МОРСОВА Наталья Евгеньевна

[Cliver F]

БЛОКАДНАЯ МЕДСЕСТРА

Автор Наталья Морсова, преподаватель ВУЗа, член московского отделения Союза журналистов России и международного Союза славянских журналистов, дипломант ежегодного конкурса «Страницы семейной славы» в 2012, 2013, 2014 г.г.

Посвящается юной медсестре Назаровой Валентине Степановне и другим медицинским работникам блокадного Ленинграда, совершавшим ежедневный подвиг во имя жизни.

фото из архива Назаровой В.С. и музея Обороны Ленинграда

Летом 1941 года ленинградцы еще не знали, какая им уготована судьба. Валентина Степановна Назарова, успешно закончив школу, поступила в Ленинградский горный институт им. Плеханова на металлургический факультет. Летом студенты всех институтов, как тогда было принято, оправлялись на производственную практику. Поехала и Валентина в город Мончегорск осваивать металлургическое производство. Война застала студентов в дороге. В город прибыли рано утром. Здесь уже началась мобилизация на фронт. «На вокзале мы увидели много мужчин с вещмешками, плачущих женщин, провожающих мужей, сыновей на фронт». О возвращении в Ленинград не было и речи: видимо, предполагалось, что война быстро закончится. Студенты начали работать на обогатительном комбинате «Североникель». По радио передавались неутешительные сводки с фронтов. Судьба страны в это время решалась под Москвой, немцы подошли к столице и стягивали для контрнаступления основные силы. Не менее ожесточённые бои шли и за Ленинград. Войска ленинградского фронта отступали, теряя одну позицию за другой. Город оказался в кольце вражеских фронтов. Началась 900 – дневная блокада.

Может быть, у советской стороны существовал план вывода войск и сдачи Ленинграда врагу без боя, чтобы спасти население и армию, например, как это сделал Париж и другие города Европы? Нет, такого плана быть не могло. Тем более, беря во внимание планы Гитлера, становилось ясно, что судьба населения города в случае капитуляции была бы не лучше его участи в условиях блокады.
Задача: «не допустить неприятеля в город, стоять до победного конца» была выполнена.

А в планы Гитлера входило полное истребление жителей Ленинграда. В директиве № 1601 от 22 сентября 1941 года «Будущее города Петербурга» говорилось: «Стереть город Ленинград с лица земли! В этой войне мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части населения».

Именно поэтому удар немецких войск был направлен не только против военнослужащих, но и против мирных жителей. Вот некоторые данные официальной статистики о гибели гражданского населения, представленные на Нюрнбергском процессе над фашистскими главарями: в январе - феврале 1942 года в городе умирали ежемесячно примерно 130 000 человек, в марте умерло 100 000 чел., в мае - 50 000 чел., в июле - 25 000 чел., в сентябре - 7000 чел. Снижение смертности произошло из-за того, что самые слабые: старики, дети, больные уже умерли. Всего же за первый, самый тяжёлый год блокады погибли приблизительно 780 000 человек. В битве за Ленинград воинов нашей армии, солдат и матросов погибло больше, чем в самых крупных сражениях Великой Отечественной войны: Сталинградской и Курской битве. Жертвы в Ленинградском сражении были непомерно велики: 2 млн.700 тысяч чел.

В ходе боёв 1941 года на Северо-Западном направлении противнику удалось быстро овладеть значительной частью Ленинградской области. 8 сентября 1941 года неприятель, захватив Шлиссельбург, перерезал последнюю сухопутную коммуникацию и блокировал Ленинград. Войска ленинградского фронта, артиллеристы кронштадтских фортов, моряки Балтийского флота, советские летчики самоотверженно сражались с артиллерией и авиацией врага. Совместными усилиями им удалось остановить противника на подступах к Ленинграду и удержать его на этих позициях до полного снятия блокады в январе 1944 года. К началу блокады в городе оставались три миллиона человек, в том числе около 400 тысяч детей, - их не успели эвакуировать.

Валентина Степановна вспоминает, что война приобретала всё более затяжной характер. И тогда стало ясно, что студентов надо скорее отправить в родной город: «Ленинград нас встретил кромешной темнотой. Не было света. Не было воды, не ходил транспорт. Строго соблюдалась светомаскировка. Было налажено дежурство на улицах, на крышах зданий дежурили женщины и подростки, они тушили «зажигалки» в ящиках с песком. Скульптуры в Летнем саду, на набережной Невы закладывались мешками с песком, закрывались специально сколоченными ящиками. Шпили Адмиралтейства, Петропавловской крепости, Исаакиевского собора и сами здания покрывались серой краской, чтобы не быть заметными с воздуха. И всё же немцы прекрасно знали расположение этих объектов, а также госпиталей, школ, детских домов, музеев, театров, заводов и уничтожали их в первую очередь».

Война заставила быстро повзрослеть целое поколение ленинградских детей и подростков. Поэт – блокадник Юрий Воронов, которому к началу войны было 13 лет, писал: « В блокадных днях / мы так и не узнали: / Меж юностью и детством / Где черта…/ Нам в сорок третьем выдали медали / И только в сорок пятом – паспорта».

Валентина Степановна рассказывает: - «Все студенты собрались в родном институте, было оживлённо: каждый хотел быть полезным в такой напряжённый момент для Родины. Юноши спешно уходили в ополчение, а девушки – на трудовые работы. В институте создавалось секретное спецподразделение из числа студентов и преподавателей по производству взрывчатых веществ и противотанковых мин». Валентина с подругами получила направление на строительство оборонительных сооружений. «Мы рыли лопатами и ломами окопы и противотанковые рвы под Гатчиной и Кингисепом, на себе возили плиты, впрягаясь в телеги, жили в шалашах, сооруженных наспех, питались чечевицей. Фашисты нас хорошо видели и бомбили с бреющего полёта. Первое боевое крещение я получила, когда затрещала пулемётная очередь, над головой пролетели пули. От неожиданности сковало всё тело, я не успела спрятаться в окопе, так и простояла, пока немецкие самолёты не улетели. Фашисты быстро занимали всё новые территории Ленинградской области. Рытьё окопов больше не потребовалось. Мы отступали в город вместе с войсками».

Первая массированная бомбежка Ленинграда была 8 сентября 1941 года. Завыла воздушная тревога, и сразу посыпались бомбы, прямо на глазах рушились госпитали, жилые дома. В этот день фашисты прорвали линию фронта и сомкнули кольцо вокруг Ленинграда. Началась самая длительная в истории войн блокада. Страшным был налет вражеских самолетов 19 сентября: они бомбили город 18 часов подряд. Для спасения людей из-под завалов разрушенных домов создавались народные дружины, в домах – группы самозащиты. При звуке тревоги жильцы дома бежали на крышу и тушили зажигательные бомбы. А потом ударили морозы, замерз водопровод. «Измученные и голодные, мы шли с бидонами и чайниками к Неве и к Фонтанке. В квартире было нестерпимо холодно. Мы ломали мебель, чтобы щепками вскипятить на кирпичах хотя бы кружку воды. А мучительный голод нечем было утолить». Валентина Степановна продолжает: «Трамваи уже не ходят. Люди, словно скелеты, неторопливо бредут по улицам: унылые, голодные, обтрепанные, и говорят только об одном - о еде. Нет подвоза продуктов. Дома не отапливаются. И бесконечные обстрелы. Люди умирают от истощения».

Валентина поступила на курсы медсестёр, учиться можно было без отрыва от работы на оборонительных объектах. После окончания учёбы получила удостоверение об окончании курсов, направление на работу и военный билет. Девушку направили в действующую армию в военный эвакогоспиталь, расположенный в здании дворца культуры им. Кирова на Васильевском острове. И началась борьба за жизнь: за свою и раненых бойцов. «Мы понимали, что наша главная задача - помочь фронту отстоять город, выходить раненых и победить врага». Девушка выхаживала раненых, сама чудом спаслась от смерти. Врачи и медицинский персонал работали сутками, не зная отдыха: на машинах - полуторках круглосуточно привозили раненных бойцов ленинградского фронта. Линия фронта проходила уже на окраинах города. Солдатам приходилось воевать в условиях блокады. Всю войну самоотверженно служил Отечеству хирург Фёдор Григорьевич Углов, проводивший тяжёлые операции при свете керосиновой лампы под бомбёжками и артобстрелами неприятеля. Академик прожил более ста лет, и всё это время неустанно работал.

Валентина Степановна продолжает: - «Когда силы совсем покидали, мы спали урывками, не раздеваясь. А раненых поступало всё больше и больше. Обстрелы и бомбёжки почти не прекращались. Мы поднимались на крышу госпиталя и сбрасывали на землю зажигательные бомбы, тушили пожары. Здания с красным крестом - госпитали, бомбили особенно часто. Госпиталь, как и всё в Ленинграде, не отапливался, не было света, операции делались при коптилках, если был керосин, а то и при свечах». Электростанция, несмотря на все ухищрения фашистов, уцелела. Когда в город подвозили топливо, тогда давали слабый свет, который был так необходим в операционной. Но это было ненадолго.

Кроме хлеба никаких продуктов не было, его выдавали раненым и медперсоналу по 250 гр. в день. Солдаты в промёрзших окопах получали до 500 граммов хлеба в сутки, и больше ничего. Но и хлеба в этом месиве было мало, он состоял из жмыхов и целлюлозы, от него болел желудок. Всю жизнь Валентина Семёновна помнила вкус ленинградского хлеба, его ни с чем не спутаешь. «Такого хлеба мне не приходилось есть больше нигде. Он был тяжел с горьковатым привкусом. Иногда к этому рациону добавляли соевое молоко». Истощенные, голодные, злые раненые не переставали требовать «добавочки», чаю, соли, воды, одеял, тепла. Но взять было негде. «Еды было мало, зато вшей много».

Рабочий день в госпитале был бесконечным: «С утра мне надо было растопить буржуйку, наносить горячей воды в операционную из титана. Наколоть длинных лучин, свернуть фитили - факелы для вечернего обхода. Поскольку окна были забиты и занавешены, в комнатах даже днем было темно. Я строгала лучинки и факелы и светила врачам. Из мужской нижней рубашки мне приспособили халат, а на голове марлевая косыночка. Иногда во время врачебных обходов я засыпала там же, в палатах, но меня тормошили и я светила дальше. Эти воспоминания не затмила последняя лампочка, погасшая в операционной. Когда отключили электричество, стала замерзать вода, но операции продолжались…»



Самой трудной была зима 1941 - 1942 г.г. «Новый 1942 год я встретила на больничной койке: заразилась инфекцией от умерших бойцов. Тогда я так мечтала о кусочке сахара, который бы таял во рту! Электричества не было, отопление тоже. В таких условиях к утру в палатах умирало до 35-40 чел. Хлеба в эти дни давали всем по 125 грамм. Санитары теряли способность носить раненых. Начали умирать санитары, за ними медсестры, потом и врачи. Началась дистрофия, голодные поносы и обмороки».
Валентине Степановне вспоминается встреча матери и дочери, такой же медсестры, как и она сама. «Голодная женщина, ежедневно проделывая длинный и трудный путь, навещала дочь и приносила ей суп из столярного клея. Потом она прокалывала себе палец и давала свою кровь дочери. Но и это не спасло девушку, вскоре девушка умерла».

Но были и радостные моменты: по большим праздникам по «Дороге жизни» привозили больше продуктов. Так 1 мая 1942 года население получило царский подарок: сахар - 200 гр., селедка - 200 гр., чай - 25 гр., крупа - 200 гр., водка – 250 гр., пиво - 0,5 л., сухофрукты - 150 гр. Дети вместо спиртного получили по 50 гр. какао с молоком. Хлеба в этот день всем давали по 300 граммов, а заводским рабочим и солдатам - по 500. Все знали, что доставка даже этих продуктов по «Дороге жизни» стоит неимоверных усилий, но людям от этого не легче, умирать никому не хотелось. Когда лёд на Ладожском озере окреп, рацион питания улучшился. «В госпитале утром давали немного черных макарон, кусочек сахара и 50 г хлеба. В обед - суп из воды с какими-то листьями, на второе - каша, иногда кусочек мяса и 100 г хлеба. А в ужин снова чёрные макароны или каша и 100 г хлеба. Был горячий кипяток, без сахара. Рацион более, чем скромный. Но по сравнению с тем, как ежедневно питается гражданское население, это терпимо».

Нестерпимый голод в осаждённом городе заставил самых слабых духом перейти границу человеческого: «участились случаи продажи человеческого мяса. О том, что едят собак, кошек, говорили совершенно открыто, лаборантка съела 12 подопытных крыс, кто-то съел подопытных морских свинок…». Но вот поразительно: семена селекционных злаковых культур, собранных задолго до войны академиком Н. И. Вавиловым, умирающие с голоду сотрудники института растениеводства, сумели сохранить.

А Валентина Степановна продолжает: «В госпитале было темно, холодно и грязно. Воды мало. Вместо чая давали кипяток. А больные все прибывали и прибывали с фронта: истощенные, отечные, голодные. Больных в отделении было больше, чем надо. Лежали в коридорах, на носилках, на полу. И только три коптилки, вот и весь свет. Пищу раздавали в темноте, ели тоже в темноте. Медсёстры от голода вялые, одетые в большое количество одежды, валенки, варежки, которые не спасали от холода. Больные стонали, звали, они лежали в своих собственных испражнениях. Мы подмывали их, стирали в холодной воде бинты, грязные кальсоны».

В обязанности медицинского персонала входило многое: нужно было мыть полы, на это уходила почти вся ночь, топить печку, иногда разрешали мыть посуду, тогда можно было вылизать котёл, в котором готовили еду для раненых. «Однажды я упала в обморок, меня во время заметили, отнесли в палату и несколько дней усиленно подкармливали. Домой после этого я уже не возвращалась - там было холодно, не было света. Но не только голод «косил» ленинградцев. Весной 1942 года началась эпидемия брюшного тифа, а затем и сыпного. Не избежал этой заразы и наш госпиталь. Простыни и бинты приходилось всё время стирать. Но и холодной воды не хватало, ледяную воду кадушками на машине или на санках привозили с реки Невы. Много сил уходило на борьбу с разными паразитами, которые от грязи быстро размножались. Контуженые бойцы по ночам «ходили в атаку», раненые кричали. Но как облегчить их страдания, если не хватало инструментов, лекарств, перевязочных материалов? Умерших складывали штабелями в коридоре, потом переносили в сарай, поскольку похоронить в мёрзлую землю было невозможно. А весной рыли братские могилы». В худшем положении было гражданское население: умерших родственников на кладбище везли без гробов, привязывали их к саночкам, складывали прямо на снег, так как некому было копать могилы.
«Во время бомбёжек мы выносили тяжелораненых на носилках на улицу или в подвал, кто мог, ползли сами. Но чаще это не удавалось, бойцы получали вторичное ранение. Многие погибали». За время блокады, по официальным данным, на городские лечебные учреждения было совершено не менее 140 артиллерийских и авиационных нападений, что привело к потере более 11 тысяч больничных коек, на военные госпитали было совершено 427 нападений, в результате чего было потеряно более 26 тысяч человек, кроме того, тысячи раненых и контуженых.

«В дни затишья мы перечитывали бойцам их старые письма с «большой земли», с которой связи подолгу не было. Говорили о сражениях на передовой, мечтали об открытии Второго фронта, о победе, в которой никто не сомневался. Однажды мне удалось выбраться из госпиталя, пешком добраться до музыкального театра и послушать «Баядеру». Зрители не раздевались, было холодно так же, как и на улице. Начался обстрел, но представление продолжалось, никто из зрителей и артистов, одетых в лёгкие театральные костюмы, не покинули театр». Все спектакли тогда шли в уцелевшем от обстрелов Драматическом театре им. Пушкина, сюда же перебрался и театр музыкальной комедии, поскольку все остальные театры были разрушены.
А 8 марта 1942 года удалось отметить женский праздник: все свободные от дежурства разложили на столе кусочки хлеба и запивали его кипятком. Мечтали о том, что по-настоящему удастся отметить праздник после войны, которая скоро закончится. «Я, в прошлом спортсменка, решила развеселить компанию и хотела встать в стойку на руках. Когда – то я была призёром института по спортивной гимнастике. Но развеселить не получилось, сил не хватило, и я упала. Ну что же, после войны обязательно получится, - пообещала я».

Валентина Степановна вспоминает радостное событие: «В марте 1942 года госпиталь впервые с начала войны получил разрешение вымыть бойцов. Но оказалось, что это не по нашим силам. Раненых приходилось перетаскивать к моечному отделению, раздевать, мыть, снова одевать и транспортировать на койку. Теряли сознание раненые, теряли сознание и медсёстры». Было и другое счастливое событие: ленинский субботник 22 апреля 1942 года. «Представьте себе блокадный Ленинград - воды нет, канализации нет, света нет. Блокадная зима прошла, но сколько нечистот появилось на улицах после таяния снега! Все, кто мог сделать хоть шаг, вышли на субботник. А потом по радио сообщили: «город наш умылся».
Какие же силы надо было приложить еле движущимся мумиям, чтобы очистить улицы! Голодные женщины, подростки сумели привести в порядок родной город. И в этом есть героизм. С первым теплом стала пробиваться травка в садах, на улицах и на траншеях, пошли трамваи, открывались магазины. Жизнь продолжалась! Дожить бы только до победы!

Валентина, живя в блокадном Ленинграде, ничего не знала о судьбе своих близких. Её родители перед войной работали в Москве, вестей от них не было. А сил оставалось всё меньше. «И наступил момент, когда выполнять работу я уже не могла. И тогда меня демобилизовали по болезни – дистрофия. В командировочном удостоверении отмечалось, что я честно и добросовестно выполнила задание Наркомздрава РСФСР. Мне выдали военный билет, сто шестьдесят семь рублей, карточку вещевого снабжения, аттестат продовольственного снабжения, по которому полагалось 600 граммов хлеба и 20 гр. сахара. Я стала готовиться к эвакуации».

С подругами Ниной и Верой Валентина выехала по «Дороге жизни» по Ладожскому озеру. «Перед самым отъездом, ухаживая за больными, я заболела: заразилась сыпным тифом. Как мне удалось выжить, не знаю, но хорошо помню, как истощённая и больная я ехала через Ладожское озеро. На бреющем полёте немецкие самолёты обстреливали машины, где в открытых кузовах грузовиков, тесно прижавшись друг к другу, сидели люди. Лёд в марте месяце уже начал подтаивать, от вражеских бомбёжек растрескался, машины тонули. Из каждых ста машин добирались до места назначения только двадцать. Перед нами шла машина, в которой мать прикрывала собой детей. Неожиданно машина пошла под лёд. Мать, прижимая к себе дочь, успела выбросить мальчика лет трёх на лёд. Больше никому спастись не удалось. Мокрого, продрогшего ребёнка мы подобрали и посадили в нашу машину, а потом отправили с другими детьми в детский дом. Мальчика звали Всеволод Касьянов. Поразительно, но через много лет мы встретились с ним, выжившим благодаря жертвенному подвигу своей матери».
А потом эвакуированных сажали в товарные вагоны и везли на Волгу, в Казахстан, в Сибирь. Перед посадкой блокадников хорошо кормили, только после обеда из сухарей, сгущёнки и каши становилось плохо, и не все смогли продолжить путь. В поездах люди умирали, на остановках их выносили из вагонов. «Вагоны были переполнены, мы сидели на полу, тесно прижавшись друг к другу. К еде привыкалось трудно. Первая еда запомнилась на всю жизнь – это была мороженая луковица».

Но куда ехать дальше? Подруги решили, что будут вместе искать родителей Валентины. Отец до войны работал горным инженером. Предприятия из столицы были переведены. Вот только куда? И подруги решили начать поиск с Новосибирска. Там родителей не оказалось. Поехали у Усть – Каменногорск - в Казахстан, где до войны отец не раз бывал в командировках. Но и здесь поиски не увенчались успехом. Уставшие девушки присели на скамейку в скверике. Почему – то захотелось мужчину солидной внешности расспросить, не знает ли он Степана Ивановича Назарова. Поразительно, но прохожий хорошо знал Назарова С. И. И даже работал с ним вместе. Незнакомец позвонил по телефону и сообщил отцу о приезде дочери, а потом повёл девушек к себе домой и накормил досыта, да так, что они потом расплачивались желудочными болями. Пароходом по Иртышу он отправил девушек к месту назначения. Оправившись от трудного пути, Валентина устроилась работать в шлиховую лабораторию на прииске Тарын. С благодарностью вспоминает Валентина Степановна незнакомца. «С тех пор, часто бывая в командировках в Казахстане, я всегда прихожу в сквер «Джамбул», чтобы вспомнить того человека и поблагодарить судьбу за эту встречу».

После снятия блокады в январе 1944 года Валентина получила разрешение на въезд в родной Ленинград для дальнейшей учёбы в институте. Ехала через Москву. Москва быстро отстраивалась, здесь уже не было руин, радостные люди праздновали приближение победы. И девушка решила поступить в московский институт цветных металлов им. М.И.Калинина на экономический факультет. А потом начались проблемы со здоровьем, врачебная комиссия признала Назарову В. С. недееспособной, ей нельзя было ходить, противопоказана всякая физическая работа. Другая бы сложила руки, но только не Валентина Степановна. Наоборот, она стала много двигаться, хорошо училась, успешно изучала экономику. И получила направление на работу на завод полиметаллов, где многие годы работала в металлургической лаборатории. Здесь её нашла юбилейная медаль, посвящённая 20 – летию победы в Великой Отечественной войне.



Долгие годы блокадники мало общались между собой, говорить о блокаде тогда было не принято, не поощрялось. И только в 1990 году группа энтузиастов создала «московскую ассоциацию ленинградских блокадников», председателем которой стал подполковник Всеволод Викторович Касьянов. Тот самый замерзающий ребёнок, которого мать выбросила из тонущей машины на лёд Ладожского озера.

Блокадники ежегодно отмечают два главных для них праздника: день памяти начала блокады 8 сентября 1941 года и её окончания 27 января 1944 года. На встречи московских блокадников съезжались дорогие гости - блокадники: телеведущая Валентина Леонтьева, актриса Любовь Соколова, известный советский поэт Юрий Воронов. Он проникновенно читал: «Мне кажется:/Когда гремят салюты,/Погибшие блокадники/Встают./ Они к Неве по улицам идут,/Как все живые,/Только не поют./Не потому,/Что с нами не хотят,/А потому, что мёртвые/Молчат./Мы их не слышим,/Мы не видим их,/Но мёртвые/Всегда среди живых./Идут и смотрят./Будто ждут ответ:/Ты этой жизни стоишь,/Или нет?»
На встречах часто бывал и замечательный поэт, танкист, который в боях за Ленинград горел в танке - Сергей Орлов. Это ему принадлежат проникновенные строки: «Его зарыли в шар земной, /А был он лишь солдат,/ Всего, друзья, солдат простой,/Без званий и наград./…Давным - давно окончен бой./Руками всех друзей/Положен парень в шар земной, /Как будто в Мавзолей…».

В. С. Назарова прожила большую и интересную жизнь – 90 лет. Недавно её не стало. С гордостью она показывала друзьям и знакомым дорогие её сердце правительственные награды: Орден «Отечественной войны» II степени, медали: «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», медаль имени Жукова, «Ветеран труда», «Ветеран атомной энергетики и промышленности», почётный знак «Житель блокадного Ленинграда».

Пережитые страдания блокадникам тяжело вспоминать, но и забыть невозможно. Несмотря на тяжёлые переживания, ленинградцы остаются доброжелательными, отзывчивыми людьми, они не перестают верить в лучшее будущее для России, как когда - то верили в Победу над врагом. И никто их них тогда не сомневался, что «враг будет разбит, победа будет за нами». Они жили надеждами, что прорыв блокады - это дело нескольких дней... И только вера в Победу помогла им выстоять и выдержать испытания длиною в 900 дней. Окончательно снять постоянную угрозу обстрелов и справиться с голодом могло только освобождение от вражеской блокады. И этот час настал! 27 января 1944 года в городе – герое Ленинграде был произведён салют в честь полного освобождения Ленинграда. В январе 2014 года наша страна отметила 70- летний юбилей этой исторической даты.

Записано со слов Назаровой Валентины Степановны.