Неотправленные «письма» поэта Александра Гусакова


Автор: член союза журналистов России Наталья Морсова

Излом страны, излом души. Нехватка бумаги для растопки печи на своей даче как-то в начале двухтысячных годов побудили меня обратиться в библиотеку за старыми газетами. Библиотекарь вынесла кипу газет и связку списанных книг с благодарностью, что не надо самой разводить костёр во дворе. Подарок царский.
Поджигая очередной клочок бумаги, взгляд остановился на небольшом сборнике стихов «Трилистник» (1980 года) карельских поэтов Алексея Ливанова, Дмитрия Свинцова и Александра Гусакова. Вместо печки книга легла на мой письменный стол. От тонкой лирики Александра Гусакова, художественных образов, наполненных выразительными эпитетами, метафорами, олицетворениями, захватывает дух. Пронзительной чистоты строки обнажают тонкую, чувственную душу поэта, его острый внутренний взор глубоко проникает в самую суть вещей. К примеру:

«Не спят деревья осенью глухой. Они скрипят и стонут от натуги». «Волна, распятая на камне», «Я соскучился: Здравствуй, море!..», «Всю ночь ревела непогода», «Стынет север в еловых лапах», «Еще в снегу по пояс ели», «Моя Сибирь, сугробы в пол-окна» - это его, гусаковские строки, издающие аромат первозданной природы.

Как могло случиться, что поэтический сборник попал в опалу? На этот вопрос с грустью отвечал сам невостребованный автор: «Книжный рынок забит беллетристикой. Кому нужна сейчас поэзия? Вот если бы криминальное чтиво или крутой боевик, тогда, может быть, и спонсоры нашлись бы».
В пылу исторических изломов девяностых, в горниле пылающих страстей, в огне идеологических баталий сгорели не готовые к боям русские самородки с чистой душой и пламенным сердцем. Среди них поэт Александр Гусаков. Ненужные, лишние люди, талантливые, но непризнанные поэты оказались за бортом новой России. Александр, закалённый душой и телом в морских передрягах и штормах, на жизненных изломах судьбы, держался до последнего. Но однажды сломался.
Родом А. Гусаков из Белоруссии (род. в1950г.), детство и юность прошли в городе Барановичи Брестской области. После школы учился в Ленинградском арктическом училище, работал электромехаником Беломорско-Онежского пароходства, ходил в загранплавание, и уже тогда начал писать стихи на морские и земные темы. Бывалый моряк прикипел душой к русскому северу, к таёжным лесам, карельским заснеженным сопкам и поседевшим от древности скалам. Списался на берег, учился на филфаке Петрозаводского государственного университета, работал на Онежском тракторном заводе электриком, печатался, получил квартиру, женился. Казалось, жизнь удалась. В литературный отдел Союза писателей республики Карелия молодой поэт принёс стихи:

…Последний выбрали швартов,
В последний раз крутнулась вьюшка.
И только пена вдоль бортов,
Как отработанная стружка.

А.Гусаков быстро влился в литературное объединение при союзе писателей и редакции газеты «Комсомолец», руководимого поэтом Валентином Устиновым. Печатался в журнале «Север», в петрозаводских газетах, в сборниках «Молодые голоса» (Петрозаводск, 1977 г.) и сборнике «Трилистник», собранной из стихов Алексея Ливанова, Дмитрия Свинцова и Александра Гусакова (Петрозаводск, 1980г., тот самый, подаренный для растопки печи). Александр руководил литературным объединением при заводе. Публиковался в Москве, в Ленинграде, в Белоруссии. Стихов и прозы накоплено не на одну книгу. Но ни одной книги так и не вышло.
Подарком судьбы для Александра стала случайная встреча с известным поэтом Борисом Шмидтом. Александр попросил нового знакомого почитать свои стихи, на что тот отправил его в библиотеку, где его творчества в изобилии. Между начинающим и знаменитым поэтами завязалась творческая дружба. В одном из писем Б. Шмидт писал: «Дорогой Саша! Получил твое письмо с милыми лирическими стихами… Человек ты, несомненно, талантливый. И я от всей души желаю одного – чтобы ты правильно распорядился своим талантом. Жму руку. Б. Шмидт». Борис Андреевич обратился к директору издательства «Карелия» с высочайшей характеристикой творчества А. Гусакова: «В жизни я знал троих талантливых поэтов – Владимира Морозова, Роберта Рождественского и Александра Гусакова». Стихотворение молодого поэта было с радостью принято журналом:

Где ж эти улицы-улочки
Тихих, окраинных мест,
С вытертой лавкой у булочной –
Древних старушек насест?
Хочется сердцу и колется –
Грянуть бы в колокола,
Там, где когда-то околица
Буйно и шумно цвела.
Чтобы взметнулись деревья
Снова во весь окоем!
Вымерли наши деревни,
Рухнул отеческий дом…
Взглянешь окрест – и не надо
Славить лукавый уют –
Люди в бетонных громадах,
Как в саркофагах живут…

Александр сразу заставил говорить о себе. Заведующий отделом поэзии журнала «Звезда» поэт Вячеслав Кузнецов, выступая на Карельском радио, заметил: «У Гусакова два крыла – жизненный опыт и мастерство». Молодой поэт был полон сил, творческого полёта, у него были мужество и бойцовский характер, ведь в прошлом - он трижды чемпион Брестской области и призер Белоруссии по боксу.
А потом был еще сборник «Волны трав. Стихи поэтов Карелии» (Петрозаводск, 1998. 217 с. Тираж 1000 экз.), в котором Александр Гусаков представлен тремя стихотворениями:

Я помню временный дощатый,
Насквозь прокуренный барак,
Мужчины, бывшие солдаты,
Махру курили натощак.
А жены их и без помады ─
Лиловой моды наших лет,
С губами были ─ то, что надо! ─
Лиловее помады нет.
Но не забуду, не забуду
До дней последних, до конца,
Как петь умели эти люди,
Те люди, сверстники отца!
Смеялись как и как любили,
Какой огонь несли в груди.
За все, что выстрадано было
На отвоеванном пути.
А впереди была (не сразу,
Но все ж романтикам видна)
Непокоренная ─ ни разу! ─
В бетон одетая страна…
Так детство шло мое и пело,
Так шло и пело налегке,
В пальтишке, сшитом из шинели,
И в теплом мамином платке.

В 1999 году газетой «Северный курьер» проводился литературный конкурс, посвященный 200-летию А. С. Пушкина, победителем стал Александр Гусаков – поэт, чье имя в Карелии было уже известно. Это был триумф и надежда на будущий успех. (стихотворение не сохранилось).
Каждое произведение Гусакова высвечено глубиной взгляда, жадным интересом к миру. Александр стал кумиром любителей поэзии 80 – 90 годов. Лирика его была нарасхват:

Из заколдованного круга
Земле не вырваться пока –
Опять зализывает вьюга
Ее шершавые бока.
И часто за полночь не спится,
Когда всю ночь, пугая сон,
Колотят крылья белой птицы
В глазницы черные окон…
А утром видишь перемены:
Хоть стужей скована земля,
Бредут, в сугробах по колено,
Весне навстречу тополя…

Александр любил веселить друзей, рассказывая байки из своей жизни. Друг и товарищ по перу Василий Вейкки, работавший корреспондентом газеты «Северный курьер» и некоторое время проживший с Александром под одной крышей, вспоминает байку о крещении Александра в костёле. А дело было так: Саша рос слабеньким ребёнком, много болел. В семье решили, что его надо крестить. Мать беспокоилась за здоровье сына: ведь его придётся искупать в купели! А вдруг заболеет? Подруга матери – Ядвига надоумила крестить Сашу в костёле, - католики ограничиваются омовением лица. Дело было сделано. Ожидая мужа с работы, мать накрыла на стол, чтобы отметить сыновье крещение. Когда отец переступил порог дома, жена торжественно заявила, что сегодня Сашеньку окрестили. «Где?», - спросил муж. « В костёле…», - робко сообщила супруга. И тогда Гусаков старший в ярости опрокинул стол. Весь праздничный ужин полетел на пол, обеденный стол ворвался в сервант, перебив хрусталь. Мать - ребёнка в охапку, через огороды – и бегом к Ядвиге. Переждать бурю. А через два дня отец за ними пришел... Так Александр Гусаков стал католикосом – как он сам себя называл.
Вероятно, этому периоду жизни Александр посвятил строки:

Налево церковь и костел,
Направо площадь с пьедесталом,
Где длань державную простер
Под бронзу выкрашенный Сталин.

О родителях говорил с восторгом:

Отец красив, как полубог,
И мать божественно красива…
И вдруг всё рухнуло. На изломе лихих девяностых бывало всякое. Фортуна отвернулась от Александра. Молодая и красивая богиня с переменчивым нравом сегодня поднимет на вершину успеха, порой, случайных людей, а завтра опустит на самое дно. С повязкой на глазах, (иногда изображена без неё), Фортуна не умеет оценивать ситуацию, сочувствовать, сострадать, она щедро одаривает из рога изобилия своего избранника деньгами, славой, но быстро забывает о нём.
Так случилось и с Александром. Личная и творческая жизнь талантливого поэта дала трещину. Теперь его не печатали, он часто бывал в унынии и не спешил записаться в спасательный круг: ни в Союзы писателей, ни в круг местной «богемы», о чем шутил: «... Стихи, кривляния — богема, точней, мышиная возня. И все одна и та же тема — “Любите, женщины, меня...».
В это самое время произошло событие, нанёсшее глубокую сердечную рану – измена жены. Предательство самого близкого человека оказалось тяжёлым испытанием, с которым Александр не справился. Душевная боль не утихала до конца его дней. Что же произошло? Придя однажды домой, Александр застал свою любимую в объятиях другого. Бывший боксёр не выдержал: крепко досталось и жене, и любовнику. А дальше – суд и всё, что следует за этим. Скоро освободился из мест лишения свободы. Но кому теперь нужен такой пиит? Пусть даже трижды гениальный… Квартира досталась жене. Остаток жизни А. Гусаков скитался по общежитиям, добрым словом вспоминая свою крохотную каюту на теплоходе:

Как неприкаянный, брожу
Среди домашних атрибутов.
И всё удобней нахожу
Свою суровую каюту…

Тогда и наступили времена, когда не остаётся ни сил, ни мужества, ни характера, чтобы в одиночестве переносить удары судьбы. Александр пытался стойко держаться. А потом сильный и волевой человек сломался. Его таланту было тесно. Но в нём никто и не нуждался. Это чувствуется в письме к матери, полном грусти и разочарования:
Здравствуй, мама, здравствуй!
Как ты без меня?
Видишь, как нечасто
Пишут сыновья.
Помнишь, ты не раз
Хвасталась порой:
«У меня сын – ласковый
И послушный… Мой!»
Твой я… Без остатка!
Твой я был, когда
В крохотной кроватке
Плакал… без стыда.
А теперь не плачу,
До сих пор, поверь,
Ту же ласку клянчу
У жены теперь.
Что ж это такое?
Или, наконец,
Захотел покоя,
Или я подлец?
К празднику б косынку –
Вот и благодать…
Стыдно, мама, сыну
Твоему писать,
Что забыл он клятвы,
Растерял себя…
Здравствуй, мама, здравствуй!
Это тоже я…

И тогда приятель Василий Вейкки забил тревогу: «Сашку надо спасать. В первую очередь от него самого… Люди! Рядом с вами Гусаков! – писал он в 2012 году друзьям в Петрозаводск, - Создайте для него нормальную жизнь, и он своим творчеством отблагодарит вас! Он сильный, талантливый и гордый... Но меня никто не услышал…»

«Письма без конвертов», - так назвал автор не вышедший сборник стихов, зрелых, выверенных личной судьбой. Но вот парадокс: название есть, рукопись есть, а издать книгу так и не удалось. Почему? Александр не сумел встроиться в новую жизнь, «места под солнцем» - не для всех. Он много писал, переделывал без конца свои стихи и ждал, когда позовут. Но наступили времена, когда каждый спасался, как мог, когда никто никого никуда не звал…
Александр тяжело заболел, жил в нищете, где придётся. Для издания книги нужны были деньги. Но богатых любителей творчества А. Гусакова не нашлось. «Письма» написаны, а на конверты денег нет…», - шутил автор, -
Я свободен как сОкол
и я гол как сокОл...

К 70-летию Победы в Великой Отечественной войне вышел сборник стихотворений карельских поэтов «Днём победы наградила». Автор подборки поэт Василий Судаков. В сборнике нашлось место для стихотворения уже ушедшего, быстро забытого поэта Александра Гусакова.

Намыкавшись в лабиринтах своей неприкаянной судьбы, потерявшись в безысходности своей бессмысленной жизни, Александр Гусаков отмучался. Ему достойное место в раю.

С годами многое из житейской шелухи забылось, жизненная пена растворилась. Что осталось от поэта? Трогательные и романтичные, полные душевной боли и отчаяния стихи в памяти его немногочисленных друзей. И всё! Старые книги, газеты, журналы с его произведениями давно выброшены, как всё советское, на свалку истории. Рукопись неизданной книги «письма без конвертов» исчезла. Почитать стихи Гусакова теперь негде, нет его и в интернете.

Неизвестно кем, неизвестно где и когда похоронен Александр Александрович Гусаков. Товарищам по перу это неведомо.

Стрела, пропитанная ядом равнодушия, отравила измученную душу, пронзила беззащитное сердце поэта. Жизненные силы покинули его, он устал жить, устал бороться.

Вот так уходят непризнанные поэты, так стираются из памяти кумиры - скромные мастера пера с чистой душой и пламенным сердцем.