НЕИЗВЕСТНАЯ ВОЙНА

[mirhop]

Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
июль 1941 года

Вокруг Никитина было несколько командиров из его штаба.
В ближайшее же время каждый получил задачу. Тщательно выбиралось место для предстоящей атаки. Нужно было организовать и провести в жизнь задуманное. Но совершенно неожиданно, на следующий же день, началась погрузка военнопленных. Под ударами прикладов военнопленных офицеров грузили в огромные грузовые автомашины "Бюсинги". В кузове машины пленные должны были лечь и не двигаться. Малейшее неповиновение - расстрел. Через два дня генерал Никитин и Степнов, оказались в лагере военнопленных Белая Подляска.
Огромное поле лагеря Белая Подляска, обнесённое колючей проволокой, было изрыто ямами, в которых ютились измученные люди.
По лагерю шныряли подозрительные типы, выискивая комиссаров и евреев.
На следующий день, вечером, в лагерь привезли больного и измождённого генерал-майора Алавердова.
"Здравствуйте товарищи!"- проговорил Алавердов, опускаясь в ямку, где лежали Никитин, Степнов, Поносов, Горский и другие командиры, окружавшие генерала Никитина. Бодрое приветствие и близкое сердцу слово "товарищ” - звучали в устах генерала Алавердова, как пароль верности Родине. Генералы знали друг друга давно, знал Алавердов и Степнова ещё по службе в Закавказье.
"Положение наше незавидное, товарищи, - бежать нужно",- высказал без обиняков своё мнение Христофор Николаевич Алавердов генералу Никитину и Степнову. В глазах Алавердова светилась решимость и не сгибаемая вера в победу Красной Армии.
"Согласен с тобой, Христофор Николаевич. Нужно только, чтобы ты немного отошёл. - Уж больно ты плохо выглядишь",- заметил Никитин.
"А я на четвереньках на восток к своим согласен лезть",- серьёзно отозвался Алавердов.
Медленно тянулись мучительные и голодные дни.
"Нужно, чтобы наши ближайшие товарищи пошли по лагерю, в ямки, - к нашим бойцам. - Пусть каждый боец знает, что победа, все равно будет наша. Не может победить фашизм свободный народ, которому Гитлер готовит рабство", - с воодушевлением проговорил однажды Алавердов.
"Это верно, - не может фашизм победить страну, в которой восторжествовал передовой строй",- подтвердил Никитин слова Алавердова.
"Мы пойдём Иван Семёнович, - пойдём по всему лагерю и будем говорить людям то, о чём вы с генералом Алавердовым сказали нам",- с волнением высказался Степнов.
"Да это надо, товарищи. Я вижу в этом нашу главную и священную задачу",- подтвердил генерал Никитин.
Большие черные глаза Алавердова блеснули догадкой. Он провёл рукой по лысому, до черна загорелому черепу.
"Пойти вы должны, друзья, но действовать нужно осторожно, - заметил он. Сходив к товарищам по разным местам лагеря, - вы уже не должны там появляться снова. Кон...спи...ра...ция! - понимаете? запомните, вы не в полках у себя в армии. Вы в тылу врага и ведёте против него политическую борьбу. Цена всему этому - жизнь".
"Я уже сказал товарищам, Христофор Николаевич, что побывав однажды в каком-нибудь месте - в лагере, нужно сразу-же выбирать стойких товарищей и потом через них поддерживать всё время связь с остальными. Хороших людей много и, я думаю, в этом затруднений не будет",- уточнил Никитин.
"Совершенно правильно. Но места встреч тоже должны быть хорошо выбраны, - чтобы они не вызвали подозрения",- согласился Алавердов.
Вдруг над самой ямой, где лежали Никитин и Алавердов с товарищами, раздался гортанный крик: - " Встать! Становись!"
Несколько унтер-офицеров бегали по ямам, поднимая военнопленных. Лагерь зашевелился. Из ям вылезали измученные люди.
Посредине лагеря, заложив руки за спину, ходил нервничавший немецкий капитан. В открытые ворота лагеря вошла рота солдат. Когда строилась группа военнопленных, в которой находились генералы, Никитин, отозвав в сторону Степнова, проговорил: - "Эти варвары могут сделать все, вплоть до того, что пустить оружие против безоружных людей. По моей команде в случае необходимости, вы с группой подобранных вами людей, должны моментально обезоружить унтер офицеров, находящихся внутри лагеря и тут же атаковать восточный сектор лагеря. Сбор в том лесу, коротко изложил Степнову задачу генерал Никитин, указав глазами на чернеющий вдали лес. Полковник Орловский атакует ворота и вахту и присоединяется к вам. В атаке использовать камни, доски, одеяла и плащ-палатки", - добавил Никитин.
"Есть!"- ответил Степнов и тут же затерялся среди множества людей.
Тем временем генералы Никитин и Алавердов имели короткий разговор с полковником Орловским, капитанами Поносовым и Ивановым и старшим лейтенантом Горским.
Ощетинившись широкими тесаками винтовок, автоматами и пулемётами, рота немцев, отбивая шаг, маршировала в лагерь.
"Интересные манипуляции",- заметил с иронией Алавердов, глядя на марширующую немецкую роту.
"Хорошо было бы, если б они подальше вглубь лагеря зашли", - отозвался Никитин.
"Вот я об этом как раз и думаю",- подтвердил Алавердов.
Но в эту же минуту немецкая рота остановилась, глухо ударив о землю прикладами винтовок. Опутанные проволокой ворота лагеря открылись и длинный, приземистый "Мерседес", в сопровождении трёх камуфлированных "Опелей", пройдя пропускную вахту, остановился возле роты. Из "Мерседеса", важно, с напускной медлительностью, вышел невысокий немецкий генерал-полковник. Он снял фуражку с огромной тульёй и стал вытирать череп, едва поросший бесцветными, жидкими волосами. Капитан, ожидавший начальство, сердито про себя проворчал, -
"Сакрамент! - Опять этот Мильх!" Старый вояка ещё первой
империалистической войны, капитан Клаус хорошо знал нынеш¬него генерал-полковника Мильха.
Из остановившихся, рядом с Мерседесом машин, вышло до десятка немецких лётчиков, увешенных железными крестами и дубовыми листьями.
"Добро пожаловать!" - весело проговорил Мильх, обращаясь сопровождавшим его офицерам и направляясь к быстро шедшему ему навстречу Клаусу.
Цокнув каблуками, Клаус чётко отдал рапорт и сделал шаг в сторону, желая пропустить Мильха и его свиту. "Может, не вспомнит этот комбинатор Мильх старого друга по первой мировой войне" - подумал про себя Клаус. Но у Мильха было хорошее настроение, и он вспомнил:
" А, старый друг, капитан Клаус!".
"Яволь!" - сухо ответил Клаус.
Мильх протянул руку и великодушно похлопал по плечу старого капитана. Клаусу снисхождение Мильха было не по себе.
"Много ли среди военнопленных ты выявил комиссаров и евреев? "- спросил Мильх у Клауса, поглядывая на сопровождающих его немецких воздушных асов.
"Это не моя задача. Я солдат, а не полицейский", - коротко ответил Клаус, а сам подумал: - Ведь нужно же так измениться, отречься от роду и племени только, чтобы про¬лезть в генералы".
Клаус хорошо знал, что ещё во время первой мировой войны Мильх и Геринг были лётчиками-лейтенантами германской армии. Однажды в воздушном бою Мильх и Геринг сбили по паре французских самолётов. Такое количество для каждого из них в отдельности ничего, кроме благодарности, не давало. Тогда Мильх и Геринг решили общую сумму сбитых самолётов приписать кому-нибудь одному из них. Это давало право на получение самой высокой награды. Бросили жребий, - Геринг получил орден и стал быстро повышаться по службе. Подымаясь, сам он подтягивал Мильха, чтобы тот не выболтал об ордене, который сыграл весьма серьёзную роль в карьере Геринга. Однако Геринг знал один факт в качестве контр-меры против Мильха. Мать Мильха была еврейка. Мильх это всячески скрывал и по всякому случаю старался показать себя в угоду фюреру, как непримиримый антисемит. Когда случалось так, что Мильх высказывал своё неудовольствие, будучи обойдённым в чинах и орденах, и намекал Герингу на случай со сбитыми самолётами, Герин басовито смеясь, не прочь был напомнить Мильху о его маме-еврейке.
"Мерзавец без чести и племени",- подумал Клаус глядя на Мильха, который подошёл к группе военнопленных, среди которых находились генералы Никитин и Алавердов.
Двигаясь медленно вдоль ряда, Мильх остановился против крупного генерала Алавердова. Казалось, что Мильх хочет надуться, чтобы сравняться с крупным Алавердовым. Желая видимо придать себе внушительный вид, Мильх расставил ноги и, глядя снизу вверх, спросил: -
"Скажите генерал, - когда кончится война? ".
Измождённое лицо Алавердова выразило презрение.
"Война только началась и кончится она не скоро. Очень не скоро!"- ответил Алавердов.
Когда переводчик перевёл ответ Алавердова, Мильх захохотал.
Немецкие асы, заносчиво улыбаясь, ближе подошли к Алавердову, рассматривая его в упор.
"Вы уверены в этом?" - спросил Алавердова молодой нагловатый полковник, увешанный до пояса крестами и дубовыми листьями к железному кресту.
"Конечно", - ответил Алавердов.
Строй военнопленных при¬тих, ловя каждое слово своего генерала.
"А кто победит в этой войне?"- снова спросил Мильх генерала Никитина, стоящего рядом с Алавердовым.
Никитин помолчал, не желая разговаривать с Мильхом.
"Кто же победит в этой войне?" - снова спросил Мильх генерала Никитина. Когда переводчик хотел, было перевести вопрос Мильха, Никитин поднял руку:
"Не надо, я понимаю без вашего перевода, - сказал он - В этой войне победит правда",- твёрдо проговорил он.
После перевода переводчика Мильх вскрикнул: " Чья, правда?"
снова спросил Никитина Мильх.
"Я думаю, что здесь не место нам философствовать, генерал, - у вас своя, правда, а у нас своя. А поскольку двух правд на свете не бывает, вот война и определит - на чьей стороне правда. "Цыплят по осени считают" - заключил Никитин.
Переводчик с трудом переводил Мильху ответ Никитина. А когда дошёл до поговорки, он спросил: "А насчёт кур, или как там - цыплят, вы что-то сказали?"
"Ничего, - вы правильно сделали перевод, - хватит",- объяснил Никитин
Генеральский осмотр Мильхом продолжался недолго.
Мильх и его асы, посетив лагерь, хотели, видимо, посмотреть на советских генералов и старших офицеров. Они представляли себе пленных советских офицеров как людей потерявших облик и волю к сопротивлению.
Но увиденное их разочаровало.
"Мне кажется, что война действительно может затянуться, господин генерал",- высказал мнение полковник, когда "Мерседес", плавно амортизируя на полевой дороге, мчался к аэродрому.
"Война закончится в течение нескольких недель, так говорил Фюрер "- Мильх не договорил, что сказал фюрер. Но одного упоминания, что фюрер сказал нечто другое, было достаточно, чтобы думать, так как думает фюрер.
Когда военнопленных распустили по своим ямам, разговоров среди них не было конца.

Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.

[mirhop]

Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
июль 1941 года


"А что, - разве не верно, что правда на нашей стороне.
Мы ведь не нападали на немцев!? А раз она с нами, значит и победим мы!"- говорил молоденький рябоватый солдат, делая себе замысловатый окоп с глубокой нишей, чтобы было теплее ночью.
"Оно-то может быть и так, да только вряд ли мы дотянем. Изведут нас фашисты проклятые",- проговорил высокий худой солдат с натянутой на уши пилоткой. Он сидел прямо па земле и, засунув руки глубоко в карманы, безучастно смотрел на работающих товарищей.
"А ты вот что Шапкин, не ной над душой, Христа ради! Будешь сидеть, - погибнешь как муха. Понял? Если горько на душе становится - ты двигайся и гони к черту всю нудоту. Человек, как кошка, - живучий! Вот так Шапкин, - давай, копай - вместе спать будем",- оскалив белые зубы на обветренном лице, проговорил рябоватый солдат.
"А чем копать-то?"- с недоумением спросил Шапкин.
"Ну, брат, - сапёрных лопат тут нету. Копай палкой, камнем, костянкой какой. - Чего найдёшь, тем и копай. Немец нам антресоль не построит. Копай брат, чем попало, А коли нечем - зубами приспосабливайся, тоже хорошо".
Шапкин, не понимая, смотрел на товарища.
"Да, да - точно. Если до зубов дело дойдёт, - человек злее становится.
А зло брат, Шапкин, в наших условиях, тоже помогает. Злого человека и смерть ... того ... побаивается. Точно".

"Если бы знали мы, что к нам такие гости пожалуют, - можно б кое-что сообразить”,- заметил Степнов, когда он вместе с Алавердовым и Никитиным решили пройтись вечером перед своими ямами.
"У нас будут ещё такие случаи, Никодим Дмитриевич. Сейчас нужно, чтобы народ обрёл веру в нашу победу. А тогда дело пойдёт. Чудеса будут творить наш люди"- проговорил Никитин.
Когда за гряду высоких тополей, окаймляющих станцию Белая Подляска, медленно опускалось солнце, командиры, окружающие Никитина и Алавердова, разошлись по огромной территории лагеря.
Из окружающих темнеющих лесов стлалась низом прохлада.
"Пойдёмте к нам в яму, товарищ полковник",- пригласил Степнова молодой боец после того, как Степнов, заметив на его сапогах отметины от шпор спросил: - "Какого полка?"
"48-го Белореченского!" - отозвался боец.
В яме было пятеро.
"Мы уже знаем, как наш генерал разговаривал с немецким генералом - молодец, - похвалил боец белореченец генерала Никитина. Только вот расскажите нам, товарищ полковник, - почему мы победим?"
"Правильный вопрос, это вы все должны знать, - подтвердил Степнов.
Во-первых, мы победим потому, что наш народ не может стать рабом фашистов. А фашисты открыто говорят, что они хотят господствовать в нашей стране. Это не желание быть рабами фашизма поднимает наш народ, от мала до велика, на борьбу с врагом. В нашей стране неиссякаемые материальные ресурсы. У нас достаточно пространства для манёвра. Волю народа к борьбе с врагом, все материальные ресурсы страны и географические условия, - все будет поставлено нашей партией на защиту Родины. Кроме того у нас есть союзники во всем мире. Там также и людские, и материальные ресурсы неисчислимы. Фашизм показал всему миру своё звериное обличье, и он будет уничтожен, как уничтожают бешеных собак", - разъяснил Степнов.
Сумерки спускались над лагерем. Бойцы, лежащие в ямке вместе со Степновым, несколько мгновений молчали.
"А почему так сейчас получилось, товарищ полковник? - Неужели у нас сил не хватило, чтобы сдержать фашистов?”- спросил из угла ямы грубоватый голос.
"Да, товарищи, - это самый трудный вопрос. Много тут мы не знаем. И потому судить-рядить об этом сейчас не следует. Кто виноват - народ потом рассудит. А сейчас нам держаться надо, крепить товарищество, помнить о матери Родине".
И снова все помолчали.
"А хватит у нас народу-то, товарищ полковник. Гитлер-то всю Европу против нас погнал",- спросил Степнова казак-белореченец.
"Хватит товарищи! А тех, кого Гитлер против нас "гонит", - вояки не надёжные. Разве может человек сознательно воевать за Гитлера, когда он подмял под сапог страну этого человека?"
"Конечно, нет",- согласился белореченец.
"А бежать из лагеря нужно?" - спросил до сих пор молчавший совсем исхудалый боец.
"Можно и должно, - подтвердил Степнов. Только все это нужно тщательно продумывать. Помните, что воевать можно с фашизмом не только там - на фронте, но и тут в тылу у фашистов. У нас много друзей"- добавил он.
"Вот это правильно! - заметил грубоватый голос. До фронта не доберёшься теперь трудно. А тут - вон лес! Освободился из лагеря и бей немцев и в хвост, и в гриву!"
"Правильно",- ещё раз подтвердил Степнов.
Казак-белореченец выглянул из ямы. Было уже темно.
"Вам пора, товарищ полковник, как бы вас шпики не заметили, что вы у нас были. Уже человек пять задушили, но ещё не всех вывели предателей. Давайте мы вас, как будто, из санчасти больного препровождать будем",- предложил он.
"Молодцы хлопцы, что соображаете", - похвалил Степнов.
До своего места Степнов дошёл благополучно.
"А вы тоже осторожно товарищи!"- предупредил он своих провожатых.
"А нам что, - нас - ищи ветра в поле!"
Бойцы тут же растаяли в темноте. Укрывшись с головой куском плащ-палатки, Степнов долго рассказывал генералам о своих беседах с бойцами. К полуночи собрались все командиры, ходившие к бойцам. Было установлено, что врачи лагерного лазарета очень хорошо искусно ведут работу среди военнопленных, - помогают слабым, снабжают медикаментами и продуктами группы, идущие в побег.
Ночью, когда уже все спали из дальнего угла лагеря, что примыкал ближе к лесу, тишину ночи разорвали длинные очереди пулемётов. Просверливая темноту ночи, полезли ввысь хвостатые ракеты. Они лопались в вышине и предательскими фонарями повисали над лагерем.
"Ур...р...р...а!" - слышались отчаянные крики военнопленных атакующих колючую проволоку. Огромный лагерь зашевелился, загудел. Из земляных нор выскакивали люди, но тут же со стоном падали на земь, расстрелянные перекрёстным пулемётным огнём с вышек. По интенсивности огня чувствовалось, что два пулемёта держали под обстрелом место, где находились высшие советские офицеры. Вокруг окопов генералов уже лежали около двадцати человек командиров, которые были готовы выполнить любой приказ.
"Товарищам Орловскому, Степнову и Поносову! - приготовиться для атаки по намеченному плану!"- отдал распоряжение генерал Никитин.
В ту же минуту, гремя коваными сапогами по деревянным настилам, вокруг проволочной изгороди уже бежали роты немецких солдат, поднятых по боевой тревоге. Рядом в лесу загудели моторы танков. Мощные прожекторы, прорезая темень ночи зашарили по изрытому полю огромного лагеря. Уже после рассвета, когда с территории лагеря были убраны около двухсот человек убитыми и ещё большее количество раненных, вокруг лагеря, через каждые двадцать метров ещё стояли немецкие автоматчики. По лагерю с палками бегали злые унтер-офицеры и били всех, кто им попадался под руку.
"Выходи строиться! - кричали они, заглядывая в ямы, в которых лежали военнопленные. Поедите в Германию! Вы узнаете, что такое настоящая культура!"- кричал распоясавшийся длинный рыжий унтер-офицер, заглядывая в окоп, находившийся рядом с местом Никитина и Алавердова.
Кто-то из пленных перевёл слова немецкого офицера.
"А мы уже увидели вашу культуру! - крикнул сержант из окопа. - Так и переведи, видели мы уже эту культуру".
Унтер офицер моментально остановился, а потом заорал как ошпаренный.
"Кто это сказал? Я расстреляю всех в этой яме, если вы не скажите мне, - кто сказал эти слова!?”- бесновался унтер-офицер.
Лагерь шумел, раздавались крики, строились колонны.
"Не надо Прохор - не выходи!"- удерживали товарища пленные.
"Нет уж братцы, - всем вам страдать и за меня не след, - ответил товарищам плотный круглолицый сержант. Я сказал!"- вылезая из окопа, проговорил Прохор. Сверля глазами пленного рыжий унтер-офицер, подался к Прохору и, развернувшись, ударил его в лицо - раз, другой. Прохор стоял неподвижно. Только в карих небольших глазах вспыхнули злые огоньки.
"Я тебя научу, руссише швейн, как говорить о великой Германии!"- кричал унтер.
"А у нас вот бьют не так, - внешне спокойно проговорил Прохор, решившись на крайность и учитывая обстановку в лагере.
Вот так у нас в Сибири бьют",- проговорил он и молниеносно нанёс унтеру два, последовавших один за другим, удара.
Схватившись за живот, унтер упал и закатил глаза.
"Смывайтесь братцы кто куда!" - крикнул Прохор и через несколько секунд около пустой ямы лежал, едва переводя дыхание рыжий унтер. Только когда через проходные ворота лагеря группы пленных уже выводили, и они двигались для погрузки на станцию, унтера заметил его приятель.
"Ты что это брат? - что случилось!?"- спросил он рыжего Фрица. Унтер уже понял, что искать виновника, нанёсшего ему страшный удар в подреберье, - поздно.
"Что-то с животом сегодня у меня не ладно",- соврал он, опираясь на плечо приятеля и двигаясь к вахте.

Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.

[mirhop]

14 ОКТЯБРЯ, Воскресенье 21.25

Главная премьера сезона! Первая экранизация одноименного романа Василия Гроссмана - одного из самых ярких и недооцененных романов второй половины XX века. Роман "Жизнь и судьба" выдающегося писателя Василия Гроссмана был признан самым правдивым романом о Великой Отечественной войне. Он писался на протяжении десяти лет и в 1960 году был изъят у автора службами КГБ. Чудом сохранившийся экземпляр впервые опубликовали в Швейцарии в 1980 году, а затем и в России – в 1988-м.

http://russia.tv/brand/show/brand_id/12045

[mirhop]

Рассказывает журналист Ариадна Сергеевна Юркова:

Генерал-лейтенант инженерных войск. Учёный. Видный фортификатор.
Главный инженер РККА.
Москва, Смоленский бульвар 15, элитная многоэтажка, довоенной постройки.
-Я сижу в большой квартире у Лидии Васильевны Карбышевой, вдовы
генерала.
Лидия Васильевна красива красотой своего почтенного возраста:
среднего роста, аккуратная фигура. Роскошные седые волосы, собранные
в высокую пышную прическу. Яркие синие глаза.
Она рассказывает о муже:
Дмитрий Михайлович родился 26 октября 1880 года в Симбирске.
Значит, к началу Великой Отечественной войны генералу был 61 год.
Фамилия Карбышев в переводе «Черная мышь».
Дмитрий Михайлович участник русско-японской войны 1904-1905 г.г.
- Мы познакомились на позициях под Порт-Артуром. Я приехала на
войну медицинской сестрой. А познакомились так: у меня были роскошные длинные, до колен волосы. Потеряла гребень. Очень переживала свою,
казалось в боевых условиях невосполнимую потерю. А Карбышев, младший
чином офицер, неожиданно приносит мне гребень. Так и познакомились.
Внешне он не блистал: темное, в оспинах лицо, черные волосы.
Не речист. Основательный. Спокойный.
Участник строительства фортов Брест-Литовска (Брестской крепости).
Вот судьба – 22 июня 1941 года война застала его в Бресте.
Он руководил фортификационными работами по укреплению Брестского укрепрайона.
Пленен был в районе Бреста, больной, контуженный.
В Красной Армии Дмитрий Михайлович был с 1918 года.
Начальник кафедры военно-инженерного искусства и военной истории
Военной Академии им. М.В.Фрунзе.
Признанный ученый. Более 100 научных работ изучались военными инженерами во многих странах мира.
В первую мировую войну воевал на Юго-Западном фронте.
В немецком лагере Хаммельбурге (офлаг XIII-Д), где с 1941 года содержалось более ста генералов Красной Армии, лагере офицерского состава, генерал Карбышев был истинно Знаменем Сопротивления в плену. Очень выдержанный и сдержанный, очень больной, полуглухой, убеждённый в победе СССР, передававший эту веру в беседах стремящимся к нему младшим командирам. Именно генерал Карбышев сказал: «Лагерь - это тоже
война, и здесь надо оставаться бойцом». Именно он произнес в беседах:
«Красная Армия откроет ворота Берлина ключами, которые нам вручили
предки».
Карбышева возили в Берлин, предлагали сотрудничество, военно - научный
институт, доставку в Берлин семьи, находящейся в России. Категорический отказ.
Скромный, не выдвигавший себя ни в чем от других военнопленных,
осторожный в общении – таким он остался в памяти тех, кто нашел в нем
духовную моральную опору. Непримиримый к любым посулам и мероприятиям Германии. Чувство преданности и ответственности перед
Россией – вот стержень военнопленного генерал-лейтенанта инженерных войск Карбышева.

Вечером 17 февраля 1945 года в Маутхаузен ввели новый этап.
Несколько сот узников. Их не повели распределять по баракам.
Их оставили стоять на апель-плаце. Из брандспойтов, выведенных из окон ближних бараков, ударили нещадные, бьющие, потоки ледяной воды.
Измученные, изможденные люди падали. И тогда на обреченных обрушились эсесовцы. Били. Били насмерть. И вновь хлестали потоки ледяной воды…. В эту февральскую ночь было – 14 градусов.
К рассвету все, вошедшие на апель – плац вечером, были мертвы.
Ледяная корка одела закоченевшие мертвые тела…
Об этой массовой казни рассказал майор авиации Панфилов Иван Алексеевич, командир полка истребителей. Он - узник Маутхаузена видел
эту казнь из окна своего барака. Никто не знал, что среди погибших был
генерал-лейтенант Карбышев. Никто из эсесовцев его не выводил из общей
толпы обреченных. Никто его специально не превращал в ледяную статую.
ТАКОВА ПРАВДА ИСТОРИИ.
После освобождения концлагеря Маутхаузен бывший узник, бельгиец рассказал в Советском посольстве, как убили Карбышева… И машина заработала, ведь рассказал иностранец. 16 августа 1946 года Карбышеву
было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
В Маутхаузене воздвигнут памятник: обнаженный старый генерал, скрестивший руки на груди, выступает из глыбы (ему по пояс) голубого
мрамора. Лицо решительное. Он не сломлен. Непокоренный не побежден.
Скульптор Цигаль.
Так родилась легенда.
Лидия Васильевна с горечью поведала, что после пленения Дмитрия Михайловича, их семью едва не выселили из квартиры. Спасло посмертное присвоение Героя.
В большом кабинете профессора Карбышева я познакомилась с его взрослым сыном, внешне копия отца.
Отец мечтал, что его дочь Елена станет инженером, по его стопам.
Елена стала инженером кораблестроителем.


Картина художника Семена Ефимовича Подорожного
бывшего узника концлагеря Маутхаузен.


Памятник генералу Карбышеву Д.М. в концлагере Маутхаузен.


Табличка на месте гибели генерала Карбышева Д.М.
в концлагере Маутхаузен.

P.S. Сохранена авторская орфография.
Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.

[mirhop]

Записки кавалериста
6-го кавалерийского казачьего корпуса имени И.В.Сталина
июль 1941 года


На небольшой станции Белая Подляска шли погрузки военнопленных в вагоны. Лающий крик висел над станцией. Казалось, что кроме фашистских оккупантов ни кто не живёт на этой безлюдной станции. Колонна военнопленных, где были генералы, и их ближайшие товарищи располагалась возле выходной будки, ожидая погрузки. Через каждые десять метров вокруг колонны стояли автоматчики. Солнце поднялось уже высоко и нещадно обжигало головы и лица голодных людей. Во рту ещё не было ни росинки.
Но вот за высоким забором станционной выходной будки показалась головы девушки и совсем маленького - лет 7-ми мальчика. Лица их выражали глубоко сочувствие. Открыв высокую калитку, мальчик вышел из двора и, обогнув дощатый забор и подав какой-то непонятный знак, исчез среди зелёных деревьев.
Из-за высокого забора, вместе с головой девушки теперь показалась ещё голова женщины.
"Прочь! Прочь! Прочь!" - кричали конвойные солдаты.
Головы то скрывались, то обратно появлялись над кромкой забора.
"Вот она Польша, - оскорблённая и униженная врагом",- проговорил тихо генерал Никитин, следя за польскими женщинами. В эту же минуту плеск живительной влаги зашелестел сзади. Обернувшись Степнов увидел того самого мальчика стоящего среди пленных с ведром воды.
"Пейте панове, я ещё принесу",- с типичным польским акцентом спокойно говорил мальчик. Он нагибался, черпая кружкой воду и подавая её в протянутые дрожащие руки жаждущих людей. Льняные, отливающие блеском кудряшки, обрамляли высокий лоб мальчика, из-под которого смотрели светлые глаза. В эти мгновения, этот маленький мальчик-герой, казалось, представлял, перед попавшими в беду советскими людьми, всю многострадальную Польшу, протягивающую руку помощи и дружбы своему великому соседу.
”Пшёл прочь!"- закричал ефрейтор. Один из немецких конвойных, заметил мальчика среди военнопленных. Остальные караульные отвернулись, сделав вид, что не замечают ничего особенного.
"Пшёл! Пшёл!" - бушевал ефрейтор.
"Я юж скинчав!"- проговорил мальчик, дерзко блеснув глазами в лицо выслуживающемуся ефрейтору.
" Неси ещё! " - крикнул мальчику старый солдат из конвоя.
"Зараз бенде!"- улыбнувшись, проговорил мальчик и через несколько минут снова появился с ведром воды. Пристыженный безмолвием своих товарищей ефрейтор успокоился. И тогда из-за высокого забора в колонну полетели куски хлеба, варёная картошка, соль, завёрнутая в газету с последними известиями о тяжёлых боях в районе Смоленска.
"Кажется, уже начинается крепнуть наш сплошной фронт",- заметил Степнов, прочитав отдельные крикливые сообщения немецких газет.
"Иначе быть не может",- проговорил внимательно слушавший Степнова генерал Алавердов. Никитин сидел рядом и внимательно наблюдал как уже во всех колоннах польские подростки и девушки поили водой советских военнопленных, делились с ними куском хлеба.
"Будет время, когда нас, наверное, уже не будет в живых, любопытный историк ещё и ещё раз зафиксирует подтверждение большой дружбы простого польского народа с нашим народом",- проговорил он многозначительно.
Уже когда, ощетинившись автоматами и пулемётами, эшелон проходил высокую будку, из её двора поднимались многие руки польских друзей.
А над всеми ими, поднявшись во весь рост, стоял белокурый мальчик. Поезд все быстрее набирая скорость рвался на запад. Перед глазами возникали и быстро убегали на¬зад лёгкие постройки, красивые железнодорожные станции, хутора и местечки, утопающие в зелени.
Но мертвенно-бледной была эта красота. Большая страна - Польша, её жизнерадостный и трудолюбивый народ, подобно улитке, скрывшись в собственную скорлупу, казалось, не жил, а существовал, глубоко ненавидя своих поработителей. Поезд мчался почти без остановок. Там, где было много людей, из окон вагонов, на обрывках газетной бумаги, на лоскутах белья летели записки с бодрыми словами: -
"Мы победим! Враг уже задыхается и будет разбит!"
Лучиками доброй надежды врезались эти ободряющие слова в сознание каждого поляка. Когда колеса вагонов застучали на стыках огромного железнодорожного моста через Вислу, солнце только взошло. Его косые лучи отбрасывали далеко в реку длинные тени высоких пирамидальных тополей и переливались перламутром в стремительных водоворотах реки. Пустынен был берег вокруг. Только часовые с автоматами сонно шагали между рядов и валунов колючей проволоки предмостных укреплений.
А на высоком западном берегу Вислы, увенчанная остроконечными шпилями костёлов и куполами православных церквей, - лежала раненая красавица Варшава. Поезд, воровато останавливаясь, медленно вползал в город. Он был похож на чудовищного дракона, увозившего в своё логово украденные им жизни людей. А люди, у которых, казалось бы, все уже было потеряно, с ужасом смотрели на израненный город, на руины кварталов и изуродованные памятники и скверы.
Чаша великого гнева и беспредельной ненависти к врагу переполнила их сердца.
Все дальше и дальше на запад.
Но вот и логово фашистского зверя – Германия.
За окнами замелькали педантично прибранные станции и полустанки. Поодаль, куда вели аккуратно прибранные, обсаженные плодовыми деревьями дороги, - сквозь зелень деревьев, просматривались островерхие черепичные крыши деревень с обязательной кирхой посредине. А дальше, на пологих склонах, чётко проектировались безукоризненно ровные ряды копен скошенных хлебов. Но не на крупных вокзалах, где умышленно, казалось, задерживался поезд, не на маленьких остановках, где проезжали, со всеми рядом с поездом, немецкие крестьяне, впрягшие в арбу
рядом - коня и корову, - нигде зрелище привезённых измождённых пленных не вызывало восхищения. Только какой-нибудь подхалимствующий бюргер, в шовинистском угаре, прохаживаясь вдоль эшелона военнопленных и посматривая - видит ли его начальство, выкрикивал иногда - "Большевистская зараза!"
"Проходи дальше фашистская гадина!"- высказался кто-то из военнопленных на чистом немецком языке, одному такому бюргеру.
Как ужаленный, брызгая слюной, бюргер остервенел.
"Стрелять их до одного! - кричал он. - Большевистской заразы нам не надо!"
Около вагона, откуда бюргер услышал отповедь, собрались несколько солдат.
"Кто кричал?!" - спрашивал разъярившийся фельдфебель, стреляя вверх из револьвера. И когда дело дошло до того, чтобы отцепить вагон, поезд тронулся. Солдаты, подхватив винтовки, побежали к своему вагону.
После этого инцидента поезд меньше останавливался и все больше петляя уходил вглубь Германии.
В первых числах августа поезд остановился на небольшой станции в широкой долине. Рядом с аккуратно прибранной станцией по обеим сторонам дороги, ведущей в долину, громоздились здания небольшого городка. На небольшом белом щите надпись "Hammelburg".
Когда военнопленных выгрузили из вагона, жители города увидели ужасное зрелище.
Рядом с вагонами на платформе пакгауза, сгружали мёртвых людей.
Их складывали штабелями и накрывали брезентом, чтобы ночью увезти отсюда.
"Уходи! Прочь!” - кричали в ярости солдаты, отгоняя толпившихся вокруг станции местных жителей.
Военнопленные строились в колонны и вытягивались по шоссейной дороге, которая пересекая у самого города мост через небольшую реку, уводила через долину в высокое нагорье. Измученные в пути без воды и пищи военнопленные шли, едва передвигая ноги. Уже никакие окрики и угрозы расстрелом, со стороны конвоя, не могли заставить людей идти быстрее. Нещадно палило августовское солнце, мутнело в голове. Степнов вместе со старшим лейтенантом Горским поддерживали под руки совсем ослабевшего генерала Никитина, капитаны Иванов и Поносов помогали идти Алавердову. Едва передвигая ноги, рядом со Степновым шёл полковник Орловский. Кавалер ордена Красное Знамя, одиннадцать раз раненный в гражданскую войну, Иван Илларионович Орловский, указав на жителей Хаммельбурга проговорил:- "А все-таки, Никодим Дмитриевич, они не похожи на победителей".
"Вся их страна не похожа на страну победителей, - отозвался Никитин на слова Орловского. Немцы прячут глаза перед той страшной ответственностью, которую взвалил на них фашизм",- добавил генерал.
"И, тем не менее, им придётся отвечать за все содеянное",- проговорил Алавердов.
А между тем, за занавесками открытых настежь окон стояли окаменелые немецкие женщины. Охваченные ужасом они смотрели на едва живых скелетов, медленно двигающихся перед их глазами, падающих, вновь встающих и при поддержке товарищей снова двигающихся вперёд.
Что ждало этих людей там высоко в горах, где издавна был военный лагерь, где ещё в первую мировую войну погибло столько русских военнопленных!?
А колонны все шли и шли, преодолевая крутой серпантин серой дороги. Вот уже оставшийся позади Хаммельбург, казался далёким общим замком, который обрамляла светлая лента реки, а конца дороги, вьющейся вперёд в горы всё нет. Иссякли последние силы. Но вот дорога пошла ровней и за поворотом влилась в широкую улицу чопорного городка. Двухэтажные дома стояли безукоризненными рядами и навевали мир и уют этого укромного уголка. Только бело-чёрный полосатый шлагбаум и будки с орлом для часового, говорили о том, что здесь расположен военный городок.
Ещё дальше вглубь черты военного лагеря ещё больше обозначались. Провис внизу, в котловине, за приземистым и уютным офицерским казино увитым плюшем виднелись жёлтые деревянные бараки, сплошь опутанные колючей проволокой. В одной из загородок видны были пленные французы, которых можно было опознать по их защитному обмундированию. А далее внизу копошились в своих серо-сизых кителях пленные сербы.
Офлаг XIII-Д. Хаммельбург.


Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2012 год.

[mirhop]

Письма проекта «Неизвестная война»
получено 28 декабря 2012 года.



….У моего дедушки во время ВОВ пропал брат, ему было 18 лет, он всю свою жизнь его искал. Мы его искали, посылали везде запросы, но ответы приходили отрицательные. К сожалению дед не дожил до этого дня, но жива тятя в фото она узнала своего брата...
Это была большая радость для нашей семьи...
Звали его АРСЕНТЬЕВ ДАНИИЛ СЕМЕНОВИЧ...
Мы летом собираемся посетить могилку и отвести кусочек родной земли, скажите, как это нам сделать? ...

С неизвестной войны , о которой я рассказываю, возвращаются и сегодня.
Возвращаются спустя почти 70 лет, после последних залпов Великой отечественной.
Возвращаются непокорённые.
Возвращаются, чтобы занять своё место в строю Победителей.
Возвращаются, неся нам сквозь годы правду о войне, правду о себе.
Возвращаются и будут возвращаться , вопреки всем грязно – трусливым потугам любителей «переписать историю Великой Отечественной».

[mirhop]

В начале октября 1941 года в Освенцим прибыли эшелоны,
к которых находилось примерно двадцать тысяч советских
военнопленных. Через год в живых осталось только двести человек.
Остальные погибли, не выдержав чудовищных условий жизни в лагере.
6-го ноября семьдесят наших соотечественников, прорвав оцепление
во время поиска пропавшего узника, совершили единственный в
истории Освенцима массовый побег. К сожалению, до Родины смогли
добраться единицы, и среди них Андрей Погожев и Павел Стенькин.
В воспоминаниях этих людей, переживших ужас Освенцима,
подробно описывается по-немецки четкая система, направленная
прежде всего на подавление психики человека, превращение его в
полуживотное, а затем и его физическое уничтожение.
Выжить в этих условиях могли только люди с фантастическим
запасом духовных и физических сил. Откройте книгу и познакомьтесь
с ними. -

http://militera.lib.ru/memo/russian/..._pa/index.html

[mirhop]

БЛОК СМЕРТИ - ПОБЕГ

Ночь 3 февраля 1945 года.
В полночь на сторожевых вышках сменились часовые.
В ярком лунном свете, усиленном лучами прожекторов,
из барака хорошо видны большие, не подвижные фигуры
в тулупах и расчехлённые пулемёты на турелях.
В бараке никто не спит. Люди возбуждены.
Люди испытывают почти болезненное чувство ожидания.
Время тянется долго, удивительно долго.
Каждая минута томительней часа. Скоро! Скоро прозвучит сигнал.
И 725 непокорённых поднимутся в свою последнюю атаку.
Кто выживет из них? Кому посчастливится пройти сквозь огонь пулемётов,
пройти по земле, занятой гитлеровцами, к своим войскам или в чешский
партизанский отряд? Кто из них увидит любимую, прижмёт к своей груди
старушку мать, поднимет на руки сына? Выжившие будут жить ещё лучше,
чем жили до войны, сделают ещё больше для своего народа, чем сделали
до этого дня?
"Ура-а-а! За Родину!"
Русские крики разбудили в ту ночь огромный лагерь Маутхаузен.
Кричали сотни голосов.
Крики неслись из расположения двадцатого, "изолир-блока", оттуда,
где стоял барак смертников, окружённый со всех четырёх сторон почти
трёхметровыми каменными стенами с колючей проволокой под током,
пулемётными вышками.
Короткие, злобные очереди пулемётов ударили с вышек, окружавших
двадцатый. Им ответили все сторожевые вышки лагеря...
Сквозь вой сирены, пулемётную пальбу, крики охранников неслось:
"Ура! За Родину! Вперёд!".
Слышался глухой шум, словно там, за каменными стенами, льётся водопад.
А выстрелы перенеслись за стены, в окрестности лагеря.
Наутро лагерь Маутхаузен узнал — штурмовали стены 725 советских военнопленных офицеров-смертников.
Безоружные, иссохшие от голода, босые и полуголые, они пошли
в свою последнюю атаку, зная, что счастья остаться живыми почти не суждено.
Бежали безоружные, штурмуя стены, проволоку под током, прорываясь сквозь пулемётный ливень.
В ту ночь они снова стали солдатами!



сентябрь 1962 года.
Герои блока 20 в редакции газеты «Красная Звезда» г. Москва
слева – направо: Бакланов И.И., Шепетя В.Н., Битюков И.В.,
журналист Юркова А.С., Михеенков А.М., Соседко В.И., Украинцев В.Н.

Подготовка к публикации - проект “Неизвестная война”
архив Мирослава Хопёрского.
Все права защищены.
(с) Мирослав Хоперский, 2013 год.

[mirhop]

ЗАБЫТЫМ РУССКИМ ГЕРОЯМ.


Мёртвого имя назвать – всё равно, что вернуть его к жизни.
Древняя восточная мудрость.

Наша память о них всё короче.
Знает маятник дело своё...
К Богу их обращённые очи,
Исклевало давно вороньё.

Прах рассеян ветрами по свету,
Умножая безвестных число.
Сколько подвигов кануло в Лету,
И курганов быльём поросло!

Зло у нас каждый век с урожаем.
Веру павших героев храни!
Мы забвением их убиваем.
Вспомним всех, чтоб воскресли они!

Александр Михайлович Бывшев