Миличевич Предраг

[Cliver F]

Дорогие читатели,

Представляем Вашему вниманию отрывок из книги Предрага Миличевича «Товарищи мои» (Москва, 1983 г., изд. «Молодая гвардия»), посвященный замечательному немецкому коммунисту-антифашисту Рудольфу Корнауэру. События книги, о которых пишет автор, разворачиваются в оккупированной гитлеровцами Югославии, в городе Вршац, край Банат, Воеводина.
Юлия и Екатерина Миличевичи

РУДОЛЬФ КОРНАУЭР – Р У Д И

Помимо обязанностей связного была у меня и другая задача. Наш подпольный радиоприемник находился в доме семьи арестованного, а затем расстрелянного немца-коммуниста Руди – Рудольфа Корнауэра.
Руди я знал еще до войны. Он часто заходил к нам домой с тем или иным

поручением. Среднего роста, коренастый, румяный, крепкий, Руди олицетворял для меня здоровье, внутреннюю собранность и организованность. Руди — простой рабочий, но самообразованием достиг многого, выдвинулся в вожаки рабочего класса. До войны он руководил секцией наемных рабочих в профсоюзах. Руди представлял ту часть немецкого рабочего класса, которая не поддалась на разнузданную националистическую и человеконенавистническую расовую пропаганду, а стояла насмерть в борьбе с фашизмом. Мне почему-то на всю жизнь запомнились веселые морщинки вокруг его лучистых глаз и твердая мозолистая рука, которую он всегда протягивал при встрече.

Генерал полиции Райт знал о влиянии Руди на рабочих. Не желая, чтобы среди соплеменников были враги режима, Райт предложил Руди сотрудничать с оккупантами, причем в ультимативной форме:
— Или ты подпишешь подготовленный текст обращения к фольксдойче и вместе с руководимым тобой профсоюзом признаешь рейх и германскую армию, или расстрел!
Но он плохо знал нашего Руди. Руди не только отказался подписать обращение к фольксдойче, он убедительно обосновал свой отказ. Профсоюзная организация, которой он руководит, — организация немецких рабочих, Гитлер и его армия представляют ударную силу монополий, против которых его профсоюз борется, и потому Руди как руководитель, возглавляющий эту борьбу, подписывать предложенную бумагу не станет. Тем более, не удержался Руди, что Гитлер и его армия все равно будут разгромлены.
Руди расстреляли. Это была одна из наших первых потерь, тяжелых и невосполнимых. Мы потеряли надежного друга, настоящего интернационалиста, кристально чистого человека. Жить в оккупации — значило для Руди бороться с фашистской нечистью, и любая сделка со своими убеждениями и принципами была для него равносильна смерти.

Такой же убежденной и непримиримой к фашизму оказалась и супруга Руди, Анни, тихая и скромная женщина. Она передала нам, что друзья Руди — ее друзья, и пусть нас не смущает, что она в «культурбунде». Руди сам предложил ей туда вступить, сказал, что так надо. Анни согласилась, чтобы вечерами мы слушали у нее радиопередачи из Москвы, только попросила нас соблюдать чрезвычайную осторожность.

И вот я в доме у Анни. Ровно в двадцать один тридцать по нашему времени включаю приемник «Филлипс», настраиваю на московскую волну, и вскоре до меня доносятся знакомые звуки «Интернационала», а затем и голос диктора. Стараюсь записать как можно больше, не пропустить ни одного слова. С непривычки и от напряжения я даже взмок. К тому же тяжело было слышать об от*ступлении советских войск, о том, что оставлены города:
Ровно, Котовск, Минск, Житомир, Киев, Могилев, Смоленск, Ярцево... Города с похожими на сербские названиями я жалел больше всего. Казалось, совсем родные города, а вот оставлены...

О своих успехах на фронте фашисты трубили на всех перекрестках. Город был разукрашен плакатами, которые изображали эсэсовских головорезов «освободителями» народов Европы. Мы, комсомольцы, не могли без отвращения смотреть на эти «образцы наглядной пропаганды» и, улучив момент, ловко срывали плакаты или портили их в вечерние сумерки метким броском перезревшего помидора. А утром смотришь — наглая эсэсовская рожа на плакате плачет кровавыми слезами с засохшими семечками. Гитлерюгенд даже стал выставлять дежурных.

В те тяжелые дни, слушая голос Москвы, мне было приятно записывать потери немцев: столько уничтожено танков, самолетов, столько-то фашистов...

Особенно радовали меня сообщения об атаках советских войск на отдельных участках фронта, в боях за такие города, как Ельня, Великие Луки, где фашистам пришлось ох как несладко! Я по своей неосведомленности Великие Луки представлял большим портовым городом, так как в переводе на сербский «Великие Луки» означает «большие порты», и у меня перед глазами возникали красивые портовые города, где русские уложили штабеля этих сволочей – эсэсовцев. Слушая передачу, я испытывал радостно-злобное чувство, радостное по отношению к нашим, а злобное — к немцам. Ага! Неправда ваша, господа фашисты, когда кричите, что разбили русских, что уничтожили коммунистов в горах Сербии и Черногории. Действуют наши товарищи партизаны и в Сербии, и на Украине, и в Черногории, и в Белоруссии. Не покорился вам советский народ, не покоримся и мы!

Последние известия кончались, я дослушивал бой курантов, переводил стрелку радиоприемника на другую волну, чтобы в случае чего нельзя было догадаться, что здесь слушали Московское радио, переписывал записи начисто, сжигал черновик и выходил на темную улицу. После этих передач становилось легче на душе. Не так все тяжело и мрачно, как преподносят немцы, думал я, глядя на разжиревшую фашистскую солдатню. Связь с Савой и Милой я поддерживал два раза в неделю, по вторникам и пятницам, в малой православной церкви во время вечернего богослужения. Иногда мы встречались где-нибудь в виноградниках. Я коротко докладывал, что сделал, передавал записи радиопередач, получал указания.
Если я путал названия городов во время радиосеансов, Мила меня ругала за это, просила быть повнимательнее! Я удивлялся, откуда она сама могла знать, что передавали по радио, но оказалось, что у Милы была географическая карта и она проверяла мои записи по ней.

— Цифры — сколько уничтожено фашистских солдат, танков, самолетов, ~ названия городов должны быть точными. Мы людям правду должны говорить, ведь народ верит нам. В правде наша сила!
В те суровые летние и осенние месяцы 1941 года в сводках Совинформбюро наряду с сообщениями о кровопролитных боях и вынужденном отступлении часто сообщалось, что на таком-то участке фронта сбито три, шесть или семь самолетов противника, уничтожено пять, девять или десять танков, убито пятнадцать или двадцать фашистов. Записывая эти цифры, меня так и подмывало изменить их, чтобы число уничтоженных врагов звучало впечатляюще. Ну как я понесу товарищам сообщение о трех сбитых самолетах и пятнадцати убитых фашистах, когда немцы трубят на всех перекрестках о сотнях уничтоженных советских танков и самолетов, о десятках тысяч погибших или взятых в плен красноармейцев! Но всякий раз я вспоминал слова Милы, ее суровый взгляд и оставлял все, как было сказано в сводке.

Принесенные мной данные переписывались в листовки, и мы расклеивали и разбрасывали их в сербской части города и на базаре. В листовках говорилась только правда: и о кровопролитных боях, и о вынужденном отступле*нии, и о том, что Советская Россия не покорена, а Краевая Армия наносит мощные контрудары фашистам. И все это обосновывалось данными сводки Совинформбюро. Писали мы в листовках о злодеяниях фашистов в Банате, призывали народ не смиряться с оккупацией страны, а вместе с коммунистами и всеми свободолюбивыми силами бороться с фашистской нечестью.

Когда я Миле рассказывал, как на улицах и на базаре народ читает наши листовки, впитывая каждое слово правды, лицо у нее светлело, разглаживалось, и она, улыбаясь, говорила:
— Видишь, не напрасно мы наше дело делаем...
Однажды Мила не удержалась, вновь упрекнула меня в неточности:
— Нельзя нам путать названия городов и рек! Не «Брзина», а «Березина» и не «Велика Лука», а «Великие Луки». Это же река Березина, а Великие Луки — город в средней России. Ты его, по-моему, с каким-то портом путаешь.

Я не сдержался и запальчиво ответил:
— Да какая разница, «Брзина» или «Березина», «Велика» или «Великие». Разве в этом дело? Далеко это все от нас, а они все отступают и отступают. Когда же, наконец, русские врежут немцам?

Посмотрела Мила на меня укоризненно и отвечает:
— Конечно, не в Березине дело. Вот Наполеон и Березину перешел, и Москву взял, а все равно еле ноги из России унес. Гитлера наши разобьют. Победа будет за нами, только дай срок. Это, может, произойдет и не так скоро, как бы нам хотелось. Сейчас трудно, не исключено, что будет еще труднее. Люди в городе напуганы и силой немцев, и расстрелами, и отступлением наших на восточном фронте. Кто надеялся на быструю победу, отступился от нас. А мы должны, обязаны продолжать борьбу, обязаны говорить народу правду. Для того чтобы вера у людей не угасла, нам нужно работать и работать. Бумага нужна, медикаменты нужны, явки, людей надо надежных искать и вовлекать в наше движение.

Слушал я Милу, смотрел на нее и не переставал восхищаться ее красотой. Осунулась она, морщинки появились раньше времени, серьезной стала и сосредоточенной. И хотя я понимал, что изменилась она не от хорошей жизни и что не в моих силах все поправить, мне очень хотелось видеть ее такой же радостной, доброй и прекрасной, какой она была до войны. Но что я мог изменить?..

[Cliver F]

Бранко Чопич – антифашист, прославленный сербский писатель и поэт

Рассказ известного сербского писателя Бранко Чопича в переводе Предрага Миличевича с его комментариями и с биографией Б. Чопича, составленной Юли Миличевич.

В связи с 65-летием Великой Победы над фашизмом этот перевод рассказа посвящается светлой памяти Бранко Чопича, всемирно известного югославского поэта и писателя, храброго борца – антифашиста, сражавшегося против немецких оккупантов в партизанских соединениях с 1941 по 1944 год.


1962г.
Бранко Чопич

ЗАЩИТНИК
(Украденная победа)

Сельским трактом мимо дома Стевана Батича, бывшего партизана, вот уже три-четыре дня течет пестрый поток людей, поднимающихся на просторную возвышенность, туда , где находится партизанское кладбище. Проезжают и грузовики со стройматериалом. Там, наверху, сооружается трибуна. Готовится торжество по случаю славной битвы, в которой партизаны наголову разбили целую вражескую дивизию. Худющий, черный, босоногий Стеван стоит на пастбище повыше тракта, стережет свое стадо - четырех овец и одного барана. Председатель Союза ветеранов войны из города, подъезжая на машине, узнает его и просит шофера остановиться.

— Останови на минутку, вон наш Стева.
Приехавший выходит из машины и весело приветствует:
— Здравствуй, Стево - сокол, наш, как поживаешь?
— Как? Немного лучше, чем эти бедняги там, наверху.
— Эх,опять ты! – укоризненно откликается председатель - Опять свое продолжаещь.
— А что бы ты хотел другое ? Только так и могу – и все-тут.
— Собираешься на торжество, Стеван?
— Я свое отпраздновал, когда требовалось. Клянусь, шибанул тогда до последнего патрона.
— Вот поэтому ты и должен прийти.
— Нет, идите вы, остальные, кому идется, а я.....
— Ну как это, человече, ведь ты ухаживаешь за могилами столько лет, и сейчас на таком торжестве...
— Нет, нет, нет, зовите вы тех, кого надо учить , как Родину защищать.
— Ты подумай! А это что на твоем баране?
— Споменица.1
— Чья споменица?
— Моя ,чья же еще!
— Добре, браток, но почему же так? Споменица – и на баране?
— Так – и все тут. Моя Споменица, могу с ней делать все , что хочу. Притом, это не первый баран со споменицей.
— Не знаю, Стеван, что и ответить тебе. Можно было бы об этом поговорить, но как хочешь. Ты как-то чуждаешься, дичишься, бежишь от нас, от своей старой компании. Что не по тебе? Скажи в конце концов!
— Не по мне , говоришь? Не знаю, брат. Что-то тяжелое на сердце давит, а что, почему - бог знает!
— Мы что, обидели тебя, а? Кто во всей округе может сказать хоть одно худое слово о прославленном пулеметчике Стеване Батиче?
— Тебе это лучше знать.
— Эх, мне! Говорят, браток, что ты в православный день поминовения усопших всем им там на партизанском кладбище поставил свечки.
— Это матери делали. А я только своему помощнику, ему больше никто не поставит, он сирота, деревенский батрак.
— Стева, Стева, весь ты наш, а несет тебя куда-то в сторону, как этот вихрь в гору. Что будем делать с тобой?
— Занимайся ты другими., со мной легко - без проблем. Садись в машину и завершай свою работу.
— Эх, Стева, горе мое, на войне мне с тобой легко было. Мне только скажут – там Стева! И я спокоен.


***

Завершились речи, опустела трибуна, ветер невесело шелестит в знаменах. На просторной поляне разгорается и шумит народное веселье. Натащил народ и питья и закусок, полнились софры 2, угощают друг друга на солнечной поляне. То здесь, то там раздается пистолетный выстрел, автоматная очередь или партизанская песня: „Карабин мой, дружок милый...“

У самой кладбищенской ограды расположился Стеван Батич со своей старухой. Перед ними на составленных вместе столах пять испеченных бараньих туш.
— Добро пожаловать, товарищ председатель.
— Боже мой, Стева, чья это гора мяса?
— Моя, товарищ председатель, индивидуальная.
— Твоя?
— Что ты так удивляешься, товарищ комиссар. Положено мне устроить поминки по моему отряду. В тот день они почти все тут остались.
— Ну неужели ты заколол все свое стадо, браток?
— Это мое дело.
— А что ты скажешь на это, подруга? - поворачивается к старухе председатель.
— Как Стева скажет – коротко отвечает женщина в черном.

Председатель внимательно оглядывает бывшего пулеметчика. Он чисто выбрит, застегнут на все пуговицы, на груди серебрится Споменица и сияют золотом три Ордена за храбрость.

— Боже мой, как ты принарядился, а?
— А как же, так и должно быть. Я пришел к своим старым друзьям, должны же мы узнать друг друга. Все они подряд были бы кавалерами Споменицы, притом настоящими, если бы дожили до этих дней.

Председатель грустно улыбается, с мукой смотрит на Стевана и невесело говорит.

— Тебе, Стева, легче, ты заботишься только о погибших кавалерах Споменицы, а на мне – живые. Если б ты только знал обо всем, что происходит, и во что все превратилось...3.

Председатель резко поворачивается и молча уходит, с трудом печатая тяжелые от безмерной печали шаги. А старый воин, торжественный и суровый, бросает взгляд на ряды партизанских могил. В глазах у него блестят две скупые слезы. Тихая женщина, состарившаяся раньше времени, с тревогой смотрит на эти бисеринки в глазах ветерана и боится, что они упадут на землю и сожгут до тла сухую низкую траву.

***

Толпятся на вокзальной площади люди с торбами, чемоданами, пакетами. Молча курят под облачным небом неминуемой разлуки.

Председатель появляется на станции за десять минут до прибытия скорого поезда . Путешествует и он на какую-то из своих бесчисленных конференций. В молчаливой толпе он сразу замечает своего партизанского друга.

— Стева, и ты куда-то путь держишь?
— И я, товарищ комиссар.
— Далеко?
— В Швецию, товарищ комиссар. 4
— Оставляешь свою землю?
— Как видишь. Защищал ее и защитил, а теперь... Что тут поделать? За куском хлеба, как когда-то и наши старики, друг мой милый, Стоян.

(1) Споменица – Высшая награда за участие в войне тем, кто воевал, начиная с восстания 7 июля 1941г. и до конца войны в рядах партизанских отрядов и Народно-освободительной армии Югославии.
(2) Софра – низкий, круглый стол на 6-8 мест.
(3) Начиная с 1948г. Президент Югославии Тито открыто проводил враждебную Советскому Союзу политику, переведя страну с помощью США и Англии в империалистический лагерь. Большинство коммунистов – членов Коммунистической партии Югославии, бывших партизан, вынесших на своих плечах тяжелейшую войну против немецко-фашистских захватчиков и их прихлебателей, осудили такую политику Тито. Из 285147 членов КПЮ в 1948г. было исключено из партии 218370 человек. Все они были репрессированы, поплатились многолетними пытками в чудовищных титовских лагерях смерти. Разгромив антифашистские, антизападные силы, Тито вынужден был во внутренней политике опираться на недобитые профашистские и националистические элементы, захватившие постепенно власть на местах и в руководстве республик. Экономическая политика так называемого «рыночного» социализма приводила к нарастанию националистической розни между республиками, что, конечно, наряду с яростной антисоветской политикой поддерживалось и морально и материально (обильные займы) Западом. Югославия под руководством Тито была основным антисоветским рупором. Запад понимал, что их обвинения в адрес СССР обветшали и гораздо эффективнее будет атака такого известного авторитетного «коммуниста», каким являлся в 50-60-е годы Тито. Но в середине 80-ых гг. прошлого века руководители Запада в лице Горбачева и его камарильи получили более эффективного разрушителя Советского Союза, и надобность в титовском антисоветском рупоре отпала, тем более, что к этому времени страна была вся в бесчисленных долгах. Вся эта антинародная и, по существу, антиюгославская политика Тито и его ставленников привела в 90-ых гг. ХХ столетия к катастрофическому разгрому страны при помощи США и НАТО.
(4) Проводя рыночную экономическую политику в угоду западным монополиям, Тито создал в стране массовую безработицу (до 1,5 млн человек). Для устранения назревающего социального взрыва Тито открыл западные границы и вышвырнул безработных (в том числе и тысячи бывших партизан) на рынки труда Запада – Германии, Швеции, Франции, Австрии, Швейцарии и др. Судьба многих сербских гастарбайтеров сложилась трагически. (Отрыв от родного дома, разорванные семьи, тяжкий труд на нескольких работах, дети, не знающие своего языка).

Часть гастарбайтеров была втянута в криминальное подземелье Европы, большая часть попала под идеологическую обработку профашистских и националистических организаций усташей, четников, балистов, хорватских, сербских, албанских элементов, прислуживавших немецким оккупантам в 1941-1944 гг. и сбежавших с гитлеровцами в Германию и остальные европейские страны.

Перевод с сербскохорватского Ю. И. Миличевич.
Примечания П. Ч. Миличевич


Бранко Чопич 01.01.1915 – 26.03.1984


Биография


Бранко Чопич, прославленный сербский писатель, поэт, член Сербской академии наук и искусств (1967), член АН Боснии и Герцеговины (1973), участник народно-освободительной войны в Югославии с первых до последних дней. Родился 01.01.1915 года в селе Хашани, Босния. Окончив гимназию, поступает в Учительское училище в г. Баня Лука, из которой на четвертом курсе был исключен за чтение передовой нелегальной литературы. В дальнейшем он завершает Учительскую школу в г. Карловац. После этого переезжает в Белград, где оканчивает философский факультет Белградского университета. В студенческие годы с 1929 года начал печатать свои рассказы в газете «Политика». Вторая мировая война застала его в армии в г. Марибор, где он служил после призыва. На его глазах произошел распад страны и армии, а он с самого начала войны установил связь с народно-освободительным движением, из первых до последних дней войны сражался против фашистов в партизанских отрядах. В течение всей войны он вместе со своим боевым другом, знаменитым писателем и поэтом Скендером Куленовичем был военным корреспондентом партизанских газет и листовок. Уже в ранних сборниках Бранко Чопич выступил как мастер реалистической новеллы, отличающейся теплым и сердечным юмором, который характерен и для последующих его произведений. Популярны и любимы народом были и его стихи, рассказы, романы военных и послевоенных лет для детей и взрослых. Свои многочисленные романы он посвящает антифашистской борьбе югославского народа, а также драматическим и трагическим послевоенным годам. Характерным для этого периода является приведенный выше рассказ-быль 1962 года «Защитник» («Украденная победа») – весьма актуальный и для России. В переводе сербского писателя и публициста Предрага Миличевича и с его комментариями, которые позволяют думающим читателям в России «мину замедленного действия», заложенную предательской политикой Тито и его приспешниками, которая взорвалась в 90-х годах и разнесла на куски единую цветущую Югославию, освобожденную настоящими патриотами-коммунистами под лозунгом «Братство!» и «Единство!». В этой борьбе за единую Югославию против ее врагов участвовал и Предраг Миличевич со своей семьей. Такую трагическую развязку для своей родины предугадал чуткий поэт и писатель Бранко Чопич. Начало этой трагедии он уже наблюдал своими зоркими глазами, что прекрасно видно в его рассказах и романе «Восьмое наступление» («Осма офанзива») и в других произведениях. Сначала пятидесятых годов Бранко Чопич пишет сатирические рассказы, в которых остро критикует ситуацию в Югославии, допущенные крупные ошибки и недостатки, за что длительное время подвергается лавине нападок со стороны руководства страны. Благородное доброе сердце замечательного человека не выдержало разворачивающейся трагедии родной страны и родного народа, и 26 марта 1984 года Бранко Чопич разбился насмерть, бросившись с моста через реку Саву, который теперь в народе называют Бранков мост.
Бранко Чопич – кавалер многих наград: Партизанской споменицы, других боевых наград, лауреат Премии антифашистского веча народного освобождения Югославии, лауреат премии имени Негоша и многих других. Рассказы, романы, стихи Чопича переведены на многие языки мира: русский, английский, немецкий, французский, украинский, польский, чешский. Болгарский, словенский, венгерский и другие. Его считают величайшим детским писателем югославской земли. Свои рассказы и романы Бранко Чопич окрашивает дивным теплым юмором, этот юмор в природе менталитета его героев, которые в самые тяжкие моменты своей жизни сохраняют оптимизм и даже готовы посмеяться над своими проблемами. Хотя Чопич – писатель
эпической ширины с природным юмористическим даром, во всех его произведениях звучит и лирическая струна: его пейзажах, потретах дорогих и близких ему людей. Тепло, с любовью и уважением написал освоем дорогом друге Бранко Чопиче знаменитый писатель и поэт Скендер Куленович в предисловии к роману Чопича «Восьмой удар». Это замечательное эссе заслуживает перевода и издания на русском языке. Пусть предложенная читателю небольшая скромная публикация и рассказ Бранко Чопича будут выражением нашей любви и уважения к прекрасному доброму человеку, борцу за справедливость, талантливейшему сербскому писателю, поэту, публицисту, гордости югославского народа Бранко Чопичу.
Бранко Чопич оставил нам 14 сборников рассказов, пять романов, три сборника поэзии, две комедии, ряд сценариев, 27 книг стихов и рассказов для детей.

Перевод и подборку материала подготовила член МССЖ , к.т.н. Миличевич Ю.И.
Cliver F на форуме Пожаловаться на это сообщение IP Редактировать/удалить сообщение

[Миличевич Екатерина]

К годовщине бандитского нападения США и НАТО на
Югославию!

24 марта 1999 года бомбардировщики НАТО и США совершили варварское нападение на мирную суверенную Югославию.

Разбирая архивы своего мужа, Генерального секретаря Союза славянских журналистов, авиаконструктора, бывшего партизана-подпольщика Предрага Миличевича, я нашла его коротенькую, но очень актуальную статью и стихотворение Бранко Чопича, переводчик которого мне неизвестен (Юлия Миличевич).

Предраг Миличевич

Прославленный югославский поэт – партизан, Бранко Чопич, написал в 1944 году потрясающее стихотворение о кровавом преступлении фашистов в Боснии, свидетелем которого он был. В лютую зиму 1943 года немецко-фашистские стервятники расстреляли колонну безоружных сербских беженцев: стариков, женщин, матерей, среди которых было 300 детей, измученных голодом, холодом и бесконечным отступлением по Петровацкой дороге. «Лавры» немецко-фашистских бандитов не давали покоя платным убийцам-наемникам НАТО, и вот американские истребители в начале сентября 1995 года расстреляли на той же Петровацкой дороге тысячи сербских беженцев – беззащитных детей, матерей и стариков. Так через 50 лет устанавливают «новый порядок» по образу и подобию гитлеровского их нынешние последователи – «миротворцы» США и НАТО (Петровацкая дорога – это дорога в горах к городу Босански Петровац в Западной Боснии).

На Петровацкой дороге

Бранко Чопич

На дороге Петровацкой беженцы
И 300 детей в колонне.
Над дорогой кружат хищные птицы –
Чужие самолеты.
По скалам заснеженным
Звенит стальной дождь…
В снегу мертвая Машенька,
Мамина единственная дочь.
Было ей семь годочков.
Три дня ножечки снег месили
И сотни раз споткнулась,
В своей юбочке маленькой,
В маленькой безрукавке,
А сверху желтый полушубок,
Широченный и с длиннющими рукавами
Из старого пальто отца.
Иногда Машенька плакала,
А потом опять смеялась,
И веселой была,
Когда мать утешала:
Ещё немножко, родная,
И мы увидим Петровац,
А это город огромный,
В нем найдем тепла и хлеба,
И дома – до самого неба.
Радовалась девчушка
И теплу, и городу невиданному,
А сейчас лежит малюсенькая, как птичка,
На дороге Петровацкой,
На дороге окровавленной.
Глаза широко раскрытые смотрят,
Но нет в них сияния,
Из мертвых уст малышки,
Обвинение кричит немое:
О, страшная птица,
Ты меня убила!
А в чем я перед тобой виновата?

Переводчик неизвестен

22 марта 2012 года Предрагу Миличевичу исполнилось бы 86 лет.


P.S.(Ю.И.Миличевич)

Неофашисты США и НАТО продолжают свое грязное дело. После Югославии (24 марта 1999 г.) последовал варварский разгром Ирака, и дикое убийство его президента. В Ираке погибли сотни тысяч детей, и продолжают погибать люди не только от пуль и ракет оккупантов, но и от заражения ураном их родной земли. В Югославии неофашисты заразили ураном самые плодородные земли Косова и Метохии, и там ширится страшная эпедимия тяжелейших болезней, в первую очередь онкологических. Затем «миротворцы» двинули в Афганистан, мимоходом разбомбив деревенскую свадьбу и наладив там «демократический» наркотрафик. Заварив «демократическую» кровавую кашу в северной Африке с огромным количеством жертв, они почти стерли с лица земли процветавшую Ливию, диким образом растерзали Каддафи и тысячи ливийцев, в том числе детей и женщин, что вызвало радостный смех кровожадной Хилари Клинтон. Теперь они и их пятая колонна («оппозиция» и «оранжисты») пытаются устроить кровавую баню Сирии, нацелились на Иран и на Россию. Все это сопровождается потоками лжи и клеветы, как и в Югославии. Об этом очень убедительно, полный боли и тревоги во всех своих книгах, статьях, выступлениях предупреждал верный сын, патриот и защитник и России, и Югославии Предраг Миличевич, безвременно из-за тяжелых переживаний навеки ушедший от нас 5 лет назад 16 марта 2007 года. Вечная слава и память нашим советским и югославским патриотам, защитившим нас от фашизма. Мы обязаны сделать все, чтобы неофашизм не прошел.

[Cliver F]

Книга «Зренянин. Звезда в сердце» о Народном герое Югославии Жарко Зренянине, в честь которого и назван город в Воеводине. Автор - Анджа Миличевич-Зренянин, боевой товарищ своего брата Жарко Зренянина, мама Предрага Миличевича. Перевод на русский выполнила Юлия Миличевич. На сербском языке книга была издана в Белграде в 1982 году. Представленный текст - это первый выход в свет издания на русском языке.

[Cliver F]

«Другови мои» - это «Товарищи мои» на сербском языке. Это аутентичный текст Предрага Миличевича.