеющих за Россию и благополучие её народа».
    А пока до кардинальных перемен в жизни Округа оставалось ещё полных 7 лет, с относительно нормированным рабочим днём, одним-двумя выходными в неделю и нормальными, дружескими и деловыми отношениями в офицерских коллективах.
    С периодическими выездами по выходным в ашхабадскую зону отдыха – Куртлинское водохранилище с его пляжами и освежающей водной прохладной. Или в высокогорные курортные оазисы Чули и Фирюзу, отвоёванные Россией кровью русских солдат у Ирана и Афганистана в 19 веке. Впрочем, как и вся территория Туркмении, на которой испокон веков проживали в основном одни только кочевники.
    О тех давних временах красноречиво свидетельствуют немногие сохранившиеся со времён Скобелевских походов археологические памятники, в том числе и многочисленные туалеты на территории военных городков в виде толстостенных кирпичных круглых бойниц. Возможно, чтобы басмачи не застали наших бойцов врасплох даже во время их оправки.
    Почти все архитектурные свидетельства того великого периода российской истории в Средней Азии почему-то по распоряжению советского руководства были уничтожены. Взять хотя бы, к примеру, расположенную на самой южной точке страны Кушкинскую крепость со стенами толщиной в 6 метров, укрывавшую русских солдат и население в 19 веке и особенно в годы гражданской войны от басмачей, и разрушенной по приказу Министра обороны СССР маршала Малиновского Р.Я. в 60-х годах прошлого века. Хорошо хоть остался крест в Кушке, воздвигнутый в честь 300-летия Дома Романовых, такой же, как и на всех остальных трёх оконечностях Российского государства.
    Впрочем, наверняка сегодня и его уже нет.
    Очевидно, что до декабря 1979 года и с началом Афганской авантюры мы, по сути, имели два разных Туркестанских военных округа с разными психологическими и моральными климатами в офицерских и солдатских коллективах. На эту тему, мне кажется, можно защитить не одну диссертацию, прибегнув к статистическим данным о росте преступлений, происшествий в округе, жалобам военнослужащих в различные инстанции страны, их письмам родным и близким и по другим свидетельствам до и после ввода советских войск на территорию Афганистана. Ведь вся наша армия особенно в 70-ые годы представляла своего рода заповедник феодализма с крепостной зависимостью всего её личного состава. Лишённого всевозможных гражданских прав и свобод ещё с петровских преобразований 18 века, что накладывало свой особый отпечаток на её боеготовность и внутренний морально-психологический климат. Время в ней будто бы остановилось, цена человеческой жизни или состояние здоровья каждой в ней личности, как и при Петре 1-ом, осталась пятак в базарный день. И люди, наконец, сами дошли до сознания, что и они имеют право на достойную жизнь, уважение и заслуживают хоть какого-нибудь внимания к своим проблемам со стороны государства. А для этого надо что-то менять и как можно скорее вылезать из этого болота, и лучше порознь, без старшего русского брата с его долговыми обязательствами за рубежом и многочисленными малолетними приёмными детьми в виде многочисленных автономий.
    Ведь вся история России – это борьба невежества с несправедливостью. И если до Петра 1-го вся наша история мне представляется своего рода панихидой, то после Петра и до наших дней – сплошной уголовщиной с нарушениями самых элементарных прав человека. О которых во время моей службы в армии никто не имел понятия. А посему причислялись советскими идеологами к разряду пережитков капитализма с его классовыми и расовыми различиями и противоречиями. Заявляя во всеуслышание, что лишь при социализме человек, свободный от эксплуатации, может полностью раскрыть свои творческие и деловые способности, благодаря плановому научно обоснованному хозяйствованию, бесплатной учёбе во всех средних и высших учебных заведениях страны с обязательным средним образованием, медицинскому и курортному обеспечению, гарантированному прожиточному минимуму и т.д. А то, какого качества все эти институты социализма и так ли уж они все научно обоснованы, бесплатны, гарантированы, а граждане свободны от эксплуатации Военно-промышленным комплексом, спекулянтами всех мастей и откровенными рабовладельцами, не обращалось внимание. «Да, есть отдельные недостатки, недочёты, перегибы, но не надо искать соринок в здоровом теле социализма и позорить дело построения коммунизма в нашей стране, вынося обсуждение наших незначительных недостатков на общественный и тем более на международный суд. Партия сама во всём разберётся и наведёт порядок», - неизменно твердили апологеты советского образа жизни.
    В состав полка входило несколько дивизионов: три артиллерийских, истребительно-противотанковый (командир подполковник Волков, начальник штаба капитан Нехаев) и разведывательный (командир майор Ушаков).
    В каждом дивизионе имелись по одной развёрнутой батарее. Имелись ещё три дивизиона кадра.
    Так началась моя служба в 3-ем артиллерийском дивизионе в 9-й батарее кадра. На вооружении которой, как и во всём дивизионе, находились 152-миллиметровые гаубицы-пушки МЛ-20. Личный состав имелся только в 7-й батарее. Командиром этой батареи был старший лейтенант Арнаутов, после него старший лейтенант Сучильников. Командиры взводов: лейтенант Алемединов, который вскоре уйдёт на повышение, а на его место прибудет из Южной группы войск лейтенант Степаненко, лейтенант Гахокидзе и лейтенант Рогозников. И старшина батареи фронтовик прапорщик Коваленко. На должности 8-й батареи кадра стоял старший лейтенант Евминов.
    Командиром дивизиона у меня был майор, затем подполковник Бурденков Михаил Дмитриевич, замполитом майор Соколов, затем капитан Сушков и сменивший его приехавший из Чехословакии, из полка, где я служил, Ларионов Володя.
    Начальником штаба был майор Осипов. Затем по очереди майор Сотников и капитан Жайворонок. Бурденков предлагал и мне своё содействие в повышении по службе до должности начальника штаба дивизиона, но я в ту пору грезил скорейшим увольнением из армии в звании капитана по достижении 20 лет выслуги, до которых оставалось 10 лет. И такая сравнительно необременительная работа в должности командира батареи кадра меня вполне устраивала – надо было в этих жарких заразных местах беречь здоровье для грядущей, как мне тогда казалось, своей основной жизни. Как поступали многие младшие офицеры, стоявшие на ленивых должностях рот или батарей кадра, когда «мёд есть, а пчёл нет» и ждущих достижения 40-летнего возраста. Чтобы получить квартиру или льготы на неё и законным путём уйти на гражданку с 70-рублёвой пенсией, продолжая жить в своё удовольствие, устроившись на гражданке на какой-нибудь необременительной синекуре ещё за 70 рублей в месяц. Как тогда говорили, «на хлеб мне даст армия, а на масло я всегда заработаю сам».
    Но, как говорится, если ты хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Или пятилетних планах своей страны.
    Многие не отказывались от предложенных майорских должностей и терпели дополнительный пятилетний срок службы. Но были и такие, которые упорно шли по пути наименьшего сопротивления, добиваясь в конце концов поставленной цели, своего комфортного минимума, становясь в 40 лет военными пенсионерами против 60 лет у гражданских.
    Были и такие, которые сходили с дистанции, не дотянув года или два до необходимой выслуги, а значит и положенной пенсии, пополняя ряды бомжей и маргиналов. Для чего в то время нужно было уж очень постараться, ибо офицеров в растущей как на дрожжах армии катастрофически не хватало и всем, не слишком злоупотреблявшим спиртным и нарушающим дисциплину, давали возможность продвинуться на службе или дослужить до необходимого набора стажа.
    Здесь я не говорю о тех офицерах, которые своим поведением делали всё возможное для увольнения из армии. О них разговор особый и в своих статьях я не раз затрагивал эту тему. Поэтому не буду повторяться.
    С первых же шагов своей службы в Ашхабаде я был удивлён бесконтрольностью и ничегонеделанием на службе. Я мог запросто сорваться в город и бродить по его улицам, не беспокоясь, что меня ищут в полку. Или просто изображая работу, сидеть в парке возле своих тягачей АТС и гаубиц. Курить до одурения, точить лясы со своими сослуживцами-офицерами, и ждать 5 часов вечера, чтобы сорваться в свою общагу, где на койке полежать с книгой в руках или с каким-нибудь товарищем по службе попить пивка с беленькой или красненьким в ближайшем чепке.
    У меня создалось такое впечатление, что все офицеры гарнизона были заняты всем, чем угодно, только не вопросами службы. В кабинетах шли шахматные турниры, многие играли в карты или в домино.
    Офицеры-мотострелки двух полков с утра до вечера играли в волейбол. А мы частенько в служебное время купались в своём полковом бассейне. Вода которого в жаркие летние дни хорошо освежала. Прыгали с вышки, устраивали разного рода пари под водой до прихода какого-нибудь зама командира полка, который прогонял нас с территории бассейна в неположенное для купания время. Однажды Миша Быков из-за такого пари чуть не утонул по пьянке, захлебнувшись под водой. Офицеры вовремя вытащили его из воды и быстро откачали.
    После 6 часов до самой ночи в жаркие дни года на территории полкового бассейна можно было увидеть много народа. Офицеры приходили со своими семьями, дети резвились в воде, женщины в разноцветных купальниках-бикини, величественно восседая на скамейках и тумбах, беседуя между собой, выставляли напоказ почти все свои женские прелести. Их мужья по углам соображали на троих или играли в какие-нибудь игры.
    В общем, как и по всей стране, мы не были исключением из совковой формулы: «Вы делаете вид, что работаете, а мы делаем вид, что платим вам деньги».
    Но часто такая идиллия прерывалась занятиями на винтовочном полигоне по стрельбе, тактическими занятиями с солдатами в поле или другими занятиями, согласно плану боевой и политической подготовки. Иногда приходилось по приказу командира полка проводить расследование происшествия, - какой-нибудь кражи, увечья солдат и т.д.
    Могли также откомандировать с солдатами в другие гарнизоны на какую-нибудь стройку или отправить в командировку с различными заданиями.
    Часто занятия с дивизионом проводились в пригородах Ашхабада или в Келяте на сборах артиллеристов. И мы в свободное от службы время во главе со своим командиром дивизиона подполковником Бурденковым выезжали в живописные горные места на водопады или на знаменитое Бахарденское подземное озеро с большим количеством летучих мышей и искусственным освещением, на которое мечтали хоть один раз попасть многие туристы.
    Или в служебное время мы иногда под руководством Бурденкова снаряжали гонца за спиртным, запирались в штабе и отмечали какой-нибудь праздник или просто день недели, выходя после застолья по вечерам сильно навеселе и шатаясь из стороны в сторону.
    После оформления алиментов на жену в размере 35 рублей, что равнялось 350 чешским кронам (таковы чешские алименты, которые мне были присуждены судом в Нови-Йичине Северной Моравии до оформления брака с чешкой Боженой, ибо Чехословакия в основном брало заботу по содержанию своих несовершеннолетних детей) я стал получать на руки 180 рублей в месяц (зарплата инженера в то время была 110 – 120 рублей). Что позволяло довольно часто расслабляться в компании друзей, из-за чего постоянно приходилось сидеть без денег недели через 2 – 3 после нескольких застолий, радуясь заступлениям в суточный наряд дежурным или помощником дежурного по полку с бесплатным питанием в солдатской столовой.
    Через несколько дней жизни в гостинице меня перевели в подвальное общежитие для холостяков, в так называемый «бункер», где в одной комнате нас жило 3 офицера и прапорщик Попов, осуждённый вскоре Тамбовским военным трибуналом на 5 лет за групповое изнасилование своей школьной подруги в очередном отпуске.
    Наверное, это именно тот случай, когда человека, помещая в первобытные бытовые условия, превращают в скотину, живущую по знаменитому выражению основоположника мирового коммунизма Карла Маркса: «Бытиё определяет сознание».
    Условия жизни в этом бункере были ужасными. Вещи хранились навалом. Умываться по утрам приходилось в ведро, иногда в обществе крыс или жаб, периодически залезающих в подвал в жару в поисках сырости и прохлады и не боящихся при этом ни людей, ни грызунов.
    А жара в этих местах часто была в зимние месяцы по 25 градусов тепла, в летние - за 40.
    Кругом бегали тараканы, туалет – наверху, общественный и настолько грязный, что в нём всегда приходилось ходить на цыпочках.
    Помыться в бане и постираться – проблема, ибо на территории части запрещено было офицерам и прапорщикам пользоваться солдатской баней. В результате все жильцы двух подвальных общежитий периодически подхватывали лобковых вшей либо в казармах части, либо в общественных туркменских банях, заражая друг друга в подвальном общежитии. Подхватил этих насекомых однажды и я. В аптеках города против этой заразы в продаже не было никаких средств. Идти в нашу полковую санчасть – позорно и унизительно. Поэтому пришлось обратиться к помощи мамы, чтобы она мне из Москвы выслала какие-нибудь для выведения этих тварей мази. Мама, выполняя мой заказ, в своих письмах сомневалась в том, что я заразился именно в бане, а не от какой-нибудь шлюхи. В ответных письмах приходилось её переубеждать. Ведь она и близко не могла представить себе условия, в которых мне приходилось жить.
    В дальнейшем, прекратив хождения в общественные бани и имея мази в своей аптечке, я не страдал этим казарменным недугом, распространённым в основном в солдатской среде во всех гарнизонах ТуркВО и в дальнейшем в 40-й армии в Афганистане. Для чего в случае обнаружения педикулёза у солдат и возможной в связи с этим эпидемии тифа под руководством медиков срочно проводилась дезинфекция спальных помещений и прожарка одежды.
    А мне, как и другим холостякам, приходилось мыться летом в душевых кабинах бассейна на территории полка, а в зимнее время – как придётся, в основном по торс под струями холодной воды артезианских колодцев.
    Стираться тоже приходилось, где придётся. А питаться Бог знает, как приготовленной пищей - в грязных гражданских столовых.
    В дополнение ко всем этим неудобствам по утрам можно было увидеть в подвале полковника Шеремета в качестве старшины и блюстителя нравственности с голым торсом и вываливающимся из брюк большим животом. Прогонявшего своим густым басом особ женского пола из холостяцких комнат. Попутно возмущаясь горами пустых бутылок и остатками вчерашних застолий с немытой посудой и самодельными в то время кипятильниками. Он со своей семьёй жил в этом же доме.
    Вместе со мной в бункере проживали лейтенанты и старшие лейтенанты: Доценко, Посохов (с ним мы вместе служили в одном полку в Чехословакии), Зайцев, Постников, Крапивин, Рогозников, Алемединов, Степаненко, Гахокидзе, Максимов и др., фамилии которых стёрлись уже из моей памяти. О Максимове или Максе, как мы его все называли, стоит особо остановиться, ибо жизнь его закончилась трагически. Он, как и я, был москвичом, служил в дивизионе Ушакова, любил крепко выпить, и офицеры его часто использовали для сдачи пустых бутылок, чтобы на выручку приобрести что-нибудь для похмелки. Пустых бутылок в подвале всегда было много, и холостяки таким образом поправляли своё здоровье, подорванное накануне долгим застольем.
    Когда в 1973 году я получил квартиру в 11-ом микрорайоне, то часто приглашал в гости к себе своих подвальных друзей. Приходил и Максимов со своей женой Ниной, с которой он недавно познакомился в общежитии Текстильного комбината, располагавшегося возле нашего полка, вскоре родила ему девочку, и он женился на ней.
    Уехав в 1975 году в Самарканд, я раза 2 или 3 встречался с ним в Келяте на сборах артиллеристов, где он находился уже на капитанской должности начальника директрисы полигона.
    70-е – 80-е годы в ТуркВО – годы больших возможностей для карьерного роста и часто младшие офицеры без высшего образования и чуть ли не сразу по окончании военного училища назначались на солидные должности, в том числе и полковничьи.
    Там же в Келяте он получил квартиру в панельном доме. У него родился ещё один ребёнок, он бросил совсем пить, и несколько лет я о нём ничего не слышал, если не считать, что будто бы он опять стал командиром взвода, но уже в Кушкинской 5-й дивизии.
    Как-то приехав в Келяту, я спросил у офицеров про Максимова и один из них сделал крест руками – нет его больше. Узнал, что в Кушке офицеры и прапорщики, лишённые по приказу Начальника гарнизона в офицерской столовой бормотушных застолий, организовали на крыше одного из панельных домов своего рода «клуб интересных встреч». И Максимов по пьяной лавочке свалился с этого клуба, разбившись насмерть. После этого случая пострадали по служебной линии несколько офицеров, в том числе и один подполковник.
    Его вдова Нина, похоронив мужа, тут же схватив детей в охапку, выехала в Ташкент, добилась приёма у Командующего округом генерала армии однофамильца Максимова и после непродолжительной беседы получила возможность выехать со всем своим семейством в Подмосковье, где получила какой-то угол. Где, возможно, и проживает по сей день.
    Вот так закончилась жизнь моего друга и земляка Володи Максимова.
    Царство ему небесное!
    Вполне естественно, что такая холостяцкая жизнь мне вскоре надоела, и я ухватился как за спасательный круг за свой брак с чешкой, от которой во Френштате под Радгоштем у меня росла третий год дочь Соня.
    Все мои обращения в различные инстанции по вопросу получения разрешения на въезд семьи оставались почему-то без ответа. А однажды подполковник Негуляев вызвал меня в штаб, чтобы я расписался под телефонограммой с округа о том, чтобы я больше не беспокоил администрацию Командующего своими глупыми жалобами, ибо у чиновников слишком много работы, чтобы решать ещё и мои семейные проблемы.
    Я и сам не представлял, как моя чешская вторая половина с дочерью, выросшие в цивилизованной европейской стране, будут жить здесь в этом азиатском крысином бомжатнике, в котором обитали, в том числе и женатые офицеры со своими семьями и детьми. Например, старшие лейтенанты Зайцев и Крапивин.
    Я наивно надеялся, что мне из-за своих заграничных связей, сделавших меня офицером второго сорта с ограничением в доступе к секретным документам и запрете учёбы в академии, вполне осуществимо либо уволиться, наконец, из армии, либо перевестись служить в Москву на любую офицерскую должность. Где у меня имелась жилплощадь, и где жили все мои родственники и друзья.
    Уж где-где, а в столице нашей родины в её столичном гарнизоне капитанских или на худой конец лейтенантских должностей должно было быть великое множество.
    Ходили слухи, что даже в Министерстве обороны имелись прикольные капитанские должности начальников этажей, где им подчинялись все уборщицы и гражданские технари по обслуживанию туалетов и умывальников.
    После переезда мамы, сестры и племянника в 1964 году на Севастопольский проспект в трёхкомнатную квартиру на 3-ем этаже. С предоставлением ещё одной комнаты в общей квартире двумя этажами выше (в этой комнате мама устроила склад ненужных вещей), можно было устроиться худо-бедно на первых порах в Москве на своей родине, получив назначение на одну из офицерских должностей. А там видно будет. Поэтому я всё больше и больше стал склоняться к мысли, что нужно что-то предпринять для кардинального изменения своего незавидного положения.
    К тому же не представлял никак своей жизни с двумя чешками в Ашхабаде, где почти все семейные офицеры и прапорщики обитали в коммуналках на несколько семей, в лучшем случае с привозным газом или с печным отоплением. И с полным отсутствием медицинского обеспечения, а у Божены были с рождения больны почки, из-за которых она находилась под постоянным наблюдением врачей.
    Итак, натерпевшись за несколько месяцев неудобств от скотской жизни в подвале. Превратившись за бутылкой вина в кругу подвальных друзей в философствующего Диогена, которому жильё вместо бочки заменяло не менее дискомфортная бетонная пещера с отсутствием, как и в пустой таре, необходимых удобств для нормального существования. Прилично заливая вином и пивом почти каждый день свою страдающую душу, решив, что мне терять в моём положении абсолютно нечего, я взял лист бумаги и написал письмо на имя Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева с просьбой о получении разрешения на въезд семьи и перевод в Москву. Где на первых порах у меня имелись условия для нормальной жизни.
    Или в случае невозможности выполнения моей просьбы просил помочь мне уволиться из армии, ибо не видел выхода из создавшегося положения и смысла служения Отечеству.
    Терять мне было нечего и в любом случае я, загнанный в тупиковый угол, только выигрывал.
    В письмо на имя Брежнева я вложил заверенные нотариусом копии документов о браке с чешкой и о рождении дочери. Тем самым удостоверив свою исключительность в данном вопросе.
    Как оказалось, в дальнейшем, обращение к Леониду Ильичу спасло меня от очередного какого-либо необдуманного поступка или падения в запойную бездну. Ибо кремлёвская администрация сработала на удивление очень быстро.
    Потому что где-то через 2 месяца, в середине 1973 года, я получил на руки не только долгожданное разрешение на въезд семьи. Но и ордер на двухкомнатную отдельную квартиру на втором этаже с балконом в только что построенном блочном доме в 11-ом микрорайоне на окраине Ашхабада по адресу: улица Худайбердыева, 150, кв.5.
    Многие жители Ашхабада всю свою жизнь до глубокой старости не могли и мечтать о таком жилье, а меня такая развязка даже разочаровала, ибо я очень надеялся на перевод в Москву или желаемое всеми фибрами души увольнение из армии, считая, что для этого у меня имеются веские основания. Ибо армейская служба мне уже до невозможности надоела, даже несмотря на первое повышение по служебной лестнице, капитанское звание и не отягощённые чрезмерно служебные обязанности с уймой свободного времени в придачу.
    Квартира по тем меркам оказалась, действительно, комфортной, со всеми удобствами, с газовой плитой и постоянной горячей и холодной водой из кранов.
    Прекратив застолья и купив сразу же по получении квартиры холодильник «Бирюса-2» за 200 рублей, я стал понемногу обустраивать жильё в ожидании приезда жены и дочери, выслав им ценным письмом полученное, наконец, от Командующего ТуркВО разрешение.
    Но дни шли за днями, письма от Божены стали приходить всё реже и реже. Из телефонных разговоров с ней с ашхабадского переговорного пункта я ничего конкретного о переезде от неё узнать не мог, несмотря на то, что мы с ней давно уже договорились, что принимать гражданство СССР с дочерью она не будет. Узнал, что ей мэрия города предоставила однокомнатную квартиру, и она недавно переехала с виллы-коммуналки, в которой мы с ней жили до моей отправки в Союз, и теперь живёт со всеми удобствами в благоустроенной квартире.
    А затем в одном из разговоров с ней по телефону она мне вдруг заявила, что хочет приехать ко мне пока одна, всего лишь на несколько дней, «чтобы посмотреть, как там».
    Нельзя выразить словами состояние моей в то время души. Прошёл уже почти один год с нашего расставания. Я все эти годы хранил ей верность, ждал с нетерпением приезда, добился перевода алиментов, хотя сделать это было очень трудно в нашей насквозь пропитанной бюрократией стране, обустроил худо-бедно квартиру. Регулярно отправлял посылки с разной восточной экзотикой, типа небольших гобеленов с азиатскими узорами, безделушки и т.д. Добился, наконец, разрешения на приезд, и вот теперь такой поворот событий!
    Придя немного в себя от такого удара, решив, что жизнь на этом не заканчивается, а изменить что-либо я не могу, я решил просто плыть по течению настолько, насколько мне позволяли обстоятельства и служба в Средней Азии. Ибо другого ничего не оставалось. Уволиться из армии по-хорошему, чтобы начать жизнь с нуля в 29 лет не получилось, по-плохому, т.е. путём постоянных невыходов на службу было очень сложно. Ибо военная бюрократия в то время была так устроена, что по несколько лет держала всех безнадёжных алкоголиков до полной их деградации, и только убедившись, что у человека наконец-то появились зелёные чёртики в глазах, вручала вольную с волчьим билетом в придачу и отправляла на все четыре стороны.
    Служба в Ашхабаде шла своим чередом. С нарядами, командировками, занятиями. Полюбились занятия по политподготовке, проводимые майором Абрамсоном, проходившие в виде диспута по вопросам внешней и внутренней политики СССР. Все слушатели на них вели себя раскованно, свободно высказывая своё мнение, чем часто ставили в тупик своего преподавателя. За такую вольницу на армейской святая святых, политзанятиях, Абрамсона даже привлекли как-то раз к партийной ответственности. После чего занятия все стали проходить под руководством замполита полка Гутова буднично, серо, без вольных высказываний и дискуссионных обсуждений.
    Из-за Гутова и моих «преступных связей с Чехословакией» меня не приняли в партию, хотя на партсобрании полка все коммунисты проголосовали за моё вступление. Голосовал за мою кандидатуру и Шеремет, в том числе и на партбюро.
    В октябре 1973 года вдруг весь наш полк перевели на казарменное положение. Вскоре мы узнали, что на Ближнем Востоке разгорелся новый военный конфликт, по окончании которого наша пропаганда раструбила на весь мир о полной и безоговорочной победе арабов и советского оружия над израильтянами. Но в чём конкретно заключалась эта победа, если расстановка сил на Ближнем Востоке противоборствующих сторон оказалась без изменений, почему-то не сообщалось. Всюду царило ликование, офицеры в открытую подшучивали, а то и издевательски насмехались над главными евреями полка Абрамсоном и Сланским. Особенно усердствовал в этом вопросе капитан Арустамян, из-за чего парткомиссии пришлось разбираться в вопросе неуставных и межнациональных взаимоотношений уже между офицерами.
    Спустя какое-то время эйфория прошла, и мы все узнали об очередном крупном поражении арабов, результатом которых была полная блокада армейской группировки арабов, переправившейся на противоположный берег Суэцкого канала, её бедственное положение и переговоры между Египтом и Израилем о заключении мирного договора, несмотря на явное противодействие этому советского руководства.
    Сланский, очевидно, после всех этих передряг выпал в осадок, запил так, что подполковник Негуляев через скоротечный суд чести старших офицеров пытался в отсутствие Шеремета уволить его из армии на 30% пенсии. Но приехавший из командировки Шеремет отменил это ходатайство суда и позволил Сланскому отслужить в армии оставшиеся 5 месяцев.
    В полку произошло несколько ЧП: сгорел дотла склад артвооружения со всем имуществом. Интересно, что во время тушения пожара подполковник Плохотников поймал одного лейтенанта с несколькими украденными биноклями в карманах. Начальником службы артвооружения в то время был, по-моему, майор Серёгин.
    Покончил жизнь самоубийством прапорщик Никонов выстрелом из пистолета в голову из-за семейных неурядиц, и другие происшествия, детали которых, как и фамилии участников стёрлись из моей памяти.
    А в Каттакургане, куда полк, развёрнутый до артиллерийской бригады и выведенный из Афганистана был выведен в 1980 году, произошёл один случай, типичный для того времени и характеризующий взаимоотношения между офицерами.
    У капитана Поджарова был один закадычный друг по фамилии А., с которым он дружил семьями, и этот А. со своей женой часто бывал в гостях у Поджаровых, и они однажды обнаружили пропажу ключей от квартиры. Прошло несколько дней и утром, когда сам Поджаров ушёл на службу, а жена задержалась дома, опаздывая безнадёжно на работу, раздался звонок в дверь. Жена открыла дверь и увидела на пороге А., который переминаясь с ноги на ногу спросил её мужа, чтобы решить какой-то служебный вопрос. Женщина ответила, что он на службе и А. вскоре ушёл.
    Придя с работы вечером, Поджаровы обнаружили пропажу всех своих денежных сбережений и золотых украшений. Тут же обратились в милицию и указали на А. как на главного подозреваемого.
    На допросе он во всём признался, привёл оперативников к себе в гараж, где в присутствии понятых извлёк все золотые украшения и деньги из тайника.
    С А. взяли подписку о невыезде, дело довели до суда, на котором А. изменил свои показания, заявив, что украденные украшения и деньги ему подбросили, а сам он- де признался потому, что не хотел служить в армии и таким образом через суд решил уволиться из армии.
    Суд не поверил его показаниям и осудил А. на 4 года заключения, лишив его звания капитана и удовлетворив его давнюю мечту об увольнении из армии.
    После отсидки А. развёлся с женой и устроился в Каттакургане в среднюю школу преподавателем военного дела.
    Мне где-то в течение одного года пришлось поработать в должности внештатного помощника военного коменданта гарнизона.
    До 1974 года военным комендантом был фронтовик подполковник Рогов. Это был строгий, требовательный, справедливый офицер, ушедший по возрасту на пенсию. Его сменил мотострелок из Кешинского гарнизона капитан Габидов, с которым мне пришлось поработать несколько месяцев до назначения на эту должность майора Ляхова, прибывшего в Ашхабад из Ташкента, и под начальством которого служил основное время своей командировки в комендатуру.
    Квартиру в Ашхабаде Ляхов не получал, ибо не хотел терять жильё в Ташкенте, и жил всё время в старой гостинице КЭЧ, находившейся недалеко от комендатуры.
    Из его помощников помню: капитана Фофанова, старших лейтенантов Антипова, Кириченко, Хисамутдинова, внештатника Стремоусова, машинистку Раису Яковлевну и других, фамилии которых уже забыл.
    Работая в комендатуре, приходилось почти каждый день сталкиваться с армейскими пороками, в основном с пьянством всеми категориями военных, - от солдат до старших офицеров, которых доставляли к нам военные патрули или милиция. Попадались даже и политработники.
    Иногда задержанные воины вели себя крайне агрессивно, бросаясь беспричинно с кулаками на своих конвоиров. Буянили в камерах, пытаясь выломать двери.
    Утром все, как стёклышки, трезвые стояли перед комендантом и лепетали какую-то чушь.
    Приходилось разбираться и в бытовых ссорах, когда жёны вызывали патрульных, чтобы забрать на гауптвахту своего разбуянившегося под действиями винных паров благоверного.
    Из той службы запомнились несколько эпизодов. Например, дело начальника финансового довольствия учебного автобата старшего лейтенанта Мельникова, который находился на гарнизонной гауптвахте под следствием. Ему вменялась в вину растрата 43 тысяч казённых денег, полученных по подложным документам.
    Мне иногда самому приходилось приводить его на допрос в прокуратуру, которая находилась рядом и ждать окончания допроса, чтобы отконвоировать обратно в камеру.
    Его осудили на 8 лет и отправили в г. Безмеин в 16 км от Ашхабада, где вовсю дымил цементный завод, из-за чего над городом постоянно висел смог, и условия жизни не только осуждённых, но и всех жителей там были довольно тяжёлыми.
    Слышал, что Мельникова вскоре на зоне убили зэки за отказ подчиниться требованиям какого-то авторитета.
    Дело лейтенанта Антипенко, наделавшее много шума в гарнизоне. Он заступил дежурным по инженерно-сапёрному батальону, вечером прилично выпил, построил весь суточный наряд в одну шеренгу, из кобуры вытащил «макарова» и стал качать права дежурным, дневальным, посыльным и рабочим по кухне, обещая за плохую службу расстрел на месте. Один солдат, армянин по национальности, не выдержал долгих нотаций, театрально распахнул гимнастёрку и крикнул: «На, сука, стреляй!». И получил 9мм пулю прямо в грудь.
    Солдаты его чуть живого отнесли на руках в госпиталь – благо он находился недалеко – Антипенко ворвался в операционную, открыл стрельбу в потолок, переполошив весь медперсонал, и направился в аэропорт. В гарнизоне была объявлена тревога, были перекрыты вокзал, аэропорт, шоссейные дороги, и Антипенко, встретив в аэропорту оцепление и, узнав от солдатика из оцепления, что «ищут какого-то лейтенанта, убившего солдата», направился в город. На проспекте Свободы начальник особого отдела майор Хренов с водителем, проезжая на легковой машине, притормозили. Хренов предложил ему сесть - тот повиновался. А потом протянул руку на заднее сиденье и спокойно произнёс: «Пистолет». Антипенко его тут же отдал.
    Раненый солдат выжил, был комиссован, и присудили Антипенко, если мне не изменяет память, 9 лет зоны.
    Запечатлелось в памяти дело солдат-строителей, которые после ухода домой офицеров из части брали власть в свои руки и начинали качать права молодым, считая, что таким образом воспитывают свою смену.
    После коротких нравоучений «старики» садились на спины молодых и те на своём горбу тащили дедов до места пикника у арыка километра 2, где уже заранее были приготовлены выпивка в виде нескольких бутылок креплёного «Ашхабадского», незамысловатая закуска и ждущий с доброжелательной улыбкой во всё лицо «официант» из числа тоже молодых.
    Старики спокойно пьют, закусывают, «официант» открывает для них банки с консервами и бутылки, «лошади» пасутся в стороне, ожидая окончания трапезы. Наконец, старики, погрузившись в состояние успокоения и приятной эйфории, садятся на спины своих покорных лошадок и благополучно отбывают почивать в казарму.
    Второй один из многих эпизод «воспитания». Старик подзывает молодого, заставляет его поставить на стол несколько стульев до потолка. Тот покорно выполняет приказ. Затем следует команда залезть на самый верх и исполнять «дембельскую песню». Солдат поёт, «старику» не нравится, как он это делает, выбивает нижний стул, солдат падает и получает сотрясение мозга.
    Третий момент, и тоже один из многих. У стариков кончаются деньги, а выпить хочется. Они подзывают молодых, надевают на них трико, ведут на пункт переливания крови, молодые сдают свою кровь, старики получают за них деньги и тут же пропивают эту кровь.
    Я видел объяснительные солдат по поводу этой сдачи крови. Где на одной из них было выведено каракулями, что их «куров дед менял в магазын на кирасна бутылк вин».
    Один солдат не выдержал этих издевательств и пришёл к нам в комендатуру с жалобой. Несколько солдат-стройбатовцев тут же были арестованы.
    Часто и сам прокурор, задержавшись на рабочем месте, в дымину пьяный садился в машину коменданта и требовал, чтобы его отвезли в ресторан. Мне приходилось в этом случае на дежурстве по комендатуре улаживать эту конфликтную ситуацию между прокурором - подполковником и водителем уазика рядовым Кушниром, выполняя приказ коменданта никому машину не давать. Прокурор всегда оставался без ресторана.
    Надо сказать, что и сам Ляхов, холостякуя у себя в гостинице на улице Атабаева, часто тоже появлялся в комендатуре в состоянии сильного подпития. Тут же разбивались шахматные или от нардов доски, за которыми скрашивали по вечерам время дежурный по караулом с помощником. Следовали нечленораздельные угрозы наказаний. Утром всё забывалось, и служба шла своим чередом.
    Как-то на два месяца меня направили на подготовку детского пионерского лагеря в Чули, - горное курортное место под Ашхабадом, - где я и командир роты кадра капитан Шевченко под руководством подполковника Квицинадзе вместе с выделенными солдатами трудились по подготовке лагеря к приёму детей.
    Месяца два жили в лагере в отрыве от командования.
    Квицинадзе в то время находился под следствием по делу о каких-то запчастях на автомобили, которое вскоре было закрыто, сотрудники прокуратуры перед ним извинилась за причинённые неудобства и отстранение от должности в связи с расследованием уголовного дела.
    Вскоре после этого Квицинадзе умер.
    Царство ему небесное!
    В 1974 году меня, капитана Щеглова, майора Чернышёва, старших лейтенантов Боброва, Юсова, Плескачевского, Коваля с техникой направили в Чирчик под Ташкент в полк ВДВ в распоряжение командира полка полковника Сазыкина для подготовки и участия в параде по случаю 50-летия образования Узбекской ССР.
    В Чирчике были собраны солдаты с офицерами из других частей Округа. Помню старшего лейтенанта Витю Ландышева из Казанджика, приехавшего со своими БМ-21.
    Вместе с десантниками мы почти каждый день тренировались на аэродроме полка в прохождении колонн. Затем генеральная репетиция в Ташкенте и сам парад. Я проезжал в БРДМе с ПТУРом мимо трибуны с памятником Ленину, на которых видел всё руководство УзССР во главе с Рашидовым и гостя из Москвы, главного идеолога страны Михаила Суслова.
    Первая половина службы пролетела быстро, так же пролетит и вторая. Надо во что бы то ни стало заработать хоть минимум благополучия. И льготы на получение жилья, хотя слышал, что на родину в Москву для меня путь закрыт, согласно какому-то закрытому приказу Министра обороны, запретившему офицерам москвичам, ленинградцам, киевлянам, возвращаться в родные города и области из-за их перенаселённости даже после прохождения установленных в армии сроков службы.
    Благоустроенная квартира в Ашхабаде есть, служба не особенно обременительна. Так что нужно продолжать жить и надеяться на лучшее.
    В мае 1974 года я познакомился со своей будущей женой (кто-то хорошо сказал: «И встретишь ты, когда не ждёшь, и обретёшь не там, где ищешь») верной спутницей моей жизни, 26-летней Верой, с которой живу в счастливом браке вот уже 45 лет и которая в 1978 году родила мне прекрасного сына Яниса – Бог всё-таки увидел мои страдания! И если все мужики делятся на две категории по отношению к своим вторым половинам:
    те, кто в семье выполняют роль папиков с отеческой любовью ухаживая за жёнами, и те, кто в положении сынков принимают от них заботу, - то Вера мне на протяжении всей нашей совместной жизни является и матерью, и женой, и любовницей и другом, с которым я всегда нахожу общий язык и с которой живу уже в любви и согласии 45 лет вместе с появившимися на свет внуками и правнуками по линии её дочери Наташи. Подтверждая тем самым слова американского писателя Стивена Кинга: «Сколько бы не было у человека друзей, он всё равно будет одинок, если рядом с ним нет того, кого он любит».
    Вера приехала в Ашхабад в 1963 году из села Подгорного из-под Майкопа, ибо жизнь в сельской глуши была настолько скверной, что многие девчата срывались со своих родных мест и разъезжались по всем областям и весям Советского Союза в поисках своего счастья. Матери её уже к этому времени не было в живых, отец женился неудачно во второй и в третий раз. И в Ашхабаде, где она оказалась вместе со своими подружками-землячками, устроившись сразу же на работу на Текстильный комбинат с предоставлением койки в благоустроенном по советским меркам общежитии, всё для неё было в диковину: тёплая вода, душ, телевизор в холле, паровое отопление, приличная зарплата на комбинате и т.д. Вскоре она девчонкой вышла неудачно замуж, родила дочь Наташу, развелась, после размена жилплощади получила с Наташей однокомнатную отдельную квартиру в 6-ом микрорайоне на улице Степана Разина. И работала в дальнейшем чертёжницей в конструкторском бюро Института ГИПРОВОДХОЗ.
    Несколько слов о её отце. Из архивной справки ЦАМО города Подольска Московской области (№ 9/136514 от 25 ноября 2010 г) мы с Верой узнали, что её отец, а мой тесть:
    «… рядовой 20 танкового полка 10 танковой дивизии КУДЕНКО ДАНИЛ ИВАНОВИЧ, 1914 года рождения. Уроженец Орджоникидзевского края (ныне Ставропольского края), Ипатовского района (ныне Апанасенковского района), Киевки. Призван Майкопским РВК Адыгейской автономной области, попал в плен 28 августа 1941 г, находился в плену 3 года 8 месяцев, до 6 мая 1945 г. Поступил на 44 АСПП (армейский сборно-пересыльный пункт) 18 мая 1945 г…
    Основание: ЦАМО, дон. № 82066с – 1945 г.
    Дальнейшая судьба неизвестна.

    Начальник отделения П. Капаница».

    Очевидно, в плен он попал под Конотопом, ибо именно в этих числах августа 1941 года 10-я дивизия вела тяжёлые оборонительные бои на Украине. В плену выжил, вернулся на родину, где жил гражданским браком с Федосовой Федорой Николаевной, скончавшейся в 50-х годах. Имел от неё дочь Веру (мою жену) и умер в 1971 году.
    По словам Веры, он был очень хозяйственным, общительным, не дурак выпить, и все сельчане его очень любили, включая и директора школы, в которой училась Вера.
    Да упокоится его душа с миром! Ему я обязан верной подругой большей части своей жизни и, надо думать, до последних дней моей жизни!
    Знакомству с Верой предшествовала небольшая предыстория и дружба с одним гражданским, сводным братом моего сослуживца по полку старшего лейтенанта Тарасюка, Юрой Денисюком, приехавшим из Западной Украины и работавшим с Верой инженером в одном Институте.
    Дома я часто устраивал застолья и на одно из них пришли Юра с Верой.
    Помню, что Вера после нескольких ашхабадских лахудр с Текстильного комбината, живших у меня по несколько дней, и которых всегда приходилось с трудом выгонять из квартиры, мне сразу же тогда вскружила голову своим умом, плотным телом сельчанки, необычайной таинственной притягательностью, красотой и свежестью. И как-то в троллейбусе со своей очередной любовницей узбечкой Ларисой, встретив её и обменявшись даже парой слов, очень хотел остаться с ней, но со мной была женщина, которую я не мог бросить.
    Вскоре Лариса, учившаяся в Ашхабаде в институте, уехала в свой Ургенч. А я, не отвечая на её письма, решив прекратить с ней отношения, зайдя как-то к своему другу в Институт по какому-то вопросу и не найдя его на рабочем месте, собрался было уже уйти восвояси, как вдруг меня окликнул женский голос. Обернувшись, я увидел Веру с подругой и, как потом оказалось, соседкой по дому Галей Шимолиной, работавшей в том же институте.
    Мы отошли в сторону, завязалась беседа, и я, узнав, что она уже не встречается с Денисюком, пригласил её к себе в гости. А, узнав, что у Веры есть 6-летняя дочь Наташа, пригласил их вдвоём. Тем более мой 11 микрорайон и их 6-й находились рядом.
    Так завязалась наша дружба, переросшая уже через пару дней в совместную жизнь, в которой я с первых же дней нашёл наконец-то своё счастье.
    Юра Денисюк, узнав о нашем гражданском браке, пытался что-то изменить, периодически в сильном подпитии осаждая квартиру Веры, где уже поселился и я, и умоляя её пустить его в дом. Даже как-то чуть было не залез на наш балкон на 2-ом этаже. Но при виде меня с массивным половником в руках ретировался вниз. Ведь мы с ним были примерно одной комплекции в борцовской тяжёлой весовой категории, и к тому же в тот момент я обладал высотным преимуществом.
    А однажды, как он сам мне в этом признался, увидев меня вечером в Первом парке за руку с Наташей, очень хотел убить меня, стукнув недопитой бутылкой по голове, которую держал в это время в руке.
    Но благоразумие взяло верх. К тому же он уже встречался со своей будущей женой и дочерью начальника паспортного стола милиции, и вскоре отстал от Веры, в том числе и на работе.
    Начальник КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть) гарнизона, видя, что в предоставленной мне квартире как офицеру, женатому на иностранке, я живу один вот уже в течение одного года, вызвал меня на беседу и потребовал немедленно освободить жилплощадь. В противном случае обещал пожаловаться Командующему Округом.
    Я не очень-то дорожил своим жильём, поэтому с лёгкостью отдал его, несмотря на прописку и законное владением жилплощадью, перевезя все свои вещи в квартиру Веры.
    Дни шли за днями, и вдруг я чуть ли не каждый день стал получать письма из Чехословакии от своей законной жены с откровениями в любви и обещаниями скорого приезда ко мне в Ашхабад на постоянную жизнь. Оказалось, что Божена всё это время была занята на каких-то съёмках в кино в Праге, прислала мне даже две фотографии эпизодов и просила ещё немного потерпеть, ибо серьёзно занялась оформлением документов на выезд. Я ей ответил, что жить нам в Союзе уже негде, у меня новая семья, и чтобы она теперь уже без меня устраивала своё счастье, ибо в СССР у нас нет будущего.
    Она ответила, что всё равно приедет и сделает всё возможное, чтобы мы были вместе.
    Вскоре меня вызвали в Отдел виз и регистраций МВД Туркмении по заявлению Божены и спросили о моих намерениях. Я написал заявление, что не желаю приезда своей чешской семьи ко мне, и уже подал документы на развод.
    Разводиться пришлось долгий год через Министерство иностранных дел, суды и консульские отделы. Причём, документы несколько раз возвращали назад из-за их неправильного оформления.
    К тому же Божена подала встречный иск о ежемесячном удержании с моего жалованья пособия в размере 80 рублей дополнительно к 35 рублям алиментов на её неработоспособность из-за болезни почек. Из-за этого иска в Самарканде, где я уже проходил службу, отказывались рассматривать моё дело. По моей просьбе все бумаги перевели в Ашхабад и, воспользовавшись тем, что я в феврале 1976 года находился на сборах в Келяте, отпросился у своего начальства, съездил на пару дней в Ашхабад, развёлся, наконец, со своей чешкой. И тут же подал в ГорЗАГСе документы на брак с Верой, чтоб уже прожить с ней жизнь, как говорят в Одессее «от Мендельсона до Шопена».
    Радости моей не было границ, душа моя пела и плясала, и через несколько дней по получении свидетельства о разводе, отпросившись на три дня у своего начальства по окончании сборов, 28 февраля, я заключил брак с Верой. Регистраторша, видимо, на счастье нам даже поставила дату 29 февраля.
    Вскоре пришли документы из суда Нови-Йичина Чехии об отказе в иске моей уже бывшей жены о пособии.
    Потом от своей сестры Эльвины, которая переписывалась с Боженой, узнал, что она вышла замуж, родила сына, они с мужем получили трёхкомнатную квартиру и жили счастливо в стране, где государство с уважением относится ко всем своим гражданам.
    Из-за своей нетрудоспособности Божена получает пенсию по инвалидности от государства. Муж тоже у неё после инсульта стал нетрудоспособным и получает пособие, но денег им на житьё хватает.
    В Чехии у меня растут уже две внучки.
    Годы шли, я старел для 55-го гвардейского армейского артиллерийского полка, особых замечаний по службе у меня не было, и начальство стало подыскивать для меня майорскую должность.
    Сначала я согласился на должность начальника директрисы в Келятинском учебном центре, забыв о всех своих планах скорейшего увольнения из армии, - кандидатура почему-то не прошла.
    Потом меня стали сватать на должность преподавателя военной кафедры в Ашхабадском политехническом институте, и я прошёл даже собеседование с заместителем начальника кафедры подполковником Доренским, но в Ташкенте посчитали, что я ещё молод для такой должности и отказали мне в ней. Не исключено, что по причине моей беспартийности или моих родственных связей с Чехословакией. Ибо на любой военной кафедре института, как нигде в частях Округа, большое количество секретной и совсекретной документации и литературы.
    Но представление продолжало находиться в Округе, и мне вскоре предложили вилочную должность капитана-майора - начальника штаба артиллерийского дивизиона кадра 114 мотострелковой дивизии в Самарканде. Я сначала было отказался, ибо не хотел уезжать из Ашхабада, но, немного подумав, решил не упускать свой шанс и дал добро на этот перевод, что в дальнейшем подтвердило правильность выбранного мной решения.
    55-й армейский полк в январе 1980 года был развёрнут в артиллерийскую бригаду и введён на территорию Афганистана, куда в декабре 1979 года были введены наши войска. Видимо, руководство страны вспомнило старый тезис о том, что «нация в состоянии покоя – слабая нация». Чем закончилась эта авантюра хорошо всем известно, но кое-какой опыт был всё же приобретён. Артиллерийские стволы от 130 мм калибра и выше, находившиеся на вооружении бригады и которые поражают цели в основном настильным огнём и перевозятся мощными тягачами, в горной местности малоэффективны и громоздки для узких горных проходов. К тому же тягачи капризны в горах при низком атмосферном давлении и резких перепадах температуры воздуха.
    Самым ходовым стволом в Афганистане был 82мм миномёт образца 1937 года, стреляющий навесным огнём, что позволяло выковыривать противника из горных расщелин и обратных скатов гор. К этому миномёту не требовались тягачи, ибо он был переносным: трубу, плиту, боеприпасы могли нести номера расчёта, если не было поблизости вьючных животных. Да и время приведения его к бою было всего несколько минут.
    Не надо было долго выбирать место для огневых позиций с позволяющим для стрельбы углом укрытия, больших площадок для орудий, тягачей и т.д.
    После Афганистана с июня 1980 года бригада обосновалась в городе Каттакургане Узбекской ССР.
    По Интернету узнал, что в настоящее время эта бригада жива в отличие от многих частей и соединений ТуркВО и дислоцирована в Запорожье Украины.
    Офицеры и прапорщики, с которыми служил в полку и фамилии которых помню.

    Старшие офицеры:

    Шеремет А.С., Чулухадзе, Садогурский, Юдаков, Аскеров, Волков, Нехаев, Бурденков М.Д., Страхов, Мамиченко, Тугуши, Фонов, Сотников Б.П., Соколов, Осипов, Ушаков, Абрамсон, Серёгин, Шапошников, Гутов, Нагорнов, Станчев, Дорошенко, Петровский, Макаров, Марчук, Негуляев, Плохотников, Дарманец, Сланский, Чернышёв, Тузов, Ларионов, Сосновский.

    Младшие офицеры:

    Старых, Плескачевский, Полющенко, Посохов, Поджаров, Доценко, Максимов, братья Щегловы, Зоярный, Позняк, Корхов, Зайцев, Алемединов, Люокайтис, Коваль, Соверченко, Рогозников, Крапивин, Постников, Гахокидзе, Сучильников, Тарасюк, Киселёв, Арнаутов, Бондаренко, Жайворонок, Евминов, Юсов, Борисов, Фролов, Быков, Шаронов, Бобров, Бобровников, Дегтярь, Муртазин, Петров, Тесленко, Клеймёнов.

    Прапорщики:

    Румянцев, Коростылёв, Захаров, Никонов, Коваленко, Салопаев, Победа, Попов, Цыганенко.

    16.10.2009г.


    Статья в с 2008 по 2014 годы была размещена мной на «Военно-историческом форуме-2» Интернета с помощью моего друга профессора МГУ Сухомлина Владимира, осуществлявшего общее руководствонад этим электронным журналом. Последовали отзывы читателей, которые я привожу здесь

    «Добрый день! Пишу это письмо моему бывшему однополчанину, в то время гвардии капитану Жемайтису. Я служил в в/ч 02855, в 55-ом гвардейском Могилёвском артполку в истребительно-противотанковом дивизионе с мая 1973 – 1975 гг у майора Волкова. Был водителем тренажёра, а также ездил на других машинах. Подробнее попозднее. Мы, бывшие солдаты и офицеры, которых мы нашли, находимся в «однополчанах ру». Я читал ваши работы, которые Вы опубликовали в Интернете. Как нам с Вами связаться? Вы можете мне написать ответ на мою электронную почту. Жду. До свиданья.

    Якоб Деринг».

    3.02.2010.

    «Уважаемый Ольгерд Феликсович! С интересом прочитал Ваши записки о службе в славном 55-ом гвардейском артиллерийском полку. Дело в том, что именно в эти годы я служил там срочную службу в истребительно-противотанковом дивизионе у Волкова и разведывательном дивизионе у Ушакова. Всех упомянутых персонажей сразу вспомнил, включая подполковника С. и незабвенного Лёву Шаронова. Ну, а о Шеремете остались самые хорошие воспоминания.
    Я со многими офицерами пересекался по службе и с Вами тоже. Скорее всего, на бассейне, ибо летом 74-го года я стоял там бессменным дневальным.
    В настоящее время известна судьба некоторых общих знакомых. Татинцян после развала Союза вместе с Тер-Григорянцем занимался созданием артиллерии Армении и погиб на Карабахской войне. С его сыном я поддерживаю связь. Полковник Бобров в отставке, живёт в Липецке. Полковник Плескачевский живёт в Днепропетровске. Арнаутов тоже в запасе живёт на Украине. Бобровникова с Муртазиным уже, к сожалению, нет в живых. Царство им небесное!
    В настоящее время на сайте «одноклассники» сложилось «Сообщество 55-го гвардейского полка» и есть мысль создать отдельный сайт. Приглашаем Вас присоединиться. Нас уже 35 человек.
    Буду благодарен за ответ.

    С наилучшими пожеланиями.

    Владимир Величкин»

    6.02.2010.

    «Ольгерд Феликсович, здравствуйте! Я был командиром 1-й батареи у Юдакова О.А., затем у Аскерова Файга Ахмедовича. Командиром взвода управления у меня был Лёва Шаронов, который родом из Туапсе, а не из Крыма. А переведён он был в мою батарею из 405-го учебного артиллерийского полка, в котором после училища был командиром расчёта СНАР (станции наземной артиллерийской разведки, прим. авт.).
    Батарею мне дали после Саши Посохова, и после того, как я приехал из ГСВГ.
    Старшим офицером батареи у меня был Валера Зайцев.

    Вот вкратце и всё, чтобы напомнить Вам о себе, а то Вы в своих воспоминаниях как-то обошли меня. Ведь мы с тобой «на карьере» пили пиво вместе с Сашей Посоховым.

    С наилучшими пожеланиями.
    Подполковник в отставке Петров Виктор Николаевич»

    19.01.2011 г.

    «Уважаемый Ольгерд Феликсович! Сегодня случайно решил наугад поискать в Интернете известных мне людей. При просмотре фотографий Ашхабада попал на сайт, где кто-то просил откликнуться сослуживцев по артиллерийскому полку в Кешах. И хоть сообщение старое, я откликнулся. Неожиданно мне ответил сын командира полка полковника Татинцяна. Парой строк вспомнили и часть, и её знаменитый бассейн. Молодой Татинцян дружил в то время с сыном нашего начальника штаба дивизиона капитана Осипова, семья которого жила над ними в доме.
    Вышел и наугад стал набирать, кого помню. Так я прочитал совершенно случайно Вашу заметку и окончательно удостоверился в Вашем присутствии в Сети. Годы берут своё, но Вас всё равно легко узнать – то же задумчивое лицо и и та же грузная стать. Вы, Ольгерд Феликсович, были для меня самым интеллигентным офицером. Помните ли нашего командира взвода старшего лейтенанта Степаненко? Помню Алеметдинова (подтянутого, стройного офицера) и двух командиров полка. Есть фотография, на которой я с Вами. Если найду, обязательно вышлю.
    Очень рад за Вас. Здоровья Вам.

    Алексей Котов».

    11.02.2011 г.

    «Рад, что до Вас благополучно дошли фото. Я иногда захожу на сайт «Одноклассники» (а ведь совсем недавно не знал даже о его существовании) и нашёл много работ сослуживцев, которые давно уже организовались в Сообщество ветеранов 55-го армейского артиллерийского полка. И всё благодаря советским немцам, служившим вместе с нами в полку, и после развала СССР, оказавшихся в Германии. Самый деятельный у них – Якоб Деринг, служивший водителем в истребительно-противотанковом дивизионе. Там же и полковник Плескачевский, Шадрин и много других офицеров. Из сайта узнал историю полка (дополнительно к Вашей статье в Интернете), есть фотографии территории полка, нашего бассейна и кафе, пивной возле КПП. Там же и сын нашего бывшего командира полка Ваген Татинцян, есть фотографии командиров полка. А вот фотография с Вами есть только у меня.
    На сайте узнал, что Степаненко в моём дембельском 1975 году наконец-то после долгих лет мытарств уволился на гражданку. Рад за него, ибо он этого очень добивался.
    Двухгодичник лейтенант Рогозников был моим первым командиром взвода. На фото, которое я Вам передал, рядом с ним изображён сержант Губаревич из Белоруссии.
    Командир батареи старший лейтенант Сучильников был моим первым командиром батареи.
    Майор Сотников помог мне съездить в отпуск, ибо некоторое время я работал по ремонту караульного помещения в дополнение к письму с сообщением о болезни воспитавшей меня бабушки. И хоть бабушка не входила в число близких родственников, болезнь которых или кончина служили основанием для предоставления отпуска, Сотников очень помог мне съездить домой. Большое спасибо за это Борису Петровичу.
    Желаю Вам, Ольгерд Феликсович, здоровья и многих лет деятельной жизни.

    С уважением Котов.

    26.04.2019 г».

  8. #18
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию САМАРКАНД (1975 – 1985)

    САМАРКАНД (1975 – 1985)

    ЖЕМАЙТИС О.Ф. OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU


    Прибыв в Самарканд в декабре 1975 года из Ашхабада, где до этого служил, я представился исполняющему обязанности командира 114-й дивизии кадра полковнику Туровскому Владимиру Соломоновичу (слышал, что по паспорту он был Израилем Соломоновичем), бывшему в то время начальником штаба дивизии. Про Туровского я вскоре узнал, что он 20 лет прослужил в Казанджике, ибо по национальности был евреем, поэтому считался не выездным и малоперспективным с точки зрения продвижения по службе.
    Наверное, поэтому, как я смог вскоре убедиться, обладал дурным характером и в карман за обидными словами не лез, когда кого-нибудь распекал за упущения по службе. С ним тяжело было иметь дело по отчёту за отработку каких-либо документов. Туровский обладал взрывным характером, и ему доставляло патологическое удовольствие унижать любого своего подчинённого в присутствии других офицеров.

    Полный текст статьи во вложенном файле.
    Изображения Изображения

  9. #19
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ТЕРМЕЗ, (1985 – 88 гг)

    ТЕРМЕЗ, (1985 – 88 гг)

    ЖЕМАЙТИС О.Ф. OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU

    В Термез с новым назначением я приехал из Самарканда 30.07.1985 г.
    И в штабе 4 гвардейской мотострелковой Волгоградской Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова дивизии (расформирована 31 декабря 1989 г) узнал, что зачислен в штат 367 мотострелкового полка, дислоцированного в 15 километрах от города.
    До этого мне часто приходилось приезжать в Термез и его окрестности в командировки, и я уже был знаком с этим узбекским городом – речным портом на Аму-Дарье с древней историей и столь же древними памятниками архитектуры в запретной пограничной зоне.
    Полк считался учебным (готовил специалистов и просто пехотинцев для 40-й армии в Афганистане), оставаясь формально полком кадра, без статуса учебного, что привело его вскоре к реорганизации после одного громкого скандала, о котором речь ниже.
    Таких учебных полков в Туркестанском военном округе было два (второй в Иолотанском гарнизоне), если не считать 61-ю учебную дивизию в Ашхабаде, существовавшую до ввода войск в Афганистан в 1979 г. и готовившую специалистов для всего Округа и затем 40-й армии. И созданы были два этих учебных полка всего несколько месяцев назад. Ибо опыт боевых действий в Афганистане на начальном его этапе показал, что необученные новобранцы, только что прибывшие из Союза и сразу же вовлекавшиеся в боевые армейские операции, становились желанными целями для душманов. Поэтому процент смертности среди них по сравнению с другими солдатами был очень высок не только из-за их тактической необученности и физической невыносливости, но также и из-за незнания правил техники безопасности при обращении с оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами и с другими многочисленными средствами вооружения и техники. При неумелом обращении с которыми все это вооружение также часто выходило из строя.
    Надо сказать, что в 1981-ом году мне в Самарканде пришлось командовать учебным батальоном перед отправкой его в Афганистан. Но где-то всего лишь в течение одного месяца. К тому же занятия почти не проводились, новобранцы были заняты на различных работах. А когда проводились, то на самом примитивном уровне, без толковых преподавателей и нормальной учебной материальной базы. Теперь же, чтобы в 40-й армии солдаты чувствовали себя более уверенно, на учёбу отводилось 5 месяцев с предоставлением добротных классов и боевой техники.
    4 мотострелковая дивизия, в которой мне предстояло служить, в 1981 г прибыла из Украины (по-моему, из Ворошиловграда), сменив 108 дивизию, воевавшую в Афганистане.
    Итак, со дня своего прибытия в этот узбекский город, считавшийся полюсом жары Советского Союза (в нём была зафиксирована самая высокая летняя температура страны, если мне не изменяет память, 49 градусов в тени) у меня пошло исчисление выслуги лет – один день за полтора. Что являлось нововведением с 1 января 1985 г для Термеза и всех других отдалённых гарнизонов Туркестанского военного округа, в которых многие офицеры до этого служили без всяких льгот и денежных надбавок по 10 – 15, а то и по 20 лет. Без права замены в центральные округа страны, или за границу. Теперь же после 5 лет службы в этом захолустье офицеры имели право на перевод в другой округ.
    Правда, и денежная надбавка к окладу была не такой существенной, всего 15 рублей в месяц. А если учесть, что все продукты питания и одежду приходилось покупать в Узбекистане на рынках. Ибо во всех продуктовых и промтоварных магазинах продавалась продукция местных фабрик и заводов, а значит некачественная. Всё необходимое приходилось покупать лишь только у перекупщиков, и, естественно в 3 – 4 раза дороже, чем в магазинах. То и вся эта надбавка являла собой жалкую подачку, которая ни коим образом не могла хоть как-то улучшить материальное положение. Офицеры и члены их семей продолжали еле-еле сводить концы с концами. Ибо всем им (членам семей) было трудно устроиться на какую-нибудь работу из-за отсутствия оной в этом южном городе. Затрачивая к тому же большие деньги за оплату частного жилья, ибо квартирный вопрос даже на этом полюсе жары стоял очень остро. На лекарства и лечение от многочисленных южных болезней, - тифа, желтухи, дизентерии и т.д., - липучкой липнувших к чужеродным для этих мест европейским человеческим организмам тоже приходилось тратить большие деньги. А от отсутствия мохнатой лапы на самом верху, которая могла бы помочь с переводом в другую климатическую зону, хотя бы на Крайний Север, для многих менее губительный для здоровья, чем на юге, офицерам часто приходилось переселяться на мусульманские кладбища без крестов и оград. На надгробных плитах которых можно каждому высечь: «Я знал, что этим здесь кончится», - с бюрократической припиской слов чиновников на высеченных каменных, стандартных листах бумаги: «Оснований для замены нет».
    Правда, с 1 января 1988 г это новое положение о прохождении службы в Туркестанском военном округе коснулось уже всех гарнизонов округа. Но я, прослуживший в ТуркВО уже 13 лет с общей выслугой в 22 года, к тому времени не подходил для преждевременной замены, ибо моя служба до Термеза проходила в основном в Ашхабаде и Самарканде. Поэтому в Термезе мне предстояло служить по полной программе, т.е. 5 лет или до достижения 45-летнего возраста в 1989 году. О чём мне дали вскоре понять дивизионные кадровики и окружные военные чиновники с золотыми погонами на плечах и лампасами на брюках, периодически наведывавшиеся к нам в гарнизон для всевозможных проверок.
    Для меня все эти ответы на мои просьбы были, наверное, губительны, ибо я из-за своего излишнего веса, хронически повышенного кровяного давления, с целым букетом всевозможных сердечных и других болезней плохо переносил жару и отсутствие нормального и качественного водоснабжения. А также страдал вместе со всеми от многочисленных насекомых, не дававших покоя ни днём, ни ночью и распространявшихся роем по городу из многочисленных вонючих, со стоячей водой, арыков.
    Гостиничные неудобства также влияли на общий настрой. Не мог спать, когда соседи по койке храпели во всю глотку. Хотя сам храпел по ночам и тоже кому-то мешал спать. Когда вода в гостинице в лучшем случае включалась на один час утром, на один час днём и на один час вечером. Поэтому опасался, что не смогу осилить 5-летний срок «заключения» в Термезе, ибо 10-летняя до этого служба в Самарканде с его горным, прохладным хотя бы по ночам, климатом, с благоустроенной отдельной квартирой в военном городке порядком избаловали меня. А отсутствие семейной поддержки (о переводе своей семьи в эту дыру не могло быть и речи) тоже могло сказаться не лучшим образом, если и не на здоровье, то на всей службе. Ведь мне до пенсии предстояло служить ещё неполных 5 лет. И было бы очень обидно на самом финише сойти с дистанции, лишившись окончательно либо здоровья, либо заработанного долгой службой минимальных благ с высокой по советским меркам пенсией.
    В Термез меня направили против моей воли, с понижением в должности на одну ступень, через суд офицерской чести, осудивший меня за запах спиртного на учениях по развёртыванию 114 мотострелковой дивизии, в которой я проходил службу в должности командира артиллерийского дивизиона артиллерийского полка. Причём, по иронии судьбы, осудили через один месяц после присвоения звания подполковника, что свидетельствовало о явной противоречивости в оценке моих деловых и поведенческих качеств. И весь этот фарс проходил на фоне нескончаемых заседаний офицерских судов чести не только в нашей самаркандской дивизии по разбору поведения нарушителей дисциплины из числа офицеров и прапорщиков, но и по всем вооружённым силам. Ибо это понижение произошло в разгар горбачёвской перестройки и антиалкогольной кампании с возвратом в армию жуковщины. Когда за малейшую провинность офицеров, включая и из высшего состава, безжалостно увольняли из армии с минимальной пенсией. Или вообще без оной, снижали в должностях, лишали звёзд на погонах и т.д. Чего до прихода в стране Горбачёва к власти давно не практиковалось и ничто даже не предвещало о наступлении столь сурового отношения ко всему офицерскому корпусу.
    И такие перемены в отношении к нарушителям дисциплины были вызваны, очевидно, в основном тем обстоятельством, что Округ считался прифронтовым. И неудачи в проведении боевых операций в Афганистане московское военное руководство объясняло слабой требовательностью к поставляемым резервам и развалом тыловых структур ТуркВО, от которого напрямую зависела боеготовность 40-й армии. Как говорится, «в Москве стригут ногти, а в Киеве режут пальцы». И командование старалось выслужиться перед Москвой и показать свою способность при помощи самых радикальных мер одержать победу в этой бесконечной партизанской борьбе с непокорным афганским народом, который никак не желал смириться с оккупацией их страны. Хотя кто вообще в истории из армейских гениев одерживал победы в партизанской войне?
    Но жизнь только в очередной раз показала, как история наказывает за не выученные уроки. Ибо на смену всем этим нарушителям армейской дисциплины, уволенным из армии, пониженным в должности, разжалованным в звании или даже осуждённым за какой-нибудь проступок по статье Уголовного кодекса, за который раньше наказывали лишь в дисциплинарном порядке, приходили другие офицеры и прапорщики, ничуть не лучше своих предшественников; те же несуны, пьяницы, лоботрясы, воры или просто либералы, из-за своей мягкотелости, не справлявшиеся со своими подчинёнными, которых со времён царя Гороха в России почему-то нужно либо нещадно прилюдно пороть, либо при советской власти расстреливать. На этот счёт ещё Троцкий говорил, что «у русских нет интереса к историческим ценностям в этой вечно запоздалой стране». Поэтому они только на словах могут быть ура-патриотами. И любые мягкотелые интеллигенты и либералы явно не подходили для такой держимордовской работы, ибо воспринимались обществом всегда за слабых и неумелых управленцев не только армейскими, но и гражданскими коллективами. А посему армия обиженных офицеров в самой армии росла не по дням, а по часам. Что в конечном итоге и привело к развалу всей военной структуры и страны в целом в начале 90-х годов прошлого века. Ибо все эти разношёрстные по своему национальному составу репрессированные и ожидавшие репрессий военнослужащие стали тяготиться советским гражданством. Из-за которого они видели одни только неприятности на службе и в быту, вдруг вспомнив о своей национальной принадлежности к той или иной республике с надеждой на более справедливую и достойную в них жизнь без России. Какому русскому, украинцу, белорусу или другим нацменам понравится десятилетиями где-то гнить за тысячи километров от родного дома, в совершенно чуждых для них краях, испытывая при этом постоянную нужду в деньгах и страдая от всевозможных болезней. А в Афганистане ещё к тому же и рискуя получить пулю в лоб. И если раньше повальными расстрелами или репрессиями можно было добиться видимости благополучия в армии, загнав все армейские проблемы вглубь, то теперь в век всеобщей грамотности, открытых границ, гуманизма и гласности весь негатив в войсках всплыл наружу и потому этот сонм проблем надо было тут же решать в пожарном порядке, когда к тому же военнослужащие стали откровенно и смело роптать, не видя никаких улучшений в службе и в быту. И этот ропот проявлялся то ли в виде откровенного пренебрежения своими служебными обязанностями, чтобы во что бы то ни стало уволиться из армии, которую стали называть «страной дураков». То ли по методу «итальянской забастовки», когда создавалась только видимость работы и благополучия в подразделениях. То ли в виде бесконечных устных или письменных жалоб наверх с иллюзорной надеждой улучшить своё незавидное положение. То ли откровенных швыряний партбилетов на столы парткомов, парткомиссий или партсобраний, показывая тем самым своё пренебрежительное отношение не только к своему карьерному росту, но и ко всей однопартийной системе в стране. В которой 19-миллионная КПСС никогда не являлась партией, а скорее её силовой структурой диктатуры (скорее партийных чиновников, чем пролетариата) и выполняя с 1917 года роль своего рода Ордена, с закреплением за ней репрессивных функций при её ведущей роли, законодательно закреплённой в Конституции страны. Пусть вспомнят коммунисты, как нас всех пугали партией, т.е. разборами персональных дел, выговорами по партийной линии, исключениями из партии, что равносильно было краху всех планов на будущее, кто хоть чуть-чуть дорожил своим весом в армейском обществе.
    И вся эта выявленная в период перестройки и гласности раковая опухоль, пустившая уже глубоко свои метастазы, к началу 90-х годов поразила весь армейский организм. Что и привело к его распаду. Армия и другие силовые структуры страны пальцем не пошевельнули для сохранения 74-летнего Союза.
    В одной только славянской и близкой по православной культуре и духу России Украине полуторамиллионная советская группировка в составе трёх округов страны и Черноморского флота тут же вся на 100 процентов стала лояльной новому украинскому правительству, провозгласившему в конце 1991 года курс на незалежность бывшей российской окраины. За исключением отдельных военнослужащих, отказавшихся принимать украинскую присягу и изъявивших желание выехать в другие республики, в том числе и в Россию (всех этих ура-патриотов тут же направили на Дальний Восток в отдалённые гарнизоны) или продолжавших служить на базах Черноморского флота в Севастополе, оставшихся под юрисдикцией России.
    Всё это произошло из-за незнания уроков истории и примеров европейских стран.
    Где-то я читал, что ещё бывший государственный деятель и премьер-министр с 1905 по 1906 годы Витте в своих мемуарах писал, что «в России, вместо того, чтобы строить железные и шоссейные дороги в Средней Азии и на Дальний Восток. В основном, для переброски войск, следовало бы строить их в европейской части России для развития её промышленности и сельского хозяйства. А затем уже своим экономическим могуществом мирно, путём торговли и культурного обмена объединяться с соседями».
    Если бы большевики прислушались к такому мудрому совету, наверное, не было бы сегодня бардака в стране и в армии.
    По прибытии в Термез я сразу же представился командованию дивизии. Исполняющему обязанности командира дивизии полковнику Тютюнникову (читал, что в конце 80-х годов он командовал дивизией в Эстонии). Вскоре эту должность занял полковник (с 1987 г генерал-майор) Лексюткин, сменивший на этой должности генерал-майора Касымова, убывшего недоучившись из Академии Генштаба в Самарканд на полковничью должность;
    начальнику штаба дивизии подполковнику Хачатрянцу (вскоре он уедет в Афганистан, где получит ранение в бою и будет направлен на преподавательскую работу);
    командующему ракетными войсками и артиллерией дивизии полковнику Клоцу Михаилу Моисеевичу (мы с ним служили в Ашхабаде в 1972-75 гг); начальнику политотдела дивизии подполковнику Бондаренко;
    начальнику тыла дивизии подполковнику Парафейнику и др. должностным лицам дивизии.
    Хачатрянца сменит полковник Орлов, бывший до этого командиром дивизии и в отличие от большинства офицеров из дивизионного руководства, не стеснявшихся в выражениях при распекании подчинённых, знаю Орлова как тактичного вежливого офицера, не повышавшего голоса на своих подчинённых. Очевидно, поэтому он и пострадал, прибыв к нам с понижением на одну ступень в должности. Армии были нужны офицеры-горлохваты, боксёры и матерщинники, способные самыми радикальными и крутыми мерами навести порядок в страдавших от разгильдяйтва частях и подразделениях. При этом повсеместно нарушая Закон, уставные и этические требования, ибо бесполезно было делать что-либо, прибегая к статьям давно всеми забытых руководящих документов. Поэтому беззаконие в войсках процветало буйным цветом, превратившись в своего рода ветряную мельницу с замкнутым кругом, на которую смешно уже было бросаться с копьём в руке, ибо никто тебя не поддержит и никому ты не нужен со всем своим донкихотством. Как и использовать политработу в воспитательных целях, от которой тоже уже было пользы, как от козла молока.
    После представления командованию дивизии я убыл в полк. Где представился исполняющему обязанности командира полка подполковнику Мир-Якубову Анвару Алиевичу, находившемуся на должности начальника штаба полка. Забегая вперёд, скажу, что вскоре на должность командира полка прибудет из Афганистана майор Бабенко, который через несколько месяцев уйдёт с повышением на должность командира Кушкинской дивизии. А на его место к нам в полк прибудет подполковник Барабаш Владимир Тимофеевич, ставший в середине 90-х годов генерал-майором и военным атташе Украины в Казахстане.
    Представился заместителю командира полка майору Макарову. Замполиту полка майору Рашидову. Своему командиру дивизиона капитану Тураеву Александру Борисовичу и познакомился с замполитом дивизиона капитаном Захаровым Николаем Николаевичем.
    Начальником артиллерии полка вскоре станет подполковник Пилюгин, которого можно было охарактеризовать как холеричного по темпераменту человека, службиста до мозга костей, не сидевшего ни минуты покоя и не дававшего всем нам, артиллеристам, расслабляться на службе.
    Вскоре я узнал, что вся артиллерия полка сведена в один учебный дивизион, насчитывавший около 700 человек курсантов и 30 офицеров, - командиров взводов и батарей. Меня это озадачило, ибо с таким большим количеством подчинённых до этого мне никогда не приходилось работать, ибо капитан Тураев убыл в Ленинград на учёбу на ЦАОКе, и мне как его заместителю пришлось исполнять обязанности командира дивизиона. К тому же многие молодые офицеры дивизиона не желали служить в армии, часто не появлялись на службе, пьянствовали, а значит, за них приходилось дополнительно выполнять те или иные работы. Самым задаваемым вопросом от всех почти молодых офицеров был: как уволиться из армии? Я отвечал, что практически невозможно, даже если совсем не будете выходить на службу.
    Жить я устроился в гостинице КЭЧ на улице Малика Кахарова, и со мной в одной комнате жили ещё два офицера: зам. командира учебного батальона капитан Степанов Евгений и лейтенант-двухгодичник Гражданкин из финотдела дивизии.
    Автобус полка регулярно нас привозил рано утром в полк и отвозил обратно, очень часто ближе к полуночи. Поэтому спать приходилось мало. Ибо начальство по максимуму пыталось использовать всех офицеров и прапорщиков полка в более прохладные утро и вечер, введя в распорядок дня для солдат подъём в 5 часов утра без физзарядки и утреннего осмотра, отбой в 10 вечера, а для командного состава как придётся. На обеденный перерыв отводилось 2 часа. Поэтому все мы должны были ранним утром уже находиться на своих рабочих местах и обедать в части без какого-либо послеобеденного отдыха. Часто приходилось ночевать в полку или чуть ли не до утра следующего дня ждать у штаба полка возвращения командира полка с совещания у командира дивизии. Чтобы ещё в течение одного – двух часов получить задание от командира полка на следующий день, который уже наступил, и не было смысла возвращаться в гостиницу в Термез.
    Через какое-то время после моего прибытия в полк в дивизию нагрянула комиссия из административных органов ЦК КПСС во главе с Федюниным Олегом Дмитриевичем. Какую должность он занимал в то время на Старой площади – так и осталось загадкой. Как я слышал, прибытию этой комиссии предшествовала коллективная жалоба родителей курсантов на плохое питание в солдатской столовой, из-за чего их родные чада при свиданиях с родными выглядели измождёнными и чересчур худыми. Как тогда официально выражались, «с дефицитом веса». По словам командования дивизии, причиной этого поголовного физического истощения являлось то, что наш единственный в дивизии учебный полк не имел официального статуса учебного. А значит, и питание в столовой было предусмотрено по солдатской норме. Получилась не предусмотренная никем нестыковка: курсанты лазают по горам в Шерабадском учебном центре, занимаются усиленно физподготовкой с марш-бросками, гимнастикой и кроссами, а количество получаемых с пищей калорий не соответствует затратам этих калорий на занятиях.
    Трудно поверить в то, что не очевидно. Ибо ежедневный курсантский продовольственный паёк мало должен был отличаться от солдатского. Курсантам выдавались те же пшённые и перловые каши с картошкой в разных её видах как гарниры к мясу или рыбе и только сливочного масла они получали на 20 г больше с дополнительными несколькими кусочками сахара.
    А повышенную пайку сливочного масла курсанты не получали. Её, якобы, клали в общий котёл с кашей после её варки. Что ни коим образом не убедило комиссию в правдивости такого заявления.
    Большую роль должны были играть подсобные хозяйства в деле улучшения питания солдат. Но если всё повально разворовывалось, и в продскладах паслись все, кому не лень, то понятно, что солдаты при усиленной физической подготовке хронически недоедали и имели вид подиумных «вешалок».
    Комиссия не поверила объяснениям командования дивизии, и вскоре из Москвы посыпались наказания по служебной и партийной линиях.
    Генерал-майор Касымов был срочно отозван из Академии Генштаба с назначением на полковничью должность в Самарканд командиром 114-й мотострелковой дивизии кадра вместо полковника Колесника, ушедшего на генеральскую должность, - начальника Советского районного военкомата города Ашхабада.
    Его замы и командование полка отделались выговорами по служебной и партийной линиям.
    Во время работы комиссии, я обратился с жалобой к Федюнину. Что, мол, 13 лет служу в ТуркВО, возраст 41 год, - самый старый в гарнизоне офицер, даже командир дивизии моложе меня на три года, - ни за что, ни про что был понижен в должности с направлением в Термез. Дослужился до подполковника и теперь на утренних построениях дивизиона приходится докладывать капитану и выполнять все его поручения. Моя жалоба возымела действие. К нам в полк для проверки состояния дел прибыл начальник отдела службы войск округа генерал-лейтенант Бобров и сразу же вызвал меня на беседу. Выслушав меня, он подтвердил ошибку кадровиков округа и что нужно, конечно же, её исправлять. Ибо работа с 700-ми человек личного состава требует особого подхода к кадровому вопросу. И назначать на эту должность нужно перспективных молодых офицеров.
    Вскоре я убыл в отпуск, а по приезде назад в Термез узнал о реорганизации всего нашего полка, передислоцированного в Термез напротив кинотеатра «Бахор», и получившего официальный статус учебного с курсантскими нормами продовольственного и вещевого снабжения для солдат. Узнал, что меня вывели из штата учебного дивизиона с назначением на должность заместителя командира артиллерийского дивизиона кадра в том же учебном полку. Командиром артиллерийского дивизиона у меня стал майор Козлов Фёдор Михайлович, ставший вскоре подполковником, с которым мы какое-то время служили в одном полку в Чехословакии в 1969 г.
    В организационную структуру дивизиона входило отделение хранения и обслуживания техники «НЗ» дивизиона в количестве 5 солдат. В подчинении у нас также находились два командира батареи кадра, капитаны Васильев и Князь. Последний совершенно не желал служить в армии, как, впрочем, и Васильев, и их трудно было поймать, чтобы заставить хоть что-нибудь выполнить из своих обязанностей. Князь бил на увольнение из армии «за дискредитацию звания офицера», объясняя, что в Грузии у него осталась одинокая старая больная мать, за которой нужен уход. Но все его жалобы наверх оставались без внимания. А мне по приказу командира полка часто приходилось оформлять записки об аресте на этого немолодого уже капитана с содержанием его на гауптвахте. Кончилось всё тем, что Князя сплавили в Ташкент на военную кафедру Ташкентского политехнического института на преподавательскую майорскую или подполковничью должность, где он тут же забыл о своей больной матери. Вместо него в дивизион прибыл капитан Дорофеев. И мне оставалось только лишний раз удивляться офицерским метаморфозам. И таких случаев из грязи в князи я за всю свою службу видел очень много. Даже генеральские лампасы получали такие офицеры, которые по единодушному мнению офицерских коллективов, откуда их кто-то выдвигал на вышестоящие должности, ну никак не тянули даже до уровня подполковника по своим деловым и моральным качествам. Впрочем, а где их брать-то, этих высокоидейных и грамотных офицеров для выдвижения в распухающей ещё совсем недавно, как на дрожжах армии, к тому же из числа подневольных людей, а значит, как на зоне, в которой администрация ссучилась, а власть захватили паханы в генеральских погонах.
    Ибо вся армейская жизнь не имела ничего общего с законами страны, её Конституцией с гарантированными правами человека, узаконенными правами на труд и отдых граждан и отстаиванием своих интересов через судебные органы. Где вся армейская верхушка жила не по законам страны, а по понятиям.
    И если в каждом гражданском коллективе 70 процентов составляли бездельники и полубездельники, то для армии это считалось неприемлемым. И каждый командир части или соединения для своего служебного роста пытался использовать по максимуму данные ему от вышестоящих паханов права и возможности по воздействию на подвластные ему подразделения, чтобы показать свою работу, при этом не считаясь ни с законами страны, ни с правами человека. Отменяя выходные и праздничные дни, нарушая им же самим утверждённый распорядок дня. Чтобы как можно больше выжать из подвластных ему людей, так называемых граждан СССР, пользы для себя и своего карьерного роста. Пытаясь сделать из них в приказном порядке трудоголиков, а по сути лишённых каких бы то ни было прав безропотных существ, имитирующих служебную деятельность. Ибо в противном случае они лишатся последнего куска хлеба для себя и своей семьи.
    Вскоре по распоряжению командира полка я убыл в Шерабад (100 км от Термеза) на строительство учебного центра. Мне пришлось строить КПП под непосредственным руководством полковника Тютюнникова. Сразу же столкнулся с оригинальными методами строительства этого высокого дивизионного начальника. Нехватки рабочей силы не было, курсантов – тьма. А вот со стройматериалами дело обстояло плохо. Нет крана – иди на дорогу, голосуй, привози кран за свои деньги и поднимай плиты наверх. Нет уголка или песка – бери грузовую машину, солдат, своруй где-нибудь на гражданской стройке. Нет алебастра для внутренней обработки потолка и стен – звони в США президенту Рейгану, у него наверняка алебастр есть. И вообще, какое мне дело, как ты собираешься выполнять приказ. Поставлена задача – работай, шевели мозгами. А не выполнишь поставленную задачу – «засужу судом чести в окружении цветов незабудок внутри этого недостроенного КПП с дальнейшим понижением в звании или в должности. А то и с досрочным увольнением в запас».
    И обращения этого полковника к подчинённым было тоже оригинальным: «Эй, ты» или «… как там тебя, ко мне». Без звания и имени. Выжимая при этом из каждого безликого подчинённого ему офицера или солдата всё, что можно для своего карьерного роста.
    С грехом пополам я закончил строительство этого КПП. Приезжал генерал армии Варенников, осмотрел КПП. Остался доволен. Как вдруг приезжает другой генерал, вызывает меня и приказывает КПП разобрать и сложить кирпичи по методу «чехословацкой кладки». При этом не объяснил, что это за метод. Я щёлкнул каблуками, ответил: «Есть». Он уехал, а меня отправили назад в полк, и больше я не занимался строительством. Наверное, вовремя, ибо Тютюнников меня чуть было не довёл до какой-нибудь грубости в отношении него с далеко идущими для меня последствиями. Ведь я был уже далеко не молодым офицером, чтобы не опасаться преждевременного увольнения из армии. Надо было терпеть ежедневные унижения.
    Надо сказать, что после родительского скандала в Термез чуть ли не ежедневно к нам в полк зачастили разного рода комиссии из Округа, из Москвы и из созданной недавно Ставки Южного направления, находившейся в Баку. Зачем были созданы эти Ставки вкупе с другими Ставками по всем сторонам горизонта, одному Богу известно. Но количество генералов на порядок прибавилось, и в Термезе стало тесно от их большого количества. Что способствовало лишь повышению нервотрёпки в службе и безалаберщине в делах. Ибо каждый генерал требовал наведения порядка в соответствии со своим о нём представлением.
    В мае 1987 г я был направлен в Ленинград на учёбу на Центральных артиллерийских офицерских курсах и полных 5 месяцев отдыхал от жары, безводья и армейской бестолковщины. Как белый человек, имел, выходной по воскресеньям, если не стоял в наряде по курсу (по субботам был свободен от занятий после обеда). Посетил открытие фонтанов в Петергофе, знаменитые на весь мир ленинградские музеи и выставки. Несколько раз был в Эрмитаже. Ходил в кинотеатры. Много раз навещал своих родственников, Мозгунова Алексея Васильевича, генерал-майора в отставке, и его жену (мою двоюродную сестру) Лёлю. А также семьи их дочерей Алёны и Иры. За беседами за чашкой чая быстро летело время.
    Два или три месяца пришлось позаниматься и в Луге, в учебном центре ЦАОКа. Русские леса, равнины с полевыми цветами и зеркальная гладь озёр радовали глаз, ибо характер любого человека определяют природа и воспитание, полученные в детстве и юношестве. А моя многолетняя служба в пустынной и чужеродной Средней Азии, хоть и укрепила характер в желании назло всем и всему выжить и вернуться на родину на белом коне, но отнюдь не ласкала душу своей унылой повседневностью и чуждой культурой с разговорной речью и религией жителей (я вырос на православных традициях). Поэтому во время учёбы в Ленинграде и Луге я радовался, как ребёнок, видя вокруг себя на улицах русских людей с их белокожими лицами, светлыми волосами, родной речью. Созерцая на природе зелёные, вперемешку с разноцветьем от полевых цветов, поля и леса с деревьями-исполинами вдали, с их густыми зелёными кронами наверху. Зеркальные глади рек и озёр, золотые маковки церквей и монастырей. Захотелось ещё больше во что бы то ни стало вернуться сюда, если не в саму Северную столицу или Москву, где я родился, вырос, то на худой конец на эту природу с морозными и снежными зимами и жаркими летами. В не оценённую мной ранее по достоинству русскую природу с её непередаваемыми осенними «в багрец и золото одетые леса» под моросящим дождём и шелест листьев.
    Быстро пролетело время на ЦАОКе и в сентябре с тяжёлым чувством пришлось возвращаться в свою Тьмутаракань.
    Нет, не зря Бог создал рай и ад. Ведь только через земные, подземные и небесные испытания человек может почувствовать вкус жизни и наслаждаться ею в сравнениях. При этом, чем больше человек страдает, тем больше он умеет довольствоваться малым и малозначительным, ибо уже знает, что может быть гораздо хуже. И в этом я вижу главную задачу Господа, посылающего нам испытания в жизни через тернии и трудности к вершинам земного и небесного блаженства.
    В начале 1988 года по плану боевой подготовки 4-ю дивизию развернули до штата военного времени в учебных целях (каждое соединение и часть округа с периодичностью один раз в пять лет должно пройти через развёртывание и учения с боевой стрельбой). И пришлось где-то один месяц не вылезать с полигона под Термезом. Командуя резервистами из приписанного к нам военкоматами местного населения. Готовить палаточный городок, получать и сдавать разного рода имущество.
    Приписники уже были не те, что раньше. В узбеках и таджиках, как и среди солдат этих национальностей, появилось больше разболтанности, нахальства, разгильдяйства. Они всё чаще и чаще стали пререкаться со своими командирами и демонстративно не выполнять распоряжения. Помню, как в Чехословакии, где я проходил службу с 1968 по 72 гг, любой офицер желал получить солдат именно из Средней Азии, ибо нацмены из этого региона отличались трудолюбием, чинопочитанием и исполнительностью, а также нетерпимостью по своим законам Ислама к спиртным напиткам. Теперь всё изменилось, солдаты стали ходить с пряжками от ремней на яйцах, со сточенными каблуками на сапогах, с расстёгнутыми на гимнастёрках пуговицами, с копнами густых чёрных волос на головах и с шапками набекрень. Помню, как генерал-лейтенант Бобров, проезжая на машине с офицерами заметил одного такого бойца, лежащего с автоматом в яме. Подозвал его и спросил:
    - Ты кто?
    - Ахраннык.
    - П…а ты, а не охранник.
    Видимо, неспроста в элитных воздушно-десантных войсках служили одни только братья славяне. А вскоре после ввода войск в Афганистан в декабре 1979 г 40-я армия стала комплектоваться в основном только русскими, украинцами и белорусами. За исключением строительных частей.
    Развёртывание и стрельбы прошли благополучно. С 1985 г я для себя ввёл сухой закон, поэтому мне уже не могли инкриминировать употребление спиртного на ответственных учениях с далеко идущими для меня последствиями. И все мы вернулись в Термез на зимние квартиры с чувством большого облегчения после проделанной работы. Лишь только предстоящие вычеты из и так скудного денежного содержания за разворованное резервистами имущество (в такой дикой орде за всеми разве уследишь?), да ещё в десятикратном и в трёхкратном размерах немного омрачали столь радостный день. А ведь я ещё до конца не рассчитался по самаркандскому имуществу за прошлое развёртывание. Из-за чего каждый месяц с моего жалованья удерживалось по 100 рублей из 300 получаемых на руки.
    И я ещё, можно сказать, хорошо отделался, уплачивая всего две с половиной тысячи рублей, незаконность удержания которых с моего жалованья я пытался оспорить через органы юстиции, за что, в общем-то, и поплатился понижением в должности и ссылкой в Термез по приказу командира 114 мотострелковой дивизии полковника Колесника.
    Командование 4-й дивизии за разворованные солдатами ЗИПы автомобилей и полевых кухонь на нашего начальника продовольственного снабжения полка старшего лейтенанта Перебейносова начислило недостачу в 12,5 тысяч рублей. При его ежемесячном денежном содержании в 250 рублей это явный перебор. Ибо такие удержания должен назначать только суд. Но, как говорится, «против лома нет приёма». И ему ничего не оставалось делать, как смириться и платить. В армии жаловаться некому. Ибо все военные прокуратуры грудью вставали «на защиту интересов государства». Забывая при этом, что любое государство состоит в первую очередь из граждан. Лишённых почему-то в СССР прав по защите своих интересов в соответствии с недавно изданным приказом Минобороны №85 от марта 1984 г. По которому главные виновники всех хищений в армии, солдаты, получавшие 7 рублей в месяц, практически оказались неуязвимыми для денежного наказания. Даже в случаях поимки их за руку на месте преступления. А ведь это были основные воры военной техники, ибо в условиях дефицита в стране в любом кишлаке или городе всё сворованное военное имущество, включая ложки и миски из столовой успешно продавалось или обменивалось на конфеты и самодельное вино.
    Об уголовном наказании не могло быть и речи – никто из командования части или соединения не стал бы катить на себя бочку. Хотя в любом случае речь шла о явном подрыве боеготовности подразделений, - что значит хотя бы одна машина, не вышедшая по тревоге из-за отсутствия хотя бы одной детали! И ставить крест на своей карьере из-за какого-то там солдата, уличённого в краже и по поступку которого будут судить в вышестоящих штабах о «плохом политико-моральном климате в подразделениях», где служит этот солдат. Гораздо легче по новому приказу содрать три или десять шкур с офицера или прапорщика, - в 3-кратных и 10-кратных размерах от стоимости пропавшей каждой единицы учёта имущества независимо от результатов расследования. А не как это делалось до 1984 года с одноразовым 30-процентным удерживанием денег с должностных окладов начальников и командиров, что составляло в среднем до 50 рублей, при обнаружении в их хозяйстве крупной или мелкой недостачи. Исключения составляли только случаи явного воровства должностными лицами казённого имущества и его промотания. Только при этих условиях восстанавливались все исчезнувшие на кутежи или личное обогащение деньги. И только по решению судов военного трибунала. Теперь же достаточно было приказа командира полка или дивизии, и вся семья офицера оказывалась на грани голода. А если ещё офицер платил и баснословно высокие алименты (самые высокие в нашей стране) на содержание детей от прежнего брака – тогда вообще худо. Получается, как в общественной бане по Шифрину: «Стоишь голый, весь мокрый и в мыле, а вокруг одни шайки».
    И благо бы за удержанные деньги выдавали запчасти на машины. Нет же, опять с приездом какой-нибудь комиссии получишь по полной программе за уже оплаченную недостачу.
    Вообще, такого воровства в Советской Армии, наверное, нигде не было в мире. Когда в любых деревнях и кишлаках охотно скупалась любая запчасть от автомобиля, любая портянка, любые солдатские ботинки или предметы военной формы одежды. Только самый ленивый не брал в армии то, что плохо лежало. Воровали солдаты ещё и по приказу своих командиров и начальников, чтобы этим начальникам восстановить боеготовность своей техники и тем самым избежать неприятностей.
    Туалеты везде были тёмными, потому что в них постоянно выкручивались дефицитные лампочки. В бытовых комнатах солдат не было ни дефицитных утюгов, ни дефицитных катушек с нитками. Солдаты мылись подчас без мыла даже в бане.
    Я тогда задавал себе вопрос: неужели никак нельзя бороться с этим явлением? Ведь даже судя по газетам и другим печатным изданиям в самой благополучной, правовой и богатой стране мира, в США, при каком-нибудь наводнении или землетрясении сразу же появляются шайки мародёров, в основном из числа цветных эмигрантов, и начинается повальный грабёж всего уцелевшего частного или государственного имущества. Значит ли это, что наша самая передовая страна в мире «развитого социализма» всё время находится в состоянии стихийного бедствия, а все её граждане – эмигранты? Или при социализме действительно всё вокруг общее и всем всё принадлежит? Тогда почему с моей мизерной зарплаты удерживают большие деньги за чьё-то приобретение? К тому же при любом расследовании не ищут даже людей, прикарманивших себе это исчезнувшее имущество. Действуют по принципу: «Раз пропало – значит, платит тот, кто за это имущество отвечает и нечего тратить попусту время на поиск вора, укравшего, допустим, стартёр от ЗИЛ-131 или реле-распределитель или что-то другое». Хотя тот, кто за это имущество отвечает, не может следить за каждым солдатом или ежесуточно охранять свою технику. Сдавать всё имущество под ответственность другому офицеру в случае выезда из части в командировку или в отпуск – попробуй найти желающих её принять и время для сдачи (даже по приказу свыше) . Ибо сдача каждой детали навесного оборудования дивизионной или даже батарейной техники, проверка её на работоспособность займёт не один месяц времени. Поэтому многие офицеры, как чёрт от ладана, бежали от командования кадрированными и даже сокращёнными подразделениями. В которых техники и ценного оборудования много, а ответственных за неё – раз, два кадрового состава и больше никого.
    В этой связи вспоминается один случай в ТуркВО, когда по тревоге подняли одну часть и когда машины с колодок встали на колёса, оказалось, что вся автотехника небоеготовна из-за проколотых солдатами-мародёрами резины, размороженных радиаторов и разворованного навесного оборудования. И таких примеров к 1984 году было очень много. Но бороться почему-то стали, по словам Жванецкого, с этим явлением в армии «не с сыростью, а с плесенью», посвятив в ранг неприкосновенных самих воров-солдат и наказывая вместо них офицеров и прапорщиков.
    Всем заявлениям военных юристов, что и солдаты, попавшиеся на воровстве, будут нести денежную ответственность по приказу №85 с направлением выписки из приказа командира части или соединения в военкоматы по месту их призыва никто, конечно же, не верил. Ибо это равносильно вере в светлое будущее, а конкретно – когда этот вор окажется на гражданке. Где люди живут не по понятия или законам военных прокуратур, а по нормальным гражданским законам.
    Недаром принявший мою должность командира дивизиона кадра в Самарканде капитан Богатинов Сергей после двух-трёх месяцев службы подал рапорт по команде о переводе его с понижением в развёрнутую часть. Просьбу его вскоре удовлетворили и сегодня он генерал-лейтенант, Командующий Ракетными войсками и артиллерией Сухопутных войск.
    Уже тогда доходили до нас слухи про американскую армию. В которой солдаты с денежным содержанием дай Бог нашим генералам имели полное право покинуть боевые порядки, если по условиям договора их чем-то не обеспечивали, даже прохладной пепси-колой.
    Но уж если кто-либо из них послал офицера на три буквы или совершил другой неуставной проступок, в дело вступала военная полиция и все планы на будущее с дальнейшим бесплатным обучением в ВУЗе, высоким пособием при увольнении из армии и т.д. у этого солдата рушились в одночасье.
    При таком соблюдении буквы закона, очевидно, что и кражи военного имущества должны были быть сведены к минимуму.
    Не исключено, что все эти слухи - результат нашего офицерского больного воображения, основанного на нашем бесправии и произволе со стороны вышестоящего командования. Ведь всем нам так хотелось жить в правовом государстве, с не нарушаемым распорядком дня, хотя бы с одним выходным днём в неделю, нормированным рабочим днём (за исключением особых случаев), отпуском хотя бы один раз в три года в летнее время и т.д. Всё строго в рамках действующих законов и Конституции страны. При которых отвечать приходится только за свои дела и поступки, а не за службу и правонарушения своих безответственных и вороватых подопечных, у которых, как у латыша – только х… да душа и никаких перспектив на будущее за тяжёлый двухгодичный солдатский труд!
    В апреле 1986 г к нам в гарнизон приехал Командующий войсками округа генерал армии Попов. Таких генеральских приездов из вышестоящих штабов в Термез было очень много, в том числе и Попов не одну сотню раз навещал наш «афганский предбанник». Но только по делам службы и не вникая в нужды и проблемы личного состава дивизии. Но тут объявили офицерам и прапорщикам, что Попов будет принимать всех желающих по личным вопросам. Как в рассказе Чехова «Палата №6», когда «по больнице вдруг разнеслась весть, что палату душевнобольных собирается посетить доктор».
    Вообще, за всю свою долголетнюю службу я впервые столкнулся с таким явлением в армии, как приём по личным вопросам прямо в гарнизоне, да ещё на таком высоком уровне. Во всех высоких штабах и военных объединениях для приёма военнослужащих и членов их семей существовали и существуют специально отведённые комнаты для приёма посетителей, в которых специально дежурившие подполковники или полковники внимательно выслушивают просителя, заносили его данные в специальную тетрадь. И весь этот спектакль заканчивался отфутболиванием этой устной или письменной жалобы по месту службы просителя, и часто тому, на кого он жалуется.
    А тут такая новость! Сам Командующий ТуркВО будет принимать!
    Я тут же ухватился за предоставленную мне возможность вырваться из этой жаркой и заразной дыры в какой-нибудь центральный округ и первым записался на приём. Затем не спал всю ночь в предвкушении завтрашней встречи с Командующим, который, конечно же, удивится моей долгой службе в округе, - ведь никто в Термезе не имеет такого стажа службы в ТуркВО, - и конечно же прикажет немедленно удовлетворить мою просьбу.
    И вот торжественный день. Я первый в очереди в гарнизонном клубе. Адъютант Командующего, старший лейтенант, записывает мои данные, потом ожидание приёма часа полтора. Появляется командир дивизии полковник Лексюткин. Спрашивает меня, по какому вопросу я собираюсь обратиться к Попову. Выслушав мой ответ, молча отходит от меня и подходит к группе женщин, ожидавших, как и я, приёма. О чём шла речь, я не расслышал. Только потом услышал, как Лексюткин отчитывал этих жён офицеров: «Нет у меня квартир. Не лезьте вы к Командующему с этой глупой просьбой. Ни я, ни он не родим вам жильё. Зря вы тут стоите!».
    Женщины всё же остались.
    Наконец адъютант называет мою фамилию. Я вхожу в комнату и вижу сидящими за столом: в середине 55-летнего Попова, по бокам Лексюткина и начальника Управления кадров округа (фамилию не помню).
    Меня внимательно выслушивают, и Попов тут же приказывает окружному кадровику немедленно включить меня в списки замены, приказав сделать так, чтобы офицеры более 5 лет не служили в округе.
    Окрылённый таким поворотом событий, предвкушая уже службу где-нибудь возле Москвы или Ленинграда, я вернулся к себе в гостиницу и потом целую неделю не мог спать из-за радостного возбуждения. Часто по ночам вставал с постели и шёл на Красную (центральную) площадь Термеза, находившуюся рядом с гостиницей, и бродил, бродил по ней, строя планы на будущее, рисовавшееся мне в ярких и радужных тонах. Наконец-то скоро подойдёт к концу моя вот уже 14-летняя служба в ТуркВО, аббревиатуру которого офицеры расшифровывали так: «Только Умершим Разрешает Командующий Вернуться Обратно».
    Офицеры меня поздравляют. Желают благ на новом месте службы. Проходят дни, недели, месяцы. Я пишу в округ запрос – мол, приказ Командующего о замене есть, а дело до сих пор не сдвинулось с мёртвой точки. Ответил зам. начальника управления кадров ТуркВО полковник Фролов (до этого в Самарканде он был начальником штаба дивизии, в которой я служил): « Штаб Округа возбудил ходатайство о переводе Вас в Московский военный округ, в котором вы изъявили желание служить».
    Проходит один год – никаких подвижек. Я опять делаю запрос в Ташкент. Отвечает опять Фролов, что их «ходатайство о моём переводе прекращено ввиду того, что у меня нет оснований для перевода». Я отправляю письмо на имя Командующего - отвечает опять Фролов со знакомой мне формулировкой. Я опять пишу на имя Командующего.
    Переписка длилась около 2-х лет, и я получал то положительные, о новом возбуждении ходатайства ответы, то отрицательные. Перспектива оставаться в Термезе ещё на 2 – 3 года меня ужасала, поэтому я настойчиво добивался перевода хоть на Крайний Север. Только бы вырваться из этой жаркой до одурения тифозно-желтушной заразы.
    Кончилось тем, что я кому-то надоел в штабе Округа и, когда в 1988 году начался вывод войск из Афганистана, меня включили в общий список выводимых офицеров и прапорщиков, и я получил, наконец, назначение в Ленинградский военный округ.
    Таким образом, к маю 1988 г. я прослужил в Термезе без двух месяцев 3 календарных года, набрав льготную выслугу 4 года (5-месячная учёба в Ленинграде в 1987 г. на ЦАОКе не засчиталась мне в льготном исчислении).
    Закончилась моя 16-летняя служба в Туркестане. Впереди ждали новые впечатления, знакомства и жизнь среди родной зелёной растительности, возле многочисленных рек и озёр. Увижу и потрогаю рукой с детства знакомые берёзки и снег с его притягательной белизной и влажной холодностью.
    Прощай, Термез, с его магазинными книжными развалами, на которых предприимчивые узбеки продавали дефицитные в России книги, напечатанные на местных полиграфических фабриках на грубой газетной бумаге. И тем не менее пользовавшиеся большим спросом у всех приезжих из России и у русскоязычного населения Республики, благодаря чему мне удалось за три года собрать хорошую библиотеку. С его недостроенной обкомовской высоткой. С его музеем Ленина под трибуной на Красной площади, в котором были собраны картинки с изображением вождя, газетные и журнальные вырезки и т.д.. С его поливальной вертушкой возле Красной площади, которая наподобие вечного двигателя с насосом от бегущей воды в арыке обеспечивала полив садовой зелени центра города. С его древними памятниками архитектуры, которые из-за колючей проволоки пограничья недоступны для экскурсий или простого осмотра. С его зоопарком, с высоты которого хорошо видна сопредельная афганская территория и афганский город Хайратон с его цельнометаллическими терминалами.
    Попрощавшись с друзьями, я вскоре убыл в Самарканд к семье. Порадовался с женой и сыном новым назначением и вскоре убыл в Ленинград, чтобы получить в штабе ЛВО новое предписание и дослужить оставшиеся полтора года, как тогда казалось, бесконечной офицерской службы.
    Городок 367 учебного полка после вывода наших войск из Афганистана в 1989 году какое-то время использовался для обучения афганских военнослужащих. Что находится в нём в настоящее время, мне неизвестно.



    ПИСЬМА ЧИТАТЕЛЕЙ

    «…Когда служил в управлении 40-й армии мне тоже пришлось заниматься рядом вопросов по выводу шести полков. Термез очень хорошо знаю. Оба этапа вывода был в оперативной группе Туркво в Хайратоне. А после вывода войск три месяца был в группе округа по устранению последствий вывода на территории Термеза. Первый этап полностью контролировался оперативной группой Туркво. Все оружие и боеприпасы отбиралось в Хайратоне, проверядось по описи, складировалось в укупорку и отправлялось на соответствующие склады на территории Термезского гарнизона или если воинская часть передислоцировалась в полном составе перевозилась соответственно согласно требованиям в складированном виде. Были созданы группы которые выворачивали на изнанку каждую колонну и каждую отдельно идущую машину. Каждая группа в составе офицеров Термезкой дивизии проходила инструктаж под контролем оперативной группы Туркво, и каждой группе придавался специалист таможенник и пограничник. Применяли собак на поиск наркотиков. Результат: на территории Союза ничего не проявилось. Второй этап вывода нас от этого дела отлучили. Руководство армии полностью потребовало контроль возложить на них и на офицеров частей и подразделений. В последствии не только по Узбекистану расползалось оружие и боеприпасы. На местах расположения палаточных городков на окраине Термеза мы вывозили машинами разбросанные горы боеприпасов. Гибли и травмировались уже на территории Термеза военнослужащие. Применялось оружие против патруля и тд. и т.п. Потом было несколько подрывов детей нашедших боеприпасы. После выхода последнего советского солдата - генерала. Мы всю ночь вытаскивали из отстойника за Хайратоном поломанную технику, спрятанную от журналистов.
    Конечно, при технике находились штатные водители с техническими работниками. Потом выходили пограничники. Описать правду о втором этапе вывода войск наверно еще не пришло время.

    С уважением полковник Савенков Михаил Александрович"

    8.07.2011 г

  10. #20
    Senior Member
    Регистрация
    22.09.2008
    Адрес
    Москва
    Сообщений
    3,638

    По умолчанию ПУТЕШЕСТВИЕ В ВОЛОГДУ, 2006 ГОД

    ПУТЕШЕСТВИЕ В ВОЛОГДУ, 2006 ГОД

    ЖЕМАЙТИС О.Ф. OLGERDZHEMAITIS@YANDEX.RU

    В сентябре 2006 г. я решил навестить город последнего своего места службы, Вологду, в которой в Красных казармах на Чернышевского (в мотострелковом полку 69 мотострелковой дивизии) прослужил с 1988 по 1990 годы. И где 15 марта 1990 года был «исключён из списков части в связи с увольнением в запас по возрасту, выслуге лет и сокращению штатов» с резолюцией медиков: «В мирное время по состоянию здоровья не подлежит призыву, ограниченно годен к службе в военное время».
    Город меня привлекал ещё особым колоритом провинциальной патриархальности. В котором в мою бытность сочеталось чисто советское, - памятники Ленину на каждом шагу, плакаты с изображением стахановцев, доярок и космонавтов. Бодро рапортующих о перевыполненных планах, обязательствах «ударным трудом в коммунистическое завтра» и т.д. на фоне пустых магазинных прилавков, длинных очередей вологжан за спиртным и товарами первой необходимости, облезлых многочисленных церквей и деревянных домов по соседству с покосившимися блочными «хрущёбами».
    Купив билеты на поезд «с повышенной комфортностью», я вскоре разместился в своём купе, в котором мне предстояло преодолеть расстояние в 440 км от столицы за 9 часов.
    В одном купе со мной ехали два предпринимателя, один из которых оказался бывшим старшим лейтенантом, ракетчиком. За беседой и сном быстро пролетело время. Повышенная же комфортность, как вскоре оказалось, заключалась в том, что бесплатными оказались коробка с ужином и постельное бельё.
    В Вологду я приехал в 5 ч 45 мин утра. Было довольно холодно, но я всё же в темноте и без тёплой одежды двинулся пешком через Зосимовскую до Чернышевской улицы, где располагалась воинская часть, в которой я служил. Те же деревянные дома и те же обшарпанные каменные коробки, ставшие ещё более серыми и неопрятными. Многие деревянные дома стояли обугленными от пожаров, - или в виде руин, или с почерневшими срубами и с живущими в них людьми. Видимо, кто-то таким образом освобождал землю, чтобы её затем купить и построить на ней что-либо приносящее доход – гараж или казино. Или сами жильцы поджигали, чтобы получить статус погорельцев и вот таким способом пытались улучшить свои жилищные условия, которые столетиями почти не менялись в этом городе.
    Центр совершенно не изменился. В нём только поубавилось памятников Ленину, и не было уже плакатов с призывами к ударному труду и через него к светлому будущему. На улице Чернышевского я обратил внимание, что на месте деревянного «Дома писателя Гиляровского», что стоял напротив кинотеатра «Родина», теперь красовался огороженный забором пустырь. А сам кинотеатр был весь в лесах.
    Тот же Спасо-Прилуцкий монастырь, по стенам которого я любил в выходные дни бродить, и оказавшийся, судя по объявлению, закрытым из-за раннего времени.
    Та же пересыльная тюрьма. Та же обновлённая краской пожарная каланча.
    У ворот КПП Красных казарм с внутренней стороны увидел будку с собакой на цепи.
    На территории городка не было ни души. Только какой-то мужик в камуфляже газонокосилкой стриг траву возле танка ИС-3 на постаменте.
    Идя вдоль забора в сторону старого кладбища, я заблудился, и пришлось возле одного гаража спросить мужчину, возившегося возле машины, как пройти к кладбищу, ибо мне захотелось полюбоваться на памятник командарму гражданской войны Авксентьевскому, расположенный недалеко от части.
    Мужик вызвался подвезти меня, и короткой дорогой мы разговорились. Мой попутчик, представившийся офицером запаса, поведал, что Вологодская область продолжает оставаться дотационной. Если б не Череповецкий металлургический комбинат «Северсталь» жизнь была бы невыносимой. Строительство жилья ведётся, но очень медленно. В городе по-прежнему перебои в водоснабжении, из-за ржавых, гниющих в земле с 30-х годов прошлого века водопроводных труб, и отсутствия водохранилища. Река Вологда обмелела и перестала быть судоходной. Часть же, где я служил, как и дивизию в целом, в начале этого года расформировали и на её территории собираются создать гостиницу для военнослужащих гарнизона.
    Попрощавшись со своим попутчиком и запечатлев фотоаппаратом памятник легендарному командарму, я пошёл в сторону КПП своей части, через которое к своему удивлению прошёл беспрепятственно. Ибо слабо тявкнувшая в мою сторону дворняга возле собачьей будки никого не привлекла своим лаем, а занятый стрижкой травы мужик в камуфляже из-за шума бензопилы не обратил на меня никакого внимания.
    Зайдя же на территорию городка, я стал фотографировать всё подряд. Зашёл в барак, в котором жил. Он находился в стадии ремонта со строительным мусором на полу, вёдрами и различным инструментом. Видел на бывшей кухне электроплиты, на которых я жарил яичницу с хлебом. Плиты стояли хоть и без выключателей, но в таком же затрапезном виде, что и 20 лет назад.
    Выйдя из гостиницы, я направился в сторону автопарка, где возле второго КПП меня встретила с лаем другая собака на цепи. Это, однако, не помешало мне зайти внутрь автопарка и сфотографировать хранилище нашего артдивизиона, в которых стояли тягачи АТС и 85-мм пушки. Только я сделал один снимок, как будто из-под земли вырос мужик с газонокосилкой, который в довольно резкой форме спросил меня, как я здесь оказался? Я ему попытался объяснить, что служил здесь когда-то и вот теперь путешествую по старым местам службы. Он мне в ответ, что нечего шататься по режимной зоне и что ему может влететь за мои «путешествия во времени». Пришлось подчиниться и в сопровождении сторожа покинуть территорию бывшего военного городка, весь вид которого остался без изменения с 1990 года. Не было только солдат и офицеров. Хотя в бараке, где я когда-то жил, находились какие-то люди, о чём можно было сделать вывод по разговору, доносившемуся из одной комнаты.
    После встречи со сторожем я отправился к центру города по улице Чернышевского и на набережной 6-й Армии увидел действующий военный госпиталь, в котором я проходил медицинское обследование на предмет увольнения из армии в запас. Увидел и действующую комендатуру гарнизона рядом с госпиталем, в которой часто приходилось нести службу дежурным по караулам.
    Штаб дивизии пустовал, а на его фронтоне прочёл:
    «В этом доме с 1946 по 1995 гг находился штаб 69-й мотострелковой Севской дважды Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова дивизии.
    За боевые подвиги дивизия, и её части награждены 14 орденами, 52 воина удостоены звания Героя Советского Союза, 17772 награждены орденами и медалями».
    Вскоре я оказался в центре города, прошёлся по центральным улицам. Дошёл до вокзала. Сел на какой-то троллейбус и проехал на нём до его конечной остановки на Ленинградской улице. Часов 6 из-за наступившего холода пришлось проторчать на вокзале в ожидании поезда «Сыктывкар-Сосногорск-Москва». Наконец сел в него, забрался на верхнюю полку и не мог до Москвы заснуть из-за духоты. В 6 утра присел к столу. Моими соседями оказались девушка и парень, врачи из Воркуты и ещё одна молоденькая девушка. В разговорах благополучно доехали до Москвы.
    Приехав домой, и, получив через несколько дней фотографии, долго рассматривал казармы и здания нашей дивизии. На всех фото строения выглядели так, как и в мою бытность. Казалось, что солдаты вот-вот выйдут на улицу и построятся для следования в столовую. А из ворот покосившихся хранилищ, урча и изрыгая солярный, угарный газ, выползут тягачи.
    Вспомнилась служба в Вологде в 1988 – 90 –ых годах, куда я прибыл из Самарканда.
    По прибытии в штаб Ленинградского военного округа, расположенного в Ленинграде напротив Эрмитажа на Дворцовой площади, я сразу же от своего направленца – кадровика подполковника Пискарёва П.Н. узнал, что в округе офицерская безработица. С вакансиями плохо, образовалась даже очередь на должности, и он меня спросил, отгулял ли я отпуск в этом году? Я, не подумав, ляпнул, что нет, и он попросил меня зайти к нему через два дня для оформления в отпуск.
    Я долго жалел, что выдал свой секрет, когда в штабе ещё не было моего личного дела. Ведь через два месяца у меня набирался календарный стаж в 25 лет службы и мне уже был бы положен отпуск не в 30 дней, а в 45 без дороги. Но, как говорится, «слово не воробей, вылетит – не поймаешь».
    К тому же меня не покидала тревога по поводу назначения – ведь Ленинградский военный округ такой большой, что включает в себя арктические районы страны с тундрой, болота Карелии и даже острова Северного ледовитого океана. Из туркестанской жары попасть в такие суровые северные климатические условия – выдержит ли здоровье оставшиеся 2 года службы с её многодневными учениями в поле, жилищными неудобствами и наверняка со скверным снабжением?
    Вряд ли мне найдут вакансию в самом Ленинграде или где-либо поблизости. Все тёплые места, как в самой Северной столице, так и в её пригороде, наверняка давно уже куплены и вряд ли кто-нибудь что-нибудь уступит просто за хорошие глаза.
    В приёмной штаба округа слышал, как один пожилой капитан куда-то звонил по внутреннему телефону с просьбой не увольнять его из армии, просил о встрече, на которой он собирался представить собранные на себя характеристики. Но, судя по тому, с каким грустным выражением лица он выходил из будки, не добился не только продолжения службы, но даже приёма по своему личному вопросу.
    Штаб Ленинградского военного округа произвёл на меня двойственное впечатление. Старое здание (строилось с 1819 по 1829 гг, архитектор Росси) с кое-как подкрашенным фасадом, со сложной системой лестниц, потайных ходов, дворов и двориков, заваленных разным хламом и хранящих историю и имена исторических личностей, оно внутри имело жалкий затрапезный вид и навевало с одной стороны гордость за причастность к великой истории России. С другой - грустные мысли по поводу упадка памятника архитектуры и истории начала 19 века и разочарование при виде грязи дворов, ветхости строений и разрухи во всём.
    Пол на всех этажах был паркетный и при ходьбе издавал громкий скрип, нарушающий тишину и строгость пропускной системы. На всех этажах красовалась выписка из Приказа то ли Министра обороны, то ли Командующего округа. Привлёкшая моё внимание как москвича тем, что только те офицеры: москвичи, ленинградцы, киевляне и прошлые жители черноморского побережья, - могут рассчитывать на возвращение в свои города и области, если срок службы у них закончился за границей или в районах Крайнего Севера.
    Остальным – х… от Советской власти и пожизненное наказание ссылкой вместе с семьями за безупречную службу родине, в том числе и в горячих точках.
    Ведь этих столичных пижонов в армии развелось так много, что кадровикам, очевидно, надоело каждому разъяснять решение партии и правительства о лишении их права на возвращение на родину.
    Хотя бы ради того, чтобы всех уравнять в правах на провинциальное уёбище. За исключением тех, кто равнее всех других равных и смог лестью и за взятки за время службы закрепиться в столицах, чтобы теперь вывешивать эти выписки на досках документации и тем самым не создавать себе конкурентов в вечном в СССР квартирном вопросе. И, вообще, чем хуже этим скотам в службе и после неё, тем лучше для страны в целом. Не надо было лезть буром в армию после окончания средней школы. Романтики захотелось? – вот и будете теперь ежедневно стоять с вёдрами возле колонок за пресной водой, и лечить нажитые в армии болячки и раны у коновалов, знахарей и юродивых.
    Я впервые за всю свою долголетнюю службу увидел это положение, хотя раньше слышал о нём, но считал уткой, не стоящей внимания. Ибо походило на театр абсурда.
    А ведь у меня семья в Самарканде, в котором националистические проявления усиливаются, и русские начинают уже покидать Узбекистан, ибо местные жители почувствовали наконец-то себя хозяевами своей судьбы и своей большой среднеазиатской республики. Что, в общем-то отрадно, и внушает оптимизм на будущее, ибо если младший брат в семье вырастает, он заводит свою семью для продолжения рода.
    Настроение сразу же упало, но, решив про себя не падать духом – авось всё уладится – и я после двух лет службы либо вернусь на свою родину, либо уеду в эмиграцию по причине столь сурового наказания здесь, в СССР, за честную и безупречную службу. А значит – впереди либо интересная борьба с военными и гражданскими чинодралами, либо масса новых впечатлений по месту новой жизни за бугром и по вполне уважительной причине – из-за официального отказа в возвращении к родным пенатам и отеческим гробам в Москву. Соглашаться на провинцию ни за что не буду. Я родился в Москве, вырос и призывался в армию из неё и к тому же у меня есть довольно серьёзный козырь – моя дочь от второй жены чешки живёт во Френштате под Радгоштем Северной Моравии. Буду проситься со своей новой семьёй туда, в Чехословакию, где живут моя дочь со второй женой и где стоят наши войска ЦГВ, офицеры которой на моём примере увидят, какой «свободной и заботливой стране» они все служат.
    Узнав, что мне по всей вероятности придётся по не зависящим от меня причинам убыть в отпуск, я пожалел, что не остановился в гостинице на площади Мужества, куда меня приглашал мой товарищ по службе в Термезе и командировке в Афганистан Алик Халилов. С которым я случайно встретился в Ленинграде, и который так же, как и я, ждал нового назначения – ведь неизвестно ещё было, как долго продлится моя безработица, а злоупотреблять гостеприимством Мозгуновых не хотелось.
    Теперь нужно было думать, куда девать свои два чемодана с вещами в случае убытия в отпуск. Мозгуновы согласились оставить их у себя на месяц, хотя в генеральской двухкомнатной квартире у них, несмотря даже на то, что жили они вдвоём, было довольно тесно из-за маленького метража комнат.
    Все два дня выходных я провёл у своих родственников и, явившись в указанное время к Пискарёву, узнал, что меня направляют в Вологодский гарнизон на должность начальника штаба артиллерийского дивизиона в мотострелковый полк кадрированной 69-й мотострелковой дивизии. На этой должности ещё находился капитан Климович, который ждал приказа об увольнении в запас на 30% пенсии за должностное несоответствие. А это значит, что если через два месяца не будет приказа о его увольнении, то меня выведут за штат, и мне будут платить денежное содержание только за звание (160 рублей в месяц), ибо остальные 145 должностных рублей с надбавками при занятой другим офицером должности мне не будут положены.
    Вскоре Пискарёв познакомил меня со своим начальником, полковником Сухановым, при беседе с которым оказалось, что мы заканчивали оба с разницей в 3 года, - он раньше, я позже, - Коломенское артиллерийское училище. Вспомнили знакомых по училищу преподавателей и командиров учебных подразделений.
    В конце беседы Суханов признался, что его смущает моё понижение в должности в 1985 году, иначе б он поставил меня на должность командира дивизиона. Я не очень этому расстроился, ибо служить в армии оставалось всего 2 года, а разница в окладе между командиром дивизиона и его замом составляла всего 5 рублей. Соответственно и пенсия назначалась с разницей в два с половиной рубля.
    Вскоре, попрощавшись с Лёлей и её мужем, я отбыл в Архангельск, в штаб корпуса для представления своему новому начальству.
    Время тогда было белых ночей. И по приезде в Архангельск город мне показался призраком при совершенном его безлюдье с ярко светившим ночью солнцем.
    Посетил порт, полюбовался его доками, кранами и причалами. Хотел совершить экскурсию по Двине на теплоходе, но в кассе узнал, что они продают билеты только по коллективным заявкам. Видимо, такую экскурсию в приграничной зоне можно доверить только идейно выдержанным товарищам, а то ещё кто-нибудь попытается вплавь добраться до иностранного судна или даже до самой Финляндии.
    В Архангельск я приехал накануне выходных, в штабе корпуса никого не оказалось, кроме дежурных офицеров и я, остановившись в гостинице, целых два дня бродил по этому северному российскому городу с интересной историей и необычной архитектурой, где современные блочные коробки соседствовали с деревянными лачугами на больших подклетях.
    После долгой службы в Средней Азии приятно было видеть на улицах европейские лица женщин, слышать русскую речь, любоваться русской природой с её бескрайними лесами, зелёными лугами и медленно текущими реками. Всё было красиво, необычно, всё радовало глаз и внушало оптимизм на будущее!
    Но, как потом оказалось, изобилие воды не служило гарантией регулярного водоснабжения населения. Необъятные просторы загаживались всевозможной промышленной и человеческой дрянью. Реки катастрофически мелели, превращаясь в ручейки и болота. А из-за проблем с экологией в лесах стали встречаться олени с недоразвитыми ногами и рогами, другие представители животного мира северных лесов с явной прирождённой патологией и т.д.
    К тому же повсюду, как и во всей стране, ощущался острый дефицит продуктов питания и товаров первой необходимости. Везде была грязь и запущенность. Жители жаловались на некачественное жильё – стоило только пойти небольшому дождику и у них уже сырые стены в квартире блочного дома и неудержимый рост плесени, а также на некачественные продукты питания, разбиравшиеся нарасхват покупателями из-за перебоев в снабжении.
    Купив в центре газету «Красную Звезду», я обратил внимание в ней на одну статью. В ней шла речь о моих проблемах с возвращением на родину. Автор возмущался существующим положением, которого нет даже в слаборазвитых африканских странах, когда офицеров, призывавшихся из столичных городов, по окончании их срока службы не пускают жить на родину.
    В статье приводились факты, когда мать, имеющая солидную жилплощадь, по закону не имеет права прописать в квартире своего сына с семьёй. При этом она остаётся без опеки на старости лет. Не может она и завещать свою жилплощадь сыну.
    Забегая вперёд, скажу, что месяца через два в одной из телепередач «Служу Советскому Союзу» показали генерала-москвича, бывшего командующего ракетных войск и артиллерией Уральского военного округа, прослужившего в армии около 40 лет, участника боевых действий в Афганистане, и живущего нелегально у матери в Москве без пенсии и прописки. И этот генерал даже не требовал квартиры у Моссовета, ибо его мать согласна была прописать его и его семью у себя в квартире. Но всё вопреки логике и здравому смыслу упёрлось в букву закона, и этот генерал, оказался по своему статусу ниже уголовника, вышедшего из заключения и получившего своё законное место в Москве по прежней прописке.
    Это было время гласности и перестройки, поэтому в печати и на телевидении открыто стали обсуждаться проблемы страны, в том числе и армейские. Наконец-то люди поняли, что без 4-й власти (средств массовой информации) страна не может нормально развиваться.
    В понедельник утром я уже был в штабе корпуса.
    Командиром корпуса был генерал-майор Цапин, а его замом генерал-майор Васильев. Я же представлялся начальнику штаба РВиА корпуса полковнику Курчину.
    Решив все свои дела в Архангельске, я вскоре прибыл в Вологду. До представления командованию дивизии оставались ещё сутки и я, остановившись в гостинице МВД, решил побродить по улицам этого старого русского города, в который одно время помышлял перенести из Москвы столицу «Всея Руси» царь Иван Грозный.
    После Средней Азии с её бескрайними пустынями, глинобитными домами, безводьем и невыносимой жарой город мне показался раем с большим количеством церквей и рекой Вологдой. Кругом парки, деревья. Я сразу же влюбился в Вологду и был очень рад, что наконец-то я в России, в самой её глубинке.
    На следующий день в приподнятом настроении пошёл представляться командованию дивизии. Штаб оказался недалеко от комендатуры, на набережной реки Вологды.
    Командира дивизии полковника Терещенко не было в гарнизоне, и я представился начальнику штаба дивизии полковнику Матяшу, начальнику политотдела подполковнику Артёменко, зам по вооружению подполковнику Абрамичеву, командующему РВиА дивизии подполковнику Коптяеву и его начальнику штаба подполковнику Перлову.
    В дальнейшем познакомился с начальником оперативного отделения подполковником Пироговым, начальником связи дивизии майором Власенко, начальником бронетанковой службы майором Квачом и др.
    Мотострелковый полк, в котором мне предстояло служить, располагался в Красных казармах на улице Чернышевского, на которой ещё в 19 веке в деревянном доме жил мой любимый бытописатель Москвы Гиляровский.
    В полку я представился командиру полка подполковнику (с 1989 г полковнику) Зубрицкому, замполиту полка майору Павлюченко, начальнику штаба полка майору Оличеву, которого вскоре сменил майор Сухотин.
    Познакомился с зам по вооружению полка майором Волковым, с парторгом майором Носковым, начальником автослужбы капитаном Розумом. Которого вскоре сменил капитан Бочкарёв. С заместителем начальника штаба полка майором Зенковым, с помощником начальника штаба по мобилизационной работе капитаном Ивановым, с начальником химической службы полка капитаном Мищенко, с начальником связи полка старшим лейтенантом Лапутько.
    А также познакомился с командирами батальонов: майором Банным, майором Концевым, майором Егоровым. Познакомился с пропагандистом полка майором Самсоновым, врачом капитаном Щербаковым, с подполковником Футерманом (забыл его должность), с начальником вещевого снабжения старшим лейтенантом Сизоненко и др.
    Познакомился и с офицерами кадра дивизии охраны тыла: командиром дивизии полковником Киселёвым, начальником политотдела полковником Живиным. Офицерами, майорами: Сидоровым, Ильиновым, Чудаковым.
    Вскоре последовало представление начальнику артиллерии полка подполковнику Гречишникову, (через год его сменит подполковник Зинченко), командиру дивизиона подполковнику Гаврикову и знакомство с командирами батарей капитанами: Кулибабой, Любцевым и Курочкиным, - и, наконец, со своим сменяемым с должности начальника штаба дивизиона капитаном Геной Климовичем.
    В дивизионе также имелось отделение обслуживание в количестве 5 солдат, разбросанных по разным казарменным и полигонным местам.
    Жить меня определили в гостинице на ул. Лаврова, где под конец моей службы разместили отделы штаба дивизии, а всех холостяков перевели в каменный барак Красных казарм, т.е. непосредственно на территорию полка.
    Моими соседями в гостинице по ул. Лаврова оказались командир ракетного дивизиона капитан Гена Абрамов, его зам по снабжению майор Миша Лещенко. А вскоре нам составил компанию их начальник штаба дивизиона капитан Петя Чистяков.
    Ребята оказались компанейскими, дружными и они мне очень помогали в службе, если надо было что-либо восстановить из украденного, выделить писаря для качественного оформления документа, или людей для каких-нибудь физических работ. Почти два года я с ними жил душа в душу, хотя ребята почти каждый день изрядно поддавали, усиленно предлагая мне составить им компанию. Но я придерживался сухого закона, и всё время приходилось отказываться от халявного угощения. А также приходилось иногда выгонять слишком шумные компании из комнаты, когда очень хотелось отдохнуть после наряда или службы.
    На приём должности у Климовича мне отвели три дня. Конечно, за этот короткий срок я не мог никак уложиться, ибо сразу же был задействован в несении службы в нарядах, на сборах. А принимать надо было топопривязчик со всем его многочисленным оборудованием, и, как оказалось, полностью разукомплектованную радиолокационную станцию АРСОМ (артиллерийская станция обнаружения миномётов) на АТСе (артиллерийский тягач средний), а также документацию по мобилизационной работе.
    На вооружении дивизиона находились 85-мм пушки Д-44 (вместо штатных 122 мм гаубиц Д-30) и тягачи к пушкам АТС, которые давно уже надо было списать с вооружения как позавчерашний день и отправить в народное хозяйство, что и было вскоре осуществлено.
    После передачи должности из-за спешки и нервотрёпки оказалось, что не хватает нескольких узлов и деталей к топопривязчику и, главное, не оказалось прибора ночного видения, стоившего довольно дорого. Пришлось обратиться за помощью к своим друзьям ракетчикам, которые за несколько талонов на водку, выдаваемых зав гостиницей всем её жильцам, восстановили мне весь некомплект. Как говорится, «не имей 100 рублей, а имей 100 талонов на водку», стоивших в то время у спекулянтов по 15 рублей за штуку.
    Конец 80-х годов в Советской Армии характеризуется началом сокращения соединений и частей и всего личного состава на 500 тысяч человек. Кончилось время тотального вооружения и господства во всех сферах военно-промышленного комплекса. Страна начала делать первые шаги в создании цивилизованного общества на западный манер, лёгкой промышленности, модернизации и конверсии тяжёлой. С привлечением к хозяйственному управлению не номенклатурных временщиков-чиновников, а подающих надежды деловых и энергичных людей. Рассчитывая, высвобождающиеся средства от сокращения армии направить в народное хозяйство.
    Через несколько месяцев после моего приезда в Вологду мы все узнали, что из нашей 69-й мотострелковой дивизии собираются создать базу хранения и по новому штату в дивизионе остаётся только один командир дивизиона. Всех остальных офицеров и солдат выводили за штат с сохранением должностных окладов до их увольнения в запас или перевода в другие части. Но не так, как это делалось при сокращении армии при Хрущёве в конце 50-х годов. Когда всех офицеров огульно увольняли на гражданку, и даже тех, кому до минимальной военной пенсии оставалось всего несколько дней. Что породило в армии ропот, вылившийся в результате в отставку Хрущёва. Ибо армия в лице её Министра обороны маршала Малиновского отказалась поддержать своего Верховного в самые его судьбоносные дни нахождения на вершине власти в октябре 1964 года после очередного кремлёвского заговора.
    Изменилось и Положение о прохождении службы офицерами. Вместо обязательных 25 лет общей выслуги для старших офицеров ввели 20 лет с последующим трёхпроцентным начислением пенсии от звания и должности за каждый год сверх этого срока.
    В дивизии все должности были заняты. Безработица в округе росла с каждым днём. Многие капитаны с академическим образованием не могли получить должность старших офицеров. Продолжались снятия с должностей офицеров за малейшие провинности с последующей их отправкой в расформировываемые части.
    Так что нужно было держаться за тот минимум, что я имел к концу службы, хотя с командиром полка полковником Зубрицким у меня с самого начала не сложились отношения. Дело в том, что он с моим прибытием в полк возлагал на меня надежды в том плане, что я со своим подполковничьим званием стану в полку чем-то вроде нештатного заместителя или, проще говоря, держимордой по наведению порядка в полку. Я же при общем падении дисциплины среди офицеров в связи с тотальным сокращением штатов не соглашался с такой ролью. К тому же из-за убытия подполковника Гаврикова в Ленинград на учёбу в ЦАОКе мне пришлось возглавить дивизион и заниматься передачей техники в народное хозяйство. Много времени отнимали постоянные сборы приписного состава, наряды и т.д. Работать сверх положенного я не мог просто физически, и на этой почве у нас возникли противоречия. Дошло до того, что Зубрицкий привлёк меня к партийной ответственности за то, что, когда я был ответственным по полку, один солдат после отбоя залез в грузовую машину, стоявшую в колонне возле нашей части и похитил из кабины машины радиоприёмник. Меня объявили крайним при живом дежурном по полку и передали дело на партсобрание с последующим исключением по ходатайству Зубрицкого из партии. Мне нужен был скандал, эпатаж, который дошёл бы с этим исключением до дивизии и округа. Поэтому я, выступив на партсобрании перед коммунистами полка, просил сам «исключить меня из партии, ибо считал всё это спектаклем по указке командира полка с целью наказания меня по максимуму за преступление солдата, за которое не могу никак нести ответственности по той простой причине, что он не мой подчинённый. Да, к тому же и должности ответственного по полку в армейских уставах не предусмотрено. И вообще, партийный билет превратился в хлебную карточку для получения более денежной работы, правительственных наград, дефицитных товаров, поездок за границу, а вся парторганизация стала своего рода орденом коммунистов со своим уставом и программой для прибежища бездарей, карьеристов и лицемеров. Терять мне нечего, своего максимума в армии я уже достиг, и я счастлив, что дожил до того времени, когда могу вместе с вами говорить то, о чём думаю. Поэтому теперь вам судить о целесообразности моего нахождения в парторганизации».
    Коммунисты единогласно отвергли предложение Зубрицкого, ограничившись лишь «выговором без занесения в учётную карточку», чему я даже расстроился и не хотел сначала забирать свой партбилет из рук секретаря парторганизации.
    Мне было непонятно, чего конкретно добивался от меня командир полка, если мои обязанности заместителя командира дивизиона и командира дивизиона оговорены уставами и штатными расписаниями мирного времени. Какие ещё сверхобязанности пытались мне вменить?
    Но начало было положено и после моего выступления на партсобрании офицеры полка, в основном подлежащие сокращению, стали бросать свои партбилеты на стол в ответ на угрозы партийного наказания.
    Ряды коммунистов полка стали катастрофически редеть. Роль парторганизации в «деле воспитания кадров» стала сходить на нет.
    Но как-то Зубрицкий так меня допёк своими придирками, что пришлось писать рапорт об увольнении из армии и положить его на стол командира полка. Хотя было обидно срываться перед самым финишем и увольняться, как я предполагал, без определённых льгот и на пониженную пенсию. Но или кадровики дивизии были слишком заняты, или Зубрицкий достал их всех своими повальными наказаниями офицеров и на все его крутые меры воздействия никто уже не обращал внимания. Мой рапорт не пошёл наверх и я, к счастью, остался в полку дослуживать до 45 –летнего возраста. Это именно тот бюрократический случай, который служил во благо, а не во вред офицерской службе.
    Вообще, меня удивляло, что КПСС превратилась в армии в некий карающий орган для «наведения порядка». В своего рода НКВД, который только тем и занимался, что разбирал чей-нибудь проступок или упущения по службе, влезал в личную жизнь, решая семейные конфликтные ситуации. И все партийные разборки проходили по указке командира части или соединения.
    Поэтому весь этот «демократический централизм» пришёл к своему логическому завершению, ибо не может ни одна партия, собрав под свои знамёна 19 миллионов «единомышленников», не развалиться под тяжестью накопившихся проблем. Такая многочисленная парторганизация при закреплённой в Конституции страны однопартийной системе не могла не превратиться в государственную структуру и вместе с ней не подвергнуться глубокому кризису при отсутствии конструктивной оппозиции. Что и привело к развалу Советского Союза «не потому, что слишком сильны, как писал писатель Марков Н.Е., его враги, а потому, что слишком слабы были его защитники!».
    Время уже работало не на коммунистов - максималистов типа Зубрицкого, а на откровенные криминальные структуры загнивающего социализма, ибо государственные чиновники с лишением их прав и привилегий не были заинтересованы в наведении порядка в стране. Мафиозная пятая власть вышла на первый план и стала наводить порядки в стране, попутно прибирая оказавшуюся бесхозной «народную» собственность, реализуя её на рынке уже по символическим бросовым ценам. И, если бы не активное участие теневого бизнеса в деле снабжения населения товарами первой необходимости, страна вообще погрузилась бы в гражданскую войну, хаос и голод.
    Интересно было наблюдать офицеров на построении перед штабом. А надо сказать, что эти построения по приказу командира полка проводились 4 раза в день: утром – развод, перед обедом – построение для проверки нахождения офицеров на службе, после обеда – построение для проверки выхода на службу, и перед уходом домой вечером – тоже построение для постановки задач на следующий день. Эта система построений стала практиковаться по всем Вооружённым Силам с введением войск в Афганистан в декабре 1979 года. При этом сегодняшние постановки задач противоречили вчерашним, но главный смысл всех этих сборищ – собрать до кучи офицеров, чтобы солдаты видели – их воспитатели на месте, работают и не дадут им нарушать дисциплину.
    Зубрицкий, обычно, почти на каждом совещании и построении отчитывал командира танковый роты капитана Танковита за упущения по службе, чему вызывал улыбки на лицах у всех собравшихся, когда тот всегда молча проглатывал упрёки в свой адрес. Но стоило Аркадию Алексеевичу переключиться на какого-нибудь другого офицера за плохую работу – сразу же в ответ летели ответные, грубые слова с упрёками уже в адрес самого Зубрицкого, который на каждое вымолвленное слово – в ответ слышал десять, иногда явно оскорбительных и часто не от одного, а от нескольких стоящих в строю. Ибо всем уже надоела тупая привередливость Зубрицкого, его часто несправедливые упрёки и придирки к офицерам и прапорщикам, тем более перед неизбежным всех увольнением в запас, а точнее демобилизацией по расформированию дивизии, её всех полков и отдельных подразделений в связи с основательным сокращением всей армии. Пришлось и мне пару раз поругаться с ним на этих построениях.
    А однажды к концу года Зубрицкий решил наказать всех офицеров полка скопом – своим волевым решением лишил всех 13-го денежного довольствия в декабре 1989 года. Группа молодых офицеров собралась в дежурной комнате полка, и главный заводила капитан Говорун по служебной телефонной связи позвонил в кабинет Командующего ЛенВО. Трубку снял сам генерал армии Ермаков В.Ф. и Говорун от имени всех офицеров полка пожаловался на Зубрицкого за лишение 13-го денежного довольствия.
    Приказ командира полка тут же был отменён, и всем офицерам выплатили всё до копейки. Получил и я положенные 400 рублей. Конфликт был улажен, а авторитет командира полка в очередной раз пошатнулся и совсем бы упал, если б не перевод Аркадия Алексеевича на военную кафедру Вологодского института на равноценную полковничью должность.
    Лет 10 – 15 назад Зубрицкий своим солдафонством и бескомпромиссностью мог бы сделать хорошую карьеру в армии. Теперь же его ожидала спокойная должность начальника военной кафедры ВУЗа, а значит, с меньшим объёмом работ с последующим увольнением в запас из-за предстоящего сокращения и этих раздутых по штату кафедр.
    На место Зубрицкого к нам в полк прибыл подполковник Домодыка.
    Очень часто приходилось заступать в гарнизонный наряд дежурным по караулам, где в комендатуре на набережной 6-й Армии я познакомился с военным комендантом гарнизона подполковником Бизиным, начальником гауптвахты капитаном Ратных и прапорщиками комендатуры: Кашиным, Катричем и Бабичем.
    С ними у меня сложились за 2 года нормальные деловые отношения.
    Запомнилось одно дежурство. Ночью с поезда патруль снял и доставил в прокуратуру, находившуюся рядом с комендатурой и госпиталем, майора Павлюковца, который вместе с прапорщиком возвращался из командировки в Архангельск в армию ПВО, в которой он служил на полковничьей должности, кажется, начальником мобилизационной группы армии. Как я потом узнал, Павлюковец, 1955 года рождения, до этого случая считался перспективным офицером, и ему все прочили быстрый карьерный рост. Но в поезде случилось непредвиденное. Павлюковец с прапорщиком из-за чего-то по пьяни повздорили, и майор в упор его расстрелял из «Макарова», выпустив в многодетного прапорщика несколько пуль, отчего тот скончался на месте, и ранив одного гражданского в мягкое место, лежащего на верхней полке соседнего купе.
    Мне пришлось быть понятым у прокурора гарнизона подполковника Здоровца в его кабинете при изъятии личных вещей задержанного и составлении описи. Видел красное лицо майора, сидевшего в трико и с носками на ногах без обуви, который оправдывался уже вмиг на протрезвевшую голову, и запомнились слова прокурора, что все его рассуждения о якобы необходимой самообороне гроша ломаного не стоят, и ему придётся отвечать за содеянное по максимуму.
    Утром из Архангельска по этому делу приехала целая комиссия во главе с командующим армией ПВО, которая заседала где-то часов 8, допрашивая Павлюковца. А заодно и проверила, все ли секретные документы, которые вёз майор, в наличии.
    Чем закончилось это дело, не знаю, ибо вскоре я уехал в столицу, но от одного следователя слышал, что в январе 90-го года Павлюковца отправили в Москву на обследование в психоневрологический диспансер имени Сербского.
    В армии в это время был период разброда и шатаний. Часто во время моего дежурства по караулам вологодская милиция доставляла в комендатуру пойманных на вокзале и в аэропорту солдат и сержантов - дезертиров. Часто сами дезертиры являлись в комендатуру с повинной. А однажды привели целый взвод военных строителей-туркмен, пытавшихся поездом уехать к себе на родину.
    Солдату уже нельзя было сделать замечание. В ответ можно было услышать оскорбления, а то и угрозы. Помню, как на одном из построений солдат узбек в ответ на удар по лицу схватил дрын и бросился сводить счёты со своим ротным. Сами же солдаты скрутили этого бунтаря и не дали ему наброситься на капитана, у которого явно чесались кулаки, чтобы достойно отбить нападение.
    То же самое разгильдяйство царило и на сборах с приписным составом. Люди из-за ухудшения с каждым днём жизни не боялись никаких угроз, и смело посылали всех своих командиров и начальников на три буквы. Заставить кого-нибудь выполнить положенную работу (по кухне, в казарме, на полигоне и т.д.) стало очень трудно. Политработа не помогала, гауптвахта была переполнена задержанными и находящимися под арестом военнослужащими, прокуратура завалена разного рода уголовными делами. У командиров не осталось никаких рычагов воздействия на нарушителей дисциплины. К тому же почти у всех опускались руки в связи с неопределённостью в своей дальнейшей службе из-за повального сокращения армии. Дисциплина с каждым днём падала, росло количество чрезвычайных происшествий. Сия чаша не миновала и наш полк. Кого-то током убило в трансформаторной будке, кто-то застрелил своего товарища в карауле, кто-то насмерть задавил гражданского на ЗИЛе и т.д. Ни одна неделя в гарнизоне не проходила без ЧП.
    Всё шло к развалу всей армейской структуры, как и страны в целом, и центробежному разбеганию её личного состава по своим национальным квартирам.
    Страна развалилась даже вопреки референдуму 1991 года, на котором 75% населения страны, за несколько месяцев до развала, проголосовало за сохранение СССР.
    У истории оказались свои таинственные законы развития, неподвластные воле большинства народа великой страны, о которых самые семи пядей во лбу советские марксисты-философы не могли даже и помыслить.
    В этой связи мне вспомнились слова великого немецкого поэта и драматурга Шиллера: «Россию могут победить только русские».
    Милиция доставляла не только дезертиров, но часто и подвыпивших офицеров и прапорщиков. При этом степень опьянения проверялась на глазок. И, если на сделанное замечание сержантом милиции по поводу неудачного броска окурка. Или во время освобождения мочевого пузыря от давившей низ тела мочи в людном месте, из уст защитника родины, иногда с майорскими или подполковничьими погонами, следовал не устроивший этого сержанта ответ, тут же к нарушителю дисциплины следовало применение силы в виде выкручивания рук и нескольких затрещин. И доставка его в комендатуру гарнизона. Хотя были случаи, когда приводили к нам на гарнизонную гауптвахту действительно очень пьяных офицеров и прапорщиков. А однажды привели целого полковника ну в очень непотребном виде. Правда, полковник этот оказался в отставке и на сборах военруков.
    С этим явлением за 16 лет службы в ТуркВО мне пришлось встретиться впервые. Когда на улицах города царил милицейский произвол, и задерживались любые выпивохи, гражданские и военные, от которых можно было поживиться в виде денежного подношения за обещание не приводить в милицию или комендатуру. Либо самим изъять из карманов гуляки что-либо ценное, пополнив тем самым свою личную или семейную казну.
    В Средней Азии, в местах, где я служил до Вологды и до развала Советского Союза, местные жители уважали военную форму, и местная милиция не очень связывалась с подвыпившими людьми в погонах. В комендатуру обычно приводились нарушители общественного порядка в военной форме, действительно, за какое-либо явное хулиганское дело и милиционерами, в основном, людей славянской внешности. По всем остальным случаям следовал звонок в комендатуру, и тут же по указанному адресу на дежурной машине отправлялась оперативная группа.
    Как тут в этой связи не сослаться на военную структуру американских и западноевропейских стран. В которой в каждом полку имелась и имеется служба военной полиции, занимающаяся приводом нарушителей общественного порядка в комендатуру и расследованием всех происшествий в части, а также контролем соблюдения законности, как армейскими должностными лицами, так и лицами рядового состава. При которой замалчивание всего негатива в армии становится проблематичным, ибо военная полиция не подчинена командиру части или дивизии, а равно и сведён к минимуму деспотизм больших начальников с оглядкой их на своих полицейских оппонентов. Как и непрофессионализм в деле расследований преступлений и правонарушений в армии, при которых для ведения дознания по каждому факту по старинке до сих пор ещё назначаются строевые офицеры части, далёкие от юриспруденции и зависимые от воли их командиров и начальников.
    Любая экономия в деле воспитания личного состава армии и соблюдения законности в ней обходится государству очень дорого, поэтому не зря уже в наши дни на самом правительственном уровне серьёзно поговаривают о введении в Российской Армии института военной полиции на западный манер.
    Жизнь в Вологде с каждым днём ухудшалась. Увеличивались перебои с водоснабжением, когда её и в артезианских колонках не было. А если где-то и была, то за ней выстраивалась огромная очередь. Приходилось брать воду прямо из реки – благо она текла в конце улицы Лаврова, рядом с общежитием, в котором жили холостяки. И если в начале своей службы в Вологде я радовался возвращению к русским лесам, климату, речи и т.д., то уже где-то через год эйфория прошла, я решил не вызывать семью, пока не получу квартиру в Москве.
    Наш полк с ракетным дивизионом, другими частями и автопарками располагался на окраине города рядом с кладбищем. Боже, как оно было запущено, несмотря на недавние захоронения. Небольшая часовенка в развалинах, бурьян выше человеческого роста, ни нормальных дорог, ни тропинок. А ведь это не только история города, но и концентрированный городской памятник, в котором каждый умерший – отдельный мир разных эпох, живая хроника и по жанру и по посылу. Обидно за вологжан, за их наплевательское отношение к своему прошлому, к своим предкам.
    В октябре 1989 года мне исполнилось 45 лет – потолок для увольнения из армии в звании подполковника, и началась моя «битва за Москву», при которой кадровики дивизии и полка никак не хотели меня направлять для постановки на военкоматовский учёт в столицу. Пришлось писать письмо на имя Горбачёва по адресу: Москва, Кремль. В конце концов всё закончилось в мою пользу.
    О всех перипетиях своего перевода в Москву я подробно написал в статье «Возвращение».
    С приездом в родную Москву и с получением в ней квартиры у меня и моей семьи началась новая жизнь с её трудностями, радостями и встречами с интересными людьми. Пришлось поработать и на музейной ниве целых 8 лет в должности начальника отдела охраны, режима и музейных смотрителей Музея Кремля.
    Но это уже другая история.

    15.01.2010 г.

    Историческая справка о Красных казармах на улице Чернышевского.
    от Зои Мокрушиной

    "Для Вологды здание бывших воинских казарм, больше известное как Красные казармы, – единственное в своем роде. Построено в 1910–1911 годах по проекту архитектора Михаила Васильевича Дикарёва. Первоначально именовалось Александро-Невскими казармами, так как в них до революции размещался батальон 198-го пехотного Александро-Невского полка. В первые годы после революции они именовались казармами им. Кузнецова, в настоящее время – Красными казармами. Объект с признаками объекта культурного наследия, который согласно ст. 44 Конституции РФ обязаны охранять и государство, и общество, и каждый гражданин."

Метки этой темы

Ваши права

  • Вы не можете создавать новые темы
  • Вы не можете отвечать в темах
  • Вы не можете прикреплять вложения
  • Вы не можете редактировать свои сообщения
  •